Иные сами кидались с крыши вниз. Видя это, Танкред впал в сильный гнев.
Наши люди постановили в совете[103], что каждый сотворит молитвы и подаст милостыню, дабы Бог избрал кого пожелает, чтобы он царствовал над другими и правил городом. Они распорядились также убрать вон тела убитых сарацин, которыми был полон почти весь город и которые распространяли сильное зловоние. Оставшиеся в живых сарацины вытащили покойников за городские ворота и сложили их в кучи величиною с дом. Никогда и никто еще не видел такого истребления язычников; и было приказано сложить костры, подобные пирамидам, и никто не ведает их числа, кроме одного Бога.
Глава 5
I
Годфруа Буйонский становится «защитником Гроба Господня»
II
Адаптация латинских поселенцев на Востоке
Основание ордена рыцарей Храма
III
Наши люди постановили в совете[103], что каждый сотворит молитвы и подаст милостыню, дабы Бог избрал кого пожелает, чтобы он царствовал над другими и правил городом. Они распорядились также убрать вон тела убитых сарацин, которыми был полон почти весь город и которые распространяли сильное зловоние. Оставшиеся в живых сарацины вытащили покойников за городские ворота и сложили их в кучи величиною с дом. Никогда и никто еще не видел такого истребления язычников; и было приказано сложить костры, подобные пирамидам, и никто не ведает их числа, кроме одного Бога.
Глава 5
Латинские государства
I
Когда Иерусалим был взят, главной заботой крестоносцев стал вопрос, как его сберечь. Солдаты признавали, что лучше всего это сделать, создав правительство, смоделированное по хорошо знакомому им типу, – феодальное королевство. Этот тип государства позволит крестоносцам, желающим обосноваться на Востоке, наслаждаться квазинезависимым положением феодальных лордов в рамках королевства. Одновременно будет существовать более или менее централизованное правительство, способное координировать оборону против вооруженных нападений на новые западные колонии.
Однако существовало и другое мнение и среди мирян, и среди церковников, сопровождавших армию. Некоторые считали, что единственным подходящим правительством для Святого города будет церковное, в котором чисто мирские представители власти, такие как король, будут четко и постоянно подчиняться духовному правителю.
Иными словами, крестоносцев тянули в разные направления те же чувства, которые разделяли их современников в Европе. Понимание, что сильный светский правитель необходим для решения гражданских проблем, сохранения мира и порядка в государстве, вступило в противоречие с идеей, что духовенство и церковь, слуги Господа на земле, больше других подходили для осуществления как светской, так и церковной власти. И в Европе, и на Востоке европейцы в XI и XII веках оказались между двух огней.
Надвигающиеся на новые восточные территории вполне очевидные опасности убедили большинство лидеров крестоносцев в том, что сильная светская власть здесь жизненно необходима. И через неделю после взятия Иерусалима лидеры крестоносцев приступили к выбору монарха.
Однако существовало и другое мнение и среди мирян, и среди церковников, сопровождавших армию. Некоторые считали, что единственным подходящим правительством для Святого города будет церковное, в котором чисто мирские представители власти, такие как король, будут четко и постоянно подчиняться духовному правителю.
Иными словами, крестоносцев тянули в разные направления те же чувства, которые разделяли их современников в Европе. Понимание, что сильный светский правитель необходим для решения гражданских проблем, сохранения мира и порядка в государстве, вступило в противоречие с идеей, что духовенство и церковь, слуги Господа на земле, больше других подходили для осуществления как светской, так и церковной власти. И в Европе, и на Востоке европейцы в XI и XII веках оказались между двух огней.
Надвигающиеся на новые восточные территории вполне очевидные опасности убедили большинство лидеров крестоносцев в том, что сильная светская власть здесь жизненно необходима. И через неделю после взятия Иерусалима лидеры крестоносцев приступили к выбору монарха.
Годфруа Буйонский становится «защитником Гроба Господня»
[104]
Когда Святой город милостью Божьей был возвращен и положение стало более или менее спокойным, армия провела семь дней, ликуя, исполненная духовной радостью и страхом перед Богом. На восьмой день[105] лидеры собрались, чтобы милостью Святого Духа заняться выбором одного их них, кто станет править территорией и выполнять королевские обязанности в провинции. Собрались и отдельные представители духовенства. Последние были исполнены духовной гордости. Они искали своего, но не пользы Иисуса Христа[106]. Они заявили, что имеют тайное послание, которое должны передать князьям, участвовавшим в конклаве. Представитель духовенства, допущенный в помещение, сказал: «Было объявлено священнослужителям, что вы собрались, дабы избрать одного из вас королем. Ваше предложение представляется нам справедливым и полезным, и его стоит исполнить, если только в деле будет соблюдаться должный порядок. Представляется бесспорным, что духовные вопросы занимают более высокое положение, чем светские дела, поэтому то, что занимает более высокое положение, несомненно, должно доминировать. Поэтому нам кажется, что прежде всего должен быть избран религиозный человек, угодный Богу, который знает, как править церковью Бога. Именно это, а не избрание светской власти должно быть сделано в первую очередь. Если вы последуете этому порядку, мы будем довольны и присоединимся к вам телом и душой. Если же нет, мы будем судить и объявим, что все, вами уготованное, недействительно и не имеет силы среди людей…»
Князья, однако, сочли упомянутое выше послание несерьезным и не имеющим веса… Говорят, что, дабы перейти к выборам, угодным Богу, с учетом личных достоинств человека, князья призвали домашнюю челядь великих лидеров, заставили их дать торжественную клятву и расспросили о поведении и привычках их господ. Люди говорили правду безо всякой примеси лжи. Это было сделано для того, чтобы выборщики были более полно и достоверно осведомлены о достоинствах кандидатов. Те, кто был допрошен выборщиками под действием данной клятвы, были вынуждены указать пороки их господ, а также перечислить добродетели, так чтобы стало очевидно, какие люди их господа. Когда среди прочих были допрошены люди герцога[107], они сказали, что больше всего раздражает его слуг одно: когда он входит в церковь, даже после окончания литургии его оттуда невозможно увести. Он требует от священнослужителей и лиц, кажущихся сведущими в таких вопросах, подробного рассказа о каждой иконе и статуе. Его друзья, интересующиеся подобными делами, находят такое поведение скучным и неприятным. Кроме того, его пища, которую готовят к определенному часу, стынет и становится несъедобной из-за этих длительных задержек. Выборщики, услышав это, сказали: «Да будет благословен человек, у которого недостатками считаются те черты, которые у другого считались бы достоинствами». Наконец, посоветовавшись друг с другом, после тщательных размышлений они единогласно выбрали герцога. Они привели его к святому Гробу Господню, благочестиво распевая церковные гимны.
Утверждают, что большинство представителей знати договорились относительно лорда Раймунда, графа Тулузского. Когда же они поняли, однако, что королевство не будет дано Раймунду и он немедленно отправится домой, то, ведомые своим желанием получения собственных родовых земель, они изобрели причины для того, чтобы дерзко объявить его неподходящим, и даже пошли ради этого против голоса собственной совести. Граф Раймунд тем не менее отверг свою родовую землю и не возвратился домой, но вместо этого еще более преданно последовал за Христом. Он продолжил свое паломничество, не имея с собой никакого достояния, и следовал ему в добровольной нищете до конца…
Так герцог стал главой королевства, и после того, как утихли все споры, его королевство возрастало в мире и добром правлении. Он правил, однако, всего один год[108], ибо по причине грехов человеческих королевство было лишено того, чтобы и далее иметь утешением такого принца. Он обустроил недавно созданное королевство и дал ему защиту против назойливости нападавших. Он был вырван в расцвете сил, чтобы его сердце не было поражено злом, ибо сказано: «Праведник умирает, и никто не принимает этого к сердцу»[109].
Герцог Годфруа был рожден во Французском королевстве, в провинции Реймс, в городе Булонь, что у Английского моря. Он происходил от прославленных и благочестивых предков. Его отец был старшим лордом Евстафием, знаменитым и прекрасным графом этой местности, чьи многие незабвенные труды по сей день памятны старикам соседних провинций, и воспоминание о нем как о благочестивом и богобоязненном человеке благословенно в набожной памяти людей. Мать герцога Годфруа была знаменита в среде благородных матрон Запада столь же своим образом жизни, сколь и своей благородной щедростью. Ее звали Ида, и она была сестрой великого герцога Годфруа Лотарингского, известного также как Годфруа Горбатый. Этот герцог Годфруа, как не имевший детей, принял своего племянника Годфруа как родного сына и отписал все свои владения в наследство молодому Годфруа. Так что, когда старый герцог Годфруа умер, молодой Годфруа наследовал ему как герцог.
Юный герцог Годфруа имел трех братьев, которые по причине их достойных жизней и отличительных добродетелей были истинными братьями этому принцу. Это были лорд Балдуин, граф Эдессы, который унаследовал королевство после Годфруа, и лорд Евстафий, граф Булони, который носил то же имя, что и отец, наследник своего отца как граф и преемник отеческого достояния… Третьим был лорд Уильям, знаменитый человек, не менее добродетельный и энергичный, чем его отец и братья. Из этих трех первые два последовали своему господину и брату герцогу Годфруа в его походе, тогда как третий остался дома.
Годфруа был старшим из них по рождению, а также предводительствовал в своих душевных качествах… Он был верующим человеком, простым в обращении, добродетельным и богобоязненным. Он был справедлив, избегал зла, правдив и верен во всех своих начинаниях. Он презирал тщеславие мира, качество редкое в этом возрасте, и особенно среди мужей воинской профессии. Он был усерден в молитвах и благочестивых трудах, известен своим обхождением, любезно приветливый, общительный и милосердный. Вся его жизнь была похвальна и угодна Богу. Он был высок ростом, и хотя нельзя было сказать, что он был очень высок, однако он был выше, чем люди среднего роста. Он был муж несравнимой силы с крепкими членами, мощной грудью и красивым лицом.
Его волосы и борода были русыми. По общему мнению, он был самым выдающимся человеком во владении оружием и в военных операциях.
За избранием Годфруа Буйонского иерусалимским королем, или, как он сам предпочитал себя называть, «хранителем Гроба Господня», последовали выборы латинского иерусалимского патриарха, главного церковного чиновника нового государства. Годфруа и патриарх через несколько дней после избрания возглавили крестоносцев в их последней экспедиции: атаке на египетскую армию, которую поспешно собрал аль-Афдаль, великий визирь Египта, для отпора западным солдатам.
Крестоносцы атаковали египтян возле Аскалона 12 августа 1099 года и достигли полного успеха. Египтяне были обращены в бегство, и крестоносцы вернулись с богатой добычей. Теперь новое государство было в безопасности в руках латинцев, по крайней мере на данный момент. В конце августа 1099 года крестоносцы начали отбывать домой, за исключением относительно небольшого числа рыцарей, решивших обосноваться на Востоке.
Когда Святой город милостью Божьей был возвращен и положение стало более или менее спокойным, армия провела семь дней, ликуя, исполненная духовной радостью и страхом перед Богом. На восьмой день[105] лидеры собрались, чтобы милостью Святого Духа заняться выбором одного их них, кто станет править территорией и выполнять королевские обязанности в провинции. Собрались и отдельные представители духовенства. Последние были исполнены духовной гордости. Они искали своего, но не пользы Иисуса Христа[106]. Они заявили, что имеют тайное послание, которое должны передать князьям, участвовавшим в конклаве. Представитель духовенства, допущенный в помещение, сказал: «Было объявлено священнослужителям, что вы собрались, дабы избрать одного из вас королем. Ваше предложение представляется нам справедливым и полезным, и его стоит исполнить, если только в деле будет соблюдаться должный порядок. Представляется бесспорным, что духовные вопросы занимают более высокое положение, чем светские дела, поэтому то, что занимает более высокое положение, несомненно, должно доминировать. Поэтому нам кажется, что прежде всего должен быть избран религиозный человек, угодный Богу, который знает, как править церковью Бога. Именно это, а не избрание светской власти должно быть сделано в первую очередь. Если вы последуете этому порядку, мы будем довольны и присоединимся к вам телом и душой. Если же нет, мы будем судить и объявим, что все, вами уготованное, недействительно и не имеет силы среди людей…»
Князья, однако, сочли упомянутое выше послание несерьезным и не имеющим веса… Говорят, что, дабы перейти к выборам, угодным Богу, с учетом личных достоинств человека, князья призвали домашнюю челядь великих лидеров, заставили их дать торжественную клятву и расспросили о поведении и привычках их господ. Люди говорили правду безо всякой примеси лжи. Это было сделано для того, чтобы выборщики были более полно и достоверно осведомлены о достоинствах кандидатов. Те, кто был допрошен выборщиками под действием данной клятвы, были вынуждены указать пороки их господ, а также перечислить добродетели, так чтобы стало очевидно, какие люди их господа. Когда среди прочих были допрошены люди герцога[107], они сказали, что больше всего раздражает его слуг одно: когда он входит в церковь, даже после окончания литургии его оттуда невозможно увести. Он требует от священнослужителей и лиц, кажущихся сведущими в таких вопросах, подробного рассказа о каждой иконе и статуе. Его друзья, интересующиеся подобными делами, находят такое поведение скучным и неприятным. Кроме того, его пища, которую готовят к определенному часу, стынет и становится несъедобной из-за этих длительных задержек. Выборщики, услышав это, сказали: «Да будет благословен человек, у которого недостатками считаются те черты, которые у другого считались бы достоинствами». Наконец, посоветовавшись друг с другом, после тщательных размышлений они единогласно выбрали герцога. Они привели его к святому Гробу Господню, благочестиво распевая церковные гимны.
Утверждают, что большинство представителей знати договорились относительно лорда Раймунда, графа Тулузского. Когда же они поняли, однако, что королевство не будет дано Раймунду и он немедленно отправится домой, то, ведомые своим желанием получения собственных родовых земель, они изобрели причины для того, чтобы дерзко объявить его неподходящим, и даже пошли ради этого против голоса собственной совести. Граф Раймунд тем не менее отверг свою родовую землю и не возвратился домой, но вместо этого еще более преданно последовал за Христом. Он продолжил свое паломничество, не имея с собой никакого достояния, и следовал ему в добровольной нищете до конца…
Так герцог стал главой королевства, и после того, как утихли все споры, его королевство возрастало в мире и добром правлении. Он правил, однако, всего один год[108], ибо по причине грехов человеческих королевство было лишено того, чтобы и далее иметь утешением такого принца. Он обустроил недавно созданное королевство и дал ему защиту против назойливости нападавших. Он был вырван в расцвете сил, чтобы его сердце не было поражено злом, ибо сказано: «Праведник умирает, и никто не принимает этого к сердцу»[109].
Герцог Годфруа был рожден во Французском королевстве, в провинции Реймс, в городе Булонь, что у Английского моря. Он происходил от прославленных и благочестивых предков. Его отец был старшим лордом Евстафием, знаменитым и прекрасным графом этой местности, чьи многие незабвенные труды по сей день памятны старикам соседних провинций, и воспоминание о нем как о благочестивом и богобоязненном человеке благословенно в набожной памяти людей. Мать герцога Годфруа была знаменита в среде благородных матрон Запада столь же своим образом жизни, сколь и своей благородной щедростью. Ее звали Ида, и она была сестрой великого герцога Годфруа Лотарингского, известного также как Годфруа Горбатый. Этот герцог Годфруа, как не имевший детей, принял своего племянника Годфруа как родного сына и отписал все свои владения в наследство молодому Годфруа. Так что, когда старый герцог Годфруа умер, молодой Годфруа наследовал ему как герцог.
Юный герцог Годфруа имел трех братьев, которые по причине их достойных жизней и отличительных добродетелей были истинными братьями этому принцу. Это были лорд Балдуин, граф Эдессы, который унаследовал королевство после Годфруа, и лорд Евстафий, граф Булони, который носил то же имя, что и отец, наследник своего отца как граф и преемник отеческого достояния… Третьим был лорд Уильям, знаменитый человек, не менее добродетельный и энергичный, чем его отец и братья. Из этих трех первые два последовали своему господину и брату герцогу Годфруа в его походе, тогда как третий остался дома.
Годфруа был старшим из них по рождению, а также предводительствовал в своих душевных качествах… Он был верующим человеком, простым в обращении, добродетельным и богобоязненным. Он был справедлив, избегал зла, правдив и верен во всех своих начинаниях. Он презирал тщеславие мира, качество редкое в этом возрасте, и особенно среди мужей воинской профессии. Он был усерден в молитвах и благочестивых трудах, известен своим обхождением, любезно приветливый, общительный и милосердный. Вся его жизнь была похвальна и угодна Богу. Он был высок ростом, и хотя нельзя было сказать, что он был очень высок, однако он был выше, чем люди среднего роста. Он был муж несравнимой силы с крепкими членами, мощной грудью и красивым лицом.
