Страница:
Элоиза Джеймс
Ночь поцелуев
Пролог
Когда-то, не очень давно, жили-были…
История эта начинается с кареты, которая не превратилась в тыкву, хотя и укатила с бала поздней ночью, и с доброй крестной, которая давным-давно потеряла свою подопечную – наверное, потому, что не была феей. Не обошлось здесь и без нескольких так называемых крыс, каждая из которых, должно быть, втайне мечтала надеть ливрею.
Ну и, конечно, ни одна сказка невозможна без бедной девушки – даже несмотря на то что наша героиня не умела танцевать и совсем не хотела выходить замуж за принца.
Но по-настоящему все началось с крыс.
Они окончательно потеряли совесть – так все говорили. Миссис Суоллоу, экономка, то и дело сетовала:
– Нет, это просто невозможно! Стоит человеку отвернуться, как несносные создания тут же принимаются грызть башмаки!
Да-да, именно в таких выражениях жаловалась она дворецкому, невозмутимому мистеру Черридерри.
– Вполне понимаю и разделяю вашу озабоченность, – отвечал джентльмен с несвойственными ему нотками раздражения в голосе. – Я и сам их не переношу. – Чего стоят эти острые носы! А писк по ночам! К тому же…
– А как ужасно едят! – перебила миссис Суоллоу. – Забираются на стол, прямо в тарелки!
– Да-да, едят из тарелок, – подтвердил мистер Черридерри. – Я видел собственными глазами, честное слово! Причем миссис Долтри при мне кормила их с рук!
Пронзительный крик экономки наверняка донесся бы до гостиной… если бы крысы не подняли оглушительный шум.
История эта начинается с кареты, которая не превратилась в тыкву, хотя и укатила с бала поздней ночью, и с доброй крестной, которая давным-давно потеряла свою подопечную – наверное, потому, что не была феей. Не обошлось здесь и без нескольких так называемых крыс, каждая из которых, должно быть, втайне мечтала надеть ливрею.
Ну и, конечно, ни одна сказка невозможна без бедной девушки – даже несмотря на то что наша героиня не умела танцевать и совсем не хотела выходить замуж за принца.
Но по-настоящему все началось с крыс.
Они окончательно потеряли совесть – так все говорили. Миссис Суоллоу, экономка, то и дело сетовала:
– Нет, это просто невозможно! Стоит человеку отвернуться, как несносные создания тут же принимаются грызть башмаки!
Да-да, именно в таких выражениях жаловалась она дворецкому, невозмутимому мистеру Черридерри.
– Вполне понимаю и разделяю вашу озабоченность, – отвечал джентльмен с несвойственными ему нотками раздражения в голосе. – Я и сам их не переношу. – Чего стоят эти острые носы! А писк по ночам! К тому же…
– А как ужасно едят! – перебила миссис Суоллоу. – Забираются на стол, прямо в тарелки!
– Да-да, едят из тарелок, – подтвердил мистер Черридерри. – Я видел собственными глазами, честное слово! Причем миссис Долтри при мне кормила их с рук!
Пронзительный крик экономки наверняка донесся бы до гостиной… если бы крысы не подняли оглушительный шум.
Глава 1
Ярроу-Хаус
Резиденция миссис Марианны Долтри, ее дочери Виктории и падчерицы мисс Кэтрин Долтри
Мисс Кэтрин Долтри, больше известная как Кейт, спрыгнула с седла, кипя праведным гневом.
Надо заметить, что подобное состояние вовсе не было для нее новым. Еще при жизни отца – а умер он семь лет назад – новоявленная мачеха нередко вызывала острое раздражение Кейт. Но что такое настоящий гнев, ей довелось узнать только после смерти отца, когда миссис Долтри, носившая титул всего несколько месяцев, стала полноправной хозяйкой поместья.
Арендаторов, которые родились и выросли в своих домах, заставили платить в два раза больше, чем прежде. Те же, у кого не хватало денег, могли убираться на все четыре стороны.
Урожай погибал на корню, а живые изгороди превращались в дикие заросли – все потому, что мачеха жалела денег на поддержание поместья в надлежащем состоянии. Наследство отца уходило на бесконечные наряды: новые платья, шляпки, кружева, рюшечки, воланчики и бантики… в таком количестве, что мачехе и сводной сестре не хватало дней в году, чтобы надеть все свое богатство хотя бы по одному разу.
Гости больше не встречали Кейт за общим столом. Отныне ее жизнь протекала в мансарде – в крошечной комнатке, где старая обшарпанная мебель вполне соответствовала положению падчерицы в огромном доме. Трудно было пережить ненависть к самой себе за малодушие – за то, что не находила сил уйти из дому и положить конец унижению. Да, настоящий гнев родился и вырос из одиночества, отчаяния и печальной уверенности в том, что отец беспомощно переворачивается в гробу.
Воинственно препоясав чресла, как сказал бы отец, Кейт решительным шагом поднялась на крыльцо.
– Добрый день, Черридерри, – поздоровалась она, как только старый верный дворецкий распахнул дверь. – Ты сегодня за лакея?
– Хозяйка отправила лакеев в Лондон, за доктором, – пояснил Черридерри. – Вернее, сразу за двумя.
– Не иначе как очередной приступ. – Кейт осторожно сняла расползавшиеся по швам перчатки. Было время, когда мачеху (в доме все звали ее хозяйкой) подозревали в симуляции болезни, однако после нескольких лет ложной тревоги и ночных криков о нападении разбойников, которые на деле оказывались всего лишь следствием дурного пищеварения, подозрения отпали сами собой.
Черридерри считал, что остается одно: надеяться на лучшее.
– Нет, на сей раз дело не в хозяйке. Пострадало лицо мисс Виктории.
– Неужели укусили?
Дворецкий кивнул.
– Горничная утром рассказала, что верхняя губа распухла и посинела.
Даже острое раздражение не смогло подавить шевельнувшееся в душе сочувствие. Хорошенькое личико и хорошенькие платьица составляли единственное достояние Виктории, а потому утрата хотя бы небольшой доли этого богатства навсегда разбила бы бедняжке сердце.
– Нужно срочно поговорить с хозяйкой о жене викария. – Кейт сбросила пелерину в услужливо подставленные руки. – Точнее, теперь уже о вдове. После его смерти я переселила семью в дальний коттедж.
– Да, дело нехорошее, – покачал головой дворецкий. – Особенно для викария. Разве священник имел право лишить себя жизни?
– И оставить на произвол судьбы жену с четырьмя детьми, – добавила Кейт.
– Наверное, не смог примириться с потерей ноги.
– Ну а теперь его детям придется примириться с потерей отца, – сурово заключила Кейт. – Не говоря уже о том, что вчера мачеха отправила им уведомление о выселении.
Черридерри нахмурился.
– Хозяйка распорядилась, чтобы сегодня вы обедали вместе со всеми.
Кейт изумленно замерла.
– Что-что?
– Сегодня вечером вам необходимо обедать за общим столом. Приезжает лорд Димсдейл.
– Шутишь?
Дворецкий покачал головой.
– Так она сказала. Более того, даже решила, что крысы мисс Виктории должны покинуть столовую и переселиться в вашу комнату.
Кейт в изнеможении прикрыла глаза. День начался плохо, а продолжался и того хуже. Она терпеть не могла свору крохотных собачек, которых домочадцы – кто нежно, а кто и не очень – называли крысами. Ничуть не лучше был и Алджернон Беннет, лорд Димсдейл, жених сводной сестры: молодой человек подозрительно часто и легко улыбался. Но всего ужаснее казалась перспектива семейного обеда.
Как правило, удавалось заставить себя забыть о том, что когда-то бразды правления в этом доме принадлежали ей, мисс Кэтрин Долтри. Дело в том, что за несколько лет до смерти мать окончательно слегла, а здоровой дочка ее и вообще не помнила. Кейт привыкла сидеть за обеденным столом напротив отца, регулярно обсуждать с экономкой меню на неделю… что и говорить, здесь, в родном поместье, она надеялась дебютировать, выйти замуж, родить и вырастить детей.
Но все это было при жизни отца, а после его смерти молодая госпожа превратилась в служанку, для которой не нашлось другого места, кроме как на чердаке.
И вот теперь предстояло явиться к обеду в старом, давным-давно вышедшем из моды платье, чтобы выслушивать двусмысленные комплименты лорда Димсдейла и скучать. Зачем? Что кроется за внезапной переменой ветра?
Не в силах подавить дурное предчувствие, Кейт поднялась по лестнице. Мачеха сидела возле туалетного столика и внимательно разглядывала собственное отражение в зеркале. Солнечные лучи падали на волосы и придавали прядям ядовитый, неестественно желтый оттенок. Сиреневое утреннее платье с гофрированным корсажем, перехваченным под грудью широкой лентой, выглядело бы прелестно… на юной дебютантке. Однако Марианна никак не соглашалась принять тот факт, что уже перешагнула порог сорокалетия. Более того, она до сих пор не смирилась с утратой первого цветения молодости, а потому одевалась так, словно все еще оставалась двадцатилетней. Можно было смело утверждать, что мачеха обладала безрассудной храбростью и отчаянным пренебрежением к условностям, неизбежно сопровождающим переход женщины из одной возрастной категории в другую.
И в то же время наряды Марианны не только откровенно выражали чрезмерные амбиции, но и служили утешением в неудачах. Еще ни одной женщине в мире не удалось в сорок лет выглядеть на двадцать, и даже вызывающе чувственное платье не способно вернуть молодость.
– Кажется, ты все-таки закончила свои бесполезные визиты и сподобилась вернуться домой, – ехидно заметила Марианна.
Кейт окинула взглядом заваленный одеждой будуар и решила убрать кучу тряпок с того предмета, который, по ее представлениям, мог оказаться стулом. Комната была забита ворохами разнообразных тканей: мерцающий бархат, пестрые ситцы и блестящие шелка заполнили все горизонтальные поверхности и напоминали причудливые сугробы.
– Что ты делаешь? – насторожилась мачеха, как только Кейт взяла в руки одну из разноцветных охапок.
– Хочу сесть, – ответила Кейт и бросила тряпки на пол.
Марианна подскочила как ужаленная.
– Не смей так обращаться с моими платьями, глупая девчонка! Те, которые лежат сверху, прибыли всего лишь пару дней назад. Они просто великолепны! Если замечу хотя бы одну морщинку, заставлю гладить ночь напролет!
– Мне нельзя доверять такую ответственную работу. Помните, как три года назад сожгла белое платье?
– Ах, прелестная турецкая кисея! – Мачеха горестно заломила руки, очевидно, подражая леди Макбет. – Оно… вон там. – Она ткнула длинным пальцем в угол, где гора возвышалась почти до потолка. – Непременно прикажу перешить. – Марианна вернулась к зеркалу.
Кейт осторожно отодвинула ворох подальше от ноги.
– Хочу поговорить о семействе Крэбтри.
– Господи, я так надеялась, что ты уже выставила эту несносную нищенку за дверь! – воскликнула Марианна, зажигая сигарету. – На следующей неделе явится адвокат и снова начнет совать нос в управление поместьем. Если увидит развалюху, в которой она живет, упрекам конца не будет. В прошлом квартале нудил так долго, что я едва со скуки не умерла.
– Но ведь поддерживать дома арендаторов в приличном состоянии – ваша прямая обязанность. – Кейт встала, чтобы открыть окно.
Марианна возмущенно помахала сигаретой.
– Чепуха! Все эти люди живут на моей земле практически даром, так что вполне могли бы сами позаботиться о ремонте. Крэбтри устроили у себя настоящий свинарник. Недавно я к ним заглянула и пришла в ужас.
Кейт вернулась на свое место и обвела взглядом комнату. Вот уж действительно свинарник! Но молчаливого упрека Марианна даже не заметила: открыла баночку с помадой и начала красить губы.
– Миссис Крэбтри никак не может прийти в себя после смерти мужа, – возразила Кейт. – Она измучена и напугана. А дом вовсе не похож на свинарник – просто немного не хватает порядка. Да и выгонять вдову нельзя: куда она пойдет с малыми детьми?
– Чепуха, – повторила Марианна и наклонилась к зеркалу, чтобы рассмотреть губы. – Наверняка давно придумала запасной вариант. Крэбтри умер больше года назад, так что следующий муженек уже, должно быть, на подходе. Вот увидишь.
Разговоры с мачехой неизменно напоминали попытки заглянуть в темный сарай: трудно было предположить, что именно там окажется, однако ничего хорошего ожидать не приходилось.
– Но ведь это жестоко. – Кейт постаралась говорить как можно увереннее и убедительнее.
– Пусть убираются, – настаивала Марианна. – Я не намерена терпеть бездельников. Ты же знаешь, что я ездила к ним на следующее утро после нелепого самоубийства викария и выражала соболезнования.
Как правило, Марианна избегала встреч с арендаторами и работниками – за исключением тех редких случаев, когда внезапно решала изобразить заботливую благодетельницу. В такие дни она одевалась особенно пышно и экстравагантно – должно быть, чтобы больнее унизить сельских жителей, – выходила из экипажа и безошибочно читала в испуганных лицах тупость и лень их обладателей, после чего приказывала падчерице выдворить неугодных прочь из поместья.
Спасало одно: не проходило и недели, как хозяйка напрочь забывала о собственных недавних распоряжениях.
– Эта женщина, Крэбтри, лежала на диване и плакала. Ты только представь: дети ползают по всей комнате – омерзительное количество детей, – а она отвернулась к стене и рыдает. И плечи трясутся как у плохой актрисы. Может быть, имеет смысл поступить в бродячий театр? Вдовушка недурна собой.
– Она…
Марианна тут же перебила:
– Ненавижу бездельников. Думаешь, когда умер мой первый муж, полковник, я лежала и плакала? Да и после смерти твоего отца разве проронила хотя бы слезинку? А ведь мы с ним наслаждались семейным счастьем всего лишь несколько месяцев!
Кейт слез не заметила, но Марианна и не ждала подтверждения.
– Возможно, миссис Крэбтри и не обладает вашей силой духа, но у нее четверо маленьких детей и мы обязаны о них позаботиться.
– Все, хватит об этом. Мне нужно сообщить тебе кое-что важное. Сегодня вечером приедет лорд Димсдейл, так что обедать будешь с нами. – Марианна выпустила изо рта колечко дыма, и Кейт с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться.
– Черридерри уже сказал. С чего бы это вдруг? – Они с мачехой давно отказались от любезностей и даже не пытались скрыть взаимную неприязнь. Трудно было представить, с какой стати внезапно потребовалось ее присутствие за столом.
– Через несколько дней тебе предстоит встретиться с родственниками Димсдейла. – Марианна снова глубоко затянулась. – К счастью, ты худее Виктории, так что ушить какое-нибудь из ее платьев не составит труда. Расставить было бы сложнее.
– О чем вы? Даже представить не могу, что лорду Димсдейлу интересно сидеть со мной за одним столом, а уж тем более знакомить со своей семьей. Да и сама я вовсе не стремлюсь в светское общество.
Ответить Марианна не успела, так как дверь внезапно распахнулась.
– Крем не помогает! – завопила Виктория и бросилась к матери. Она даже не заметила Кейт; просто упала на колени и спрятала лицо в складках платья.
Марианна тут же отбросила сигарету и, нежно обняв дочь за плечи, заворковала:
– Тише, тише, детка. Разумеется, поможет. Просто нужно время. Мамочка обещает, что все будет хорошо. Твое личико снова станет таким же красивым, как всегда. А на всякий случай я отправила лакеев в Лондон и приказала привезти двух самых лучших докторов.
Кейт заинтересовалась:
– А каким кремом ты намазала рану?
Марианна бросила косой, недружелюбный взгляд и ответила за дочь:
– Ты о таком даже не слышала. Сделан из толченого жемчуга и чудодейственно помогает при любых неприятностях с лицом. Я и сама им каждый день пользуюсь.
– Ты только посмотри на мою губу, Кейт! – Виктория подняла голову. – Обезображена на всю жизнь! – На глазах выступили слезы отчаяния.
Нижняя губа действительно внушала тревогу: распухла и из нежно-розовой превратилась в фиолетовую. Да и рот заметно съехал в сторону.
Кейт встала и подошла ближе, чтобы как следует рассмотреть.
– А доктор Басби это уже видел?
– Приезжал вчера, старый дурак, – заявила Марианна. – Даже не понимает, насколько это серьезно. Не предложил никакого лечения, никакой мази не назначил. Ровным счетом ничего не сделал!
Кейт повернула Викторию к свету.
– По-моему, место укуса воспалилось, – рассудила она. – А вы уверены, что этот крем в достаточной степени гигиеничен?
– Ах так? Позволяешь себе ставить под сомнение мое решение? – закричала Марианна и в бешенстве вскочила.
– Да, позволяю, – невозмутимо подтвердила Кейт. – Если Виктория так и останется с перекошенным ртом из-за шарлатанского лекарства, которое вам обманом всучили в Лондоне, то виноваты будете вы!
– Грубиянка! – Разгневанная Марианна шагнула к падчерице.
Однако Виктория предостерегающе подняла руку.
– Подожди, мама. Кейт, так ты действительно считаешь, что крем вреден? Губа ужасно болит.
Виктория отличалась необыкновенной красотой: очаровательное личико, безупречный цвет лица и большие томные глаза – всегда слегка влажные, как будто она только что смахнула сентиментальную слезу. А поскольку слезы на самом деле приходилось смахивать с утра до вечера – и сентиментальные, и прочие, – то глаза практически не просыхали. Вот и сейчас по щекам скатились две крупные прозрачные капли.
– Думаю, в рану попала инфекция, – нахмурилась Кейт. – Губа хорошо заживала, но теперь… – Она слегка нажала, и Виктория вскрикнула от боли. – Боюсь, придется вскрывать нарыв.
– Ни за что! – взревела Марианна.
– Но я не могу позволить резать лицо, – дрожа от ужаса, пробормотала Виктория.
– Хочешь остаться кривой? – терпеливо уточнила Кейт.
Виктория задумалась.
– Не позволю ничего предпринимать до визита лондонских докторов, – сурово заявила мачеха и снова села.
Марианна бесконечно доверяла всему, что являлось из Лондона. Кейт подозревала, что причина снобизма кроется в деревенском детстве. Впрочем, за годы совместной жизни Марианна ни словом не обмолвилась о своем прошлом, так что судить наверняка было трудно.
– Что ж, остается надеяться на их скорый приезд, – заключила Кейт, втайне раздумывая, не грозит ли воспаление губы заражением крови. Хотелось верить, что все обойдется. – Так зачем я понадобилась вам во время обеда, Марианна?
– Конечно, из-за моей губы, – жалобно пробормотала Виктория и хрюкнула как поросенок.
– Из-за губы? – повторила Кейт.
– Мне нельзя будет поехать с визитом, да? – невнятно добавила Виктория.
– Через несколько дней твоей сестре предстоит отправиться в гости к одному из важных родственников лорда Димсдейла, – пояснила Марианна. – Если бы ты не бегала по поместью с утра до вечера и не выслушивала бесконечные жалобы никчемных бездельниц, то наверняка бы об этом помнила. Он принц. Принц!
Кейт устало опустилась на стул и посмотрела сначала на одну из названных родственниц, а потом на вторую. Марианна сияла и блестела, как новенький полупенсовик. Виктория, напротив, выглядела мягкой, туманной, чуть расплывчатой. Удивительные розоватые волосы – нечто среднее между светлыми и рыжими – причудливо вились вокруг лица, в то время как прическа Марианны отличалась безупречной законченностью. Горничная не напрасно трудилась три часа кряду с раскаленными железными щипцами в руках.
– Честно говоря, не понимаю, какое отношение имеет ко мне этот отложенный визит, – призналась Кейт, – хотя искренне сочувствую твоему разочарованию, Виктория.
Она не кривила душой. Ненависть к мачехе ни в малейшей степени не распространялась на сводную сестру. Во-первых, Виктория обладала таким мягким характером, что никогда не подавала поводов для разногласий, а во-вторых, Кейт попросту жалела бедняжку, ведь водопад любви, который обрушивала на нее мать, был еще хуже постоянных придирок и претензий к падчерице.
– Видишь ли, – печально произнесла Виктория, усаживаясь на кучу платьев, высотой напоминавшую стул. – Тебе придется стать мной. Я не сразу поняла мамин план, но она рассчитала все до мелочей. Уверена: милый Элджи согласится.
– Но я никак не смогу стать тобой, что бы это ни означало, – категорично заявила Кейт.
– Очень даже сможешь, – возразила Марианна. Она как раз докурила первую сигарету и теперь зажигала от нее вторую. – И станешь.
– Нет, не стану. Понятия не имею, о чем вы рассуждаете. В каком контексте мне придется изображать Викторию? И перед кем?
– Перед принцем, разумеется. – Марианна слегка пожала плечами и взглянула на падчерицу сквозь дымовую завесу. – Разве ты не слышала, о чем речь?
– Хотите, чтобы я притворилась Викторией? Перед принцем? Каким принцем?
– Я тоже не сразу поняла. – Виктория с опаской провела пальцем по больной губе. – Видишь ли, чтобы Элджи смог на мне жениться, необходимо одобрение одного из высокопоставленных родственников.
– А именно принца, – вставила Марианна.
– Элджи говорит, что этот человек – принц из какой-то крошечной страны на краю света, и других родственников по материнской линии у него в Англии нет. Поэтому леди Димсдейл готова передать свое приданое только после его одобрения. Такова воля покойного лорда Димсдейла, – пояснила Виктория. – Ужасно несправедливо! Если Элджи женится до тридцати лет без согласия матери, то потеряет огромную часть своего наследства. А ему нет еще и двадцати!
Кейт восхитилась находчивостью отца Димсдейла. Насколько она могла судить, Димсдейл-младший годился для серьезного управления семейным состоянием в той же степени, что и крысы – для хорового пения. Разумеется, ее это обстоятельство ничуть не касалось.
– Завтра утром доктора вылечат твою губу, – успокоила она Викторию, – и как ни в чем не бывало поедешь к своему принцу. Почти как та самая кошка из детского стишка, которая отправилась в Лондон, чтобы взглянуть на королеву.
– В таком виде никуда ехать нельзя! – брезгливо отрезала Марианна. Впервые в жизни родная дочь вызывала у нее откровенную неприязнь.
Виктория обернулась и удивленно посмотрела на мать, однако не произнесла ни слова.
– Еще как можно! – стояла на своем Кейт. – Что за дурацкий маскарад? Ни один человек на свете ни на миг не поверит, что я – это Виктория. А если даже и поверит, то неужели потом не вспомнит о подлоге? Что, если принц встанет в церкви и прервет брачную церемонию? Заявит, что невеста совсем не та молодая леди, с которой он встречался?
– Этого не случится хотя бы потому, что свадьба состоится сразу после визита, по церковной лицензии, – успокоила Марианна. – Димсдейла впервые пригласили в замок, и упустить возможность мы не можем. Его высочество устраивает бал по случаю собственной помолвки, и ты поедешь вместо Виктории… точнее, в качестве Виктории.
– Но почему бы ей не отложить визит до выздоровления и не поехать самой, после бала?
– Потому что я должна как можно скорее выйти замуж, – потупилась Виктория.
Кейт на миг застыла.
– Должна?
Виктория коротко кивнула. Кейт взглянула на мачеху, и та пожала плечами.
– Скомпрометирована. Уже три месяца.
– О Господи! – горячо воскликнула Кейт. – Но ты же его совсем не знаешь!
– Я люблю Элджи, – серьезно призналась Виктория. – После того как в марте, воскресным утром, увидела его в Вестминстерском аббатстве, даже не хотела дебютировать, но мама заставила.
– В марте, – повторила Кейт. – Ты встретилась с ним в марте, а сейчас уже июнь. Неужели милый Элджи сделал предложение три месяца назад, и ты все это время молчала?
Виктория смущенно хихикнула.
– Ты прекрасно знаешь, когда он сделал предложение: я сразу сообщила новость, – всего лишь две недели назад.
Марианна поморщилась так, что морщины не смог бы разгладить даже чудодейственный крем из толченого жемчуга.
– Димсдейл немного запоздал с ухаживанием.
– Только не с ухаживанием! – возразила Кейт. – В этом отношении он как раз проявил редкую проворность.
Марианна недовольно нахмурилась.
– Как только лорд Димсдейл осознал ситуацию, немедленно сделал Виктории официальное предложение.
– На вашем месте я бы его убила, – заключила Кейт.
– Правда? – Марианна неопределенно улыбнулась. – Что ж, ты всегда была дурочкой. Лорд Димсдейл носит титул виконта, а когда-нибудь получит и вполне приличное состояние. К тому же он по уши влюблен в твою сестру и твердо намерен на ней жениться.
– Повезло, – пробормотала Кейт и посмотрела на Викторию: та без остановки водила пальцем по больной губе. – Я ведь советовала вам нанять дуэнью, Марианна. Виктория могла бы найти и более интересного жениха.
Миссис Долтри молча отвернулась к зеркалу. По правде говоря, Виктория годилась не каждому: слишком мягкая, почти как пропитанный сиропом пудинг, да и плакала слишком часто и много.
Хотя, с другой стороны, хороша собой и наверняка плодовита. Плодовитость – очень ценное женское качество. Достаточно вспомнить, как страдал отец от отсутствия сына. Спустя всего лишь две недели после смерти матери женился во второй раз – настолько не терпелось начать новую жизнь, основать новую семью.
Должно быть, Марианна выглядела такой же плодовитой, какой на практике оказалась ее дочь. К сожалению, убедиться он не успел.
– Значит, вы просите меня поехать к принцу и притвориться Викторией, – задумчиво подытожила Кейт.
– Нет, не прошу, – тут же возразила Марианна. – Приказываю.
– О, мама! – со слезами на глазах воскликнула Виктория. – Зато я прошу. Умоляю. Пожалуйста, Кейт, пожалуйста. Я так хочу выйти замуж за Элджи! И не просто хочу – должна. Тогда, весной, я еще не совсем понимала, что к чему, и… – Она расправила платье. – Нельзя, чтобы все вокруг узнали о ребенке. И Элджи тоже так считает.
Разумеется, Виктория далеко не сразу осознала, что ждет ребенка. Более того, сам акт зачатия тоже скорее всего оставался для нее тайной, не говоря уж о последствиях.
– Нет, вы не приказываете, а просите. – Кейт посмотрела на мачеху. – Единственное, что в ваших силах, – это втолкнуть меня в экипаж лорда Димсдейла. А вот проконтролировать хотя бы малую часть из того, что я скажу этому неведомому принцу, все равно не сможете.
Марианна сердито нахмурилась.
– Но еще важнее другое, – продолжала Кейт. – Всего лишь несколько месяцев назад Виктория дебютировала в обществе, причем, насколько мне известно, очень ярко. На балу в замке наверняка окажутся те, кто ее уже видел.
– Именно поэтому я и посылаю туда тебя, а не какую-нибудь девчонку с улицы, – парировала мачеха с обычной прямолинейностью.
– С тобой поедут мои собачки, – добавила Виктория. – Ведь это они сделали меня знаменитой. Увидев милых крошек, все сразу подумают, что ты – это я. – По хорошенькой щечке скатилась очередная хрустальная слеза. – Вот только мама говорит, что я должна отказаться от своих любимцев.
Резиденция миссис Марианны Долтри, ее дочери Виктории и падчерицы мисс Кэтрин Долтри
Мисс Кэтрин Долтри, больше известная как Кейт, спрыгнула с седла, кипя праведным гневом.
Надо заметить, что подобное состояние вовсе не было для нее новым. Еще при жизни отца – а умер он семь лет назад – новоявленная мачеха нередко вызывала острое раздражение Кейт. Но что такое настоящий гнев, ей довелось узнать только после смерти отца, когда миссис Долтри, носившая титул всего несколько месяцев, стала полноправной хозяйкой поместья.
Арендаторов, которые родились и выросли в своих домах, заставили платить в два раза больше, чем прежде. Те же, у кого не хватало денег, могли убираться на все четыре стороны.
Урожай погибал на корню, а живые изгороди превращались в дикие заросли – все потому, что мачеха жалела денег на поддержание поместья в надлежащем состоянии. Наследство отца уходило на бесконечные наряды: новые платья, шляпки, кружева, рюшечки, воланчики и бантики… в таком количестве, что мачехе и сводной сестре не хватало дней в году, чтобы надеть все свое богатство хотя бы по одному разу.
Гости больше не встречали Кейт за общим столом. Отныне ее жизнь протекала в мансарде – в крошечной комнатке, где старая обшарпанная мебель вполне соответствовала положению падчерицы в огромном доме. Трудно было пережить ненависть к самой себе за малодушие – за то, что не находила сил уйти из дому и положить конец унижению. Да, настоящий гнев родился и вырос из одиночества, отчаяния и печальной уверенности в том, что отец беспомощно переворачивается в гробу.
Воинственно препоясав чресла, как сказал бы отец, Кейт решительным шагом поднялась на крыльцо.
– Добрый день, Черридерри, – поздоровалась она, как только старый верный дворецкий распахнул дверь. – Ты сегодня за лакея?
– Хозяйка отправила лакеев в Лондон, за доктором, – пояснил Черридерри. – Вернее, сразу за двумя.
– Не иначе как очередной приступ. – Кейт осторожно сняла расползавшиеся по швам перчатки. Было время, когда мачеху (в доме все звали ее хозяйкой) подозревали в симуляции болезни, однако после нескольких лет ложной тревоги и ночных криков о нападении разбойников, которые на деле оказывались всего лишь следствием дурного пищеварения, подозрения отпали сами собой.
Черридерри считал, что остается одно: надеяться на лучшее.
– Нет, на сей раз дело не в хозяйке. Пострадало лицо мисс Виктории.
– Неужели укусили?
Дворецкий кивнул.
– Горничная утром рассказала, что верхняя губа распухла и посинела.
Даже острое раздражение не смогло подавить шевельнувшееся в душе сочувствие. Хорошенькое личико и хорошенькие платьица составляли единственное достояние Виктории, а потому утрата хотя бы небольшой доли этого богатства навсегда разбила бы бедняжке сердце.
– Нужно срочно поговорить с хозяйкой о жене викария. – Кейт сбросила пелерину в услужливо подставленные руки. – Точнее, теперь уже о вдове. После его смерти я переселила семью в дальний коттедж.
– Да, дело нехорошее, – покачал головой дворецкий. – Особенно для викария. Разве священник имел право лишить себя жизни?
– И оставить на произвол судьбы жену с четырьмя детьми, – добавила Кейт.
– Наверное, не смог примириться с потерей ноги.
– Ну а теперь его детям придется примириться с потерей отца, – сурово заключила Кейт. – Не говоря уже о том, что вчера мачеха отправила им уведомление о выселении.
Черридерри нахмурился.
– Хозяйка распорядилась, чтобы сегодня вы обедали вместе со всеми.
Кейт изумленно замерла.
– Что-что?
– Сегодня вечером вам необходимо обедать за общим столом. Приезжает лорд Димсдейл.
– Шутишь?
Дворецкий покачал головой.
– Так она сказала. Более того, даже решила, что крысы мисс Виктории должны покинуть столовую и переселиться в вашу комнату.
Кейт в изнеможении прикрыла глаза. День начался плохо, а продолжался и того хуже. Она терпеть не могла свору крохотных собачек, которых домочадцы – кто нежно, а кто и не очень – называли крысами. Ничуть не лучше был и Алджернон Беннет, лорд Димсдейл, жених сводной сестры: молодой человек подозрительно часто и легко улыбался. Но всего ужаснее казалась перспектива семейного обеда.
Как правило, удавалось заставить себя забыть о том, что когда-то бразды правления в этом доме принадлежали ей, мисс Кэтрин Долтри. Дело в том, что за несколько лет до смерти мать окончательно слегла, а здоровой дочка ее и вообще не помнила. Кейт привыкла сидеть за обеденным столом напротив отца, регулярно обсуждать с экономкой меню на неделю… что и говорить, здесь, в родном поместье, она надеялась дебютировать, выйти замуж, родить и вырастить детей.
Но все это было при жизни отца, а после его смерти молодая госпожа превратилась в служанку, для которой не нашлось другого места, кроме как на чердаке.
И вот теперь предстояло явиться к обеду в старом, давным-давно вышедшем из моды платье, чтобы выслушивать двусмысленные комплименты лорда Димсдейла и скучать. Зачем? Что кроется за внезапной переменой ветра?
Не в силах подавить дурное предчувствие, Кейт поднялась по лестнице. Мачеха сидела возле туалетного столика и внимательно разглядывала собственное отражение в зеркале. Солнечные лучи падали на волосы и придавали прядям ядовитый, неестественно желтый оттенок. Сиреневое утреннее платье с гофрированным корсажем, перехваченным под грудью широкой лентой, выглядело бы прелестно… на юной дебютантке. Однако Марианна никак не соглашалась принять тот факт, что уже перешагнула порог сорокалетия. Более того, она до сих пор не смирилась с утратой первого цветения молодости, а потому одевалась так, словно все еще оставалась двадцатилетней. Можно было смело утверждать, что мачеха обладала безрассудной храбростью и отчаянным пренебрежением к условностям, неизбежно сопровождающим переход женщины из одной возрастной категории в другую.
И в то же время наряды Марианны не только откровенно выражали чрезмерные амбиции, но и служили утешением в неудачах. Еще ни одной женщине в мире не удалось в сорок лет выглядеть на двадцать, и даже вызывающе чувственное платье не способно вернуть молодость.
– Кажется, ты все-таки закончила свои бесполезные визиты и сподобилась вернуться домой, – ехидно заметила Марианна.
Кейт окинула взглядом заваленный одеждой будуар и решила убрать кучу тряпок с того предмета, который, по ее представлениям, мог оказаться стулом. Комната была забита ворохами разнообразных тканей: мерцающий бархат, пестрые ситцы и блестящие шелка заполнили все горизонтальные поверхности и напоминали причудливые сугробы.
– Что ты делаешь? – насторожилась мачеха, как только Кейт взяла в руки одну из разноцветных охапок.
– Хочу сесть, – ответила Кейт и бросила тряпки на пол.
Марианна подскочила как ужаленная.
– Не смей так обращаться с моими платьями, глупая девчонка! Те, которые лежат сверху, прибыли всего лишь пару дней назад. Они просто великолепны! Если замечу хотя бы одну морщинку, заставлю гладить ночь напролет!
– Мне нельзя доверять такую ответственную работу. Помните, как три года назад сожгла белое платье?
– Ах, прелестная турецкая кисея! – Мачеха горестно заломила руки, очевидно, подражая леди Макбет. – Оно… вон там. – Она ткнула длинным пальцем в угол, где гора возвышалась почти до потолка. – Непременно прикажу перешить. – Марианна вернулась к зеркалу.
Кейт осторожно отодвинула ворох подальше от ноги.
– Хочу поговорить о семействе Крэбтри.
– Господи, я так надеялась, что ты уже выставила эту несносную нищенку за дверь! – воскликнула Марианна, зажигая сигарету. – На следующей неделе явится адвокат и снова начнет совать нос в управление поместьем. Если увидит развалюху, в которой она живет, упрекам конца не будет. В прошлом квартале нудил так долго, что я едва со скуки не умерла.
– Но ведь поддерживать дома арендаторов в приличном состоянии – ваша прямая обязанность. – Кейт встала, чтобы открыть окно.
Марианна возмущенно помахала сигаретой.
– Чепуха! Все эти люди живут на моей земле практически даром, так что вполне могли бы сами позаботиться о ремонте. Крэбтри устроили у себя настоящий свинарник. Недавно я к ним заглянула и пришла в ужас.
Кейт вернулась на свое место и обвела взглядом комнату. Вот уж действительно свинарник! Но молчаливого упрека Марианна даже не заметила: открыла баночку с помадой и начала красить губы.
– Миссис Крэбтри никак не может прийти в себя после смерти мужа, – возразила Кейт. – Она измучена и напугана. А дом вовсе не похож на свинарник – просто немного не хватает порядка. Да и выгонять вдову нельзя: куда она пойдет с малыми детьми?
– Чепуха, – повторила Марианна и наклонилась к зеркалу, чтобы рассмотреть губы. – Наверняка давно придумала запасной вариант. Крэбтри умер больше года назад, так что следующий муженек уже, должно быть, на подходе. Вот увидишь.
Разговоры с мачехой неизменно напоминали попытки заглянуть в темный сарай: трудно было предположить, что именно там окажется, однако ничего хорошего ожидать не приходилось.
– Но ведь это жестоко. – Кейт постаралась говорить как можно увереннее и убедительнее.
– Пусть убираются, – настаивала Марианна. – Я не намерена терпеть бездельников. Ты же знаешь, что я ездила к ним на следующее утро после нелепого самоубийства викария и выражала соболезнования.
Как правило, Марианна избегала встреч с арендаторами и работниками – за исключением тех редких случаев, когда внезапно решала изобразить заботливую благодетельницу. В такие дни она одевалась особенно пышно и экстравагантно – должно быть, чтобы больнее унизить сельских жителей, – выходила из экипажа и безошибочно читала в испуганных лицах тупость и лень их обладателей, после чего приказывала падчерице выдворить неугодных прочь из поместья.
Спасало одно: не проходило и недели, как хозяйка напрочь забывала о собственных недавних распоряжениях.
– Эта женщина, Крэбтри, лежала на диване и плакала. Ты только представь: дети ползают по всей комнате – омерзительное количество детей, – а она отвернулась к стене и рыдает. И плечи трясутся как у плохой актрисы. Может быть, имеет смысл поступить в бродячий театр? Вдовушка недурна собой.
– Она…
Марианна тут же перебила:
– Ненавижу бездельников. Думаешь, когда умер мой первый муж, полковник, я лежала и плакала? Да и после смерти твоего отца разве проронила хотя бы слезинку? А ведь мы с ним наслаждались семейным счастьем всего лишь несколько месяцев!
Кейт слез не заметила, но Марианна и не ждала подтверждения.
– Возможно, миссис Крэбтри и не обладает вашей силой духа, но у нее четверо маленьких детей и мы обязаны о них позаботиться.
– Все, хватит об этом. Мне нужно сообщить тебе кое-что важное. Сегодня вечером приедет лорд Димсдейл, так что обедать будешь с нами. – Марианна выпустила изо рта колечко дыма, и Кейт с трудом сдержалась, чтобы не поморщиться.
– Черридерри уже сказал. С чего бы это вдруг? – Они с мачехой давно отказались от любезностей и даже не пытались скрыть взаимную неприязнь. Трудно было представить, с какой стати внезапно потребовалось ее присутствие за столом.
– Через несколько дней тебе предстоит встретиться с родственниками Димсдейла. – Марианна снова глубоко затянулась. – К счастью, ты худее Виктории, так что ушить какое-нибудь из ее платьев не составит труда. Расставить было бы сложнее.
– О чем вы? Даже представить не могу, что лорду Димсдейлу интересно сидеть со мной за одним столом, а уж тем более знакомить со своей семьей. Да и сама я вовсе не стремлюсь в светское общество.
Ответить Марианна не успела, так как дверь внезапно распахнулась.
– Крем не помогает! – завопила Виктория и бросилась к матери. Она даже не заметила Кейт; просто упала на колени и спрятала лицо в складках платья.
Марианна тут же отбросила сигарету и, нежно обняв дочь за плечи, заворковала:
– Тише, тише, детка. Разумеется, поможет. Просто нужно время. Мамочка обещает, что все будет хорошо. Твое личико снова станет таким же красивым, как всегда. А на всякий случай я отправила лакеев в Лондон и приказала привезти двух самых лучших докторов.
Кейт заинтересовалась:
– А каким кремом ты намазала рану?
Марианна бросила косой, недружелюбный взгляд и ответила за дочь:
– Ты о таком даже не слышала. Сделан из толченого жемчуга и чудодейственно помогает при любых неприятностях с лицом. Я и сама им каждый день пользуюсь.
– Ты только посмотри на мою губу, Кейт! – Виктория подняла голову. – Обезображена на всю жизнь! – На глазах выступили слезы отчаяния.
Нижняя губа действительно внушала тревогу: распухла и из нежно-розовой превратилась в фиолетовую. Да и рот заметно съехал в сторону.
Кейт встала и подошла ближе, чтобы как следует рассмотреть.
– А доктор Басби это уже видел?
– Приезжал вчера, старый дурак, – заявила Марианна. – Даже не понимает, насколько это серьезно. Не предложил никакого лечения, никакой мази не назначил. Ровным счетом ничего не сделал!
Кейт повернула Викторию к свету.
– По-моему, место укуса воспалилось, – рассудила она. – А вы уверены, что этот крем в достаточной степени гигиеничен?
– Ах так? Позволяешь себе ставить под сомнение мое решение? – закричала Марианна и в бешенстве вскочила.
– Да, позволяю, – невозмутимо подтвердила Кейт. – Если Виктория так и останется с перекошенным ртом из-за шарлатанского лекарства, которое вам обманом всучили в Лондоне, то виноваты будете вы!
– Грубиянка! – Разгневанная Марианна шагнула к падчерице.
Однако Виктория предостерегающе подняла руку.
– Подожди, мама. Кейт, так ты действительно считаешь, что крем вреден? Губа ужасно болит.
Виктория отличалась необыкновенной красотой: очаровательное личико, безупречный цвет лица и большие томные глаза – всегда слегка влажные, как будто она только что смахнула сентиментальную слезу. А поскольку слезы на самом деле приходилось смахивать с утра до вечера – и сентиментальные, и прочие, – то глаза практически не просыхали. Вот и сейчас по щекам скатились две крупные прозрачные капли.
– Думаю, в рану попала инфекция, – нахмурилась Кейт. – Губа хорошо заживала, но теперь… – Она слегка нажала, и Виктория вскрикнула от боли. – Боюсь, придется вскрывать нарыв.
– Ни за что! – взревела Марианна.
– Но я не могу позволить резать лицо, – дрожа от ужаса, пробормотала Виктория.
– Хочешь остаться кривой? – терпеливо уточнила Кейт.
Виктория задумалась.
– Не позволю ничего предпринимать до визита лондонских докторов, – сурово заявила мачеха и снова села.
Марианна бесконечно доверяла всему, что являлось из Лондона. Кейт подозревала, что причина снобизма кроется в деревенском детстве. Впрочем, за годы совместной жизни Марианна ни словом не обмолвилась о своем прошлом, так что судить наверняка было трудно.
– Что ж, остается надеяться на их скорый приезд, – заключила Кейт, втайне раздумывая, не грозит ли воспаление губы заражением крови. Хотелось верить, что все обойдется. – Так зачем я понадобилась вам во время обеда, Марианна?
– Конечно, из-за моей губы, – жалобно пробормотала Виктория и хрюкнула как поросенок.
– Из-за губы? – повторила Кейт.
– Мне нельзя будет поехать с визитом, да? – невнятно добавила Виктория.
– Через несколько дней твоей сестре предстоит отправиться в гости к одному из важных родственников лорда Димсдейла, – пояснила Марианна. – Если бы ты не бегала по поместью с утра до вечера и не выслушивала бесконечные жалобы никчемных бездельниц, то наверняка бы об этом помнила. Он принц. Принц!
Кейт устало опустилась на стул и посмотрела сначала на одну из названных родственниц, а потом на вторую. Марианна сияла и блестела, как новенький полупенсовик. Виктория, напротив, выглядела мягкой, туманной, чуть расплывчатой. Удивительные розоватые волосы – нечто среднее между светлыми и рыжими – причудливо вились вокруг лица, в то время как прическа Марианны отличалась безупречной законченностью. Горничная не напрасно трудилась три часа кряду с раскаленными железными щипцами в руках.
– Честно говоря, не понимаю, какое отношение имеет ко мне этот отложенный визит, – призналась Кейт, – хотя искренне сочувствую твоему разочарованию, Виктория.
Она не кривила душой. Ненависть к мачехе ни в малейшей степени не распространялась на сводную сестру. Во-первых, Виктория обладала таким мягким характером, что никогда не подавала поводов для разногласий, а во-вторых, Кейт попросту жалела бедняжку, ведь водопад любви, который обрушивала на нее мать, был еще хуже постоянных придирок и претензий к падчерице.
– Видишь ли, – печально произнесла Виктория, усаживаясь на кучу платьев, высотой напоминавшую стул. – Тебе придется стать мной. Я не сразу поняла мамин план, но она рассчитала все до мелочей. Уверена: милый Элджи согласится.
– Но я никак не смогу стать тобой, что бы это ни означало, – категорично заявила Кейт.
– Очень даже сможешь, – возразила Марианна. Она как раз докурила первую сигарету и теперь зажигала от нее вторую. – И станешь.
– Нет, не стану. Понятия не имею, о чем вы рассуждаете. В каком контексте мне придется изображать Викторию? И перед кем?
– Перед принцем, разумеется. – Марианна слегка пожала плечами и взглянула на падчерицу сквозь дымовую завесу. – Разве ты не слышала, о чем речь?
– Хотите, чтобы я притворилась Викторией? Перед принцем? Каким принцем?
– Я тоже не сразу поняла. – Виктория с опаской провела пальцем по больной губе. – Видишь ли, чтобы Элджи смог на мне жениться, необходимо одобрение одного из высокопоставленных родственников.
– А именно принца, – вставила Марианна.
– Элджи говорит, что этот человек – принц из какой-то крошечной страны на краю света, и других родственников по материнской линии у него в Англии нет. Поэтому леди Димсдейл готова передать свое приданое только после его одобрения. Такова воля покойного лорда Димсдейла, – пояснила Виктория. – Ужасно несправедливо! Если Элджи женится до тридцати лет без согласия матери, то потеряет огромную часть своего наследства. А ему нет еще и двадцати!
Кейт восхитилась находчивостью отца Димсдейла. Насколько она могла судить, Димсдейл-младший годился для серьезного управления семейным состоянием в той же степени, что и крысы – для хорового пения. Разумеется, ее это обстоятельство ничуть не касалось.
– Завтра утром доктора вылечат твою губу, – успокоила она Викторию, – и как ни в чем не бывало поедешь к своему принцу. Почти как та самая кошка из детского стишка, которая отправилась в Лондон, чтобы взглянуть на королеву.
– В таком виде никуда ехать нельзя! – брезгливо отрезала Марианна. Впервые в жизни родная дочь вызывала у нее откровенную неприязнь.
Виктория обернулась и удивленно посмотрела на мать, однако не произнесла ни слова.
– Еще как можно! – стояла на своем Кейт. – Что за дурацкий маскарад? Ни один человек на свете ни на миг не поверит, что я – это Виктория. А если даже и поверит, то неужели потом не вспомнит о подлоге? Что, если принц встанет в церкви и прервет брачную церемонию? Заявит, что невеста совсем не та молодая леди, с которой он встречался?
– Этого не случится хотя бы потому, что свадьба состоится сразу после визита, по церковной лицензии, – успокоила Марианна. – Димсдейла впервые пригласили в замок, и упустить возможность мы не можем. Его высочество устраивает бал по случаю собственной помолвки, и ты поедешь вместо Виктории… точнее, в качестве Виктории.
– Но почему бы ей не отложить визит до выздоровления и не поехать самой, после бала?
– Потому что я должна как можно скорее выйти замуж, – потупилась Виктория.
Кейт на миг застыла.
– Должна?
Виктория коротко кивнула. Кейт взглянула на мачеху, и та пожала плечами.
– Скомпрометирована. Уже три месяца.
– О Господи! – горячо воскликнула Кейт. – Но ты же его совсем не знаешь!
– Я люблю Элджи, – серьезно призналась Виктория. – После того как в марте, воскресным утром, увидела его в Вестминстерском аббатстве, даже не хотела дебютировать, но мама заставила.
– В марте, – повторила Кейт. – Ты встретилась с ним в марте, а сейчас уже июнь. Неужели милый Элджи сделал предложение три месяца назад, и ты все это время молчала?
Виктория смущенно хихикнула.
– Ты прекрасно знаешь, когда он сделал предложение: я сразу сообщила новость, – всего лишь две недели назад.
Марианна поморщилась так, что морщины не смог бы разгладить даже чудодейственный крем из толченого жемчуга.
– Димсдейл немного запоздал с ухаживанием.
– Только не с ухаживанием! – возразила Кейт. – В этом отношении он как раз проявил редкую проворность.
Марианна недовольно нахмурилась.
– Как только лорд Димсдейл осознал ситуацию, немедленно сделал Виктории официальное предложение.
– На вашем месте я бы его убила, – заключила Кейт.
– Правда? – Марианна неопределенно улыбнулась. – Что ж, ты всегда была дурочкой. Лорд Димсдейл носит титул виконта, а когда-нибудь получит и вполне приличное состояние. К тому же он по уши влюблен в твою сестру и твердо намерен на ней жениться.
– Повезло, – пробормотала Кейт и посмотрела на Викторию: та без остановки водила пальцем по больной губе. – Я ведь советовала вам нанять дуэнью, Марианна. Виктория могла бы найти и более интересного жениха.
Миссис Долтри молча отвернулась к зеркалу. По правде говоря, Виктория годилась не каждому: слишком мягкая, почти как пропитанный сиропом пудинг, да и плакала слишком часто и много.
Хотя, с другой стороны, хороша собой и наверняка плодовита. Плодовитость – очень ценное женское качество. Достаточно вспомнить, как страдал отец от отсутствия сына. Спустя всего лишь две недели после смерти матери женился во второй раз – настолько не терпелось начать новую жизнь, основать новую семью.
Должно быть, Марианна выглядела такой же плодовитой, какой на практике оказалась ее дочь. К сожалению, убедиться он не успел.
– Значит, вы просите меня поехать к принцу и притвориться Викторией, – задумчиво подытожила Кейт.
– Нет, не прошу, – тут же возразила Марианна. – Приказываю.
– О, мама! – со слезами на глазах воскликнула Виктория. – Зато я прошу. Умоляю. Пожалуйста, Кейт, пожалуйста. Я так хочу выйти замуж за Элджи! И не просто хочу – должна. Тогда, весной, я еще не совсем понимала, что к чему, и… – Она расправила платье. – Нельзя, чтобы все вокруг узнали о ребенке. И Элджи тоже так считает.
Разумеется, Виктория далеко не сразу осознала, что ждет ребенка. Более того, сам акт зачатия тоже скорее всего оставался для нее тайной, не говоря уж о последствиях.
– Нет, вы не приказываете, а просите. – Кейт посмотрела на мачеху. – Единственное, что в ваших силах, – это втолкнуть меня в экипаж лорда Димсдейла. А вот проконтролировать хотя бы малую часть из того, что я скажу этому неведомому принцу, все равно не сможете.
Марианна сердито нахмурилась.
– Но еще важнее другое, – продолжала Кейт. – Всего лишь несколько месяцев назад Виктория дебютировала в обществе, причем, насколько мне известно, очень ярко. На балу в замке наверняка окажутся те, кто ее уже видел.
– Именно поэтому я и посылаю туда тебя, а не какую-нибудь девчонку с улицы, – парировала мачеха с обычной прямолинейностью.
– С тобой поедут мои собачки, – добавила Виктория. – Ведь это они сделали меня знаменитой. Увидев милых крошек, все сразу подумают, что ты – это я. – По хорошенькой щечке скатилась очередная хрустальная слеза. – Вот только мама говорит, что я должна отказаться от своих любимцев.