– Так вы из Европы? Подумайте!
   – Да, знаете, и рад, что выбрался оттуда. Два месяца ездили там по разным городам, больше все в Германии и Австрии – но последние две недели только даром тратил время. Никаких дел нет.
   – Да что вы? – с серьезным видом удивился Дикки.
   – Ах, вы это про чуму! – заметил его друг. – Она и так нам надоела до смерти. Уж сколько времени в газетах только об этом и кричат. Я бы хотел забыть о ней.
   Блондин перегнулся вперед и поставил на прилавок свой пустой стакан. – Налейте, барышня, еще. – Вы говорите: надоела. Погодите – что еще будет впереди. Это прямо ужас. Если я расскажу вам, что я видел за последнюю неделю, вы не поверите.
   – А вы лучше не рассказывайте, – я и так вам верю. Да и что толку заранее трястись от страха. Лично я убежден, что до Англии она не доберется. Иначе, она давно бы уже проявилась и у нас. Я думаю, что…
   Он вдруг запнулся на полуслове, пораженный выражением лица блондина. Тот сидел с раскрытым ртом и неподвижно, пристально, стеклянными глазами смотрел мимо буфетчицы на аккуратно расставленные блестящие стаканы и бутылки разных форм. Лицо его было ужасно.
   Буфетчица нервно вздрогнула и отодвинулась. Молодые люди оба вскочили с мест и перенесли свои стулья подальше. У всех троих мелькнула одна и та же мысль. – Этот чистенький, опрятно одетый блондин болен белой горячкой.
   Атмосфера комнаты, из веселой, интимной, мгновенно стала тревожной и напряженной, полной недоумения и страха.
   Наступило жуткое безмолвие; затем раздался звон стекла; блондин, державший в руке стакан, судорожно стиснул его так крепко, что стакан лопнул и осколки посыпались на пол:
   – Послушайте, что же это такое? – невольно вырвалось у первого юноши. Буфетчица прижалась к полкам и насторожилась, нервно вздрагивая. Она была девица опытная, видавшая виды.
   Голова блондина запрокинулась назад, отгибаясь все дальше, словно ее тянула какая-то невидимая сила. Глаза его, как будто напряженно следили за какой-то точкой, передвигавшейся все выше и выше вдоль стены с полками позади буфетной стойки; постепенно эта точка дошла до потолка и двигалась по потолку, по направлению к блондину.
   Затем, вдруг, сразу, страшная напряженность мышц ослабла, блондин уронил голову на грудь и схватился обеими руками за затылок, дыша тяжело, прерывисто.
   – Слушай. Ты как думаешь – он болен? – спросил первый юноша.
   Дикки направился было к блондину: его знание химии придавало ему профессиональный вид.
   – Он только что приехал из Европы… А вдруг это у него чума, – шепнула буфетчица.
   Молодые люди оба отскочили назад, пробормотали что-то о том, что надо позвать доктора, и устремились к двери. Один из них сделал большой крюк, чтоб обойти блондина, сидевшего, перегнувшись вдвое и бешено тиская свой собственный затылок.
   Не успела захлопнуться входная дверь, как блондин свалился на пол, издавая противные, визгливые стоны.
   Буфетчица охнула и застыла на месте. – Женщины не заражаются, – выговорила она громко, чтобы подбодрить себя. Однако ж осталась стоять по ту сторону прилавка.
   Несколько минут спустя хозяин гостиницы – издали – опознал блондина – это был мистер Стюарт, агент фирмы Баркер и КR.
* * *
   «Высшие силы» Трэйля показали себя.
   Скромное орудие, избранное ими, сделало свое дело, и оно же первое в Лондоне получило весть о результатах.
   Телеграмма была адресована дирекции, но так как ни одного директоров не было в конторе, ее вскрыл Гослинг. И только вскрикнул:
   «Черт!» – но таким тоном, что заинтересованный Флэк повернулся на стуле, изумился: – его сослуживец выпученными, вдруг остекленевшими глазами смотрел на голубой листок бумаги, и листок дрожал в его руке.
   Флэк поднял очки на один уровень с бровями и спросил:
   – Дурные вести?
   Гослинг сел и вытер мгновенно вспотевший лоб платком, которым он вытирался после нюхательного табаку, заметил свою ошибку и небрежно бросил платок на конторку. Такое нарушение его неизменных привычек произвело даже более сильное впечатление на Флэка, чем его выпученные глаза и трясущиеся пальцы. Уж если Гослинг кладет на показ свой грязный носовой платок, это не предвещает ничего доброго.
   – Господи помилуй! Да что такое случилось? Говорите же.
   – Беда, Флэк, – слабо простонал Гослинг. – В Шотландии. Наш мистер Стюарт сегодня утром умер в Денди от чумы.
   Флэк вскочил с места и схватил телеграмму, краткую, но содержательную: «Стюарт неожиданно скончался 5 пополудни. Опасаюсь чумы. Макфэй».
   – Та-та-та. «Опасаюсь». Это, ведь, еще не доказательство. Они там все потеряли головы. Подтянитесь, дружище. – Я отказываюсь этому верить.
   Гослинг с трудом перевел дух, заметил свой платок на письменном столе и поспешил убрать его в карман. – Может быть, у него была сердечная болезнь – а, как вы думаете?
   – Ну, положим, чтоб у него сердце было больное, об этом я не слыхивал.
   Гослинг взял у него телеграмму, снова внимательно перечел ее – и немножко успокоился.
   – Да, тут сказано, «опасаюсь». Макфэй не написал бы так, если б он был уверен.
   – Однако, вряд ли они решились бы поставить в телеграмму слово «чума», если б они не были уверены, – возразил Флэк.
   Гослинг так взволновался, что вынужден был выйти и завернуть в соседний кабачок подкрепиться, – чего он не сделал со дня рождения своей старшей дочери.
   Лица хозяев омрачились, когда им сообщили новость из Денди, да и весь Лондон омрачился, прочитав час спустя все подробности в «Вечерних Известиях».
   Стюарт, по-видимому, проехал из Берлина прямо в Лондон, через Флешинг и Порт Виктория и таким образом, избег карантина. И не он один. Несмотря – на строгость правил, многие британские подданные переезжали границу, Не заглядывая в карантин: при деньгах устроить это было не так трудно, а Стюарту велено было денег не жалеть.
   «Вечерние Известия», хоть и пустили эту новость под огромным хлестким заголовком, все же уверяли, что волноваться нет причины, что в Великобритании с такими эпидемиями справляются лучше, чем на континенте: что это – единственный случай; чума с первой минуты была распознана, (за пять часов до смерти), тело сожжено и в доме произведена самая тщательная и дорогая дезинфекция – изъят из употребления даже спальный вагон, в котором Стюарт ехал из Лондона в Денди, и также сожжен.
   Лондон все еще смотрел угрюмо, но уже склонен был поздравить себя с превосходством британских методов борьбы с болезнями. «И все-таки чумы не будет в Англии, – твердили представители огромного семейства Гослингов. – Вот увидите, что не будет».
   Но, часов двенадцать спустя, Англия уже; жалела, что правительство осталось в меньшинстве. Премьер, подавленный своей неудачей, немедленно подал в отставку и объявил, что не станет выставлять свою кандидатуру даже в качестве просто депутата. Его противник, Брамптон, был вызван во дворец и ему поручено было сформировать новое министерство. Общие выборы, при данных обстоятельствах, признаны были нежелательными и несвоевременными.
* * *
   Мистер Стюарт умер под утро в пятницу, а уже на следующий день в субботу, 14 апреля, началась паника.
   День начался сравнительно спокойно. В пределах Великобритании новых заболеваний не было отмечено, но между Лондоном и Россией, Прагой, Веной, Будапештом и другими континентальными центрами телеграфное сообщение было прервано. В Германии положение было отчаянное; повсеместно вспыхивали восстания и бунты. Многие города были объявлены на военном положении. Кое-где стреляли в разгулявшуюся чернь. В делах царил застой, а чума распространялась с быстротой степного пожара. Накануне в Реймсе заболело триста человек и более пятидесяти в Париже…
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента