Страница:
Джеймс Хедли Чейз
Ты найдешь – я расправлюсь
James Hadley Chase
You find him – i'll fix him
Copyright © by Hervey Raymond, 1956 – You Find Him – I'll Fix Him
© Перевод ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014
© Издание на русском языке ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014
© Художественное оформление ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2014
Глава 1
1
Жарким июльским днем я дремал у себя в кабинете. Заняться было нечем, и никто меня не беспокоил. Внезапно зазвонил телефон, и я поднял трубку.
– Да, Джина?
– Звонит мистер Шервин Чалмерс, – прерывающимся от волнения голосом произнесла Джина.
У меня тоже перехватило дыхание.
– Чалмерс? Господи! Он что, здесь, в Риме?
– Он звонит из Нью-Йорка.
– О'кей, соедини его со мной.
Я в течение четырех лет заведовал корпунктом «Нью-Йорк вестерн телеграм» в Риме, и впервые мне звонил Чалмерс, владелец газеты. Он был мультимиллионером, газетным магнатом и большим докой в наших делах. Звонок Шервина Чалмерса означал для меня примерно то же, что и приглашение от президента на чай в Белом доме.
В трубке послышались обычные щелчки, и затем строгий женский голос произнес:
– Это мистер Доусон?
– Да.
– Вы можете сейчас поговорить с мистером Чалмерсом?
Я ответил, что могу, и подумал: интересно, как бы она отреагировала на мой отказ?
Послышались еще щелчки, и потом голос, звучавший как удары молота по наковальне, пророкотал:
– Доусон?
– Да, мистер Чалмерс?
Последовала пауза. Я сидел, ожидая взбучки.
– Слушай, Доусон, – сказал Чалмерс, – завтра в Рим в одиннадцать пятьдесят прилетает моя дочь. Я хочу, чтобы ты ее встретил и отвез в отель «Эксельсиор». Моя секретарша забронировала для нее номер. Встретишь?
Мне было известно, что он женат четвертым браком, но известие о дочери стало для меня новостью.
– Она собирается учиться в университете, – продолжал он, выдавливая из себя слова так, как будто весь этот разговор ему предельно надоел. – Я ей сказал, чтобы, если у нее будут какие-нибудь проблемы, она звонила тебе. Только не давай ей денег. Она будет получать от меня шестьдесят долларов в неделю, и этого для молодой девушки вполне достаточно. Но ты можешь понадобиться, если она заболеет или еще что-нибудь случится.
– Так у нее здесь совсем никого нет? – поинтересовался я. Свои способности быть нянькой я оценивал не слишком высоко.
– Она найдет с кем пообщаться, – ответил Чалмерс. В его голосе слышалось нетерпение.
– О'кей, мистер Чалмерс. Я ее встречу, и, если ей что-нибудь понадобится, я этим займусь.
– Это мне и нужно. – Снова последовала продолжительная пауза, и мне стало слышно его тяжелое дыхание. Перед моим мысленным взором предстал невысокий, полный человек с подбородком, как у Муссолини, глазами, как острие стилета, и ртом, как медвежий капкан.
– Хаммерсток говорил со мной о тебе на прошлой неделе, – отрывисто сказал Чалмерс. – Он подумывает, не вернуть ли тебя обратно.
Я сделал глубокий вдох. Эту новость мне очень хотелось услышать уже десять месяцев.
– О, это было бы очень здорово.
– Я подумаю.
На этом он прервал разговор. Я повесил трубку, немного отодвинул свое кресло, чтобы мне было легче дышать, и стал смотреть на противоположную стену, размышляя над тем, как хорошо было бы вернуться домой после четырех лет работы в Италии. Нельзя сказать, что мне не нравился Рим, но пока я был здесь, мне не светили ни прибавка жалованья, ни повышение в должности.
Встав со своего кресла, я направился к Джине в приемную.
Джина Валетти, симпатичная жизнерадостная брюнетка двадцати трех лет, с самого начала моего пребывания в Риме была моей секретаршей и доверенным лицом. Женщины с такими линиями тела и таким взглядом, да еще умеющие элегантно одеваться, всегда сильно на меня действовали.
Она оторвала руки от пишущей машинки и вопросительно на меня посмотрела.
Я рассказал ей о дочери Чалмерса.
– Все это ужасно, не правда ли? – спросил я, присаживаясь на краешек ее стола. – Какой-то напыщенной толстушке студентке нужны мои советы и забота – и все это во имя «Вестерн телеграм».
– Она может оказаться очень симпатичной, – холодно заметила Джина. – Если вы влюбитесь и женитесь на ней, то наверняка будете счастливы.
– У тебя только свадьбы на уме, – сказал я. – Все вы, итальянки, одинаковые. Ты не видела Чалмерса – а я видел. Она никак не может быть симпатичной, если он ее отец. Кроме того, вряд ли он захочет сделать меня своим зятем.
Она смерила меня долгим, внимательным взглядом.
– Подождем, пока вы ее увидите.
Оказалось, что Джина не права, но и я был не прав. Хелен Чалмерс не отличалась особой красотой, но не была и напыщенной толстушкой. Она носила очки в роговой оправе и была скучна так, как может быть скучна только с головой ушедшая в учебу примерная студентка колледжа.
Я встретил ее в аэропорту и повез в отель «Эксельсиор». Мы обменялись обычными при таких встречах любезностями, и на подъезде к отелю я уже только и думал, как бы поскорее от нее отделаться. Я сказал ей, чтобы она звонила мне в офис, если ей что-нибудь понадобится, дал свой номер телефона и откланялся. Не приходилось сомневаться, что она мне не позвонит. Судя по всему, она, при ее деловитости, сможет справиться с любой неожиданно возникшей проблемой без моей помощи или совета.
Джина послала в отель цветы от моего имени. Она также телеграфировала Чалмерсу, что его дочка долетела благополучно. Через некоторое время я стал забывать о мисс Чалмерс.
Дней через десять Джина высказала предположение, что мне следует ей позвонить и узнать, как у нее дела. Я так и сделал, но в отеле мне ответили, что она оттуда шесть дней назад уехала, а нового ее адреса они не знают.
Джина сказала, что мне надо узнать ее адрес на случай, если он понадобится мистеру Чалмерсу.
– О'кей, – парировал я, – так и найди его сама. Я занят.
Джина навела справки в полицейском управлении. Ей сказали, что мисс Чалмерс сняла трехкомнатную меблированную квартиру на виа Каву. Джина узнала ее телефонный номер, и я по нему позвонил.
Судя по ее голосу, она была весьма удивлена, и мне пришлось дважды повторить свое имя. Кажется, она так же быстро забыла меня, как и я ее, и это почему-то вызвало у меня раздражение. Хелен поблагодарила меня за звонок и сказала, что у нее все в порядке. Она беседовала со мной тем вежливым голосом, которым дочки богатых родителей говорят с наемными работниками их отцов, и это привело меня в ярость.
Я стал сворачивать разговор, напомнив в конце еще раз, чтобы она звонила, если ей что-нибудь понадобится, и повесил трубку.
Джина, которая была свидетельницей этого разговора, тактично заметила:
– В конце концов, она дочка миллионера.
– Да, знаю, – сказал я. – С этого дня пусть сама собой занимается.
В течение следующих четырех недель я о ней ничего не слышал. У меня было много дел, так как я скоро уходил в отпуск и должен был все подготовить для Джека Максвелла, который собирался меня заменить.
Я хотел провести неделю в Венеции, а потом поехать на три недели на юг, в Ишию. Это был мой первый большой отпуск за четыре года, и я его очень ждал. Мне хотелось отправиться в путешествие одному. Я любил уединение, и мне нравилось пользоваться полной свободой передвижения.
Через месяц после телефонного разговора с Хелен мне позвонил Джузеппе Френзи, мой старый приятель, работавший в «Л'Италиа дель Пололо». Он предложил мне пойти вместе с ним на вечеринку к кинопродюсеру Гвидо Лучано, организованную в честь одной кинозвезды, пользовавшейся большим успехом на Венецианском кинофестивале.
Мне нравились итальянские вечеринки. На них царила веселая и непринужденная атмосфера, а угощенье всегда было великолепным. Я сказал Джузеппе, что заеду за ним около восьми часов.
Лучано жил в большой квартире около порта Пинчиана. Когда мы подъехали, у дома уже теснились «кадиллаки», «роллс-ройсы» и «бугатти», и мой «бьюик» 1954 года выпуска вздрогнул от смущения, когда я его припарковал в конце этой череды автомобилей.
Вечеринка вышла замечательная. Большинство гостей я знал лично. Половина из них были американцы, а Лучано, чтобы им угодить, выставил большое количество спиртного. Около десяти часов вечера, порядочно нагрузившись виски, я вышел во дворик, чтобы полюбоваться луной и немного освежиться.
Недалеко от меня стояла женщина в белом вечернем платье. В лунном свете ее обнаженные спина и плечи выглядели как драгоценный фарфор. Она оперлась руками на балюстраду и любовалась луной, откинув назад голову.
– Как красиво, особенно после этих джунглей внутри, – промолвил я.
– Да.
Она не обернулась, и я украдкой взглянул на нее.
У женщины было маленькое симпатичное личико. Ее глаза сверкали в лунном свете.
– Мне казалось, что я всех знаю в Риме, – сказал я. – Но почему я не знаю вас?
Она повернула голову, посмотрела на меня и улыбнулась.
– Вы должны были меня узнать, мистер Доусон, – заметила она. – Неужели я так изменилась?
Я присмотрелся к ней повнимательнее и почувствовал, как у меня вдруг учащенно забилось сердце, а в груди что-то сжалось.
– Не могу вас узнать, – сказал я, думая про себя, что это самая симпатичная женщина из когда-либо виденных мною в Риме и что она необыкновенно молода и привлекательна.
Она рассмеялась:
– Вы уверены? Я – Хелен Чалмерс.
– Да, Джина?
– Звонит мистер Шервин Чалмерс, – прерывающимся от волнения голосом произнесла Джина.
У меня тоже перехватило дыхание.
– Чалмерс? Господи! Он что, здесь, в Риме?
– Он звонит из Нью-Йорка.
– О'кей, соедини его со мной.
Я в течение четырех лет заведовал корпунктом «Нью-Йорк вестерн телеграм» в Риме, и впервые мне звонил Чалмерс, владелец газеты. Он был мультимиллионером, газетным магнатом и большим докой в наших делах. Звонок Шервина Чалмерса означал для меня примерно то же, что и приглашение от президента на чай в Белом доме.
В трубке послышались обычные щелчки, и затем строгий женский голос произнес:
– Это мистер Доусон?
– Да.
– Вы можете сейчас поговорить с мистером Чалмерсом?
Я ответил, что могу, и подумал: интересно, как бы она отреагировала на мой отказ?
Послышались еще щелчки, и потом голос, звучавший как удары молота по наковальне, пророкотал:
– Доусон?
– Да, мистер Чалмерс?
Последовала пауза. Я сидел, ожидая взбучки.
– Слушай, Доусон, – сказал Чалмерс, – завтра в Рим в одиннадцать пятьдесят прилетает моя дочь. Я хочу, чтобы ты ее встретил и отвез в отель «Эксельсиор». Моя секретарша забронировала для нее номер. Встретишь?
Мне было известно, что он женат четвертым браком, но известие о дочери стало для меня новостью.
– Она собирается учиться в университете, – продолжал он, выдавливая из себя слова так, как будто весь этот разговор ему предельно надоел. – Я ей сказал, чтобы, если у нее будут какие-нибудь проблемы, она звонила тебе. Только не давай ей денег. Она будет получать от меня шестьдесят долларов в неделю, и этого для молодой девушки вполне достаточно. Но ты можешь понадобиться, если она заболеет или еще что-нибудь случится.
– Так у нее здесь совсем никого нет? – поинтересовался я. Свои способности быть нянькой я оценивал не слишком высоко.
– Она найдет с кем пообщаться, – ответил Чалмерс. В его голосе слышалось нетерпение.
– О'кей, мистер Чалмерс. Я ее встречу, и, если ей что-нибудь понадобится, я этим займусь.
– Это мне и нужно. – Снова последовала продолжительная пауза, и мне стало слышно его тяжелое дыхание. Перед моим мысленным взором предстал невысокий, полный человек с подбородком, как у Муссолини, глазами, как острие стилета, и ртом, как медвежий капкан.
– Хаммерсток говорил со мной о тебе на прошлой неделе, – отрывисто сказал Чалмерс. – Он подумывает, не вернуть ли тебя обратно.
Я сделал глубокий вдох. Эту новость мне очень хотелось услышать уже десять месяцев.
– О, это было бы очень здорово.
– Я подумаю.
На этом он прервал разговор. Я повесил трубку, немного отодвинул свое кресло, чтобы мне было легче дышать, и стал смотреть на противоположную стену, размышляя над тем, как хорошо было бы вернуться домой после четырех лет работы в Италии. Нельзя сказать, что мне не нравился Рим, но пока я был здесь, мне не светили ни прибавка жалованья, ни повышение в должности.
Встав со своего кресла, я направился к Джине в приемную.
Джина Валетти, симпатичная жизнерадостная брюнетка двадцати трех лет, с самого начала моего пребывания в Риме была моей секретаршей и доверенным лицом. Женщины с такими линиями тела и таким взглядом, да еще умеющие элегантно одеваться, всегда сильно на меня действовали.
Она оторвала руки от пишущей машинки и вопросительно на меня посмотрела.
Я рассказал ей о дочери Чалмерса.
– Все это ужасно, не правда ли? – спросил я, присаживаясь на краешек ее стола. – Какой-то напыщенной толстушке студентке нужны мои советы и забота – и все это во имя «Вестерн телеграм».
– Она может оказаться очень симпатичной, – холодно заметила Джина. – Если вы влюбитесь и женитесь на ней, то наверняка будете счастливы.
– У тебя только свадьбы на уме, – сказал я. – Все вы, итальянки, одинаковые. Ты не видела Чалмерса – а я видел. Она никак не может быть симпатичной, если он ее отец. Кроме того, вряд ли он захочет сделать меня своим зятем.
Она смерила меня долгим, внимательным взглядом.
– Подождем, пока вы ее увидите.
Оказалось, что Джина не права, но и я был не прав. Хелен Чалмерс не отличалась особой красотой, но не была и напыщенной толстушкой. Она носила очки в роговой оправе и была скучна так, как может быть скучна только с головой ушедшая в учебу примерная студентка колледжа.
Я встретил ее в аэропорту и повез в отель «Эксельсиор». Мы обменялись обычными при таких встречах любезностями, и на подъезде к отелю я уже только и думал, как бы поскорее от нее отделаться. Я сказал ей, чтобы она звонила мне в офис, если ей что-нибудь понадобится, дал свой номер телефона и откланялся. Не приходилось сомневаться, что она мне не позвонит. Судя по всему, она, при ее деловитости, сможет справиться с любой неожиданно возникшей проблемой без моей помощи или совета.
Джина послала в отель цветы от моего имени. Она также телеграфировала Чалмерсу, что его дочка долетела благополучно. Через некоторое время я стал забывать о мисс Чалмерс.
Дней через десять Джина высказала предположение, что мне следует ей позвонить и узнать, как у нее дела. Я так и сделал, но в отеле мне ответили, что она оттуда шесть дней назад уехала, а нового ее адреса они не знают.
Джина сказала, что мне надо узнать ее адрес на случай, если он понадобится мистеру Чалмерсу.
– О'кей, – парировал я, – так и найди его сама. Я занят.
Джина навела справки в полицейском управлении. Ей сказали, что мисс Чалмерс сняла трехкомнатную меблированную квартиру на виа Каву. Джина узнала ее телефонный номер, и я по нему позвонил.
Судя по ее голосу, она была весьма удивлена, и мне пришлось дважды повторить свое имя. Кажется, она так же быстро забыла меня, как и я ее, и это почему-то вызвало у меня раздражение. Хелен поблагодарила меня за звонок и сказала, что у нее все в порядке. Она беседовала со мной тем вежливым голосом, которым дочки богатых родителей говорят с наемными работниками их отцов, и это привело меня в ярость.
Я стал сворачивать разговор, напомнив в конце еще раз, чтобы она звонила, если ей что-нибудь понадобится, и повесил трубку.
Джина, которая была свидетельницей этого разговора, тактично заметила:
– В конце концов, она дочка миллионера.
– Да, знаю, – сказал я. – С этого дня пусть сама собой занимается.
В течение следующих четырех недель я о ней ничего не слышал. У меня было много дел, так как я скоро уходил в отпуск и должен был все подготовить для Джека Максвелла, который собирался меня заменить.
Я хотел провести неделю в Венеции, а потом поехать на три недели на юг, в Ишию. Это был мой первый большой отпуск за четыре года, и я его очень ждал. Мне хотелось отправиться в путешествие одному. Я любил уединение, и мне нравилось пользоваться полной свободой передвижения.
Через месяц после телефонного разговора с Хелен мне позвонил Джузеппе Френзи, мой старый приятель, работавший в «Л'Италиа дель Пололо». Он предложил мне пойти вместе с ним на вечеринку к кинопродюсеру Гвидо Лучано, организованную в честь одной кинозвезды, пользовавшейся большим успехом на Венецианском кинофестивале.
Мне нравились итальянские вечеринки. На них царила веселая и непринужденная атмосфера, а угощенье всегда было великолепным. Я сказал Джузеппе, что заеду за ним около восьми часов.
Лучано жил в большой квартире около порта Пинчиана. Когда мы подъехали, у дома уже теснились «кадиллаки», «роллс-ройсы» и «бугатти», и мой «бьюик» 1954 года выпуска вздрогнул от смущения, когда я его припарковал в конце этой череды автомобилей.
Вечеринка вышла замечательная. Большинство гостей я знал лично. Половина из них были американцы, а Лучано, чтобы им угодить, выставил большое количество спиртного. Около десяти часов вечера, порядочно нагрузившись виски, я вышел во дворик, чтобы полюбоваться луной и немного освежиться.
Недалеко от меня стояла женщина в белом вечернем платье. В лунном свете ее обнаженные спина и плечи выглядели как драгоценный фарфор. Она оперлась руками на балюстраду и любовалась луной, откинув назад голову.
– Как красиво, особенно после этих джунглей внутри, – промолвил я.
– Да.
Она не обернулась, и я украдкой взглянул на нее.
У женщины было маленькое симпатичное личико. Ее глаза сверкали в лунном свете.
– Мне казалось, что я всех знаю в Риме, – сказал я. – Но почему я не знаю вас?
Она повернула голову, посмотрела на меня и улыбнулась.
– Вы должны были меня узнать, мистер Доусон, – заметила она. – Неужели я так изменилась?
Я присмотрелся к ней повнимательнее и почувствовал, как у меня вдруг учащенно забилось сердце, а в груди что-то сжалось.
– Не могу вас узнать, – сказал я, думая про себя, что это самая симпатичная женщина из когда-либо виденных мною в Риме и что она необыкновенно молода и привлекательна.
Она рассмеялась:
– Вы уверены? Я – Хелен Чалмерс.
2
Моей первой реакцией, когда я это услышал, было желание сказать ей, как она изменилась и как меня поразила ее красота, но, заглянув в ее светящиеся глаза, я решил повести себя по-другому.
Мы простояли во дворике около получаса. Эта неожиданная встреча вывела меня из равновесия. Я прекрасно понимал, что Хелен – дочка моего босса. Она держалась осторожно, но была явно не глупа. Мы вели ничего не значащие разговоры. Обменялись мнениями по поводу вечеринки и гостей, решили, что оркестр неважный и что ночь великолепна.
Меня тянуло к ней, как тянет к магниту железный гвоздь. Я никак не мог представить, что это очаровательное существо было той же женщиной, которую я встречал в аэропорту.
Неожиданно для нашего натянутого диалога она спросила:
– У вас здесь есть машина?
– Ну конечно. Стоит на дороге у дома.
– Вы не отвезете меня домой?
– Что – прямо сейчас? – Я был несколько разочарован. – Вечеринка только набирает обороты. Вы не хотели бы потанцевать?
Она посмотрела на меня. В ее голубых глазах было странное вопросительное выражение.
– Извините. Я вовсе не хотела забирать вас отсюда. Не беспокойтесь – я возьму такси.
– Если вы действительно хотите уехать, я буду счастлив отвезти вас домой. Я думал, что вам самой здесь нравится.
Она пожала плечами и улыбнулась.
– Где ваша машина?
– В самом конце – черный «бьюик».
– Тогда встретимся у него.
Я дал ей возможность уйти одной, а сам закурил сигарету. Какая неожиданная конспирация! Я заметил, что мои руки слегка дрожат. Подождав пару минут, я прошел в полную народу гостиную, поискал глазами Лучано, но не нашел его и решил, что сумею поблагодарить его завтра утром.
Когда я вышел из дома, она уже сидела в «бьюике». Мы выехали на виа Витторио Венето. Дорога была почти пуста, и мне хватило десяти минут, чтобы доехать до дома Хелен. В пути ни я, ни она ничего не говорили.
– Пожалуйста, остановите здесь, – попросила она.
Я подрулил к тротуару, остановил машину и вышел. Обойдя «бьюик», я открыл для Хелен дверь. Она вышла и оглядела пустынную улицу.
– Вы подниметесь? Думаю, нам найдется о чем поговорить, – сказала она.
Я снова вспомнил, что она дочка моего босса.
– Я бы мог подняться, но, наверное, лучше не надо, – сказал я. – Уже поздновато. Не хочу никого беспокоить.
– Вы никого не побеспокоите.
Я выключил фары и пошел за ней.
Необходимо все детально объяснить, потому что я не хочу, чтобы возникло ложное впечатление о моей первой встрече с Хелен. В это трудно поверить, но если бы я знал, что у нее в доме никого нет – ни подружки, ни слуги, – меня бы на аркане было не затащить внутрь. Но мне казалось, что там есть хотя бы слуга.
Мое будущее и все мое благосостояние были в руках Чалмерса. Одно его слово – и я вылечу из газеты как пробка. Забавляться с его дочерью было так же опасно, как играть с гремучей змеей.
Размышляя над этим, я понял, что и Хелен все предусмотрела. Она все устроила так, чтобы нас не видели вместе в доме Лучано, и сознательно предложила мне остановить машину в двухстах ярдах от входа в ее дом. Если кто-нибудь из моих лучших друзей и увидит здесь машину, это не наведет его ни на какие ненужные мысли о нас двоих.
Мы поднялись на лифте, не встретив никого в вестибюле. В квартиру мы тоже вошли так, что нас никто не видел.
Когда она закрыла входную дверь и ввела меня в большую гостиную с затененными лампами, у меня вдруг возникло ощущение, что мы в квартире одни.
Она бросила накидку на кресло и подошла к искусно отделанному коктейль-бару.
– Как насчет рюмки хлебной водки или джина? – поинтересовалась она.
– Мы что, здесь одни, да? – спросил я.
Она повернулась и посмотрела на меня. В полумраке она выглядела ошеломляюще.
– Ну да – а что в этом криминального?
Я почувствовал, как мои ладони вспотели.
– Я не могу здесь оставаться. Вы знаете почему.
Она продолжала смотреть на меня, подняв брови.
– Вы так боитесь моего отца?
– Дело не в том, что я боюсь вашего отца. – У меня вызвало досаду то, что она так точно попала в цель. – Я не могу оставаться здесь наедине с вами, и вы должны это знать.
– О, не будьте таким глупым, – нетерпеливо сказала она. – Если мужчина и женщина остаются наедине в квартире, разве они обязательно должны плохо себя вести?
– Дело не в этом, а в том, что подумают другие.
– Какие другие?
Здесь она меня поймала. Я знал, что никто не видел нас входящими в квартиру.
– Кто-то мог видеть, как я уходил. Кроме того, все дело в том…
Внезапно она рассмеялась.
– О, ради всего святого! Перестаньте вести себя как викторианская недотрога.
Мне надо было надеть шляпу и выйти. Если бы я так сделал, то, безусловно, избежал бы многих неприятностей. Но мне иногда свойственны опрометчивость и безответственность, и именно они руководили мною в те минуты.
Итак, я сел, взял рюмку крепкой ржаной водки и положил туда лед, который мне дала Хелен.
Я работал в Риме уже четыре года и отнюдь не вел монашеской жизни. Итальянки – очень привлекательные женщины. Я провел с ними немало приятных минут, но, сидя здесь и смотря на Хелен в ее белом платье, понимал, что меня могут ждать лучшие из лучших минут; это было нечто особенное, от чего у меня перехватывало дыхание.
Она подошла к камину и прислонилась к стене рядом с ним, с полуулыбкой смотря на меня.
– Ну, а как дела в университете? – спросил я, не желая добровольно лезть в петлю.
– О, он был только уловкой, – беззаботно ответила Хелен. – Я должна была что-то выдумать для отца, иначе он не пустил бы меня сюда одну.
– Вы хотите сказать, что не ходите в университет?
– Конечно, не хожу.
– А он об этом не узнает?
– А почему он должен узнать? Он слишком занят своими делами, чтобы беспокоиться обо мне, – ответила Хелен, и я почувствовал горечь в ее голосе. – Он интересуется только самим собой и своими женщинами. Он решил отправить меня сюда, так как Рим находится за много миль от Нью-Йорка и я, находясь здесь, уже не смогу вдруг войти в его комнату, где отец может в этот момент пытаться убедить очередную юную красотку, что он намного моложе, чем выглядит.
– Так, значит, очки в роговой оправе, туфли на плоском каблуке и собранные в узел волосы были уловкой, не так ли? – спросил я.
– Ну конечно. Дома я всегда так одеваюсь. Это убеждает моего отца, что я примерная студентка.
– Вы все очень хорошо рассчитали, не так ли?
– А почему бы и нет? – Она отошла от камина и села в роскошное кресло. – Моя мать умерла, когда мне было десять лет. После этого у моего отца было три жены. Первые две были всего на два года старше меня, а третья – моложе. Я была им нужна, как больная полиомиелитом. Мне нравится самой решать свою судьбу – и я люблю пошутить.
«Судя по всему, она действительно любит пошутить, возможно даже слишком», – подумал я.
– Вы совсем как ребенок, но вообще так жить нельзя, – заметил я.
Она рассмеялась:
– Мне двадцать четыре года, я совсем не ребенок, и мне хочется жить именно так.
– Почему вы все это мне рассказываете? Что мне стоит отправить вашему отцу телеграмму?
Она покачала головой:
– Вы не сделаете этого. Я поговорила о вас с Джузеппе Френзи. Я бы не привела вас сюда, не будь я в вас уверена.
– А почему вы привели меня сюда?
Она посмотрела на меня, и от ее взгляда у меня внезапно перехватило дыхание. Выражение ее глаз не давало усомниться в том, что она делает мне приглашение перейти к активным действиям.
– Вы мне понравились, – сказала она. – От итальянских мужчин можно и устать. Они так горячи и так прямолинейны! Я попросила Джузеппе, чтобы он пригласил вас на вечеринку, и вот мы здесь.
Не подумайте, что я не почувствовал искушения. Я понимал, что все, что мне надо сделать, – это встать и заключить ее в объятия. Но это было слишком вульгарно, слишком просто. К тому же вставал вопрос о моей работе. Он интересовал меня больше, чем роман с Хелен.
Я поднялся на ноги:
– Понимаю. Что ж, становится поздно. Я должен, перед тем как ложиться спать, кое-что сделать. Мне надо идти.
Она посмотрела на меня, а ее губы сжались.
– Но вы не можете уйти сейчас. Вы только что пришли.
– Сожалею. Мне надо идти.
– Вы хотите сказать, что не желаете оставаться?
– Дело не в том, что я хочу, а в том, что собираюсь сделать.
Она подняла руки и пробежалась пальцами по волосам. Возможно, это самый провокационный жест, на который способна женщина. Я был почти побежден, но все-таки не совсем.
– Я хочу, чтобы вы остались.
Я отрицательно покачал головой:
– Мне действительно надо идти.
Несколько мгновений она внимательно смотрела на меня ничего не выражающим взглядом. Затем пожала плечами, опустила руки и встала.
– Что ж, если вам так хочется. – Она подошла к двери, открыла ее и вышла в переднюю.
Я не хотел уходить. Мне пришлось сделать усилие, чтобы выйти в коридор.
– Может быть, вы согласитесь как-нибудь поужинать со мной или сходить в кино?
– Это было бы очень приятно, – вежливо ответила она. – Всего доброго.
Она слегка улыбнулась и захлопнула перед моим носом дверь.
Мы простояли во дворике около получаса. Эта неожиданная встреча вывела меня из равновесия. Я прекрасно понимал, что Хелен – дочка моего босса. Она держалась осторожно, но была явно не глупа. Мы вели ничего не значащие разговоры. Обменялись мнениями по поводу вечеринки и гостей, решили, что оркестр неважный и что ночь великолепна.
Меня тянуло к ней, как тянет к магниту железный гвоздь. Я никак не мог представить, что это очаровательное существо было той же женщиной, которую я встречал в аэропорту.
Неожиданно для нашего натянутого диалога она спросила:
– У вас здесь есть машина?
– Ну конечно. Стоит на дороге у дома.
– Вы не отвезете меня домой?
– Что – прямо сейчас? – Я был несколько разочарован. – Вечеринка только набирает обороты. Вы не хотели бы потанцевать?
Она посмотрела на меня. В ее голубых глазах было странное вопросительное выражение.
– Извините. Я вовсе не хотела забирать вас отсюда. Не беспокойтесь – я возьму такси.
– Если вы действительно хотите уехать, я буду счастлив отвезти вас домой. Я думал, что вам самой здесь нравится.
Она пожала плечами и улыбнулась.
– Где ваша машина?
– В самом конце – черный «бьюик».
– Тогда встретимся у него.
Я дал ей возможность уйти одной, а сам закурил сигарету. Какая неожиданная конспирация! Я заметил, что мои руки слегка дрожат. Подождав пару минут, я прошел в полную народу гостиную, поискал глазами Лучано, но не нашел его и решил, что сумею поблагодарить его завтра утром.
Когда я вышел из дома, она уже сидела в «бьюике». Мы выехали на виа Витторио Венето. Дорога была почти пуста, и мне хватило десяти минут, чтобы доехать до дома Хелен. В пути ни я, ни она ничего не говорили.
– Пожалуйста, остановите здесь, – попросила она.
Я подрулил к тротуару, остановил машину и вышел. Обойдя «бьюик», я открыл для Хелен дверь. Она вышла и оглядела пустынную улицу.
– Вы подниметесь? Думаю, нам найдется о чем поговорить, – сказала она.
Я снова вспомнил, что она дочка моего босса.
– Я бы мог подняться, но, наверное, лучше не надо, – сказал я. – Уже поздновато. Не хочу никого беспокоить.
– Вы никого не побеспокоите.
Я выключил фары и пошел за ней.
Необходимо все детально объяснить, потому что я не хочу, чтобы возникло ложное впечатление о моей первой встрече с Хелен. В это трудно поверить, но если бы я знал, что у нее в доме никого нет – ни подружки, ни слуги, – меня бы на аркане было не затащить внутрь. Но мне казалось, что там есть хотя бы слуга.
Мое будущее и все мое благосостояние были в руках Чалмерса. Одно его слово – и я вылечу из газеты как пробка. Забавляться с его дочерью было так же опасно, как играть с гремучей змеей.
Размышляя над этим, я понял, что и Хелен все предусмотрела. Она все устроила так, чтобы нас не видели вместе в доме Лучано, и сознательно предложила мне остановить машину в двухстах ярдах от входа в ее дом. Если кто-нибудь из моих лучших друзей и увидит здесь машину, это не наведет его ни на какие ненужные мысли о нас двоих.
Мы поднялись на лифте, не встретив никого в вестибюле. В квартиру мы тоже вошли так, что нас никто не видел.
Когда она закрыла входную дверь и ввела меня в большую гостиную с затененными лампами, у меня вдруг возникло ощущение, что мы в квартире одни.
Она бросила накидку на кресло и подошла к искусно отделанному коктейль-бару.
– Как насчет рюмки хлебной водки или джина? – поинтересовалась она.
– Мы что, здесь одни, да? – спросил я.
Она повернулась и посмотрела на меня. В полумраке она выглядела ошеломляюще.
– Ну да – а что в этом криминального?
Я почувствовал, как мои ладони вспотели.
– Я не могу здесь оставаться. Вы знаете почему.
Она продолжала смотреть на меня, подняв брови.
– Вы так боитесь моего отца?
– Дело не в том, что я боюсь вашего отца. – У меня вызвало досаду то, что она так точно попала в цель. – Я не могу оставаться здесь наедине с вами, и вы должны это знать.
– О, не будьте таким глупым, – нетерпеливо сказала она. – Если мужчина и женщина остаются наедине в квартире, разве они обязательно должны плохо себя вести?
– Дело не в этом, а в том, что подумают другие.
– Какие другие?
Здесь она меня поймала. Я знал, что никто не видел нас входящими в квартиру.
– Кто-то мог видеть, как я уходил. Кроме того, все дело в том…
Внезапно она рассмеялась.
– О, ради всего святого! Перестаньте вести себя как викторианская недотрога.
Мне надо было надеть шляпу и выйти. Если бы я так сделал, то, безусловно, избежал бы многих неприятностей. Но мне иногда свойственны опрометчивость и безответственность, и именно они руководили мною в те минуты.
Итак, я сел, взял рюмку крепкой ржаной водки и положил туда лед, который мне дала Хелен.
Я работал в Риме уже четыре года и отнюдь не вел монашеской жизни. Итальянки – очень привлекательные женщины. Я провел с ними немало приятных минут, но, сидя здесь и смотря на Хелен в ее белом платье, понимал, что меня могут ждать лучшие из лучших минут; это было нечто особенное, от чего у меня перехватывало дыхание.
Она подошла к камину и прислонилась к стене рядом с ним, с полуулыбкой смотря на меня.
– Ну, а как дела в университете? – спросил я, не желая добровольно лезть в петлю.
– О, он был только уловкой, – беззаботно ответила Хелен. – Я должна была что-то выдумать для отца, иначе он не пустил бы меня сюда одну.
– Вы хотите сказать, что не ходите в университет?
– Конечно, не хожу.
– А он об этом не узнает?
– А почему он должен узнать? Он слишком занят своими делами, чтобы беспокоиться обо мне, – ответила Хелен, и я почувствовал горечь в ее голосе. – Он интересуется только самим собой и своими женщинами. Он решил отправить меня сюда, так как Рим находится за много миль от Нью-Йорка и я, находясь здесь, уже не смогу вдруг войти в его комнату, где отец может в этот момент пытаться убедить очередную юную красотку, что он намного моложе, чем выглядит.
– Так, значит, очки в роговой оправе, туфли на плоском каблуке и собранные в узел волосы были уловкой, не так ли? – спросил я.
– Ну конечно. Дома я всегда так одеваюсь. Это убеждает моего отца, что я примерная студентка.
– Вы все очень хорошо рассчитали, не так ли?
– А почему бы и нет? – Она отошла от камина и села в роскошное кресло. – Моя мать умерла, когда мне было десять лет. После этого у моего отца было три жены. Первые две были всего на два года старше меня, а третья – моложе. Я была им нужна, как больная полиомиелитом. Мне нравится самой решать свою судьбу – и я люблю пошутить.
«Судя по всему, она действительно любит пошутить, возможно даже слишком», – подумал я.
– Вы совсем как ребенок, но вообще так жить нельзя, – заметил я.
Она рассмеялась:
– Мне двадцать четыре года, я совсем не ребенок, и мне хочется жить именно так.
– Почему вы все это мне рассказываете? Что мне стоит отправить вашему отцу телеграмму?
Она покачала головой:
– Вы не сделаете этого. Я поговорила о вас с Джузеппе Френзи. Я бы не привела вас сюда, не будь я в вас уверена.
– А почему вы привели меня сюда?
Она посмотрела на меня, и от ее взгляда у меня внезапно перехватило дыхание. Выражение ее глаз не давало усомниться в том, что она делает мне приглашение перейти к активным действиям.
– Вы мне понравились, – сказала она. – От итальянских мужчин можно и устать. Они так горячи и так прямолинейны! Я попросила Джузеппе, чтобы он пригласил вас на вечеринку, и вот мы здесь.
Не подумайте, что я не почувствовал искушения. Я понимал, что все, что мне надо сделать, – это встать и заключить ее в объятия. Но это было слишком вульгарно, слишком просто. К тому же вставал вопрос о моей работе. Он интересовал меня больше, чем роман с Хелен.
Я поднялся на ноги:
– Понимаю. Что ж, становится поздно. Я должен, перед тем как ложиться спать, кое-что сделать. Мне надо идти.
Она посмотрела на меня, а ее губы сжались.
– Но вы не можете уйти сейчас. Вы только что пришли.
– Сожалею. Мне надо идти.
– Вы хотите сказать, что не желаете оставаться?
– Дело не в том, что я хочу, а в том, что собираюсь сделать.
Она подняла руки и пробежалась пальцами по волосам. Возможно, это самый провокационный жест, на который способна женщина. Я был почти побежден, но все-таки не совсем.
– Я хочу, чтобы вы остались.
Я отрицательно покачал головой:
– Мне действительно надо идти.
Несколько мгновений она внимательно смотрела на меня ничего не выражающим взглядом. Затем пожала плечами, опустила руки и встала.
– Что ж, если вам так хочется. – Она подошла к двери, открыла ее и вышла в переднюю.
Я не хотел уходить. Мне пришлось сделать усилие, чтобы выйти в коридор.
– Может быть, вы согласитесь как-нибудь поужинать со мной или сходить в кино?
– Это было бы очень приятно, – вежливо ответила она. – Всего доброго.
Она слегка улыбнулась и захлопнула перед моим носом дверь.
3
Конечно, все это не могло так оставаться. Отношения между таким мужчиной, как я, и такой женщиной, как Хелен, рано или поздно должны были стать более сложными.
Я пытался выбросить ее из головы, но безуспешно. Перед моим взором стояло выражение ее глаз, когда я уходил. Я знал, что меня ждут неприятности, но она была такой притягательной, что любые проблемы казались несущественными. В моменты просветления я говорил себе, что, судя по всему, она сильно развращена, но потом думал – ну и что?
В следующие пять или шесть дней она не выходила у меня из головы. Я не говорил Джине, что видел Хелен на вечеринке, но моя секретарша была слишком догадлива, и я стал ловить на себе ее загадочные вопросительные взгляды.
К шестому дню я уже почти дошел до ручки. Эта симпатичная блондинка заняла в моей голове столько места, что я не мог сосредоточиться на работе. Я решил вырвать эту занозу и, придя домой, позвонил ей.
Ответа не было. Я звонил три раза за вечер. На четвертый раз, около двух часов ночи, трубку сняли, и я услышал ее голос.
– Алло?
– Это Эд Доусон, – проговорил я.
– Кто?
Я усмехнулся в трубку. Все было шито белыми нитками. Мне стало ясно, что она так же интересуется мною, как и я ею.
– Давайте вспомним. Я тот парень, который работает в римском офисе «Вестерн телеграм».
Она рассмеялась:
– Привет, Эд.
Это было уже лучше.
– Мне как-то одиноко, – сказал я. – Могу я надеяться, что мы встретимся завтра вечером? Мы могли бы поужинать у Альфредо, если у вас нет других дел.
– Вы не подождете минутку? Я загляну в свою записную книжку.
Я стал ждать, зная, что это игра, и особенно не беспокоясь. Через две минуты она снова взяла трубку.
– Завтра вечером я занята. У меня встреча.
Надо было сказать, что мне очень жаль, и повесить трубку, но я был на это не способен.
– А когда мы сможем встретиться?
– Ну, я свободна в пятницу.
Впереди было три дня.
– О'кей, давайте в пятницу вечером.
– Мне как-то не хочется к Альфредо. Нет ли местечка поспокойнее?
Мне и самому следовало об этом догадаться. Если я не подумал об опасности, что нас увидят вдвоем, то она об этом подумала.
– Что ж, ладно. Как насчет маленького ресторанчика напротив фонтана Теви?
– Можно там. Да, это будет замечательно.
– Буду вас там ждать. Во сколько?
– В полдевятого.
– О'кей, а пока до свидания.
До пятницы я ни о чем другом и думать не мог. Было заметно, что Джина беспокоится обо мне. Она впервые за четыре года видела меня в таком состоянии. Все мои мысли были заняты Хелен, и у меня все валилось из рук.
Мы встретились в небольшом ресторанчике. Хелен была холодна, держала дистанцию, но в то же время меня провоцировала. Если бы она пригласила меня к себе домой, я бы послал ко всем чертям Шервина Чалмерса, но она не пригласила и сказала, что возьмет такси. Когда я намекнул, что мог бы поехать вместе с ней, она дала понять, что этого делать не нужно. Я стоял рядом с рестораном, наблюдая, как такси удаляется по узкой улице, потом в сильном возбуждении пошел домой. Встреча с ней не помогла: после этого мне стало еще хуже.
Через три дня я снова ей позвонил.
– Я очень занята, – сказала она, когда я пригласил ее сходить в кино.
– Я так надеюсь, что вы сможете! Через две недели я ухожу в отпуск и не смогу вас увидеть в течение месяца.
– Вы уезжаете на месяц?
Тон ее голоса повысился, и я почувствовал ее интерес.
– Да. Я уезжаю в Венецию, а потом в Ишию. Я собираюсь провести там около трех недель.
– А с кем вы едете?
– Я еду один. Но об этом не стоит говорить – как насчет кино?
– Что ж, может, и получится. Пока не знаю. Я сама вам позвоню. А сейчас мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. – И она повесила трубку.
Она не звонила мне пять дней. Затем, когда я уже сам подумывал ее побеспокоить, она позвонила мне домой.
– Вы сейчас заняты чем-нибудь важным? – спросила она.
Было двадцать минут первого ночи. Я как раз собирался спать.
– Нет. Я собирался ложиться спать.
– Вы не могли бы ко мне приехать? Только не оставляйте машину рядом с домом.
Я не колебался.
– Конечно, сейчас приеду.
Я въехал в ее квартал, как змея-воровка, стараясь, чтобы меня никто не заметил. Ее входная дверь была приоткрыта, и все, что мне нужно было сделать, – это проскочить по коридору от лифта до ее прихожей.
Я нашел Хелен в гостиной. Она перебирала долгоиграющие пластинки. На ней была белая шелковая накидка, светлые волосы рассыпались по плечам.
– Ну как, все свои дела закончили? – спросила она, откладывая в сторону пластинки и улыбаясь.
– Это было несложно. – Я закрыл за собой дверь. – Вы знаете, нам не следовало этого делать: так и начинаются серьезные неприятности.
Она пожала плечами:
– Вы не обязаны здесь оставаться.
Я подошел к ней:
– А я и не собираюсь оставаться. Зачем вы меня пригласили?
– Ради всего святого, Эд! – нетерпеливо воскликнула она. – Вы не можете хоть на минуту расслабиться?
Я был наедине с ней, и моя судьба зависела только от меня самого.
– Я могу расслабиться, – сказал я, – но должен думать и о своей работе. Если ваш отец когда-нибудь обнаружит, что я кручусь рядом с вами, он сразу меня выгонит. Причем он позаботится, чтобы я до конца своих дней не устроился ни в одну газету.
– А вы что, крутитесь рядом со мной? – Она сделала удивленные глаза.
– Вы знаете, что я имею в виду.
– Откуда он узнает?
– Если меня видели, когда я входил к вам или выходил отсюда, он может об этом услышать.
– Значит, вам надо быть осторожным, чтобы вас не видели. Это не так трудно.
– Моя работа очень много для меня значит, Хелен. Это моя жизнь.
– О вас нельзя сказать, что вы человек романтического склада, не так ли? – рассмеялась она. – Мои итальянцы не думают ни о какой работе, а думают только обо мне.
– Не хочу разговаривать о ваших итальянцах.
– О, Эд, ну сядьте же, расслабьтесь! Сейчас-то вы здесь, и стоит ли так напрягаться?
Я сел, думая про себя, что совсем сошел с ума, если сюда приехал.
Она подошла к бару:
– Как насчет рюмки виски или водки?
– Виски, пожалуй.
– Кстати, пока не забыла: вы не посмотрите эту кинокамеру? Я купила ее вчера и что-то не могу с ней справиться. Вы разбираетесь в камерах?
Она махнула рукой в сторону кресла, на котором лежала в кожаном футляре дорогая шестнадцатимиллиметровая кинокамера. «Пэйлэрд болекс» с тремя сменными объективами.
– О! Вот это вещь! – воскликнул я. – Что вы хотите с ней делать, Хелен? Она стоит кучу денег.
Хелен рассмеялась:
– Действительно, она недешево мне обошлась, но я давно хотела иметь кинокамеру. У женщины должно быть хотя бы одно хобби, как по-вашему? – Она бросила в стаканы лед. – Хочу запечатлеть на память свое пребывание в Риме.
Я пытался выбросить ее из головы, но безуспешно. Перед моим взором стояло выражение ее глаз, когда я уходил. Я знал, что меня ждут неприятности, но она была такой притягательной, что любые проблемы казались несущественными. В моменты просветления я говорил себе, что, судя по всему, она сильно развращена, но потом думал – ну и что?
В следующие пять или шесть дней она не выходила у меня из головы. Я не говорил Джине, что видел Хелен на вечеринке, но моя секретарша была слишком догадлива, и я стал ловить на себе ее загадочные вопросительные взгляды.
К шестому дню я уже почти дошел до ручки. Эта симпатичная блондинка заняла в моей голове столько места, что я не мог сосредоточиться на работе. Я решил вырвать эту занозу и, придя домой, позвонил ей.
Ответа не было. Я звонил три раза за вечер. На четвертый раз, около двух часов ночи, трубку сняли, и я услышал ее голос.
– Алло?
– Это Эд Доусон, – проговорил я.
– Кто?
Я усмехнулся в трубку. Все было шито белыми нитками. Мне стало ясно, что она так же интересуется мною, как и я ею.
– Давайте вспомним. Я тот парень, который работает в римском офисе «Вестерн телеграм».
Она рассмеялась:
– Привет, Эд.
Это было уже лучше.
– Мне как-то одиноко, – сказал я. – Могу я надеяться, что мы встретимся завтра вечером? Мы могли бы поужинать у Альфредо, если у вас нет других дел.
– Вы не подождете минутку? Я загляну в свою записную книжку.
Я стал ждать, зная, что это игра, и особенно не беспокоясь. Через две минуты она снова взяла трубку.
– Завтра вечером я занята. У меня встреча.
Надо было сказать, что мне очень жаль, и повесить трубку, но я был на это не способен.
– А когда мы сможем встретиться?
– Ну, я свободна в пятницу.
Впереди было три дня.
– О'кей, давайте в пятницу вечером.
– Мне как-то не хочется к Альфредо. Нет ли местечка поспокойнее?
Мне и самому следовало об этом догадаться. Если я не подумал об опасности, что нас увидят вдвоем, то она об этом подумала.
– Что ж, ладно. Как насчет маленького ресторанчика напротив фонтана Теви?
– Можно там. Да, это будет замечательно.
– Буду вас там ждать. Во сколько?
– В полдевятого.
– О'кей, а пока до свидания.
До пятницы я ни о чем другом и думать не мог. Было заметно, что Джина беспокоится обо мне. Она впервые за четыре года видела меня в таком состоянии. Все мои мысли были заняты Хелен, и у меня все валилось из рук.
Мы встретились в небольшом ресторанчике. Хелен была холодна, держала дистанцию, но в то же время меня провоцировала. Если бы она пригласила меня к себе домой, я бы послал ко всем чертям Шервина Чалмерса, но она не пригласила и сказала, что возьмет такси. Когда я намекнул, что мог бы поехать вместе с ней, она дала понять, что этого делать не нужно. Я стоял рядом с рестораном, наблюдая, как такси удаляется по узкой улице, потом в сильном возбуждении пошел домой. Встреча с ней не помогла: после этого мне стало еще хуже.
Через три дня я снова ей позвонил.
– Я очень занята, – сказала она, когда я пригласил ее сходить в кино.
– Я так надеюсь, что вы сможете! Через две недели я ухожу в отпуск и не смогу вас увидеть в течение месяца.
– Вы уезжаете на месяц?
Тон ее голоса повысился, и я почувствовал ее интерес.
– Да. Я уезжаю в Венецию, а потом в Ишию. Я собираюсь провести там около трех недель.
– А с кем вы едете?
– Я еду один. Но об этом не стоит говорить – как насчет кино?
– Что ж, может, и получится. Пока не знаю. Я сама вам позвоню. А сейчас мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. – И она повесила трубку.
Она не звонила мне пять дней. Затем, когда я уже сам подумывал ее побеспокоить, она позвонила мне домой.
– Вы сейчас заняты чем-нибудь важным? – спросила она.
Было двадцать минут первого ночи. Я как раз собирался спать.
– Нет. Я собирался ложиться спать.
– Вы не могли бы ко мне приехать? Только не оставляйте машину рядом с домом.
Я не колебался.
– Конечно, сейчас приеду.
Я въехал в ее квартал, как змея-воровка, стараясь, чтобы меня никто не заметил. Ее входная дверь была приоткрыта, и все, что мне нужно было сделать, – это проскочить по коридору от лифта до ее прихожей.
Я нашел Хелен в гостиной. Она перебирала долгоиграющие пластинки. На ней была белая шелковая накидка, светлые волосы рассыпались по плечам.
– Ну как, все свои дела закончили? – спросила она, откладывая в сторону пластинки и улыбаясь.
– Это было несложно. – Я закрыл за собой дверь. – Вы знаете, нам не следовало этого делать: так и начинаются серьезные неприятности.
Она пожала плечами:
– Вы не обязаны здесь оставаться.
Я подошел к ней:
– А я и не собираюсь оставаться. Зачем вы меня пригласили?
– Ради всего святого, Эд! – нетерпеливо воскликнула она. – Вы не можете хоть на минуту расслабиться?
Я был наедине с ней, и моя судьба зависела только от меня самого.
– Я могу расслабиться, – сказал я, – но должен думать и о своей работе. Если ваш отец когда-нибудь обнаружит, что я кручусь рядом с вами, он сразу меня выгонит. Причем он позаботится, чтобы я до конца своих дней не устроился ни в одну газету.
– А вы что, крутитесь рядом со мной? – Она сделала удивленные глаза.
– Вы знаете, что я имею в виду.
– Откуда он узнает?
– Если меня видели, когда я входил к вам или выходил отсюда, он может об этом услышать.
– Значит, вам надо быть осторожным, чтобы вас не видели. Это не так трудно.
– Моя работа очень много для меня значит, Хелен. Это моя жизнь.
– О вас нельзя сказать, что вы человек романтического склада, не так ли? – рассмеялась она. – Мои итальянцы не думают ни о какой работе, а думают только обо мне.
– Не хочу разговаривать о ваших итальянцах.
– О, Эд, ну сядьте же, расслабьтесь! Сейчас-то вы здесь, и стоит ли так напрягаться?
Я сел, думая про себя, что совсем сошел с ума, если сюда приехал.
Она подошла к бару:
– Как насчет рюмки виски или водки?
– Виски, пожалуй.
– Кстати, пока не забыла: вы не посмотрите эту кинокамеру? Я купила ее вчера и что-то не могу с ней справиться. Вы разбираетесь в камерах?
Она махнула рукой в сторону кресла, на котором лежала в кожаном футляре дорогая шестнадцатимиллиметровая кинокамера. «Пэйлэрд болекс» с тремя сменными объективами.
– О! Вот это вещь! – воскликнул я. – Что вы хотите с ней делать, Хелен? Она стоит кучу денег.
Хелен рассмеялась:
– Действительно, она недешево мне обошлась, но я давно хотела иметь кинокамеру. У женщины должно быть хотя бы одно хобби, как по-вашему? – Она бросила в стаканы лед. – Хочу запечатлеть на память свое пребывание в Риме.