Джеймс Хэдли Чейз. Ты найдешь – я расправлюсь

   Я быстренько вернулся на виллу, чтобы оставить ей записку на случай, если она все-таки окажется в Сорренто и я ее как-то пропустил. Мне не хотелось, чтобы Хелен вернулась в Сорренто, если она приедет сюда и не найдет меня на вилле.
   Я нашел несколько пачек бумаги в одном из ящиков стола, черкнул несколько строк и оставил записку на столе в гостиной. После этого я вышел из дома и двинулся через сад к калитке.
   Я прошел с четверть мили и начал подумывать, что Хелен действительно могла уйти этим путем, когда увидел внизу под собой, на склоне холма, большую белую виллу. К ней можно было добраться только по очень крутому склону. Вилла не вызвала у меня интереса, и я даже не остановился, но посматривал на нее, пока шел по тропинке. Мне была видна обширная терраса со столом, шезлонгами и большим красным зонтом. Внизу виднелась гавань с двумя мощными катерами. Идя дальше, я размышлял, какой же это миллионер мог позволить себе обосноваться в таком месте. Я не прошел и трехсот ярдов, как вилла совершенно вылетела у меня из головы, потому что передо мной на тропинке лежал футляр от кинокамеры Хелен.
   Я сразу его узнал и немедленно остановился, а мое сердце бешено застучало.
   Какое-то время я смотрел на него, затем, подойдя поближе, поднял. Не было никакого сомнения, что он принадлежал ей. На золотистой дощечке я увидел ее инициалы. Футляр был пуст.
   Держа его в руке, я поспешил дальше. Еще через пятьдесят ярдов тропинка вдруг резко повернула направо и вошла в густой лес, который окружал ее последние четверть мили до вершины скалы.
   Справа от тропинки был крутой обрыв, и, остановившись здесь, я посмотрел вниз вдоль склона холма на море, плескавшееся между большими камнями в двухстах футах внизу.
   У меня перехватило дыхание, когда я увидел, что внизу в море лежит что-то белое, полузатопленное и распластанное на камнях, как разбитая кукла.
   Я стоял в оцепенении, смотря вниз, мое сердце бешено стучало, а во рту пересохло.
   Мне были видны светлые волосы, качающиеся на волнах. Вокруг разбившегося тела пузырилось на воде белое платье.
   Никаких сомнений эта дикая картина не вызывала. Я понял, что мертвой женщиной внизу была Хелен.

Глава 3

1

   – Хелен!
   Мой крик эхом вернулся ко мне: неземной звук, который заставил меня вздрогнуть.
   Я вытянулся вперед и свесился вниз, мои голова и плечи повисли над обрывом. От высоты меня начало подташнивать. Падение с такой скалы было ужасным.
   Я начал лихорадочно смотреть по сторонам, вытягивая шею, в надежде найти путь, по которому можно было бы спуститься вниз, но ничего подходящего не увидел.
   Я осторожно отодвинулся от обрыва, вернулся на тропинку и присел на корточки. Меня трясло, и я чувствовал сильную усталость. Сколько времени она там пролежала? Возможно, она была мертва уже несколько часов.
   Я подумал, что должен позвонить в полицию с виллы. Если поторопиться, они могут поднять Хелен до наступления темноты. Я встал, сделал два неуверенных шага назад и резко остановился.
   Полиция!
   Я вдруг осознал, что будет для меня означать полицейское расследование. Им не составит труда выяснить, что мы с Хелен планировали провести вместе месяц на вилле. Эта новость тут же станет известна Чалмерсу. Как только я позвоню в полицию, вся эта грязная история выплывет наружу.
   Стоя так в нерешительности, я увидел рыбацкую шхуну, медленно плывущую по заливу подо мной. Я сразу понял, что мой силуэт хорошо вырисовывается на фоне неба. Хотя экипаж шхуны находился слишком далеко, чтобы разглядеть черты моего лица, страх заставил меня опуститься на четвереньки, чтобы скрыться из виду.
   Ну и дела! Влип так влип! Я уже давно понимал, что поступаю опрометчиво, позволяя Хелен себя увлечь, и все же попал в переплет.
   Я представил себе, какое выражение появится на грубом лице Шервина Чалмерса, когда ему сообщат, что я с его дочкой собирался обосноваться на вилле в Сорренто и что она разбилась о камни.
   Он будет в полной уверенности, что мы были любовниками. Он может даже подумать, что она мне надоела и я сбросил ее со скалы.
   Эта мысль заставила меня вздрогнуть.
   Была вероятность, что и полиция так подумает. К тому же никто не видел падения Хелен. Я не смогу доказать точное время своего прибытия сюда. Я приехал на наполненном людьми поезде и был одним из сотни пассажиров. Я оставил свой багаж в камере хранения на станции, но ее служитель видит каждый час множество лиц и вряд ли вспомнит меня. А больше меня никто не видел. В любом случае никто не сможет подтвердить время, когда я оказался на вершине скалы.
   Многое, конечно, зависело от того, когда погибла Хелен. Если она упала не раньше чем за час до моего прихода и если у полиции возникнет подозрение, что я сбросил ее со скалы, то мои дела будут совсем плохи.
   Я совсем разнервничался. Единственной моей мыслью было поскорее уйти отсюда незамеченным. Выйдя на тропинку, я споткнулся о футляр кинокамеры Хелен, который выронил, когда увидел ее.
   Я поднял его, поколебался и хотел было забросить подальше, но остановился как вкопанный.
   Я не мог себе позволить сделать ни малейшей ошибки. На футляре были мои отпечатки пальцев.
   Я вытащил свой носовой платок и тщательно вытер футляр. Потом протер его еще четыре или пять раз, пока не убедился, что на нем нет никаких следов. После этого я бросил футляр вниз со скалы.
   Повернувшись, я поспешно вернулся на тропинку.
   Наступили сумерки. Солнце, огромный пламенеющий шар, окрашивало небо и море в красный цвет. Еще через полчаса совсем стемнело.
   Я начал спускаться и, коротко взглянув на белую виллу, которую видел по пути наверх, заметил, что в ней светятся три или четыре окна.
   По мере того как я шел, мой страх стал понемногу исчезать. Подойдя к калитке, я уже освободился от первого шока, и у меня восстановилась способность нормально мыслить.
   Я знал, что лучше всего было бы вызвать полицию. Я говорил себе, что, если я честно все расскажу, признавшись, что собирался жить здесь с Хелен в течение месяца, и объясню, как я нашел ее тело, не будет никаких причин, чтобы мне не поверили. Наконец, они не смогут уличить меня во лжи. Но если я этого не сделаю и они по какой-то несчастливой случайности на меня выйдут, то наверняка начнут подозревать, что ответственность за ее смерть лежит на мне.
   Эти рассуждения убедили бы меня, если бы не новая работа: я больше всего на свете хотел занять должность в иностранном отделе. И мне было прекрасно известно, что Чалмерс никогда не даст мне эту работу, если узнает правду. Было бы настоящим сумасшествием поставить под сомнение свое будущее, рассказав полиции все как есть: с моей карьерой было бы кончено. Если же я промолчу, да еще при небольшом везении, у меня будут хорошие шансы изо всего этого благополучно выпутаться.
   Я говорил себе, что между нами ничего не было. Я даже ее не любил. Судя по тому, что рассказал Максвелл, она была опытной соблазнительницей. Известно, что она приносила мужчинам неприятности. И надо быть дураком, чтобы в этой ситуации не подумать о себе и не попытаться выйти сухим из воды.
   Придя к такому выводу, я успокоился.
   О'кей, подумалось мне, теперь надо организовать для себя алиби.
   К этому времени я дошел до калитки, за которой дорожка шла через сад к вилле. Здесь я посмотрел на часы. Было полдевятого. Максвелл и Джина думали, что я уже приехал в Венецию. Добраться до нее отсюда вечером не было никакой надежды. Мне оставалось только одно – вернуться в Рим. Если повезет, я мог там оказаться часам к трем. Утром можно было бы прийти в офис и сказать, что мои планы изменились и я решил остаться в Риме, чтобы закончить главу романа, который я писал.
   Это было не очень хорошее алиби, но лучшего я придумать не мог. Полиции не удалось бы доказать, что я не провел весь день у себя. Я пользовался отдельным входом, и никто никогда не видел, что я вхожу или выхожу из дому.
   Если бы я только приехал сюда на своей машине! Я мог бы быстро доехать до Рима. А воспользоваться «линкольном» Хелен было слишком рискованно.
   Служанка, которую Хелен наняла для ухода за виллой, конечно, знала, что Хелен приехала на этой машине. Если она исчезнет, полиция может прийти к выводу, что смерть Хелен была не случайной.
   Мне надо было дойти до Сорренто и там попытаться уехать в Неаполь. Я не имел никакого представления, когда из Сорренто отходит последний поезд на Неаполь, но полагал, что, пока я буду преодолевать пять миль до станции, он, скорее всего, уже отойдет. Я знал, что в одиннадцать пятнадцать из Неаполя отходит поезд в Рим, но надо было еще добраться до Неаполя. Я снова посмотрел на «линкольн» с откидным верхом и подавил искушение им воспользоваться. Что бы я ни делал, не следовало осложнять свое положение еще больше.
   Обойдя машину и направляясь к выходу, я оглянулся и остановился в шоке. Не показалось ли мне, что в гостиной мелькнул луч света?
   Двигаясь быстро и бесшумно, с колотящимся сердцем, я присел за машиной.
   Некоторое время я смотрел на окна гостиной и вскоре снова увидел полосу белого света, тотчас же исчезнувшую.
   Тяжело дыша я ждал, свет снова появился и на этот раз не гас больше. Кто-то с фонариком ходил по гостиной!
   Кто бы это мог быть?
   Это не могла быть служанка. Ей незачем так прятаться в темноте. Она бы просто включила свет.
   Теперь я был действительно напуган. Пригнувшись, я отодвинулся от машины, пересек бетонированную площадку и отошел подальше от виллы, к большому кусту гортензии. Спрятавшись за ним, я стал наблюдать за виллой.
   Луч света двигался по гостиной, как будто пришелец что-то искал.
   Мне хотелось узнать, кто это был. Меня подмывало неожиданно зайти в дом, но я знал, что мне нельзя никому показываться на глаза. Никто не должен был меня здесь видеть. Мне оставалось только безучастно наблюдать за тем, как по гостиной движется луч света, и сожалеть о том, что я ничего не могу сделать.
   Минут через пять или около того луч света погас. Чуть позже я разглядел фигуру высокого мужчины, стоявшего в проеме входной двери. Он на мгновение остановился на верхней ступеньке. Но до него было слишком далеко, и я видел только его силуэт.
   Он осторожно спустился по ступенькам, подошел к машине и сел в нее. Потом включил фары. Теперь я уже был рад, что не вошел в дом. Он выглядел слишком внушительно, чтобы я смог с ним справиться.
   Он выключил фонарик и вышел из машины. Я сидел пригнувшись, ожидая, что он двинется в моем направлении к выходу на дорогу. Вместо этого он тихо и неторопливо пересек лужайку, направляясь к калитке, ведущей в дальний угол сада, и скрылся в темноте.
   Озадаченный и обеспокоенный, я смотрел ему вслед. Внезапно я осознал, что время идет и мне надо возвращаться в Рим. Я покинул свое укрытие и поспешил через ворота к выходу на дорогу.
   По пути в Сорренто я размышлял о пришельце. Был ли он вором? Есть ли какая-нибудь связь между ним и Хелен? Эти вопросы оставались без ответа. Единственным отрадным обстоятельством во всей этой мистической истории было то, что меня никто не заметил.
   Я добрался до Сорренто к десяти минутам одиннадцатого. Я бежал, переходил на шаг и снова бежал и, придя на станцию, совсем выбился из сил. Последний поезд на Неаполь ушел десять минут назад.
   У меня был час и пять минут, чтобы добраться до Неаполя. Я забрал из камеры хранения свой багаж, постаравшись сделать это так, чтобы моего лица не было видно, и вышел в темный привокзальный дворик, на котором скучало одинокое такси. Водитель дремал за рулем и не успел толком проснуться, когда я уже сидел в машине.
   – Плачу двойной тариф и пять тысяч лир сверху, если довезешь меня до вокзала в Неаполе к одиннадцати пятнадцати, – сказал я ему.
   На земле нет более диких, сумасшедших и рисковых водителей, чем в Италии. Когда делаешь одному из них такое предложение, после этого остается только сидеть закрыв глаза и молиться.
   Таксист даже не повернул голову, чтобы взглянуть на меня. Он сразу весь превратился во внимание, нажал на кнопку стартера, толчком включил скорость и рванул с привокзальной площади так, что машина подскочила.
   На протяжении примерно двенадцати миль дорога в Сорренто извивалась как змея. Мой водитель мчался по ней так, будто она была ровной и прямой, как складная линейка. Он не отпускал клаксона, а включенные фары предупреждали о его приближении, но моментами я думал, что пришел мой последний час. Нам необыкновенно повезло, что мы не встретили рейсового автобуса, который ходит каждый час, иначе столкновения было бы не избежать.
   На неапольском шоссе езда была более спокойной, и я немного пришел в себя. Мы подъехали к окраинам Неаполя без пяти одиннадцать. И тут мой водитель продемонстрировал мне, что он абсолютно ни во что не ставит человеческую жизнь и здоровье.
   Он вонзался в поток машин, как нож в масло. Другие водители-итальянцы были запуганы его ошеломляющей бесцеремонностью. Ни один водитель в этой стране не уступит добровольно дорогу другому, но в данном случае, казалось, они были рады это сделать, и весь наш путь до вокзала сопровождался визгом шин, гудением клаксонов и яростными криками.
   К моему удивлению, полиция ничего не предпринимала. Может быть, потому, что такси исчезало раньше, чем полицейский успевал взять в рот свисток.
   Мы прибыли на вокзал в десять минут двенадцатого, и водитель, затормозив на стоянке, повернулся ко мне и усмехнулся.
   Моя шляпа была надвинута на глаза, и в кабине было темно. Поэтому я думал, что он не узнает меня, если увидит еще раз.
   – Ну как, синьор? – спросил он, явно довольный собой.
   – Ужасно, – сказал я, еле дыша, и сунул ему в руку пухлую пачку купюр. – Отлично, и спасибо.
   Я схватил свой чемодан, вылез из машины и бросился в здание вокзала. Там я купил билет и выскочил на перрон, у которого стоял поезд.
   Четыре минуты спустя, сидя один в грязном вагоне третьего класса, я смотрел, как вдали тают огни Неаполя.
   Я ехал в Рим!

2

   Большие голубые глаза Джины расширились до предела, когда я появился в дверном проеме.
   – О, Эд!
   – Привет!
   Я закрыл за собой дверь и сел на край стола. Оказавшись в родных пенатах, я почувствовал облегчение. В уютном, хорошо обставленном офисе я ощущал себя в безопасности.
   Я провел ужасные шесть часов у себя дома и весь вспотел. Оставаться один на один с мыслью о смерти Хелен было тяжело.
   – Какие-нибудь неприятности? – резко спросила Джина.
   Я пожалел, что не мог рассказать ей о случившемся.
   – О нет, ничего особенного, – проговорил я. – Мне негде остановиться в Венеции. Я звонил в туристическое агентство, и они сказали, что у меня нет ни малейшего шанса что-то найти за такой короткий срок, и поэтому я решил не ехать в Венецию. Я подумал, что мог бы поработать над своим романом.
   – Но ведь решено, что вы в отпуске, – промолвила Джина. Беспокойное, вопросительное выражение ее глаз сказало мне, что она не уверена в правдивости моих слов. – Если вы не поехали в Венецию, то куда вы отправитесь?
   – Не дави на меня, – сказал я. Мне было трудно сохранять непринужденный тон, и я понимал, что, возможно, зря показался на глаза Джине так скоро после смерти Хелен. – Я подумал, что мог бы взять машину и отправиться в Монте-Карло. Где-то здесь мой паспорт, правда ведь? Я не нашел его у себя дома.
   В этот момент дверь открылась и вошел Максвелл. Он остановился на пороге и удивленно посмотрел на меня. Выражение его лица было неприязненным.
   – О, привет, – сказал он и, закрыв за собой дверь, зашел в приемную. – У тебя изменились планы или ты решил проверить, как я тут справляюсь с делами?
   У меня совершенно не было настроения с ним шутить.
   – Тебя бы здесь не было, если бы я думал, что ты не справишься, – оборвал я его. – Мне нужен мой паспорт. Я пытался устроиться в Венеции, но все отели переполнены.
   Он немного расслабился, но было видно, что мое присутствие здесь ему не по душе.
   – У тебя было достаточно времени, чтобы все устроить, не так ли? Тебе надо просто быть немного поорганизованнее. Господи, чем ты занимался весь вчерашний день?
   – Работал над романом, – сказал я, закуривая сигарету и улыбаясь.
   Его лицо напряглось.
   – Не говори мне, что ты писал роман.
   – Конечно, писал. Считается, что в каждом журналисте сидит хорошая книга. Я тешу себя надеждой это продемонстрировать. Тебе тоже следует постараться: я не боюсь конкуренции.
   – Мне есть чем заняться в свободное время, – оборвал меня он. – Ну, мне надо работать. Ты нашел свой паспорт?
   – Другими словами, не буду ли я так любезен, чтобы отсюда отвалить? – сказал я с улыбкой.
   – Мне надо продиктовать несколько писем.
   Джина подошла к шкафу и достала мой паспорт.
   – Я буду готов начать работать с вами через пять минут, мисс Валетти, – сказал Максвелл, уходя к себе в кабинет. – До свидания, Эд.
   – До свидания.
   Когда он закрыл за собой дверь, мы с Джиной переглянулись, и я ей подмигнул.
   – Я ухожу. Позвоню тебе, когда найду отель.
   – Хорошо, Эд.
   – Еще пару дней я не уеду. До утра вторника буду у себя дома. Если что-то случится, ты знаешь, где меня искать.
   Она пристально посмотрела на меня:
   – Но вы же в отпуске. Не может случиться ничего, с чем бы не справился Максвелл.
   Я сделал усилие, чтобы улыбнуться.
   – Знаю, но на всякий случай, если я понадоблюсь, я у себя дома. А пока до свидания.
   Я вышел, сопровождаемый ее непонимающим взглядом, и спустился вниз к своей машине.
   Конечно, лучше было не делать этот намек Джине, но я знал, что рано или поздно сюда дойдет новость о смерти Хелен. Полиция, как только узнает, кто она такая, свяжется с офисом, и наверняка расследование начнется с меня.
   Я вернулся к себе домой.
   Настроения работать над романом не было. Гибель Хелен занимала все мои мысли. Чем больше я о ней думал, тем яснее осознавал, как глупо себя вел. Я даже не был в нее влюблен. Ее смерть, если отбросить в сторону то, как она могла повлиять на мою судьбу, очень мало для меня значила. Я также понимал, что мне не следовало оттуда удирать. Мне надо было набраться храбрости, позвонить в полицию и рассказать всю правду. Я знал, что теперь до тех пор, пока следствие не закончится и не будет утверждено решение о несчастном случае, у меня не будет ни одной спокойной минуты.
   Наверняка возникнет вопрос, кто такой Дуглас Шерард. Агент по недвижимости, конечно, сообщит полиции, что Хелен сняла виллу на это имя. Возможно, полиция не станет особенно любопытствовать. Будут ли они удовлетворены таким завершением следствия? Удалось ли мне замести следы, чтобы не оказаться под подозрением, если они начнут искать Шерарда?
   Так, весь потный, я сидел в своей большой гостиной, выходящей окнами на римский форум. Когда около четырех часов зазвонил телефон, у меня едва хватило сил, чтобы встать с кресла и ответить.
   – Алло? – сказал я, чувствуя, что мой голос звучит, как лягушиное кваканье.
   – Это ты, Эд?
   Я узнал голос Максвелла.
   – Конечно, это я. Кто бы это еще, по-твоему, мог быть?
   – Ты не приедешь сюда сейчас же? – Его голос звучал тревожно и возбужденно. – Мой боже! Тут черт-те что свалилось на мою голову. Только что звонили из полиции. Они сказали, что нашли Хелен Чалмерс… и она мертва!
   – Мертва? Что случилось?
   – Слушай, давай сюда! Они приедут с минуты на минуту, и я хочу, чтобы ты был здесь.
   – Сейчас приеду, – сказал я и повесил трубку.
   Вот и все. Началось немного раньше, чем я предполагал. Я пересек комнату, налил себе на два пальца виски и выпил, потом вышел из квартиры и спустился к подземному гаражу. К тому времени, когда я выехал на улицу, виски начало немного действовать. Подъехав к зданию «Вестерн телеграм», я уже совсем избавился от страха.
   Максвелл и Джина были в приемной. Максвелл выглядел неважно. Его лицо было белым, как свежевыпавший снег. Джина тоже казалась обеспокоенной. Когда я вошел, она тревожно на меня посмотрела и отошла в сторонку, но я чувствовал, что она продолжает наблюдать за мной.
   – Как я рад тебя видеть! – воскликнул Максвелл. Его враждебность и гонор как рукой сняло. – Что скажет старик, когда обо всем этом услышит? Кто ему сообщит?
   – Успокойся, – оборвал я его. – Что случилось? Ну? Давай говори!
   – Они не сообщили никаких подробностей. Сказали только, что нашли ее мертвой. Она упала со скалы в Сорренто.
   – Упала со скалы? – Я решительно взялся за дело. – Что она делала в Сорренто?
   – Не знаю. – Максвелл нервно закурил сигарету. – Как мне повезло, что это случилось как раз тогда, когда я сюда приехал! Слушай, Эд, ты должен сообщить это Чалмерсу. Он будет вне себя.
   – Не бери в голову. Я ему сообщу. Что я хочу понять, так это почему она оказалась в Сорренто.
   – Может, полиция знает. Боже мой! И это случилось со мной! – Он ударил кулаком в ладонь другой руки. – Ты должен справиться с этим, Эд. Ты знаешь Чалмерса. Он захочет все узнать. Он обязательно захочет все узнать. Он станет ждать…
   – О, успокойся, – сказал я. – Не заводись. Это не наша вина.
   – Хорошо тебе так говорить. Ты-то его любимчик. А что касается меня, то ему ничего не стоит…
   В этот момент открылась дверь и вошел лейтенант Итола Карлотти из римского отдела по расследованию убийств.
   Карлотти был невысоким смуглым человеком с загорелым лицом и пронзительным взглядом светло-голубых глаз. Ему было сорок пять, но выглядел он на тридцать. Я знал его как добросовестного полицейского, не особенно рьяно относящегося к своим обязанностям. Результатов он добивался путем тщательной, кропотливой работы.
   – Я думал, вы в отпуске, – сказал он, пожимая мне руку.
   – Я уже почти уехал, когда это стряслось, – ответил я. – Вы знакомы с синьориной Валетти? Это синьор Максвелл. Он будет вместо меня во время моего отпуска.
   Карлотти пожал руку Максвеллу и кивнул Джине.
   – Присаживайтесь, – сказал я, сам устраиваясь на столе Джины и махнув рукой в кресло. – Вы уверены, что это Хелен Чалмерс?
   – Не думаю, что могут быть хоть какие-то сомнения, – ответил он, встав прямо передо мной и не делая попытки сесть на кресло, которое я ему показал. – Три часа назад я получил сообщение из неапольского управления, что на камнях под скалой найдено тело молодой женщины. Можно предположить, что она сорвалась с тропинки наверху скалы. Полчаса назад мне сообщили, что, как выяснилось, это синьорина Хелен Чалмерс. Очевидно, она снимала виллу неподалеку от того места, где это случилось. Я хочу, чтобы кто-то из вас поехал со мной в Сорренто на опознание тела.
   Этого я не ожидал. Мысль о том, что надо будет отправляться в морг, вызвала у меня тошноту.
   – Ты же встречался с ней, Эд, – торопливо произнес Максвелл. – Надо тебе ехать. Я видел только ее фотографии.
   – Я отправляюсь туда прямо сейчас, – проговорил Карпотти, глядя на меня. – Вы можете поехать со мной.
   – Еду с вами, – ответил я и соскользнул со стола. Повернувшись к Максвеллу, я сказал: – Ничего никому не сообщай, пока я не позвоню. Может, это не она. Как только все выяснится, я позвоню.
   – А как насчет Чалмерса?
   – Я этим займусь, – сказал я и, повернувшись к Карлотти, продолжил: – О'кей, поехали.
   Я похлопал Джину по плечу и вслед за Карлотти вышел из офиса. По пути на аэродром мы молчали.
   – Нет никаких соображений по поводу случившегося? – спросил я наконец.
   Карлотти флегматично посмотрел на меня:
   – Я же говорю, она упала со скалы.
   – Я помню, что вы это сказали, но нет ли чего-то еще?
   Он пожал плечами так, как это умеют делать только итальянцы.
   – Не знаю. Она сняла виллу на имя миссис Дуглас Шерард. Она ведь не была замужем, не так ли?
   – Насколько я знаю, нет.
   Он закурил одну из своих ужасных итальянских сигарет и выпустил дым в окно.
   – Тут есть некоторые сложности, – произнес он, немного помолчав. – Синьор Чалмерс – большой человек. А я не хочу неприятностей.
   – Как и я. Он не просто большой человек, он еще и мой босс. – Я устроился поудобнее на сиденье. – Кроме того, что она назвалась миссис Дуглас Шерард, есть еще какие-нибудь проблемы?
   – Вы что-нибудь о ней знаете? – Его взгляд остановился на моем лице. – Похоже, у нее был любовник.
   Я вопросительно посмотрел на него.
   – Чалмерса это наверняка заинтересует. Вам нужно быть повнимательнее с тем, что вы станете рассказывать газетчикам, лейтенант.
   – Понимаю, – кивнул он. – Судя по тому, что я слышал, вилла была снята совместно мистером и миссис Дуглас Шерард. Вы не думаете, что Хелен Чалмерс состояла с кем-нибудь в тайном браке?
   – Это маловероятно.
   – По-моему, тоже. Думаю, у них должен был быть такой неформальный медовый месяц в Сорренто. – Он снова выразительно пожал плечами. – Бывает и так. Вам ничего не известно о Дугласе Шерарде?
   – Нет.
   – Гранди, который занимается этим делом, кажется, удовлетворен версией о случайном падении. Он попросил меня все проверить только потому, что синьор Чалмерс – такой большой человек. К сожалению, здесь замешан любовник.
   – Может, нет необходимости о нем упоминать? – заметил я, смотря в окно машины.
   – Возможно. Вы не знаете, кто бы это мог быть?
   – Мне о ней практически ничего не известно. – Я почувствовал, что мои ладони вспотели. – Не надо спешить с выводами. Пока мы не увидим ее тело, мы не можем определенно утверждать, что это она.
   – Боюсь, это точно она. На всех вещах стоит ее имя. На вилле найдены и письма. По описанию тоже все сходится. Думаю, это она.
   Когда мы летели в Неаполь, он вдруг сказал:
   – Вам надо будет все объяснить синьору Чалмерсу. То, что она снимала виллу под чужим именем, выходит за рамки расследования. Мы с этим ничего сделать не можем.
   Было заметно, что его беспокоит, как все это воспримет Чалмерс.
   – О, конечно, – сказал я. – Это не ваше и не мое дело.
   Он искоса на меня посмотрел.
   – Синьор Чалмерс пользуется большим влиянием.
   – Конечно, но ему следовало употребить его в отношении своей дочери прежде, чем с ней все это случилось.
   Он закурил еще одну свою ужасную сигарету, уселся поглубже на сиденье и ушел в себя. Я погрузился в свои собственные размышления.
   Было удивительно, что он ничего больше не сказал о Дугласе Шерарде. Это меня немного встревожило. Я знал Карлотти. Он медленно движется, но очень упорен в достижении цели.
   Мы прилетели в Неаполь около полудня. Нас встречала полицейская машина. Рядом с ней стояли, дожидаясь нас, несколько полицейских и лейтенант Гранди. Это был невысокий, полноватый мужчина с крупным носом и серьезными темными глазами. Кажется, ему не очень понравилось, что я оказался в их компании. Он сделал так, чтобы Карлотти обосновался на заднем сиденье, и усадил меня вперед, рядом с водителем, а сам сел рядом с Карлотти.
   Пока мы ехали в Сорренто, мне была слышна лишь быстрая итальянская речь, перемежаемая шепотом. Я старался разобрать, о чем они говорили, но шум ветра и рев двигателя делали это невозможным. Оставив попытки что-то услышать, я закурил сигарету и стал смотреть через ветровое стекло на дорогу.
   Мы приехали в Сорренто. Водитель-полицейский обогнул здания станции и вскоре остановил машину у небольшого кирпичного домика, служившего городским моргом.
   Мы вышли из машины.
   – Это неприятно, но необходимо, – сказал мне Карлотти. – Ее надо опознать.
   – Все в порядке, – ответил я.
   Но все было совсем не в порядке. Я знал, что выгляжу ужасно. Но это меня не беспокоило. В подобной ситуации любой выглядел бы так же.
   Я прошел за ними в домик и потом по короткому коридору в небольшую пустую комнату.
   В середине ее стоял стол, на котором под простыней лежало тело.
   Мы подошли к столу. Мое сердце бешено колотилось, меня подташнивало, и я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание.
   Карлотти шагнул вперед и откинул простыню.

3

   Конечно, это была Хелен, и, конечно, она была мертва.
   Хотя какая-то умелая рука над ней поработала и, насколько возможно, привела ее в порядок, на лице ее все еще были видны следы этого ужасного падения.
   Стоять и смотреть на ее мертвое искалеченное лицо было невыносимо. Я отвернулся. Карлотти накинул обратно простыню, а Гранди, стоявший за моей спиной, положил свою руку на мою.
   Я мельком на него взглянул и вышел в коридор. Дуновение свежего воздуха через открытую дверь мне немного помогло, и я пришел в себя.
   Детективы вышли молча, и мы втроем медленно направились к машине.
   – Да, это она, – сказал я, когда мы подошли к машине. – Нет никакого сомнения, что это она.