Но Эрвин не только считал ее брак с Барни Бленнером чем-то не заслуживающим внимания, он даже никогда не спрашивал, был ли в ее жизни еще какой-либо другой мужчина. Казалось, единственное, что его занимало, — это их будущее. Его и Джоан.
   Но сейчас, когда он заговорил о Томе, что-то очень похожее на вспышку ревности или гнева промелькнуло в его глазах, в которых до этого Джоан читала только любовь, нежность и неистовое желание.
   Неужели только из-за того, что Том был его братом? Неужели поэтому возле чувственных губ Эрвина сейчас появились горькие складки? Ирония, с которой он произнес слово «лавочник», говорила о том, что обида, нанесенная братом, не забылась до сих пор.
   Действительно ли Том был красив? Сейчас, оглядываясь назад, Джоан должна была признать, что это было так. Ниже брата и не столь мощного телосложения, он обладал густыми каштановыми волосами, ярко-голубыми глаза ми и тонкими чертами лица, неуловимо напоминая аристократов прошлого века. Да, он был красивее брата, но уступал ему в главном. В нем не было той притягательной мужественности, которая всегда вызывает ответную реакцию у женщин.
   — Джоан, я должен об этом знать! — Теперь в голосе Эрвина звучал неприкрытый гнев, которого она никогда раньше не слышала. Несколько часов назад Джоан, возможно, еще смогла бы переубедить его. Но сейчас эта задача казалась ей почти непосильной. Тем не менее следовало попытаться.
   — Впервые я встретила твоего брата на вечеринке, которую устроила, чтобы отпраздновать заключение сделки с одной кинокомпанией, собиравшейся снять фильм по моей книге. — Джоан старалась сосредоточиться на подробностях, полагая, что это единственный способ все объяснить. — У меня было много друзей в этих кругах, в том числе и иностранцев. Том пришел вместе с университетским приятелем Ларри Олкоттом и его женой Энн. Он останавливался погостить у них на несколько дней…
   Джоан взглянула на мужа и увидела, что его брови по-прежнему нахмурены, а рот плотно сжат. Похоже, пока он считал ее слова несущественными, стремясь узнать лишь одно. Однако она должна была рассказать обо всем именно так, как решила, или не говорить вовсе.
   — Это произошло около двух лет назад, — продолжала Джоан, желая, чтобы он представил себе картину событий целиком. — Ты ведь знаешь, что Том часто приезжал сюда, на побережье, когда ему хотелось расслабиться. Обычно он останавливался у Энн и Ларри…
   — Но не всегда?
   — Не всегда, — подтвердила Джоан, прилагая все усилия, чтобы оставаться спокойной, и стараясь не обращать внимания на то, что у нее все трепещет внутри. — Постепенно мы с Томом сблизились и стали получать удовольствие от общения друг с другом. Часто он приезжал сюда по вечерам и мы подолгу разговаривали. А иногда, если было уже слишком поздно возвращаться, он ночевал здесь, в одной из гостевых комнат. Ты спрашиваешь, были ли мы любовниками… — Хрупкие плечи Джоан вздрогнули. — Том однажды признался мне, что у него проблемы с сексом… возможно, связанные с эмоциональными и физическими перегрузками, которых постоянно требовала его работа. Он превосходно осознавал риск, которому подвергался, добывая новости в горячих точках земного шара. Он много рассказывал о тебе, о вашей матери, о вашем доме… Чувствовалось, что он гордится своей семьей. Он говорил еще, что никогда не женится, потому что из этого не выйдет ничего хорошего при том образе жизни, который ему приходится вести. Но он сказал, что — ты наверняка это сделаешь. Тебе нужна будет женщина, которая родит детей, чтобы они продолжили семейный бизнес. Сказал, что твоя жена никогда не пожалеет о том, что вышла за тебя. Но при этом добавил, что ты очень разборчив. И не принимаешь скоропалительных решений…
   Джоан слишком поздно спохватилась, что ей не следовало говорить об этом. Она хотела обойти стороной вопрос Эрвина — по крайней мере, не отвечать на него сразу, напрямую, — а вместо этого косвенно обвинила его в том, что он деловой расчетливостью оценивал женщин, чтобы выбрать одну из них на роль будущей жены. Напряжение, повисшее в воздухе после ее слов, казалось, еще больше отдалило ее от Эрвина.
   Холодное, почти презрительное выражение его лица ясно давало понять, что он догадался о намерении жены и понимает, чем оно вызвано.
