На скулах Эсме проступили огненные пятна.
   — Прошу прощения?
   — Беда в том, что мой глупый сын вбил себе в голову донкихотскую мысль, будто это его ребенок должен вскоре появиться на свет. Поэтому он и хочет на вас жениться.
   — Отец ребенка — Майлз, и его рождение под именем Ролингса более чем уместно. — Слова Эсме дышали яростью.
   — Подумай хорошенько, девочка, — проскрипела леди Боннингтон. — Даже если тебе удалось завлечь в постель Ролингса, отцом ребенка и правда скорее всего является мой сын. Майлз Ролингс был слаб, как сверчок; все это знали. К тому же, как я склонна думать, вам не хуже меня известно: доктор давал Ролингсу от силы несколько недель жизни. Как мог он зачать ребенка? Для этого нужна красная кровь.
   — Для этого дела кровь Майлза была достаточно красной, — парировала Эсме. — Жаль, что Майлз умер до того, как его сын увидит свет. Этот ребенок не первый и не последний родится после смерти отца. Позвольте заметить, леди Боннингтон, что для памяти Майлза будет публичным оскорблением, если его ребенок родится под именем Боннингтон.
   — Значит, вы признаете, что ребенок может быть моим внуком, — заметила маркиза с мрачным удовлетворением.
   Эсме открыла рот, чтобы ответить, но леди Боннингтон не дала ей этого сделать.
   — Мы в молодости не тратили столько времени, как ваше поколение, тревожась по поводу того, чьи двери спальни открыты шире. Так и быть, карты на стол: мне бы страшно не понравилось, если бы мой сын женился на женщине с вашей репутацией. Пусть убирается из дровяного сарая и возвращается в гостиную, где ему и место. — Маркиза грозно насупила брови. — Надеюсь, мне нет нужды повторять дважды?
   У Эсме от ярости кровь заклокотала в жилах.
   — Себастьяна здесь нет, — отчеканила она. — Я его прогнала. Отец моего будущего ребенка — мой муж, и я ни при каких обстоятельствах не стану женой вашего сына. Маркиз Боннингтон несет ответственность за смерть моего мужа, не забывайте об этом!
   — Вы не хуже меня знаете, что Ролингс мог скончаться в любую минуту…
   — Если бы ваш сын не вторгся без приглашения в мою спальню и не схватился в темноте с Майлзом, мой муж мог бы и по сей день здравствовать. — Голос Эсме звучал на удивление бесстрастно. — Я никогда не стану женой человека, виновного в подобной ситуации, никогда не соглашусь, чтобы такой человек стал отцом моего ребенка.
   — Меня всегда удивляло, что самые отъявленные шлюхи являются самыми ярыми ревнительницами нравственности, — презрительно хмыкнула леди Боннингтон, давая понять, что вся эта перепалка ничуть не вывела ее из себя. — Не забывайте, что ваша мать — одна из самых чопорных дам общества. — Маркиза поднялась, тяжело опираясь на трость. — Одно хорошо — вы хоть не собираетесь выходить за Себастьяна замуж, какими бы мотивами вы ни руководствовались. Единственное, что мне остается выяснить, — кто отец ребенка. Не нужно недооценивать моего сына, леди Ролингс. Если он поймет, что ребенок его, то скорее всего увезет вас в Гретна-Грин без дальнейшего отлагательства. Про кровь моего отца вам тоже не стоит забывать.
   — Все равно я не выйду за него замуж — ни в Гретна-Грин, ни в соборе Святого Павла. К тому же, покинув пределы моего поместья, Себастьян проявил гораздо меньше решимости, чем вы ему приписываете.
   — И теперь вы скучаете по нему, верно? — бесцеремонно справилась маркиза.
   Эсме покраснела. Эта ужасная старуха отличалась редкой наблюдательностью!
   — Ничуть!
   — Ладно, раз уж его нет, я останусь здесь до родов и сама удостоверюсь, что ребенок в самом деле член моей фамилии, — не допускающим возражения тоном заявила маркиза. — А если ребенок все же окажется произведением Ролингса, то мы благополучно забудем об этом.
   — Каким же образом вы собираетесь удостовериться, если все новорожденные выглядят на одно лицо, и это всем известно, — буркнула Эсме, с трудом сдерживая раздражение. — Как мне сказали, все они одинаково красные и сморщенные.
   — Если он Боннингтон, то на пояснице у него будет отметина в виде неправильной звездочки.
   — О Боже! — воскликнула Эсме, тут же вспомнив, что у Себастьяна и впрямь на пояснице имелось маленькое родимое пятно.
   Леди Боннингтон прищурилась:
   — Не будь дурой! Я взгляну на ребенка и сразу узнаю, на кого он похож, после чего проинформирую о своих наблюдениях Себастьяна. Поскольку ты не желаешь выходить за него замуж, то, вероятно, тебе стоит рассчитывать на рыжие волосы. В нашей семье рыжих нет и, надеюсь, никогда не будет. — Медленно поднявшись, маркиза тяжелой походкой двинулась к двери, но возле порога обернулась. — Ты не та невестка, которую я выбрала бы. Полагаю, я достаточно ясно выразилась.
   — Невестка? — Голос Эсме не дрогнул. — Я бы предпочла, чтобы вы немедленно выкинули из головы даже мысль об этом.
   — Что-то не верится, что ты такая сговорчивая, — обронила маркиза. — Ты родственница Арабеллы Уидерс, с которой мы на ножах, с тех пор как окончили школу, и тем не менее она все еще пытается делать вид, будто ей не больше тридцати. Может, ты и имеешь репутацию подстилки, но у тебя тоже есть какой-никакой характер.
   Эсме едва не захлебнулась от бешенства.
   — Если вы не против, я удалюсь к себе в комнату, чтобы прийти в себя от такого комплимента… и помолиться о рыжих волосах.
   Уголки рта леди Боннингтон дрогнули.
   — Как ни странно, ты мне даже немного нравишься… Это замечание, как позже решила про себя Эсме, стало для нее самым жестоким ударом.

Глава 17
ИГРА В БИЛЬЯРДНОЙ

   Когда Стивен открыл дверь в бильярдную, то сразу увидел оттопыренный маленький зад, — это Беатрикс Леннокс приготовилась произвести удар. Что ж, в конце концов общество одной женщины он перенести в состоянии.
   — Добрый вечер, мистер Фэрфакс-Лейси, — поздоровалась Беата, оглядываясь через плечо как раз в тот момент, когда один из красных шаров, отскочив от двух стенок, прямиком угодил в лузу.
   Стивен замер. Свет подвешенных над столом масляных ламп превратил волосы Беаты в пламенеющее золото именно в тот миг, когда она выпрямилась с изящной грацией. Конечно же, она отлично знала, какой эффект ее якобы случайное движение произвело на его чресла.
   — Вы играете в бильярд? — небрежно поинтересовалась Беата, вытаскивая шары из лузы.
   Стивен кивнул.
   — Только вы начинайте первой. — Он хотел, чтобы она снова встала в ту самую позу.
   Беата медленно наклонилась. На ней было вечернее платье, столь тонкое, что напоминало ему нижнюю сорочку бледно-розового цвета. Оно должно было удачно сочетаться с ее волосами, но почему-то этого не происходило. Поверх сбегало волнами еще одно платье из светящегося шелка, расшитого лилиями, и при каждом движении вся эта прозрачная масса особенно отчетливо подчеркивала изгибы стройного тела.
   Когда Беата разбила треугольник, шары раскатились во все стороны, как капли воды, падающие на блюдо, и три из них сразу попали в лузы.
   Стивен с удивлением посмотрел на нее.
   — А вы недурно играете! — Он вдруг сделался серьезным, обдумывая ответные действия.
   Затем он наклонился и тщательно прицелился, почти касаясь бедром ее бедра. Каким-то чудом его пальцы не дрожали, и удар получился на удивление удачным: шар, ударившись о другой шар, потанцевал у третьего и исчез в намеченной лузе.
   — Теперь ваш черед.
   — Хм, а вы тоже не промах!
   Его лицо осветила беспечная улыбка.
   — Не стану спорить, леди Беата.
   — Просто Беата, — поправила она, и в ее глазах замерцали манящие искорки. Проходя мимо, она чуть прижалась к нему, и Стивену потребовалось призвать на помощь всю силу воли, чтобы не притянуть ее к себе.
   — Надеюсь достать… вон тот шар. — Беата прижалась округлым бедром к краю стола. Наблюдая за ней, Стивен ощущал прилив животной похоти, словно снова стал неуемным сладострастным подростком. Его глаза потемнели, он ощущал себя тигром, вышедшим на охоту.
   Беата замерла в неподвижности, словно ожидая, когда он приблизится, и, когда Стивен, подойдя сзади, склонился над ней, словно они собирались заняться любовью, она даже не вздрогнула.
   — Если вы чуть приподнимете правое плечо, удар получится более точным…
   Она чуть повернула голову:
   — Мистер Фэрфакс-Лейси, насколько я понимаю, вы уперлись мне в зад вовсе не кием для игры в бильярд… В какую игру вы играете?
   Теперь он больше не был похож на приличного англичанина: от него веяло неприкрытой мужской силой, которую она раньше не замечала.
   — Разве вы до сих пор не поняли? Соблазняю вас.
   — А если я не хочу быть соблазненной?
   — Не хотите? — Точно рассчитанным движением он притянул ее к себе и провел губами по ее губам. — А может, все-таки хотите? Мне кажется, вы легко поддаетесь соблазну, или я не прав?
   — Возможно, но я не приглашаю женатых мужчин в свою постель. — Беата мягко отодвинулась, в ее голосе послышалась печаль.
   — Так я не женат… Она пожала плечами:
   — Правда? А Хелен? Я не отбиваю мужчин у других женщин.
   Стивен приподнял ее и усадил на обитый сукном стол. Ее губы померкли, краска с них стерлась. Как только она позволит ему, он непременно освежит ее рот своим языком.
   — Верность в вопросах брака — весьма похвальное качество, но мы с Хелен не давали друг другу обещаний. Мы просто друзья.
   Глаза Беаты недоверчиво прищурились.
   — Друзья? Но разве не вы хотели взять в любовницы женщину неискушенную, не обладающую большим опытом?
   Стивен растерянно смотрел на нее, проклиная собственную глупость.
   — Это было ошибкой, — наконец признался он. — Могу только сказать в свое оправдание, что безумно хочу вас, хочу прямо сейчас…
   — Я приму это к сведению, — чопорно произнесла Беата, осторожно сползая со стола.
   По телу Стивена прошла волна желания, заставив его дрожать с головы до ног. Пытаясь мыслить трезво, он безуспешно гадал: что с ним такое приключилось и почему эта маленькая неблагоразумная особа с более чем сомнительной репутацией ввергает его в лихорадку похоти?
   — Мы еще не закончили партию, — хрипло бросил он. При этих словах Беата насмешливо улыбнулась, и от вида ее изогнувшихся розовых губ у Стивена затрепетало сердце. Ему казалось, что все ее тело охвачено радостью.
   — Нам нет необходимости заканчивать. — Она кивнула в сторону стола. — После моего последнего удара вы уже не сможете выиграть.
   Он грубо притянул ее к себе и проглотил ее грудной смех, снова и снова впиваясь в ее рот и работая языком в том ритме, по которому изнывало его тело.
   — Я хочу, — пробормотал он, — я безумно хочу тебя, Беата.
   Ее глаза медленно открылись; теперь в них светился тот же интерес, который он уже наблюдал однажды. Она растаяла в его объятиях и заставила его замолчать своим ртом, своей трепещущей сладостью, говорящим молчанием.
   — Может, мне соблазнить тебя поэзией? Помнится, ты рекомендовала этот метод.
   Его голос звучал приглушенно и лениво, пока руки ласкали ее спину. Беата посмотрела на него, и теперь ее глаза казались скорее зелеными, чем карими. Экзотическая красавица с ямочкой на щеке. К тому же что-то было в ее лице… Она ждала от него такой реакции, точно ждала. То, что он увидел теперь, было не томительным сладострастием, а слабым отсветом удовлетворения. Определенно Беата не желала поддаваться ему. Она получила удовольствие, но не впала в неистовство. Стивен же хотел довести ее до исступления.
   — После некоторых раздумий я решил подождать, пока вы сами начнете за мной бегать.
   — Напрасно. Учтите, я никогда ни за кем не бегаю. — Беата независимо вздернула носик.
   Стивен нагнулся и поцеловал ее руку.
   — Желаю вам доброй ночи, леди. — Небрежно произнеся эти слова, он взял сюртук и перекинул его через плечо, а затем направился к двери независимой походкой, столь нехарактерной для него. При этом он чуть ли не смеялся.
   — Стивен? — Ее голос прозвучал, как шорох в ночном воздухе.
   Стивен остановился. Все-таки она была сиреной, следовать за которой он был готов хоть на край света.
   — По-вашему, вы действительно стоите того, чтобы две женщины соперничали между собой за ваше внимание?
   У него на губах заиграла горделивая улыбка.
   — Ничуть не сомневаюсь в этом. Единственный вопрос, который для меня пока неясен, — кто из вас двоих завоюет меня первой.
   Беата пожала плечами:
   — Вряд ли это буду я.
   — А жаль. — Стивен повернулся и покинул бильярдную.
   Беата уставилась на закрывшуюся дверь в полном удивлении. Ни один мужчина со времен Неда ни разу не ушел от нее. На самом деле роль в мужском обществе представлялась ей довольно простой: она благосклонно соглашалась — они приходили. И если этот Фэрфакс-Лейси ждет от нее проявления вульгарного вожделения, он определенно обречен на разочарование.

Глава 18
В КОТОРОЙ ЛЮБОПЫТСТВО БЕРЕТ ВЕРХ

   Рис Холланд, граф Годуин, пребывал в гнуснейшем из настроений, как выразился дворецкий в помещении для слуг.
   — Он получил какую-то записку от жены. — Как только Лик произнес это, его племянница Роузи, горничная с первого этажа, ахнула.
   — В свой последний выходной я видела пантомиму, в которой муж пропитал ядом любовное письмо, и когда жена поцеловала его, то сразу умерла. Что, если графиня тоже видела эту пантомиму и отравила его!
   — Ну, значит, так ему и надо, — буркнул Лик, которому не нравилась постоянная смена персонала в доме графа Годуина. С одной стороны, его хозяин был графом, что Лика вполне устраивало, но с другой — он обладал мерзким характером, не говоря уже о том, что поселил на половине графини свою очередную пассию. — А тебе лучше пойти и заняться делом.
   — Только не говори, что он снова разлил кофе на свои листки. — Роузи вздохнула. — Я поищу себе другое место, если он не соберет наконец эти бумаги. И потом, как можно наводить порядок, стоя по колено в грязи?
   — Не смей прикасаться к его бумагам, — предупредил Лик, — они дороже всей твоей жизни. На этот раз кофе ни при чем; все дело в вазе с цветами, которую потаскуха сдуру поставила на его пианино.
   — Какой все же у него паскудный характер, — заметила Роузи не без желчи. — Не знаю уж, как она с ним мирится.
   «Потаскухой» они называли Алину Маккенну, бывшую оперную диву и возлюбленную сварливого графа, которую, можно сказать, почти любили, если, конечно, можно любить женщину такого сорта. А все потому, что служить ей было не так трудно, как другим дамам, прежде занимавшим это место.
   — Ладно, пойду приведу в порядок гостиную, раз хозяин уехал, — вздохнув, сказала Роузи и вышла; однако уже мгновение спустя она сбежала вниз по лестнице и разыскала дядюшку, прилежно полировавшего серебро.
   — Я нашла записку, — победно объявила она. — Ту самую, от его жены; он скомкал ее и бросил на пианино. — Она протянула руку с листком.
   Лик колебался.
   — Ну же, дядя Джон! Ты непременно должен прочитать ее!
   — Ничего я не должен.
   — Мама убьет тебя, если ты не прочитаешь, — пригрозила Роузи.
   Это было правдой: матушка Роузи, единственная сестра Лика, сидя дома и воспитывая младших сестер Роузи, жить не могла без рассказов о том, что происходит в графском доме.
   Недовольно поморщившись, Лик расправил листок.
   — Да, это и в самом деле писала графиня, — подтвердил он. — Похоже, что она гостит сейчас у кого-то в Уилтшире. — Он вгляделся в адрес. — Не могу разобрать, Шембли-Хаус, кажется? Но такого не может быть.
   — Не важно, где она! — Роузи пританцовывала на месте от нетерпения. — Лучше скажи, что она пишет.
   — «Рис, — начал читать Лик, — я подхватила плеврит. Если хочешь застать меня живой, пожалуйста, приезжай так скоро, как только сможешь».
   — Не может быть! — ахнула Роузи. Лик снова перечитал записку.
   — Так здесь написано, хотя все это несколько странно. И потом, что такое плеврит?
   — Это какая-то ужасная, ужасная болезнь. — Роузи всплеснула руками. — Бедная графиня! Надеюсь, болезнь ее не покалечила…
   — Брось, ты с ней даже не знакома. Так чего тебе плакать?
   Роузи вытерла слезы.
   — Все равно, это так печально! Бедняжка, наверное, тосковала по мужу и теперь хочет, чтобы он приехал к ней, но уже слишком поздно!
   — Подумай головой, девочка. Если бы ты была женой графа, стала бы ты тосковать по нему и мечтать о его возвращении?
   Роузи задумалась.
   — Ну, разве только если бы он был очень красивый. Тогда почему бы нет?
   Лик фыркнул:
   — Наш граф красивый, как дикий вепрь. Ты бы вряд ли захотела выйти замуж за такого, как он, правда?
   — Конечно, за такого ужасно старого и к тому же страшно неопрятного ни одна дура не пойдет.
   — Вот и я про то же. Без него графине жилось куда лучше. А теперь вот еще этот плеврит.
   — Матушка должна знать, что это такое, — рискнула предположить Роузи.
   — Да, только нам с тобой еще две недели нельзя будет отлучаться из дома. — Голос Лика звучал почти безнадежно.
   — Ты мог бы уйти сегодня после обеда, дядя. — Роузи смотрела на него умоляюще. — Хозяин уехал в Уилтшир, к постели умирающей жены, и вряд ли скоро вернется.
   Лик нерешительно взглянул на письмо.
   — Пожалуй, мы должны знать, отчего наша хозяйка умирает. Что, если хозяин сочтет нужным устроить траур по поводу ее смерти? Хотя, скорее, он продолжит жить со своей потаскухой как ни в чем не бывало.
   — О, только не это! — Роузи заломила руки. — Возможно, ее смерть все же его образумит…
   — Размечталась, девочка. Марш наверх, в гостиную, а я пока займусь серебром, и если успею все почистить, то, так и быть, слетаю к твоей матушке.
   Вечером того же дня Роузи снова встретилась с дядюшкой. Из-за нетрадиционных привычек графа и нежелания приличных слуг работать в этом доме порока за ужином в столовой собрались лишь кухарка, Роузи, Лик и три лакея, тогда как судомойка и чистильщик обуви по привычке ели на кухне.
   Роузи уже просветила кухарку во всех деталях по поводу событий прошедшего дня и теперь с нетерпением ждала, когда же Лик закончит короткую молитву.
   — Ну что, дядя? Что такое плеврит? Матушка, уж конечно, тебе все рассказала…
   — Я думаю, что плеврит — это такая болезнь, которой болеют дети, — неожиданно вмешалась кухарка, дородная женщина с красными щеками и мягкой улыбкой. Однажды она готовила еду для принца Уэльского и запомнила это на всю жизнь. Графу Годуину приходилось платить ей сто гиней в год, чтобы только она работала у него на кухне.
   — Верно, — Лик кивнул, — это хворь, которой болеют дети. Моя сестра никогда не слышала, чтобы плевритом болели взрослые.
   — Но графиня и есть дитя, — заметила Роузи.
   — Верно, — согласилась кухарка. — Люди вообще мрут при самых странных обстоятельствах. Никогда не угадаешь, что может с тобой случиться. — Она протянула руку и элегантным жестом взяла кусок пирога с мясом ягненка…

Глава 19
ПОУХАЖИВАЙТЕ ЗА МНОЙ

   Потребовалось целых два дня, чтобы сердце Эсме обросло твердой скорлупой, позволившей ей перестать мучить себя бесполезными мыслями о маркизе. Все рарно он уехал и история закончилась. Правда, в доме оставалась его мать, постоянно участвовавшая в перепалках с Арабеллой и время от времени бросавшая оскорбления в адрес Эсме, но ее присутствие ничего не меняло. Себастьян ушел, как ушел Майлз, как неизменно уходили все мужчины, — ушел навеки. И все равно это не мешало Эсме, вставая с первыми лучами солнца, предаваться невеселым размышлениям. Себастьян уехал во Францию, просто взял и уехал. Может, он решил, что она будет терпеливо ждать, когда он возвратится, вволю насладившись дарами французских виноградников? Ну уж нет!
   Может, ей выйти замуж за Фэрфакса-Лейси, тем более что тетушка любезно пригласила его в дом специально с этой целью? Ничто не могло помешать ей обзавестись столь достойным мужем, поскольку ее мать, безусловно, одобрила бы подобный брак — брак с человеком с безукоризненной репутацией. А вот Себастьян в эту категорию никак не вписывался; правда, и замуж за него она не собиралась.
   К тому времени, когда Эсме вечером спустилась вниз, она сумела слить океан ярости и скорби в один-единственный вопрос: на самом ли деле Стивен Фэрфакс-Лейси является подходящим кандидатом в супруги? Она очень сомневалась, что он обладает способностью Себастьяна не замечать ее разбухший живот, но могла хотя бы определить, годится ли он в качестве непринужденного собеседника за столом.
   Когда Стивен Фэрфакс-Лейси вошел в гостиную, Эсме посадила его по правую руку от себя и тут же доверчиво наклонилась к нему. На ее губах играла улыбка, способная заставить каждого мужчину моложе семидесяти лет мечтать о постели. Однако Стивен взбодрился только после того, как леди Беатрикс заняла место напротив него. Пока Беата усаживалась, Эсме, как она сама велела себя называть, показывала ему замысловатый рисунок на своем веере. При этом Стивен заметил, как по лицу Беаты проскользнула тень. Этого оказалось достаточно, чтобы он придвинулся ближе к Эсме и склонил голову над веером; в конце концов, он был старым ловеласом и имел кое-какой опыт в подобных делах.
   — Кажется, это Ромео и Джульетта? — осведомился он, разглядывая миниатюрные фигурки, тонко прорисованные на складках веера.
   — Верно. Видите, — один из локонов Эсме защекотал его щеку, — вот Ромео стоит под балконом и смотрит вверх на Джульетту. Беата, хочешь взглянуть? Мастерство художника не вызывает сомнений.
   Маркиза Боннингтон с трудом втиснулась с правой стороны от Стивена.
   — Боже, что за курятник! — посетовала она. — А все Арабелла — эта клуша не посчитала нужным вести счет, когда рассылала приглашения. Так что там, Ромео и Джульетта, вы сказали?
   — Сцена с балконом, — пояснила Беата и, призвав на помощь все свое самообладание, передала ей веер.
   — Ромео стоит внизу и ждет Джульетту, пуская слюни, как подросток, — подал голос Стивен, и его брови чуть приподнялись.
   — Ну зачем же так грубо? Он влюблен.
   — В женщину, которую встретил всего двадцать минут назад? Впрочем, вы правы, он и в самом деле думал, что влюблен. Самое смешное, на мой взгляд, что Джульетта тут же у него спрашивает: «Ты собираешься на мне жениться? Если да, то где?»
   Эсме улыбнулась:
   — Весьма оригинально. Я, конечно, читала пьесу, но никогда не обращала внимание на то, что предложение сделала Джульетта.
   — «Если в этом признании в любви ты честен, — процитировала Беата, — и намерен жениться, пришли мне завтра слово». Джульетта без обиняков просит его жениться на ней, хотя до этого он ни разу на эту тему не обмолвился.
   Эсме многозначительно взглянула на Стивена, и от этого взгляда внутри у Беаты все перевернулось: Эсме была просто нестерпимо красивой! Беата могла бы раскрасить щеки во все цвета радуги, но все равно не добилась бы этого сияния откровенной чувственности, которым Эсме только что обдала своего соседа по столу.
   — Однажды я видела смешную пародию на сцену с балконом, — весело сказала Эсме.
   — Правда? — Стивен еще ближе наклонился к ней. — Пожалуйста, поделитесь с нами.
   Если он еще чуть-чуть придвинется к ее плечу, то начнет жевать ее кудри, мстительно подумала Беата. Совсем как тот козел.
   — Я помню только строчку или две. — Алые губы Эсме сложились в обольстительную улыбку.
   — Ромео стоит под балконом, взывая к Джульетте, а потом Джульетта спрашивает: «Кто там, Ромео? Да ты и вправду ранний петушок! Ах, надо же, и кто бы мог подумать, что ты у нас столь редкий баламут!» — произнесла Эсме и мелодично засмеялась.
   На секунду воцарилось молчание, а потом и Стивен разразился смехом:
   — Ручаюсь, ваш Ромео вскарабкался вверх по дереву с проворством, на какое только был способен!
   — Нет-нет, она вовсе не собиралась позволить ему это, — возразила Эсме; ее глаза светились озорством, тонкая ладонь покоилась на руке Стивена. Следующая строка звучит примерно так: «Клянусь, я удержу тебя внизу, ибо вас, рыцарей, отлично знаю. Вы все становитесь опасными сверх меры, едва лишь оказавшись наверху» .
   Стивен снова рассмеялся, потом склонил голову к Эсме и прошептал что-то ей на ухо, в то время как Беата, делая вид, что ее это ничуть не интересует, продолжала уныло жевать кусок говядины. Может, Арабелла позволит ей завтра утром уехать в Лондон? Не то чтобы она ревновала, но ей вдруг стало обидно, что ни один мужчина не в силах устоять против Эсме. К тому же Стивен откровенно признавался, что ищет жену.
   В это время к Эсме подошел Слоуп и тихо шепнул:
   — Миледи, у нас нежданный гость.
   — В самом деле? — обронила Эсме, слушая вполуха. Она уже и забыла, как это весело — флиртовать, и теперь наконец могла позволить себе это удовольствие. Вот уже по крайней мере полчаса, как она перестала думать об этом злосчастном Себастьяне. Арабелла права. Мало того что Стивен Фэрфакс-Лейси — само очарование, он еще обладает быстрым умом и к тому же довольно хорош собой. Она даже почти решила, что выйдет за него замуж, но сначала, разумеется, ей следовало убедиться, что его не выбрала для себя Хелен.
   В это время Слоуп вытянулся в струнку и громко объявил:
   — Маркиз Боннингтон!
   Голова Эсме дернулась, и сама она вмиг распрямилась, словно пружина.
   Себастьян выглядел аристократом до мозга костей, от макушки элегантно растрепанных волос до кончиков носков его блестящих ботфортов. Еще ни один садовник не носил жемчужно-серый сюртук из тонкого сукна в рубчик и изящно повязанный галстук светло-льдистой голубизны.