Страница:
Начальник полиции передал обеих арестованных начальнику тюрьмы и хотел было отправиться спать Но он совсем забыл, что его коллега отличается невероятной дотошностью.
– Какие преступления совершили эти две особы?
– Старуха учила собак мяукать, а девчонка делала надписи на стенах. Это очень опасные преступники. Я бы на вашем месте посадил их в подземелье и приставил к ним усиленную охрану.
– Я сам знаю, что мне делать, – ответил начальник тюрьмы. – Послушаем-ка, что скажут обвиняемые.
Первой допросили тетушку Панноккью. Арест не испугал ее. Да ничто на свете не могло теперь нарушить ее счастья – ведь семеро ее котов запели наконец своими природными голосами! Тетушка Панноккья очень спокойно ответила на все вопросы.
– Нет, мяукали не собаки. Мяукали коты.
– В донесении говорится, что это были собаки.
– Это были коты. Знаете, из тех, что ловят мышей.
– Вы хотите сказать – львов? Но львов-то ловят как раз собаки.
– Нет, синьор, мышей ловят коты. Коты, которые мяукают. Мои семеро тоже сначала лаяли, как все остальные в городе. Но сегодня ночью они в первый раз замяукали.
– Эта женщина сошла с ума, – сказал начальник тюрьмы. А таких мы сажаем в сумасшедший дом. Скажите, а правда ли то, что вы нам говорили, синьора?
– Конечно, говорила правду, чистую правду.
– Ну, вот видите, дело ясное! – воскликнул начальник тюрьмы. – У нее буйное помешательство. Я не могу поместить ее к себе. Моя тюрьма – только для нормальных людей. А тем, кто рехнулся, место в сумасшедшем доме.
И, несмотря на все протесты начальника полиции, которому так хотелось поскорее освободиться, чтобы поспать, он перепоручил ему тетушку Панноккью и ее дело. Затем стал допрашивать Ромолетту:
– Правда ли, что ты делала надписи на стенах?
– Да, правда.
– Слышали? – воскликнул начальник тюрьмы. – Она тоже свихнулась. В сумасшедший дом! Забирайте их обеих и оставьте меня в покое. Мне некогда терять время со всякими умалишенными.
Позеленев от злости, начальник полиции посадил обеих пленниц в фургон и повез их в сумасшедший дом. Там от них не стали отказываться и поместили новых пациенток в большую палату, где уже было много других сумасшедших. Все они попали сюда тоже только за то, что неосторожно сболтнули где-то правду.
Но этой ночью произошли еще и другие интересные события.
Начальник полиции, вернувшись к себе в кабинет, нашел там… кого бы вы думали? Улыбаясь одной из своих самых отвратительных улыбок, теребя в руках шляпу, его поджидал Калимеро Денежный Мешок.
– А вам что угодно?
– Ваше превосходительство, – пробормотал Калимеро, низко кланяясь и еще более расплываясь в улыбке, – я пришел к вам, чтобы получить сто тысяч фальшивых талеров… вознаграждение за то, что я помог арестовать врагов нашего короля.
– Ах, так это вы писали письма? – сказал начальник полиции и на минутку задумался. – А правда ли то, что вы писали?
– Ваше превосходительство, – воскликнул Калимеро, – это истинная правда, клянусь вам!
– Вот как! – в свою очередь воскликнул начальник полиции, и на его лице появилась прехитрая улыбка. – Значит, вы утверждаете, что писали правду? Друг мой, я сразу понял, что вы немного того… А теперь вы сами подтвердили это. Извольте отправляться в сумасшедший дом!
– Ваше превосходительство, что вы! – закричал Калимеро. В отчаянии он швырнул на пол свою шляпу и затопал ногами: – Это несправедливо! Я Друг лжи! Я и в письмах писал об этом!
– Друг лжи? И это правда?
– Правда! Клянусь вам! Чистая правда!
– Ну вот, вы снова попались! – торжествующе сказал начальник полиции. – Вы два раза уже поклялись мне, что говорите правду. А теперь перестаньте шуметь и отправляйтесь в сумасшедший дом. Там у вас будет достаточно времени, чтобы успокоиться. Пока же вы буйный сумасшедший, и я не имею права оставить вас без надзора. Это значило бы нарушить все правила общественной безопасности.
– Вы хотите прикарманить мои денежки! – закричал Калимеро, барахтаясь в крепких руках дежурных полицейских.
– Вы слышите? У него начинается приступ. Наденьте на него смирительную рубаху и заткните рот. Ну, а что касается… кхе-кхе… вознаграждения, то даю слово, он не увидит ни сольдо, пока на моем мундире найдется хоть один карман!
Так и Калимеро, вслед за жертвами своего доноса, попал в сумасшедший дом. Там его, как буйнопомешанного, посадили в отдельную палату, обитую войлоком.
Начальник полиции собрался было наконец соснуть, как вдруг зазвонили телефоны и со всех концов города посыпались сообщения:
– Алло! Полиция? У нас появилась мяукающая собака… Ее слышно по всей округе… Могут быть неприятности… Пришлите срочно кого-нибудь.
– Алло! Полиция? Куда смотрит ваша живодерная команда? У меня в подъезде уже полчаса мяукает какой-то пес. Если он просидит там до утра, никто не посмеет носа высунуть из дома… Чего доброго, он еще кусаться начнет…
Начальник полиции немедленно вызвал два отряда живодеров-полицейских, разделил их на несколько групп и выслал на поиски мяукающих собак, или как вы уже догадались, семи котов тетушки Панноккьи.
Не прошло и получаса, как был схвачен первый нарушитель городского спокойствия. Им оказался маленький котенок. Он до того увлекся мяуканьем, что даже не заметил, как его окружили, а когда увидел наконец вокруг себя много народу, то решил, что люди собрались, чтобы послушать его, и замяукал пуще прежнего.
Один из живодеров, фальшиво улыбаясь, осторожно приблизился к нему, погладил по спинке, а потом быстро схватил за шиворот и сунул в мешок.
Второго из семи котов пришлось стаскивать с мраморной лошади какого-то памятника, откуда он произносил речь перед небольшой группой кошек, призывая их вернуться к мяуканью. Но кошки глядели на него с недоверием, мрачно посмеиваясь, и радостно залаяли, когда оратора взяли в плен.
Третьего кота захватили, подслушав его спор с какой-то собакой:
– Глупая, зачем ты мяукаешь?
– А что я, по-твоему, должна делать? Я кошка, вот и мяукаю, – отвечала собака.
– Ох, какая же ты глупая! Ты когда-нибудь видела себя в зеркале? Ведь ты же собака и должна лаять, а я кот и мне полагается мяукать. Вот послушай: мяу! мяу! мяу!
