Оба слуги смотрели на меня во все глаза, открыв от изумления рты.
– А как же лошадь? – спросил Жиль.
– Бери мою и скачи немедленно! До лошади ли теперь? Замок…
– А как же вы сами?
– Я вернусь домой садовой тропинкой. Сто ливров каждому, если удастся спасти замок! – вскричал я.
Я сказал «замок», не решаясь опять произнести вслух то, что было у меня на уме. Живо я воображал себе одинокую беззащитную девушку среди разъяренных чудовищ. Мысль о ней все время подгоняла меня. Я пересек поле и вскоре был уже у опушки парка. Ограды с этой стороны не было, ее заменяла живая изгородь из кустов и деревьев.
Замок Сент-Алэ, выстроенный отцом теперешнего маркиза, представлял собой здание с двумя флигелями, выходившее фасадом на дорогу и стоящее от нее шагах в ста. От железных ворот, всегда стоявших открытыми, вела к главному подъезду широкая пыльная аллея.
Бунтовщикам было недалеко идти, и ничто не могло задержать их. Я содрогался при мысли, как беззащитен замок и с ужасом представил, как толпа, вломившись в главный подъезд, быстро наводнит парадную лестницу. И, спотыкаясь о кусты и корни, падая и вновь поднимаясь, покрытый потом и пылью, я все же летел вперед.
Наконец я оказался на тенистых аллеях парка, изобиловавших статуями нимф и фавнов. Я оглянулся на деревню. Между деревьями мелькали красные огоньки, и доносился отдаленный шум голосов: они приближались! Я бросился бегом по аллее. Через минуту я был у подъезда. Толкнув плечом дверь, я убедился, что отворить ее не так уж легко! Каждая секунда была дорога. Огоньки скрылись за углом замка, но мое воображение рисовало мне, что бунтовщики уже у подъезда.
Я начал изо всей силы колотить кулаками в дверь. Тщетно вертел я дверную ручку: дверь не поддавалась. В безумном порыве я стал трясти ее и, наконец, забыв всякую осторожность, громко закричал.
Через минуту, показавшуюся мне вечностью, за дверью послышались чьи-то шаги, и под дверью мелькнула узкая полоска света.
– Кто здесь? – спросил дрожащий голос.
– Виконт де Со, – нетерпеливо отвечал я. – Впустите меня скорее. Слышите!
И я опять принялся колотить в дверь.
– Что случилось? – спросил тот же трепещущий голос.
– Деревня взбунтовалась! Они идут сюда, чтобы поджечь замок.
Отворяйте скорей, если не хотите заживо сгореть в ваших постелях! – кричал я.
Поколебавшись немного, слуга отпер мне, и я проскользнул внутрь. Передо мной стоял с подсвечником старый лакей маркизов Сент-Алэ, которого я не раз видел в передней. Свеча задрожала в его руках, когда он увидал меня. Быстро закрыв засов, я выхватил у него подсвечник.
– Скорее! – закричал я. – Наверх! Наверх!
Он что-то хотел сказать мне, но я не стал дожидаться. Зная дорогу, я кинулся к лестнице. Споткнувшись раза три-четыре о лежавшие на полу тюфяки служанок, я наконец добрался до входа во внутренние комнаты. В обступившей меня со всех сторон темноте свеча была не ярче ночника, но все же я убедился, что дверь заперта. Потом я бросился опять вниз и едва достиг последней ступени, как старый слуга, следовавший за мною так быстро, насколько позволяли ему больные ноги, сделал какое-то неловкое движение и задел прялку, стоявшую у стены. Она упала с грохотом, и послышался целый хор испуганных голосов. Шагая через три ступеньки, я поднялся вновь наверх. Передо мной очутился другой пожилой лакей с мальчиком, смотревшие на меня расширенными от ужаса глазами. За ними, прижавшись к обитому коврами дивану, тянувшемуся вдоль всей залы, стояли три или четыре женщины, с криками и плачем прятавшие лица в одежды друг друга. Они не обратили на меня даже никакого внимания, а только продолжали кричать и плакать.
Старик напрасно пытался заставить их замолчать.
– Где Гаргуф? – спросил я его.
– Он пошел запереть заднюю дверь, сударь.
– А мадемуазель?
– Она там.
Я оглянулся назад и заметил, что тяжелая занавесь, отделявшая залу от коридора, ведущего во внутренние комнаты, заколыхалась. Через мгновение показалась сама мадемуазель с бледным от страха лицом, но, видимо, сумевшая взять себя в руки. На ней было легкое платье, волосы были распущены. В темноте, которую не могли рассеять свечи, она сначала не заметила меня.
– Вернулся ли Гаргуф? – спросила она.
– Нет, но вот… – заговорил лакей, указывая в мою сторону.
Не узнав меня, она гневно вскрикнула:
– Да позовите сюда Гаргуфа! Неужели никто не хочет повиноваться?
– Мадемуазель, – сказал я, выступая вперед. – Вы должны немедленно бежать через парковые ворота.
Она вздрогнула и пристально поглядела на меня своими огромными глазами.
– Господин де Со! Вы здесь, – бормотала она. – Я не понимаю… Я думала…
– В деревне восстание! Через минуту бунтовщики будут здесь.
Глухой шум на дороге становился все явственнее. Женщины, притихшие во время нашего разговора, опять принялись кричать. Неосторожным движением одна из них уронила подсвечник. Старый слуга, сопровождавший меня, разбранил ее.
– Неужто нельзя заставить этих безумных вести себя спокойно! – в гневе закричал я. – Никто вас не тронет, не кричите, а вы, мадемуазель, должны сейчас же следовать за мной. Нельзя терять ни секунды.
– Разве необходимо бежать? – вдруг спросила Дениза таким тоном, что я остановился в изумлении. – Разве нет какого-нибудь другого средства?
Шум все приближался.
– Сколько у вас людей? – спросил я.
– А вот и Гаргуф! – быстро отвечала она. – Он вам все скажет.
Обернувшись, я увидел поднимавшегося по лестнице управляющего. Лицо его было решительно и угрюмо. В одной руке он держал канделябр, в другой – пистолет. Я вновь спросил, сколько людей в его распоряжении.
– Здесь все, – упавшим голосом отвечал он, делая вид, что мое присутствие вовсе не удивляет его.
– Только-то?
– Было еще трое. Но двери оказались незапертыми, и они ушли.
– Мадемуазель должна сейчас же удалиться отсюда, – проговорил я поспешно.
– Как это сделать? – равнодушно спросил Гаргуф.
– Через ворота в парк.
– Но они уже там. Дом окружен со всех сторон.
Я вскрикнул от отчаяния, и в следующий момент, как подтверждение его слов, раздался сильный удар в парадную дверь, прокатившийся гулким эхом по всему дому. Вслед за первым ударом послышался второй, третий…
– Вы должны спрятаться, – прошептал я мадемуазель. – Есть же здесь какое-нибудь место для этого… Вы…
– Я не желаю прятаться, – резко отвечала она.
Ее лицо было по-прежнему бледно, и только глаза горели как уголья.
– Это наши люди, и я буду говорить с ними, – продолжала она, храбро двинувшись вперед. – Если они осмелятся…
– Она с ума сошла! – воскликнул я. – Есть еще возможность спастись. Откройте окно!
Я уже хотел отдернуть занавеску, как вдруг передо мной очутился Гаргуф. Он схватил меня за руку и спросил:
– Что вы хотите делать?
– Я сам хочу говорить с ними из окна.
– Они не будут вас слушать.
– Все-таки я хочу попробовать. А это что еще такое?
– Это два охотничьих ружья маркиза. Возьмите одно, а я возьму другое. Мы, по крайней мере, не пустим их на лестницу.
Я машинально забрал одно из ружей. Дверь трещала под градом ударов. Снаружи неслись дикие завывания толпы. Помощи ждать было неоткуда приблизительно в течение целого часа. Сердце у меня невольно упало, и я только дивился мужеству управляющего.
– Неужели ты не боишься? – спрашивал я его, зная, как притеснял он крестьян и в течение многих лет всячески злоупотреблял своей властью над ними.
– Ты останешься при мадемуазель? – продолжал я, чувствуя, как его присутствие возвращает мне самообладание.
В ответ он схватил мою руку, словно железными тисками, и более я не расспрашивал его.
Внезапно одна мысль молнией мелькнула в моей голове:
– Они хотят поджечь дом! Какой смысл нам охранять лестницу, когда они хотят сжечь нас, как мышей!
– В таком случае мы умрем вместе, – промолвил он, ткнув ногой одну из плакавших женщин. – Тише ты, рева! Неужто ты думаешь, что слезы тебе помогут?
