Страница:
Кейт посмотрела на оборки на груди – вернее, на том месте, где у женщин обычно бывает грудь.
– А нельзя сделать меня попышнее? В этом платье я выгляжу совсем плоской.
Розали поправила кружева.
– Не волнуйтесь, мисс Кейт, у вас очень милый бюст, хотя и небольшой. Боюсь, в этом платье добавить уже ничего нельзя, но я подберу другие, более подходящие по фасону. Слава Богу, у мисс Виктории столько нарядов, сколько модистка и за год не сошьет.
Впрочем, задумавшись лишь на миг, горничная взяла два чулка, аккуратно скатала и засунула Кейт под корсаж. Таким простым способом проблема была решена.
Кейт с горечью смотрела в зеркало. Странно, что при похожих чертах лица она совсем не напоминала Викторию. Наверное, все дело в возрасте: что ни говори, а пять лет разницы не шутка. Завитая, накрашенная, в нелепом розовом платье она выглядела отчаявшейся старой девой.
Паника оказалась чувством новым и при этом далеко не радостным. Уже много лет Кейт не имела возможности одеваться прилично и совсем забыла о возрасте. И вот неожиданно выяснилось, что молодость стремительно и безвозвратно проходит.
Через несколько месяцев ей исполнится двадцать четыре. Старуха.
Почему же она не заметила, что изменилась, утратила мягкую округлость форм, очарование и привлекательность? Когда горечь и разочарование успели проникнуть в кровь и превратить ее из молодой симпатичной девушки в странное существо с неопределенной внешностью?
– Нет, ничего не получится, – печально заключила Кейт. – Разве можно принять меня за прелестную дебютантку, восхитившую общество своей красотой?
– Главное – правильно подобрать наряд, – успокоила ее Розали. – Да, в этом платье вы действительно выглядите не самым лучшим образом, мисс, но я обязательно найду что-нибудь другое, и все будет в порядке.
Кейт ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть. Она думала…
Нет, она мало об этом думала. И все-таки твердо знала, что хочет выйти замуж и родить собственных детей.
Внезапно ее захлестнула волна страха: а что, если уже поздно, что, если никогда?..
Кейт не позволила себе закончить мысль.
Она вытерпит этот визит ради Виктории, неожиданно обретенной сестры. А потом уедет в Лондон и постарается превратить мамино приданое в брачную лицензию.
Женщины занимались этим всегда – с момента сотворения мира. Может, и у нее получится?
Кейт расправила плечи. После смерти отца пришлось познать настоящее унижение: встретив знакомых, прятать руки, чтобы никто не увидел покрасневших от холода пальцев; держать ноги поближе к лошадиному боку, чтобы не бросались в глаза поношенные башмаки; раз за разом притворяться, что забыла дома шляпу.
И вот теперь предстояло выдержать новое испытание: одеться юной девушкой, чувствуя себя при этом старой девой, синим чулком. Ничего, она справится и с этой нелегкой задачей.
Глава 5
Глава 6
Глава 7
– А нельзя сделать меня попышнее? В этом платье я выгляжу совсем плоской.
Розали поправила кружева.
– Не волнуйтесь, мисс Кейт, у вас очень милый бюст, хотя и небольшой. Боюсь, в этом платье добавить уже ничего нельзя, но я подберу другие, более подходящие по фасону. Слава Богу, у мисс Виктории столько нарядов, сколько модистка и за год не сошьет.
Впрочем, задумавшись лишь на миг, горничная взяла два чулка, аккуратно скатала и засунула Кейт под корсаж. Таким простым способом проблема была решена.
Кейт с горечью смотрела в зеркало. Странно, что при похожих чертах лица она совсем не напоминала Викторию. Наверное, все дело в возрасте: что ни говори, а пять лет разницы не шутка. Завитая, накрашенная, в нелепом розовом платье она выглядела отчаявшейся старой девой.
Паника оказалась чувством новым и при этом далеко не радостным. Уже много лет Кейт не имела возможности одеваться прилично и совсем забыла о возрасте. И вот неожиданно выяснилось, что молодость стремительно и безвозвратно проходит.
Через несколько месяцев ей исполнится двадцать четыре. Старуха.
Почему же она не заметила, что изменилась, утратила мягкую округлость форм, очарование и привлекательность? Когда горечь и разочарование успели проникнуть в кровь и превратить ее из молодой симпатичной девушки в странное существо с неопределенной внешностью?
– Нет, ничего не получится, – печально заключила Кейт. – Разве можно принять меня за прелестную дебютантку, восхитившую общество своей красотой?
– Главное – правильно подобрать наряд, – успокоила ее Розали. – Да, в этом платье вы действительно выглядите не самым лучшим образом, мисс, но я обязательно найду что-нибудь другое, и все будет в порядке.
Кейт ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть. Она думала…
Нет, она мало об этом думала. И все-таки твердо знала, что хочет выйти замуж и родить собственных детей.
Внезапно ее захлестнула волна страха: а что, если уже поздно, что, если никогда?..
Кейт не позволила себе закончить мысль.
Она вытерпит этот визит ради Виктории, неожиданно обретенной сестры. А потом уедет в Лондон и постарается превратить мамино приданое в брачную лицензию.
Женщины занимались этим всегда – с момента сотворения мира. Может, и у нее получится?
Кейт расправила плечи. После смерти отца пришлось познать настоящее унижение: встретив знакомых, прятать руки, чтобы никто не увидел покрасневших от холода пальцев; держать ноги поближе к лошадиному боку, чтобы не бросались в глаза поношенные башмаки; раз за разом притворяться, что забыла дома шляпу.
И вот теперь предстояло выдержать новое испытание: одеться юной девушкой, чувствуя себя при этом старой девой, синим чулком. Ничего, она справится и с этой нелегкой задачей.
Глава 5
Несколько часов спустя, безнадежно измученная, Кейт наконец-то вернулась в свою комнату. Она встала в пять утра и три часа кряду не поднимала головы от бухгалтерских книг, а в восемь села верхом и отправилась проверять, как обстоят дела в поместье. Неожиданные откровения и внезапные открытия тоже не прошли даром. За обедом Марианна грубила даже будущему зятю, а Виктория все время плакала.
И вот теперь ее ждали собаки. «Крысы» уселись полукругом и дружно уставились на дверь.
В этом сезоне самым модным аксессуаром считалась маленькая собачка. Ну а Виктория и Марианна, твердо верившие, что двадцать три бальных платья в двадцать три раза лучше одного, купили не одну собачку, а сразу трех.
Трех крохотных, пронзительно тявкающих, шелковистых мальтийцев.
Они были абсурдно малы – меньше кошки. Блестящая шерсть элегантно лоснилась, но Кейт этот неестественный, вычурный блеск казался отвратительным. Уж если заводить собаку, то большую, лохматую и лопоухую – похожую на тех, которые выбегали навстречу из деревенских дворов и радостно улыбались гостье. Такую, чтобы не тявкала, а лаяла всерьез, по-настоящему.
Впрочем, сейчас эти отвратительные создания не тявкали. Как только Кейт вошла, все трое сразу встали и, помахивая пушистыми хвостами, облепили ноги горячим кольцом. Наверное, они страдали от одиночества, ведь до укуса Виктория не отпускала их от себя ни на шаг. Может быть, хотели есть? Или, чего доброго, мечтали поскорее выйти в сад? Ах, если бы в комнате был звонок… но людям ее положения не пристало тревожить слуг. Кейт подумала о лестнице, об уставших за день ногах и вздохнула. Делать нечего, придется потерпеть еще немного.
– Наверное, ребята, нам пора прогуляться.
Хорошо, что собаки оказались терпеливыми и не сделали на полу ни одной лужи. Комнатка была невероятно маленькой, а окно располагалось так высоко, что запах не выветрился бы и за месяц.
Несколько минут ушло на то, чтобы прицепить к украшенным драгоценными камнями ошейникам поводки. При этом троица принялась истошно тявкать, прыгать и лизать лицо – увернуться от ласк оказалось нелегко.
Кейт зашагала вниз по черной лестнице – единственной, которая вела в ее комнату. Глухой звук шагов сопровождался стуком крохотных коготков по деревянным ступеням. Кейт устала настолько, что даже не смогла вспомнить имена новых подопечных. Кажется, что-то цветочное. Может быть, Фиалка, Маргаритка и Колокольчик? Нет, непохоже. Наверное, как-то по-другому.
– Что они едят? – спросила она Черридерри.
Дворецкий проникся искренним сочувствием: вышел в сад и показал госпоже участок, специально выделенный для собачьих нужд.
– Примерно час назад я направил в вашу комнату Ричарда. Он покормил собак и вывел на прогулку. Не могу сказать, что эти существа мне глубоко симпатичны, но должен признать, что они не злы и не агрессивны. Да и в неприятном происшествии не виноваты.
В эту минуту все трое зачем-то залезли друг на друга и образовали странную кучу, из которой торчали острые носы и пушистые хвосты.
– Цезарь вовсе не собирался кусать мисс Викторию, – продолжил Черридерри, – так что не волнуйтесь, вас он не тронет.
– Цезарь? А мне почему-то казалось, что у них цветочные имена.
– В этом-то и заключается одна из главных проблем, – пояснил дворецкий. – Мисс Виктория так и не смогла окончательно выбрать имена. Каждую неделю придумывала новые. Сначала собак звали Фердинанд, Фелисити и Фредерик. Сейчас – Цезарь, Коко и Честер, а недавно это были Мопси, Мария и… третьего не помню. Видите того, который немного крупнее остальных? Это и есть Цезарь. А двое других – Коко и Честер, хотя Честер так и не научился откликаться на новое имя. Признает только Фредерик или Фредди.
– Так почему же Цезарь укусил Викторию? Я до сих пор не знаю.
– Она кормила его изо рта.
– Что?
– Зажала в губах кусочек мяса и хотела, чтобы он осторожно взял. Опасная ошибка – вставать между собакой и мясом.
Кейт вздрогнула.
– Отвратительно!
– Во всем виновата принцесса Шарлотта: это она придумала кормить собак изо рта.
– А что с ними делать ночью? – с тоской спросила Кейт, мечтая лишь об одном – упасть на кровать и уснуть.
– Обращайтесь так, как положено обращаться с собаками: уважительно, но твердо. Ошибка мисс Виктории заключалась в том, что она принимала их за детей, а когда раздражалась, то отправляла в кухню. Поэтому они и не научились себя вести. Я вам дам пакетик с сырными обрезками. Угощайте всякий раз, как только приказ будет исполнен, и дисциплина не пострадает.
Вернувшись к себе, Кейт вскоре обнаружила, что каждая из собак обладает собственной ярко выраженной индивидуальностью. Цезарь отличался умом и сообразительностью, к тому же явно считал себя большим и сильным: рычал, скалился и грозил напасть на каждого, кто входил в комнату. Имя очень ему подходило: пес действительно напоминал отважного полководца.
Фредерик страдал от одиночества и искал ласки – во всяком случае, так казалось в тот момент, когда он запрыгнул на кровать и, отчаянно виляя хвостом, принялся лизать Кейт колени, а в довершение умоляюще заглянул в глаза, перекатился на спину и задрал лапы. Одним словом, пес оказался глупым – никакой не Фредерик, а самый настоящий Фредди.
Коко проявила небывалое тщеславие. Виктория приклеила ей на шерстку маленькие драгоценные камешки – наподобие блестящего воротника. Вместо того чтобы попытаться отодрать посторонние предметы, как сделала бы всякая уважающая себя собака, Коко сидела, гордо подняв голову и задрав нос. Кровать ничуть ее не заинтересовала, зато сразу привлекла бархатная подушка, появившаяся в углу рядом с миской для воды.
Кейт вытащила Фредди из постели и бросила на пол, однако он тут же прыгнул обратно и победил: сил для того, чтобы сражаться и отстаивать принципы, не осталось.
Она лежала неподвижно и думала об отце. Как он мог? Как мог обмануть ее? Наверное, любил Марианну, иначе не женился бы сразу после смерти мамы.
Хорошо, что дебютировать в свете ей так и не довелось. Бомонд представлялся загадочным миром, однако в одном сомневаться не приходилось: никто не захотел бы общаться с молодой леди, чьей мачехой стала женщина легкого поведения, пусть даже и сумевшая выйти замуж за своего покровителя.
И все же Марианна без смущения отправилась в Лондон, по-хозяйски ворвалась в особняк отца и представила Викторию в качестве красивой и очень богатой наследницы.
Да, полезный урок, сонно подумала Кейт.
И вот теперь ее ждали собаки. «Крысы» уселись полукругом и дружно уставились на дверь.
В этом сезоне самым модным аксессуаром считалась маленькая собачка. Ну а Виктория и Марианна, твердо верившие, что двадцать три бальных платья в двадцать три раза лучше одного, купили не одну собачку, а сразу трех.
Трех крохотных, пронзительно тявкающих, шелковистых мальтийцев.
Они были абсурдно малы – меньше кошки. Блестящая шерсть элегантно лоснилась, но Кейт этот неестественный, вычурный блеск казался отвратительным. Уж если заводить собаку, то большую, лохматую и лопоухую – похожую на тех, которые выбегали навстречу из деревенских дворов и радостно улыбались гостье. Такую, чтобы не тявкала, а лаяла всерьез, по-настоящему.
Впрочем, сейчас эти отвратительные создания не тявкали. Как только Кейт вошла, все трое сразу встали и, помахивая пушистыми хвостами, облепили ноги горячим кольцом. Наверное, они страдали от одиночества, ведь до укуса Виктория не отпускала их от себя ни на шаг. Может быть, хотели есть? Или, чего доброго, мечтали поскорее выйти в сад? Ах, если бы в комнате был звонок… но людям ее положения не пристало тревожить слуг. Кейт подумала о лестнице, об уставших за день ногах и вздохнула. Делать нечего, придется потерпеть еще немного.
– Наверное, ребята, нам пора прогуляться.
Хорошо, что собаки оказались терпеливыми и не сделали на полу ни одной лужи. Комнатка была невероятно маленькой, а окно располагалось так высоко, что запах не выветрился бы и за месяц.
Несколько минут ушло на то, чтобы прицепить к украшенным драгоценными камнями ошейникам поводки. При этом троица принялась истошно тявкать, прыгать и лизать лицо – увернуться от ласк оказалось нелегко.
Кейт зашагала вниз по черной лестнице – единственной, которая вела в ее комнату. Глухой звук шагов сопровождался стуком крохотных коготков по деревянным ступеням. Кейт устала настолько, что даже не смогла вспомнить имена новых подопечных. Кажется, что-то цветочное. Может быть, Фиалка, Маргаритка и Колокольчик? Нет, непохоже. Наверное, как-то по-другому.
– Что они едят? – спросила она Черридерри.
Дворецкий проникся искренним сочувствием: вышел в сад и показал госпоже участок, специально выделенный для собачьих нужд.
– Примерно час назад я направил в вашу комнату Ричарда. Он покормил собак и вывел на прогулку. Не могу сказать, что эти существа мне глубоко симпатичны, но должен признать, что они не злы и не агрессивны. Да и в неприятном происшествии не виноваты.
В эту минуту все трое зачем-то залезли друг на друга и образовали странную кучу, из которой торчали острые носы и пушистые хвосты.
– Цезарь вовсе не собирался кусать мисс Викторию, – продолжил Черридерри, – так что не волнуйтесь, вас он не тронет.
– Цезарь? А мне почему-то казалось, что у них цветочные имена.
– В этом-то и заключается одна из главных проблем, – пояснил дворецкий. – Мисс Виктория так и не смогла окончательно выбрать имена. Каждую неделю придумывала новые. Сначала собак звали Фердинанд, Фелисити и Фредерик. Сейчас – Цезарь, Коко и Честер, а недавно это были Мопси, Мария и… третьего не помню. Видите того, который немного крупнее остальных? Это и есть Цезарь. А двое других – Коко и Честер, хотя Честер так и не научился откликаться на новое имя. Признает только Фредерик или Фредди.
– Так почему же Цезарь укусил Викторию? Я до сих пор не знаю.
– Она кормила его изо рта.
– Что?
– Зажала в губах кусочек мяса и хотела, чтобы он осторожно взял. Опасная ошибка – вставать между собакой и мясом.
Кейт вздрогнула.
– Отвратительно!
– Во всем виновата принцесса Шарлотта: это она придумала кормить собак изо рта.
– А что с ними делать ночью? – с тоской спросила Кейт, мечтая лишь об одном – упасть на кровать и уснуть.
– Обращайтесь так, как положено обращаться с собаками: уважительно, но твердо. Ошибка мисс Виктории заключалась в том, что она принимала их за детей, а когда раздражалась, то отправляла в кухню. Поэтому они и не научились себя вести. Я вам дам пакетик с сырными обрезками. Угощайте всякий раз, как только приказ будет исполнен, и дисциплина не пострадает.
Вернувшись к себе, Кейт вскоре обнаружила, что каждая из собак обладает собственной ярко выраженной индивидуальностью. Цезарь отличался умом и сообразительностью, к тому же явно считал себя большим и сильным: рычал, скалился и грозил напасть на каждого, кто входил в комнату. Имя очень ему подходило: пес действительно напоминал отважного полководца.
Фредерик страдал от одиночества и искал ласки – во всяком случае, так казалось в тот момент, когда он запрыгнул на кровать и, отчаянно виляя хвостом, принялся лизать Кейт колени, а в довершение умоляюще заглянул в глаза, перекатился на спину и задрал лапы. Одним словом, пес оказался глупым – никакой не Фредерик, а самый настоящий Фредди.
Коко проявила небывалое тщеславие. Виктория приклеила ей на шерстку маленькие драгоценные камешки – наподобие блестящего воротника. Вместо того чтобы попытаться отодрать посторонние предметы, как сделала бы всякая уважающая себя собака, Коко сидела, гордо подняв голову и задрав нос. Кровать ничуть ее не заинтересовала, зато сразу привлекла бархатная подушка, появившаяся в углу рядом с миской для воды.
Кейт вытащила Фредди из постели и бросила на пол, однако он тут же прыгнул обратно и победил: сил для того, чтобы сражаться и отстаивать принципы, не осталось.
Она лежала неподвижно и думала об отце. Как он мог? Как мог обмануть ее? Наверное, любил Марианну, иначе не женился бы сразу после смерти мамы.
Хорошо, что дебютировать в свете ей так и не довелось. Бомонд представлялся загадочным миром, однако в одном сомневаться не приходилось: никто не захотел бы общаться с молодой леди, чьей мачехой стала женщина легкого поведения, пусть даже и сумевшая выйти замуж за своего покровителя.
И все же Марианна без смущения отправилась в Лондон, по-хозяйски ворвалась в особняк отца и представила Викторию в качестве красивой и очень богатой наследницы.
Да, полезный урок, сонно подумала Кейт.
Глава 6
Следующим утром
Французский парикмахер и лондонские доктора прибыли одновременно: первый для того, чтобы остричь длинные густые волосы Кейт, а второй и третий – чтобы вскрыть нарыв на губе Виктории. Но от процедур сестры единодушно отказались. Марианна впала в истерику, принялась кричать, как рыночная торговка, и размахивать над головой сигаретой.
Однако накануне вечером Кейт посоветовалась с горничной и решила до конца отстаивать собственную позицию. Она трезво оценивала ситуацию, понимала, что не молодеет, и единственным своим украшением считала пышные золотистые локоны. К тому же она с горечью сознавала, что выглядит очень худой, почти изможденной, и опасалась, что без роскошной копны на голове вряд ли сможет привлечь благосклонное внимание окружающих.
– Ни за что! – категорично отрезала она, стараясь говорить громче, чтобы заглушить рыдания Виктории.
Странно, но отказ вовсе не был для Кейт типичным образцом поведения. На протяжении последних семи лет ей приходилось то и дело вступать в отчаянные схватки с мачехой – например, когда та уволила опытного эконома и возложила на падчерицу обязанность закупать все необходимые продукты; когда прогнала управляющего поместьем и швырнула хозяйственные книги, заставив по ночам заниматься сложными подсчетами. Но при этом Кейт ни разу не отказалась выполнить приказ: покорно приняла счета и гроссбухи, покорно попрощалась с любимой гувернанткой, с надежными горничными, с управляющим и экономом.
По иронии судьбы виной всему, по-видимому, было тщеславие, заставлявшее Кейт брать на себя решение нелегких задач и справляться с любыми, даже самыми сложными, поручениями.
– Не буду стричься, – повторила Кейт с несвойственным ей упрямством.
Месье Бернье всплеснул руками и с ужасающим французским акцентом воскликнул, что с модной стрижкой мадемуазель сразу помолодеет на десять лет, а каждый год для нее – драгоценное приобретение.
Еще один удар по самолюбию.
– Благодарю за ваше мнение, месье, однако менять принятое решение не намерена.
– Ты все, все испортишь! – Казалось, Марианна сходила с ума от разочарования и злости. – Погубишь сестру! Она не сможет выйти замуж и родит ребенка вне брачных уз!
Кейт заметила, что глаза парикмахера изумленно расширились, и посмотрела на него так, как научилась смотреть за семь лет управления поместьем. Взгляд подействовал мгновенно: месье Бернье смущенно заморгал.
– Ничего страшного, мама, – всхлипнула Виктория. – Кейт просто возьмет с собой мои парики. Конечно, в них очень жарко, но несколько дней можно и потерпеть.
– Парики, – ошеломленно повторила Марианна и выпустила в воздух кольцо дыма.
– Их у меня не меньше дюжины: все разных цветов, в тон платьев, – продолжала Виктория. – Если Розали будет каждое утро туго заплетать волосы, а косы закалывать, то парики отлично подойдут. Все решат, что мне нравится регулярно менять внешность.
– Возможно, – согласилась Марианна и снова глубоко затянулась.
– Дам тебе даже самый модный, черкесский, – пообещала Виктория, и Кейт поморщилась. – Что ты, он очень красивый! Такой элегантный, светло-голубой, прекрасно гармонирует с синими и зелеными платьями. А к нему прилагается украшенная драгоценными камнями лента – чтобы крепче держался на голове.
– Вот и славно, – заключила Марианна. – А теперь, дочка, доктора вскроют твою губу, и чтобы больше я вас обеих не видела и не слышала!
Виктория кричала и плакала, однако эскулапам все-таки удалось довести операцию до победного конца.
В итоге Марианна слегла с острым приступом мигрени. Виктория слегла, ослабев от рыданий. Кейт надела на собак поводки и отправилась в деревню – навестить вдову Крэбтри.
Французский парикмахер и лондонские доктора прибыли одновременно: первый для того, чтобы остричь длинные густые волосы Кейт, а второй и третий – чтобы вскрыть нарыв на губе Виктории. Но от процедур сестры единодушно отказались. Марианна впала в истерику, принялась кричать, как рыночная торговка, и размахивать над головой сигаретой.
Однако накануне вечером Кейт посоветовалась с горничной и решила до конца отстаивать собственную позицию. Она трезво оценивала ситуацию, понимала, что не молодеет, и единственным своим украшением считала пышные золотистые локоны. К тому же она с горечью сознавала, что выглядит очень худой, почти изможденной, и опасалась, что без роскошной копны на голове вряд ли сможет привлечь благосклонное внимание окружающих.
– Ни за что! – категорично отрезала она, стараясь говорить громче, чтобы заглушить рыдания Виктории.
Странно, но отказ вовсе не был для Кейт типичным образцом поведения. На протяжении последних семи лет ей приходилось то и дело вступать в отчаянные схватки с мачехой – например, когда та уволила опытного эконома и возложила на падчерицу обязанность закупать все необходимые продукты; когда прогнала управляющего поместьем и швырнула хозяйственные книги, заставив по ночам заниматься сложными подсчетами. Но при этом Кейт ни разу не отказалась выполнить приказ: покорно приняла счета и гроссбухи, покорно попрощалась с любимой гувернанткой, с надежными горничными, с управляющим и экономом.
По иронии судьбы виной всему, по-видимому, было тщеславие, заставлявшее Кейт брать на себя решение нелегких задач и справляться с любыми, даже самыми сложными, поручениями.
– Не буду стричься, – повторила Кейт с несвойственным ей упрямством.
Месье Бернье всплеснул руками и с ужасающим французским акцентом воскликнул, что с модной стрижкой мадемуазель сразу помолодеет на десять лет, а каждый год для нее – драгоценное приобретение.
Еще один удар по самолюбию.
– Благодарю за ваше мнение, месье, однако менять принятое решение не намерена.
– Ты все, все испортишь! – Казалось, Марианна сходила с ума от разочарования и злости. – Погубишь сестру! Она не сможет выйти замуж и родит ребенка вне брачных уз!
Кейт заметила, что глаза парикмахера изумленно расширились, и посмотрела на него так, как научилась смотреть за семь лет управления поместьем. Взгляд подействовал мгновенно: месье Бернье смущенно заморгал.
– Ничего страшного, мама, – всхлипнула Виктория. – Кейт просто возьмет с собой мои парики. Конечно, в них очень жарко, но несколько дней можно и потерпеть.
– Парики, – ошеломленно повторила Марианна и выпустила в воздух кольцо дыма.
– Их у меня не меньше дюжины: все разных цветов, в тон платьев, – продолжала Виктория. – Если Розали будет каждое утро туго заплетать волосы, а косы закалывать, то парики отлично подойдут. Все решат, что мне нравится регулярно менять внешность.
– Возможно, – согласилась Марианна и снова глубоко затянулась.
– Дам тебе даже самый модный, черкесский, – пообещала Виктория, и Кейт поморщилась. – Что ты, он очень красивый! Такой элегантный, светло-голубой, прекрасно гармонирует с синими и зелеными платьями. А к нему прилагается украшенная драгоценными камнями лента – чтобы крепче держался на голове.
– Вот и славно, – заключила Марианна. – А теперь, дочка, доктора вскроют твою губу, и чтобы больше я вас обеих не видела и не слышала!
Виктория кричала и плакала, однако эскулапам все-таки удалось довести операцию до победного конца.
В итоге Марианна слегла с острым приступом мигрени. Виктория слегла, ослабев от рыданий. Кейт надела на собак поводки и отправилась в деревню – навестить вдову Крэбтри.
Глава 7
Замок Поумрой
– Так что же все-таки случилось со львом? – Гейбриел быстро шагал по двору, направляясь к дальней стене замка, где расположился домашний зверинец.
– Понятия не имею, – пожал плечами Бервик. – С утра страдает.
– Бедный старик, – вздохнул принц, подойдя к клетке.
Царь зверей беспомощно лежал в углу и тяжело, мучительно дышал. Он появился в замке всего лишь несколько месяцев назад, полный сил и энергии, готовый наброситься на любого, кто утратит осторожность. А сейчас глаза слезились, голова едва держалась. Несчастное животное испытывало жестокие страдания. Если бы это была лошадь…
– Он слишком молод, чтобы умереть. – Бервик словно услышал мысли господина.
– Огастас сказал, что больше года не протянет.
– Герцог хотел сбыть зверинец с рук, потому и преувеличил возраст льва. А на самом деле ему всего-то пять лет. Еще жить и жить.
– А как чувствуют себя остальные? – Гейбриел подошел к клетке слонихи.
Лисса мирно покачивала хоботом. Она вообще отличалась дружелюбным нравом: вот и сейчас приветливо протянула хозяину пучок соломы.
– Что здесь делает обезьяна? – удивился принц.
– Они подружились во время морского путешествия, – пояснил дворецкий, – и теперь почти не расстаются. Вместе веселее.
Гейбриел подошел ближе и внимательно посмотрел на маленького юркого зверька.
– Понятия не имею, что за порода. А ты не знаешь?
– Насколько могу судить, это существо называют карманной обезьяной. Герцогу ее подарил какой-то паша.
– Понятно. А слониху презентовал индийский раджа, так ведь? Что за ужасная манера – дарить животных? Дышать нечем!
Бервик шумно втянул носом воздух.
– Это точно. Можно переселить их подальше – например, за живую изгородь.
– Нет, там Лисса будет страдать от одиночества. Она любит общество. Нельзя ли хотя бы изредка выпускать ее из клетки?
– Пожалуй, имеет смысл построить в саду просторный вольер, – предложил Бервик.
Гейбриел долго смотрел на странную пару. Обезьянка сидела на голове слонихи и крохотными сморщенными ручками нежно поглаживала огромное ухо.
– Тебе еще не удалось найти работника, знающего толк в уходе за дикими животными?
– Пока нет, – покачал головой дворецкий. – Я пытался переманить человека из цирка Питермана, но он так и не захотел расстаться со своими львами.
– Нет уж, извини. Взять к себе львов Питермана мы не можем. Нам и своего хищника хватает! – Гейбриел вернулся к первой клетке. – Что же с ним все-таки случилось?
– Князь Фердинанд предположил, что зверь привык питаться человеческим мясом. Впрочем, не думаю, что авторитетное мнение вашего дядюшки следует принимать в качестве руководства к действию.
– А чем несчастного кормят у нас?
– Бифштексами, – ответил Бервик. – Причем лучшего качества.
– Может, диета слишком жирная? А что ест сам дядюшка после дурно проведенной ночи?
– Суп.
– Значит, накорми льва супом.
Бервик вскинул брови, однако кивнул.
– Да, кстати, а где сейчас князь Фердинанд?
– Сегодня утром его светлость решил поработать над битвой при Креси. Экспроприировал свинарник, который сейчас, к счастью, свободен от постояльцев, и устроил там имперский военный музей. Полсотни молочных бидонов изображают различные полки. Выставка пользуется огромным успехом у деревенских ребятишек.
– Думаю, он счастлив, – заключил Гейбриел. – Полагаю…
Договорить принц не успел, так как во дворе появился весьма высокий, крайне худой джентльмен и неспешно направился в сторону зверинца. Седые взлохмаченные волосы торчали на голове, как пух на макушке чертополоха, и при каждом шаге слегка покачивались.
– Не упоминай дьявола, чтобы не появился, – любезно приветствовал Гейбриел и поклонился.
– Взаимно, мой мальчик, – невозмутимо отозвался князь Фердинанд. – Взаимно. Ты, случайно, не встречал моего бедного пса?
Бервик слегка отступил и из-за плеча господина негромко произнес:
– Существует предположение, что его съел лев.
– Целиком, вместе с шерстью и когтями?
– Это вполне объясняет нынешнее состояние хищника.
– Нет, вашу собаку я не видел, – в свою очередь, отозвался Гейбриел.
– Не далее как вчера Бруно съел целую тарелку диких яблок. Соленых диких яблок, – сообщил князь Фердинанд со слезами на глазах. – Кормлю его исключительно соленьями и маринадами – считаю, что такая диета способствует пищеварению.
Вполне возможно, соленые яблоки не пошли на пользу собаке и – соответственно – льву.
– Может, Бруно спасся бегством? – Гейбриел повернулся и посмотрел на массивную арку, отделявшую хозяйственный двор от парадного. – Что, если он не оценил диетических изысков?
– Мой пес обожает соленья, – горделиво поведал дядюшка. – Особенно ему нравятся соленые помидоры.
– В следующий раз попробуйте соленую рыбу.
Краем глаза Гейбриел заметил опасное приближение двух тетушек. Обе игриво улыбались и многозначительно кивали. Он совершил молниеносный маневр и поспешил к замку, по пути едва не сбив с ног младшего сына кухарки. Принц бегом взлетел по лестнице и вскоре благополучно скрылся в своей комнате. Слава Богу, на этот раз пронесло!
Жить в огромном замке, конечно, было прекрасно, но это свободное пространство неуклонно заполнялось обитателями. Все эти жильцы так или иначе принадлежали Гейбриелу и полностью от него зависели: его родственники, его лев, его слониха, его слуги… и даже обожающий соленья пес требовал заботы, хотя, вполне возможно, уже взирал на земную суету с небес, причем с благодарностью за то, что ее покинул.
– Пожалуй, возьму ружье и прогуляюсь по лесу, постреляю птиц, – обратился принц к своему камердинеру, угрюмому человеку по фамилии Поул, которого великий герцог удалил из дворца за излишнюю осведомленность.
– Отлично, – отозвался Поул и тут же достал из огромного шкафа костюм для верховой езды: куртку и бриджи. – Свежий воздух и движение пойдут юному Альфреду на пользу. Мистер Бервик обучает его по французской системе, но пока дело идет не очень успешно. Полагаю, беготня за птицами придется щенку по душе.
– Согласен.
– Позвольте предложить вам пригласить с собой достопочтенного Бекингем-Тулуза. – Поул достал свежие чулки и положил на кровать строго параллельно бриджам.
– Это еще кто такой?
– Джентльмен прибыл вчера с рекомендательной запиской от принцессы Шарлотты. По протоколу вашему высочеству предстояло познакомиться с ним сегодня вечером, однако в связи с грядущим приездом племянника, лорда Димсдейла, ужин пройдет в семейном кругу, так что было бы полезно поприветствовать гостя сейчас.
– И что же представляет собой этот… Тулуз?
– Насколько могу судить, весьма склонен к проповедничеству.
– О, только не это! – горячо воскликнул Гейбриел. – Двор брата кишит религиозными фанатиками разнообразного толка и калибра! Не хватает еще, чтобы они расплодились и на моей территории! Учти, это не в твоих интересах, Поул. Если последую примеру герцога, то вы со львом немедленно окажетесь на улице.
Камердинер отстраненно улыбнулся, как будто услышал крайне неприличную шутку.
– Полагаю, ваше высочество не поддастся влиянию странствующего проповедника, как это случилось с его высочеством великим герцогом Огастасом. Мистер Тулуз специализируется в определенном амплуа: я уже предупредил молодых горничных, чтобы держались подальше от восточного крыла. Джентльмен обладает чрезвычайно привлекательными манерами, а сегодня утром уже пытался применить свой боевой арсенал в отношении княгини Марии Терезы, но, судя по всему, не преуспел.
Гейбриел представил шестидесятилетнюю тетушку – непоколебимую и крепкую, как немецкое военно-морское судно.
– Думаю, ты прав, – согласился он. – Так что же понадобилось мистеру Тулузу в моем доме?
– Могу предположить, что к сельской жизни джентльмена склонили бесчисленные лондонские долги, – пожал плечами всезнающий камердинер. – Чулки его чрезвычайно интересны: ярко-оранжевые, со стрелками, а сюртук стоит дороже изумруда средних размеров.
Если Поул что-то сказал, значит, так оно и было на самом деле, потому что в изумрудах он разбирался отлично.
– Хорошо, – подытожил Гейбриел. – Передай Бервику, что я в оружейной, а Тулузу отправь официальное приглашение принять участие в охоте. Думаю, дядюшка Фердинанд тоже не откажется составить компанию.
Принц спустился в просторную комнату, где хранились разнообразные мужские игрушки, и с увлечением занялся чисткой своего любимого охотничьего ружья. Испытанный «хаас» служил верой и правдой: единственное духовое оружие с семью нарезными пазами, которые позволяли мгновенно переключиться с оленя на фазана. Произведение немецких мастеров воплощало все, чего так не хватало в жизни: красоту, свободу, законченность. Принц никогда не охотился на более серьезную дичь, чем птицы и кролики, но данное обстоятельство вовсе не отменяло поклонения перед безупречностью «хааса», на отполированном стволе которого красовался искусно выгравированный герб герцогства Уорл-Марбург-Баасфельд.
А если говорить точнее, герб старшего брата.
В глубине души шевельнулось чувство облегчения, знакомое так же хорошо, как утренняя щетина на щеках. Гейбриел давным-давно понял, что участь простого принца устраивает его куда больше помпезного, но хлопотного титула великого герцога.
Младший брат считал старшего скучной сухой палкой, но в то же время не мог его не жалеть. Править небольшим государством – задача не из легких, особенно если учесть гонор и тщеславие трех средних братьев, каждый из которых считал себя вполне достойным короны.
Ну а если не короны, то по крайней мере богатой и знатной невесты. Не далее как вчера пришло письмо, в котором один из приятелей сообщал, что Руперт, самый красивый из великолепной пятерки, безудержно заигрывает с сестрой Наполеона.
Гейбриел нахмурился и обиженно поджал губы. Это только из-за Огастаса он здесь. Если бы несколько месяцев назад герцог окончательно не сошел с ума, то он, Гейбриел, сейчас был бы в Тунисе на раскопках Карфагена.
Да, жил бы полной жизнью, а не сидел здесь, в насквозь промокшем замке, в окружении престарелых родственников и погрязших в долгах придворных. Парился бы на южном солнце и бдительно следил, чтобы раскопки не превратились в алчное растаскивание истории.
В глубокой задумчивости Гейбриел с такой силой тер и без того блестящий ствол, что едва не уничтожил знаменитый герцогский герб.
К черту Огастаса с его бредовыми идеями! Гейбриел уже упаковал чемоданы и собрался отправиться в Тунис, когда религиозный пыл брата разгорелся ярким пламенем и побудил великого герцога удалить от своего двора каждого, кого правитель считал безнравственным, немощным, неловким или сумасшедшим.
Иными словами, практически всех до одного – ради спасения лицемерной душонки самого Огастаса.
Средние братья отказались вступиться: кто-то из страха утратить расположение властителя, а кто-то (как Руперт) из-за обычного равнодушия.
А так ему внезапно пришлось оказаться перед нелегким выбором: поселиться в забытом Богом старинном английском замке, без труда вмещавшем всех, кого великий герцог счел недостойными блестящего дворца, или уехать в Тунис и впредь не оглядываться.
Более того, он должен был теперь еще и жениться! Невеста из далекой России с богатым приданым должна была удержать замок от неминуемого разрушения. Замок, который был заполнен чудаками, неудачниками и просто сомнительными личностями – вместо добытых на захватывающих археологических раскопках обломков статуй, черепков и прочих чудес, которые давным-давно, в прошлом тысячелетии, составляли всемирную славу и непревзойденное величие древнего государства под названием Карфаген.
Сам он не верил в Карфаген. Собственно говоря, потому и рвался на раскопки, что сомневался в существовании Дидоны, легендарной царицы, да и самого великого города. Все это не более чем красивые сказки, выдуманные Вергилием.
– Так что же все-таки случилось со львом? – Гейбриел быстро шагал по двору, направляясь к дальней стене замка, где расположился домашний зверинец.
– Понятия не имею, – пожал плечами Бервик. – С утра страдает.
– Бедный старик, – вздохнул принц, подойдя к клетке.
Царь зверей беспомощно лежал в углу и тяжело, мучительно дышал. Он появился в замке всего лишь несколько месяцев назад, полный сил и энергии, готовый наброситься на любого, кто утратит осторожность. А сейчас глаза слезились, голова едва держалась. Несчастное животное испытывало жестокие страдания. Если бы это была лошадь…
– Он слишком молод, чтобы умереть. – Бервик словно услышал мысли господина.
– Огастас сказал, что больше года не протянет.
– Герцог хотел сбыть зверинец с рук, потому и преувеличил возраст льва. А на самом деле ему всего-то пять лет. Еще жить и жить.
– А как чувствуют себя остальные? – Гейбриел подошел к клетке слонихи.
Лисса мирно покачивала хоботом. Она вообще отличалась дружелюбным нравом: вот и сейчас приветливо протянула хозяину пучок соломы.
– Что здесь делает обезьяна? – удивился принц.
– Они подружились во время морского путешествия, – пояснил дворецкий, – и теперь почти не расстаются. Вместе веселее.
Гейбриел подошел ближе и внимательно посмотрел на маленького юркого зверька.
– Понятия не имею, что за порода. А ты не знаешь?
– Насколько могу судить, это существо называют карманной обезьяной. Герцогу ее подарил какой-то паша.
– Понятно. А слониху презентовал индийский раджа, так ведь? Что за ужасная манера – дарить животных? Дышать нечем!
Бервик шумно втянул носом воздух.
– Это точно. Можно переселить их подальше – например, за живую изгородь.
– Нет, там Лисса будет страдать от одиночества. Она любит общество. Нельзя ли хотя бы изредка выпускать ее из клетки?
– Пожалуй, имеет смысл построить в саду просторный вольер, – предложил Бервик.
Гейбриел долго смотрел на странную пару. Обезьянка сидела на голове слонихи и крохотными сморщенными ручками нежно поглаживала огромное ухо.
– Тебе еще не удалось найти работника, знающего толк в уходе за дикими животными?
– Пока нет, – покачал головой дворецкий. – Я пытался переманить человека из цирка Питермана, но он так и не захотел расстаться со своими львами.
– Нет уж, извини. Взять к себе львов Питермана мы не можем. Нам и своего хищника хватает! – Гейбриел вернулся к первой клетке. – Что же с ним все-таки случилось?
– Князь Фердинанд предположил, что зверь привык питаться человеческим мясом. Впрочем, не думаю, что авторитетное мнение вашего дядюшки следует принимать в качестве руководства к действию.
– А чем несчастного кормят у нас?
– Бифштексами, – ответил Бервик. – Причем лучшего качества.
– Может, диета слишком жирная? А что ест сам дядюшка после дурно проведенной ночи?
– Суп.
– Значит, накорми льва супом.
Бервик вскинул брови, однако кивнул.
– Да, кстати, а где сейчас князь Фердинанд?
– Сегодня утром его светлость решил поработать над битвой при Креси. Экспроприировал свинарник, который сейчас, к счастью, свободен от постояльцев, и устроил там имперский военный музей. Полсотни молочных бидонов изображают различные полки. Выставка пользуется огромным успехом у деревенских ребятишек.
– Думаю, он счастлив, – заключил Гейбриел. – Полагаю…
Договорить принц не успел, так как во дворе появился весьма высокий, крайне худой джентльмен и неспешно направился в сторону зверинца. Седые взлохмаченные волосы торчали на голове, как пух на макушке чертополоха, и при каждом шаге слегка покачивались.
– Не упоминай дьявола, чтобы не появился, – любезно приветствовал Гейбриел и поклонился.
– Взаимно, мой мальчик, – невозмутимо отозвался князь Фердинанд. – Взаимно. Ты, случайно, не встречал моего бедного пса?
Бервик слегка отступил и из-за плеча господина негромко произнес:
– Существует предположение, что его съел лев.
– Целиком, вместе с шерстью и когтями?
– Это вполне объясняет нынешнее состояние хищника.
– Нет, вашу собаку я не видел, – в свою очередь, отозвался Гейбриел.
– Не далее как вчера Бруно съел целую тарелку диких яблок. Соленых диких яблок, – сообщил князь Фердинанд со слезами на глазах. – Кормлю его исключительно соленьями и маринадами – считаю, что такая диета способствует пищеварению.
Вполне возможно, соленые яблоки не пошли на пользу собаке и – соответственно – льву.
– Может, Бруно спасся бегством? – Гейбриел повернулся и посмотрел на массивную арку, отделявшую хозяйственный двор от парадного. – Что, если он не оценил диетических изысков?
– Мой пес обожает соленья, – горделиво поведал дядюшка. – Особенно ему нравятся соленые помидоры.
– В следующий раз попробуйте соленую рыбу.
Краем глаза Гейбриел заметил опасное приближение двух тетушек. Обе игриво улыбались и многозначительно кивали. Он совершил молниеносный маневр и поспешил к замку, по пути едва не сбив с ног младшего сына кухарки. Принц бегом взлетел по лестнице и вскоре благополучно скрылся в своей комнате. Слава Богу, на этот раз пронесло!
Жить в огромном замке, конечно, было прекрасно, но это свободное пространство неуклонно заполнялось обитателями. Все эти жильцы так или иначе принадлежали Гейбриелу и полностью от него зависели: его родственники, его лев, его слониха, его слуги… и даже обожающий соленья пес требовал заботы, хотя, вполне возможно, уже взирал на земную суету с небес, причем с благодарностью за то, что ее покинул.
– Пожалуй, возьму ружье и прогуляюсь по лесу, постреляю птиц, – обратился принц к своему камердинеру, угрюмому человеку по фамилии Поул, которого великий герцог удалил из дворца за излишнюю осведомленность.
– Отлично, – отозвался Поул и тут же достал из огромного шкафа костюм для верховой езды: куртку и бриджи. – Свежий воздух и движение пойдут юному Альфреду на пользу. Мистер Бервик обучает его по французской системе, но пока дело идет не очень успешно. Полагаю, беготня за птицами придется щенку по душе.
– Согласен.
– Позвольте предложить вам пригласить с собой достопочтенного Бекингем-Тулуза. – Поул достал свежие чулки и положил на кровать строго параллельно бриджам.
– Это еще кто такой?
– Джентльмен прибыл вчера с рекомендательной запиской от принцессы Шарлотты. По протоколу вашему высочеству предстояло познакомиться с ним сегодня вечером, однако в связи с грядущим приездом племянника, лорда Димсдейла, ужин пройдет в семейном кругу, так что было бы полезно поприветствовать гостя сейчас.
– И что же представляет собой этот… Тулуз?
– Насколько могу судить, весьма склонен к проповедничеству.
– О, только не это! – горячо воскликнул Гейбриел. – Двор брата кишит религиозными фанатиками разнообразного толка и калибра! Не хватает еще, чтобы они расплодились и на моей территории! Учти, это не в твоих интересах, Поул. Если последую примеру герцога, то вы со львом немедленно окажетесь на улице.
Камердинер отстраненно улыбнулся, как будто услышал крайне неприличную шутку.
– Полагаю, ваше высочество не поддастся влиянию странствующего проповедника, как это случилось с его высочеством великим герцогом Огастасом. Мистер Тулуз специализируется в определенном амплуа: я уже предупредил молодых горничных, чтобы держались подальше от восточного крыла. Джентльмен обладает чрезвычайно привлекательными манерами, а сегодня утром уже пытался применить свой боевой арсенал в отношении княгини Марии Терезы, но, судя по всему, не преуспел.
Гейбриел представил шестидесятилетнюю тетушку – непоколебимую и крепкую, как немецкое военно-морское судно.
– Думаю, ты прав, – согласился он. – Так что же понадобилось мистеру Тулузу в моем доме?
– Могу предположить, что к сельской жизни джентльмена склонили бесчисленные лондонские долги, – пожал плечами всезнающий камердинер. – Чулки его чрезвычайно интересны: ярко-оранжевые, со стрелками, а сюртук стоит дороже изумруда средних размеров.
Если Поул что-то сказал, значит, так оно и было на самом деле, потому что в изумрудах он разбирался отлично.
– Хорошо, – подытожил Гейбриел. – Передай Бервику, что я в оружейной, а Тулузу отправь официальное приглашение принять участие в охоте. Думаю, дядюшка Фердинанд тоже не откажется составить компанию.
Принц спустился в просторную комнату, где хранились разнообразные мужские игрушки, и с увлечением занялся чисткой своего любимого охотничьего ружья. Испытанный «хаас» служил верой и правдой: единственное духовое оружие с семью нарезными пазами, которые позволяли мгновенно переключиться с оленя на фазана. Произведение немецких мастеров воплощало все, чего так не хватало в жизни: красоту, свободу, законченность. Принц никогда не охотился на более серьезную дичь, чем птицы и кролики, но данное обстоятельство вовсе не отменяло поклонения перед безупречностью «хааса», на отполированном стволе которого красовался искусно выгравированный герб герцогства Уорл-Марбург-Баасфельд.
А если говорить точнее, герб старшего брата.
В глубине души шевельнулось чувство облегчения, знакомое так же хорошо, как утренняя щетина на щеках. Гейбриел давным-давно понял, что участь простого принца устраивает его куда больше помпезного, но хлопотного титула великого герцога.
Младший брат считал старшего скучной сухой палкой, но в то же время не мог его не жалеть. Править небольшим государством – задача не из легких, особенно если учесть гонор и тщеславие трех средних братьев, каждый из которых считал себя вполне достойным короны.
Ну а если не короны, то по крайней мере богатой и знатной невесты. Не далее как вчера пришло письмо, в котором один из приятелей сообщал, что Руперт, самый красивый из великолепной пятерки, безудержно заигрывает с сестрой Наполеона.
Гейбриел нахмурился и обиженно поджал губы. Это только из-за Огастаса он здесь. Если бы несколько месяцев назад герцог окончательно не сошел с ума, то он, Гейбриел, сейчас был бы в Тунисе на раскопках Карфагена.
Да, жил бы полной жизнью, а не сидел здесь, в насквозь промокшем замке, в окружении престарелых родственников и погрязших в долгах придворных. Парился бы на южном солнце и бдительно следил, чтобы раскопки не превратились в алчное растаскивание истории.
В глубокой задумчивости Гейбриел с такой силой тер и без того блестящий ствол, что едва не уничтожил знаменитый герцогский герб.
К черту Огастаса с его бредовыми идеями! Гейбриел уже упаковал чемоданы и собрался отправиться в Тунис, когда религиозный пыл брата разгорелся ярким пламенем и побудил великого герцога удалить от своего двора каждого, кого правитель считал безнравственным, немощным, неловким или сумасшедшим.
Иными словами, практически всех до одного – ради спасения лицемерной душонки самого Огастаса.
Средние братья отказались вступиться: кто-то из страха утратить расположение властителя, а кто-то (как Руперт) из-за обычного равнодушия.
А так ему внезапно пришлось оказаться перед нелегким выбором: поселиться в забытом Богом старинном английском замке, без труда вмещавшем всех, кого великий герцог счел недостойными блестящего дворца, или уехать в Тунис и впредь не оглядываться.
Более того, он должен был теперь еще и жениться! Невеста из далекой России с богатым приданым должна была удержать замок от неминуемого разрушения. Замок, который был заполнен чудаками, неудачниками и просто сомнительными личностями – вместо добытых на захватывающих археологических раскопках обломков статуй, черепков и прочих чудес, которые давным-давно, в прошлом тысячелетии, составляли всемирную славу и непревзойденное величие древнего государства под названием Карфаген.
Сам он не верил в Карфаген. Собственно говоря, потому и рвался на раскопки, что сомневался в существовании Дидоны, легендарной царицы, да и самого великого города. Все это не более чем красивые сказки, выдуманные Вергилием.