Словом, кончили они тем, что поругались, и живодеры без особого труда упрятали в мешок их обоих. Правда, собаку они потом выпустили, потому что она, как и положено, мяукала.
Затем изловили четвертого, пятого и шестого котов.
– Ну, а теперь остается только один, – решили вконец измученные живодеры. И каково же было их удивление, когда через несколько часов они обнаружили не одного, а сразу двух мяукающих котов!
– Их стало больше, – с беспокойством заметил один живодер.
– Должно быть, мяуканье заразительно, – заключил другой.
Из этих двух котов один был воспитанником тетушки Панноккьи, а другой оказался тем самым Тузиком, которого мы встретили в одной из предыдущих глав.
Тузик после некоторых размышлений пришел к выводу, что Цоппино, пожалуй, был прав, когда советовал ему вернуться к мяуканью. Действительно, раз попробовав, он, как ни старался, больше, уже не мог залаять. Тузик дал схватить себя без всякого сопротивления. Но седьмой кот, хоть и самый старый из всех, был еще достаточно ловок, чтобы забраться на дерево. Там он почувствовал себя в безопасности и принялся потешаться над своими преследователями. Он чуть с ума их не свел, потому что целый час распевал лучшие арии кошачьего репертуара.
Поглазеть на необычный спектакль собралось много народу. Как это всегда случается, зрители разделились на две партии. Одни, благомыслящие, поторапливали полицейских живодеров, чтобы те поскорее положили конец этому представлению. Другие, озорники, держали сторону кота, подзадоривали его и даже сами подпевали:
– Мяу! Мяу! Мяу!
Вокруг дерева собралось уже множество котов. Они изо всех сил лаяли на своего коллегу: одни – из зависти, другие – от злости… Но то и дело кто-нибудь из них все-таки не выдерживал и тоже начинал мяукать. Полицейские тут же хватали провинившегося и сажали в мешок. Только с помощью пожарных удалось согнать с дерева упрямого мяукальщика. Пожарные подожгли дерево, и толпа, таким образом, насладилась еще и зрелищем небольшого пожара.
Мяукающих котов, когда подсчитали, оказалось целых двадцать штук. Всех их отправили в сумасшедший дом. Ведь они тоже по-своему, по-кошачьи говорили правду, – значит, были сумасшедшими.
Начальник сумасшедшего дома даже растерялся: шутка ли – разместить столько котов! Поразмыслив немного, он решил посадить их в палату к Калимеро Денежному Мешку.
Вы представляете, конечно, как обрадовался жалкий доносчик этой компании, которая напомнила ему о причине всех его несчастий!
За какие-нибудь два часа он и в самом деле сошел с ума и принялся мяукать и мурлыкать. Ему всерьез стало казаться, что он кот. И когда какая-то легкомысленная мышка пробежала по комнате, Калимеро изловчился и первым настиг ее. Но мышка оставила у него в зубах хвостик и юркнула в щель.
Цоппнно разузнал все эти новости и уже возвращался домой, как вдруг услышал голос своего приятеля. Джельсомино вовсю распевал одну из своих песенок, доставивших ему столько хлопот.
«На этот раз, – подумал Цоппино, – готов спорить на все три лапы, вместе с новой в придачу, что Джельсомино уснул и видит сладкие сны. Если я не поспешу, полицейские разбудят его раньше меня».
Возле дома Цоппино увидел большую толпу, вторая собралась, чтобы послушать Джельсомино. Все стояли молча, не двигаясь. Время от времени в соседних домах вылетали стекла, но никто не выглядывал из окон и не учинял скандала. Чудесное пение Джельсомино, казалось, околдовало всех. Цоппино заметил в толпе даже двух молодых полицейских. На их лицах тоже было написано восхищение. Полицейские, как вы сами понимаете, должны были бы схватить Джельсомино, но они и не собирались этого делать.
К сожалению, к дому приближался начальник полиции, прокладывая себе дорогу среди толпы ударами хлыста. У начальника полиции не было музыкального слуха, и пение Джельсомино на него не действовал. 166
Цоппино вихрем взметнулся по лестнице и пулей влетел на чердак.
– Вставай! Вставай! – замяукал он и принялся щекотать нос Джельсомино кончиком хвоста. – Концерт окончен! Подходит полиция!
Джельсомино открыл глаза, протер их хорошенько и спросил:
– Где я?
– Могу тебе сказать, где ты сейчас окажешься, если не сдвинешься с места, – ответил Цоппино. – В тюрьме!
– Я опять пел?
– Быстрее! Будем удирать по крышам!
– Ты рассуждаешь как настоящий кот. А я не очень-то привык скакать по черепицам.
– Ничего. Будешь придерживаться за мой хвост.
– А куда побежим?
– Во всяком случае, подальше отсюда. Куда-нибудь да попадем.
Цоппино выпрыгнул из окна каморки прямо на крышу, что была внизу, и Джельсомино оставалось только последовать за ним, закрыв глаза, чтобы голова не кружилась.
– Какие преступления совершили эти две особы?
– Старуха учила собак мяукать, а девчонка делала надписи на стенах. Это очень опасные преступники. Я бы на вашем месте посадил их в подземелье и приставил к ним усиленную охрану.
– Я сам знаю, что мне делать, – ответил начальник тюрьмы. – Послушаем-ка, что скажут обвиняемые.
Первой допросили тетушку Панноккью. Арест не испугал ее. Да ничто на свете не могло теперь нарушить ее счастья – ведь семеро ее котов запели наконец своими природными голосами! Тетушка Панноккья очень спокойно ответила на все вопросы.
– Нет, мяукали не собаки. Мяукали коты.
– В донесении говорится, что это были собаки.
– Это были коты. Знаете, из тех, что ловят мышей.
– Вы хотите сказать – львов? Но львов-то ловят как раз собаки.
– Нет, синьор, мышей ловят коты. Коты, которые мяукают. Мои семеро тоже сначала лаяли, как все остальные в городе. Но сегодня ночью они в первый раз замяукали.
– Эта женщина сошла с ума, – сказал начальник тюрьмы. А таких мы сажаем в сумасшедший дом. Скажите, а правда ли то, что вы нам говорили, синьора?
– Конечно, говорила правду, чистую правду.
– Ну, вот видите, дело ясное! – воскликнул начальник тюрьмы. – У нее буйное помешательство. Я не могу поместить ее к себе. Моя тюрьма – только для нормальных людей. А тем, кто рехнулся, место в сумасшедшем доме.
И, несмотря на все протесты начальника полиции, которому так хотелось поскорее освободиться, чтобы поспать, он перепоручил ему тетушку Панноккью и ее дело. Затем стал допрашивать Ромолетту:
– Правда ли, что ты делала надписи на стенах?
– Да, правда.
– Слышали? – воскликнул начальник тюрьмы. – Она тоже свихнулась. В сумасшедший дом! Забирайте их обеих и оставьте меня в покое. Мне некогда терять время со всякими умалишенными.
Позеленев от злости, начальник полиции посадил обеих пленниц в фургон и повез их в сумасшедший дом. Там от них не стали отказываться и поместили новых пациенток в большую палату, где уже было много других сумасшедших. Все они попали сюда тоже только за то, что неосторожно сболтнули где-то правду.
Но этой ночью произошли еще и другие интересные события.
Начальник полиции, вернувшись к себе в кабинет, нашел там… кого бы вы думали? Улыбаясь одной из своих самых отвратительных улыбок, теребя в руках шляпу, его поджидал Калимеро Денежный Мешок.
– А вам что угодно?
– Ваше превосходительство, – пробормотал Калимеро, низко кланяясь и еще более расплываясь в улыбке, – я пришел к вам, чтобы получить сто тысяч фальшивых талеров… вознаграждение за то, что я помог арестовать врагов нашего короля.
– Ах, так это вы писали письма? – сказал начальник полиции и на минутку задумался. – А правда ли то, что вы писали?
– Ваше превосходительство, – воскликнул Калимеро, – это истинная правда, клянусь вам!
– Вот как! – в свою очередь воскликнул начальник полиции, и на его лице появилась прехитрая улыбка. – Значит, вы утверждаете, что писали правду? Друг мой, я сразу понял, что вы немного того… А теперь вы сами подтвердили это. Извольте отправляться в сумасшедший дом!
– Ваше превосходительство, что вы! – закричал Калимеро. В отчаянии он швырнул на пол свою шляпу и затопал ногами: – Это несправедливо! Я Друг лжи! Я и в письмах писал об этом!
– Друг лжи? И это правда?
– Правда! Клянусь вам! Чистая правда!
– Ну вот, вы снова попались! – торжествующе сказал начальник полиции. – Вы два раза уже поклялись мне, что говорите правду. А теперь перестаньте шуметь и отправляйтесь в сумасшедший дом. Там у вас будет достаточно времени, чтобы успокоиться. Пока же вы буйный сумасшедший, и я не имею права оставить вас без надзора. Это значило бы нарушить все правила общественной безопасности.
– Вы хотите прикарманить мои денежки! – закричал Калимеро, барахтаясь в крепких руках дежурных полицейских.
– Вы слышите? У него начинается приступ. Наденьте на него смирительную рубаху и заткните рот. Ну, а что касается… кхе-кхе… вознаграждения, то даю слово, он не увидит ни сольдо, пока на моем мундире найдется хоть один карман!
Так и Калимеро, вслед за жертвами своего доноса, попал в сумасшедший дом. Там его, как буйнопомешанного, посадили в отдельную палату, обитую войлоком.
Начальник полиции собрался было наконец соснуть, как вдруг зазвонили телефоны и со всех концов города посыпались сообщения:
– Алло! Полиция? У нас появилась мяукающая собака… Ее слышно по всей округе… Могут быть неприятности… Пришлите срочно кого-нибудь.
– Алло! Полиция? Куда смотрит ваша живодерная команда? У меня в подъезде уже полчаса мяукает какой-то пес. Если он просидит там до утра, никто не посмеет носа высунуть из дома… Чего доброго, он еще кусаться начнет…
Начальник полиции немедленно вызвал два отряда живодеров-полицейских, разделил их на несколько групп и выслал на поиски мяукающих собак, или как вы уже догадались, семи котов тетушки Панноккьи.
Не прошло и получаса, как был схвачен первый нарушитель городского спокойствия. Им оказался маленький котенок. Он до того увлекся мяуканьем, что даже не заметил, как его окружили, а когда увидел наконец вокруг себя много народу, то решил, что люди собрались, чтобы послушать его, и замяукал пуще прежнего.
Один из живодеров, фальшиво улыбаясь, осторожно приблизился к нему, погладил по спинке, а потом быстро схватил за шиворот и сунул в мешок.
Второго из семи котов пришлось стаскивать с мраморной лошади какого-то памятника, откуда он произносил речь перед небольшой группой кошек, призывая их вернуться к мяуканью. Но кошки глядели на него с недоверием, мрачно посмеиваясь, и радостно залаяли, когда оратора взяли в плен.
Третьего кота захватили, подслушав его спор с какой-то собакой:
– Глупая, зачем ты мяукаешь?
– А что я, по-твоему, должна делать? Я кошка, вот и мяукаю, – отвечала собака.
– Ох, какая же ты глупая! Ты когда-нибудь видела себя в зеркале? Ведь ты же собака и должна лаять, а я кот и мне полагается мяукать. Вот послушай: мяу! мяу! мяу!
Словом, кончили они тем, что поругались, и живодеры без особого труда упрятали в мешок их обоих. Правда, собаку они потом выпустили, потому что она, как и положено, мяукала.
Затем изловили четвертого, пятого и шестого котов.
– Ну, а теперь остается только один, – решили вконец измученные живодеры. И каково же было их удивление, когда через несколько часов они обнаружили не одного, а сразу двух мяукающих котов!
– Их стало больше, – с беспокойством заметил один живодер.
– Должно быть, мяуканье заразительно, – заключил другой.
Из этих двух котов один был воспитанником тетушки Панноккьи, а другой оказался тем самым Тузиком, которого мы встретили в одной из предыдущих глав.
Тузик после некоторых размышлений пришел к выводу, что Цоппино, пожалуй, был прав, когда советовал ему вернуться к мяуканью. Действительно, раз попробовав, он, как ни старался, больше, уже не мог залаять. Тузик дал схватить себя без всякого сопротивления. Но седьмой кот, хоть и самый старый из всех, был еще достаточно ловок, чтобы забраться на дерево. Там он почувствовал себя в безопасности и принялся потешаться над своими преследователями. Он чуть с ума их не свел, потому что целый час распевал лучшие арии кошачьего репертуара.
Поглазеть на необычный спектакль собралось много народу. Как это всегда случается, зрители разделились на две партии. Одни, благомыслящие, поторапливали полицейских живодеров, чтобы те поскорее положили конец этому представлению. Другие, озорники, держали сторону кота, подзадоривали его и даже сами подпевали:
– Мяу! Мяу! Мяу!
