— Может не получиться. Я ошиблась, Чавез не бросился за Барри сам.
   — Я ничуть не удивился. Ему очень нужен Барри, но Чавез умен и не станет рисковать собой, когда можно подставить кого-то другого. Но Гомез обмишурился. Вряд ли Чавез доверится кому-то еще. Думаю, на этот раз он придет сам. — Гален мрачно ухмыльнулся. — Форбз был бы огорчен. Чавез не доживет до того времени, когда сможет все поведать Агентству по борьбе с наркотиками. — Он помолчал. — Вообще-то, он бы вряд ли что-то рассказал.
   Елена оцепенела:
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ты бы его убила. Ты не рискнула бы оставить его в тюрьме. Он мог бежать, мог откупиться, да мало ли что.
   — Ты не сказал об этом Форбзу?
   — Зачем? У меня нет ни малейшего желания позволить Чавезу дожить до преклонного возраста в комфортабельной тюрьме. — Он направился к двери. — Спокойной ночи. Не бойся, ложись спать. Ты здесь в безопасности. Сигнализация у Логана просто обалденная, к тому же у меня бессонница.
   Елена долго смотрела ему вслед, потом встала, подошла к раковине и вымыла чашку. Странно было после стольких лет, когда она полагалась только на себя, отдать свою жизнь в чужие руки. Странно и немного унизительно. Гален был слишком проницателен, и силой воли они вполне могли бы помериться.
   Но у него нет ее мотивов. У него нет Барри. Она способна на все, если это потребуется для безопасности сына. Поэтому она сильнее Галена.
   Она сможет с ним справиться.
 
   — Форбз мертв, — сообщил Гомез.
   — И мой сын у тебя, — сказал Чавез и добавил тоном, не допускающим возражений: — Разумеется.
   Гомез понял, что дело плохо.
   — Мы очень скоро найдем твоего сына. Там, на виноградниках, возникла небольшая проблема.
   Чавез подавил приступ ярости:
   — Проблема?
   — Скорее всего, ее предупредили. Они подожгли дом и сбежали до того, как мы там появились, — торопливо объяснил Гомез.
   — Кто мог ее предупредить? Разве что ты был так неуклюж, что позволил себя заметить.
   — Мы были осторожны. Я подкупил двух агентов, что там находились. Все должно было пройти гладко.
   — Не говори мне, как все должно было быть. Где мой сын? За ним все еще приглядывает агентство? — Чавез просто кипел.
   — Мы так не думаем. Я связался с Кэрью, нашим человеком в агентстве, так он говорит, что у них никто не знает, где она сейчас.
   — Как и ты?
   — Мне кажется, я знаю, кто вывез их с виноградников, — поспешно сказал Гомез. — Мы нашли Кармишеля в Рио. Пришлось повозиться, но он заговорил. Из Колумбии их вывез Шон Гален. Это наверняка он.
   — Зачем? Получается, что даже у орангутанга хватит мозгов, чтобы увести моего сына из-под твоего носа.
   Молчание.
   — Он единственный, кого она в этой стране знает. Скорее всего, это он, — сказал Гомез.
   — Тогда ищи его. Рой землю. Узнай, где он их спрятал. — Он понизил голос до ласкового полушепота: — И не звони мне, чтобы сказать, что ты снова сел в лужу, Гомез. Как только выйдешь на них, дай мне знать.
   — Может потребоваться немного времени. Гален работает один. Будет трудно…
   Чавез бросил трубку.
   Скулящий подонок. Ему не нужны оправдания. Ему нужен сын.
   Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Еще два дня, и Делгадо со всеми его связями будет у него в кармане. Тогда он освободится, чтобы закончить это дело с Еленой. Ему не следовало полагаться на Гомеза. Только он сам достаточно силен, чтобы справиться с этой сучкой. Однажды он уже это сделал и без проблем сделает снова.
   Он почти радовался, что Гомез провалил задание. Он забыл, какую дикую радость ему доставляла возможность подчинить ее. Он чувствовал себя триумфатором, в те дни с ней. Неплохо будет провести с ней немного времени, прежде чем он вырежет ее сердце.
 
   — Как красиво! — Елена смотрела на голубые горы на горизонте. — Ничего подобного никогда не видела. — Такая… дикая природа.
   — А в Колумбии не так? — Гален высунулся из окна автомобиля и нажал кнопки на электронном пульте управления воротами. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. У пустынной равнины есть своя прелесть.
   — Это не совсем пустыня, — заметил Доминик. — Ваше ранчо?
   — Да. — Гален въехал в ворота, и они сразу же закрылись за джипом. — Я иногда приезжаю сюда, чтобы отдохнуть.
   — Скот есть?
   Гален покачал головой:
   — Слишком большая ответственность. Ты либо сам должен заботиться о скоте, либо нанимать людей, которые бы потом перед тобой отчитывались. Тогда сюда нельзя было бы приезжать отдохнуть.
   — И когда ты был здесь в последний раз? — спросила Елена.
   Он задумался:
   — Примерно месяца три назад… Вроде так.
   — Похоже, тебе не очень часто требуется отдых.
   Он пожал плечами:
   — Я быстро начинаю скучать.
   Она оценивающе взглянула на него:
   — Не сомневаюсь.
   — И что это должно значить?
   — Ничего. — Она посмотрела на дом. — Какой большой.
   — Я люблю комфорт. Слишком часто приходилось обходиться кое-как, когда был ребенком.
   — А где ты тогда жил?
   — В Ливерпуле. И в других местах. — Он остановился рядом с верандой, которая шла вокруг всего дома. — Мама всегда уверяла, что если какой-то дом хорош, то следующий должен быть лучше. — Он вылез из джипа. — Пошли, Барри. Покажу тебе сарай. Там есть сеновал.
   — Позже, — возразила Елена. — Сначала я сама взгляну. Никогда не знаешь, какие создания прячутся в сене.
   — Там чисто. — Из дома вышел мужчина в джинсах и хлопчатобумажной рубашке. — Когда Гален позвонил, я отправился в город и купил несколько тюков сена.
   Елена оцепенела.
   — Все нормально, — быстро сказал Гален. — Это Джадд Морган. Он здесь вроде сторожа и совершенно безобиден.
   Но безобидным он не выглядел. Лет за тридцать, высокий и стройный, сразу видно, что очень сильный. Глубоко посаженные голубые глаза на худом лице с резко очерченными чертами. Жесткие. Очень жесткие.
   — Как поживаете? — спросил Морган. — Полагаю, вы Елена Кайлер. За мальчика не беспокойтесь. Я вычистил сарай две недели назад, так что единственные паразиты там — котята и Мак, моя немецкая сторожевая. Он добрый.
   — Щенок? — Глаза Барри загорелись.
   — Ну, не то чтобы щенок, но ведет себя как щенок.
   — Это Доминик Сандерс, — торжественно объявил Гален. — Когда-то был священником. Я привез его сюда, чтобы он спас твою душу.
   — Пусть лучше попрактикуется на тебе. Со мной ему не справиться. — Морган пожал руку Доминику, затем повернулся к Галену: — Есть какие-нибудь новости для меня от Логана?
   Гален покачал головой:
   — Пока нет.
   — Черт. — Он повернулся к дому. — Покажу вам ваши комнаты. На удивление милое место, учитывая полное отсутствие вкуса у Галена.
   — Мама, можно мне пойти в сарай? — спросил Барри.
   Она не могла отказать. Барри просто приплясывал от нетерпения. Котята, собака — это как раз то, что нужно.
   — Ненадолго. Тебе еще нужно вымыться перед ужином.
   — У него уйма времени. — Гален взял мальчика за руку, и они двинулись к сараю. — Я собираюсь ради первого вечера приготовить вам изысканный ужин. А идеала без усилий не достигнешь.
   — Равно как и скромности, — пробормотал Морган.
   — Пошли, Барри. Эта критика моего замечательного характера не для твоих ушей.
   Морган повел Елену и Доминика в дом. Высокий, как в соборе, потолок придавал комнате дополнительный объем, а обтянутая шинилью мебель — уют.
   — Пять спален, четыре ванные комнаты на втором этаже, — сказал Морган. — Внизу игровая комната, библиотека, кухня, столовая, гостиная и еще несколько комнат. Хотите гранд-тур или сразу к спальням?
   — К спальням, — сказала Елена.
   Морган кивнул и повел их к лестнице.
   — У первой спальни справа есть еще смежная комната. Я подумал, она вам с ребенком больше других подойдет.
   Елена кивнула:
   — Замечательно.
   Он распахнул дверь и отошел в сторону.
   — Гален велел купить для вас одежду, чтобы хватило на время вашего здесь пребывания. Все уже в стенных шкафах и комодах. Мне пришлось положиться на глазомер Галена, так что все претензии к нему. — Он жестом показал на дверь напротив. — Ваша комната, мистер Сандерс. Если у кого-нибудь из вас возникнут проблемы или вопросы, обращайтесь ко мне. Увидимся за ужином. — Он повернулся и ушел.
   — Любопытный тип, — заметил Доминик, глядя ему вслед. — И довольно интересный контраст между ним и Галеном.
   «Как между гранитной плитой и сверкающим зеркалом», — подумала Елена. Но и то и другое при соответствующих обстоятельствах может быть опасным.
   — Мне не понравилось, что Гален заранее не сказал нам про Моргана.
   — Ты бы стала возражать против присутствия незнакомого человека. Наверное, он решил, что лучше тебе его сначала увидеть. Спокойнее.
   «Спокойнее» — слово, которого она не стала бы употреблять по отношению к Моргану.
   — Гален явно разрешает ему тут хозяйничать. Он может ему доверять, но у меня нет на это никаких оснований.
   — Пока Гален ни разу не ошибался. — Доминик пошел через коридор и открыл дверь в свою спальню. — Знаешь, мне здесь нравится. Напоминает наш дом.
   Только этот в десять раз больше. Но она поняла, что он имеет в виду. Простота конструкций и ощущение домашнего уюта. Ей тоже здесь нравилось. Куда больше, чем в роскошном пентхаусе Логана, где они провели предыдущую ночь.
   — Здесь неплохо, — согласилась она.
   Елена закрыла дверь и подошла к окну. Отсюда ей хорошо был виден большой сарай, такой же аккуратный и ухоженный, как и все вокруг. Сарай с домашними животными, и полно места, где можно побегать ребенку. Возможно, им понравится здесь жить.
   Она с удовольствием поглядывала на окружающий пейзаж. Видно было на многие мили во все стороны. Гален купил ранчо именно по этой причине? Со слов Форбза она пришла к выводу, что прошлое Галена было далеко не безупречным и что он предельно осторожен. Настолько осторожен, что, даже когда он позволяет себе отдых, он должен видеть все вокруг, чтобы никто не подобрался незамеченным?
   Господи, она что, его жалеет? Ей повезло, что он вел жизнь, которая вынудила его купить эту цитадель. Больше ей ничего не надо знать.
 
   Через час запыхавшийся Барри вбежал в дом.
   — Мама!
   — Я здесь. — Елена вышла к лестнице. — Тебе понравилось? — Она сама видела, что понравилось. В волосах запуталась солома, мордашка сияла. — Сколько там было котят?
   — Три. — Он взбежал по лестнице. — Но собака… Мак. Он перевернулся на спину и позволил мне почесать ему пузо.
   — Какая честь. — Она улыбнулась и обняла его. — Похоже, ты сам не один раз там перевернулся.
   — Мы с Галеном боролись в соломе, он забросил меня на самый верх кучи. Потом я уже не мог бороться, так смеялся. Он сказал, что будет готовить на ужин утку с апельсинами и что я могу помочь. Я никогда такого не ел.
   — Конечно.
   — Мне нужно торопиться. Где ванная? Он сказал, что не разрешит мне ничего касаться в кухне, если я сначала не вымоюсь.
   Она кивнула в сторону их спальни.
