Дженнифер Смит. Статистическая вероятность любви с первого взгляда

   Он вытащил из кармана горсть мелочи и, порывшись, выудил леденец в замусоленной обертке. И, сперва предложив его Хедли, забросил к себе в рот.
   – Сколько ему лет? – спросила Хедли, морща нос.
   – Немерено! По-моему, я его прихватил, еще когда в прошлый раз приезжал домой.
   – Дай угадаю! В то время ты изучал воздействие сахара на человеческий организм?
   Оливер усмехнулся:
   – Вроде того.
   – А на самом деле чем ты занимаешься?
   – Секретными исследованиями, – ответил он с глубокой серьезностью. – Если разболтаю, мне придется тебя убить, а не хочется. Ты славная.
   – Ну, спасибо! Хотя бы специальность можешь назвать? Или это тоже секретная информация?
   – Скорее всего, психология, хотя я еще не решил окончательно.
   – Ага, – откликнулась Хедли. – Понятно теперь, откуда эти игры разума.
   Оливер засмеялся:
   – По-твоему – игры, а по-моему – научная работа.
   – Видимо, надо мне думать, что говорю, раз ты меня постоянно изучаешь.
   – Точно, – согласился он. – Я за тобой наблюдаю.
   – И как?
   Оливер криво ухмыльнулся:
   – Пока еще рано делать выводы.
   Пожилая женщина, остановившись напротив их ряда и близоруко щурясь, начала разглядывать свой билет. Платье в цветочек, сквозь реденькие белые волосы просвечивает розовая кожа. Чуть дрожащей рукой она указала на номер над сиденьем.
   – Кажется, это мое место, – сказала старушка, теребя билет большим пальцем.
   Оливер вскочил и стукнулся головой о вентиляционную панель.
   – Извините! – Он попытался протиснуться в проход, но сделать это в такой тесноте оказалось делом непростым. – Я только на минутку присел.
   Старушка внимательно взглянула на Оливера, затем перевела взгляд на Хедли – в ее слезящихся глазках читалось понимание, а в уголках век собрались веселые морщинки.
   – Ах! – Она чуть слышно хлопнула в ладоши и бросила сумочку на третье сиденье. – Я не знала, что вы вместе! Сидите, сидите, я и с краешка отлично устроюсь.
   Оливер явно пытался сдержать смех, а Хедли начала мучить совесть: ведь из-за нее он потерял хорошее место. Кому охота семь часов торчать в середине ряда? Но старушка уже опустилась на сиденье, обтянутое грубой тканью, и Оливер ободряюще улыбнулся Хедли. У нее невольно полегчало на душе. Если честно, она и представить себе не могла, как иначе бы выдержала перелет. Вместе лететь через океан и чтобы кто-то сидел между ними – это же настоящее мучение!
   Старушка, порывшись в сумочке, извлекла на свет беруши.
   – Ну расскажите, как вы познакомились?
   Ребята быстро переглянулись.
   – Хотите верьте, хотите нет, мы встретились в аэропорту, – ответил Оливер.
   – Чудесно! – начала она восторженно. – И как же это случилось?
   – Ну, просто… – Оливер выпрямился в кресле. – Я, видите ли, проявил любезность и предложил девушке помочь нести чемодан. Мы разговорились, а там слово за слово…
   Хедли широко улыбнулась:
   – Так он с тех пор и таскает за мной чемодан!
   – Так поступил бы всякий истинный джентльмен, – с наигранной скромностью произнес Оливер.
   – И всякий галантный кавалер.
   Старушка просто сияла, кожа на ее лице собралась мелкими складочками.
   – Вот оно, значит, как!
   – Вот так, – улыбнулся Оливер.
   «Если бы это было так на самом деле», – подумала Хедли и сама удивилась, как сильно ей хотелось, чтобы эта история оказалась невыдуманной. Их историей.
   Оливер обернулся, и все ее надежды улетучились. Его глаза искрились весельем – он явно хотел удостовериться, что Хедли тоже оценила шутку. Она заставила себя улыбнуться, и парень снова обратился к пожилой соседке – та как раз принялась рассказывать, как познакомилась со своим мужем.
   «В жизни такого не бывает, – подумала Хедли. – По крайней мере в ее жизни».
   – …А младшенькому уже сорок два, – сообщила соседка.
   Складки старческой кожи на ее шее тряслись в такт словам, словно желе, и Хедли машинально провела пальцем по горлу.