Вокруг дерева собралось уже множество котов. Они изо всех сил лаяли на своего коллегу: одни – из зависти, другие – от злости… Но то и дело кто-нибудь из них все-таки не выдерживал и тоже начинал мяукать. Полицейские тут же хватали провинившегося и сажали в мешок. Только с помощью пожарных удалось согнать с дерева упрямого мяукальщика. Пожарные подожгли дерево, и толпа, таким образом, насладилась еще и зрелищем небольшого пожара.
Мяукающих котов, когда подсчитали, оказалось целых двадцать штук. Всех их отправили в сумасшедший дом. Ведь они тоже по-своему, по-кошачьи говорили правду, – значит, были сумасшедшими.
Начальник сумасшедшего дома даже растерялся: шутка ли – разместить столько котов! Поразмыслив немного, он решил посадить их в палату к Калимеро Денежному Мешку.
Вы представляете, конечно, как обрадовался жалкий доносчик этой компании, которая напомнила ему о причине всех его несчастий!
За какие-нибудь два часа он и в самом деле сошел с ума и принялся мяукать и мурлыкать. Ему всерьез стало казаться, что он кот. И когда какая-то легкомысленная мышка пробежала по комнате, Калимеро изловчился и первым настиг ее. Но мышка оставила у него в зубах хвостик и юркнула в щель.
Цоппнно разузнал все эти новости и уже возвращался домой, как вдруг услышал голос своего приятеля. Джельсомино вовсю распевал одну из своих песенок, доставивших ему столько хлопот.
«На этот раз, – подумал Цоппино, – готов спорить на все три лапы, вместе с новой в придачу, что Джельсомино уснул и видит сладкие сны. Если я не поспешу, полицейские разбудят его раньше меня».
Возле дома Цоппино увидел большую толпу, вторая собралась, чтобы послушать Джельсомино. Все стояли молча, не двигаясь. Время от времени в соседних домах вылетали стекла, но никто не выглядывал из окон и не учинял скандала. Чудесное пение Джельсомино, казалось, околдовало всех. Цоппино заметил в толпе даже двух молодых полицейских. На их лицах тоже было написано восхищение. Полицейские, как вы сами понимаете, должны были бы схватить Джельсомино, но они и не собирались этого делать.
К сожалению, к дому приближался начальник полиции, прокладывая себе дорогу среди толпы ударами хлыста. У начальника полиции не было музыкального слуха, и пение Джельсомино на него не действовал. 166
Цоппино вихрем взметнулся по лестнице и пулей влетел на чердак.
– Вставай! Вставай! – замяукал он и принялся щекотать нос Джельсомино кончиком хвоста. – Концерт окончен! Подходит полиция!
Джельсомино открыл глаза, протер их хорошенько и спросил:
– Где я?
– Могу тебе сказать, где ты сейчас окажешься, если не сдвинешься с места, – ответил Цоппино. – В тюрьме!
– Я опять пел?
– Быстрее! Будем удирать по крышам!
– Ты рассуждаешь как настоящий кот. А я не очень-то привык скакать по черепицам.
– Ничего. Будешь придерживаться за мой хвост.
– А куда побежим?
– Во всяком случае, подальше отсюда. Куда-нибудь да попадем.
Цоппино выпрыгнул из окна каморки прямо на крышу, что была внизу, и Джельсомино оставалось только последовать за ним, закрыв глаза, чтобы голова не кружилась.
Глава четырнадцатая, из которой вы узнаете историю Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту
По счастью, дома в городе теснились один к другому, как сельди в бочке, и Джельсомино довольно легко перескакивал с крыши на крышу. Что же касается Цоппино, то он предпочел бы, чтоб дома стояли подальше друг от друга: тогда он мог бы совершить хоть один прыжок, достойный его кошачьего звания. Но вдруг у Джельсомино подвернулась нога, он полетел вниз и свалился на небольшую террасу, где какой-то старичок поливал цветы.
– Простите, пожалуйста! – воскликнул Джельсомино, потирая ушибленное колено. – Я совсем не собирался попадать к вам таким образом.
– Ну что вы, что вы! – просто ответил старичок. – Я очень рад вашему приходу! Что с вами? Вы ушибли ногу? Надеюсь, ничего страшного?
В это время, свесившись с крыши, на террасу заглянул Цоппино.
– Разрешите? – мяукнул он.
– Ах, еще один гость! – обрадовался старик. – Пожалуйста, пожалуйста! Я очень рад!
Тем временем коленка Джельсомино распухала прямо на глазах.
– Вот только мне очень жаль, – сказал старик, – что у меня нет ни одного стула, чтобы усадить вас.
– Тогда давайте положим его на кровать, – предложил Цоппино, – если вы не возражаете, конечно.
– Беда в том, что у меня и кровати нет, – ответил старик, совсем расстроившись, – я сейчас схожу к соседу и попрошу у него кресло.
– Нет, нет, – поспешно вмешался Джельсомино, – мне совсем неплохо и на полу.
– Тогда зайдите в комнату, – пригласил старик, – и будьте как дома, а я тем временем приготовлю кофе.
Комната старика была маленькой и чистенькой. Мягко поблескивала скромная мебель – стол, буфет, шкаф. Но не было ни одного стула, не было и кровати.
– А что, разве вы никогда не садитесь? – спросил Цоппино старика.
– Нет, не приходится, – ответил он.
– И не спите?
– Почему же, сплю иногда. Стоя. Правда, очень редко. Не больше двух часов в неделю.
Цоппино и Джельсомино переглянулись, как бы говоря друг другу: «Ну, держись, сейчас он наплетет нам с три короба…»
– Простите за нескромный вопрос, – продолжал Цоппино, – а сколько вам лет?
– Точно я и сам не знаю. Родился я лет десять тому назад, но сейчас мне, должно быть, не то семьдесят пять, не то семьдесят шесть.
По лицам гостей старик понял, что они не очень-то верят ему.
– Нет, я не лгу, – вздохнув, сказал он, – это неправдоподобная история, но в ней нет ни капли вымысла. Если хотите, я расскажу вам ее, пока варится кофе.
– Мое настоящее имя, – начал он, – Бенвенуто, нз люди зовут меня Бенвенуто-не-присядь-ни на минуту…
И старичок рассказал, что он родился в семье старьевщика. Такого резвого и живого ребенка еще никому не доводилось видеть. Едва он появился на свет, как выскочил из пеленок и стал бегать по комнате. Вечером Бенвенуто положили в люльку, а утром обнаружили, что люлька уже мала ему и ноги мальчика торчат из нее.
– Видно, – сказал старьевщик, – он торопится вырасти, чтобы скорее помогать семье.
Вечером Бенвенуто раздевали и клали в постель, а утром вчерашняя одежда уже не годилась ему – башмаки жали, а рубашки не налезали.
– Ну, это не так страшно, – говорила мать, – чего, чего, а уж тряпки-то в доме старьевщика всегда найдутся. Сейчас я сошью ему новую рубаху.
За какую-то неделю Бенвенуто так вырос, что соседи посоветовали отправить его в школу. Мать послушалась и повела Бенвенуто к учителю, но тот не на шутку рассердился:
– Почему вы не привели его пораньше? Ведь сейчас уже зима. Кто же начинает учиться в середине учебного года?
Но когда мать объяснила ему, что Бенвенуто всего семь дней, учитель рассердился еще больше:
– Семь дней? Уважаемая синьора, здесь – не ясли, а я – не нянька! Приходите через семь лет, тогда и поговорим.
Но тут он поднял свой нос от классного журнала и увидел, что Бенвенуто куда выше ростом любого из его учеников. Тогда он посадил мальчика на последнюю парту и принялся объяснять классу, что дважды два – четыре.
В полдень зазвенел звонок, все школьники вскочили из-за парт и выбежали из класса. Только Бенвенуто остался сидеть на своем месте.
– Бенвенуто, – позвал его учитель, – надо проветрить класс.
– Но мне не встать, синьор учитель.
Действительно, за четыре урока он так вырос, что крепко-накрепко застрял в парте. Пришлось позвать служителя, чтобы он помог ему выбраться.
На следующее утро для Бенвенуто поставили парту побольше, но, когда наступил полдень, он опять не смог встать. И эта парта стала ему тесна. Бенвенуто сидел в ней, словно мышь в мышеловке.
Пришлось позвать столяра, и тот расколол парту на части. Учитель тот просто за голову схватился.
– Завтра принесем для тебя парту из пятого класса, – сказал он и тут же отдал распоряжение.
– Ну, как теперь? – спросил он, когда парту принесли.
– Хорошо! Совсем свободно. – радостно ответил Бенвенуто, и, чтобы ему поверили, он несколько раз встал и сел. Но с каждым разом вставать ему было все труднее и труднее. И в двенадцать часов, когда прозвенел звонок, все повторилось сначала, и опять пришлось звать столяра.
Директор школы и мэр города возмутились:
– Что случилось, синьор учитель? Вы разучились поддерживать дисциплину в классе! Почему в этом году парты у вас колются, словно орехи? Вам нужно как следует взяться за своих сорванцов. Мы не в состоянии каждый день покупать новые парты!
Старьевщику пришлось отвести своего сына к доктору и рассказать ему все, как было.
– Посмотрим, посмотрим, – сказал доктор. Он надел очки, чтобы лучше видеть, и измерил рост Бенвенуто.
– Теперь, – сказал он, – садись.
Бенвенуто уселся на стул. Доктор подождал, пока пройдет минута, и сказал:
– Встань.
Бенвенуто встал, и доктор снова измерил его вдоль и поперек.
– Гм, – сказал он и, не поверив тому, что видит, протер очки платком.
– Присядь-ка еще разок.
Он проделал так несколько раз и наконец заключил:
– Это очень интересный случай. Мальчик болен какой-то новой болезнью. До сих пор еще никто не болел ею. Болезнь заключается в том, что, когда ребенок сидит, он быстро стареет. Каждая минута, проведенная сидя, равна для него целому месяцу. А лечение простое – нужно всегда быть на ногах, иначе за несколько недель мальчик превратится в белобородого старика. После этого дня жизнь Бенвенуто совершенно переменилась. В школе ему сделали особую парту, без сиденья, чтобы он даже не пытался присесть. Дома его заставляли есть стоя. А вздумай он хоть минутку отдохнуть у камина, как тотчас раздавалось:
– Что ты делаешь! Захотел состариться раньше времени?
– Вставай, вставай! Поседеть хочешь?
Ну а кровать?
Никаких кроватей, если он не хотел проснуться седым стариком. Пришлось Бенвенуто научиться спать стоя, как спят лошади. Вот из-за всего этого люди и прозвали его: Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту. Прозвище это так и осталось за ним на всю жизнь. Но вот в один несчастный день заболел отец Бенвенуто. Вскоре, почувствовав, что умирает, он позвал к себе сына.
– Бенвенуто, – сказал он, прежде чем навсегда закрыть глаза, – теперь твой черед помогать матери. Она старенькая и не может больше трудиться. Найди себе хорошую работу. Она не принесет тебе вреда. Наоборот, благодаря работе ты долго будешь оставаться молодым. Ведь у тебя не будет времени, чтобы сидеть сложа руки.
На другой день Бенвенуто отправился искать работу. Но люди смеялись ему в лицо:
– Работу, говоришь? Нет, сынок, у нас не играют ни в мяч, ни в кегли. Ты еще слишком мал, чтобы работать на фабрике.
– Работу? Но ведь нас оштрафуют. Закон запрещает брать на работу детей…
Бенвенуто не стал спорить. Он тут же нашел выход из положения. Вернувшись домой, он уселся перед зеркалом и стал ждать.
– Доктор говорил, что стоит мне присесть, как я постарею. Посмотрим, правда ли это…
Через несколько минут он заметил, что растет – стали жать башмаки. Он скинул их и принялся рассматривать свои ноги – те удлинялись прямо на глазах. Когда же Бенвенуто опять взглянул в зеркало, то страшно удивился:
– Кто этот черноусый юноша, что смотрит на меня? Мы, кажется, знакомы. Я где-то видел его…
Наконец он понял и рассмеялся:
– Да это же я! Я – только совсем взрослый! Но теперь лучше будет встать. Больше стареть, пожалуй, не стоит.
Он не стал больше обивать пороги фабрик, а просто выкатил из сарая отцовскую тележку и двинулся с ней по улице, громко крича на ходу:
– Тряпки-лохмотья! Тряпки-лохмотья!
– Какой славный молодой человек! Откуда ты пришел в наши края? – спрашивали соседи, выглядывая из окон на его голос.
– Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту, это ты?!
– Да, соседи, это я! Я задремал на стуле и проснулся уже усатым!
Так Бенвенуто начал трудиться. И все люди любили его. Бенвенуто всегда был на ногах, всегда что-нибудь делал, всегда готов был каждому помочь – как тут не стать всеобщим любимцем! Однажды его хотели даже выбрать в мэры города:
– Вот такой человек нам и нужен – чтобы не любил засиживаться в кресле.
Но Бенвенуто не захотел стать мэром.
А потом умерла и его мать, и тогда он подумал: «Теперь я совсем один. Сидеть без дела я все равно не смогу, потому что быстро состарюсь. Пойду-ка лучше бродить по свету, посмотрю, где что делается».
Так он и сделал: взял тележку с тряпками и, недолго думая, отправился в дорогу. Счастливый, он дни и ночи мог шагать без устали. Немало интересного увидел он на своем пути, немало людей повстречал.
– Ты очень славный парень, – говорили ему встречные, – присядь, поболтай с нами.
– Поболтать можно и стоя, – отвечал Бенвенуто.
Шел он, шел и все не старел. Но вот однажды проходил он мимо какой-то бедной лачуги и, заглянув в окно, увидел картину, от которой у него сжалось сердце. В кровати лежала больная женщина, а на полу возились маленькие ребятишки. Они ревели во все горло, стараясь перекричать друг друга.
– Молодой человек, – сказала женщина, увидев его, – если вы не очень торопитесь, зайдите на минутку к нам в дом. Мне не пошевельнуться, и я не могу укачивать детей, а каждая их слеза для меня все равно что нож в сердце.
Бенвенуто вошел в комнату, взял на руки одного из малышей, походил с ним взад и вперед и убаюкал его. Таким же манером он успокоил и остальных. Но последний, самый маленький, никак не хотел засыпать.
– Присядьте на минутку, – посоветовала женщина, – и подержите его на руках. Присядьте и увидите – он уснет.
Бенвенуто сел на скамеечку около очага, и плакавший ребенок сразу же утих. Он был такой славный, что Бенвенуто принялся играть с ним и даже спел ему песенку.
– Спасибо вам от всего сердца! – сказала женщина, когда ребенок уснул. – Я уже так отчаялась, что мне и жизнь немила стала.
– О, не говорите таких вещей даже в шутку! – ответил Бенвенуто.
Собираясь уходить, он случайно взглянул в зеркало на стене и увидел у себя седую прядь волос.
«Я и забыл совсем, что старею, когда сижу», – мелькнуло у Бенвенуто. Но потом он расправил плечи, еще раз взглянул на сладко спавших детей и пошел своей дорогой.
В другой раз он проходил ночью через какую-то деревушку и, увидев в одном из домиков свет, заглянул в окно. В комнате стоял ткацкий станок, а за ним работала девушка и тяжело вздыхала.
– Что с вами? – спросил ее Бенвенуто.
– Ох, я не сплю уже третью ночь… А к завтрашнему дню мне непременно нужно соткать этот коврик. Если я не успею, мне ничего не заплатят, и тогда всей нашей семье придется голодать. У меня могут даже отнять станок. Ах, чего бы я не отдала, чтобы поспать хоть полчасика!
«Полчасика – это всего тридцать минут, – подумал Бенвенуто. – Пожалуй, тридцать минут я вполне мог бы поработать за девушку».
– Знаете что, – сказал он вслух, – идите-ка спать, а я заменю вас. Мне почему-то нравится этот станок. А через полчаса я вас разбужу.
Девушка прилегла на лавку и в ту же минуту уснула. Бенвенуто начал работать. Прошло полчаса, но разбудить девушку он не решился. Каждый раз, когда он подходил к ней, ему казалось, что ей снятся прекрасные сны.
Занялся рассвет, взошло солнце и разбудило девушку.
– Я проспала всю ночь! А вы работали!
– Э, пустяки! Я не скучал.
– У вас даже голова запылилась…
«Трудно сказать, на сколько лет я постарел сегодня», – подумал Бенвенуто, но не почувствовал никакого сожаления. Он успел соткать коврик, и девушка была теперь самым счастливым человеком на свете.
В другой раз Бенвенуто довелось повстречаться с одним старым-престарым стариком.
– Мне так жаль, – говорил старик, вздыхая, – мне так жаль, что приходится умирать, не сыграв напоследок в карты. Все мои друзья уже умерли.
– Ну, а если дело только за этим, – сказал Бенвенуто, – то в подкидного я тоже умею.
И они стали играть. Бенвенуто не хотел садиться, но старик вдруг раскричался на него:
– Ты нарочно остался стоять, чтобы подсматривать сверху в мои карты! Хочешь нечестно обыграть меня! Хочешь воспользоваться тем, что я бедный, несчастный старик!
И Бенвенуто, как упал от неожиданности на стул, так и не вставал с него до конца игры. Он так растерялся, что перепутал карты и проиграл. А старик потирал руки от удовольствия, словно мальчишка, наворовавший груш.
– Еще разок! – весело предложил он.
Бенвенуто хотел было подняться с этого стула, который отнимал у него дни, месяцы, а может быть, и годы жизни, но ему жаль было огорчать бедного старика. Он продолжал сидеть и проиграл во второй раз, а затем и в третий. Старик, казалось, помолодел от радости.
– Эти годы он взял у меня, – пробормотал Бенвенуто, глядя на себя в зеркало. Волосы его словно покрылись инеем. – Ну ничего, – утешал он себя, – кто знает, сколько уже времени этот старик мечтал поиграть в карты…
И так каждый раз, когда нашему Бенвенуто случалось присесть, чтобы помочь кому-нибудь, у него седели волосы. Потом постепенно согнулась спина, точно дерево под сильным ветром, и потускнели глаза. Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту старел. Скоро у него уже не осталось ни одного темного волоса, Люди, знавшие его историю, говорили:
– Простите, пожалуйста! – воскликнул Джельсомино, потирая ушибленное колено. – Я совсем не собирался попадать к вам таким образом.
– Ну что вы, что вы! – просто ответил старичок. – Я очень рад вашему приходу! Что с вами? Вы ушибли ногу? Надеюсь, ничего страшного?
В это время, свесившись с крыши, на террасу заглянул Цоппино.
– Разрешите? – мяукнул он.
– Ах, еще один гость! – обрадовался старик. – Пожалуйста, пожалуйста! Я очень рад!
Тем временем коленка Джельсомино распухала прямо на глазах.
– Вот только мне очень жаль, – сказал старик, – что у меня нет ни одного стула, чтобы усадить вас.
– Тогда давайте положим его на кровать, – предложил Цоппино, – если вы не возражаете, конечно.
– Беда в том, что у меня и кровати нет, – ответил старик, совсем расстроившись, – я сейчас схожу к соседу и попрошу у него кресло.
– Нет, нет, – поспешно вмешался Джельсомино, – мне совсем неплохо и на полу.
– Тогда зайдите в комнату, – пригласил старик, – и будьте как дома, а я тем временем приготовлю кофе.
Комната старика была маленькой и чистенькой. Мягко поблескивала скромная мебель – стол, буфет, шкаф. Но не было ни одного стула, не было и кровати.
– А что, разве вы никогда не садитесь? – спросил Цоппино старика.
– Нет, не приходится, – ответил он.
– И не спите?
– Почему же, сплю иногда. Стоя. Правда, очень редко. Не больше двух часов в неделю.
Цоппино и Джельсомино переглянулись, как бы говоря друг другу: «Ну, держись, сейчас он наплетет нам с три короба…»
– Простите за нескромный вопрос, – продолжал Цоппино, – а сколько вам лет?
– Точно я и сам не знаю. Родился я лет десять тому назад, но сейчас мне, должно быть, не то семьдесят пять, не то семьдесят шесть.
По лицам гостей старик понял, что они не очень-то верят ему.
– Нет, я не лгу, – вздохнув, сказал он, – это неправдоподобная история, но в ней нет ни капли вымысла. Если хотите, я расскажу вам ее, пока варится кофе.
– Мое настоящее имя, – начал он, – Бенвенуто, нз люди зовут меня Бенвенуто-не-присядь-ни на минуту…
И старичок рассказал, что он родился в семье старьевщика. Такого резвого и живого ребенка еще никому не доводилось видеть. Едва он появился на свет, как выскочил из пеленок и стал бегать по комнате. Вечером Бенвенуто положили в люльку, а утром обнаружили, что люлька уже мала ему и ноги мальчика торчат из нее.
– Видно, – сказал старьевщик, – он торопится вырасти, чтобы скорее помогать семье.
Вечером Бенвенуто раздевали и клали в постель, а утром вчерашняя одежда уже не годилась ему – башмаки жали, а рубашки не налезали.
– Ну, это не так страшно, – говорила мать, – чего, чего, а уж тряпки-то в доме старьевщика всегда найдутся. Сейчас я сошью ему новую рубаху.
За какую-то неделю Бенвенуто так вырос, что соседи посоветовали отправить его в школу. Мать послушалась и повела Бенвенуто к учителю, но тот не на шутку рассердился:
– Почему вы не привели его пораньше? Ведь сейчас уже зима. Кто же начинает учиться в середине учебного года?
Но когда мать объяснила ему, что Бенвенуто всего семь дней, учитель рассердился еще больше:
– Семь дней? Уважаемая синьора, здесь – не ясли, а я – не нянька! Приходите через семь лет, тогда и поговорим.
Но тут он поднял свой нос от классного журнала и увидел, что Бенвенуто куда выше ростом любого из его учеников. Тогда он посадил мальчика на последнюю парту и принялся объяснять классу, что дважды два – четыре.
В полдень зазвенел звонок, все школьники вскочили из-за парт и выбежали из класса. Только Бенвенуто остался сидеть на своем месте.
– Бенвенуто, – позвал его учитель, – надо проветрить класс.
– Но мне не встать, синьор учитель.
Действительно, за четыре урока он так вырос, что крепко-накрепко застрял в парте. Пришлось позвать служителя, чтобы он помог ему выбраться.
На следующее утро для Бенвенуто поставили парту побольше, но, когда наступил полдень, он опять не смог встать. И эта парта стала ему тесна. Бенвенуто сидел в ней, словно мышь в мышеловке.
Пришлось позвать столяра, и тот расколол парту на части. Учитель тот просто за голову схватился.
– Завтра принесем для тебя парту из пятого класса, – сказал он и тут же отдал распоряжение.
– Ну, как теперь? – спросил он, когда парту принесли.
– Хорошо! Совсем свободно. – радостно ответил Бенвенуто, и, чтобы ему поверили, он несколько раз встал и сел. Но с каждым разом вставать ему было все труднее и труднее. И в двенадцать часов, когда прозвенел звонок, все повторилось сначала, и опять пришлось звать столяра.
Директор школы и мэр города возмутились:
– Что случилось, синьор учитель? Вы разучились поддерживать дисциплину в классе! Почему в этом году парты у вас колются, словно орехи? Вам нужно как следует взяться за своих сорванцов. Мы не в состоянии каждый день покупать новые парты!
Старьевщику пришлось отвести своего сына к доктору и рассказать ему все, как было.
– Посмотрим, посмотрим, – сказал доктор. Он надел очки, чтобы лучше видеть, и измерил рост Бенвенуто.
– Теперь, – сказал он, – садись.
Бенвенуто уселся на стул. Доктор подождал, пока пройдет минута, и сказал:
– Встань.
Бенвенуто встал, и доктор снова измерил его вдоль и поперек.
– Гм, – сказал он и, не поверив тому, что видит, протер очки платком.
– Присядь-ка еще разок.
Он проделал так несколько раз и наконец заключил:
– Это очень интересный случай. Мальчик болен какой-то новой болезнью. До сих пор еще никто не болел ею. Болезнь заключается в том, что, когда ребенок сидит, он быстро стареет. Каждая минута, проведенная сидя, равна для него целому месяцу. А лечение простое – нужно всегда быть на ногах, иначе за несколько недель мальчик превратится в белобородого старика. После этого дня жизнь Бенвенуто совершенно переменилась. В школе ему сделали особую парту, без сиденья, чтобы он даже не пытался присесть. Дома его заставляли есть стоя. А вздумай он хоть минутку отдохнуть у камина, как тотчас раздавалось:
– Что ты делаешь! Захотел состариться раньше времени?
– Вставай, вставай! Поседеть хочешь?
Ну а кровать?
Никаких кроватей, если он не хотел проснуться седым стариком. Пришлось Бенвенуто научиться спать стоя, как спят лошади. Вот из-за всего этого люди и прозвали его: Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту. Прозвище это так и осталось за ним на всю жизнь. Но вот в один несчастный день заболел отец Бенвенуто. Вскоре, почувствовав, что умирает, он позвал к себе сына.
– Бенвенуто, – сказал он, прежде чем навсегда закрыть глаза, – теперь твой черед помогать матери. Она старенькая и не может больше трудиться. Найди себе хорошую работу. Она не принесет тебе вреда. Наоборот, благодаря работе ты долго будешь оставаться молодым. Ведь у тебя не будет времени, чтобы сидеть сложа руки.
На другой день Бенвенуто отправился искать работу. Но люди смеялись ему в лицо:
– Работу, говоришь? Нет, сынок, у нас не играют ни в мяч, ни в кегли. Ты еще слишком мал, чтобы работать на фабрике.
– Работу? Но ведь нас оштрафуют. Закон запрещает брать на работу детей…
Бенвенуто не стал спорить. Он тут же нашел выход из положения. Вернувшись домой, он уселся перед зеркалом и стал ждать.
– Доктор говорил, что стоит мне присесть, как я постарею. Посмотрим, правда ли это…
Через несколько минут он заметил, что растет – стали жать башмаки. Он скинул их и принялся рассматривать свои ноги – те удлинялись прямо на глазах. Когда же Бенвенуто опять взглянул в зеркало, то страшно удивился:
– Кто этот черноусый юноша, что смотрит на меня? Мы, кажется, знакомы. Я где-то видел его…
Наконец он понял и рассмеялся:
– Да это же я! Я – только совсем взрослый! Но теперь лучше будет встать. Больше стареть, пожалуй, не стоит.
Он не стал больше обивать пороги фабрик, а просто выкатил из сарая отцовскую тележку и двинулся с ней по улице, громко крича на ходу:
– Тряпки-лохмотья! Тряпки-лохмотья!
– Какой славный молодой человек! Откуда ты пришел в наши края? – спрашивали соседи, выглядывая из окон на его голос.
– Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту, это ты?!
– Да, соседи, это я! Я задремал на стуле и проснулся уже усатым!
Так Бенвенуто начал трудиться. И все люди любили его. Бенвенуто всегда был на ногах, всегда что-нибудь делал, всегда готов был каждому помочь – как тут не стать всеобщим любимцем! Однажды его хотели даже выбрать в мэры города:
– Вот такой человек нам и нужен – чтобы не любил засиживаться в кресле.
Но Бенвенуто не захотел стать мэром.
А потом умерла и его мать, и тогда он подумал: «Теперь я совсем один. Сидеть без дела я все равно не смогу, потому что быстро состарюсь. Пойду-ка лучше бродить по свету, посмотрю, где что делается».
Так он и сделал: взял тележку с тряпками и, недолго думая, отправился в дорогу. Счастливый, он дни и ночи мог шагать без устали. Немало интересного увидел он на своем пути, немало людей повстречал.
– Ты очень славный парень, – говорили ему встречные, – присядь, поболтай с нами.
– Поболтать можно и стоя, – отвечал Бенвенуто.
Шел он, шел и все не старел. Но вот однажды проходил он мимо какой-то бедной лачуги и, заглянув в окно, увидел картину, от которой у него сжалось сердце. В кровати лежала больная женщина, а на полу возились маленькие ребятишки. Они ревели во все горло, стараясь перекричать друг друга.
– Молодой человек, – сказала женщина, увидев его, – если вы не очень торопитесь, зайдите на минутку к нам в дом. Мне не пошевельнуться, и я не могу укачивать детей, а каждая их слеза для меня все равно что нож в сердце.
Бенвенуто вошел в комнату, взял на руки одного из малышей, походил с ним взад и вперед и убаюкал его. Таким же манером он успокоил и остальных. Но последний, самый маленький, никак не хотел засыпать.
– Присядьте на минутку, – посоветовала женщина, – и подержите его на руках. Присядьте и увидите – он уснет.
Бенвенуто сел на скамеечку около очага, и плакавший ребенок сразу же утих. Он был такой славный, что Бенвенуто принялся играть с ним и даже спел ему песенку.
– Спасибо вам от всего сердца! – сказала женщина, когда ребенок уснул. – Я уже так отчаялась, что мне и жизнь немила стала.
– О, не говорите таких вещей даже в шутку! – ответил Бенвенуто.
Собираясь уходить, он случайно взглянул в зеркало на стене и увидел у себя седую прядь волос.
«Я и забыл совсем, что старею, когда сижу», – мелькнуло у Бенвенуто. Но потом он расправил плечи, еще раз взглянул на сладко спавших детей и пошел своей дорогой.
В другой раз он проходил ночью через какую-то деревушку и, увидев в одном из домиков свет, заглянул в окно. В комнате стоял ткацкий станок, а за ним работала девушка и тяжело вздыхала.
– Что с вами? – спросил ее Бенвенуто.
– Ох, я не сплю уже третью ночь… А к завтрашнему дню мне непременно нужно соткать этот коврик. Если я не успею, мне ничего не заплатят, и тогда всей нашей семье придется голодать. У меня могут даже отнять станок. Ах, чего бы я не отдала, чтобы поспать хоть полчасика!
«Полчасика – это всего тридцать минут, – подумал Бенвенуто. – Пожалуй, тридцать минут я вполне мог бы поработать за девушку».
– Знаете что, – сказал он вслух, – идите-ка спать, а я заменю вас. Мне почему-то нравится этот станок. А через полчаса я вас разбужу.
Девушка прилегла на лавку и в ту же минуту уснула. Бенвенуто начал работать. Прошло полчаса, но разбудить девушку он не решился. Каждый раз, когда он подходил к ней, ему казалось, что ей снятся прекрасные сны.
Занялся рассвет, взошло солнце и разбудило девушку.
– Я проспала всю ночь! А вы работали!
– Э, пустяки! Я не скучал.
– У вас даже голова запылилась…
«Трудно сказать, на сколько лет я постарел сегодня», – подумал Бенвенуто, но не почувствовал никакого сожаления. Он успел соткать коврик, и девушка была теперь самым счастливым человеком на свете.
В другой раз Бенвенуто довелось повстречаться с одним старым-престарым стариком.
– Мне так жаль, – говорил старик, вздыхая, – мне так жаль, что приходится умирать, не сыграв напоследок в карты. Все мои друзья уже умерли.
– Ну, а если дело только за этим, – сказал Бенвенуто, – то в подкидного я тоже умею.
И они стали играть. Бенвенуто не хотел садиться, но старик вдруг раскричался на него:
– Ты нарочно остался стоять, чтобы подсматривать сверху в мои карты! Хочешь нечестно обыграть меня! Хочешь воспользоваться тем, что я бедный, несчастный старик!
И Бенвенуто, как упал от неожиданности на стул, так и не вставал с него до конца игры. Он так растерялся, что перепутал карты и проиграл. А старик потирал руки от удовольствия, словно мальчишка, наворовавший груш.
– Еще разок! – весело предложил он.
Бенвенуто хотел было подняться с этого стула, который отнимал у него дни, месяцы, а может быть, и годы жизни, но ему жаль было огорчать бедного старика. Он продолжал сидеть и проиграл во второй раз, а затем и в третий. Старик, казалось, помолодел от радости.
– Эти годы он взял у меня, – пробормотал Бенвенуто, глядя на себя в зеркало. Волосы его словно покрылись инеем. – Ну ничего, – утешал он себя, – кто знает, сколько уже времени этот старик мечтал поиграть в карты…
И так каждый раз, когда нашему Бенвенуто случалось присесть, чтобы помочь кому-нибудь, у него седели волосы. Потом постепенно согнулась спина, точно дерево под сильным ветром, и потускнели глаза. Бенвенуто-не-присядь-ни-на-минуту старел. Скоро у него уже не осталось ни одного темного волоса, Люди, знавшие его историю, говорили: