Страница:
– У меня нет выбора. Или ты, или мистер Бардо. – Она взглянула на него. – Мне это не по душе, Джон. Мне не хочется бежать из собственного дома. Или выступать в роли подсадной утки, когда непонятно, за кем идет охота. Но больше всего мне не нравится, что в мою жизнь так грубо вмешиваются и угрожают жизни моего ребенка. Я иду с тобой, потому что понимаю: сейчас так будет лучше. Мне удалось договориться с профессорами, которые закончат за меня мой курс, пока не родится малыш. Но когда ребенок родится и я увижу, что с ним все в порядке, я докажу тебе и Бардо, что я не из тех, кем можно запросто манипулировать.
Элизабет не знала, как он примет ее заверение, и удивилась, увидев на его лице смесь гордости и изумления.
– Я ничего другого не ожидал, – и он снова бережно провел пальцем по ее щеке, прежде чем отступить на шаг. – Выключи свет и газ, пока я отведу и усажу Сэма в кузов. Сможет ли твоя подруга Серена позаботиться о нем, пока мы не вернемся за ним?
Элизабет кивнула.
– Что мне брать с собой?
– Только теплое пальто и перчатки. Все, что тебе понадобится, мы купим на месте. – Он поднял собаку на руки. Еще совсем недавно пес был вне себя от гнева, но в руках Джона он совершенно успокоился.
«До чего же он сильный», – подумала Элизабет, открывая дверь Джону. Дог весил не меньше ста фунтов, а Джон нес его словно пушинку.
– Бардо предупредил, что дорога находится под наблюдением.
– Да. За ней велось наблюдение, – бросил он через плечо. – Сейчас нет. Мне пришлось позаботиться об этом человеке, когда Бардо вышел из дома.
– Позаботиться? – недоуменно переспросила Элизабет.
– Убрать его, – нехотя ответил, Джон. – Только на время. Иногда насилия нельзя избежать. Но я не всегда прибегаю к такого рода методам. Поторопись. Нам пора ехать.
– Потому что сумасшедший дурак, который не может устоять перед соблазном… – Джон замолчал, подогнав пикап к обочине и выключая зажигание. – Оставайся здесь.
Выйдя из машины, он сложил руки рупором и закричал так, что горное эхо подхватило его голос.
– Гунер! Черт тебя побери, я ведь просил тебя быть осторожнее. Что ты вытворяешь? Хочешь сломать себе шею?
Светловолосый мужчина засмеялся и крикнул в ответ:
– Все отлично. Но это оказалось немного труднее, чем на водных лыжах. Падать больнее. Но дай мне недельку, и я стану первоклассным горнолыжником.
– Дай тебе неделю, так тебя закуют в гипс с ног до головы, – проворчал Джон.
Лыжник несся вдоль дороги, согнувшись в три погибели.
– Разве это хорошо с твоей стороны? Попросил бы меня достойно встретить вас, – засмеялся он в ответ, – и я бы развернулся, чтобы поздороваться с вами. Мешает только одна мелочь.
– И какая же?
– Я не знаю, как надо разворачиваться, – его оглушительный смех нарушил тишину, царившую в этих местах. – Придется вам подождать, пока мы не окажемся в домике.
– Но останавливаться-то ты уже научился?
– Конечно. Это первое, чему я обучился, как только встал на лыжи. Смотри!
Лыжник откинулся на бок, так что лыжи его взлетели вверх, а он сам, ткнувшись головой вперед, зарылся в снег.
Не расшибся ли он? Лыжник не шевелился. Еще секунду назад он летел так стремительно… Элизабет нажала на ручку двери и выпрыгнула на хорошо утрамбованный снег. Скользя, она бросилась через дорогу и взобралась на холм.
Джон, склонившись над человеком в красном костюме, бережно перевернул его на спину.
– Гунер? Ты и впрямь свихнулся! – в голосе Джона послышались грозные нотки. – Что ты вытворяешь? Где ты ушибся?
– С какой стороны оказалось помятым мое чувство гордости? – Лыжник открыл голубые глаза, в которых плясали озорные огоньки. – Кажется, мне придется посидеть на подушках с неделю или две. Но зато все остальное в полном порядке.
– Как обычно, – вздохнул Джон. Их взаимную привязанность нельзя было скрыть под насмешками, которыми они обменивались. – Но ты уверен, что ничего не сломал?
– Абсолютно, – лыжник сел и принялся отстегивать лыжи. – Знаешь, Джон, думаю, мне придется поискать другой способ остановки. Этот, кажется, несколько грубоват и небезопасен. – Его взгляд остановился на Элизабет, которая смотрела на него из-за плеча Джона. – Привет! Я Гунер Нильсен. А ты – Элизабет Рэмзи? – Он с такой дружеской непринужденностью обратился К ней, что и Элизабет не составило труда сразу принять этот товарищеский тон.
Джон повернулся к ней и нахмурился:
– Я же просил тебя оставаться в машине.
– Да, – спокойно ответила Элизабет, – Но я не обязана подчиняться. Как ты мог заметить, я никогда не подчиняюсь приказам. От меня можно добиться большего, если обращаться с вежливой просьбой.
Гунер Нильсен издал звук, похожий то ли на кашель, то ли на сдавленный смешок. Джон взглянул на него, и Гунер тотчас вскинул руки:
– Извини. Не помню, когда в последний раз тебя так вежливо и мягко сажали в лужу. Кажется, это было в тот раз, когда глава комитета…
– Гунер! – Голос Джона просвистел, как мачете. – То, каким мешком ты плюхаешься в снег, свидетельствует о том, что у тебя совершенно нет мозгов. Остается еще окоротить язык.
– Прошу прощения, – повторил Гунер, но в голосе его не было и тени раскаяния. Он расстегнул крепления с левой лыжи и встал на снег. – Я совсем забыл, о том, что ты не имеешь представления о том, насколько я неуязвим.
«Неуязвим?!» – с сомнением подумала Элизабет, и на смену гневу и раздражению пришло полное недоумение:
– Надеюсь, в ближайшее время ты посвятишь меня в свою тайну.
– Предоставляю сделать это Джону, – Гунер притопнул ногой и безмятежно улыбнулся ей. – Я всего лишь бедный наемный работник на службе у беспощадно эксплуатирующего его хозяина, приказания которого я вынужден выполнять беспрекословно.
«Бедный работник» снова улыбнулся. И его улыбка являла собой нечто среднее между улыбкой цыгана, торгующего лошадьми, и человеком, которого любая фирма с удовольствием бы пригласила рекламировать свой товар. Он был, несомненно, образцом настоящего мужчины. Выше, чем Джон, хотя и ненамного, покрытый ровным золотистым загаром, он излучал обаяние, которое исходило и от Марка. Только во взгляде ее мужа отсутствовала сексуальная притягательность, которой природа щедро оделила жизнерадостного Гунера. Обаяние Марка таилось скорее в его мягкости, глубине чувств, уме и… Элизабет быстро отвела взгляд от Гунера.
– Ты больше похож на Марка, чем Джон. Может быть, и ты тоже его двоюродный брат, о котором я ничего не знала?
Джон окинул ее быстрым взглядом:
– Он напомнил тебе Марка?
– Немного.
В косом взгляде, который бросил на Джона его спутник, чувствовались удивление и легкая тревога:
– Мне вообще не следовало участвовать в этом ответственейшем мероприятии. В комитете за мной закрепилась слава хулигана.
Элизабет в полной растерянности нахмурилась:
– Что?
– Гунер, – снова осадил товарища Джон уже с нескрываемым недовольством.
– Ну вот! – Гунер собрал лыжи и вскинул их на плечо. – Если я не заткнусь, то, чувствую, мне придется добираться до дома пешком, по пояс в снегу, вместо того чтобы с комфортом доехать на машине. Так я понимаю?
– Именно, – ответил Джон, выпрямляясь и поворачиваясь к дороге. Крепко взяв Элизабет под руку, он бережно помог ей спуститься вниз по склону. Гунер с беззаботным видом соскользнул следом за ними, забросил лыжи в кузов пикапа, а потом забрался в машину и сам.
Джон, не отрываясь, изучал лицо Гунера:
– Не вижу ни малейшего сходства.
– Что? – переспросила Элизабет, не понимая, о чем идет речь. Она успела позабыть о том сравнении, которое сделала несколько минут тому назад. – Ты все об этом? Быть может, когда специально ищешь сходства, то его трудно найти. Но золотистый загар и выражение такой доброты нечасто можно встретить на лицах людей.
– Да, нечасто. – Джон помолчал немного и с хмурым видом уточнил:
– А ты предпочитаешь иметь дело с красивыми мужчинами?
– Никогда не задумывалась о том – пожала плечами Элизабет. – Наверное. Но в Марка я влюбилась сразу.
– Ну конечно, как ты могла не влюбиться в моего дорогого братца Марка! – Джон открыл дверцу. – До чего же легко это далось ему!
Дверца захлопнулась. Элизабет почувствовала болезненный укол. И попыталась успокоить себя: ну и что из того, что он счел ее слишком доступной? Она старалась смотреть прямо перед собой в стекло, не глядя на то, как он взбирается в кабину, садится за руль и нажимает стартер. Но предательская слеза скользнула на щеку.
– Да, ему это ничего не стоило, – по-прежнему не глядя на Джона, продолжила Элизабет. – Я была настолько влюблена в него, что, если бы он позвал меня с собой в цирк и предложил укрощать тигров, я бы ни секунды не стала колебаться. Только бы уточнила, которого из тигров дрессировать. Так что, видимо, я действительно пример того, как легко может…
– Но я имел в виду совсем другое, – его руки так крепко сжали руль, что костяшки пальцев побелели. – Мне всегда казалось, что я очень точно формулирую свои мысли, но рядом с тобой я начинаю теряться и нести чепуху, как мальчик. Ты обиделась?
– Да, – ответила Элизабет изменившимся голосом.
Джон, выругавшись про себя, резко повернулся к ней:
– Обычно я не такой грубый, каким выказал себя. – Его темные блестящие глаза смотрели на нее с таким напряженным вниманием, словно он надеялся проникнуть в самую глубь ее души. – Но это все из-за того, что у меня есть обязательства. И о многом из того, что происходит, я не имею права говорить. У меня на шее будто пудовая гиря висит. Приходится нести этот груз, отчего я становлюсь раздражительным и… – Джон замолчал. – Впрочем, все равно мои извинения ничего не меняют. Самое главное – мне хочется, чтобы ты помнила: я всегда думаю о тебе и говорю с тобой с глубочайшим уважением и… симпатией. – Он перевел дыхание как раз в тот момент, когда после долгого и трудного подъема машина наконец достигла вершины. – Ты поняла?
Элизабет пережила странное чувство опустошенности вместо того, чтобы испытать уверенность и спокойствие. Принужденно улыбнувшись, она ответила:
– Спасибо. Ты очень добр.
Джон отвернулся от нее. Это движение было таким же резким, как и движение его руки, переключавшей коробку передач. «Добр». Она продолжает считать его добрым. Ему хотелось, чтобы она увидела в нем эти качества, и одновременно это выводило его из себя. Доброта столь же мало соответствовала его характеру, как и определение чувства, которое он испытывал к Элизабет, соответствовало понятию «платоническая любовь». Схватить ее, сорвать с нее одежду, прижаться так тесно, чтобы почувствовать запах ее тела, – вот чего мучительно хотелось ему. Тело, полное жизни, полное желания… Мускулы его так напряглись, что Джон почувствовал боль. Он сделал попытку расслабиться.
Чего он никак не ожидал, так это того, что он настолько сильно возжелает Элизабет. Ведь она носила ребенка. И ему следовало испытывать по отношению к ней в лучшем случае покровительственную нежность. Нахлынувшее на него желание застало его врасплох. Теперь ему придется следить за каждым своим словом, за каждым жестом и взглядом, пока он будет рядом с нею. Никаких эмоций, кроме ощущения покоя и безопасности, у Элизабет не должно быть. Не хватало только, чтобы она осознала, что Джон увез ее в горы, в охотничий приют, испытывая страстное желание затащить ее в постель и показать ей такие эротические штучки, о которых она и понятия не имеет. Что он только и думает о том, как бы вытеснить Марка Рэмзи из ее памяти и занять в ее сердце место брата.
Терпение. Он не животное. И вполне может быть таким же заботливым и мягким, как ее драгоценный Марк. Забыть о страстном желании, о терзавшем его вожделении и предоставить ей то, в чем она более всего нуждается сейчас. Его способы и привычки слишком опасны и агрессивны для Элизабет, находящейся в положении. Но она все равно принадлежит ему. Вот только бы подавить эту тяжесть и боль, что возникает в чреслах, когда он ее видит…
– Здесь довольно уединенное место, – произнесла Элизабет только для того, чтобы поддержать разговор. Молчание, которое воцарилось в кабине, было пронизано какими-то тревожными токами. – Трудно представить, что мы находимся неподалеку от такого модного горнолыжного курорта, как Саранак. Думаешь, Бардо не сможет найти нас здесь?
– Какое-то время – вряд ли. А потом это укрытие нам уже не понадобится.
Элизабет недоуменно посмотрела на него:
– Как я могу оставаться в горах несколько недель? Это немыслимо. Я должна перебраться туда, где поблизости будет больница. Боюсь, что ты не представляешь, какие тут бывают зимы. Нас может засыпать снегом по самую макушку, если снегопад перейдет в буран, о котором предупреждали синоптики.
– Я пообещал, что ребенку ничто не грозит.
– Догадываюсь, но… – Элизабет посмотрела в ветровое стекло на свинцово-серые облака, что нависали над белоснежными сугробами. Какой смысл беспокоиться о том, что еще не произошло и могло вообще не произойти. Время еще есть. И она получила заверения от Джона, которому вполне можно вверить себя, что с ребенком ничего не случится. Она вдруг усмехнулась:
– Надеюсь, у тебя, по крайней мере, есть справочник акушерки в охотничьем домике. Он может оказаться весьма кстати.
– Вот увидишь, что библиотека там такая же неплохая, как и кладовая с продуктами. И сам охотничий домик весьма уютный и удобный. В каждой комнате по камину и свой собственный генератор. Нет телефонов и телевизоров, но зато на случай необходимости есть коротковолновый передатчик.
– Звучит утешительно, – сказала Элизабет. – Хотя я надеюсь, что к его о помощи не придется прибегнуть.
– Мне показалось, что тебе будет легче, если ты будешь знать: у нас есть возможность в любую минуту связаться с внешним миром. – Джон кивнул:
– А вон и охотничий домик.
Шале из красного дерева оказалось намного больше, чем ожидала увидеть Элизабет. Двухэтажное современное сооружение было построено из стекла и красного дерева. А несколько минут спустя она убедилась, что и внутреннее убранство оказалось столь же современным. Светлый ковер застилал паркетные полы. Мебель была выполнена в таких же теплых светло-коричневых и бежевых тонах. Абстрактные картины, висевшие на стенах гостиной, сияли сочными, яркими красками.
– От всей души надеюсь, что тебе нравится желтый цвет, – ведя ее по лестнице, покрытой ковром, наверх, сказал Гунер. – Тот, кто занимался отделкой твоей комнаты, помешался на этом цвете. Золотистые шторы, такое же покрывало и драпировка на креслах. Наверное, декоратор питал особую слабость к цветущим нарциссам, но все же тебе в этой комнате будет намного удобнее, чем в любой другой. Все они намного меньше и не такие уютные. К счастью, ковер в комнате довольно мягкого бежевого оттенка. – Он распахнул дверь в конце лестницы, и они вошли в большую, полную света и воздуха комнату. – На всякий случай есть ванная и душевая кабина. Кстати, Джон, не далее как вчера я сделал на всякий случай задвижки в душевой.
– Хорошо, – Джон остановился в дверях, глядя на Элизабет, которая прошла следом за Гунером в спальную комнату. Она была утомленной и… неотразимой. Ему вдруг захотелось поднять ее на руки и качать, убаюкивая. Джону стоило немалых трудов заставить себя оторвать от нее взгляд и перевести его на стеклянную стену дома, смотревшую на север. В нем проснулась нежность к ней. Непередаваемой силы нежность. Это осознание принесло ему облегчение. Если он направит о свои чувства в это русло, то сумеет справиться с вожделением.
– Здесь ты найдешь все, что тебе может понадобиться. – Гунер распахнул створку шкафа, за которой скрывался ряд полок и вешалок со всевозможной одеждой. – На прошлой неделе я попросил продавщицу в местном магазинчике помочь мне подобрать все, что может понадобиться женщине в положении.
Элизабет подумала про себя о том, что вряд ли найдется женщина, которая бы не откликнулась на просьбу Гунера. Едва заметная улыбка пробежала по ее губам, когда она остановилась позади него у шкафа:
– Уверена, что она была в восторге от того, что смогла услужить тебе. Но ты совершил небольшую ошибку. Одежды здесь закуплено столько, что ее хватит по крайней мере месяца на два, а мне осталось ждать всего три недели. Улыбка вдруг сошла с ее лица, когда Элизабет осознала услышанное. Гунер покупал для нее одежду на прошлой неделе! Неделю назад, когда они задумали перевезти ее сюда, Элизабет даже понятия не имела об их существовании. А они выбирали ей платья, обустраивали этот домик в горах…
– А какого размера вещи? – спросила она все еще растерянным тоном.
– Восьмого, – поспешно ответил Джон, а Гунер указал на туфли, стоявшие внизу:
– А обувь седьмого размера. Верно?
– Верно, – она не могла отвести взгляда от свитера ажурной вязки, висевшего прямо перед ней. Страх вдруг пронзил ее так, что сжало горло и ей стало трудно дышать. Эндрю это не понравилось, и он дернулся, заставляя ее прийти в себя. Ей нельзя волноваться или огорчаться, сказала она себе и перевела дух.
– Бет! – Джон уже стоял рядом, внимательно глядя на нее. – Что случилось?
– Ничего, – она негромко засмеялась. – Что может случиться? Безжалостный правительственный агент требует, чтобы я явилась на дознание. И мне совершенно непонятно, откуда появились вы. И не будете ли вы такими же жестокими, как и агент. Вокруг меня происходит что-то странное и непонятное. И я не получаю ответа на свои вопросы. А в остальном все просто замечательно.
– Скоро ты узнаешь все. Обещаю.
– Ты уже говорил это, – Элизабет повернулась к Джону. – Когда?
Он помедлил с ответом, раздумывая.
– Как только ты родишь. Хорошо?
– Нет, конечно, но придется смириться. Я не могу позволить себе нервничать или волноваться, чтобы не тревожить сына. – Быстро перебрав одежду, она выбрала велюровый длинный халат розового цвета и сняла его с вешалки. – А сейчас, с вашего разрешения, я пойду приму душ и приведу себя в порядок. – Она двинулась к той двери, на которую указал Гунер. Через полчаса я буду внизу. Эндрю и я изрядно проголодались, и не прочь перекусить.
Когда дверца ванной комнаты закрылась, Гунер вопросительно посмотрел на Джона:
– Эндрю? Кто это такой?
– Ребенок.
– О! – Гунер задумчиво посмотрел на дверь, закрывшуюся за Элизабет. – Как мужественно она приняла случившееся. Удивительно сильная женщина.
– Сильнее, чем она сама думает, – кивнул Джон. – На ее долю выпала нелегкая жизнь, но все же настоящей проверки в ее жизни еще не было. – И, повернувшись к лестнице спиной, он бросил своему спутнику:
– Займись едой, она скоро выйдет.
4
Элизабет не знала, как он примет ее заверение, и удивилась, увидев на его лице смесь гордости и изумления.
– Я ничего другого не ожидал, – и он снова бережно провел пальцем по ее щеке, прежде чем отступить на шаг. – Выключи свет и газ, пока я отведу и усажу Сэма в кузов. Сможет ли твоя подруга Серена позаботиться о нем, пока мы не вернемся за ним?
Элизабет кивнула.
– Что мне брать с собой?
– Только теплое пальто и перчатки. Все, что тебе понадобится, мы купим на месте. – Он поднял собаку на руки. Еще совсем недавно пес был вне себя от гнева, но в руках Джона он совершенно успокоился.
«До чего же он сильный», – подумала Элизабет, открывая дверь Джону. Дог весил не меньше ста фунтов, а Джон нес его словно пушинку.
– Бардо предупредил, что дорога находится под наблюдением.
– Да. За ней велось наблюдение, – бросил он через плечо. – Сейчас нет. Мне пришлось позаботиться об этом человеке, когда Бардо вышел из дома.
– Позаботиться? – недоуменно переспросила Элизабет.
– Убрать его, – нехотя ответил, Джон. – Только на время. Иногда насилия нельзя избежать. Но я не всегда прибегаю к такого рода методам. Поторопись. Нам пора ехать.
* * *
– Господи! Это же настоящий самоубийца, – Элизабет в ужасе смотрела на лыжника, который мчался по склону горы впереди их машины, что ехала по дороге. Одетый в красный лыжный костюм блондин с грацией гиппопотама вилял то в одну сторону, то в другую, пытаясь сохранить равновесие. – Наверное, какой-то новичок. Почему же он пустился по такому опасному склону?– Потому что сумасшедший дурак, который не может устоять перед соблазном… – Джон замолчал, подогнав пикап к обочине и выключая зажигание. – Оставайся здесь.
Выйдя из машины, он сложил руки рупором и закричал так, что горное эхо подхватило его голос.
– Гунер! Черт тебя побери, я ведь просил тебя быть осторожнее. Что ты вытворяешь? Хочешь сломать себе шею?
Светловолосый мужчина засмеялся и крикнул в ответ:
– Все отлично. Но это оказалось немного труднее, чем на водных лыжах. Падать больнее. Но дай мне недельку, и я стану первоклассным горнолыжником.
– Дай тебе неделю, так тебя закуют в гипс с ног до головы, – проворчал Джон.
Лыжник несся вдоль дороги, согнувшись в три погибели.
– Разве это хорошо с твоей стороны? Попросил бы меня достойно встретить вас, – засмеялся он в ответ, – и я бы развернулся, чтобы поздороваться с вами. Мешает только одна мелочь.
– И какая же?
– Я не знаю, как надо разворачиваться, – его оглушительный смех нарушил тишину, царившую в этих местах. – Придется вам подождать, пока мы не окажемся в домике.
– Но останавливаться-то ты уже научился?
– Конечно. Это первое, чему я обучился, как только встал на лыжи. Смотри!
Лыжник откинулся на бок, так что лыжи его взлетели вверх, а он сам, ткнувшись головой вперед, зарылся в снег.
Не расшибся ли он? Лыжник не шевелился. Еще секунду назад он летел так стремительно… Элизабет нажала на ручку двери и выпрыгнула на хорошо утрамбованный снег. Скользя, она бросилась через дорогу и взобралась на холм.
Джон, склонившись над человеком в красном костюме, бережно перевернул его на спину.
– Гунер? Ты и впрямь свихнулся! – в голосе Джона послышались грозные нотки. – Что ты вытворяешь? Где ты ушибся?
– С какой стороны оказалось помятым мое чувство гордости? – Лыжник открыл голубые глаза, в которых плясали озорные огоньки. – Кажется, мне придется посидеть на подушках с неделю или две. Но зато все остальное в полном порядке.
– Как обычно, – вздохнул Джон. Их взаимную привязанность нельзя было скрыть под насмешками, которыми они обменивались. – Но ты уверен, что ничего не сломал?
– Абсолютно, – лыжник сел и принялся отстегивать лыжи. – Знаешь, Джон, думаю, мне придется поискать другой способ остановки. Этот, кажется, несколько грубоват и небезопасен. – Его взгляд остановился на Элизабет, которая смотрела на него из-за плеча Джона. – Привет! Я Гунер Нильсен. А ты – Элизабет Рэмзи? – Он с такой дружеской непринужденностью обратился К ней, что и Элизабет не составило труда сразу принять этот товарищеский тон.
Джон повернулся к ней и нахмурился:
– Я же просил тебя оставаться в машине.
– Да, – спокойно ответила Элизабет, – Но я не обязана подчиняться. Как ты мог заметить, я никогда не подчиняюсь приказам. От меня можно добиться большего, если обращаться с вежливой просьбой.
Гунер Нильсен издал звук, похожий то ли на кашель, то ли на сдавленный смешок. Джон взглянул на него, и Гунер тотчас вскинул руки:
– Извини. Не помню, когда в последний раз тебя так вежливо и мягко сажали в лужу. Кажется, это было в тот раз, когда глава комитета…
– Гунер! – Голос Джона просвистел, как мачете. – То, каким мешком ты плюхаешься в снег, свидетельствует о том, что у тебя совершенно нет мозгов. Остается еще окоротить язык.
– Прошу прощения, – повторил Гунер, но в голосе его не было и тени раскаяния. Он расстегнул крепления с левой лыжи и встал на снег. – Я совсем забыл, о том, что ты не имеешь представления о том, насколько я неуязвим.
«Неуязвим?!» – с сомнением подумала Элизабет, и на смену гневу и раздражению пришло полное недоумение:
– Надеюсь, в ближайшее время ты посвятишь меня в свою тайну.
– Предоставляю сделать это Джону, – Гунер притопнул ногой и безмятежно улыбнулся ей. – Я всего лишь бедный наемный работник на службе у беспощадно эксплуатирующего его хозяина, приказания которого я вынужден выполнять беспрекословно.
«Бедный работник» снова улыбнулся. И его улыбка являла собой нечто среднее между улыбкой цыгана, торгующего лошадьми, и человеком, которого любая фирма с удовольствием бы пригласила рекламировать свой товар. Он был, несомненно, образцом настоящего мужчины. Выше, чем Джон, хотя и ненамного, покрытый ровным золотистым загаром, он излучал обаяние, которое исходило и от Марка. Только во взгляде ее мужа отсутствовала сексуальная притягательность, которой природа щедро оделила жизнерадостного Гунера. Обаяние Марка таилось скорее в его мягкости, глубине чувств, уме и… Элизабет быстро отвела взгляд от Гунера.
– Ты больше похож на Марка, чем Джон. Может быть, и ты тоже его двоюродный брат, о котором я ничего не знала?
Джон окинул ее быстрым взглядом:
– Он напомнил тебе Марка?
– Немного.
В косом взгляде, который бросил на Джона его спутник, чувствовались удивление и легкая тревога:
– Мне вообще не следовало участвовать в этом ответственейшем мероприятии. В комитете за мной закрепилась слава хулигана.
Элизабет в полной растерянности нахмурилась:
– Что?
– Гунер, – снова осадил товарища Джон уже с нескрываемым недовольством.
– Ну вот! – Гунер собрал лыжи и вскинул их на плечо. – Если я не заткнусь, то, чувствую, мне придется добираться до дома пешком, по пояс в снегу, вместо того чтобы с комфортом доехать на машине. Так я понимаю?
– Именно, – ответил Джон, выпрямляясь и поворачиваясь к дороге. Крепко взяв Элизабет под руку, он бережно помог ей спуститься вниз по склону. Гунер с беззаботным видом соскользнул следом за ними, забросил лыжи в кузов пикапа, а потом забрался в машину и сам.
Джон, не отрываясь, изучал лицо Гунера:
– Не вижу ни малейшего сходства.
– Что? – переспросила Элизабет, не понимая, о чем идет речь. Она успела позабыть о том сравнении, которое сделала несколько минут тому назад. – Ты все об этом? Быть может, когда специально ищешь сходства, то его трудно найти. Но золотистый загар и выражение такой доброты нечасто можно встретить на лицах людей.
– Да, нечасто. – Джон помолчал немного и с хмурым видом уточнил:
– А ты предпочитаешь иметь дело с красивыми мужчинами?
– Никогда не задумывалась о том – пожала плечами Элизабет. – Наверное. Но в Марка я влюбилась сразу.
– Ну конечно, как ты могла не влюбиться в моего дорогого братца Марка! – Джон открыл дверцу. – До чего же легко это далось ему!
Дверца захлопнулась. Элизабет почувствовала болезненный укол. И попыталась успокоить себя: ну и что из того, что он счел ее слишком доступной? Она старалась смотреть прямо перед собой в стекло, не глядя на то, как он взбирается в кабину, садится за руль и нажимает стартер. Но предательская слеза скользнула на щеку.
– Да, ему это ничего не стоило, – по-прежнему не глядя на Джона, продолжила Элизабет. – Я была настолько влюблена в него, что, если бы он позвал меня с собой в цирк и предложил укрощать тигров, я бы ни секунды не стала колебаться. Только бы уточнила, которого из тигров дрессировать. Так что, видимо, я действительно пример того, как легко может…
– Но я имел в виду совсем другое, – его руки так крепко сжали руль, что костяшки пальцев побелели. – Мне всегда казалось, что я очень точно формулирую свои мысли, но рядом с тобой я начинаю теряться и нести чепуху, как мальчик. Ты обиделась?
– Да, – ответила Элизабет изменившимся голосом.
Джон, выругавшись про себя, резко повернулся к ней:
– Обычно я не такой грубый, каким выказал себя. – Его темные блестящие глаза смотрели на нее с таким напряженным вниманием, словно он надеялся проникнуть в самую глубь ее души. – Но это все из-за того, что у меня есть обязательства. И о многом из того, что происходит, я не имею права говорить. У меня на шее будто пудовая гиря висит. Приходится нести этот груз, отчего я становлюсь раздражительным и… – Джон замолчал. – Впрочем, все равно мои извинения ничего не меняют. Самое главное – мне хочется, чтобы ты помнила: я всегда думаю о тебе и говорю с тобой с глубочайшим уважением и… симпатией. – Он перевел дыхание как раз в тот момент, когда после долгого и трудного подъема машина наконец достигла вершины. – Ты поняла?
Элизабет пережила странное чувство опустошенности вместо того, чтобы испытать уверенность и спокойствие. Принужденно улыбнувшись, она ответила:
– Спасибо. Ты очень добр.
Джон отвернулся от нее. Это движение было таким же резким, как и движение его руки, переключавшей коробку передач. «Добр». Она продолжает считать его добрым. Ему хотелось, чтобы она увидела в нем эти качества, и одновременно это выводило его из себя. Доброта столь же мало соответствовала его характеру, как и определение чувства, которое он испытывал к Элизабет, соответствовало понятию «платоническая любовь». Схватить ее, сорвать с нее одежду, прижаться так тесно, чтобы почувствовать запах ее тела, – вот чего мучительно хотелось ему. Тело, полное жизни, полное желания… Мускулы его так напряглись, что Джон почувствовал боль. Он сделал попытку расслабиться.
Чего он никак не ожидал, так это того, что он настолько сильно возжелает Элизабет. Ведь она носила ребенка. И ему следовало испытывать по отношению к ней в лучшем случае покровительственную нежность. Нахлынувшее на него желание застало его врасплох. Теперь ему придется следить за каждым своим словом, за каждым жестом и взглядом, пока он будет рядом с нею. Никаких эмоций, кроме ощущения покоя и безопасности, у Элизабет не должно быть. Не хватало только, чтобы она осознала, что Джон увез ее в горы, в охотничий приют, испытывая страстное желание затащить ее в постель и показать ей такие эротические штучки, о которых она и понятия не имеет. Что он только и думает о том, как бы вытеснить Марка Рэмзи из ее памяти и занять в ее сердце место брата.
Терпение. Он не животное. И вполне может быть таким же заботливым и мягким, как ее драгоценный Марк. Забыть о страстном желании, о терзавшем его вожделении и предоставить ей то, в чем она более всего нуждается сейчас. Его способы и привычки слишком опасны и агрессивны для Элизабет, находящейся в положении. Но она все равно принадлежит ему. Вот только бы подавить эту тяжесть и боль, что возникает в чреслах, когда он ее видит…
– Здесь довольно уединенное место, – произнесла Элизабет только для того, чтобы поддержать разговор. Молчание, которое воцарилось в кабине, было пронизано какими-то тревожными токами. – Трудно представить, что мы находимся неподалеку от такого модного горнолыжного курорта, как Саранак. Думаешь, Бардо не сможет найти нас здесь?
– Какое-то время – вряд ли. А потом это укрытие нам уже не понадобится.
Элизабет недоуменно посмотрела на него:
– Как я могу оставаться в горах несколько недель? Это немыслимо. Я должна перебраться туда, где поблизости будет больница. Боюсь, что ты не представляешь, какие тут бывают зимы. Нас может засыпать снегом по самую макушку, если снегопад перейдет в буран, о котором предупреждали синоптики.
– Я пообещал, что ребенку ничто не грозит.
– Догадываюсь, но… – Элизабет посмотрела в ветровое стекло на свинцово-серые облака, что нависали над белоснежными сугробами. Какой смысл беспокоиться о том, что еще не произошло и могло вообще не произойти. Время еще есть. И она получила заверения от Джона, которому вполне можно вверить себя, что с ребенком ничего не случится. Она вдруг усмехнулась:
– Надеюсь, у тебя, по крайней мере, есть справочник акушерки в охотничьем домике. Он может оказаться весьма кстати.
– Вот увидишь, что библиотека там такая же неплохая, как и кладовая с продуктами. И сам охотничий домик весьма уютный и удобный. В каждой комнате по камину и свой собственный генератор. Нет телефонов и телевизоров, но зато на случай необходимости есть коротковолновый передатчик.
– Звучит утешительно, – сказала Элизабет. – Хотя я надеюсь, что к его о помощи не придется прибегнуть.
– Мне показалось, что тебе будет легче, если ты будешь знать: у нас есть возможность в любую минуту связаться с внешним миром. – Джон кивнул:
– А вон и охотничий домик.
Шале из красного дерева оказалось намного больше, чем ожидала увидеть Элизабет. Двухэтажное современное сооружение было построено из стекла и красного дерева. А несколько минут спустя она убедилась, что и внутреннее убранство оказалось столь же современным. Светлый ковер застилал паркетные полы. Мебель была выполнена в таких же теплых светло-коричневых и бежевых тонах. Абстрактные картины, висевшие на стенах гостиной, сияли сочными, яркими красками.
– От всей души надеюсь, что тебе нравится желтый цвет, – ведя ее по лестнице, покрытой ковром, наверх, сказал Гунер. – Тот, кто занимался отделкой твоей комнаты, помешался на этом цвете. Золотистые шторы, такое же покрывало и драпировка на креслах. Наверное, декоратор питал особую слабость к цветущим нарциссам, но все же тебе в этой комнате будет намного удобнее, чем в любой другой. Все они намного меньше и не такие уютные. К счастью, ковер в комнате довольно мягкого бежевого оттенка. – Он распахнул дверь в конце лестницы, и они вошли в большую, полную света и воздуха комнату. – На всякий случай есть ванная и душевая кабина. Кстати, Джон, не далее как вчера я сделал на всякий случай задвижки в душевой.
– Хорошо, – Джон остановился в дверях, глядя на Элизабет, которая прошла следом за Гунером в спальную комнату. Она была утомленной и… неотразимой. Ему вдруг захотелось поднять ее на руки и качать, убаюкивая. Джону стоило немалых трудов заставить себя оторвать от нее взгляд и перевести его на стеклянную стену дома, смотревшую на север. В нем проснулась нежность к ней. Непередаваемой силы нежность. Это осознание принесло ему облегчение. Если он направит о свои чувства в это русло, то сумеет справиться с вожделением.
– Здесь ты найдешь все, что тебе может понадобиться. – Гунер распахнул створку шкафа, за которой скрывался ряд полок и вешалок со всевозможной одеждой. – На прошлой неделе я попросил продавщицу в местном магазинчике помочь мне подобрать все, что может понадобиться женщине в положении.
Элизабет подумала про себя о том, что вряд ли найдется женщина, которая бы не откликнулась на просьбу Гунера. Едва заметная улыбка пробежала по ее губам, когда она остановилась позади него у шкафа:
– Уверена, что она была в восторге от того, что смогла услужить тебе. Но ты совершил небольшую ошибку. Одежды здесь закуплено столько, что ее хватит по крайней мере месяца на два, а мне осталось ждать всего три недели. Улыбка вдруг сошла с ее лица, когда Элизабет осознала услышанное. Гунер покупал для нее одежду на прошлой неделе! Неделю назад, когда они задумали перевезти ее сюда, Элизабет даже понятия не имела об их существовании. А они выбирали ей платья, обустраивали этот домик в горах…
– А какого размера вещи? – спросила она все еще растерянным тоном.
– Восьмого, – поспешно ответил Джон, а Гунер указал на туфли, стоявшие внизу:
– А обувь седьмого размера. Верно?
– Верно, – она не могла отвести взгляда от свитера ажурной вязки, висевшего прямо перед ней. Страх вдруг пронзил ее так, что сжало горло и ей стало трудно дышать. Эндрю это не понравилось, и он дернулся, заставляя ее прийти в себя. Ей нельзя волноваться или огорчаться, сказала она себе и перевела дух.
– Бет! – Джон уже стоял рядом, внимательно глядя на нее. – Что случилось?
– Ничего, – она негромко засмеялась. – Что может случиться? Безжалостный правительственный агент требует, чтобы я явилась на дознание. И мне совершенно непонятно, откуда появились вы. И не будете ли вы такими же жестокими, как и агент. Вокруг меня происходит что-то странное и непонятное. И я не получаю ответа на свои вопросы. А в остальном все просто замечательно.
– Скоро ты узнаешь все. Обещаю.
– Ты уже говорил это, – Элизабет повернулась к Джону. – Когда?
Он помедлил с ответом, раздумывая.
– Как только ты родишь. Хорошо?
– Нет, конечно, но придется смириться. Я не могу позволить себе нервничать или волноваться, чтобы не тревожить сына. – Быстро перебрав одежду, она выбрала велюровый длинный халат розового цвета и сняла его с вешалки. – А сейчас, с вашего разрешения, я пойду приму душ и приведу себя в порядок. – Она двинулась к той двери, на которую указал Гунер. Через полчаса я буду внизу. Эндрю и я изрядно проголодались, и не прочь перекусить.
Когда дверца ванной комнаты закрылась, Гунер вопросительно посмотрел на Джона:
– Эндрю? Кто это такой?
– Ребенок.
– О! – Гунер задумчиво посмотрел на дверь, закрывшуюся за Элизабет. – Как мужественно она приняла случившееся. Удивительно сильная женщина.
– Сильнее, чем она сама думает, – кивнул Джон. – На ее долю выпала нелегкая жизнь, но все же настоящей проверки в ее жизни еще не было. – И, повернувшись к лестнице спиной, он бросил своему спутнику:
– Займись едой, она скоро выйдет.
4
– Тебе помочь?
Гунер, улыбнувшись, поднял голову от плиты, на которой жарился лук:
– Не стоит. Это всего лишь банальная пицца. И ее приготовление отвечает моему темпераменту. Чертовски приятно заниматься этим. – Его голубые глаза придирчиво осмотрели Элизабет. – Сейчас ты выглядишь значительно лучше. Душ пошел на пользу.
– Тебе показалось, что я стала более общительной? Конечно. Теплая вода всегда действует успокаивающе. А где Джон?
– На улице, – он кивнул головой. – Обед будет готов через двадцать минут. Надеюсь, Эндрю нравится тушеное мясо с луком.
– Мы оба в восторге от него. Так ты уверен, что моя помощь не требуется? Гунер покачал головой:
– Ступай в гостиную, садись перед камином, вытяни ноги и отдыхай. Мне хочется, чтобы к приходу Джона ты окончательно пришла в себя. Он успел уже не один раз выговорить мне за выходку в горах. Твердит, что я до смерти перепугал тебя.
– Так оно и есть. Мне показалось, что ты свернешь себе шею.
– Стоит только на секунду потерять равновесие, как все тебя начинают клевать, – сокрушенно покачал головой Гунер. – В следующий заход дела у меня пойдут гораздо лучше. Я уже никому не доставлю таких волнений. А мне хотелось орлом взлететь над склоном и поразить твое воображение своей смелостью.
– И ты вполне преуспел в этом, – засмеялась Элизабет. – Хотя не понимаю, зачем было так усердствовать?
– А как же мне не стараться? Ты возлюбленная Джона, и мне хочется… – Он оборвал фразу на полуслове и некоторое время молчал, избегая смотреть в глаза потрясенной Элизабет. – Кажется, мой главнокомандующий и в самом деле отрежет мне язык. Забудь о том, что я сказал, хорошо?
– Я не возлюбленная Джона Сэндела… Должно быть, ты его не правильно понял, – не могла остановиться Элизабет. – Я была замужем за его двоюродным братом, Марком.
Гунер поднял на нее глаза, и искренняя сияющая улыбка озарила его лицо:
– Вот оно что! Наверное, я в самом деле что-то понял не так. А теперь иди отдыхать.
Он изо всех сил старался отвлечь внимание от случайно вырвавшейся фразы, заставить Элизабет забыть об услышанном. Но она уже успела понять, что за беззаботной и лучезарной внешностью скрывается человек, который очень редко допускает промахи. Скорее всего именно Джон Сэндел представил ее именно таким образом… Щеки ее вдруг опалило жаром, и по жилам растеклась горячая волна. Что все это значит? Он двоюродный брат, ее родственник, хотя почему-то все время говорит о Марке странным, вызывающим тоном. Но еще больше ее сбивали с толку и вызывали внутреннее беспокойство те токи, которые пронизывали ее в присутствии Джона с той самой минуты, как он подошел к ее машине. А когда на кухне он обнял ее, она ощутила дрожь… Нет! Если она и испытывает сексуальное желание, то только потому, что это ее реакция на то, что чувствует к ней Джон, более искушенный в такого рода делах. Боже, что она выдумывает! И этого она тоже не должна испытывать! В ее положении сексуальные ощущения вообще не должны иметь место.
– Кажется, настало время поговорить обо всем с Джоном. Говоришь, он снаружи?
Гунер уныло кивнул:
– Вижу, что ты не собираешься спускать это на тормозах. Так что, наверное, будет лучше накрывать на стол не через двадцать минут, а через полчаса по крайней мере.
– Скорее всего.
– Возьми мою дубленку на вешалке в прихожей, накинь ее на себя. Воспаление легких нам тут ни к чему.
– Гулять я не собираюсь. В моем положении лучше избегать рискованных вылазок. Я выйду всего на несколько минут. Я не собираюсь выяснять отношения, – она улыбнулась. – Эндрю не любит, когда я огорчаюсь.
– Как и Джон. И это означает, что я получу выволочку. Передай им обоим, что я весьма сожалею о случившемся. – Гунер вздохнул. – Но что правда, то правда. Шила в мешке не утаишь.
Улыбка все еще играла на губах Элизабет, когда она, накинув на себя дубленку Гунера, вышла наружу. Но эта улыбка исчезла при виде Джона, стоявшего к ней спиной и глядевшего в темноту. Первые легкие снежинки, что кружились в воздухе, искорками сверкали на его темных волосах. Впервые с момента их встречи он казался совершенно спокойным.
– Джон! – окликнула его Элизабет. Он повернулся к ней. И его лицо сразу же приняло озабоченное и встревоженное выражение, которое больно задело ее, точно так же, как и неосторожная фраза, брошенная в машине. Словно он каждую минуту готовился отразить нападение. Эта его напряженность становилась мучительной. Ей вдруг захотелось прижать его к себе, чтобы снять с него тревогу, чтобы он мог позволить себе расслабиться, успокоиться… Господи, что это она выдумывает! Джон меньше всего нуждался в защите. Она закрыла за собой дверь.
– Мне бы хотелось поговорить с тобой.
:
– Чудно, – напряжение сразу ослабло. – Но, может, лучше зайти в дом? Здесь довольно холодно.
– Не настолько. Свежий воздух мне все равно нужен. А мы не задержимся надолго. – А еще ей нужна эта темнота. Вопросы, которые она собирается задать ему, не так-то просто выговорить, глядя в его темные бездонные глаза. Элизабет подошла поближе. – Снегопад пока не очень сильный. Быть может, бюро ошиблось в своих прогнозах насчет бури?
– Возможно.
Она чувствовала его взгляд на своем лице и непроизвольно сжимала деревянные перила.
– Догадываюсь, что мой вопрос прозвучит крайне глупо. Скорее всего это какое-то идиотское недоразумение. Но я принадлежу к числу тех людей, которые предпочитают ясность во всех отношениях.
Лицо Джона по-прежнему оставалось в тени, но Элизабет сразу почувствовала по изменившейся осанке, что он снова напрягся. Эта же напряженность ощущалась и в его голосе. Она выпалила все сразу, не выбирая выражений, только чтобы поскорее освободиться от груза накопившихся в ней сомнений:
– Тебе не составит труда объяснить, что имел в виду Гунер, когда сказал.., Думаю, что это…
– А что сказал Гунер? Как я могу тебе что-то разъяснить, если не знаю, о чем идет речь.
– Он назвал меня… твоей возлюбленной.
Джон ругнулся про себя.
– Не сомневаюсь, что произошла какая-то ошибка, – с жаром заговорила Элизабет. – Я просто не хотела, чтобы клубок недоразумений увеличивался…
– Это не ошибка.
Элизабет резко подняла голову.
Гунер, улыбнувшись, поднял голову от плиты, на которой жарился лук:
– Не стоит. Это всего лишь банальная пицца. И ее приготовление отвечает моему темпераменту. Чертовски приятно заниматься этим. – Его голубые глаза придирчиво осмотрели Элизабет. – Сейчас ты выглядишь значительно лучше. Душ пошел на пользу.
– Тебе показалось, что я стала более общительной? Конечно. Теплая вода всегда действует успокаивающе. А где Джон?
– На улице, – он кивнул головой. – Обед будет готов через двадцать минут. Надеюсь, Эндрю нравится тушеное мясо с луком.
– Мы оба в восторге от него. Так ты уверен, что моя помощь не требуется? Гунер покачал головой:
– Ступай в гостиную, садись перед камином, вытяни ноги и отдыхай. Мне хочется, чтобы к приходу Джона ты окончательно пришла в себя. Он успел уже не один раз выговорить мне за выходку в горах. Твердит, что я до смерти перепугал тебя.
– Так оно и есть. Мне показалось, что ты свернешь себе шею.
– Стоит только на секунду потерять равновесие, как все тебя начинают клевать, – сокрушенно покачал головой Гунер. – В следующий заход дела у меня пойдут гораздо лучше. Я уже никому не доставлю таких волнений. А мне хотелось орлом взлететь над склоном и поразить твое воображение своей смелостью.
– И ты вполне преуспел в этом, – засмеялась Элизабет. – Хотя не понимаю, зачем было так усердствовать?
– А как же мне не стараться? Ты возлюбленная Джона, и мне хочется… – Он оборвал фразу на полуслове и некоторое время молчал, избегая смотреть в глаза потрясенной Элизабет. – Кажется, мой главнокомандующий и в самом деле отрежет мне язык. Забудь о том, что я сказал, хорошо?
– Я не возлюбленная Джона Сэндела… Должно быть, ты его не правильно понял, – не могла остановиться Элизабет. – Я была замужем за его двоюродным братом, Марком.
Гунер поднял на нее глаза, и искренняя сияющая улыбка озарила его лицо:
– Вот оно что! Наверное, я в самом деле что-то понял не так. А теперь иди отдыхать.
Он изо всех сил старался отвлечь внимание от случайно вырвавшейся фразы, заставить Элизабет забыть об услышанном. Но она уже успела понять, что за беззаботной и лучезарной внешностью скрывается человек, который очень редко допускает промахи. Скорее всего именно Джон Сэндел представил ее именно таким образом… Щеки ее вдруг опалило жаром, и по жилам растеклась горячая волна. Что все это значит? Он двоюродный брат, ее родственник, хотя почему-то все время говорит о Марке странным, вызывающим тоном. Но еще больше ее сбивали с толку и вызывали внутреннее беспокойство те токи, которые пронизывали ее в присутствии Джона с той самой минуты, как он подошел к ее машине. А когда на кухне он обнял ее, она ощутила дрожь… Нет! Если она и испытывает сексуальное желание, то только потому, что это ее реакция на то, что чувствует к ней Джон, более искушенный в такого рода делах. Боже, что она выдумывает! И этого она тоже не должна испытывать! В ее положении сексуальные ощущения вообще не должны иметь место.
– Кажется, настало время поговорить обо всем с Джоном. Говоришь, он снаружи?
Гунер уныло кивнул:
– Вижу, что ты не собираешься спускать это на тормозах. Так что, наверное, будет лучше накрывать на стол не через двадцать минут, а через полчаса по крайней мере.
– Скорее всего.
– Возьми мою дубленку на вешалке в прихожей, накинь ее на себя. Воспаление легких нам тут ни к чему.
– Гулять я не собираюсь. В моем положении лучше избегать рискованных вылазок. Я выйду всего на несколько минут. Я не собираюсь выяснять отношения, – она улыбнулась. – Эндрю не любит, когда я огорчаюсь.
– Как и Джон. И это означает, что я получу выволочку. Передай им обоим, что я весьма сожалею о случившемся. – Гунер вздохнул. – Но что правда, то правда. Шила в мешке не утаишь.
Улыбка все еще играла на губах Элизабет, когда она, накинув на себя дубленку Гунера, вышла наружу. Но эта улыбка исчезла при виде Джона, стоявшего к ней спиной и глядевшего в темноту. Первые легкие снежинки, что кружились в воздухе, искорками сверкали на его темных волосах. Впервые с момента их встречи он казался совершенно спокойным.
– Джон! – окликнула его Элизабет. Он повернулся к ней. И его лицо сразу же приняло озабоченное и встревоженное выражение, которое больно задело ее, точно так же, как и неосторожная фраза, брошенная в машине. Словно он каждую минуту готовился отразить нападение. Эта его напряженность становилась мучительной. Ей вдруг захотелось прижать его к себе, чтобы снять с него тревогу, чтобы он мог позволить себе расслабиться, успокоиться… Господи, что это она выдумывает! Джон меньше всего нуждался в защите. Она закрыла за собой дверь.
– Мне бы хотелось поговорить с тобой.
:
– Чудно, – напряжение сразу ослабло. – Но, может, лучше зайти в дом? Здесь довольно холодно.
– Не настолько. Свежий воздух мне все равно нужен. А мы не задержимся надолго. – А еще ей нужна эта темнота. Вопросы, которые она собирается задать ему, не так-то просто выговорить, глядя в его темные бездонные глаза. Элизабет подошла поближе. – Снегопад пока не очень сильный. Быть может, бюро ошиблось в своих прогнозах насчет бури?
– Возможно.
Она чувствовала его взгляд на своем лице и непроизвольно сжимала деревянные перила.
– Догадываюсь, что мой вопрос прозвучит крайне глупо. Скорее всего это какое-то идиотское недоразумение. Но я принадлежу к числу тех людей, которые предпочитают ясность во всех отношениях.
Лицо Джона по-прежнему оставалось в тени, но Элизабет сразу почувствовала по изменившейся осанке, что он снова напрягся. Эта же напряженность ощущалась и в его голосе. Она выпалила все сразу, не выбирая выражений, только чтобы поскорее освободиться от груза накопившихся в ней сомнений:
– Тебе не составит труда объяснить, что имел в виду Гунер, когда сказал.., Думаю, что это…
– А что сказал Гунер? Как я могу тебе что-то разъяснить, если не знаю, о чем идет речь.
– Он назвал меня… твоей возлюбленной.
Джон ругнулся про себя.
– Не сомневаюсь, что произошла какая-то ошибка, – с жаром заговорила Элизабет. – Я просто не хотела, чтобы клубок недоразумений увеличивался…
– Это не ошибка.
Элизабет резко подняла голову.