Страница:
Нордлунд, по словам Лили, был не только переводчиком, но и очень успешным психиатром. (Позже я заглянул на его страницу в Интернете, где говорилось, что он работает с шизофрениками, людьми, страдающими различными формами психозов и навязчивых состояний, а кроме того, известен как человек, занимающийся «белковой фармакологией». Также Петер выступал в качестве советника некой «международной компании по инвестициям» и «кембриджской биотехнологической компании», специализировавшейся на «обнаружении и использовании в терапии лечебных пептидов».) Лили добавила, что работает он в клинике, расположенной в двух часах езды от Гётеборга, и ехать туда мне нет никакого смысла. Меня все равно не пропустят без соответствующих документов.
– Даже меня к нему не пускают, когда он работает с пациентами, – сказала она. – У него очень напряженная работа.
– В каком смысле – напряженная?
– Я ничего толком не знаю. Петер вернется через несколько дней. Если вы останетесь в Гётеборге, попытайтесь с ним встретиться еще раз. – После короткой паузы Лили спросила: – А зачем вы приехали? Зачем вам нужен мой муж?
– Он перевел очень интересную книгу, – ответил я, – под названием «Бытие или Ничто». Меня она настолько восхитила, что я решил с ним встретиться и выяснить, для кого он делал перевод и почему.
– О! – воскликнула Лили. Она явно была очень удивлена.
– Вам известно что-нибудь о «Бытии или Ничто»? – спросил я.
– Да, – ответила женщина. Потом, после паузы, добавила: – Я… Да, знаю, о какой книге вы говорите… Он иногда переводит. Для разных компаний. И это была… – Она почему-то вдруг замолчала, а потом сказала: – Мы не лезем в дела друг друга. Честно вам признаюсь, меня особенно не интересует, чем он там занимается! Мне известно, правда, что Петер работает с чем-то молекулярным, но толком ничего не знаю. Иногда он говорит: «Я только что перевел такую-то книгу для такой-то компании», и, если она на шведском, которого я не понимаю, или посвящена темам, в которых я ничего не смыслю, то я вообще стараюсь не лезть не в свое дело.
– В любом случае мне было приятно с вами побеседовать, – сказал я. – Через несколько дней обязательно приду снова.
– Да, конечно, – откликнулась Лили, – конечно.
Последующие дни текли довольно медленно. Я лежал в своем гостиничном номере и смотрел странное европейское телевидение, которое, вероятно, имело бы какой-то смысл, если бы я понимал язык, но так как ничего понятно не было, то все программы производили на меня впечатление загадочных и запутанных сновидений. В одной из передач группа скандинавских ученых наблюдала за тем, как один из них наливает жидкую пластмассу в ведро с холодной водой. Пластмасса застыла, ее вытащили из ведра, пустили по кругу, а затем, насколько я мог понять, стали рассуждать о необычности и причудливости формы. Я позвонил домой, но жена не ответила. Мне почему-то вдруг пришло в голову, что она могла умереть. У меня началась паника. Потом выяснилось, что жена все-таки жива. Она просто ходила в магазин. Надо признаться, меня во многих уголках земного шара охватывает совершенно беспочвенная тревога. Я решил прогуляться, а когда вернулся, увидел, что пришло сообщение. От Деборы Тальми. Появился первый подозреваемый. Она просила перезвонить ей.
Этот подозреваемый, к моему крайнему неудовольствию, находился не в Швеции, а в совершенно противоположной точке земного шара – в Блумингтоне, штат Индиана. Его звали Леви Шанд, и он только что разместил в Интернете совершенно невероятную историю о своем участии в загадке «Бытия или Ничто».
История Леви Шанда в изложении Деборы звучала следующим образом. Шанд учился в Университете Индианы. Как-то без всякой особой цели он разъезжал по городу и вдруг заметил в грязи под железнодорожным мостом большую коричневую коробку. Он вышел, чтобы повнимательнее ее разглядеть.
На коробке не оказалось никаких опознавательных знаков, и она была сравнительно чистой, словно ее оставили там совсем недавно. Хотя поначалу Леви боялся ее открывать – ведь внутри могло лежать все что угодно, от миллиона долларов до отрубленной головы, – в конце концов он набрался храбрости, вскрыл коробку и обнаружил в ней восемь экземпляров «Бытия или Ничто».
На каждой книге имелась наклейка, на которой значилось: «Внимание! Прежде чем читать книгу, обязательно ознакомьтесь с письмом профессора Хофштадтера. Удачи!» Текст заинтриговал Леви. Он был знаком с профессором Хофштадтером и знал, где тот живет.
– Не знаю, кто такой профессор Хофштадтер, – сказал я Деборе. – Хотя, конечно, обратил внимание на упоминания о нем, разбросанные по всей книге «Бытие или Ничто». Однако я так и не понял, реальное это лицо или выдуманный персонаж. Он что, знаменитость?
– Профессор написал книгу «Гёдель, Эшер, Бах»! – ответила она, явно удивленная моим невежеством. – Весьма значительный труд.
Я промолчал.
– Если вы только начинаете знакомиться с Интернетом, не слишком сообразительны и к тому же совсем юны, у названной книги есть все шансы стать чем-то вроде вашей второй Библии. В ней говорится о том, как можно использовать математические теории Гёделя и каноны Баха, чтобы наиболее эффективно реализовать ваш сознательный опыт. Очень многим молодым ребятам «Гёдель, Эшер и Бах» страшно нравится. Кроме всего прочего, она очень забавна. Откровенно признаюсь, до конца я ее так и не дочитала, но она числится среди моих настольных книг.
