После войны неудачи и отступление Красной Армии в 1941–1942 гг. изображались в приукрашенном и облагороженном виде: как часть плана великого Сталина, целью которого было заманить немецкую армию вглубь русской территории и уничтожить ее – так же, как поступили царские военачальники с французской армией во время войны с Наполеоном. После смерти Сталина была обнародована более реалистичная и неприглядная картина трагических событий 22 июня. Однако, согласно новой легенде, причиной неудач Красной Армии в первые месяцы войны была излишняя склонность Сталина к наступательным действиям. На самом деле, тактику атак и контратак единодушно приветствовало все верховное командование Советского Союза, поэтому ответственность за ее последствия в одинаковой степени несли все.
   Масштаб трагедии 22 июня 1941 г. легко оценить, увидев, что стало с огромной армией, собранной Сталиным для того, чтобы противостоять немецкому вторжению. К концу 1941 г.
   Красная Армия потеряла в бою 200 дивизий и 4 миллиона человек личного состава. Потери включали в себя 142 000 офицеров (из 440 000), в том числе было убито 40 генералов и захвачено в плен 4468. Многие современные наблюдатели ожидали, что закаленная в боях немецкая армия, так легко покорившая Польшу и Францию, добьется таких же успехов и в России. Другие считали, что советские войска проявили себя не так хорошо, как могли бы. Однако и тех, и других удивило, что Красная Армия пережила огромный урон, нанесенный ей Германией, и смогла дать отпор самому грандиозному завоеванию в военной истории.

Глава 3
ВОЙНА НА УНИЧТОЖЕНИЕ

Сталин против Гитлера

   Вторжение Германии в Советский Союз началось прямо перед рассветом в воскресенье 22 июня 1941 г. Нападение по линии фронта длиной 1000 миль осуществляли 152 немецкие дивизии. На севере их поддерживали 14 финских дивизий, а на юге – 14 румынских дивизий1. Позже к 3,5-миллионному войску присоединились армии Венгрии и Италии, испанская «Голубая дивизия», контингенты из Хорватии и Словакии, а также добровольческие отряды, сформированные в каждой из стран оккупированной нацистами Европы.
   Войско захватчиков было организовано в три крупные группы: группа армий «Север» атаковала из Восточной Пруссии и продвигалась вдоль балтийского побережья по направлению к Ленинграду; группа армий «Центр» продвигалась к Минску, Смоленску и Москве; группа армий «Юг» направлялась к Украине и ее столице, Киеву.
   Стратегические цели вторжения были определены Гитлером в его директиве от 18 декабря 1940 г.: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании… Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено… Конечной целью операции является создание заградительного барьера против азиатской России по общей линии Волга – Архангельск»2.
   Операция получила кодовое название «Барбаросса», в честь Фридриха I Барбароссы, римского императора, который в XII в. возглавил крестовый поход для освобождения священной для христиан земли от мусульман. 22 июня Гитлер объявил, что напал на СССР, чтобы предупредить удар советских войск по Рейху3.
   Впоследствии нацистская пропаганда изображала кампанию Германии в России как оборонительный крестовый поход против нечестивой империи большевиков, угрожающей европейской цивилизации.
   Идеологическое оформление операции «Барбаросса» четко показывало, какую войну немцы намеревались вести в России – войну на уничтожение и истребление, Vernichtungskrieg4. Уничтожить предполагалось не только Красную Армию, но и весь советский коммунистический режим. В основе такой решимости было представление нацистов о том, что СССР – это иудейско-большевистское государство, контролируемый евреями коммунистический режим, для уничтожения которого требовалось ликвидировать еврейские кадры, управлявшие советским государством. Кроме того, согласно расистской идеологии Рейха, славянские народы Советского Союза были «унтерменшен» – низшей расой, или «недочеловеками», однако намерения немцев по отношению к славянам были скорее эксплуататорскими, чем просто геноцидальными. Как Гитлер позже сказал о славянах, «наш основной принцип следующий: существование этих людей оправдано только с экономической точки зрения – возможностью их эксплуатации во благо нашего народа».
   Идеологическая расистская война, которую Гитлер хотел вести против России, предопределила суть военных приготовлений к операции «Барбаросса». Как сказал Гитлер своим генералам 30 марта 1941 г., «войну против России нельзя вести по-рыцарски. Это борьба идеологий и различных рас, и ее нужно вести с беспрецедентной безжалостной и неукротимой жестокостью»5.
   В марте 1941 г. было достигнуто соглашение между вермахтом и СС в отношении роли «айнзацгрупп» – специальных групп, которые должны были следовать за немецкой армией в Россию, чтобы уничтожать «еврейских большевиков» – чиновников, активистов и интеллигентов. 13 мая 1941 г. Гитлер издал постановление, которым фактически освобождал немецких солдат от ответственности за любые зверства, которые они могли совершить в России. Еще через несколько дней вермахт издал «Инструкцию о поведении войск в России»:
   1. Большевизм является смертельным врагом национал-социалистского немецкого народа. Германия ведет борьбу против этого разлагающего мировоззрения и его носителей.
   2. Эта борьба требует беспощадных и решительных действий против большевистских подстрекателей, партизан, саботажников, евреев и полного подавления любой попытки активного или пассивного сопротивления.
   3. В отношении всех представителей Красной Армии, в том числе военнопленных, следует проявлять крайнюю осторожность и предельную бдительность, поскольку необходимо считаться с их коварными методами ведения борьбы. Особенно непроницаемыми, непредсказуемыми, коварными и бесчувственными являются азиатские солдаты Красной Армии.
   6 июня вермахт выпустил «Директиву по обращению с политическими комиссарами». Это был печально известный приказ, решавший судьбу политических комиссаров Красной Армии: «Если они будут схвачены в бою или при оказании сопротивления, то, как правило, их необходимо немедленно уничтожать, применяя оружие».
   Идеологический контекст предстоявшей войны с Россией позволяет объяснить, почему немцы решили, что смогут уничтожить Красную Армию в рамках одной молниеносной кампании. Немецкие стратеги считали, что Красная Армия значительно ослаблена имевшими место перед войной чистками, и были невысокого мнения о ее действиях во время советско-финской войны. Не менее важным было и идеологически искаженное представление о политической слабости сталинского режима. «Нам нужно только постучать в дверь, и вся прогнившая структура рухнет», – говорил Гитлер6. Немцы не только не ожидали, что в России им окажут серьезное сопротивление, они воображали, что значительная часть советского населения будет приветствовать их как освободителей.
   С первых же дней операции «Барбаросса» начало казаться, что гитлеровские предсказания о быстрой и легкой победе сбываются. В первый день самолеты люфтваффе нанесли удары по 66 вражеским аэродромам, уничтожили 900 советских самолетов на земле и еще 300 в воздухе7. Уже через несколько дней у немцев было полное превосходство в воздухе по всей линии фронта. 3 июля генерал Франц Гальдер, начальник штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта, записал в своем дневнике: «С моей стороны не будет слишком смелым утверждать: немецкая кампания против России выиграна в пределах 14 дней»8. За три недели потери советских войск составили три четверти миллиона человек, 10 000 танков и 4000 самолетов. За три месяца немцы захватили Киев, взяли в окружение Ленинград и подошли к Москве9.
   Немцы применяли по большей части ту же тактику, что и в Польше и Франции. Усиленные колонны из дивизий мощной бронированной техники пробивали вражескую оборону и окружали советские войска с тыла. За немецкими танками следовали дивизии пехоты, чьей задачей было уничтожить окруженные части вражеских войск и удерживать захваченную территорию. Во время июньской осады Минска немцы взяли в плен 400 000 советских военнослужащих. В июле в под натиском немецких войск пал Смоленск (300 000 пленных), а в сентябре – Киев (500 000 пленных). В октябре в результате окружения Брянска и Вязьмы под Москвой в плен попало еще около полумиллиона советских солдат. К концу 1941 г. в плену у немцев было уже 3 миллиона советских военнопленных. К февралю 1942 г. 2 миллиона из этих военнопленных погибли – главным образом от голода, болезней и издевательств. Кроме этого, немцы просто расстреливали тех пленных, на которых падало подозрение в том, что они – коммунисты. К моменту завершения войны на восточном фронте было убито 160 000 пленных «комиссаров».
   Судьбу советских военнопленных разделили многие другие советские граждане, прежде всего – еврейского происхождения. Немцы истребили около 1 миллиона советских евреев, в основном в 1941–1942 гг.10. Главным орудием этих массовых убийств были айнзацгруппы СС. Изначально задачей айнзацгрупп было убивать трудоспособных евреев мужского пола. Однако в августе 1941 г. Гиммлер, глава СС, отдал приказ о начале масштабного уничтожения целых еврейских сообществ – мужчин и женщин, родителей и детей, старых и молодых, больных и здоровых. Показательным с точки зрения этого изменения политики был произведенный в конце сентября 1941 г. расстрел 30 000 евреев в Бабьем Яре – овраге на окраине Киева.
   Причина этого перехода от выборочного уничтожения евреев мужского пола к массовому убийству всех евреев широко обсуждалась историками холокоста11. Вероятно, он был связан с активизацией борьбы немцев с партизанами. Партизанская деятельность в тылу наступающих немецких войск началась уже через несколько дней после начала войны, и зачастую ее инициировали, вдохновляли и поддерживали отступающие части Красной Армии, пытавшиеся прорваться из окружения. Так же, как и в Греции, Югославии и Польше, немцы реагировали тем, что сжигали деревни и расстреливали всех, кто подозревался в пособничестве партизанам. В сентябре 1941 г. вермахт отдал приказ о том, что за каждого немца, ставшего жертвой партизан, следует убить от 50 до 199 «коммунистов».
   Между антипартизанской тактикой вермахта и антиеврейской кампанией СС есть тонкая связь. Всех евреев считали коммунистами и партизанами, а всех партизан – евреями. «Еврей – партизан. Партизан – еврей». «Еврей – большевик – партизан». Эти немецкие слоганы служили двойной цели: они логически обосновывали массовое убийство советских евреев и оправдывали жестокие меры беспорядочной борьбы с партизанами12. Кровавая бойня в Бабьем Яре, например, была явным возмездием за смерть нескольких немецких офицеров, погибших в результате взрыва бомб замедленного действия, оставленных отступающей Красной Армией в центре Киева.
   Несмотря на очевидные успехи немцев, удача на войне не всегда была на их стороне. Не все линии советской обороны были разрушены. Некоторые позиции удерживались неделями и даже месяцами. В Брестской крепости, на границе с оккупированной немцами Польшей, 3000 советских солдат в течение недели держали оборону против 20 000 немцев, сражаясь до последнего человека. Одесса, главный порт советского флота на Черном море, почти 10 недель, с августа по октябрь 1941 г., держала оборону против 4-й румынской армии. На долю соседнего с Одессой города-порта Севастополь выпало еще большее испытание, однако город продержался до лета 1942 г. Хотя миллионы советских солдат были взяты в плен, десятки тысяч других – отдельные солдаты, небольшие группы, взводы, батальоны и целые дивизии – прорывались из окружения и присоединялись к остальным войскам Красной Армии13. Советские войска наносили многочисленные контрудары, не раз немцы были вынуждены отступить и перегруппироваться. Оборона Киева почти на месяц задержала наступление немецких войск на Украине, а бои под Смоленском в июле – августе 1941 г. на два месяца задержали наступление немцев на Москву. Яростные контрудары под Ленинградом не дали Гитлеру осуществить его цель – захватить и стереть с лица Земли второй по величине город Советского Союза.
   Яростные бои поколебали первоначальную уверенность немцев в том, что им предстоит легкая победа. К 11 августа генерала Гальдера тоже начали посещать сомнения: «К началу войны мы имели против себя около 200 дивизий противника. Теперь мы насчитываем уже 360 дивизий противника. Эти дивизии, конечно, не так вооружены и не так укомплектованы, как наши, а их командование в тактическом отношении значительно слабее нашего, но, как бы там ни было, эти дивизии есть. И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину»14.
   Цена, которую немцы заплатили за свои победы, была очень высокой. В первые три недели войны немцы потеряли 100 000 человек личного состава, 1700 танков и штурмовых орудий, 950 самолетов. К июлю они ежедневно несли потери до 7000 человек. К августу общее количество погибших составило почти 180 000 человек15. Эти потери были ничтожны в сравнении с астрономическими потерями советских войск, но они были гораздо значительнее того, к чему привыкли немцы. За всю западноевропейскую кампанию 1940 г. потери немецкой армии составили всего 156 000 человек, в том числе 30 000 погибших16. Особенно важно было то, что, несмотря на победоносное продвижение войск вермахта на территорию России, их стратегические цели так и не были достигнуты. Ленинград был осажден, но так и не был взят. На юге немецкая армия продвинулась до Ростова-на-Дону – выхода к Кавказу и нефтяным месторождениям Баку, – однако исчерпала себя, и к концу ноября город был освобожден русскими войсками.
   Последней надеждой Гитлера на победу в рамках одной кампании было захватить Москву. Немцы начали наступление на столицу СССР в октябре 1941 г. В наступлении участвовали более 70 дивизий – миллион солдат, 1700 танков, 14 000 артиллерийских орудий и почти 1000 самолетов. В результате наступления группа армий «Центр» подошла почти на 30 километров к Кремлю, но дальше пройти не смогла.
   5 декабря Красная Армия начала контрнаступление к западу от Москвы, отбросив немцев на 65–80 километров от города. Это было первое серьезное поражение вермахта во Второй мировой войне. Оно показало, что операция «Барбаросса» провалена и Гитлеру на восточном фронте предстоит длительная война на истощение. Как отмечали обозреватели времен войны, «российская кампания 1941 г. была для немцев серьезным стратегическим поражением»17.
   К декабрю 1941 г. война в Европе превратилась в мировую войну. После нападения Японии на Перл-Харбор 7 декабря США оказались втянутыми в войну с союзником Германии на Дальнем Востоке, а после того как Гитлер 11 декабря объявил войну Америке, США пришлось принимать участие и в боевых действиях в Европе. Это скрепило союз Америки, Великобритании и СССР, который начал формироваться еще летом 1941 г. В этих новых обстоятельствах Гитлер начал задумываться о том, какие ресурсы ему потребуются, чтобы вести мировую войну против союзников. Предметом особого его внимания стали нефть, промышленность и сырье Украины, Кавказа и южных областей России.

Реакция Сталина на нападение Германии

   О реакции Сталина на начало операции «Барбаросса» ходит легенда, что он был удивлен и шокирован нападением Германии, отказывался верить, что это происходит на самом деле, и впал в депрессию, из которой не мог выйти до тех пор, пока его не вынудили к этому соратники по Политбюро. Эта легенда, как и многие другие легенды о Сталине, получила распространение после закрытого доклада Хрущева на XX съезде партии в 1956 г.: «Было бы неправильным забывать, что после первых серьезных неудач и поражений на фронте Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесенных в те дни, он сказал: “Все, что создал Ленин, мы потеряли навсегда”. После этого, в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще. Он вернулся к активному руководству только после того, как несколько членов Политбюро посетили его и сказали, что необходимо немедленно предпринять определенные шаги, чтобы улучшить положение на фронте»18.
   Хрущев, который был в Киеве, когда началась война, более подробно писал об этом в своих мемуарах, сообщая, что, по словам Берии, Сталин в какой-то момент вообще отказался от руководства и в отчаянии уехал на свою дачу19.
   Еще одну версию этой истории предлагает в своих мемуарах Анастас Микоян, бывший при Сталине наркомом торговли. По словам Микояна, члены Политбюро ездили на дачу к Сталину и сообщили скрывшемуся там руководителю, что решили создать государственный комитет обороны и хотят, чтобы Сталин его возглавил. Инициаторами этого были Берия и Молотов, пишет Микоян20. Впрочем, как возражают Рой и Жорес Медведевы, это маловероятно. Молотов и Берия принадлежали к числу наиболее покорных Сталину приближенных21. Имеется также свидетельство Якова Чадаева, который поддерживает версию Микояна о том, что члены Политбюро во главе с Молотовым ездили на дачу к Сталину и просили его вернуться к работе. Впрочем, Чадаев не был очевидцем этого события и узнал о нем из вторых рук. По воспоминаниям самого Чадаева о состоянии Сталина в первые дни войны, создается впечатление, что поведение советского вождя было крайне противоречивым: с одной стороны, он был сильным и решительным; с другой – сдержанным и неуверенным22. Кроме того, в интервью в 1982 г. Чадаев в ответ на вопрос о поведении Сталина в первые месяцы войны утверждал следующее: «Я уже отмечал, что в дни кризисных, даже критических ситуаций на фронте Сталин в целом неплохо владел собой, проявляя уверенность, спокойствие и демонстрируя огромную работоспособность»23. Среди других воспоминаний – ответ Молотова, данный им на вопрос об истории на сталинской даче: «Сталин был в очень сложном состоянии. Он не ругался, но не по себе было. Растерялся – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу. Свои трудности у Сталина были, безусловно. Что не переживал – нелепо. Но его изображают не таким, каким он был… Все эти дни и ночи, он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять. Как держался? Как Сталину полагается держаться. Твердо»24. По словам Жукова, «И.В. Сталин был волевой человек и, как говорится, не из трусливого десятка. Несколько подавленным я его видел только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 года: рухнула его убежденность в том, что войны удастся избежать. После 22 июня 1941 года, почти на протяжении всей войны, И.В. Сталин твердо управлял страной, вооруженной борьбой и международными делами»25. Еще один член Политбюро, Лазарь Каганович, на вопрос о том, потерял ли Сталин самообладание, когда началась война, ответил: «Ложь!»26 Молотов и Каганович были преданными сторонниками Сталина, в то время как Хрущев и Микоян были ренегатами, которые в 1950-е гг. возглавляли антисталинскую оппозицию. Жуков после войны стал жертвой сталинских чисток, но в 1957 г. поссорился с Хрущевым и в результате получил от Хрущева свою порцию обвинений в связи с действиями во время войны.
   Возможно, лучшим источником информации о реакции Сталина на нападение Германии являются воспоминания современников о его действиях в первые дни войны. Как можно видеть из журнала принятых Сталиным посетителей, после начала войны Сталин проводил множество встреч с представителями советской военной и политической верхушки27. В первые дни войны Сталину приходилось принимать очень много решений. В день, когда началась война, он подписал 20 разных указов и приказов28. 23 июня он отдал приказ о создании Ставки (штаба) Верховного Главнокомандования, военно-политического органа, осуществлявшего стратегическое руководство военными действиями. Председателем Ставки был назначен нарком обороны Тимошенко. 24 июня было решено основать Совет по эвакуации, чтобы организовать эвакуацию людей и ресурсов из зоны военных действий, а также создать Советское информационное бюро (Совинформ) для координации и руководства военной пропагандой29. 29 июня Сталин подписал директиву партийным и советским организациям прифронтовых областей, в которой приказывал сражаться до последней капли крови за каждую пядь советской земли. В директиве говорилось, что снабжение и тыл Красной Армии следует охранять всеми силами, а трусы и паникеры должны быть немедленно преданы суду военного трибунала. В оккупированных захватчиками областях должны были быть сформированы партизанские отряды, а в случае форсированного отступления предполагалось использовать тактику выжженной земли, при которой врагу не осталось бы дорог, железнодорожных путей, заводов и складов продовольствия, которые он мог бы использовать. Эти указания легли в основу обращения к советским людям, с которым Сталин выступил по радио через несколько дней30.
   22 июня день в кабинете Сталина начался в 5:45, когда Молотов вернулся со встречи с Шуленбургом и принес известие о том, что Германия объявила СССР войну31. Одним из первых было принято решение о том, что именно Молотов, а не Сталин, выступит в полдень с радиообращением к народу. По словам Молотова, Сталин решил подождать, пока ситуация прояснится, прежде чем обращаться к стране от своего лица32. Написанный Молотовым черновик речи был сразу отредактирован Сталиным. Он во многих аспектах расширил содержание речи. Во-первых, Молотов должен был с самого начала заявить, что говорит от лица Сталина, а в заключении призвать страну сплотиться вокруг Сталина как ее вождя. Во-вторых, Молотов должен был ясно показать, что Советский Союз никоим образом не нарушал заключенный с Германией пакт о ненападении. В-третьих, Молотов должен был подчеркнуть, что войну Советскому Союзу объявили не немецкие рабочие, крестьяне и интеллигенция, а гитлеровцы, поработившие Польшу, Югославию, Норвегию, Бельгию, Данию, Нидерланды, Грецию и другие страны. В-четвертых, Молотов должен был сравнить вторжение Гитлера в Россию со вторжением Наполеона и призвать народ к патриотической войне в защиту отечества. Хотя Сталин внес в текст речи заметные исправления, самые запоминающиеся ее строки – завершающие призывные слова, ставшие одним из главных лозунгов советской военной пропаганды, – судя по всему, принадлежали самому Молотову: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»33.
   Еще одним ранним посетителем сталинского кабинета в тот день стал глава Коминтерна Георгий Димитров, который записал в своем дневнике: «В 7:00 утра меня срочно вызвали в Кремль… Поразительное спокойствие, решимость, уверенность Сталина и всех остальных… Пока Коминтерн не должен совершать никаких открытых действий. Местные партии организуют движение в защиту СССР. Вопрос социалистической революции подниматься не должен. Советский народ ведет патриотическую войну против нацистской Германии. Это вопрос искоренения фашизма, поработившего многие народы и намеренного поработить еще больше»34.
   Неоднократно заходил в кабинет Сталина в этот день заместитель наркома иностранных дел Андрей Вышинский, который докладывал о новостях в дипломатической сфере. У него были и хорошие новости. Из Лондона телеграфировал Майский, чтобы передать уверения министра иностранных дел, Антони Идена, в том, что Великобритания не сдастся и что не может быть и речи о заключении сепаратного мира между Великобританией и Германией, несмотря на слухи, возникшие в связи с миссией Гесса. Иден также проинформировал Майского о том, что в тот же день вечером Черчилль выступит по радио с речью о нападении Германии и об англо-советских отношениях35. Выступление Черчилля, надо полагать, стало для Сталина большим облегчением: «За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое, с его преступлениями, безумствами и трагедиями, отступает… У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто… Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем… если Гитлер воображает, будто его нападение на Советскую Россию вызовет малейшее расхождение в целях или ослабление усилий великих демократий, которые решили уничтожить его, то он глубоко заблуждается… Нападение на Россию – не более, чем прелюдия к попытке завоевания Британских островов… Поэтому опасность, угрожающая России, – это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, – это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара»36.