   — Ванная там. — Она прошла за ним в комнату и показала на дверь в ванную. — Я достану тебе чистую одежду. Твоя спальня за этой дверью. Комнаты смежные.
   — Здорово, — заметил Барри с отсутствующим видом. — Мне надо вымыть голову. Гален сказал, что выгонит меня, если заметит хоть одну соломинку. Ты мне поможешь?
   — Конечно. — Имя Галена не сходило с его уст. — Я позабочусь, чтобы ты был в порядке. Тебе нравится Гален?
   — Очень. С ним все… по-другому.
   Он хотел сказать — интересно. Барри, должно быть, думает, что Гален нечто вроде волшебника? Он летал с ним по воздуху, потом стоял перед окном, из которого был виден весь город. Теперь он дал ему то, о чем мечтает каждый ребенок, — собаку, котят и сеновал.
   Он с тревогой наблюдал за ней:
   — Тебе ведь он тоже нравится, правда?
   Одно слово — и она может настроить его против Галена. Его восхищение может стать опасным. Может, Гален и волшебник, но после нескольких занимательных трюков он исчезнет, оставив Барри в пустоте одного. Но разве она могла произнести это слово, если Галену удалось без всякой помощи избавить Барри от страха и неуверенности, которые она чувствовала в нем после событий на виноградниках? Она у него в долгу, черт побери.
   — Почему он не должен мне нравиться? — спокойно спросила она. — Ведь он собирается научить тебя готовить для меня изысканный ужин.
 
   — Пойдем, молодой человек. Время спать. — Доминик встал из-за стола. — Ты упадешь лицом в этот шоколадный мусс, если не перестанешь кивать головой.
   — Устал… — Барри встал и зевнул. — Знаешь, я помогал мешать этот шоколад.
   — Ты уже обращал на это наше внимание, — заметил Доминик. — Несколько раз. — Он повернулся к Галену: — Замечательный ужин. Никогда не ел ничего вкуснее даже в лучших ресторанах Майами.
   — Разумеется, — ответил Гален. — Я же говорил, я отменный повар.
   Джадд Морган фыркнул:
   — Что-то здесь становится душно. Пойду на свежий воздух.
   — И оставишь меня с грязной посудой?
   — Я помогу, — предложил Барри.
   Гален покачал головой:
   — Я считаю, что каждый должен делать свое дело. Ты свое сделал. Теперь по плану тебе полагается утром помогать мне готовить омлет на завтрак.
   Барри снова зевнул.
   — Ладно.
   — Пошли, — поторопил его Доминик. — Ты сейчас заснешь, а мне уже тяжело таскать тебя, такого большого, вверх по лестнице.
   Елена дождалась, когда Барри с Домиником выйдут из столовой, и встала.
   — Я помою посуду.
   Морган покачал головой:
   — Моя обязанность. Гален готовит, я мою посуду. — Он начал собирать тарелки. — Хотя, если бы он не купил эту замечательную посудомоечную машину, я бы воспользовался вашим предложением.
   — Тогда я помогу, — сказала Елена.
   — Не нужно. Я люблю работать в одиночку. — Он унес посуду в кухню.
   — Это не потому, что ты ему не нравишься. Просто говорит правду. Он любит все делать в одиночку, — сказал Гален, вставая. — Поэтому ему так нравится жить на ранчо. Более одинокого существования трудно себе представить. Думаю, все дело в его художественном темпераменте.
   — Он художник?
   Гален кивнул.
   — В библиотеке висит замечательная картина маслом его кисти.
   — Я бы никогда не подумала, что Джадд пишет маслом.
   — Ну, надо признать, по его виду не скажешь. Как ты думаешь, чем он зарабатывает на жизнь?
   — Не знаю. Может быть, тем же, что и ты.
   Он улыбнулся:
   — Горячо. Но Джадд имеет более узкую специализацию.
   — Похоже, вы отлично ладите.
   — Мы понимаем друг друга. Мы с ним во многом схожи.
   Елена покачала головой:
   — У вас нет ничего общего.
   — Ты полагаешь, что во мне отсутствуют артистизм и тяга к одиночеству?
   — Я вообще не знаю, что ты за человек. — Она внимательно вгляделась в него. Гален смотрел на нее немного насмешливо, но глаза блестели. — А ты сам знаешь?
   — Я точно знаю, кто я такой. Не люблю только рассказывать о себе каждому встречному-поперечному. Хочешь посмотреть картину Джадда? Или ты уже здесь все видела?
   — Нет, только второй этаж. — Она вышла за ним из комнаты. — Очень впечатляющее местечко. Мне кажется, тебе следует бывать здесь почаще.
   — Я не могу долго сидеть на одном месте. — Он открыл дверь. — Тут библиотека. Единственная комната, которую Джадд полностью одобряет.
   Книги. Книги везде.
   — Я с ним согласна. — Елена вошла в комнату и ласково прикоснулась к кожаным корешкам книг, стоящих на полке ближе к двери. — Столько книг любую комнату сделают прекрасной.
   — Ты любишь читать?
   — Обожаю. — Она пошла вдоль стены, разглядывая корешки. Все — от классиков до инструкций «Сделай сам». — Когда я была маленькой, кино и телевидение были мне недоступны, но отец умудрялся доставать для меня книги, дешевые, в бумажных переплетах, тысячи книг. Больше мне ничего не надо было.
   — Нет, тебе не только это было нужно. Как у вас там действовала система поощрений? Застрели снайпера — дам хорошую книгу?
   Она поморщилась.
   — Ты не понимаешь. Мой отец вовсе не был бессердечным монстром. В Колумбию он приехал в качестве наемника, но остался как патриот. Он встретил мою мать и научился любить эту страну. Ему хотелось все изменить. Он верил в то, что делал.
   — А ты верила в то, что он делал?
   — Я верила в него.
   — Ты бы разрешила сегодня своему сыну делать то, чему тебя обучил твой отец?
   Она ответила не сразу:
   — Отец старался как мог. Когда убили мать, он превратился в фанатика. Он готов был пожертвовать всем, только чтобы добиться победы. Он не мог бросить борьбу, а ведь он остался со мной и Луисом на руках. Он хотел, чтобы мы были рядом.
   — Где сейчас Луис?
   Елена отвернулась:
   — Он все еще с повстанцами.
   — Как я понял, вы не слишком близки.
   — Нет. — Она посмотрела на название первой попавшейся книги. — «Макбет». Ты любишь Шекспира?
   — Я — и культура? Да я все эти книги купил на аукционе.
   — В самом деле?
   — Почему ты удивляешься?
   Она сжала губы.
   — Меня удивляет, что ты считаешь нужным мне врать.
   — Почему ты думаешь, что я вру?
   — Разве нет?
   Он немного помолчал, — Я действительно купил все это на аукционе, но сначала, конечно, просмотрел каждую книгу. Да, мне нравится Шекспир. Он понимал человеческие слабости. Довольна?
   — Нет. Я думаю, ты солгал, боясь, что я почувствую себя неловко. Не надо меня жалеть. У меня была тяжелая жизнь, и я не получила никакого образования, но мне не стыдно ни за себя, ни за отца, ни за то, что я делала, чтобы выжить. Я готова сравнить…
   — Ш-ш-ш-ш. — Он прижал пальцы к ее губам. — Я и не думаю тебя жалеть. Не такой уж я дурак. Возможно, ты более образованна, чем я. Меня вышвыривали из большего числа школ, чем у тебя пальцев на руках. До пятнадцати лет я ни одной книги не открыл. Я был самым неотесанным хулиганом на земле. Если я соврал, так это по привычке все скрывать.
   Она тряхнула головой, заставив его убрать пальцы. Это лишнее. Ей понравилось это прикосновение, но это лишнее. Она глубоко вздохнула и отступила назад.
   — Зачем? Тебе же наплевать, что я о тебе думаю.
   — Получается, что не наплевать. Сюрприз. — Он кивком показал на стену за ее спиной: — Вон картина Джадда.
   Она обрадовалась смене темы и обернулась. Ее огорчали свои собственные ощущения. Откуда ни возьмись появилось сексуальное напряжение, и ей хотелось от него избавиться.
   Картина. Смотри на картину.
   Это был маленький пейзаж. Холмы, окружающие ранчо. Но талант и сила, с которыми это было написано! Картина производила эффект вспышки молнии.
   — Замечательно!
   — Она напоминает мне Эль Греко. Я Джадду про это не говорил, он оскорбится.
   Она вспомнила, что сказал Морган после ужина.
   — Потому что он все делает в одиночку. И по-своему.
   Гален кивнул:
   — Нам всем нравится быть уникальными. А он, разумеется, уникален.
   Елена спросила:
   — Он собирается устраивать выставку?
   — Только не сейчас. Он начал рисовать, когда сюда приехал. Надо накопить работ. Кроме того, ему некоторое время нельзя высовываться.
   — Почему?
   — Он не хочет умереть.
   — Понятно.
   Гален улыбнулся.
   — Сколько такта! Ничего тебе не понятно. Джадд выполнял задание ЦРУ. Он был из самых лучших. Они отправили его убрать генерала северокорейской армии. К сожалению, его начальники решили, что ошиблись, и, значит, тот, кто это сделал, должен был быть принесен в жертву дипломатии. Джадд никак не мог с этим согласиться. Да ведь это и понятно.
   — Так он прячется?
   — Пока мой друг Логан не подергает за нужные веревки в Вашингтоне, чтобы снять остроту ситуации. У него приличный вес, но все равно на такие дела нужно время. — Он взглянул на нее. — Но насчет Барри не беспокойся. Джадд никогда не сделает ему ничего плохого.
   — Я не беспокоюсь. Мне кажется, я уже довольно прилично разбираюсь в людях. То, чем человек занимается, не всегда говорит о том, какой он.
   — И наоборот.
   — А ты не рискуешь, помогая ему?
   Гален пожал плечами.
   — Мне всегда нравился Джадд. — Он взял ее за локоть. — Пойдем, я покажу тебе дом. Игровая комната довольно забавная. Ты в бильярд умеешь играть?
   — Нет.
   — Я так и думал. В джунглях маловато бильярдных. Начнем уроки завтра. Я — фантастический учитель.
   — Есть что-нибудь, где ты не фантастический?
   — Ничего на ум не приходит. — Он открыл еще одну дверь. — Тебе здесь понравится. Как раз на твой… Что случилось?
   Спортзал. Зеркальные стены и сверкающее металлом оборудование.
   И лежащий на полу мат.
   — Ты белая как мел. Что, черт побери, случилось?
   «Мат».
   — Ничего. — Она облизала губы.
   «Перестань трястись, — сказала она себе. — Это от неожиданности».
   Она глубоко вздохнула и, запинаясь, произнесла:
   — Я… устала. Мне нужно лечь.
   — Только после того, как ты скажешь мне… — Гален замолчал, увидев выражение ее лица, и грубо сказал: — Давай убираться отсюда ко всем чертям.
   — Да.
   Она выбежала из комнаты и помчалась по ступенькам. Глупо быть такой слабой. Она едва успела забежать в ванную комнату, как ее вырвало. После всего, через что ей пришлось пройти, глупо позволять одному лишь виду спортзала, будь он проклят, превращать ее в слякоть. Все дело в шоке. Она шесть лет не бывала в спортзале. Не ожидала, что воспоминания захлестнут ее.
   Лоб покрылся бисеринками пота.
   Господи.
   Господи, неужели это навсегда?

6

   Спускаясь по лестнице, Елена крепко держалась за перила.
   В доме было темно, но лунного света, проникающего в окна, хватало, чтобы она могла разглядеть мебель в гостиной.
   И коридор, ведущий к спортзалу.
   Она может это сделать.
   Шаг. Еще шаг.
   Внизу у лестницы она помедлила, чувствуя, как сжимаются мышцы живота.
   Не думай. Просто сделай это.
   Но она должна думать. Это часть испытания. Нельзя выбросить это из головы, иначе он победит.
   Елена медленно пошла по коридору.
   Мат. Обыкновенный черный спортивный мат.
   Она мысленно видела его. И лицо Чавеза над собой.
   «Нет!»
   Тяжело дыша, она прислонилась к стене. Сердце сильно билось, болело и ныло. «Шевелись. Еще несколько шагов — и будет дверь».
   Вот она. Елена пошарила рукой, нащупала ручку и распахнула дверь. Входи и смотри.
   Она сделала несколько шагов вперед и остановилась над матом. Он ничего не значил. Просто кусок ткани и поролона.
   Можно уходить. Ей не обязательно здесь оставаться.
   Если он ничего не значит, почему же она так трясется? Как когда-то от приступа малярии. Почему по ее щекам текут слезы?
   «Беги прочь. Забудь. Не надо было сюда приходить».
   Нет. Если она сбежит, он выиграет.
   Елена попятилась, пока не наткнулась спиной на холодную зеркальную стену. И опустилась на пол.
   «Смотри на него. Вспоминай. Это прошло и не может повториться, если ты не позволишь. Это прошло, а значит, уже не существует».
   Боже милостивый, как бы ей хотелось перестать трястись!
   — Вставай, — резко сказал Гален. — Пошли отсюда.
   Она подняла глаза и увидела, что он стоит перед ней.
   Гален протянул руку.
   — Не знаю, какого черта ты здесь делаешь, но я не собираюсь стоять в сторонке и наблюдать.
   Елена потрясла головой и крепко обхватила себя руками. Господи, до чего холодно.
   — Уходи, — сказала она.
   — Ты здесь уже больше часа, и я устал быть терпеливым и все понимающим. Больше ждать не намерен.
   — Мне не нужно твое понимание. Не твое дело. Уходи, — упрямо твердила она.
   — Это мой дом, и пока ты здесь, меня касается все. Я руковожу шоу, забыла? А теперь вставай, мы отсюда уходим.
   — Нет, я должна быть здесь.
   Он некоторое время смотрел на нее.
   — Мать твою. — Гален сел рядом с ней на пол и прислонился к зеркалу. — Ладно, будем сидеть вдвоем.
   Она покачала головой:
   — Одна. Я должна сделать это сама.
   — Как бы не так. — Он бросил ей свой носовой платок. — Перестань реветь, слышишь?
   — Я не…
   — Заткнись. У меня выдалась трудная ночь. Не знаю, что такое с тобой происходит, но мне это не нравится. И я не люблю, когда мне что-то не нравится. Я хочу лечь в постель и забыть про тебя.
   — Иди и ложись.
   — Не могу. Если бы мог, неужели, ты думаешь, я сидел бы здесь в темноте посреди ночи?
   — Уходи.
   — Никуда не пойду. Если ты должна разобраться в чем-то одна, перенеси это на другой день. Перестань общаться с этим клятым матом, и пойдем выпьем по чашке кофе.
   — Я не обща… — Ее охватил гнев. — Ты так обо мне говоришь, будто я сумасшедшая.
   — А что? Очень похоже. У тебя пунктик насчет матов?
   — Ты не понимаешь… — Она с трудом встала. — Какая же ты задница. — Она пошла к двери. — Оставь меня в покое, Гален.
   Только когда она очутилась в коридоре, наступило чувство облегчения. Она слепо нашарила стену и прислонилась к ней.
   — Полегче. — Гален обнял ее за талию и повел на кухню. — Не сопротивляйся. Ты сделаешь мне больно.
   — Задница. — Елена все еще тряслась и ощущала страшную слабость. Они оба знали, что в таком состоянии она не сможет и таракана раздавить.
   — Ты упорно меня так называешь. — Гален толкнул ее на стул и зажег свет. — Это не очень вежливо. Если будешь так продолжать, то я не стану поднимать тебя, когда ты свалишься на пол от этой трясучки. Сиди смирно. Я возьму плед с дивана.
   Ей следовало бы подняться и уйти. Сейчас, сейчас. Вот только перестанет кружиться голова.