Его волосы и борода были русыми. По общему мнению, он был самым выдающимся человеком во владении оружием и в военных операциях.
За избранием Годфруа Буйонского иерусалимским королем, или, как он сам предпочитал себя называть, «хранителем Гроба Господня», последовали выборы латинского иерусалимского патриарха, главного церковного чиновника нового государства. Годфруа и патриарх через несколько дней после избрания возглавили крестоносцев в их последней экспедиции: атаке на египетскую армию, которую поспешно собрал аль-Афдаль, великий визирь Египта, для отпора западным солдатам.
Крестоносцы атаковали египтян возле Аскалона 12 августа 1099 года и достигли полного успеха. Египтяне были обращены в бегство, и крестоносцы вернулись с богатой добычей. Теперь новое государство было в безопасности в руках латинцев, по крайней мере на данный момент. В конце августа 1099 года крестоносцы начали отбывать домой, за исключением относительно небольшого числа рыцарей, решивших обосноваться на Востоке.
II
Те, кто остался, чтобы защищать Иерусалим и другие латинские государства, оказались перед серьезной проблемой. Они находились в окружении многочисленного и потенциально враждебного населения, в то время как число западных солдат резко сократилось. К счастью, мусульманские соседи новых латинских государств не стремились немедленно помериться силами с новыми поселенцами. В действительности разногласия в рядах мусульман были ничуть не менее крупными и серьезными, чем между мусульманами и их новыми западными соседями. Точно так же, как отсутствие единства у мусульман помогло крестоносцам достичь своей конечной цели, разобщенность мусульман сделала возможной сравнительно спокойное существование латинских государств.
Проблема создания устойчивого правительства на завоеванных восточных территориях в XII веке имела в корне другой характер по сравнению с проблемами, возникающими при создании нового государства в наше время. Крестоносцы и другие поселенцы на Востоке в период заселения, в сущности, не занимались установлением четких границ, чтобы отделить себя от соседей, как государства, например Израиль, в наши дни. Напротив, у крестоносцев проблема установления своего господства, по сути, заключалась в возведении и оснащении крепостей и захвате городов, откуда они могли контролировать прилегающую территорию. Окруженные прочными стенами города и замки являлись военными базами, от которых и зависело дальнейшее существование латинских государств. Следовательно, история латинского королевства есть по большей части история постоянных военных действий, сначала чтобы захватить, а потом – чтобы удержать необходимые укрепленные центры.
Чтобы защитить себя, латинским государствам приходилось полагаться на многочисленные и очень разные источники людской силы. Основой латинской военной мощи был корпус рыцарей, которые решили обосноваться на Востоке в качестве феодальных вассалов иерусалимского короля или другого латинского правителя. В конце Первого крестового похода таких вассалов было всего около трех сотен, в дополнение к двум тысячам латинских пехотинцев. Это были «профессиональные» крестоносцы. Они не просто обосновались на Востоке, но и приспособились к новому окружению и новым соседям, выучили язык, стали носить национальную одежду и следовать основным традициям народов, среди которых поселились. Именно такие, ассимилировавшиеся на Востоке крестоносцы описаны Фульхерием Шартрским.
Проблема создания устойчивого правительства на завоеванных восточных территориях в XII веке имела в корне другой характер по сравнению с проблемами, возникающими при создании нового государства в наше время. Крестоносцы и другие поселенцы на Востоке в период заселения, в сущности, не занимались установлением четких границ, чтобы отделить себя от соседей, как государства, например Израиль, в наши дни. Напротив, у крестоносцев проблема установления своего господства, по сути, заключалась в возведении и оснащении крепостей и захвате городов, откуда они могли контролировать прилегающую территорию. Окруженные прочными стенами города и замки являлись военными базами, от которых и зависело дальнейшее существование латинских государств. Следовательно, история латинского королевства есть по большей части история постоянных военных действий, сначала чтобы захватить, а потом – чтобы удержать необходимые укрепленные центры.
Чтобы защитить себя, латинским государствам приходилось полагаться на многочисленные и очень разные источники людской силы. Основой латинской военной мощи был корпус рыцарей, которые решили обосноваться на Востоке в качестве феодальных вассалов иерусалимского короля или другого латинского правителя. В конце Первого крестового похода таких вассалов было всего около трех сотен, в дополнение к двум тысячам латинских пехотинцев. Это были «профессиональные» крестоносцы. Они не просто обосновались на Востоке, но и приспособились к новому окружению и новым соседям, выучили язык, стали носить национальную одежду и следовать основным традициям народов, среди которых поселились. Именно такие, ассимилировавшиеся на Востоке крестоносцы описаны Фульхерием Шартрским.
Адаптация латинских поселенцев на Востоке
[110]
Молю тебя, поразмысли о том, как Бог в наше время превратил Запад в Восток. Ибо мы, раньше бывшие жителями Запада, теперь стали людьми восточными. Человек, бывший римлянином или франком, в этой земле превратился в галилеянина или палестинца. Тот, кто некогда был жителем Реймса или Шартра, теперь стал гражданином Тира или Антиохии. Мы уже позабыли места, где родились; многие из нас или их не знают, или никогда о них не слышали. Некоторые из нас имеют собственные дома и слуг, как будто получили их по наследству или по праву семьи. Другие берут в жены не женщину из своего рода, а сирийку, или армянку, или даже иногда крестившуюся сарацинку… Один человек может владеть виноградниками, другой – земельными угодьями. Люди обращаются друг к другу на разных языках. Здесь обычны несколько языков разных народов, и люди исповедуют одну веру с теми, чьи отцы пришли издалека. Ибо сказано: «Лев, как вол, будет есть солому»[111]. Тот, кто был иноземцем, теперь как свой. Пришелец стал местным жителем. За нами сюда приходят, день ото дня, хотя и не слишком охотно, наши соседи и родители, которые покидают все, чем владели. Тех, кто был в нужде, здесь делает богатыми Бог. Те, у кого было несколько монет, здесь имеют бесчисленное количество византинов. Тот, у кого не было деревни, здесь имеет данный Богом город. Зачем тот, кто нашел Восток таким, будет возвращаться на Запад? Да и Бог не желает обременять бедностью тех, кто поклялся следовать за ним с крестами. Ты видишь, что это великое чудо, удивительное для всего мира? Кто когда-нибудь слышал о таком? Ибо Бог хочет сделать нас всех богатыми и привлечь к себе, как самых дорогих друзей. Поскольку он этого хочет, мы тоже хотим этого. Мы будем делать то, что ему угодно, покорно и с радостью, так что сможем счастливо властвовать всегда.
Если бы существование латинских государств зависело только от членов этой группы, такие государства, вероятно, не смогли бы продержаться долго. К счастью для латинцев, количество постоянно проживающих там европейцев ежегодно пополнялось пилигримами, непрерывно шедшими с Запада. Ряд паломников оседал на Востоке. И почти все они, даже если не намеревались остаться навсегда, с готовностью помогали армиям латинских государств, пусть и короткое время, являясь непостоянным, но очень важным источником живой силы.
Некоторую помощь латинцам на Востоке оказывали и коренные жители, желавшие служить в их армии наемниками. Отдельные западные рыцари и пехотинцы также нанимались в армию для защиты латинских государств в качестве наемников.
После 1118 года начал медленно появляться еще один военный оплот латинского правления на Востоке. Военные ордена храмовников и госпитальеров {11} со временем набрали силу и имели крупные, хорошо оснащенные и тренированные силы. Военные ордена стали причудливой комбинацией монашества и рыцарства. Они состояли в основном из рыцарей, принимавших временные или постоянные обеты целомудрия, повиновения и бедности.
Они подчинялись общему уставу и жили как монахи. Однако члены военных орденов, в отличие от монахов, посвящали большую часть своего времени не размышлениям и молитвам, а военным упражнениям.
Молю тебя, поразмысли о том, как Бог в наше время превратил Запад в Восток. Ибо мы, раньше бывшие жителями Запада, теперь стали людьми восточными. Человек, бывший римлянином или франком, в этой земле превратился в галилеянина или палестинца. Тот, кто некогда был жителем Реймса или Шартра, теперь стал гражданином Тира или Антиохии. Мы уже позабыли места, где родились; многие из нас или их не знают, или никогда о них не слышали. Некоторые из нас имеют собственные дома и слуг, как будто получили их по наследству или по праву семьи. Другие берут в жены не женщину из своего рода, а сирийку, или армянку, или даже иногда крестившуюся сарацинку… Один человек может владеть виноградниками, другой – земельными угодьями. Люди обращаются друг к другу на разных языках. Здесь обычны несколько языков разных народов, и люди исповедуют одну веру с теми, чьи отцы пришли издалека. Ибо сказано: «Лев, как вол, будет есть солому»[111]. Тот, кто был иноземцем, теперь как свой. Пришелец стал местным жителем. За нами сюда приходят, день ото дня, хотя и не слишком охотно, наши соседи и родители, которые покидают все, чем владели. Тех, кто был в нужде, здесь делает богатыми Бог. Те, у кого было несколько монет, здесь имеют бесчисленное количество византинов. Тот, у кого не было деревни, здесь имеет данный Богом город. Зачем тот, кто нашел Восток таким, будет возвращаться на Запад? Да и Бог не желает обременять бедностью тех, кто поклялся следовать за ним с крестами. Ты видишь, что это великое чудо, удивительное для всего мира? Кто когда-нибудь слышал о таком? Ибо Бог хочет сделать нас всех богатыми и привлечь к себе, как самых дорогих друзей. Поскольку он этого хочет, мы тоже хотим этого. Мы будем делать то, что ему угодно, покорно и с радостью, так что сможем счастливо властвовать всегда.
Если бы существование латинских государств зависело только от членов этой группы, такие государства, вероятно, не смогли бы продержаться долго. К счастью для латинцев, количество постоянно проживающих там европейцев ежегодно пополнялось пилигримами, непрерывно шедшими с Запада. Ряд паломников оседал на Востоке. И почти все они, даже если не намеревались остаться навсегда, с готовностью помогали армиям латинских государств, пусть и короткое время, являясь непостоянным, но очень важным источником живой силы.
Некоторую помощь латинцам на Востоке оказывали и коренные жители, желавшие служить в их армии наемниками. Отдельные западные рыцари и пехотинцы также нанимались в армию для защиты латинских государств в качестве наемников.
После 1118 года начал медленно появляться еще один военный оплот латинского правления на Востоке. Военные ордена храмовников и госпитальеров {11} со временем набрали силу и имели крупные, хорошо оснащенные и тренированные силы. Военные ордена стали причудливой комбинацией монашества и рыцарства. Они состояли в основном из рыцарей, принимавших временные или постоянные обеты целомудрия, повиновения и бедности.
Они подчинялись общему уставу и жили как монахи. Однако члены военных орденов, в отличие от монахов, посвящали большую часть своего времени не размышлениям и молитвам, а военным упражнениям.
Основание ордена рыцарей Храма
[112]
В том же году (1118) несколько благородных мужей из рыцарского сословия, преданных Богу, благочестивых и богобоязненных, посвятили себя Христу. Они дали владыке патриарху обет жить в целомудрии, повиновении и без всякого имущества. Между ними первое и главное место занимали почтенные мужи Гуго де Пейен и Жоффруа Сент-Омер. Так как у них не было ни церкви, ни определенного помещения, то король (Балдуин I) отвел им на время жилище в той части дворца, которая на юге примыкает к храму Господню. Каноники же храма Господня уступили им на известных условиях площадь, которую они имели перед дворцом. Ее рыцари использовали для тренировок. Кроме того, король со своими первыми вельможами и патриарх с прелатами обеспечили за ними, частью на определенное время, а частью навсегда, необходимые доходы из собственного имущества. Тем самым они обеспечили рыцарей едой и одеждой. Их первая обязанность, возложенная на них патриархом и другими епископами как средство к отпущению грехов, состояла в том, чтобы охранять дороги от нападения разбойников. Это они и делали, особенно для того, чтобы помочь пилигримам.
Первые девять лет они носили светское платье. Они использовали одежду, какую давал им народ, ради спасения души своей. На их девятом году пребывания там во Франции был созван собор в Труа, на котором присутствовали архиепископы Реймсский и Сансский со своим духовенством, епископ Альбано, легат апостольского престола, также аббаты Сито, Клерво, Понтиньи и многие другие. Этот собор по распоряжению папы Гонория и патриарха Иерусалимского Стефана дал рыцарям устав и белое одеяние.
Хотя рыцари существовали уже девять лет, их было только девять. Но с того времени число их стало возрастать и владения умножаться. Позднее, при папе Евгении[113], как сами рыцари, так и их покорные слуги, называвшиеся служками, начали носить на своих плащах кресты из красного сукна в знак отличия. Позднее орден усилился, и в настоящее время в него входит почти 300 рыцарей, которые носят белые плащи, причем не считается бесчисленная младшая братия. Их владения по эту и по ту сторону моря, как говорят, столь обширны, что нет страны в христианском мире, которая не вносила бы податей этой братии. Говорят, что богатства их могут называться королевскими. Так как их жилище находилось в королевском дворце рядом с храмом Господним, они носили название храмовников. Долгое время они оставались верными своему призванию и выполняли его с большим умом; но впоследствии они забыли о смирении (как известно, охраняющем всякую доблесть), и отвергли свою зависимость от патриарха, которому были обязаны учреждением ордена и первыми дарами, и отказали в повиновении ему, которое хранили их предшественники. Также они брали десятину и первые плоды с церквей Господних, несправедливо нападали на их собственность и сделались им в тягость.
В том же году (1118) несколько благородных мужей из рыцарского сословия, преданных Богу, благочестивых и богобоязненных, посвятили себя Христу. Они дали владыке патриарху обет жить в целомудрии, повиновении и без всякого имущества. Между ними первое и главное место занимали почтенные мужи Гуго де Пейен и Жоффруа Сент-Омер. Так как у них не было ни церкви, ни определенного помещения, то король (Балдуин I) отвел им на время жилище в той части дворца, которая на юге примыкает к храму Господню. Каноники же храма Господня уступили им на известных условиях площадь, которую они имели перед дворцом. Ее рыцари использовали для тренировок. Кроме того, король со своими первыми вельможами и патриарх с прелатами обеспечили за ними, частью на определенное время, а частью навсегда, необходимые доходы из собственного имущества. Тем самым они обеспечили рыцарей едой и одеждой. Их первая обязанность, возложенная на них патриархом и другими епископами как средство к отпущению грехов, состояла в том, чтобы охранять дороги от нападения разбойников. Это они и делали, особенно для того, чтобы помочь пилигримам.
Первые девять лет они носили светское платье. Они использовали одежду, какую давал им народ, ради спасения души своей. На их девятом году пребывания там во Франции был созван собор в Труа, на котором присутствовали архиепископы Реймсский и Сансский со своим духовенством, епископ Альбано, легат апостольского престола, также аббаты Сито, Клерво, Понтиньи и многие другие. Этот собор по распоряжению папы Гонория и патриарха Иерусалимского Стефана дал рыцарям устав и белое одеяние.
Хотя рыцари существовали уже девять лет, их было только девять. Но с того времени число их стало возрастать и владения умножаться. Позднее, при папе Евгении[113], как сами рыцари, так и их покорные слуги, называвшиеся служками, начали носить на своих плащах кресты из красного сукна в знак отличия. Позднее орден усилился, и в настоящее время в него входит почти 300 рыцарей, которые носят белые плащи, причем не считается бесчисленная младшая братия. Их владения по эту и по ту сторону моря, как говорят, столь обширны, что нет страны в христианском мире, которая не вносила бы податей этой братии. Говорят, что богатства их могут называться королевскими. Так как их жилище находилось в королевском дворце рядом с храмом Господним, они носили название храмовников. Долгое время они оставались верными своему призванию и выполняли его с большим умом; но впоследствии они забыли о смирении (как известно, охраняющем всякую доблесть), и отвергли свою зависимость от патриарха, которому были обязаны учреждением ордена и первыми дарами, и отказали в повиновении ему, которое хранили их предшественники. Также они брали десятину и первые плоды с церквей Господних, несправедливо нападали на их собственность и сделались им в тягость.
III
Число латинских государств, которых первоначально было три – Иерусалим, Антиохия и Эдесса, – увеличилось до четырех, когда Раймунд де Сен-Жилль и его последовали взяли Триполи и создали там латинское графство. Поскольку существование этих государств большую часть времени находилось под угрозой, они так и не смогли освоить тонкое искусство сотрудничества друг с другом, даже перед лицом общей внешней опасности.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента