Страница:
– Здесь, браток, гулять опасно. Того и гляди, накроет стволом.
Я отклонился в сторону и, выйдя из леса на солнцепек, отправился к месту взрывных работ. Оттуда меня тоже попросили. О'Брайен не соврал: работа спорилась. Он имел под рукой в достатке машин, людей и взрывчатки, чтобы проложить взлетную полосу за полтора месяца.
Я свернул на пологую тропинку, сбегавшую к ручью, забрел подальше от строительства, присел на камень, закурил и предался размышлениям.
Одно я усвоил твердо: О'Брайен свое дело знает, и я здесь никому не нужен. Тогда зачем Олсон вызвал меня? Зачем он платит мне почти четыре тысячи долларов из своего кармана, если отлично знает, что О'Брайен справится сам? Что за этим кроется? Олсон улетел в Нью-Йорк. Сказал, вернется через три дня. А мне что делать? Первым моим побуждением было оставить ему письмо: мол, так и так, не понимаю, чем могу помочь, – и вернуться домой, но я тотчас отказался от этой мысли. Мне не хотелось возвращаться в свою убогую хибару и снова влачить жалкое существование. Я решил дождаться приезда Олсона и поговорить с ним начистоту. А пока, рассудил я, составлю отчет о ходе строительства, просто чтобы показать ему, что не даром ем свой хлеб.
Я вернулся на стройплощадку и застал О'Брайена за ремонтом вышедшего из строя бульдозера. Приметив меня, он подошел.
– Послушай, Тим, – прокричал я, стараясь перекрыть рев других бульдозеров, – на мой взгляд, все идет нормально. Конечно, вы закончите полосу за полтора месяца. Такими темпами можно успеть и раньше.
Он кивнул.
– Но ведь я должен как-то отработать свои деньги. Для успокоения совести. Можно я взгляну на твои записи, чтобы составить отчет для Олсона? Ты не против?
– На здоровье, Джек, какой разговор. Поезжай ко мне. Все лежит в верхнем ящике письменного стола. Я уж не поеду с тобой. Мне надо отремонтировать бульдозер.
– Понятное дело. – Я помолчал. – Может, из-за этого отчета я лишусь работы, но тут уж как повезет. Напишу, что у тебя все путем и от меня пользы никакой.
Он окинул меня взглядом, улыбнулся и слегка ткнул кулаком в плечо.
– Что верно, то верно. Я уж двадцать лет, как прокладываю эти взлетные полосы. До вечера. – И он отвернулся к сломанному бульдозеру.
Я забрался в джип и поехал к домикам. С меня лил пот. Послеполуденное солнце нещадно пекло, и приятно было нырнуть в прохладу о'брайеновского коттеджа. Однако на пороге я остановился как вкопанный.
В одном из кресел, вольготно раскинувшись, сидела блондинка. На ней были красные брюки в обтяжку и расстегнутая до пупка белая блузка, едва вмещающая пышную грудь. Волосы золотистыми волнами ниспадали до плеч. Лет двадцати пяти, с большими зелеными глазами на удлиненном широкоскулом лице. Не припомню, когда мне еще доводилось встречать такую соблазнительную девицу.
Она невозмутимо оглядела меня и расплылась в улыбке. Зубы ее белели, точно сахарные, а губы поблескивали чувственной влагой.
– Привет! Тима ищете? – Я затворил дверь и шагнул в комнату. – Он на стройке.
– А-а! – Она скорчила гримасу, потом шевельнула своим роскошным телом. – Я надеялась застать его. Только и делает что работает!
– Да, верно.
Не скрою, ее чары подействовали на меня. Девчонки в моем задрипанном городишке и в подметки ей не годились.
– Вы кто? – улыбнулась она.
– Джек Крейн. Новый начальник строительства. А вы?
– Пэм Осборн. Вторая стюардесса, подменяю Джин, когда она берет отгул.
Мы обменялись взглядами.
– Что ж, прекрасно. – Я подошел к письменному столу и сел. – Могу ли я чем-то помочь вам, мисс Осборн?
– Может быть… такая тоска – торчать на этом аэродроме. – Блондинка переменила позу. Одна из ее пышных грудей едва не выпала из гнезда, но она вовремя спохватилась. – Зашла вот поболтать с Тимом.
Как бы не так, подумал я. Наверняка ей известно, что в этот час – а было начало пятого – О'Брайен всегда на работе.
Я снова насторожился. Не иначе, она поджидала меня. Но зачем?
– Вам не повезло. – Я выдвинул левый верхний ящик стола. В нем лежала объемистая черная кожаная папка. Я вынул ее. – У меня тоже работа.
Она рассмеялась:
– Гонишь меня, Джек?
– Ну…
Наши глаза встретились.
– Что «ну»?
Я колебался, но она уже раззадорила меня.
– Я поселился в соседнем домике.
– Так перейдем в соседний домик?
Я все еще колебался, однако устоять перед такой женщиной было выше моих сил. Я спрятал папку в стол.
– Почему бы и нет?
Она выскользнула из кресла, а я встал из-за стола.
– В тебе есть что-то такое…
– Знаю, в тебе – тоже.
Я заключил ее в объятия, и она крепко прижалась ко мне всем телом. Ее губы жадно прильнули к моим.
Вмиг улетучилась моя осторожность, рассеялись подозрения. Я чуть ли не на руках перетащил ее из домика О'Брайена к себе.
– Мужчина ты хоть куда, – томно протянула она.
После любви (если это можно назвать любовью) она лежала на широкой кровати рядом со мной, словно красивая гибкая кошка.
Такой женщины я не знал с самого Сайгона, где маленькие вьетнамки были чуть более пылкими, чуть более искушенными, но не намного.
Я закурил сигарету и потянулся. Ко мне снова вернулись подозрения.
– Все вышло довольно неожиданно, а? – проговорил я, не глядя на нее.
– Пожалуй, – рассмеялась она. – Я слышала о твоем приезде. Надеялась, тебе захочется немного любви. Я так прикинула, что ты обязательно зайдешь либо к Тиму, либо к себе. Мне это необходимо как воздух, а тут кругом не мужчины, а сплошные тряпки, боятся собственной тени. Скорее дадут перерезать себе глотку, чем переспят с женщиной: во как дрожат за место!
– Значит, все разговоры про то, что ты хотела поболтать с Тимом, чистое вранье?
– А ты как думал? Неужели девушка с моей внешностью клюнет на потного неотесанного Тима? Я ничего не имею против него. Мужик нормальный, но не в моем вкусе. – Она подняла руки над головой и удовлетворенно вздохнула. – Я надеялась внести в свою жизнь разнообразие… и добилась своего.
Я поглядел на нее украдкой. Она была красивой, соблазнительной, бездушной развратницей, но возбуждала мое любопытство.
– Олсона ты тоже привечаешь?
– Берни? – Она покачала головой, и по лицу ее пробежала тень. – Разве ты не знаешь, что с ним стряслось? Его ранили в причинное место. Бедняга Берни вышел из строя.
Ее слова ошеломили меня. Я знал, что во время последнего вылета он был ранен в пах, но не подозревал, насколько серьезны последствия. Может, в этом и кроется причина его неуверенности в себе, помимо страха потерять работу? Ну и ну, подумал я, не приведи Господи оказаться в его шкуре!
– Я и не знал.
– Отличный мужик, – проговорила Пэм. – Рассказывал мне про тебя. Считает, что ты тоже отличный мужик. Души в тебе не чает.
– Правда?
– Ты ему нужен, Джек. Он одинок. Плохо ладит со здешними холуями. Все спрашивал, как я думаю, возьмешься ли ты за эту работу. Боялся, что ты бросишь его.
Спору нет, сыграла она хорошо, но меня насторожила заученность, отрепетированность роли.
– Какая б ни была работа, я не брошу Берни.
Она подняла ногу и принялась разглядывать ее.
– Что ж, ты здесь… и это говорит само за себя, не так ли? – Она опустила ногу и улыбнулась мне.
– Но надолго ли я здесь задержусь? Делать-то мне нечего, детка. Тим сам управится с полосой.
– Берни хочет, чтоб ты присмотрел за ним.
– Знаю. Он говорил. Тиму не нужен погоняла. – Я загасил сигарету. – Что он еще тебе рассказывал?
Она устремила на меня тот пустой взгляд, каким смотрит женщина, если твердо решила держать язык за зубами.
– Что хочет иметь тебя под рукой – больше ничего.
– Такое впечатление, что ты у него за доверенное лицо.
– В некотором роде. В полетах случаются перерывы. Эссекс ведь не всю жизнь проводит в воздухе. Мы с Берни вместе коротаем время. Джин ему не нравится. Он одинок.
– Не хочешь ли ты сказать, что он платит мне из собственного кармана, чтобы насладиться моим обществом?
– Ты почти угадал, Джек. Надеюсь, ты не откажешь ему.
– Придется, видно, поговорить с ним.
– Поговори, поговори.
– Похоже, он боится потерять работу.
– А кто не боится? Эссексу трудно угодить, а миссис Эссекс – и подавно.
– Так есть еще миссис Эссекс?
Пэм наморщила носик.
– Благодари судьбу, что тебя нанял Берни. Да, есть миссис Эссекс… дорогая Виктория. Надеюсь, тебе не придется иметь с ней дело. Свет не видывал такой стервы. Все боятся ее как огня.
– Даже так?
– Да. Попробуй хоть раз оступиться, и миссис Эссекс вышвырнет тебя вон. Муж у нее под каблуком. Эссекс и сам порядочный стервец, того и гляди лопнет от самодовольства, но у него хоть есть для этого основания. А Виктория! Ничтожество, выскочка, всего делов-то что смазливая рожица да хорошая фигурка. Избалованная, капризная стерва, тянет жилы из всех, кто работает у Эссекса.
– Милое создание.
– Вот-вот, – рассмеялась Пэм. – Держись от нее подальше. А что ты делаешь вечером? Не хочешь пригласить меня поужинать в городе? У меня есть малолитражка. Можно поехать в рыбный ресторан. Как смотришь?
– Годится, – ответил я. – А теперь уноси отсюда свои прелести. Мне надо поработать.
– Нет, Джек, в первый день работать нельзя. Это дохлый номер. – И она обвила меня длинными руками.
Глава 2
Я отклонился в сторону и, выйдя из леса на солнцепек, отправился к месту взрывных работ. Оттуда меня тоже попросили. О'Брайен не соврал: работа спорилась. Он имел под рукой в достатке машин, людей и взрывчатки, чтобы проложить взлетную полосу за полтора месяца.
Я свернул на пологую тропинку, сбегавшую к ручью, забрел подальше от строительства, присел на камень, закурил и предался размышлениям.
Одно я усвоил твердо: О'Брайен свое дело знает, и я здесь никому не нужен. Тогда зачем Олсон вызвал меня? Зачем он платит мне почти четыре тысячи долларов из своего кармана, если отлично знает, что О'Брайен справится сам? Что за этим кроется? Олсон улетел в Нью-Йорк. Сказал, вернется через три дня. А мне что делать? Первым моим побуждением было оставить ему письмо: мол, так и так, не понимаю, чем могу помочь, – и вернуться домой, но я тотчас отказался от этой мысли. Мне не хотелось возвращаться в свою убогую хибару и снова влачить жалкое существование. Я решил дождаться приезда Олсона и поговорить с ним начистоту. А пока, рассудил я, составлю отчет о ходе строительства, просто чтобы показать ему, что не даром ем свой хлеб.
Я вернулся на стройплощадку и застал О'Брайена за ремонтом вышедшего из строя бульдозера. Приметив меня, он подошел.
– Послушай, Тим, – прокричал я, стараясь перекрыть рев других бульдозеров, – на мой взгляд, все идет нормально. Конечно, вы закончите полосу за полтора месяца. Такими темпами можно успеть и раньше.
Он кивнул.
– Но ведь я должен как-то отработать свои деньги. Для успокоения совести. Можно я взгляну на твои записи, чтобы составить отчет для Олсона? Ты не против?
– На здоровье, Джек, какой разговор. Поезжай ко мне. Все лежит в верхнем ящике письменного стола. Я уж не поеду с тобой. Мне надо отремонтировать бульдозер.
– Понятное дело. – Я помолчал. – Может, из-за этого отчета я лишусь работы, но тут уж как повезет. Напишу, что у тебя все путем и от меня пользы никакой.
Он окинул меня взглядом, улыбнулся и слегка ткнул кулаком в плечо.
– Что верно, то верно. Я уж двадцать лет, как прокладываю эти взлетные полосы. До вечера. – И он отвернулся к сломанному бульдозеру.
Я забрался в джип и поехал к домикам. С меня лил пот. Послеполуденное солнце нещадно пекло, и приятно было нырнуть в прохладу о'брайеновского коттеджа. Однако на пороге я остановился как вкопанный.
В одном из кресел, вольготно раскинувшись, сидела блондинка. На ней были красные брюки в обтяжку и расстегнутая до пупка белая блузка, едва вмещающая пышную грудь. Волосы золотистыми волнами ниспадали до плеч. Лет двадцати пяти, с большими зелеными глазами на удлиненном широкоскулом лице. Не припомню, когда мне еще доводилось встречать такую соблазнительную девицу.
Она невозмутимо оглядела меня и расплылась в улыбке. Зубы ее белели, точно сахарные, а губы поблескивали чувственной влагой.
– Привет! Тима ищете? – Я затворил дверь и шагнул в комнату. – Он на стройке.
– А-а! – Она скорчила гримасу, потом шевельнула своим роскошным телом. – Я надеялась застать его. Только и делает что работает!
– Да, верно.
Не скрою, ее чары подействовали на меня. Девчонки в моем задрипанном городишке и в подметки ей не годились.
– Вы кто? – улыбнулась она.
– Джек Крейн. Новый начальник строительства. А вы?
– Пэм Осборн. Вторая стюардесса, подменяю Джин, когда она берет отгул.
Мы обменялись взглядами.
– Что ж, прекрасно. – Я подошел к письменному столу и сел. – Могу ли я чем-то помочь вам, мисс Осборн?
– Может быть… такая тоска – торчать на этом аэродроме. – Блондинка переменила позу. Одна из ее пышных грудей едва не выпала из гнезда, но она вовремя спохватилась. – Зашла вот поболтать с Тимом.
Как бы не так, подумал я. Наверняка ей известно, что в этот час – а было начало пятого – О'Брайен всегда на работе.
Я снова насторожился. Не иначе, она поджидала меня. Но зачем?
– Вам не повезло. – Я выдвинул левый верхний ящик стола. В нем лежала объемистая черная кожаная папка. Я вынул ее. – У меня тоже работа.
Она рассмеялась:
– Гонишь меня, Джек?
– Ну…
Наши глаза встретились.
– Что «ну»?
Я колебался, но она уже раззадорила меня.
– Я поселился в соседнем домике.
– Так перейдем в соседний домик?
Я все еще колебался, однако устоять перед такой женщиной было выше моих сил. Я спрятал папку в стол.
– Почему бы и нет?
Она выскользнула из кресла, а я встал из-за стола.
– В тебе есть что-то такое…
– Знаю, в тебе – тоже.
Я заключил ее в объятия, и она крепко прижалась ко мне всем телом. Ее губы жадно прильнули к моим.
Вмиг улетучилась моя осторожность, рассеялись подозрения. Я чуть ли не на руках перетащил ее из домика О'Брайена к себе.
– Мужчина ты хоть куда, – томно протянула она.
После любви (если это можно назвать любовью) она лежала на широкой кровати рядом со мной, словно красивая гибкая кошка.
Такой женщины я не знал с самого Сайгона, где маленькие вьетнамки были чуть более пылкими, чуть более искушенными, но не намного.
Я закурил сигарету и потянулся. Ко мне снова вернулись подозрения.
– Все вышло довольно неожиданно, а? – проговорил я, не глядя на нее.
– Пожалуй, – рассмеялась она. – Я слышала о твоем приезде. Надеялась, тебе захочется немного любви. Я так прикинула, что ты обязательно зайдешь либо к Тиму, либо к себе. Мне это необходимо как воздух, а тут кругом не мужчины, а сплошные тряпки, боятся собственной тени. Скорее дадут перерезать себе глотку, чем переспят с женщиной: во как дрожат за место!
– Значит, все разговоры про то, что ты хотела поболтать с Тимом, чистое вранье?
– А ты как думал? Неужели девушка с моей внешностью клюнет на потного неотесанного Тима? Я ничего не имею против него. Мужик нормальный, но не в моем вкусе. – Она подняла руки над головой и удовлетворенно вздохнула. – Я надеялась внести в свою жизнь разнообразие… и добилась своего.
Я поглядел на нее украдкой. Она была красивой, соблазнительной, бездушной развратницей, но возбуждала мое любопытство.
– Олсона ты тоже привечаешь?
– Берни? – Она покачала головой, и по лицу ее пробежала тень. – Разве ты не знаешь, что с ним стряслось? Его ранили в причинное место. Бедняга Берни вышел из строя.
Ее слова ошеломили меня. Я знал, что во время последнего вылета он был ранен в пах, но не подозревал, насколько серьезны последствия. Может, в этом и кроется причина его неуверенности в себе, помимо страха потерять работу? Ну и ну, подумал я, не приведи Господи оказаться в его шкуре!
– Я и не знал.
– Отличный мужик, – проговорила Пэм. – Рассказывал мне про тебя. Считает, что ты тоже отличный мужик. Души в тебе не чает.
– Правда?
– Ты ему нужен, Джек. Он одинок. Плохо ладит со здешними холуями. Все спрашивал, как я думаю, возьмешься ли ты за эту работу. Боялся, что ты бросишь его.
Спору нет, сыграла она хорошо, но меня насторожила заученность, отрепетированность роли.
– Какая б ни была работа, я не брошу Берни.
Она подняла ногу и принялась разглядывать ее.
– Что ж, ты здесь… и это говорит само за себя, не так ли? – Она опустила ногу и улыбнулась мне.
– Но надолго ли я здесь задержусь? Делать-то мне нечего, детка. Тим сам управится с полосой.
– Берни хочет, чтоб ты присмотрел за ним.
– Знаю. Он говорил. Тиму не нужен погоняла. – Я загасил сигарету. – Что он еще тебе рассказывал?
Она устремила на меня тот пустой взгляд, каким смотрит женщина, если твердо решила держать язык за зубами.
– Что хочет иметь тебя под рукой – больше ничего.
– Такое впечатление, что ты у него за доверенное лицо.
– В некотором роде. В полетах случаются перерывы. Эссекс ведь не всю жизнь проводит в воздухе. Мы с Берни вместе коротаем время. Джин ему не нравится. Он одинок.
– Не хочешь ли ты сказать, что он платит мне из собственного кармана, чтобы насладиться моим обществом?
– Ты почти угадал, Джек. Надеюсь, ты не откажешь ему.
– Придется, видно, поговорить с ним.
– Поговори, поговори.
– Похоже, он боится потерять работу.
– А кто не боится? Эссексу трудно угодить, а миссис Эссекс – и подавно.
– Так есть еще миссис Эссекс?
Пэм наморщила носик.
– Благодари судьбу, что тебя нанял Берни. Да, есть миссис Эссекс… дорогая Виктория. Надеюсь, тебе не придется иметь с ней дело. Свет не видывал такой стервы. Все боятся ее как огня.
– Даже так?
– Да. Попробуй хоть раз оступиться, и миссис Эссекс вышвырнет тебя вон. Муж у нее под каблуком. Эссекс и сам порядочный стервец, того и гляди лопнет от самодовольства, но у него хоть есть для этого основания. А Виктория! Ничтожество, выскочка, всего делов-то что смазливая рожица да хорошая фигурка. Избалованная, капризная стерва, тянет жилы из всех, кто работает у Эссекса.
– Милое создание.
– Вот-вот, – рассмеялась Пэм. – Держись от нее подальше. А что ты делаешь вечером? Не хочешь пригласить меня поужинать в городе? У меня есть малолитражка. Можно поехать в рыбный ресторан. Как смотришь?
– Годится, – ответил я. – А теперь уноси отсюда свои прелести. Мне надо поработать.
– Нет, Джек, в первый день работать нельзя. Это дохлый номер. – И она обвила меня длинными руками.
Глава 2
Ресторан «Л'Эспандон» был выстроен в конце пирса, а его интерьер в точности повторял парижский «Риц». Стены ресторана украшали четыре лепные рыбы-меч и несколько неводов. Столики были расставлены достаточно широко, и посетители могли делиться самым сокровенным, не опасаясь быть подслушанными.
Пэм щеголяла в длинном, до полу, платье, перехваченном в талии серебряным поясом с пряжкой в виде змеиной головы. Выглядела она весьма броско. К ней подплыл метрдотель, оскалив зубы в широкой радостной улыбке, которую метрдотели приберегают для своих любимцев. Она что-то сказала ему, я не расслышал, и он, взмахнув рукой, провел нас к столику на двоих в дальнем конце зала, с роскошными пухлыми креслами и с видом на весь ресторан.
– Прошу вас, мисс Осборн, – проворковал метрдотель, выдвигая кресло. – Коктейль с шампанским? – На меня он даже не взглянул.
Она села и улыбнулась ему:
– Это было бы прелестно, Генри.
– Если позволите, я сам закажу ужин? – Он буквально навис над ней, и мне бил в нос запах его одеколона.
– Пусть принесут меню, – вмешался я, – мне – виски со льдом.
Он медленно поворотил голову в мою сторону. Его глаза приценились к моему скромному, слегка потертому костюму, и в них мелькнула обида. Выражение его лица красноречивее всяких слов сказало мне, что я для него – ничтожество.
– Оставим это на усмотрение Генри, – твердо произнесла Пэм. – Он знает, что надо.
Я хотел было затеять склоку, но роскошная обстановка и враждебный взгляд толстяка смутили меня. Я сдался.
– Ладно… оставим на усмотрение Генри.
Наступило молчание, затем Генри уплыл ко входу – встречать новых гостей.
– С ним ты тоже спишь? – спросил я.
– Всего разочек, – хихикнула она. – Произвела неотразимое впечатление. Это единственный ресторан в городе, где я ем бесплатно… на тебя это тоже распространяется.
Я вздохнул свободнее. Судя по окружающей роскоши, у меня наверняка не хватило бы денег, чтобы заплатить по счету. Я бросил на Пэм взгляд, не лишенный восхищения:
– Умеешь устраиваться, детка.
– Еще как! – Она наклонилась вперед и прохладной ладонью накрыла мою руку. – Генри до смерти боится меня. У него ревнивая жена, и он вообразил, что я стану шантажировать его.
– Тем лучше для тебя.
Принесли напитки. К ним подали горячие закуски. Вокруг нас суетились два официанта. Зал начал заполняться посетителями.
– Шикарная ресторация. – Я огляделся. – Если бы не Генри, тут, наверное, ободрали бы как липку.
– Будь спокоен.
Официант принес бутылку «Сансерр» в ведерке со льдом. Он поклонился Пэм, которая ответила ему чувственной улыбкой. Уж не спит ли она и с ним, подумал я про себя.
Потом принесли морской язык под соусом из креветок с толстыми ломтями омара.
– Что-что, а вкус к жизни у тебя есть, – заметил я, уплетая за обе щеки.
– Ах, мужчины! – покачала головой и закатила глаза Пэм. – Ради меня они готовы на все! Тут главное умудриться поменьше дать и побольше взять. А мужчина либо тает от благодарности, либо дрожит от страха как осиновый лист, но я в любом случае в выигрыше.
– А мне что прикажешь: таять или дрожать?
– Оставайся таким же заманчивым, – ответила Пэм, цепляя на вилку кусок омара.
– Запомню.
Она стрельнула глазами в мою сторону:
– Правда, объедение?
– Еще бы, – согласился я и, помолчав, спросил: – А Берни уехал дня на два?
– Слушай, Джек, забудем о Берни. Давай наслаждаться жизнью. Договорились?
Но я чувствовал себя не в своей тарелке. Перед выездом в город у меня был разговор с Тимом. Пэм сказала, что зайдет за мной в восемь, и мне хватило времени побриться, принять душ и опрокинуть стаканчик. Тим вернулся с работы в половине восьмого и заглянул ко мне.
– Все нашел? – Он был смертельно уставший, потный и грязный. Мне стало стыдно.
– У меня была гостья. Я ничего не успел.
– Пэм, что ли?
– Да, Пэм.
– Вот девка! – хмыкнул он. – Я знал, что она подкатится к тебе, но не думал, что так быстро.
– Мы с ней едем в город сегодня вечером.
Тим перевел взгляд на стакан в моей руке.
– Я не отказался бы промочить горло.
– Так проходи, она наверняка опоздает.
Я налил ему внушительную порцию виски с содовой и положил много льда.
– Что она за птица? – спросил я, протягивая Тиму стакан. – Местная шлюшка?
– Она подружка Олсона.
Это сразило меня.
– А ты знаешь, что Берни?..
– Да, знаю. Он не обращает внимания на ее похождения. Они, понимаешь, прикипели друг к другу. Только вот спят врозь, а все остальное – вместе.
– Этого только не хватало! Если б знать, я и близко к ней не подошел бы. Раз она девушка Берни, то никуда я с ней не пойду сегодня.
Тим жадно глотнул виски, отер губы тыльной стороной ладони.
– Не ты, так найдется другой. Главное, не рассчитывай, что у вас зайдет дальше постели. Она – девчонка Берни. Но природа берет свое. Олсон не может ей этого дать, вот и разрешает погуливать. Тут нет никакого секрета: весь персонал аэродрома и полгорода в придачу знают про их отношения, главное, не принимай ее всерьез. – Он допил виски, поставил стакан и шагнул к дверям. – Сейчас под душ и в кресло перед телевизором. – Он поглядел на меня, улыбнулся: – Странная все-таки штука – жизнь.
Теперь на моей совести камнем повис Берни.
– Слушай, Пэм, – начал я, потом умолк и дождался, пока официант сменит тарелки. – Тим говорит, ты – девушка Берни. Он мой лучший друг. Нехорошо получается.
– Ох ты Господи! Я же сказала, мне это необходимо. Берни не возражает. Перемени тему. Говорю тебе, Берни все знает. Он не против.
Официант принес бифштекс по-итальянски с листьями артишока и цельножареным картофелем. Пока он подавал, я думал.
– Пальчики оближешь! – смачно проговорила Пэм. – М-м-м! Обожаю здесь есть!
– Он должен быть против, – сказал я. – Я правильно понял, он любит тебя? А ты – его?
– Да заткнись! – Ее голос сделался вдруг грубым и злым. – Дают – бери и будь доволен!
Я не настаивал. Только дал себе обещание больше не притрагиваться к ней. Ну и положеньице! Берни… мой кумир, а я переспал с его женщиной!
У меня пропал аппетит. Как ни хорош был бифштекс, кусок застревал в горле. Я водил вилкой по тарелке и оглядывал ресторан. Вдруг поднялась суматоха, и Генри со всех ног бросился через зал ко входу. Из темноты дверного проема на приглушенный свет вышел высокий грузный мужчина лет шестидесяти. Судя по походке, вылитый педераст. Толстой физиономией и мясистым носом он походил на сварливого дельфина. На его лысой, вероятно, как коленка голове сидел слегка набекрень ядовито-оранжевый парик. Мужчина был в желтом, точно охапка лютиков, полотняном костюме и багровой сорочке с жабо. Словом, франт, каких поискать!
– Гляди-ка, – обрадовался я случаю переменить тему разговора, – что это за чучело?
Пэм бросила взгляд на вход.
– Это Клод Кендрик. Он владелец самой модной, дорогой и доходной художественной галереи в городе.
Виляя бедрами, толстяк прошествовал на предложенное ему место, через три столика от нас. С ним пришел некто худой как тростинка, неопределенного возраста – между двадцатью пятью и сорока годами. У него была шапка длинных темно-каштановых волос, а вытянутое лицо, узкие глаза и губы ниточкой напоминали подозрительную, злобную крысиную морду.
– А это директор галереи Луи де Марни, – пояснила Пэм и занялась бифштексом.
Генри без устали хлопотал над этой парочкой, видно, считал их важными птицами. Я с любопытством наблюдал за ними. Перед толстяком, как по волшебству, возник мартини с водкой. Его спутник отказался от спиртного. Коротко обсудили с Генри меню, затем Генри отплыл в сторону и щелкнул пальцами, призывая официанта следовать за ним.
Клод Кендрик обвел глазами зал, точно король, вышедший к придворным. Некоторым, вероятно, знакомым, он помахивал пальцами, потом повернулся в нашу сторону. На миг его глазки зацепились за меня и перескочили на Пэм. Тут брови у него поползли вверх, лицо расплылось в улыбке. Тут он сотворил невообразимое: поклонился, высоко поднял свой оранжевый парик, как поднимают шляпу в знак приветствия, еще поклонился, снова нахлобучил парик на голую, точно бильярдный шар, голову, поерзал в кресле и заговорил со своим спутником.
Пэм прыснула.
– Отпадный мужик, да? Он так здоровается со всеми знакомыми женщинами.
– Ты в числе его знакомых?
– Когда-то я работала у него манекенщицей и рекламировала ювелирные изделия. Мы знакомы много лет. – Она доела бифштекс. – Извини… у меня идея. – И, встав из-за стола, Пэм подошла к Кендрику. Она загородила его от меня и проговорила минуты три, потом вернулась за наш столик.
– Что ты задумала?
– У него потрясающий прогулочный катер. Мне захотелось покататься. Он с радостью согласился. Знаешь, здешние жители постоянно изнывают от скуки. И с удовольствием заводят новые знакомства. Поедем, а?
Я замялся, и она продолжала:
– С ним интересно, и он жутко влиятельный. – Подошел официант и унес наши тарелки. – Он тебе понравится.
Предложение выглядело заманчивым.
– Ну, ладно. Что мне терять-то?
Я взглянул в сторону Кендрика. Он улыбнулся и кивнул мне, а тем временем официант подал ему копченую лососину. Я кивнул в ответ.
После горячего нам принесли кофе. Кендрик и де Марни заказали только лососину и кофе. Получилось, что мы кончили ужинать одновременно.
Пэм встала и подвела меня к их столику.
– Клод, это Джек Крейн. Он работает на строительстве взлетной полосы. Джек, это мистер Кендрик.
– Зовите меня Клодом, дружочек. – Моя ладонь словно утонула в куске теплого теста. – Очень рад. Добро пожаловать в наш очаровательный город. Надеюсь, вы будете блаженствовать здесь. – Он с пыхтеньем поднялся на ноги. – Выйдем на лунный свет. Луи, ненаглядный мой, поухаживай за нашей дорогой Пэм. Я хочу познакомиться с Джеком поближе. – Он взял меня под руку и повел к выходу. Дважды он останавливался, приподнимал свой чудовищный парик и кланялся женщинам, которые улыбались ему. Я чуть не сгорел со стыда, пока Генри наконец с поклоном не выпроводил нас в душную ночь.
На улице мы остановились.
– Прошу, Луи, покатай Пэм на катере. Ты ведь знаешь, как она любит кататься по морю. Джек, вы потерпите меня несколько минут? У меня есть к вам разговор.
Не успел я возразить, как Пэм и Луи ушли прочь.
– Что за разговор? – Меня тошнило от этого жирного педика и было противно оставаться с ним наедине.
– Насчет Берни; он принадлежит к числу моих лучших друзей. – Кендрик промокнул лицо шелковым носовым платком. – Сядем в мою машину. Там работает кондиционер. Меня угнетает эта духота, а вас?
Я замялся, но без Пэм, которая отвезла бы меня обратно на аэродром, я оказался припертым к стенке и поплелся за ним по пирсу – к вычурному черно-желтому «кадиллаку». При нашем приближении из-за руля вылез шофер-японец и услужливо открыл двери.
– Покатай нас, Юко, – распорядился Кендрик и протиснулся в автомобиль. Я сел с другой стороны. От шофера нас отделяла стеклянная перегородка. Когда дверцы захлопнулись, я окунулся в приятную прохладу. Автомобиль плавно тронулся с места, и Кендрик предложил мне сигару, но я отказался.
Некоторое время мы ехали по набережной, затем водитель свернул и повез нас за город.
Раскурив как следует сигару, Кендрик спросил:
– Насколько я понимаю, вы очень близкий друг Берни?
– Это так.
– Берни беспокоит меня, – тяжело вздохнул Кендрик. – Бедняжка… это ужасное ранение.
Я ждал, не говоря ни слова.
– Ему приходится работать на ужасных людей. Этот Эссекс! Невозможный человек! А его жена!
Я по-прежнему молчал.
– У Берни нет уверенности в завтрашнем дне.
– Ни у кого ее нет, – заметил я, глядя, как в безоблачном небе желтой тарелкой проплывает луна.
– И вы ощущаете то же самое? – Он повернул голову и пытливо посмотрел на меня. – У вас тоже нет уверенности?
– А у кого она есть?
– Это, конечно, верно, однако вы честолюбивы? Хотите разбогатеть? Наверняка хотите, и Берни тоже хочет. Мы часто говорим о деньгах. Однажды он сказал мне… вот его точные слова: «Клод, я готов на что угодно, лишь бы избавиться от этой неуверенности. Представься мне случай сорвать хороший куш, я отбросил бы всякую щепетильность».
– Берни так сказал?
– Это его точные слова.
Теперь настала моя очередь бросить на него пытливый взгляд.
– Послушайте, Кендрик, может, хватит ходить вокруг да около? Все ваши уловки шиты белыми нитками. Я ведь вижу: вы не знаете меня и хотите прощупать, только делаете это неуклюже, как слон. Что у вас на уме?
Он снял парик и заглянул внутрь, точно рассчитывал что-то найти там, потом снова напялил его на голову.
– Берни предупреждал меня, – улыбнулся он. – Говорил, что с вами нужно держать ухо востро. Он рассказал, как выручил вас из одной переделки. Вы ограбили вьетнамского менялу и унесли с собой три тысячи долларов. Берни дал вам алиби. Это правда?
– Вьетнамские менялы были легкой добычей. Я нуждался, а у него денег куры не клевали. У Берни чересчур длинный язык.
– Берни сказал, что меняла погиб под бомбежкой, и все устроилось как нельзя лучше.
«Кадиллак» плавно катил вдоль сверкавшего вдали бриллиантового ожерелья городских огней, и мне вспомнился Сайгон.
Моей вьетнамочке понадобились деньги, чтобы сбежать в Гонконг. У нее в головке помутилось от страха. Она приехала с Севера и твердила, что за ней охотятся вьетконговцы. Никакие доводы на нее не действовали. Подай деньги, и все тут, тогда она подкупит кого надо и спасется от смерти. Я по ней с ума сходил, но по ночам ее глупый страх портил все дело, и хоть я понимал, что лишусь ее, но все-таки решил помочь ей переправиться в Гонконг. Как-то вечером я вошел в контору этого менялы с револьвером в руке и заставил его раскошелиться. Я тогда не просыхал, и мне было море по колено. Получила она деньги, и поминай как звали. Потом военная полиция устроила опознание, и потерпевший указал на меня. Ну, думаю, крышка, но тут явился Олсон. Сказал, что во время ограбления мы с ним возились с его самолетом. Полицейские, конечно, не поверили, да у Берни был большой вес, и дело сошло мне с рук.
Казалось, все произошло давным-давно, в далеком прошлом. Мне еще повезло, что в контору того менялы угодила одна из первых ракет, которые вьетконговцы выпустили по Сайгону, и он взлетел на воздух. А то ведь он собирался писать жалобу командующему, но ракета его утихомирила.
Берни я рассказал все как есть, и он ухмыльнулся:
– Смотри, Джек, завязывай с этим. Вдруг меня не окажется рядом. – Тем и кончилось.
Во всяком случае, до поры до времени, но ведь я вечно сидел на мели. Я завел новую вьетнамочку, танцовщицу из одной шумной ночной забегаловки, которую облюбовали американские солдаты. Та требовала денег вперед; вообще у вьетнамочек одни деньги на уме. И вот однажды вечером, когда мне было уже невтерпеж, заявился я к очередному меняле. Тут уж я рисковать не стал. На улице гремела гроза, да еще ракетный обстрел, и мой выстрел потонул в грохоте. Эка важность, думал я, убил старого вьетнамца – все равно что утку подстрелил на охоте. Из открытого сейфа я взял тысячу долларов. Этого хватило, чтобы поразвлечься с девочкой, и еще осталось на мелкие расходы. Я делал это трижды. И всякий раз убивал менялу, а потом начались угрызения совести. Эти старики снились мне по ночам. Мне повсюду мерещились полные ужаса глаза. Их глаза преследовали меня, даже когда я копался в машине Олсона. И я завязал. А вот теперь, в этом шикарном «кадиллаке», мне снова померещились их глаза.
– Что у меня на уме? – говорил Кендрик. – Это вам расскажет Берни. Операцию затеял он, а я хотел спросить у вас только одно. Берни утверждает, будто ради хороших денег вы готовы на все. Сами понимаете, ключевое слово здесь – «все». Могу я узнать, это действительно так?
– Смотря что понимать под хорошими деньгами, – ответил я.
Пэм щеголяла в длинном, до полу, платье, перехваченном в талии серебряным поясом с пряжкой в виде змеиной головы. Выглядела она весьма броско. К ней подплыл метрдотель, оскалив зубы в широкой радостной улыбке, которую метрдотели приберегают для своих любимцев. Она что-то сказала ему, я не расслышал, и он, взмахнув рукой, провел нас к столику на двоих в дальнем конце зала, с роскошными пухлыми креслами и с видом на весь ресторан.
– Прошу вас, мисс Осборн, – проворковал метрдотель, выдвигая кресло. – Коктейль с шампанским? – На меня он даже не взглянул.
Она села и улыбнулась ему:
– Это было бы прелестно, Генри.
– Если позволите, я сам закажу ужин? – Он буквально навис над ней, и мне бил в нос запах его одеколона.
– Пусть принесут меню, – вмешался я, – мне – виски со льдом.
Он медленно поворотил голову в мою сторону. Его глаза приценились к моему скромному, слегка потертому костюму, и в них мелькнула обида. Выражение его лица красноречивее всяких слов сказало мне, что я для него – ничтожество.
– Оставим это на усмотрение Генри, – твердо произнесла Пэм. – Он знает, что надо.
Я хотел было затеять склоку, но роскошная обстановка и враждебный взгляд толстяка смутили меня. Я сдался.
– Ладно… оставим на усмотрение Генри.
Наступило молчание, затем Генри уплыл ко входу – встречать новых гостей.
– С ним ты тоже спишь? – спросил я.
– Всего разочек, – хихикнула она. – Произвела неотразимое впечатление. Это единственный ресторан в городе, где я ем бесплатно… на тебя это тоже распространяется.
Я вздохнул свободнее. Судя по окружающей роскоши, у меня наверняка не хватило бы денег, чтобы заплатить по счету. Я бросил на Пэм взгляд, не лишенный восхищения:
– Умеешь устраиваться, детка.
– Еще как! – Она наклонилась вперед и прохладной ладонью накрыла мою руку. – Генри до смерти боится меня. У него ревнивая жена, и он вообразил, что я стану шантажировать его.
– Тем лучше для тебя.
Принесли напитки. К ним подали горячие закуски. Вокруг нас суетились два официанта. Зал начал заполняться посетителями.
– Шикарная ресторация. – Я огляделся. – Если бы не Генри, тут, наверное, ободрали бы как липку.
– Будь спокоен.
Официант принес бутылку «Сансерр» в ведерке со льдом. Он поклонился Пэм, которая ответила ему чувственной улыбкой. Уж не спит ли она и с ним, подумал я про себя.
Потом принесли морской язык под соусом из креветок с толстыми ломтями омара.
– Что-что, а вкус к жизни у тебя есть, – заметил я, уплетая за обе щеки.
– Ах, мужчины! – покачала головой и закатила глаза Пэм. – Ради меня они готовы на все! Тут главное умудриться поменьше дать и побольше взять. А мужчина либо тает от благодарности, либо дрожит от страха как осиновый лист, но я в любом случае в выигрыше.
– А мне что прикажешь: таять или дрожать?
– Оставайся таким же заманчивым, – ответила Пэм, цепляя на вилку кусок омара.
– Запомню.
Она стрельнула глазами в мою сторону:
– Правда, объедение?
– Еще бы, – согласился я и, помолчав, спросил: – А Берни уехал дня на два?
– Слушай, Джек, забудем о Берни. Давай наслаждаться жизнью. Договорились?
Но я чувствовал себя не в своей тарелке. Перед выездом в город у меня был разговор с Тимом. Пэм сказала, что зайдет за мной в восемь, и мне хватило времени побриться, принять душ и опрокинуть стаканчик. Тим вернулся с работы в половине восьмого и заглянул ко мне.
– Все нашел? – Он был смертельно уставший, потный и грязный. Мне стало стыдно.
– У меня была гостья. Я ничего не успел.
– Пэм, что ли?
– Да, Пэм.
– Вот девка! – хмыкнул он. – Я знал, что она подкатится к тебе, но не думал, что так быстро.
– Мы с ней едем в город сегодня вечером.
Тим перевел взгляд на стакан в моей руке.
– Я не отказался бы промочить горло.
– Так проходи, она наверняка опоздает.
Я налил ему внушительную порцию виски с содовой и положил много льда.
– Что она за птица? – спросил я, протягивая Тиму стакан. – Местная шлюшка?
– Она подружка Олсона.
Это сразило меня.
– А ты знаешь, что Берни?..
– Да, знаю. Он не обращает внимания на ее похождения. Они, понимаешь, прикипели друг к другу. Только вот спят врозь, а все остальное – вместе.
– Этого только не хватало! Если б знать, я и близко к ней не подошел бы. Раз она девушка Берни, то никуда я с ней не пойду сегодня.
Тим жадно глотнул виски, отер губы тыльной стороной ладони.
– Не ты, так найдется другой. Главное, не рассчитывай, что у вас зайдет дальше постели. Она – девчонка Берни. Но природа берет свое. Олсон не может ей этого дать, вот и разрешает погуливать. Тут нет никакого секрета: весь персонал аэродрома и полгорода в придачу знают про их отношения, главное, не принимай ее всерьез. – Он допил виски, поставил стакан и шагнул к дверям. – Сейчас под душ и в кресло перед телевизором. – Он поглядел на меня, улыбнулся: – Странная все-таки штука – жизнь.
Теперь на моей совести камнем повис Берни.
– Слушай, Пэм, – начал я, потом умолк и дождался, пока официант сменит тарелки. – Тим говорит, ты – девушка Берни. Он мой лучший друг. Нехорошо получается.
– Ох ты Господи! Я же сказала, мне это необходимо. Берни не возражает. Перемени тему. Говорю тебе, Берни все знает. Он не против.
Официант принес бифштекс по-итальянски с листьями артишока и цельножареным картофелем. Пока он подавал, я думал.
– Пальчики оближешь! – смачно проговорила Пэм. – М-м-м! Обожаю здесь есть!
– Он должен быть против, – сказал я. – Я правильно понял, он любит тебя? А ты – его?
– Да заткнись! – Ее голос сделался вдруг грубым и злым. – Дают – бери и будь доволен!
Я не настаивал. Только дал себе обещание больше не притрагиваться к ней. Ну и положеньице! Берни… мой кумир, а я переспал с его женщиной!
У меня пропал аппетит. Как ни хорош был бифштекс, кусок застревал в горле. Я водил вилкой по тарелке и оглядывал ресторан. Вдруг поднялась суматоха, и Генри со всех ног бросился через зал ко входу. Из темноты дверного проема на приглушенный свет вышел высокий грузный мужчина лет шестидесяти. Судя по походке, вылитый педераст. Толстой физиономией и мясистым носом он походил на сварливого дельфина. На его лысой, вероятно, как коленка голове сидел слегка набекрень ядовито-оранжевый парик. Мужчина был в желтом, точно охапка лютиков, полотняном костюме и багровой сорочке с жабо. Словом, франт, каких поискать!
– Гляди-ка, – обрадовался я случаю переменить тему разговора, – что это за чучело?
Пэм бросила взгляд на вход.
– Это Клод Кендрик. Он владелец самой модной, дорогой и доходной художественной галереи в городе.
Виляя бедрами, толстяк прошествовал на предложенное ему место, через три столика от нас. С ним пришел некто худой как тростинка, неопределенного возраста – между двадцатью пятью и сорока годами. У него была шапка длинных темно-каштановых волос, а вытянутое лицо, узкие глаза и губы ниточкой напоминали подозрительную, злобную крысиную морду.
– А это директор галереи Луи де Марни, – пояснила Пэм и занялась бифштексом.
Генри без устали хлопотал над этой парочкой, видно, считал их важными птицами. Я с любопытством наблюдал за ними. Перед толстяком, как по волшебству, возник мартини с водкой. Его спутник отказался от спиртного. Коротко обсудили с Генри меню, затем Генри отплыл в сторону и щелкнул пальцами, призывая официанта следовать за ним.
Клод Кендрик обвел глазами зал, точно король, вышедший к придворным. Некоторым, вероятно, знакомым, он помахивал пальцами, потом повернулся в нашу сторону. На миг его глазки зацепились за меня и перескочили на Пэм. Тут брови у него поползли вверх, лицо расплылось в улыбке. Тут он сотворил невообразимое: поклонился, высоко поднял свой оранжевый парик, как поднимают шляпу в знак приветствия, еще поклонился, снова нахлобучил парик на голую, точно бильярдный шар, голову, поерзал в кресле и заговорил со своим спутником.
Пэм прыснула.
– Отпадный мужик, да? Он так здоровается со всеми знакомыми женщинами.
– Ты в числе его знакомых?
– Когда-то я работала у него манекенщицей и рекламировала ювелирные изделия. Мы знакомы много лет. – Она доела бифштекс. – Извини… у меня идея. – И, встав из-за стола, Пэм подошла к Кендрику. Она загородила его от меня и проговорила минуты три, потом вернулась за наш столик.
– Что ты задумала?
– У него потрясающий прогулочный катер. Мне захотелось покататься. Он с радостью согласился. Знаешь, здешние жители постоянно изнывают от скуки. И с удовольствием заводят новые знакомства. Поедем, а?
Я замялся, и она продолжала:
– С ним интересно, и он жутко влиятельный. – Подошел официант и унес наши тарелки. – Он тебе понравится.
Предложение выглядело заманчивым.
– Ну, ладно. Что мне терять-то?
Я взглянул в сторону Кендрика. Он улыбнулся и кивнул мне, а тем временем официант подал ему копченую лососину. Я кивнул в ответ.
После горячего нам принесли кофе. Кендрик и де Марни заказали только лососину и кофе. Получилось, что мы кончили ужинать одновременно.
Пэм встала и подвела меня к их столику.
– Клод, это Джек Крейн. Он работает на строительстве взлетной полосы. Джек, это мистер Кендрик.
– Зовите меня Клодом, дружочек. – Моя ладонь словно утонула в куске теплого теста. – Очень рад. Добро пожаловать в наш очаровательный город. Надеюсь, вы будете блаженствовать здесь. – Он с пыхтеньем поднялся на ноги. – Выйдем на лунный свет. Луи, ненаглядный мой, поухаживай за нашей дорогой Пэм. Я хочу познакомиться с Джеком поближе. – Он взял меня под руку и повел к выходу. Дважды он останавливался, приподнимал свой чудовищный парик и кланялся женщинам, которые улыбались ему. Я чуть не сгорел со стыда, пока Генри наконец с поклоном не выпроводил нас в душную ночь.
На улице мы остановились.
– Прошу, Луи, покатай Пэм на катере. Ты ведь знаешь, как она любит кататься по морю. Джек, вы потерпите меня несколько минут? У меня есть к вам разговор.
Не успел я возразить, как Пэм и Луи ушли прочь.
– Что за разговор? – Меня тошнило от этого жирного педика и было противно оставаться с ним наедине.
– Насчет Берни; он принадлежит к числу моих лучших друзей. – Кендрик промокнул лицо шелковым носовым платком. – Сядем в мою машину. Там работает кондиционер. Меня угнетает эта духота, а вас?
Я замялся, но без Пэм, которая отвезла бы меня обратно на аэродром, я оказался припертым к стенке и поплелся за ним по пирсу – к вычурному черно-желтому «кадиллаку». При нашем приближении из-за руля вылез шофер-японец и услужливо открыл двери.
– Покатай нас, Юко, – распорядился Кендрик и протиснулся в автомобиль. Я сел с другой стороны. От шофера нас отделяла стеклянная перегородка. Когда дверцы захлопнулись, я окунулся в приятную прохладу. Автомобиль плавно тронулся с места, и Кендрик предложил мне сигару, но я отказался.
Некоторое время мы ехали по набережной, затем водитель свернул и повез нас за город.
Раскурив как следует сигару, Кендрик спросил:
– Насколько я понимаю, вы очень близкий друг Берни?
– Это так.
– Берни беспокоит меня, – тяжело вздохнул Кендрик. – Бедняжка… это ужасное ранение.
Я ждал, не говоря ни слова.
– Ему приходится работать на ужасных людей. Этот Эссекс! Невозможный человек! А его жена!
Я по-прежнему молчал.
– У Берни нет уверенности в завтрашнем дне.
– Ни у кого ее нет, – заметил я, глядя, как в безоблачном небе желтой тарелкой проплывает луна.
– И вы ощущаете то же самое? – Он повернул голову и пытливо посмотрел на меня. – У вас тоже нет уверенности?
– А у кого она есть?
– Это, конечно, верно, однако вы честолюбивы? Хотите разбогатеть? Наверняка хотите, и Берни тоже хочет. Мы часто говорим о деньгах. Однажды он сказал мне… вот его точные слова: «Клод, я готов на что угодно, лишь бы избавиться от этой неуверенности. Представься мне случай сорвать хороший куш, я отбросил бы всякую щепетильность».
– Берни так сказал?
– Это его точные слова.
Теперь настала моя очередь бросить на него пытливый взгляд.
– Послушайте, Кендрик, может, хватит ходить вокруг да около? Все ваши уловки шиты белыми нитками. Я ведь вижу: вы не знаете меня и хотите прощупать, только делаете это неуклюже, как слон. Что у вас на уме?
Он снял парик и заглянул внутрь, точно рассчитывал что-то найти там, потом снова напялил его на голову.
– Берни предупреждал меня, – улыбнулся он. – Говорил, что с вами нужно держать ухо востро. Он рассказал, как выручил вас из одной переделки. Вы ограбили вьетнамского менялу и унесли с собой три тысячи долларов. Берни дал вам алиби. Это правда?
– Вьетнамские менялы были легкой добычей. Я нуждался, а у него денег куры не клевали. У Берни чересчур длинный язык.
– Берни сказал, что меняла погиб под бомбежкой, и все устроилось как нельзя лучше.
«Кадиллак» плавно катил вдоль сверкавшего вдали бриллиантового ожерелья городских огней, и мне вспомнился Сайгон.
Моей вьетнамочке понадобились деньги, чтобы сбежать в Гонконг. У нее в головке помутилось от страха. Она приехала с Севера и твердила, что за ней охотятся вьетконговцы. Никакие доводы на нее не действовали. Подай деньги, и все тут, тогда она подкупит кого надо и спасется от смерти. Я по ней с ума сходил, но по ночам ее глупый страх портил все дело, и хоть я понимал, что лишусь ее, но все-таки решил помочь ей переправиться в Гонконг. Как-то вечером я вошел в контору этого менялы с револьвером в руке и заставил его раскошелиться. Я тогда не просыхал, и мне было море по колено. Получила она деньги, и поминай как звали. Потом военная полиция устроила опознание, и потерпевший указал на меня. Ну, думаю, крышка, но тут явился Олсон. Сказал, что во время ограбления мы с ним возились с его самолетом. Полицейские, конечно, не поверили, да у Берни был большой вес, и дело сошло мне с рук.
Казалось, все произошло давным-давно, в далеком прошлом. Мне еще повезло, что в контору того менялы угодила одна из первых ракет, которые вьетконговцы выпустили по Сайгону, и он взлетел на воздух. А то ведь он собирался писать жалобу командующему, но ракета его утихомирила.
Берни я рассказал все как есть, и он ухмыльнулся:
– Смотри, Джек, завязывай с этим. Вдруг меня не окажется рядом. – Тем и кончилось.
Во всяком случае, до поры до времени, но ведь я вечно сидел на мели. Я завел новую вьетнамочку, танцовщицу из одной шумной ночной забегаловки, которую облюбовали американские солдаты. Та требовала денег вперед; вообще у вьетнамочек одни деньги на уме. И вот однажды вечером, когда мне было уже невтерпеж, заявился я к очередному меняле. Тут уж я рисковать не стал. На улице гремела гроза, да еще ракетный обстрел, и мой выстрел потонул в грохоте. Эка важность, думал я, убил старого вьетнамца – все равно что утку подстрелил на охоте. Из открытого сейфа я взял тысячу долларов. Этого хватило, чтобы поразвлечься с девочкой, и еще осталось на мелкие расходы. Я делал это трижды. И всякий раз убивал менялу, а потом начались угрызения совести. Эти старики снились мне по ночам. Мне повсюду мерещились полные ужаса глаза. Их глаза преследовали меня, даже когда я копался в машине Олсона. И я завязал. А вот теперь, в этом шикарном «кадиллаке», мне снова померещились их глаза.
– Что у меня на уме? – говорил Кендрик. – Это вам расскажет Берни. Операцию затеял он, а я хотел спросить у вас только одно. Берни утверждает, будто ради хороших денег вы готовы на все. Сами понимаете, ключевое слово здесь – «все». Могу я узнать, это действительно так?
– Смотря что понимать под хорошими деньгами, – ответил я.