   – В августе будет пятьдесят два года, как мы поженились.
   – Ух ты! Здорово! – воскликнул Оливер.
   – Ничего удивительного, – отозвалась старушка, моргая. – Это легко, если встретишь того, кто тебе предназначен.
   Пассажиры уже заняли свои места, стюардессы сновали по проходу, проверяя, у всех ли пристегнуты ремни. Соседка достала из сумочки пластиковую бутылку с водой и положила на морщинистую ладонь таблетку снотворного.
   – Как оглянешься назад: пятьдесят два года, словно пятьдесят две минуты. – Запрокинув голову, она проглотила лекарство. – А когда молод и влюблен, семь часов в самолете кажутся вечностью.
   Оливер хлопнул себя по коленкам, которые упирались в спинку переднего сиденья.
   – Надеюсь, что не покажутся! – фыркнул он.
   Соседка только улыбнулась в ответ:
   – Вот увидите. – Она вставила желтые затычки сперва в одно ухо, потом в другое. – Счастливого полета!
   – И вам тоже, – ответила Хедли, но старушка уже уронила голову на плечо и начала тихонько похрапывать.
   Пол под ногами завибрировал – это включились моторы. Стюардесса напомнила через громкоговоритель, что курить во время полета запрещено и нельзя покидать свое место, пока не погаснет надпись: «Пристегните ремни». Вторая стюардесса, отбарабанивая привычные слова, словно автомат, начала показывать, как пользоваться респираторами и спасательными жилетами. Ее почти никто не слушал – пассажиры шелестели газетами и журналами, отключали мобильники и утыкались носами в незатейливые книжки.
   Хедли вытащила из кармашка на спинке переднего сиденья инструкцию по технике безопасности и стала хмуро рассматривать нарисованных человечков, радостно вываливающихся из мультяшных самолетиков. Оливер захихикал, и Хедли подняла глаза:
   – Что?
   – Просто я никогда не видел, чтобы кто-нибудь реально читал эти штуки.
   – Значит, тебе повезло, что ты сидишь рядом со мной.
   – Вообще в целом повезло?
   Хедли усмехнулась:
   – Особенно в случае экстренной ситуации.
   – Точно! – подхватил он. – Я чувствую, что мне ничто не угрожает. Так и вижу, как во время вынужденной посадки мне на голову падает поднос с завтраком, и ты, героическая пигалица, вытаскиваешь из самолета мое бесчувственное тело.
   У Хедли вытянулось лицо:
   – Не шути так!
   – Прости…
   Он придвинулся поближе и положил свою руку ей на колено. Жест настолько естественный, что Оливер даже не заметил, что его сделал, пока Хедли не опустила глаза – ощущение теплой ладони на голой коленке было удивительным, и Оливер отдернул руку, видимо и сам растерявшись от неожиданности.
   – Я просто так ляпнул. Все будет хорошо.
   – Не извиняйся, – тихо ответила она. – Вообще-то я не суеверная.
   Снаружи, вокруг огромного самолета, суетились люди в оранжевых жилетах, и Хедли придвинулась поближе к иллюминатору, чтобы лучше все рассмотреть. Старушка-соседка закашляла во сне. Хедли с Оливером дружно повернулись к ней, но та уже снова мирно спала, лишь веки чуть подрагивали.
   – Пятьдесят два года… – Оливер тихонько присвистнул. – Впечатляет.
   – А я не верю в брак, – заявила Хедли.
   – Ты же едешь на свадьбу?! – удивился Оливер.
   – Ага, – кивнула она. – В том-то все и дело.
   Оливер озадаченно посмотрел на нее.
   – Зачем поднимать шум, тащить людей через пол земного шара, чтобы официально засвидетельствовать свою любовь? Хочешь с кем-то разделить свою жизнь – молодец, отлично. Только это никого не касается, кроме вас двоих. Зачем лишняя показуха?
   Оливер потер подбородок, не зная, что и думать.
   – Похоже, – произнес он наконец, – ты в свадьбы не веришь, а не в брак.
   – В данный момент меня не вдохновляет ни то ни другое.
   – Ну, не знаю, – протянул Оливер. – По-моему, это не так уж и плохо.
   – Нет! – горячо возразила Хедли. – Все это только для виду! Если любишь по-настоящему, ты не обязан никому ничего доказывать. Все должно происходить намного проще. И хоть что-нибудь да значить.
   – По-моему, оно и значит, – негромко сказал Оливер. – Это обещание.
   – Да, наверное. – Хедли невольно вздохнула. – К сожалению, не все держат слово. – Она оглянулась на спящую соседку. – Не всем удается прожить вместе пятьдесят два года, а если удалось, уже не имеет значения, что когда-то вы в присутствии кучи народа давали друг другу слово. Главное – что вы не предали друг друга, даже когда было очень погано.
   Оливер засмеялся:
   – Зачем нужен брак? На тот случай, если станет очень погано.
   – Серьезно! А иначе как поймешь, что все взаправду? Только если в трудную минуту есть кому тебя поддержать.
   – Вот как? Значит, не надо ни свадьбы, ни брака, только чтобы было кому тебя поддержать, когда жизнь бьет по голове?
   – Точно, – подтвердила Хедли.
   Оливер изумленно покачал головой:
   – На чью свадьбу едешь-то? Бывшего бойфренда?
   Хедли не смогла удержаться от смеха.
   – Чего смеешься?
   – Мой бывший бойфренд целыми днями играет в компьютерные игры, а в свободное время разносит пиццу. Смешно представить его в роли жениха!
   – Я так и подумал, что ты еще слишком молода, чтобы быть брошенной женщиной.
   – Мне семнадцать! – возмущенно выпалила Хедли.
   Оливер примирительно поднял руки. Самолет отъезжал от посадочного «рукава», и Оливер наклонился поближе к иллюминатору. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись огоньки, похожие на отражения звезд. Взлетные полосы – созвездия, где дожидаются своей очереди десятки самолетов. Хедли сцепила руки на коленях и сделала глубокий вдох.
   – Слушай, – Оливер снова откинулся в кресле, – по-моему, мы не с того конца начали.
   – То есть?
   – Да просто обычно разговоры о значении истинной любви начинаются месяца через три после знакомства, а не через три часа.
   – По ее словам, – Хедли подбородком указала на сиденье справа от Оливера, – три часа – все равно что три года.
   – Ага, но это для влюбленных.
   – Точно. Это не о нас.
   – Ну да, – улыбнулся Оливер. – Не о нас. Так что три часа – это три часа, и не больше. А мы неправильно подошли к делу.
   – В каком смысле?
   – Я уже знаю твои взгляды на брак, а о важном мы еще даже не говорили. Ну там, какой твой любимый цвет, любимая еда…
   – Синий, мексиканская.
   Оливер задумчиво кивнул:
   – Уважаю. А у меня – зеленый и карри.
   – Карри? – Хедли сделала гримаску. – Правда?
   – Не надо осуждать! Что еще?
   Свет в салоне потускнел – его пригасили перед взлетом. Моторы набирали обороты. Хедли на мгновение зажмурилась.
   – Что? Что еще?
   – Любимое животное?
   – Не знаю… – Она снова открыла глаза. – Собаки?
   Оливер покачал головой.
   – Скучно. Вторая попытка.
   – Тогда слоны.
   – Правда, что ли?
   Хедли кивнула.
   – Почему вдруг?
   – В детстве я не могла заснуть без драного плюшевого слоника, – объяснила она, сама не понимая, отчего сейчас вспомнила о своей игрушке. Может, все дело в предстоящей встрече с отцом, а может, грозный рев моторов вызвал детское желание спрятаться под одеяло.
   – По-моему, это не считается.
   – Сразу видно, что ты не знаком со Слоником.
   Оливер захохотал:
   – Имя сама придумала?
   – Ага, – улыбнулась Хедли.
   У Слоника были черные блестящие глазки и большие мягкие уши, а вместо хвоста – шнурок. Обнимешь Слоника, и все становится проще: и доедать овощи, и надевать колючие колготки, и ушибленная нога не так болит, и больное горло не саднит… Слоник спасал от всего.
   Со временем он утратил один глаз и большую часть хвоста. Его заливали слезами, обчихивали, сидели на нем! И все равно если Хедли из-за чего-нибудь расстраивалась, папа клал ей руку на макушку и подталкивал к лестнице. «Пора посоветоваться со Слоником!» – объявлял он, и почему-то это всегда действовало.
   Хедли только сейчас пришло в голову, что заслуга-то в основном была папина, а вовсе не Слоника.
   Оливер улыбнулся, глядя на нее:
   – Все равно не считается.
   – Ладно, а какое у тебя любимое животное?
   – Белоголовый орлан.
   Хедли засмеялась:
   – Неправда!
   – Я – и неправда? – Он прижал руку к сердцу. – Разве плохо любить животное, которое символизирует свободу?
   – Ты просто меня разыгрываешь!
   – Может быть. Немножко, – хмыкнул Оливер. – Но ведь получается?
   – Что, довести меня до того, чтобы я тебя стукнула?
   – Нет, – тихо ответил он. – Чтобы отвлечь тебя.
   – От чего?
   – От твоей клаустрофобии.
   Хедли благодарно улыбнулась ему и передразнила Оливера:
   – Немножко… Хотя сейчас еще ничего. Хуже будет, когда мы взлетим.
   – Почему? Там открытое пространство.
   – А бежать некуда. Нет запасного выхода на всякий случай.
   – Понял, – театрально вздохнул Оливер. – Я слышу это часто от девчонок.
   Хедли, коротко рассмеявшись, вновь закрыла глаза. Самолет набирал скорость, с ревом мчась по взлетной полосе. Пассажиров прижимало к спинкам сидений, нос самолета задирался, и наконец, в последний раз подпрыгнув, самолет взмывал ввысь, будто гигантская металлическая птица.
   Хедли стиснула подлокотники кресла. Самолет рвался в ночное небо, и огни внизу постепенно удалялись, превращаясь в ровные ряды крошечных пикселей. От перепада давления закладывало уши. Хедли прижималась лбом к стеклу, страшась того мгновения, когда они поднимутся выше облаков и земля совсем скроется из виду. Тогда не останется ничего, кроме огромного неба вокруг.
   Здания и прямоугольники парковок уменьшались на глазах, все сливалось в причудливые узоры: оранжевые огоньки уличных фонарей, ленты автострад… Хедли выпрямилась, ощущая на лбу прохладу от плексигласа и стараясь не терять из виду город внизу. Страшен не полет – страшно оторваться от земли. Но пока они были еще достаточно низко, чтобы рассмотреть освещенные окна домов. И Оливер – рядом. С ним никакие грозы не страшны.

5

   22:36
   по Североамериканскому восточному времени
   03:36
   по Гринвичу
 
   ЧЕРЕЗ ПАРУ МИНУТ Оливер решил, что с Хедли уже можно разговаривать. От его голоса у нее внутри словно кто-то отпустил пружину. Хедли один за другим разгибала пальцы, стиснутые в кулак.
   – Однажды, – сказал Оливер, – я летел в Калифорнию Четвертого июля… Хедли чуть-чуть повернула голову.
   – Была ясная ночь, и я видел, как внизу зажигались крошечные фейерверки, – в одном городе, в другом.
   Хедли снова прислонилась к иллюминатору и с трепещущим сердцем посмотрела в темный провал. Огромное ничто. Хедли закрыла глаза и представила фейерверки.
   – Наверное, если не знать, что там такое, картинка жутковатая, а так – просто красивый салют, только очень маленький и без звука. Даже не верится, что это те же громадные вспышки, которые мы видим с земли. Думаю, все дело в том, откуда смотреть, – прибавил Оливер, помолчав.
   Хедли вновь обернулась и заглянула ему в лицо.
   – Это что, мне чем-то поможет? – спросила она без всякой враждебности, просто пытаясь понять, в чем же, собственно, мораль истории.
   – Да нет, – ответил Оливер со смущенной улыбкой. – Просто я опять хотел тебя отвлечь. Хедли улыбнулась:
   – Спасибо! Еще что-нибудь расскажешь?
   – Сколько угодно! Я могу трепаться, пока у тебя уши не отвалятся.
   – Семь часов подряд?
   – Запросто.
   Самолет уже набрал высоту. У Хедли кружилась голова, и она постаралась сосредоточить взгляд на переднем сиденье. Ее занимал человек с большими ушами и редеющими волосами на макушке, не то чтобы лысина, скорее – предвестие начинающейся лысины. Словно читаешь карту будущего. Неужели у каждого можно найти такие вот признаки грядущих перемен? Например, догадывался ли кто-нибудь, что их старенькая соседка будет когда-нибудь смотреть на мир не ясными голубыми глазами, а словно сквозь мутную пленку? Или что человек, сидящий наискосок через проход, станет придерживать одну руку другой, чтобы она не тряслась?