Хофштадтер, по словам Деборы, опубликовал свою работу в конце 1970-х годов. Читающая публика и критики встретили ее с восторгом. Она получила Пулитцеровскую премию. Книга была полна великолепных головоломок, игры слов и размышлений по поводу значения естественного и искусственного интеллекта. Работа принадлежит к числу тех сочинений – наряду с «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» или «Краткой историей времени», – которые все хотят иметь у себя на полках, но очень немногие способны по-настоящему понять.
Несмотря на то, что весь мир был буквально у ног Хофштадтера в 1979 году, он решил из него удалиться и следующие три десятилетия работал профессором на кафедре когнитивных исследований в Университете Индианы. Но студенты его, конечно, очень хорошо знали. Профессор с густой копной седых волос, как у Энди Уорхолла, жил в большом доме на краю кампуса, и именно туда и направился Леви Шанд с намерением передать Хофштадтеру восемь экземпляров «Бытия или Ничто», которые он нашел в коробке под железнодорожным мостом.
– Под железнодорожным мостом, – повторил я, глядя на Дебору. – Вы заметили параллель? В том письме Дугласу Хофштадтеру автор сообщает об обнаружении нескольких старых листков, отпечатанных на машинке и кем-то оставленных в углу заброшенной железнодорожной станции. И вот теперь Леви Шанд находит несколько экземпляров «Бытия или Ничто» под железнодорожным мостом…
– Вы совершенно правы! – согласилась Дебора.
– И что же случилось с Шандом, когда он пришел домой к Хофштадтеру, чтобы передать ему книги? – спросил я.
– Леви говорит, что дверь открыл Хофштадтер в окружении целого гарема очаровательных француженок. Он пригласил растерявшегося студента в дом, забрал у него книги, поблагодарил и проводил к выходу.
На этом история Леви Шанда, по словам Деборы, заканчивалась.
Несколько мгновений мы молчали.
– Очаровательные француженки?.. – повторил я.
– Не верю его рассказу, – призналась Дебора.
– По-моему, он все это придумал, – согласился я. – А можно мне самому побеседовать с Леви Шандом по телефону?
– Я кое-что о нем разузнала, – ответила Дебора. – У него есть страничка в «Фэйсбуке».
– Отлично. Тогда я свяжусь с ним через нее.
Наступила пауза.
– Дебора?.. – окликнул я свою собеседницу.
– Боюсь, что его не существует, – покачала она головой.
– Но у него же есть страничка на «Фэйсбуке»…
– С тремя сотнями друзей в Америке, – подтвердила Дебора.
– Вы полагаете?..
– Я полагаю, что кто-то создал фантастический образ Леви Шанда на «Фэйсбуке», – ответила Дебора.
Я промолчал.
– Вы не задумывались над его именем? – спросила Дебора.
– Леви Шанд?..
– Проанализируйте его, – сказала она. – Это же анаграмма.
Я замолчал. И растерянно развел руками.
– Levi Shand[1] – «Live Hands», – выдала свой вариант Дебора. – Его имя – анаграмма «Live Hands».
– Ах, вот как, – протянул я.
– Рисунок на обложке «Бытия или Ничто», – пояснила Дебора. – Две руки, рисующие друг друга…
– Но если Леви Шанда не существует, – произнес я, – то кто же его создал?
– Я думаю, что все они – Хофштадтер, – ответила Дебора. – Леви Шанд. Петер Нордлунд. Я думаю, что все они – Дуглас Хофштадтер.
Я решил немного прогуляться по Гётеборгу. Откровенно говоря, я был раздражен и разочарован. Провести здесь без толку несколько дней и обнаружить, что, возможно, виновник всего – известный университетский профессор, обитающий за четыре тысячи миль отсюда в Индиане… Дебора предоставила мне еще ряд косвенных доказательств того, что вся головоломка – продукт лукавого ума Дугласа Хофштадтера. По ее словам, эта история совершенно в его духе. А так как он автор международного бестселлера, то у профессора, несомненно, имеются финансовые возможности для ее организации. Кроме того, ему хорошо знакома Швеция. По свидетельству «Википедии», он жил там в середине шестидесятых. Более того, «Бытие или Ничто» вообще очень похожа на другие книги Хофштадтера. Чистая белая обложка напоминает обложку продолжения «Гёделя, Эшера и Баха», вышедшего в 2007 году и называвшегося «Я – замкнутый круг».
По правде говоря, придумывание несуществующего университетского студента со страницей на «Фэйсбуке» и совершенно невероятной истории с гаремом из очаровательных француженок выглядело слишком уж странным дополнением, но пытаться искать мотивы поступков такого гения, как Хофштадтер, было явно неблагодарным занятием.
Более того, Дебора решила, что ей удалось разгадать головоломку. Да, в ней действительно имелось отсутствующее звено, но не в форме невидимых чернил или значимых слов, вырезанных из страницы тринадцать. Оно, по ее мнению, заключалось в том, как книга раскрывала присущий каждому ее получателю нарциссизм.
– Его книга «Я – замкнутый круг» именно об этом, – сказала Дебора. – О том, как мы проводим свою жизнь, постоянно, снова и снова, замыкаясь на самих себе, словно в неком бесконечном замкнутом круге. И вот теперь многие люди задаются вопросом: «Почему именно мне прислали книгу?». Они ведь задумываются не столько о книге и ее смысле, сколько снова о самих себе. Значит, «Бытие или Ничто» создала некий круг людей и стала для них очередным инструментом замыкания на собственной личности. – Она помолчала. – Полагаю, что именно в этом и заключается идея Хофштадтера.
Теория Деборы поначалу показалась мне вполне убедительной: я поверил, что она может и в самом деле стать решением загадки, пока час спустя не побеседовал по скайпу с Леви Шандом, который, как очень быстро выяснилось, был самым что ни на есть реальным студентом из Университета Индианы.
Шанд оказался симпатичным черноволосым молодым человеком с меланхоличным взглядом. Он сидел в захламленной комнате студенческого общежития. Его было совсем нетрудно найти. Я послал письмо на его страницу на «Фэйсбуке». Леви мне сразу же ответил (в тот момент он сам был в сети), и через несколько секунд мы уже смогли взглянуть в лицо друг другу.
Шанд утверждал, что вся его история – совершенная правда. Он и в самом деле нашел книги в коробке под железнодорожным виадуком, а дома у Дугласа Хофштадтера действительно есть гарем из француженок.
– Скажите мне в точности, что произошло, когда вы к нему пришли, – попросил я.
– Я очень волновался, – ответил Леви, – ведь он же такая знаменитость в когнитивной науке… Дверь мне открыла очень привлекательная молодая француженка. Она попросила меня подождать. Я заглянул в соседнюю комнату: там было еще несколько очаровательных девушек.
– И сколько же их было в общей сложности?
– По крайней мере, шесть, – ответил Леви. – Брюнетки, блондинки… Все они стояли между кухней и столовой. И все были потрясающе красивы.
– Это в самом деле так было? – выпалил я, будучи не в состоянии поверить его словам.
– Ну, возможно, они были не француженки, а бельгийки, – ответил Леви.
– И что же произошло потом? – спросил я.
– Из кухни вышел профессор Хофштадтер. Он был очень худ, но выглядел вполне здоровым. Он действительно харизматическая личность… Профессор взял у меня книги, поблагодарил, и я ушел. Вот и все.
– То есть вы хотите сказать, что каждое ваше слово абсолютно правдиво?
– Абсолютно, – ответил Леви.
Однако что-то не состыковывалось. История Леви – да и теория Деборы – могли быть правдоподобны только в том случае, если бы Дуглас Хофштадтер являлся легкомысленным шутником-дилетантом, каковым он, по всем имевшимся у меня сведениям, не был ни с какой точки зрения. К примеру, в 2007 году корреспондент «Нью-Йорк таймс» Дебора Соломон задала ему несколько довольно провокационных вопросов, и в своих ответах он проявил себя как довольно серьезный, а в некоторых случаях даже раздражительный человек:
Затем, в 1993 году, его жена внезапно умирает от опухоли головного мозга. На руках у профессора остались двое детей, двух и пяти лет. Он был буквально убит случившимся. В книге «Я – замкнутый круг» Хофштадтер утешает себя мыслью, что жена продолжает жить в его сознании. «Мне кажется, что какие-то проявления ее «я», ее внутреннего мира, душевного света, как бы мы это ни называли, остаются внутри меня, – говорил он в интервью «Сайентифик америкэн» в 2007 году, – и я имею в виду сущностные проявления ее «я», ее душу, если хотите. Вынужден, конечно, подчеркнуть, что из-за печального свойства материи то, что сохраняется во мне, есть всего лишь очень слабая копия. Некий уменьшенный снимок с низким разрешением, и очень размытый… Конечно, ему не удается победить жало смерти. Я не могу сказать: «Ладно, пусть она умерла, зато продолжает жить у меня в мозгу». Однако даже в таком варианте это хоть какое-то утешение».
Ничто в собранных мною материалах не свидетельствовало о Хофштадтере как о человеке, способном завести гарем из француженок, да к тому же имеющем склонность участвовать в запутанном тайном предприятии с анонимной рассылкой десятков странных книг различным ученым по всему миру.
Я направил Хофштадтеру электронное письмо, в котором напрямую задал вопрос – есть ли хоть крупица истины в истории Леви Шанда о коробке под мостом и о гареме француженок, и отправился на прогулку. Когда я вернулся, меня уже ожидал ответ.
Хофштадтер ответил:
«Петер Нордлунд?..» – подумал я.
Был ли Петер Нордлунд единственным организатором этого дела? Подобный вариант представлялся крайне маловероятным. Чтобы настолько успешный человек, известный психиатр, химик, специализирующийся на белковых соединениях или на чем-то подобном, консультант в компании по биотехнологиям, занимающейся разработкой лечебных белков или чего-то в этом роде, на самом деле оказался, по выражению Хофштадтера, просто свихнувшимся идиотом?..
Однако в восемь часов того же вечера мне удалось наконец-то встретиться с Нордлундом, и очень скоро стало ясно: именно он в действительности является виновником происходящего.
Нордлунд был высокого роста, лет пятидесяти с небольшим, с приятным, весьма интеллигентным лицом. На нем был твидовый пиджак. Он встретил меня на пороге своего дома вместе с женой. И мне этот Петер сразу же понравился. По лицу Нордлунда блуждала широкая добрая загадочная улыбка, и он постоянно заламывал руки, как человек слегка одержимый. Я тоже постоянно заламываю руки. Меня не оставляло ощущение, что с точки зрения одержимости вещами, не имеющими никакого значения в жизни, мы с Петером – два сапога пара.
– Ваш приезд меня удивил, – заметил Нордлунд.
– Надеюсь, приятно? – отозвался я.
Последовала короткая пауза.
– Если вы занимаетесь изучением «Бытия или Ничто», – сказал Петер, – вы должны понимать, что вам никогда не удастся установить автора книги.
– Думаю, что он мне известен, – возразил я. – Полагаю, что это – вы.
– Естественное пред… – Голос Петера сорвался. – Весьма естественное предположение.
– И оно правильное? – спросил я.
– Конечно, нет, – ответил Петер.
Петер (кстати, Петер Нордлунд – не настоящее его имя, так же как его жену на самом деле зовут не Лили) стал демонстративно переминаться с ноги на ногу. Он изображал состояние человека, к которому зашел сосед в тот самый момент, когда у него на плите что-то закипело. Мне было ясно, что за маской мягкого безразличия скрывается растерянность, вызванная моим приездом.
– Петер, – сказал я. – Позвольте, по крайней мере, задать вам один вопрос. Почему именно этих людей выбрали в качестве получателей книги?
Нордлунд громко вздохнул, его лицо осветилось. Создавалось впечатление, что я задал ему самый восхитительный вопрос, который только можно было придумать.
– Ну… – начал он.
– Откуда тебе известно, кто получил книгу? – резко вмешалась в наш разговор Лили. В ее голосе звучало явное раздражение. – Ты же ведь только занимался переводом.
Благодаря этим словам Петер, похоже, одумался, и на его лице вновь появилась маска вежливого безразличия.
– Да, – проговорил он. – Да. Очень жаль, но мне думается, что на этом мы должны будем закончить… В мои намерения входило лишь поздороваться с вами. Я и так уже наговорил гораздо больше, чем следует… Теперь вы можете побеседовать с моей женой.
Петер с улыбкой удалился в дом, а мы с Лили уставились друг на друга.
– Мне нужно уехать в Норвегию, – сказала она. – До свидания.
– До свидания, – ответил я.
И полетел назад в Лондон.
Дома меня ожидало электронное письмо от Петера.
– Вы произвели на меня впечатление приятного человека. Первый этап проекта скоро завершится, и следующим уровнем займутся уже другие люди. Будете ли вы в нем задействованы, я не знаю. Но вас в любом случае поставят в известность…
– С радостью приму участие в проекте, если вы подскажете, как мне это сделать, – написал я в ответ.
– Видите ли, в том-то и основная сложность – знать, что делать, – ответил он. – Мы называем это жизнью! И уж поверьте мне, когда придет ваше время, вы узнаете.
Прошло несколько недель. Мое время не пришло, а если и пришло, то я ничего не заметил. В конце концов я позвонил Деборе и сказал ей, что разгадал тайну.
Я сидел на открытой площадке «Старбакса» в Брунсвик-центре на Рассел-сквер в центре Лондона и наблюдал, как из-за угла появилась Дебора и быстрым шагом направилась ко мне.
Она села рядом и улыбнулась.
– Итак?..
– Ну… – начал я, потом сообщил ей о своих беседах с Леви Шандом и Дугласом Хофштадтером, о встречах с Петером и Лили и о последующей электронной переписке.
Когда я закончил, Дебора пристально взглянула на меня и спросила:
– И это все, что вы хотели мне сообщить?
– Да! – ответил я. – Суть в том, что автор, по мнению Хофштадтера, свихнувшийся идиот. Все искали отсутствующее звено головоломки, и вот оно.
– О!.. – протянула она.
На ее лице отразилось явное разочарование.
– Не стоит разочаровываться! – воскликнул я. – Неужели вы не видите? Все чрезвычайно интересно. Разве вас не поражает, что такая история закрутилась исключительно из-за того, что у какого-то человека не все в порядке с мозгами? Словно рациональный мир, ваш мир, был бы застойным прудом, а больная психика Петера – камнем с неровными краями, который туда бросили, и от него пошли такие странные причудливые круги.
Мои собственные мысли и образы необычайно взволновали меня. Безумие Петера Нордлунда имело грандиозное влияние на мир. Оно стало причиной интеллектуальных поисков, экономической деятельности, сформировало некое сообщество. Ему удалось заинтересовать самых разных ученых, разбросанных по нескольким континентам, пробудить в них параноидальные и нарциссические чувства. Они стали общаться в блогах, создавая и обсуждая конспирологические теории с участием тайных христианских организаций и т. п. У одного из них даже возникло желание встретиться со мной в кафе «Коста». Я сам полетел в Швецию, также пытаясь разгадать загадку. И так далее…
– Даже меня к нему не пускают, когда он работает с пациентами, – сказала она. – У него очень напряженная работа.
– В каком смысле – напряженная?
– Я ничего толком не знаю. Петер вернется через несколько дней. Если вы останетесь в Гётеборге, попытайтесь с ним встретиться еще раз. – После короткой паузы Лили спросила: – А зачем вы приехали? Зачем вам нужен мой муж?
– Он перевел очень интересную книгу, – ответил я, – под названием «Бытие или Ничто». Меня она настолько восхитила, что я решил с ним встретиться и выяснить, для кого он делал перевод и почему.
– О! – воскликнула Лили. Она явно была очень удивлена.
– Вам известно что-нибудь о «Бытии или Ничто»? – спросил я.
– Да, – ответила женщина. Потом, после паузы, добавила: – Я… Да, знаю, о какой книге вы говорите… Он иногда переводит. Для разных компаний. И это была… – Она почему-то вдруг замолчала, а потом сказала: – Мы не лезем в дела друг друга. Честно вам признаюсь, меня особенно не интересует, чем он там занимается! Мне известно, правда, что Петер работает с чем-то молекулярным, но толком ничего не знаю. Иногда он говорит: «Я только что перевел такую-то книгу для такой-то компании», и, если она на шведском, которого я не понимаю, или посвящена темам, в которых я ничего не смыслю, то я вообще стараюсь не лезть не в свое дело.
– В любом случае мне было приятно с вами побеседовать, – сказал я. – Через несколько дней обязательно приду снова.
– Да, конечно, – откликнулась Лили, – конечно.
Последующие дни текли довольно медленно. Я лежал в своем гостиничном номере и смотрел странное европейское телевидение, которое, вероятно, имело бы какой-то смысл, если бы я понимал язык, но так как ничего понятно не было, то все программы производили на меня впечатление загадочных и запутанных сновидений. В одной из передач группа скандинавских ученых наблюдала за тем, как один из них наливает жидкую пластмассу в ведро с холодной водой. Пластмасса застыла, ее вытащили из ведра, пустили по кругу, а затем, насколько я мог понять, стали рассуждать о необычности и причудливости формы. Я позвонил домой, но жена не ответила. Мне почему-то вдруг пришло в голову, что она могла умереть. У меня началась паника. Потом выяснилось, что жена все-таки жива. Она просто ходила в магазин. Надо признаться, меня во многих уголках земного шара охватывает совершенно беспочвенная тревога. Я решил прогуляться, а когда вернулся, увидел, что пришло сообщение. От Деборы Тальми. Появился первый подозреваемый. Она просила перезвонить ей.
Этот подозреваемый, к моему крайнему неудовольствию, находился не в Швеции, а в совершенно противоположной точке земного шара – в Блумингтоне, штат Индиана. Его звали Леви Шанд, и он только что разместил в Интернете совершенно невероятную историю о своем участии в загадке «Бытия или Ничто».
История Леви Шанда в изложении Деборы звучала следующим образом. Шанд учился в Университете Индианы. Как-то без всякой особой цели он разъезжал по городу и вдруг заметил в грязи под железнодорожным мостом большую коричневую коробку. Он вышел, чтобы повнимательнее ее разглядеть.
На коробке не оказалось никаких опознавательных знаков, и она была сравнительно чистой, словно ее оставили там совсем недавно. Хотя поначалу Леви боялся ее открывать – ведь внутри могло лежать все что угодно, от миллиона долларов до отрубленной головы, – в конце концов он набрался храбрости, вскрыл коробку и обнаружил в ней восемь экземпляров «Бытия или Ничто».
На каждой книге имелась наклейка, на которой значилось: «Внимание! Прежде чем читать книгу, обязательно ознакомьтесь с письмом профессора Хофштадтера. Удачи!» Текст заинтриговал Леви. Он был знаком с профессором Хофштадтером и знал, где тот живет.
– Не знаю, кто такой профессор Хофштадтер, – сказал я Деборе. – Хотя, конечно, обратил внимание на упоминания о нем, разбросанные по всей книге «Бытие или Ничто». Однако я так и не понял, реальное это лицо или выдуманный персонаж. Он что, знаменитость?
– Профессор написал книгу «Гёдель, Эшер, Бах»! – ответила она, явно удивленная моим невежеством. – Весьма значительный труд.
Я промолчал.
– Если вы только начинаете знакомиться с Интернетом, не слишком сообразительны и к тому же совсем юны, у названной книги есть все шансы стать чем-то вроде вашей второй Библии. В ней говорится о том, как можно использовать математические теории Гёделя и каноны Баха, чтобы наиболее эффективно реализовать ваш сознательный опыт. Очень многим молодым ребятам «Гёдель, Эшер и Бах» страшно нравится. Кроме всего прочего, она очень забавна. Откровенно признаюсь, до конца я ее так и не дочитала, но она числится среди моих настольных книг.
Хофштадтер, по словам Деборы, опубликовал свою работу в конце 1970-х годов. Читающая публика и критики встретили ее с восторгом. Она получила Пулитцеровскую премию. Книга была полна великолепных головоломок, игры слов и размышлений по поводу значения естественного и искусственного интеллекта. Работа принадлежит к числу тех сочинений – наряду с «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» или «Краткой историей времени», – которые все хотят иметь у себя на полках, но очень немногие способны по-настоящему понять.
Несмотря на то, что весь мир был буквально у ног Хофштадтера в 1979 году, он решил из него удалиться и следующие три десятилетия работал профессором на кафедре когнитивных исследований в Университете Индианы. Но студенты его, конечно, очень хорошо знали. Профессор с густой копной седых волос, как у Энди Уорхолла, жил в большом доме на краю кампуса, и именно туда и направился Леви Шанд с намерением передать Хофштадтеру восемь экземпляров «Бытия или Ничто», которые он нашел в коробке под железнодорожным мостом.
– Под железнодорожным мостом, – повторил я, глядя на Дебору. – Вы заметили параллель? В том письме Дугласу Хофштадтеру автор сообщает об обнаружении нескольких старых листков, отпечатанных на машинке и кем-то оставленных в углу заброшенной железнодорожной станции. И вот теперь Леви Шанд находит несколько экземпляров «Бытия или Ничто» под железнодорожным мостом…
– Вы совершенно правы! – согласилась Дебора.
– И что же случилось с Шандом, когда он пришел домой к Хофштадтеру, чтобы передать ему книги? – спросил я.
– Леви говорит, что дверь открыл Хофштадтер в окружении целого гарема очаровательных француженок. Он пригласил растерявшегося студента в дом, забрал у него книги, поблагодарил и проводил к выходу.
На этом история Леви Шанда, по словам Деборы, заканчивалась.
Несколько мгновений мы молчали.
– Очаровательные француженки?.. – повторил я.
– Не верю его рассказу, – призналась Дебора.
– По-моему, он все это придумал, – согласился я. – А можно мне самому побеседовать с Леви Шандом по телефону?
– Я кое-что о нем разузнала, – ответила Дебора. – У него есть страничка в «Фэйсбуке».
– Отлично. Тогда я свяжусь с ним через нее.
Наступила пауза.
– Дебора?.. – окликнул я свою собеседницу.
– Боюсь, что его не существует, – покачала она головой.
– Но у него же есть страничка на «Фэйсбуке»…
– С тремя сотнями друзей в Америке, – подтвердила Дебора.
– Вы полагаете?..
– Я полагаю, что кто-то создал фантастический образ Леви Шанда на «Фэйсбуке», – ответила Дебора.
Я промолчал.
– Вы не задумывались над его именем? – спросила Дебора.
– Леви Шанд?..
– Проанализируйте его, – сказала она. – Это же анаграмма.
Я замолчал. И растерянно развел руками.
– Levi Shand[1] – «Live Hands», – выдала свой вариант Дебора. – Его имя – анаграмма «Live Hands».
– Ах, вот как, – протянул я.
– Рисунок на обложке «Бытия или Ничто», – пояснила Дебора. – Две руки, рисующие друг друга…
– Но если Леви Шанда не существует, – произнес я, – то кто же его создал?
– Я думаю, что все они – Хофштадтер, – ответила Дебора. – Леви Шанд. Петер Нордлунд. Я думаю, что все они – Дуглас Хофштадтер.
Я решил немного прогуляться по Гётеборгу. Откровенно говоря, я был раздражен и разочарован. Провести здесь без толку несколько дней и обнаружить, что, возможно, виновник всего – известный университетский профессор, обитающий за четыре тысячи миль отсюда в Индиане… Дебора предоставила мне еще ряд косвенных доказательств того, что вся головоломка – продукт лукавого ума Дугласа Хофштадтера. По ее словам, эта история совершенно в его духе. А так как он автор международного бестселлера, то у профессора, несомненно, имеются финансовые возможности для ее организации. Кроме того, ему хорошо знакома Швеция. По свидетельству «Википедии», он жил там в середине шестидесятых. Более того, «Бытие или Ничто» вообще очень похожа на другие книги Хофштадтера. Чистая белая обложка напоминает обложку продолжения «Гёделя, Эшера и Баха», вышедшего в 2007 году и называвшегося «Я – замкнутый круг».
По правде говоря, придумывание несуществующего университетского студента со страницей на «Фэйсбуке» и совершенно невероятной истории с гаремом из очаровательных француженок выглядело слишком уж странным дополнением, но пытаться искать мотивы поступков такого гения, как Хофштадтер, было явно неблагодарным занятием.
Более того, Дебора решила, что ей удалось разгадать головоломку. Да, в ней действительно имелось отсутствующее звено, но не в форме невидимых чернил или значимых слов, вырезанных из страницы тринадцать. Оно, по ее мнению, заключалось в том, как книга раскрывала присущий каждому ее получателю нарциссизм.
– Его книга «Я – замкнутый круг» именно об этом, – сказала Дебора. – О том, как мы проводим свою жизнь, постоянно, снова и снова, замыкаясь на самих себе, словно в неком бесконечном замкнутом круге. И вот теперь многие люди задаются вопросом: «Почему именно мне прислали книгу?». Они ведь задумываются не столько о книге и ее смысле, сколько снова о самих себе. Значит, «Бытие или Ничто» создала некий круг людей и стала для них очередным инструментом замыкания на собственной личности. – Она помолчала. – Полагаю, что именно в этом и заключается идея Хофштадтера.
Теория Деборы поначалу показалась мне вполне убедительной: я поверил, что она может и в самом деле стать решением загадки, пока час спустя не побеседовал по скайпу с Леви Шандом, который, как очень быстро выяснилось, был самым что ни на есть реальным студентом из Университета Индианы.
Шанд оказался симпатичным черноволосым молодым человеком с меланхоличным взглядом. Он сидел в захламленной комнате студенческого общежития. Его было совсем нетрудно найти. Я послал письмо на его страницу на «Фэйсбуке». Леви мне сразу же ответил (в тот момент он сам был в сети), и через несколько секунд мы уже смогли взглянуть в лицо друг другу.
Шанд утверждал, что вся его история – совершенная правда. Он и в самом деле нашел книги в коробке под железнодорожным виадуком, а дома у Дугласа Хофштадтера действительно есть гарем из француженок.
– Скажите мне в точности, что произошло, когда вы к нему пришли, – попросил я.
– Я очень волновался, – ответил Леви, – ведь он же такая знаменитость в когнитивной науке… Дверь мне открыла очень привлекательная молодая француженка. Она попросила меня подождать. Я заглянул в соседнюю комнату: там было еще несколько очаровательных девушек.
– И сколько же их было в общей сложности?
– По крайней мере, шесть, – ответил Леви. – Брюнетки, блондинки… Все они стояли между кухней и столовой. И все были потрясающе красивы.
– Это в самом деле так было? – выпалил я, будучи не в состоянии поверить его словам.
– Ну, возможно, они были не француженки, а бельгийки, – ответил Леви.
– И что же произошло потом? – спросил я.
– Из кухни вышел профессор Хофштадтер. Он был очень худ, но выглядел вполне здоровым. Он действительно харизматическая личность… Профессор взял у меня книги, поблагодарил, и я ушел. Вот и все.
– То есть вы хотите сказать, что каждое ваше слово абсолютно правдиво?
– Абсолютно, – ответил Леви.
Однако что-то не состыковывалось. История Леви – да и теория Деборы – могли быть правдоподобны только в том случае, если бы Дуглас Хофштадтер являлся легкомысленным шутником-дилетантом, каковым он, по всем имевшимся у меня сведениям, не был ни с какой точки зрения. К примеру, в 2007 году корреспондент «Нью-Йорк таймс» Дебора Соломон задала ему несколько довольно провокационных вопросов, и в своих ответах он проявил себя как довольно серьезный, а в некоторых случаях даже раздражительный человек:
В.: Вы прославились, опубликовав в 1979 году книгу «Гёдель, Эшер, Бах», сразу ставшую культовым университетским бестселлером. В своей книге вы отыскивали параллели между интеллектом Баха, М. К. Эшера и математика Курта Гёделя. В новой книге «Я – замкнутый круг» вас, как мне кажется, прежде всего интересует ваш собственный интеллект.И так далее. Как мне удалось установить, работы Хофштадтера появились в результате двух трагедий, имевших неврологические причины. Когда ему было двенадцать лет, стало ясно, что его младшая сестра Молли не сможет ни говорить, ни понимать обращенную к ней речь. «Меня уже тогда очень интересовал вопрос, как работает мой ум, – сказал он в интервью журналу «Тайм» в 2007 году, – и когда болезнь Молли стала очевидной, у моего теоретического интереса появился выход в реальный мир. Обстоятельства заставили меня еще больше задуматься о работе мозга, о человеческом «я» и о том, как функционирование мозга определяет особенности человеческой личности».
О.: Эта книга более традиционна. Менее безумна. И возможно, в ней меньше смелости, чем в предыдущей.
В.: Вы хорошо знаете, как сделать книгу популярной?
О.: Нет. На самом деле – не знаю. Меня просто занимали и занимают вопросы сознания и души. Именно благодаря им и появилась моя новая книга.
В.: В «Википедии» сказано, что ваши книги вдохновили многих студентов на выбор профессий, связанных с кибернетикой, компьютерами и искусственным интеллектом.
О.: Меня не интересуют компьютеры. В упомянутой статье масса неточностей, что меня крайне огорчает.
Затем, в 1993 году, его жена внезапно умирает от опухоли головного мозга. На руках у профессора остались двое детей, двух и пяти лет. Он был буквально убит случившимся. В книге «Я – замкнутый круг» Хофштадтер утешает себя мыслью, что жена продолжает жить в его сознании. «Мне кажется, что какие-то проявления ее «я», ее внутреннего мира, душевного света, как бы мы это ни называли, остаются внутри меня, – говорил он в интервью «Сайентифик америкэн» в 2007 году, – и я имею в виду сущностные проявления ее «я», ее душу, если хотите. Вынужден, конечно, подчеркнуть, что из-за печального свойства материи то, что сохраняется во мне, есть всего лишь очень слабая копия. Некий уменьшенный снимок с низким разрешением, и очень размытый… Конечно, ему не удается победить жало смерти. Я не могу сказать: «Ладно, пусть она умерла, зато продолжает жить у меня в мозгу». Однако даже в таком варианте это хоть какое-то утешение».
Ничто в собранных мною материалах не свидетельствовало о Хофштадтере как о человеке, способном завести гарем из француженок, да к тому же имеющем склонность участвовать в запутанном тайном предприятии с анонимной рассылкой десятков странных книг различным ученым по всему миру.
Я направил Хофштадтеру электронное письмо, в котором напрямую задал вопрос – есть ли хоть крупица истины в истории Леви Шанда о коробке под мостом и о гареме француженок, и отправился на прогулку. Когда я вернулся, меня уже ожидал ответ.
«Дорогой м-р Ронсон,Я послал Хофштадтеру ответ, написав, что многое в истории Леви Шанда выглядело крайне сомнительным – и не только связанное с гаремом, но и та часть рассказа, где говорится о том, как он обнаружил коробку под железнодорожным виадуком. Не логично ли предположить, что Леви Шанд и является автором «Бытия или Ничто»?
я не имею никакого отношения к «Бытию и Ничто» и не знаю, почему в работе упоминается мое имя. Я всего лишь «невинная жертва» проекта.
Действительно, м-р Шанд приходил ко мне домой и оставил несколько экземпляров этой странной книги, но все остальное в его рассказе – совершенная выдумка. В гостиной моя дочь занималась французским со своим преподавателем. Возможно, м-р Шанд заметил их и услышал беседу на этом языке. Кроме того, дома я говорю с детьми по-итальянски, и вполне возможно, что м-р Шанд принял итальянский за французский. Суть, однако, в том, что никакого «гарема из очаровательных француженок» у меня нет. Все это абсолютная чушь. Он просто хотел, чтобы его история выглядела более таинственной и щекотала нервы. Приходится только сожалеть, что некоторые люди занимаются такими вещами и размещают подобный бред в сети.
Искренне Ваш,
Дуглас Хофштадтер».
Хофштадтер ответил:
«Леви Шанд совершенно точно не является автором маленькой белой книжки. Мне прислал около восьмидесяти экземпляров (70 на английском, 10 на шведском) сам ее автор. Они лежат у меня в кабинете нетронутые. Еще до появления книги я получил несколько весьма загадочных почтовых открыток на шведском языке (я их прочел, хотя, признаюсь, и не очень внимательно: все они показались мне одним сплошным абсурдом). Нормальные люди (то есть разумные, здравомыслящие) не начинают общение с другими, совершенно им незнакомыми людьми с написания нескольких бессвязных, диковинных, зашифрованных посланий.Да, конечно, продолжал далее Дуглас Хофштадтер, в этой головоломке есть отсутствующее звено, но получатели книги искали его не там, где надо. Они исходили из того, что загадка, с которой они столкнулись, придумана талантливо и рационально, так как они сами талантливые и рациональные люди: ведь мы автоматически склонны предполагать, что все вокруг по своей сути похожи на нас. Однако отсутствующее звено состоит в том, что автор всей головоломки просто свихнувшийся идиот. Книгу невозможно расшифровать потому, что написал ее сумасшедший.
С тех пор ситуация начала еще более запутываться. Вначале мне прислали несколько экземпляров книги, а затем – пару месяцев спустя – еще около 80 штук попали в мой офис. Потом мне сообщают, что связка книг «обнаружена под мостом» на территории кампуса того университета, в котором я работаю, и наконец, «Бытие или Ничто» начинают поступать в различные университеты по всему миру, их получают люди, специализирующиеся в самых разных отраслях науки – искусственный интеллект, биология и т. п. И вот возникают какие-то вырезанные ножницами слова (настоящая сверхдикость!), и мне приходит письмо. Полный бред, от начала и до конца. Я мог бы еще многое написать по данному вопросу, но мне просто не хочется тратить драгоценное время.
Мне доводилось часто иметь дело с людьми талантливыми, но психически неуравновешенными, людьми, которые полагают, что они раскрыли тайну Вселенной и т. п. Данный случай для меня абсолютно очевиден, так как он явно связан с психической патологией».
«Петер Нордлунд?..» – подумал я.
Был ли Петер Нордлунд единственным организатором этого дела? Подобный вариант представлялся крайне маловероятным. Чтобы настолько успешный человек, известный психиатр, химик, специализирующийся на белковых соединениях или на чем-то подобном, консультант в компании по биотехнологиям, занимающейся разработкой лечебных белков или чего-то в этом роде, на самом деле оказался, по выражению Хофштадтера, просто свихнувшимся идиотом?..
Однако в восемь часов того же вечера мне удалось наконец-то встретиться с Нордлундом, и очень скоро стало ясно: именно он в действительности является виновником происходящего.
Нордлунд был высокого роста, лет пятидесяти с небольшим, с приятным, весьма интеллигентным лицом. На нем был твидовый пиджак. Он встретил меня на пороге своего дома вместе с женой. И мне этот Петер сразу же понравился. По лицу Нордлунда блуждала широкая добрая загадочная улыбка, и он постоянно заламывал руки, как человек слегка одержимый. Я тоже постоянно заламываю руки. Меня не оставляло ощущение, что с точки зрения одержимости вещами, не имеющими никакого значения в жизни, мы с Петером – два сапога пара.
– Ваш приезд меня удивил, – заметил Нордлунд.
– Надеюсь, приятно? – отозвался я.
Последовала короткая пауза.
– Если вы занимаетесь изучением «Бытия или Ничто», – сказал Петер, – вы должны понимать, что вам никогда не удастся установить автора книги.
– Думаю, что он мне известен, – возразил я. – Полагаю, что это – вы.
– Естественное пред… – Голос Петера сорвался. – Весьма естественное предположение.
– И оно правильное? – спросил я.
– Конечно, нет, – ответил Петер.
Петер (кстати, Петер Нордлунд – не настоящее его имя, так же как его жену на самом деле зовут не Лили) стал демонстративно переминаться с ноги на ногу. Он изображал состояние человека, к которому зашел сосед в тот самый момент, когда у него на плите что-то закипело. Мне было ясно, что за маской мягкого безразличия скрывается растерянность, вызванная моим приездом.
– Петер, – сказал я. – Позвольте, по крайней мере, задать вам один вопрос. Почему именно этих людей выбрали в качестве получателей книги?
Нордлунд громко вздохнул, его лицо осветилось. Создавалось впечатление, что я задал ему самый восхитительный вопрос, который только можно было придумать.
– Ну… – начал он.
– Откуда тебе известно, кто получил книгу? – резко вмешалась в наш разговор Лили. В ее голосе звучало явное раздражение. – Ты же ведь только занимался переводом.
Благодаря этим словам Петер, похоже, одумался, и на его лице вновь появилась маска вежливого безразличия.
– Да, – проговорил он. – Да. Очень жаль, но мне думается, что на этом мы должны будем закончить… В мои намерения входило лишь поздороваться с вами. Я и так уже наговорил гораздо больше, чем следует… Теперь вы можете побеседовать с моей женой.
Петер с улыбкой удалился в дом, а мы с Лили уставились друг на друга.
– Мне нужно уехать в Норвегию, – сказала она. – До свидания.
– До свидания, – ответил я.
И полетел назад в Лондон.
Дома меня ожидало электронное письмо от Петера.
– Вы произвели на меня впечатление приятного человека. Первый этап проекта скоро завершится, и следующим уровнем займутся уже другие люди. Будете ли вы в нем задействованы, я не знаю. Но вас в любом случае поставят в известность…
– С радостью приму участие в проекте, если вы подскажете, как мне это сделать, – написал я в ответ.
– Видите ли, в том-то и основная сложность – знать, что делать, – ответил он. – Мы называем это жизнью! И уж поверьте мне, когда придет ваше время, вы узнаете.
Прошло несколько недель. Мое время не пришло, а если и пришло, то я ничего не заметил. В конце концов я позвонил Деборе и сказал ей, что разгадал тайну.
Я сидел на открытой площадке «Старбакса» в Брунсвик-центре на Рассел-сквер в центре Лондона и наблюдал, как из-за угла появилась Дебора и быстрым шагом направилась ко мне.
Она села рядом и улыбнулась.
– Итак?..
– Ну… – начал я, потом сообщил ей о своих беседах с Леви Шандом и Дугласом Хофштадтером, о встречах с Петером и Лили и о последующей электронной переписке.
Когда я закончил, Дебора пристально взглянула на меня и спросила:
– И это все, что вы хотели мне сообщить?
– Да! – ответил я. – Суть в том, что автор, по мнению Хофштадтера, свихнувшийся идиот. Все искали отсутствующее звено головоломки, и вот оно.
– О!.. – протянула она.
На ее лице отразилось явное разочарование.
– Не стоит разочаровываться! – воскликнул я. – Неужели вы не видите? Все чрезвычайно интересно. Разве вас не поражает, что такая история закрутилась исключительно из-за того, что у какого-то человека не все в порядке с мозгами? Словно рациональный мир, ваш мир, был бы застойным прудом, а больная психика Петера – камнем с неровными краями, который туда бросили, и от него пошли такие странные причудливые круги.
Мои собственные мысли и образы необычайно взволновали меня. Безумие Петера Нордлунда имело грандиозное влияние на мир. Оно стало причиной интеллектуальных поисков, экономической деятельности, сформировало некое сообщество. Ему удалось заинтересовать самых разных ученых, разбросанных по нескольким континентам, пробудить в них параноидальные и нарциссические чувства. Они стали общаться в блогах, создавая и обсуждая конспирологические теории с участием тайных христианских организаций и т. п. У одного из них даже возникло желание встретиться со мной в кафе «Коста». Я сам полетел в Швецию, также пытаясь разгадать загадку. И так далее…