Джабарлы Джафар. Алмас

   Автиль. Оставь, говорю тебе, ее! Пусть идет учиться!
   Бала-Рза. Отстань, говорю! Клянусь богом, всех перебью к черту!
   Ссорятся и уходят. Входит Барат со стариком Аллаверды.
   Барат. Да, подумайте хорошенько. Оставь ребенка, пожалуйста.
   Аллаверды. Я ее породил или ты? Я породил или ты?
   Барат. Она моя сестра или нет?
   Аллаверды. Убирайся ты к черту! Отстань, говорю!
   Барат. Я не хочу, чтобы моя сестра оставалась темной.
   Аллаверды. Не отстанешь? Не отстанешь?
   Барат. Нет.
   Аллаверды. Нет? Так на тебе. (Бьет Барата по щеке). Уйди, говорю!
   Барат. Не расходись, старик! Ты же мой отец. Оставь ребенка. Это все делают люди, которые свой карман защищают. И исподтишка других настраивают... Что вы, товарищи, делаете? Мужской колхоз развалили. Женский колхоз развалили. А теперь до училища добрались? Уводите своих детей оттуда?
   Ш а р и ф. Это она, гулящая и негодная женщина, наше прекрасное училище развалила!
   Барат. Училище вы развалили!
   Ш а р и ф. Слава богу, весь народ видит.
   И б а т. Пускай все скажут. Раз в училище учительница ребенка без мужа родила, то в такое училище нельзя пускать детей.
   Толпа. Такая учительница нам не нужна!!!
   Барат. Вы врете!
   Ибат. Кто врет - собачий сын, и кто не верит тоже.
   Барат. Я завтра в комиссии от вас буду требовать доказательств!
   Ш а р и ф. Доказательства у меня. Все фактологически и документологически. Честь-честью!
   Фатманса. Да что вы языком вертите и крутите? Кто всех детей в селении принимает? Я или не я? Спросите меня, и я вам скажу. Ребенка приняла я. Ночью Наз-Ханум пришла ко мне и вызвала меня к своей дочери. Я пошла и приняла у нее ребенка. Зачем же тут прятать и скрывать? Тут дело ясное.
   В это время Алмас выходит к толпе.
   Ал мае. Крестьяне! Товарищи! Вы им не верьте! Подождите, я вам все расскажу...
   Фатманса. Не надо! Мы все лучше тебя знаем. Сама своими глазами видела!
   Ш а р и ф. В газете все написано!
   Алмас. Товарищи, советское правительство...
   Гаджи-Ахмед. Как ты советское правительство ругаешь?! Не смей правительство наше трогать!
   Алмас. Товарищи, правительство...
   Гаджи-Ахмед. Правительство не трогай. Мы не допустим, чтобы ты наше правительство ругала!
   Алмас. Товарищи, дайте мне сказать!
   Ш а р и ф. Не надо! Не допустим, чтобы ты при нас говорила против советской власти! Товарищи, мы все слышали!..
   Бала-Оглан. Товарищи, товарищи! Расходитесь! Не шумите! Из города приехала комиссия и прокурор.
   Ш а р и ф. Очень хорошо! Вовремя. Пускай придут и посмотрят, какую учительницу нам прислали. Разрушила прекрасное училище! Пускай придут и собственными глазами убедятся. Вот она, гулящая контра!
   Алмас, пораженная, прислонившись к стене, неподвижно стоит. Все быстро расходятся.
   АКТ ПЯТЫЙ
   КАРТИНА 6-я
   Комната Алмас. Поздний вечер. В комнате горит лампа. Время от времени слышны раскаты грома. В окно виден дождь, сверканье молний.
   Алмас за столом, пишет. Плачет ребенок. Алмас встает и подходит к ребенку.
   Алмас. Нет, нет, плакать нельзя... Голодная? Ой ты, бедненькая! Ну постой, постой! Я сейчас тебя супом кормить буду. (Укрывает ребенка и садится около него).
   Раздается стук.
   Алмас. Кто там?
   Барат. Алмас-ханум, это я, Барат.
   Алмас уходит и возвращается с Баратом.
   Алмас. Ну, что слышно, Барат?
   Барат. Комиссия приняла требование крестьян.
   Алмас. Требование-снять меня со службы и арестовать?
   Барат. Нет, требование открытого разбора дела. С завтрашнего дня заседания будут открытые.
   Алмас. Тебя допрашивали?
   Барат. Нас всех. У меня спрашивали такие вещи, что я совершенно растерялся.
   Алмас. Испугался?
   Барат. Испугаться-то не испугался... За последние дни ты похудела, Алмас, побледнела.
   Алмас. Положение мое слишком тяжелое, Барат. И ночами не сплю, все думаю, но выхода не нахожу.
   Барат. Ты держись крепче, Алмас. Мы все тебя будем защищать.
   Алмас. Барат, ответь мне: если бы жизнь двух людей зависела от одного твоего слова, то что бы ты сделал?
   Барат. Смотря каких людей.
   Алмас. Таких, просто невиновных, несчастных людей...
   Барат. Ну, конечно, я бы сделал так, чтобы они жили.
   Алмас. Но их жизнь должна быть смертью для меня. Да и не для меня одной. Она очернит всю мою работу все, что я делаю, к чему я стремлюсь. Понимаешь?
   Бара т. Что-то не особенно понял, Алмас.
   Алмас. Сейчас я, Барат, между двух огней. Или я должна предать смерти двух совершенно невинных людей-или в глазах всех навсегда должна запятнать себя, свое имя. Понимаешь, Барат? Или они должны умереть, или я. Или они должны жить, или я. Понимаешь? Я как-то собраться с мыслями не могу. Дай мне совет, Барат.
   Барат. Алмас-ханум, мы должны стремиться все их сплетни раскрыть.
   Алмас. Нет. Не раскроете. По-видимому, сами обстоятельства им помогают. У меня руки связаны. Я должна молчать. Положение тяжелое, Барат, тяжелое!
   Барат. Ты, Алмас-ханум, не бойся! Давеча я сам боялся. А теперь у меня страх прошел. Мы их обвинять будем.
   Алмас. В чем?
   Барат. Они ведь явную ложь говорят. Говорят, что между нами что-то было.
   Алмас. Значит, они и тебя запутать хотят?
   Барат. Ну да. И что будто бы даже у нас ребенок родился.
   Алмас (с возрастающим волнением). У нас ребенок?
   Барат. Да. И вот завтра мы все потребуем, пускай они это докажут. Пусть покажут ребенка. У них же в руках доказательств нет
   Алмас (почти со стоном). У них в руках... доказательства есть.
   Барат. Есть? Что есть?
   Алмас. Есть.
   Барат. Да что есть? Где есть?
   Алмас (указывает на ребенка). Вот их доказательства.
   Барат (вдруг в страхе отскакивает). Как? Значит, действительно ребенок есть?
   Алмас. Видишь, что есть.
   Барат. Все пропало! Всех нас под суд отдадут.
   Алмас. Почему же тебя, Барат?
   Барат. Теперь они докажут, что ребенок наш. Кто же после этого нам поверит?
   Алмас. Барат, и ты веришь, что ребенок мой?
   Барат. Ну, а чей же?
   Ал мае. Нет, нет! Этого я не могу сказать, Барат, не могу! Это смерть для двух совершенно невинных людей. Понимаешь?
   Барат. Да спросят же тебя, чей ребенок? И ты должна будешь ответить, или они все полностью докажут.
   В это время открывается двгрь, с большой осторожностью входит Шариф.
   Шариф (улыбаясь). Можно войти?
   Никто не отвечает.
   (Входит и говорит двусмысленно). Не помешал?..
   Ал мае. Что вам надо?
   Шариф. Я секретарь совета и принес вам бумагу от председателя сельсовета.
   Молчание.
   Имею и другое поручение.
   А л м а с. Говорите.
   Шариф. Мне приказано сказать наедине.
   А л м а с. Я ничего тайного от Барата не делаю.
   Шариф. Это и нам, и прибывшей комиссии также фактологически и документологически известно. Я могу говорить с вами только наедине. По этому поводу у меня фактологические и документологические бумаги имеются.
   Барат. Я пошел, Алмас-ханум.
   Алмас. Барат, не уходите.
   Барат. Я потом приду.
   Шариф. Так, так.
   Молчание.
   Вы на меня, Алмас-ханум, кажется, немного обижены?
   Молчание.
   Что же делать? Так вышло... Я очень жалею...
   Молчание.
   Завтра комиссия вызывает вас на открытое заседание для разбора дела.
   Алмас. Никого в деревне не нашли больше послать?
   Шариф. Алмас-ханум, завтра комиссия вызывает нас на заседание. Ваше положение очень тяжелое. Вы это знаете. Я не присяжный, но не хуже всякого присяжного знаю. У вас никакого выхода нет. Я вам обвинительный акт фактологически и документологически могу прочесть. (Читает отрывок). "Учительница Алмас-хаНУМ... так... так... так... собрав вокруг себя неопытную молодежь деревни, занималась кутежами, безнравственностью и развратом. Учениц своих заставляла голыми танцевать перед своими друзьями. Критикующих ее действия она старалась оклеветать, и наконец рождение незаконного ребенка вывело крестьян из терпения и послужило причиной увода из училища детей и фактологического закрытия училища". Так или не так?
   Алмас. Вам лучше знать.
   Ш а р и ф. Знаете, Алмас-ханум, правильно это или неправильно, но доказать обратное вы не сможете. На все это имеются фактологические и документологические доказательства и свидетели.
   А л м а с. Что вы теперь от меня хотите?
   Шариф. Алмас-ханум, я хочу помочь вам.
   А л м а с (с иронией). Очень тронута.
   Шариф. Алмас-ханум, ты все-таки наша, не чужая. И я тебя больше жизни люблю! Ты учительница, начинай опять учить детей. А что касается вопроса "Зарница" в селе, мечети и так далее, то это все ты пока оставь в стороне. И мы все будем тебе помогать. Пожалуйста, пускай деревня растет. Никто против ничего не имеет.
   Ал мае. Значит, камень снизу и камень сверху?
   Шариф. Ну, да.
   Алмас (с горькой улыбкой). Ну, хорошо. А если не соглашусь, что мне будет?
   Шариф. Что будет? (Протягивает ей бумагу). Вот... Ей-богу, Алмас-ханум, я тут ни при чем. Сами крестьяне требуют. Вот здесь четыреста крестьян подписались.
   А л м а с. Четыреста крестьян? И все против меня?.. За что?.. Значит, я во вред им работала?.. Ах жизнь, жизнь! Ценнее урока быть не может. Те крестьяне, от которых мы ждали помощи...
   Шариф. Алмас-ханум! Ведь крестьяне-это все равно что бараны. Один с горы бросается-все за ним. А в деревне у нас три или четыре человека скажут, то и будет. Тридцать родственников у одного, тридцать - у другого, и тридцать - у третьего. Это что? И у каждого по пяти друзей. Вот вам пятьсот!
   Алмас. Значит, если я не соглашусь, борьба будет продолжаться?
   Шариф. Тогда мы будем знать, как нам поступить. Вот эти газеты, эти статьи и эти бумаги все фактологически и документологически показывают. И если вы еще не потеряли способность думать, то хорошенько подумайте, а потом ответьте.
   Ал мае. Если так, то на тебе! (Вырывает бумагу из его рук и бросает ему в лицо). Так и скажи товарищам своим: борьба продолжается!
   Шариф. Гм... (С горькой усмешкой). Если уксус слишком крепок, то свою бутылку разрывает. (Уходит).
   Алмас за ним запирает дверь на замок. Через некоторое время подходит к окну. Гремит гром, и в окно аидно, как сверкают молнии. От ветра стучат ставни окон. Крупные капли дождя с силой ударяют по стеклам. Слышен тихий стук в дверь.
   Алмас. Кто?
   Не отвечают, но продолжают стучать.
   Алмас (подходя к двери). Кто?
   Опять не отвечают, и опять стучат в дверь.
   Алмас. Кто? Отвечай!
   Голос (тихо). Я...
   Алмас (очень осторожно открывает дверь, смотрит). Яхши! Ты?
   Яхши. Я.
   Алмас. Войди, никого нет.
   Яхши входит.
   Ты что пришла почти раздетая в такой дождь и грозу? Простудишься.
   Яхши. Муж спал. Я встала с постели. Ибат еще не вернулся. Приезжее начальство его вызвало.
   Алмас (передает ей ребенка). Молоко кончилось.
   Яхши (берет ребенка, плача кормит). Разве бог это потерпит? Сердце болит за ребенка! Вечером сидела одиноко в комнате и начала качать пустую золовкину люльку.
   Ал м а с. Бедненькая! Как будто сто лет не ела.
   Яхши. Я слышала, завтра тебя на суд вызывают. Принесла коран из мечети, открыла и положила его себе на голову. Хожу по комнате с кораном на голове и молю бога, чтобы он тебе помог. Потому что ты всем нуждающимся помогаешь... Ну, пойду. Проснется проклятый ... (Передает ребенка Алмас).
   Алмас, колеблясь, берет его.
   (Направляется к двери). Алмас-ханум, просила я бога, чтобы он мне помог услужить тебе за твое добро. Прощай! (Медленно отходит от двери).
   Вдруг Алмас очень нерешительным голосом зовет ее.
   Алмас. Яхши, я хочу тебе сказать... Я хотела тебе сказать... Если возможно... Ей-богу, Яхши, мне невозможно... Может быть, ты ребенка возьмешь с собой?..
   Яхши (в отчаянии). Взять?! Взять?! Куда взять?.. (Растерянно стоит на одном месте).
   Алмас. Яхши, завтра меня вызовут на разбор дела. Если я не скажу, что ребенок твой, то все свалится на меня.
   Яхши (берет ребенка и не знает, что делать). Что же мне делать?
   Алмас. Яхши, ты меня не обвиняй. Если бы дело зависело только от меня, я бы на свою смерть согласилась, а тебя не выдала. Но сейчас положение такое, что я завишу не только от себя. Если я выйду с ребенком на сход, то все мое дело провалится. Понимаешь? Ребенок будет козырем в руках всех темных сил для обмана несознательных крестьян. Понимаешь?
   Яхши (ничего не понимая, машинально подтверждает). Понимаю.
   Алмас. Поверь, Яхши, что я вынуждена. Другого выхода у меня больше нет. Они воспользуются этим ребенком. Понимаешь?
   Яхши (сама не сознавая, качает головой). Понимаю. (Идет, сама не зная, куда).
   Алмас. На! Прикройся шалью моей. А то дождь. Пусть пройдет несколько дней. Потом принесешь. Я опять возьму его. Возьму и отправлю в город, в приют, понимаешь?
   Яхши (как бы спрашивая самого себя). Боже! Кудь я ее теперь дену?..
   При выходе шаль спадает с плеч Яхши на пол. Она, не заметив этого, уходит. Алмас берет шаль, выходит за ней. Спустя некоторое время она возвращается одна, закрывает дверь, подходит к окну Смотрит. Затем садится к столу и начинает писать, но писать не может. Чем дальше, тем гром становится сильнее. Дождь бьет в стекла, сверкает молния. Алмас не может писать и, вздрогнув от грома, поднимается и вновь подходит к окну. В это время со двора слышен голос.
   А в т и л ь. (зовет) Алмас-ханум!.. Алмас-ханум!..
   Алмас. Кто?
   А в т и л ь. Я, Автиль!
   Алмас открывает дверь.
   Автиль. Приехал из города кто-то, ищет тебя. Вот его вещи.
   Алмас. Гроза усиливается.
   Автиль. Такой поток, что глаз не откроешь. Дождь, как из ведра, льет.
   Алмас (с волнением). Куда пойдет бедняга в такую страшную погоду?..
   Автиль. Кто?.. Он сейчас на лошади сюда приедет. Линейка застряла в грязи.
   Алмас. Что будет делать в такую ночь?..
   Автиль. На повороте кто-то в белом платье застоял в грязи, ветер сбил ее с ног.
   Алмас (в сильном волнении). Не могла идти? Упала?
   В это время сверкает молния и на мгновение освещает всю площадь. Алмас с диким криком: "Ой, она упадет!" хочет выбежать.
   Автиль. Алмас-ханум!.. Алмас-ханум!.. Что с вами? Да вы успокойтесь. Я сейчас сам за ней сбегаю. (Убегает
   Алмас. (вне себя, как будто в бреду). Одна... Нет! Это преступление. Я не соглашусь! Я не допущу! (Быстро убегает из комнаты).
   Через некоторое время в комнату входят Автиль и Фуад. Фуад в промокшем плаще.
   Фуад. Ты ей сообщил о моем приезде?
   Автиль. Да, да. Передал. Она очень беспокоилась.
   Фулд (многозначительно). Беспокоилась? По-видимому, она догадалась, что это я.
   Автиль. Собственно говоря, она как-то того... была вне себя... Она как-то вот так... (Старается дополнить слова жестами). Вот так, как будто в бреду... Я никогда ее такой не видал.
   Фуад (внимательно смотрит на прикрепленную к стене фотографию). Это, кажется, тот самый и есть? (Обращается к Автилю). Простите, дядя, вы этого человека знаете?
   Автиль. Знаю. Он, кажется, друг или родственник Алмас. Последнее время часто приезжает к ней.
   Фуад. Как? Часто приезжает?
   Автиль. Некоторое время даже жил у нее. И теперь, как приезжает, останавливается у нее.
   Фуад. Ага! Дело проясняется.
   Автиль. Подожди, я посмотрю, куда она пошла. (Хочет уйти).
   И это время Алмас с ребенком па руках входит в комнату и, замечая присутствие людей в комнате, вздрагивает. Прислоняется к стене. Узнав Фуада, бросается к нему с неудержимой радостью.
   Алмас. Фуад! Милый! Это ты?.. Как хорошо, что ты приехал! (Хочет поцеловать его. Вдруг останавливается и возвращается назад). Подожди. Я сейчас ребенка уложу. Я хочу тебя крепко-крепко поцеловать! Я соскучилась по тебе! (Укладывает ребенка). Сейчас я, Фауд, в очень тяжелом положении. Хорошо, что ты приехал. Здесь на меня восстала темная среда. Вот на столе лежит письмо. Я тебе все написала. Я сейчас так нуждаюсь в твоей помощи! (Смотря на ребенка). Ой, бедняга, как посинел!.. Знаешь, Фуад, я сейчас его из пропасти, из объятий смерти вырвала... Ну, пока ты спи. (Радостно бросается к Фуаду). Фуад! Милый! Как хорошо, что в такую тяжелую минуту ты приехал ко мне! (Хочет обнять Фуада).
   Фуад (отстраняя ее руки, холодно). Подожди, Алмас.
   Алмас в недоумении; потом замечает Автиля, вновь радостно воодушевляется.
   Алмас. Ага! Ничего, Фуад. Дядя Автиль-свой человек. Он очень хороший. Он мне - как отец родной. Он знает, что я соскучилась по тебе!
   Автиль. Дочка! Я потом приду. (Хочет уйти).
   Ал мае. Дядя Автиль, он мой жених. Он нам теперь поможет.
   Автиль (уходя). Дай бог, дочка, дай бог. (Уходит).
   Алмас (возбужденно). Фуад, милый! Если бы ты знал, как я много здесь пережила без тебя! (Опять хочет его обнять. Но Фуад опять резким движением отстраняет ее руку).
   Фуад. Подожди. Мне надо прежде поговорить с тобой.
   Алмас. Фуад, что с тобой? Может быть, ты сердишься на меня за то, что я раздетая вышла?
   Фуад. Ты сама хорошо должна знать, что со мной. Если бы ты хорошо себя здесь вела...
   Алмас (вновь с радостью). Фуад! Я сейчас в таком положении, что думать об этом некогда. Сейчас самый разгар борьбы. Понимаешь? Борьба не на жизнь, а на смерть! Но теперь ты со мной, и ты меня защитишь. А ты бы видел тогда, когда... (Забывается и опять хочет обнять его).
   Фуад (еще резче отталкивает ее). Постой, говорю тебе! Не притворяйся непонимающей. Ты должна мне ответить.
   Алмас (совершенно растерянная, останавливается и смотрит на него). Фуад, в чем дело?
   Фуад. В чем?.. Ответа хочу от тебя. Чей это ребенок?
   Алмас (в сильном волнении). Ребенок? Ага! Значит, так? Значит, и ты так?..
   Фуад (передразнивая ее). Так... так... так! Я тебя спрашиваю, чей это ребенок?
   Алмас постепенно берет себя в руки, застегивает пуговицу блузки, поправляет волосы, с легкой улыбкой смотрит на Фуада и говорит спокойным, но внутренне очень напряженным голосом.
   Алмас. Ребенок - мой.
   Фуад. Твой?! А кто его отец?
   Алмас. Это не ваше дело.
   Фуад. Алмас, очнись, открой глаза и посмотри на меня хорошенько. Ты меня узнаешь?
   Алмас. Я вас хорошо знаю. Вас зовут Фуадом.
   Фуад. Этого мало.
   Алмас (еще напряженнее). Вы - мой жених.
   Ф у а д. Я требую от тебя ответ! Чей ребенок?
   Алмас (еще нервнее). Ребенок мой.
   Фуад. Кто его отец?
   Алмас. Это не ваше дело.
   Фуад, Алмас, ты в уме?! Ты же моя, Алмас, моя! Ты должна принадлежать только мне!
   Алмас. Я никогда не принадлежала тебе и не буду принадлежать. Я свободная женщина!
   Фуад. Ты же моя невеста!
   Алмас. Невеста? Нет! (Снимает с пальца кольцо и бросает на стол).
   Молчание.
   Фуад. Алмас! Алмас! Где же те дни, когда ты всю вселенную призывала в свидетели и клялась мне, что больше всех на свете любишь меня?
   Алмас. Я и теперь могу поклясться, что в моих словах была только правда.
   Ф у а д. Клянешься? Клянись, Алмас, родная моя девочка!
   Ал мае. В одинокие ночи, когда слезы мне горло сжимали, я думала, что приедет Фуад и с радостной улыбкой, хлопая по плечу, скажет мне: "Молодец, Алмас!" и будет ласкать меня. За одно твое ласковое слово я бросилась бы в огонь. А ты с какими вопросами явился? Ты так-же, как и кулачье, набросился на меня с этим несчастным ребенком вместо помощи в моем трудном и серьезном положении. Ты-обыватель, мещанин, со своими узкими и шкурными интересами. Тебя я звала на помощь!
   Фуад. Ты бредишь, Алмас?.. Ты пойми, что между девушкой и женщиной есть грань. Перейти ее - значит разрушить счастье семьи. Как же это случилось, Алмас? Ведь ты была девушкой, которая от слов любви краснела и от шуток плакала.
   Алмас. А говорят, любящий человек все может простить.
   Фуад. Что скажут люди? Ведь шила в мешке не утаишь... Нет, ребенка я тебе не могу простить!
   Алмас. Не можешь простить? (Вынимает из ящика стола письмо и протягивает Фуаду). Фуад! А это что такое?
   Фуад. Это... это...
   Алмас. Да, это твое письмо с признанием, что ты платишь алименты.
   Фуад. Но, Алмас, это ведь молодость. Это дело случайное. Ну, случилось...
   Алмас. Случайно случилось? Почему для тебя могут быть случайные дела, а для меня не могут?
   Фуад. Ну, Алмас, ведь я мужчина, а ты женщина!
   Алмас. Забудь про это. Женщина, как и ты, - человек, во всех своих делах свободный и вольный.
   Молчание.
   Фуад. Алмас, о существовании ребенка кто-нибудь знает?
   Алмас. Зачем ты об этом спрашиваешь?
   Фуад. Пусть никто не знает. Пусть эта тайна останется между нами.
   Алмас (нервно). Наоборот! Я постараюсь, чтобы все об этом узнали и поняли, что это мое личное дело, только мое, и вмешиваться в него никто не имеет права! (Бросает на пол письмо).
   Как раз в это время входит Т е м и р т а ш.
   (Ища поддержки с доверием). Вы приехали, Темирташ. Я очень рада!
   Темирташ. Ветер и гроза. Алмас, измучили лошадей. Не мог раньше приехать.
   Алмас (возбужденно). Познакомьтесь!
   Темирташ (подходя к Фуаду и с легкой улыбкой протягивая руку). Темирташ!
   Фуад сердито поворачивается к нему, резким взглядом смотрит то на его лицо, то на свою руку и с размаху бьет его по щеке. Затем все трое молча стоят и смотрят друг на друга. В это время входят Барат, Гюльвердыи еще несколько молодых ребят. Фуад смотрит на них, подходит к двери. Оборачивается к Алмас.
   Фуад. Завтра на разборе встретимся. (Резко хлопает дверью и уходит.)
   Алмас молчит, остальные стоят неподвижно.
   КАРТИНА 7-я
   Сельсовет. Комната заседаний. Посередине члены комиссии. Справа сидит А л м а с.
   Ш а р и ф (говорит ,с жаром. У него в руках, записки). Мы, крестьяне, не допустим, чтобы волки, переодевшись в овечью шкуру, вели бы свою контрреволюционную подрывную работу. Она раздевает взрослых девиц и заставляет их танцевать перед своими друзьями.
   Б а р а т. Врешь!
   Ш а р и ф. Что, я лгу? Вот заявление крестьян. Тут сто пятьдесят человек, все фактологически и документологически подписались. Они все своими глазами видели. Детей она учит воровать у родителей для нее продукты. И это не правда? Если я говорю неправду, так пусть скажет предсельсовета. Так, товарищ Бала-Оглан, или не так? Ты своими собственными глазами видел или не видел?
   Бала-Оглан. Так, так, так. Видел.
   Ш а р и ф. Твоя собственная дочь дома яйца крала, или не крала?
   Бала-Оглан. Так, так, так. Крала.
   Ш а р и ф. Гаджи-Ахмед, твой сын кувшин с маслом украл или не украл?
   Г а д ж и-А х м е д. Клянусь вам, товарищ председатель, раз спрашивают, надо говорить правду, - все это она делает!
   Оджаккули (встает). А почему вы про мечеть не говорите? Про бога забыли? Товарищ комиссар, я спрашиваю тебя: каждое здание своего мастера и каждое творение своего творца имеет или не имеет? Я вас спрашиваю! Имеет или не имеет?
   Б а р а т. Ты это у своего хромого мула спроси.
   Оджаккули. Опять про мула! У кого мул хромой, собачий сын?!
   Ш а р и ф. Положим, я говорю неправду. Но что вы скажите про ее ребенка? Товарищ Барат, может быть, и это неправда? Что вы на это скажете? А? Больше года учительница здесь, а жених приехал только вчера. Откуда же этот ребенок появился? А? Молчите? Товарищ Гюльверды, товарищ Барат, товарищ Автиль, ну что же, говорите!
   Гаджи-Ахмед. Вот молодец, хорошо поймал!
   Ш а р и ф. Вот почему крестьяне увели своих жен, и опять жены остались... (Палец его срывается, и он теряет страницу, перелистывая записи). И опять женщины остались... и опять женщины остались... (Найдя страницу). Женщины остались в темноте и невежестве. И из училища все своих детей разобрали. И училище развалилось.
   Барат. Училище вы развалили.
   Ш а р и ф. А посему такая развратная женщина недостойна быть советской учительницей и должна быть, я убежден, снята и предана суду, чтобы и другим это было уроком.
   Все хлопают, и в это время с волнением входит Наз-Ханум.
   Наз-Хану м. Что с моей дочкой делают? (Направляется к Алмас). Что с ней делают?
   Автиль. Ничего, Наз-Ханум. Заживет -здоровой будет.
   Председатель. Гражданин Гаджи-Ахмед.
   Гаджи-Ахмед. Товарищ председатель! Я крестьянин-середняк и инвалид. Вот моя бумага. Я соввласти готов головой служить, хоть человек я неграмотный и законов не знаю. Все, что сказал Шариф, - конечно, все это правильно. Но я просил бы представителей власти на этот раз простить учительницу. Мы люди темные. Правда, говорят, из-за сухого и мокрый загорается. Ее не накажешь, крестьяне и хороших близко не подпустят, потому что ужаленный змеей и веревки боится. Но все же я просил бы правительство облегчить ее наказание. Она- ребенок. Раз ошиблась - другой раз подумает. Я ей все прощаю. А мы - мы люди темные...
   И б а т (с места). Про ребенка скажи, про ребенка!
   Гаджи-Ахмед. Про ребенка уж я... Даже язык не поворачивается. Я, правда, эти новые законы хорошо не знаю, только такой женщине больше крестьяне своих ни жен, ни детей не доверят. Она больше в этой деревне работать не сможет. Вот почему и училище-то развалилось. Это все крестьяне говорят. Мне, товарищ председатель, все равно. Имею одну жену - с соломой лошадь не съест, с костями-собака. Бедняку терять нечего. Советская власть нас защитит. Да здравствует Советская власть! Да здравствует Коммунистическая партия!
   И б а т (с места). Товарищ председатель, я хочу спросить, что должна делать учительница в деревне? А? Она, учительница? - я спрашиваю. Значит, должна детей учить? Да? Очень хорошо! А то, что она собирает всех женщин и начинает им сказки про белого бычка рассказывать: муж тебя обижает - уходи, денег не имеешь - иди, будь общей. Предсельсовета не годится. Исполком должен быть женщиной. Мечеть нужно превратить в наш клуб. Все это ей полагается делать, или она вне закона делает?
   Бала-Рза. По какому закону можно мужа заставлять сидеть дома, а жену в колхоз или на курсы записать, в общую записать? А? По закону полагается? Или нет?
   Председатель. Товарищ Барат.
   Барат. Я могу сказать только то, что с приездом Алмас-ханум училище было приведено в порядок. Она каждый день приходила с нами беседовать. И мы к ней ходили...