   Внезапно Джоан почувствовала резкий приступ тошноты, которая мучила ее с самого утра, то появляясь, то исчезая. Она вскочила и, прижав руку ко рту, устремилась через весь дом к ванной.
   Естественно, Эрвин последовал за ней, но ей было уже все равно. Когда ее желудок изверг наружу все, что она съела утром, Джоан в изнеможении прислонилась к кафельной стене, сознавая абсолютную невозможность своей мечты: повернуть время на три месяца назад.
   — Джоан! Что с тобой? — Эрвин приблизился к ней и осторожно поднял на руки. Джоан поло жила голову на его плечо, ощущая сильное тело сквозь нагретую солнцем ткань. Она бы хотела, чтобы это мгновение длилось вечно, но эта мечта была так же неосуществима, как и предыдущая.
   На лице Эрвина отражались забота и сострадание, но даже это не могло сейчас помочь Джоан. Наоборот, ей стало еще хуже, потому что она понимала, что не заслуживает такого отношения с его стороны. И когда он повторил: «Что случи лось? Ты больна? Я отвезу тебя в клинику», — Джоан поняла, что должна во всем признаться. Сегодня утром тест на беременность окончательно подтвердил ее подозрения. У нее будет ребенок!
   Последние несколько дней ее слегка поташнивало по утрам, и несколько раз она испытывала внезапные головокружения. Джоан говорила себе, что решение, принятое той злополучной ночью, вряд ли могло иметь столь серьезные последствия, но все же сделала тест на беременность, — просто чтобы успокоиться на этот счет. И вот сейчас ей придется признаться в том, что она совершила отнюдь не единственную ошибку в своей жизни.
   Джоан слегка отстранилась, высвобождаясь из рук мужа, и, глядя ему в лицо, произнесла:
   — Я беременна, Эрвин.
   Несмотря на побледневшее лицо и отчаяние, которое слышалось в ее словах, Эрвин, внезапно успокоившись, улыбнулся и покачал голо вой. Он снова обнял Джоан и прижал к себе. Словно внезапно забыл их недавний разговор о ее отношениях с Томом.
   — Как ты можешь знать об этом наверняка, дорогая? Всего через неделю! Конечно, это было бы замечательно, но, боюсь, ты просто съела что-нибудь не то сегодня утром.
   Какое-то время Джоан продолжала оставаться в его объятиях, ожидая, пока сильные и частые удары сердца хоть немного утихнут, а об рывки ненужных теперь сожалений полностью исчезнут. Они с Эрвином уже обсуждали вопрос о ребенке и решили, что у них нет причин ждать. Они оба хотели иметь детей. Теперь оставалось сообщить самое худшее.
   — Это правда, Эрвин. Тест на беременность дал положительный результат. Я сделала его сегодня утром.
   Встретив недоверчивый взгляд Эрвина, Джоан поняла: сейчас он скажет что-нибудь вроде того, что она ошиблась, потому что неправильно прочла инструкцию. Поэтому голосом, дрожащим от напряжения, добавила:
   — Срок примерно три месяца.
   Глаза Эрвина превратились в две льдинки.
   — Но три месяца назад мы еще не были знакомы. Мы впервые занимались любовью в нашу первую брачную ночь. — Его голос звучал хрипло, губы стали совсем бескровными. — Итак, дорогая моя женушка, не хочешь ли ты мне сказать, кто отец будущего ребенка?
   Ей приходилось выносить гнев, оскорбления, даже физическое насилие. Все это оставляло глубокие душевные травмы. Но холодный сарказм; Эрвина, казавшийся результатом циничного безразличия, был хуже всего, а боль от раны, нанесенной им, нестерпимой.
   То, чего она так боялась, произошло. Он уже был немыслимо далек от нее, и то магическое; таинство, которым для них всегда становилось занятие любовью, для него теперь не более чем просто секс… Но Эрвин по-прежнему ждал ответа.
   — Том, — еле слышно выдохнула Джоан.

2

   Он вышел из комнаты. Его спина казалась напряженной и одеревеневшей. Джоан была не в силах пошевельнуться. Ноги словно приросли к полу, а руками она крепко обхватила плечи, чтобы унять сотрясавшую тело дрожь.
   Лишь услышав, как Эрвин заводит во дворе автомобиль, взятый им напрокат, она неуверен но сдвинулась с места. Колени подкашивались, пока она шла сначала к выходу, затем через вымощенный плитами внутренний дворик к подъездной дорожке.
   Независимо от того, какое решение принял Эрвин, он все равно не мог бросить ее вот так, ничего не сказав, ничего не объяснив! Но облако пыли, окутавшее машину, и постепенно затихавший шум мотора свидетельствовали о том, что именно так он и поступил.
   Первым побуждением Джоан было вывести из гаража собственный автомобиль и помчаться вслед за ним. Но это скорее всего привело бы Эрвина в бешенство. Даже если она нагонит его, что дальше? Он поступил так, как счел для себя лучшим: побыть сейчас одному, чтобы привести в порядок мысли.
   Если бы только муж дал ей достаточно времени, чтобы все объяснить, договорить до конца… Но он и без того был уже достаточно потрясен. Имя, которое она произнесла, добило его окончательно.
   Джоан сжала руку в кулак и вцепилась зубами в костяшки пальцев, чтобы остановить начинающуюся истерику. Ей не хотелось возвращаться в дом. Палящее солнце словно смягчало терзавшую ее боль. Она вышла на дорогу, не обращая внимания на мелкие острые камешки, впивающиеся в подошвы босых ног, и смотрела на облако пыли до тех пор, пока оно не скрылось внизу, в долине. Тогда она побрела обратно к дому, чувствуя себя разбитой и отчаявшейся.
   Рано или поздно Эрвин должен вернуться.
   Все, что ей оставалось сейчас, — это ждать. Но едва ли не впервые Джоан чувствовала себя не уютно в собственном доме, который был наглядным воплощением ее творческих успехов. Олицетворением эмоциональной и финансовой независимости, которой она добилась своими силами.
   В тот, последний, раз она призналась Тому:
   — Когда я десять лет назад оставила мужа и приехала сюда, у меня ничего не было — даже самоуважения, потому что Барни разрушил его полностью. Я работала официанткой в баре, снимала маленькую квартирку и в свободное время пробовала писать рассказы, чтобы хоть немного отвлечься от тяжелых мыслей. К счастью, это мало-помалу стало приносить доход, и то, что начиналось как психотерапия, постепенно превратилось в основную профессию…
   Разве могла Джоан предположить, что всего через полтора месяца ей придется присутствовать на его похоронах. Она пребывала в отчаянии, сожалея не только о том, что он погиб так рано и так нелепо, — Том был убит шальной пулей в одном из районов Белфаста, где происходили вооруженные столкновения, — но и о том, что после целого месяца надежд ей пришлось смириться с печальным фактом: их планы не увенчались успехом. Теперь Том уже ни когда не получит своей «частички бессмертия», а у нее не будет ребенка, которого она любила бы всю свою жизнь.
   Именно тогда, во время душераздирающей церемонии похорон, она впервые повстречалась с Эрвином. С этого момента все изменилось. Для них обоих.
   Уже стемнело, когда Эрвин наконец вернулся. Джоан еще издалека услышала шум подъезжающего автомобиля, и ее охватило смятение.
   Будет ли он иначе смотреть на ее беременность, когда узнает, каким образом она зачала ребенка? Поверит ли, что Джоан и Том никогда не были любовниками? Сможет ли понять, что они были всего лишь близкими друзьями, которые оказались в сходной печальной ситуации и поэтому приняли решение, которое показалось им разумным?..
   Темноту прорезали огни фар, и мягкие золотые отблески задрожали на белых стенах дома, затем скользнули вниз. Словно полосы чуть светящегося тумана пронеслись над каменными плитами и клумбами внутреннего дворика.
   Тишина, воцарившаяся после того, как мо тор стих, казалась невероятной. Ночной воздух был жарким и неподвижным. На лбу Джоан вы ступила испарина, тело сковало тягостное ожидание. Она должна заставить Эрвина выслушать ее, поверить ей. Неужели даже во имя их любви он не согласится это сделать?
   Наконец его фигура появилась в проеме высокой арки, ведущей во внутренний дворик. Он ступал очень тихо, почти бесшумно, но в его походке чувствовалась напряженность. Слабый, рассеянный свет и черные тени кругом делали его почти зловещим. Джоан откинулась на спинку чугунной скамейки, стоявшей возле двери. Она чувствовала себя так, словно должна была броситься в ледяную воду; ей нужна была хоть какая-то опора.
   — Где ты был? — наконец спросила она после долгих минут тяжелого молчания. Эрвин явно не собирался заговорить первым. Ей пришлось сделать это самой.
   — В Сетубале, — коротко ответил он. — Если помнишь, наша фирма собиралась открыть там филиал. Через две недели я должен был встретиться с нашим архитектором, чтобы осмотреть подходящие здания. — Он остановился на некотором расстоянии от Джоан, словно ему было невыносимо даже дышать одним с ней воздухом. — Однако по причинам, о которых нетрудно догадаться, я решил, что мне пора вернуться к делам уже сейчас.
   Джоан вздрогнула. Они планировали провести как минимум три недели медового месяца здесь, в ее доме, а затем отправиться на неделю в Сетубал, чтобы осмотреть город и заодно встретиться с архитектором. Итак, медовый месяц закончился! Но после ее признания, прозвучавшего как гром среди ясного неба, чего она могла еще ожидать?
   Джоан сделала почти непроизвольный жест рукой в сторону мужа, словно хотела дотянуться до него. К глазам подступили слезы. Но Эр-вин либо не заметил ее движения, либо не захотел на него отвечать. Рука Джоан бессильно упала на скамейку.
   — Мы можем поговорить? — Голос Джоан был еле слышен.
   — Да, конечно, — сухо кивнул Эрвин. — Только давай зайдем в дом. Сегодня был трудный день.
   Он прошел мимо нее. Джоан последовала за ним. Когда она попыталась откинуть волосы с лица, то почувствовала, как сильно дрожат ее руки. Ей гораздо проще было бы вынести его гнев и упреки, чем убийственное равнодушие. По край ней мере, тогда она узнала бы, что он думает, и, возможно, смогла бы переубедить его, рассказав, как все произошло в действительности.
   Войдя в дом, Эрвин прямиком направился в кухню, где достал из буфета бокал и бутылку виски и, отвинтив крышку, тут же плеснул себе внушительную дозу.
   — Учитывая твое нынешнее состояние, я не предлагаю тебе составить компанию, — сказал он с усмешкой.
   Эрвин отхлебнул половину содержимого бокала, затем откинулся на спинку стула и поло жил ногу на ногу. Его пальцы слегка постукивали по крышке стола из сосны. Затем он кивнул в сторону Джоан:
   — Что ж, я тебя слушаю. Или предпочитаешь, чтобы я первым начал разговор? — Голос Эрвина звучал холодно, и почти таким же холодным был его взгляд.
   Джоан судорожным движением пододвинула стул и присела на самый его краешек — не пря мо напротив мужа, а сбоку. Она не хотела видеть в его взгляде ледяное безразличие, пришедшее на смену безграничной любви.
   Ей всегда нравилась ее кухня. Синие оконные витражи, камин во всю стену, пол, вымощенный терракотовыми плитками, резной деревянный буфет с изогнутыми створками» а на подоконниках цветущая герань. Всю последнюю неделю, пока отсутствовала Кармен, они с Эрвином проводили здесь много времени, вместе занимаясь приготовлением еды. В основном это были всевозможные блюда из зелени и фруктов. Джоан вспомнила, как они беззаботно болта ли, ловя взгляды друг друга и понимая без слов всю глубину своей любви и привязанности…
   Было невозможно поверить, что любовь, радость, волшебное чувство близости ушли навсегда. Но Эрвин своим поведением словно воздвиг между ними стену. Джоан не знала, хватит ли у нее сил разрушить эту преграду.
   Тем не менее надо было попытаться. Джоан провела языком по пересохшим губам, стараясь найти нужные слова. Но в этот момент Эрвин произнес резко и нетерпеливо:
   — Что ж, если тебе больше нравится молчать, говорить придется мне. — Он залпом до пил виски и, повернувшись, в упор взглянул на жену. — Я обдумал ситуацию и принял некоторые решения, хотя это далось мне нелегко. Наш брак сохраняет законную силу, — отрывисто добавил Эрвин. Затем протянул руку к бутылке и снова наполнил бокал.
   Джоан ощутила болезненный укол в сердце.
   — Неужели ты мог подумать о разводе? — После всего, что было между ними, Джоан с трудом верила в это. Раскается ли Эрвин в своих первоначальных побуждениях, когда узнает правду? Сможет ли она простить его за то, что он собирался вот так, одним махом, выбросить ее из своей жизни, даже не давая возможности все объяснить?
   — Конечно, я об этом думал. А чего ты ожидала? — Сейчас Эрвин не смотрел на нее. Вместо этого он пристально изучал содержимое бокала, словно его больше всего интересовало, как темно-янтарная жидкость изменяет свой цвет при разном освещении. — Это была самая первая мысль, которая пришла мне в голову. Но я отказался от такого решения. По двум причинам. Во-первых, из-за моей матери. Ты ей нравишься. — В голосе Эрвина явно слышалось недоумение по этому поводу. — Наша свадьба стала единственным радостным событием, которое хоть немного смягчило ее горе, причиненное смертью Тома. Если развод состоится всего неделю спустя, она вряд ли это вынесет. Что касается второй причины, которая побуждает меня сохранить наш брак, — это твой будущий ребенок. Я ни в чем не виню Тома. Он умер, даже не зная о том, что сделал тебя беременной. Итак, ради него мы сохраним семью. Я возьму на себя всю ответственность за воспитание его ребенка. Если хочешь, назови это братским долгом. Том иногда поддразнивал меня за не в меру развитое чувство семейного долга, но, где бы он ни был сейчас, думаю, он благодарен мне за это.
   На мгновение в его глазах промелькнула тень давнишней обиды, и у Джоан сжалось сердце. Ей хотелось обнять Эрвина, успокоить его, сказать, что все еще может быть хорошо, если он сам этого захочет, если выслушает ее и постарается понять.
   Она уже собиралась встать и подойти к нему, но ее остановило мрачное выражение его лица. Резким тоном, словно отсекая одну фразу от другой, Эрвин продолжал:
   — Итак, мы будем делать вид, что ничего не произошло, — ради моей матери и ребенка, который у тебя родится. Но, помимо этого, я не желаю иметь с тобой ничего общего. Мы вернемся в Шотландию через три недели, как и собирались, а потом я уеду проверить некоторые из зарубежных филиалов фирмы. Думаю, ты согласишься, что в твоем состоянии тебе нельзя много путешествовать.
   Эрвин встал из-за стола, ополоснул бокал в раковине и поставил его на сушилку. Джоан с трудом подавила рыдания.
   Каждое из его слов только увеличило выросшую между ними стену, и теперь ее казалось невозможным сокрушить. Но и его заявления, что отныне их брак становится чисто номинальным, она не могла простить. Ведь он даже не выслушал ее!
   — А если я не соглашусь на этот… этот фарс? — Джоан вскочила, но ей пришлось схватиться за край стола, чтобы устоять на ногах. — Я хочу, чтобы ты выслушал и мою точку зрения. Я хочу, чтобы ты знал, что произошло на самом деле. Думаю, что имею на это право.
   — У тебя нет никаких прав! — Эрвин отшвырнул полотенце, которым вытирал руки. С того момента, как он вернулся, это был первый признак того, что нервы его на пределе. — Если это фарс, то ты сама его затеяла. Ты согласилась выйти за меня замуж, хотя подозревала, что, возможно, беременна от моего брата. — Он не собирался щадить ее. — Почему? Из-за того, что тебе не хотелось оставаться одной с ребенком на руках? В самом деле, если один брат потерян навсегда, то почему бы не выйти замуж за другого? Правда, у него не такая романтически-опасная профессия и он не так хорош собой, но все же это лучше, чем ничего. От него требуется лишь вступить в брак и образцово исполнять супружеские обязанности, среди которых секс занимает не последнее место. Это позволит закрыть глаза на его недостатки.
   Эрвин резко отвернулся, словно сам вид Джоан был отныне для него невыносим.
   — Но ты ошибаешься. Со мной такие штучки не пройдут. Однако ты хороша в постели, с этим я не стану спорить. Так что в любом случае я смогу заниматься с тобой любовью в свое удовольствие. Никаких обязательств, никаких грязных тайн, никаких сожалений.
   Даже если бы он своими руками вырвал сердце из ее груди, боль вряд ли была бы сильнее, чем сейчас. Рыдания сдавили Джоан горло, так что она не могла произнести ни слова. Но ведь она должна была хотя бы частично оправдаться перед ним. Ради них обоих. То, что он сразу по верил в худшее о ней, казалось Джоан невероятным, превращало Эрвина в чужого человека, которого она совсем не знала.
   — Когда мы впервые встретились, я и в самом деле…
   Голос Джоан прервался: она вспомнила, как Эрвин заговорил с ней, после того как похоронная церемония завершилась. «Вы, должно быть, Джоан Кортни. Том часто рассказывал о вас. Не уходите». Он слегка дотронулся до ее руки, затянутой в черную перчатку, и в его глазах, которые до этого отражали только боль утраты, появилось дружеское участие. «Поедемте к нам домой. Я думаю, ваше присутствие будет благотворным для моей матери. И для меня. Благодаря рассказам Тома, мне кажется, я давно знаком с вами».
   Так это все началось.
   Сейчас Эрвин наблюдал за тем, как она пыталась заговорить, и его губы кривила саркастическая улыбка, словно ему интересно было узнать, каким образом Джоан сможет оправдать то, чему нет оправдания. Это взбесило ее.
   — Я не думала, что беременна, и у меня были на то основания. — Она произнесла эти слова отрывисто и резко. На нее снова нахлынули воспоминания о том дне: ужасающее известие о гибели Тома, затем дорога в аэропорт, перелет в Эдинбург, взятая напрокат машина, на которой она добралась до Каслстоува, где смогла проститься с ним.
   Все это было невыносимо тяжело для нее, но тогда ей и в голову не приходило, что она могла быть беременной от Тома. Она вернулась в Португалию через пятнадцать дней после похорон, с сожалением распростившись с Эрвином, который остался в Шотландии. После двух недель, которые они провели вместе, едва можно было поверить в то, что случилось: они полюби ли друг друга. Но ее ждали срочные дела в Ольяне. И она знала: для того чтобы пожениться как можно скорее — а такое желание возникло у обоих едва ли не с первой встречи, — Эрвину тоже требуется разрешить множество проблем.
   Любовь, некое волшебное таинство, ощущение того, что они созданы друг для друга, — не могло же все это исчезнуть бесследно! Или могло?..
   Джоан решительно шагнула к мужу. Нет, ему придется выслушать ее!
   — Эрвин, Том и я…
   — Давай обойдемся без этого! — прервал ее Эрвин. — Я не собираюсь выслушивать пикантные подробности ваших отношений! — Он повернулся и направился к двери. — Надеюсь, ты понимаешь, почему я не поверю ни одному твоему слову. Зачем тебе понадобился тест на беременность, если ты была уверена, что ваша связь осталась без последствий?
   — Потому что меня начало тошнить по утрам. И хотя я считала, что беременность исключена, все же решила лишний раз удостовериться, — объяснила Джоан, чувствуя нарастающий гнев. Как мог человек, который утверждал, что будет любить жену до конца своих дней, отказывается даже выслушать ее? Как он мог сказать, что заранее не верит ни одному ее слову?
   Ее плечи напряглись, руки сжались в кулаки, и она произнесла громко и отчетливо:
   — Том и я никогда не были любовниками!
   — В самом деле? Значит, ты просто однажды с ним переспала? Только не говори, что он силой принудил тебя к сожительству. Это на него не похоже. Скорее уж наоборот. Как я успел убедиться, твой сексуальный аппетит нелегко удовлетворить!
   Эрвин произнес это с горечью, и черты его лица исказила гримаса боли. Когда он снова шагнул к двери, во всей его фигуре чувствовалось напряжение. В этот момент Джоан ненавидела его.
   Раньше она никогда не испытывала ни к кому ненависти, даже к Барни. Она презирала его, но не ненавидела. Но сейчас это чувство овладело ею с неистовой силой. Она несколько раз прошлась туда и обратно по кухне, крепко обхватив себя руками за плечи, словно для того, чтобы не дать бушующему внутри гневу вырваться наружу.
   Как он посмел разговаривать с ней словно с последней шлюхой? Обвинять ее в таких чудовищных вещах? Куда исчез человек, которого она любила больше жизни? И существовал ли он когда-нибудь на самом деле или это был лишь идеал, созданный ее воображением? Мужчина, который только что вышел отсюда, был холодным, высокомерным, эгоистичным чудовищем!
   И пусть он даже думать забудет о своем «не зыблемом» решении изображать счастливую семейную пару! Она в этом не участвует! Уж не считает ли он, что ему заповедано свыше распоряжаться чужими судьбами и что только от него зависит, как она проживет оставшуюся часть своей жизни?
   Неужели Эрвин и вправду полагал, что она согласится остаться с человеком, который способен так мерзко подумать о ней? Неужели мог хоть на минуту вообразить, что она безропотно смирится с уготованной ей жалкой участью?
   Раз с их браком покончено навеки, она и не думает возвращаться с Эрвином в Шотландию и жить там фальшивой жизнью. Ей вполне по силам самой позаботиться о своем ребенке — в конце концов, таким и было ее первоначальное намерение.
   Ее ребенку не нужен подставной отец, в особенности такой жестокий и высокомерный тип, как Эрвин Кросс!
   Первое, что она скажет ему завтра утром:
   «Складывай вещички и убирайся прочь из моего дома. Я больше не хочу тебя видеть! »