Быстро подскочив к окну, я все же отдернул тяжелую занавесь.
В комнату ворвался красноватый свет, заигравший на потолке. Я боялся, что дверь вот-вот слетит с петель и будет уже поздно. К счастью, рама поддалась легко. Я настежь распахнул окно и вскочил на подоконник, как раз над дверью главного входа.
Прямо перед ним горела большая голубятня, посылая к небу длинные языки пламени. Дым пожара несло прямо на парк, и он был весь окутан едкой гарью, сквозь которую местами поблескивали огни. На этом фоне виднелись черные фигуры беснующихся людей, подбрасывающих в огонь солому. За голубятней горел флигель и стог сена. Перед подъездом переливалась волнами толпа: одни били стекла в окнах, другие несли горючие материалы, и все это кричало, шумело и, словно стая демонов, хохотало под треск пламени и звон разбиваемых окон.
Маленький Жан сновал впереди, раздавая какие-то приказания. В середине толпы приплясывала полуголая женская фигура, размахивая головней. Она первая увидела меня и с ругательствами показывала пальцем в мою сторону.
VIII. Гаргуф
– А как же лошадь? – спросил Жиль.
– Бери мою и скачи немедленно! До лошади ли теперь? Замок…
– А как же вы сами?
– Я вернусь домой садовой тропинкой. Сто ливров каждому, если удастся спасти замок! – вскричал я.
Я сказал «замок», не решаясь опять произнести вслух то, что было у меня на уме. Живо я воображал себе одинокую беззащитную девушку среди разъяренных чудовищ. Мысль о ней все время подгоняла меня. Я пересек поле и вскоре был уже у опушки парка. Ограды с этой стороны не было, ее заменяла живая изгородь из кустов и деревьев.
Замок Сент-Алэ, выстроенный отцом теперешнего маркиза, представлял собой здание с двумя флигелями, выходившее фасадом на дорогу и стоящее от нее шагах в ста. От железных ворот, всегда стоявших открытыми, вела к главному подъезду широкая пыльная аллея.
Бунтовщикам было недалеко идти, и ничто не могло задержать их. Я содрогался при мысли, как беззащитен замок и с ужасом представил, как толпа, вломившись в главный подъезд, быстро наводнит парадную лестницу. И, спотыкаясь о кусты и корни, падая и вновь поднимаясь, покрытый потом и пылью, я все же летел вперед.
Наконец я оказался на тенистых аллеях парка, изобиловавших статуями нимф и фавнов. Я оглянулся на деревню. Между деревьями мелькали красные огоньки, и доносился отдаленный шум голосов: они приближались! Я бросился бегом по аллее. Через минуту я был у подъезда. Толкнув плечом дверь, я убедился, что отворить ее не так уж легко! Каждая секунда была дорога. Огоньки скрылись за углом замка, но мое воображение рисовало мне, что бунтовщики уже у подъезда.
Я начал изо всей силы колотить кулаками в дверь. Тщетно вертел я дверную ручку: дверь не поддавалась. В безумном порыве я стал трясти ее и, наконец, забыв всякую осторожность, громко закричал.
Через минуту, показавшуюся мне вечностью, за дверью послышались чьи-то шаги, и под дверью мелькнула узкая полоска света.
– Кто здесь? – спросил дрожащий голос.
– Виконт де Со, – нетерпеливо отвечал я. – Впустите меня скорее. Слышите!
И я опять принялся колотить в дверь.
– Что случилось? – спросил тот же трепещущий голос.
– Деревня взбунтовалась! Они идут сюда, чтобы поджечь замок.
Отворяйте скорей, если не хотите заживо сгореть в ваших постелях! – кричал я.
Поколебавшись немного, слуга отпер мне, и я проскользнул внутрь. Передо мной стоял с подсвечником старый лакей маркизов Сент-Алэ, которого я не раз видел в передней. Свеча задрожала в его руках, когда он увидал меня. Быстро закрыв засов, я выхватил у него подсвечник.
– Скорее! – закричал я. – Наверх! Наверх!
Он что-то хотел сказать мне, но я не стал дожидаться. Зная дорогу, я кинулся к лестнице. Споткнувшись раза три-четыре о лежавшие на полу тюфяки служанок, я наконец добрался до входа во внутренние комнаты. В обступившей меня со всех сторон темноте свеча была не ярче ночника, но все же я убедился, что дверь заперта. Потом я бросился опять вниз и едва достиг последней ступени, как старый слуга, следовавший за мною так быстро, насколько позволяли ему больные ноги, сделал какое-то неловкое движение и задел прялку, стоявшую у стены. Она упала с грохотом, и послышался целый хор испуганных голосов. Шагая через три ступеньки, я поднялся вновь наверх. Передо мной очутился другой пожилой лакей с мальчиком, смотревшие на меня расширенными от ужаса глазами. За ними, прижавшись к обитому коврами дивану, тянувшемуся вдоль всей залы, стояли три или четыре женщины, с криками и плачем прятавшие лица в одежды друг друга. Они не обратили на меня даже никакого внимания, а только продолжали кричать и плакать.
Старик напрасно пытался заставить их замолчать.
– Где Гаргуф? – спросил я его.
– Он пошел запереть заднюю дверь, сударь.
– А мадемуазель?
– Она там.
Я оглянулся назад и заметил, что тяжелая занавесь, отделявшая залу от коридора, ведущего во внутренние комнаты, заколыхалась. Через мгновение показалась сама мадемуазель с бледным от страха лицом, но, видимо, сумевшая взять себя в руки. На ней было легкое платье, волосы были распущены. В темноте, которую не могли рассеять свечи, она сначала не заметила меня.
– Вернулся ли Гаргуф? – спросила она.
– Нет, но вот… – заговорил лакей, указывая в мою сторону.
Не узнав меня, она гневно вскрикнула:
– Да позовите сюда Гаргуфа! Неужели никто не хочет повиноваться?
– Мадемуазель, – сказал я, выступая вперед. – Вы должны немедленно бежать через парковые ворота.
Она вздрогнула и пристально поглядела на меня своими огромными глазами.
– Господин де Со! Вы здесь, – бормотала она. – Я не понимаю… Я думала…
– В деревне восстание! Через минуту бунтовщики будут здесь.
Глухой шум на дороге становился все явственнее. Женщины, притихшие во время нашего разговора, опять принялись кричать. Неосторожным движением одна из них уронила подсвечник. Старый слуга, сопровождавший меня, разбранил ее.
– Неужто нельзя заставить этих безумных вести себя спокойно! – в гневе закричал я. – Никто вас не тронет, не кричите, а вы, мадемуазель, должны сейчас же следовать за мной. Нельзя терять ни секунды.
– Разве необходимо бежать? – вдруг спросила Дениза таким тоном, что я остановился в изумлении. – Разве нет какого-нибудь другого средства?
Шум все приближался.
– Сколько у вас людей? – спросил я.
– А вот и Гаргуф! – быстро отвечала она. – Он вам все скажет.
Обернувшись, я увидел поднимавшегося по лестнице управляющего. Лицо его было решительно и угрюмо. В одной руке он держал канделябр, в другой – пистолет. Я вновь спросил, сколько людей в его распоряжении.
– Здесь все, – упавшим голосом отвечал он, делая вид, что мое присутствие вовсе не удивляет его.
– Только-то?
– Было еще трое. Но двери оказались незапертыми, и они ушли.
– Мадемуазель должна сейчас же удалиться отсюда, – проговорил я поспешно.
– Как это сделать? – равнодушно спросил Гаргуф.
– Через ворота в парк.
– Но они уже там. Дом окружен со всех сторон.
Я вскрикнул от отчаяния, и в следующий момент, как подтверждение его слов, раздался сильный удар в парадную дверь, прокатившийся гулким эхом по всему дому. Вслед за первым ударом послышался второй, третий…
– Вы должны спрятаться, – прошептал я мадемуазель. – Есть же здесь какое-нибудь место для этого… Вы…
– Я не желаю прятаться, – резко отвечала она.
Ее лицо было по-прежнему бледно, и только глаза горели как уголья.
– Это наши люди, и я буду говорить с ними, – продолжала она, храбро двинувшись вперед. – Если они осмелятся…
– Она с ума сошла! – воскликнул я. – Есть еще возможность спастись. Откройте окно!
Я уже хотел отдернуть занавеску, как вдруг передо мной очутился Гаргуф. Он схватил меня за руку и спросил:
– Что вы хотите делать?
– Я сам хочу говорить с ними из окна.
– Они не будут вас слушать.
– Все-таки я хочу попробовать. А это что еще такое?
– Это два охотничьих ружья маркиза. Возьмите одно, а я возьму другое. Мы, по крайней мере, не пустим их на лестницу.
Я машинально забрал одно из ружей. Дверь трещала под градом ударов. Снаружи неслись дикие завывания толпы. Помощи ждать было неоткуда приблизительно в течение целого часа. Сердце у меня невольно упало, и я только дивился мужеству управляющего.
– Неужели ты не боишься? – спрашивал я его, зная, как притеснял он крестьян и в течение многих лет всячески злоупотреблял своей властью над ними.
– Ты останешься при мадемуазель? – продолжал я, чувствуя, как его присутствие возвращает мне самообладание.
В ответ он схватил мою руку, словно железными тисками, и более я не расспрашивал его.
Внезапно одна мысль молнией мелькнула в моей голове:
– Они хотят поджечь дом! Какой смысл нам охранять лестницу, когда они хотят сжечь нас, как мышей!
– В таком случае мы умрем вместе, – промолвил он, ткнув ногой одну из плакавших женщин. – Тише ты, рева! Неужто ты думаешь, что слезы тебе помогут?
Быстро подскочив к окну, я все же отдернул тяжелую занавесь.
В комнату ворвался красноватый свет, заигравший на потолке. Я боялся, что дверь вот-вот слетит с петель и будет уже поздно. К счастью, рама поддалась легко. Я настежь распахнул окно и вскочил на подоконник, как раз над дверью главного входа.
Прямо перед ним горела большая голубятня, посылая к небу длинные языки пламени. Дым пожара несло прямо на парк, и он был весь окутан едкой гарью, сквозь которую местами поблескивали огни. На этом фоне виднелись черные фигуры беснующихся людей, подбрасывающих в огонь солому. За голубятней горел флигель и стог сена. Перед подъездом переливалась волнами толпа: одни били стекла в окнах, другие несли горючие материалы, и все это кричало, шумело и, словно стая демонов, хохотало под треск пламени и звон разбиваемых окон.
Маленький Жан сновал впереди, раздавая какие-то приказания. В середине толпы приплясывала полуголая женская фигура, размахивая головней. Она первая увидела меня и с ругательствами показывала пальцем в мою сторону.
VIII. Гаргуф
Кто-то из нападавших потребовал молчания, и часть людей, затихнув, тупо уставилась на меня. Большинство, впрочем, грозило кулаками и осыпало меня ругательствами.
– Долой сеньоров! Долой тиранов! – носилось в воздухе.
Начало не предвещало ничего хорошего. Через минуту притихшая было толпа, заметив управляющего, или, быть может, вспомнив о предмете своей ненависти, от которого ее отвлекло мое появление, заревела снова:
– Гаргуфа! Гаргуфа!
Я почувствовал, что бледнею от этого крика.
– Гаргуфа! Подавайте нам Гаргуфа! Мы покажем ему, как обижать наших дочерей!
Дым стало оттягивать в сторону. В задних рядах наступавших раздался выстрел, и я услышал, как разлетелось вдребезги стекло позади меня. Кто-то, стоявший ближе, запустил в меня головней: она упала на подоконник и трещала у моих ног. Я сбросил ее ударом вниз.
Это заставило толпу на время прекратить крик, и я воспользовался моментом.
– Эй, вы! – закричал я, стараясь покрыть своим голосом треск пламени. – Слушайте! Солдаты уже идут из Кагора. Уходите, пока они не явились сюда. Тогда я заступлюсь за вас. Если же вы останетесь здесь и вздумаете буйствовать, то вас повесят всех до единого!
Несколько голосов ответили мне насмешками, будучи уверенными, что солдаты с ними заодно. Некоторые утверждали, что дворянство уже уничтожено, а его имущества переданы им. С особенной настойчивостью кричал один пьяница:
– Долой Бастилию! Долой Бастилию!
Я замахал руками и закричал:
– Чего вы хотите?
– Правосудия! – кричали в одном месте.
– Мщения! – вопили в другом.
– Гаргуфа! Гаргуфа! – слышалось громче всего.
– Перестаньте, – вдруг закричал диким, хриплым голосом Маленький Жан. – Разве мы пришли сюда, чтобы орать зря? Сеньор, выдайте нам Гаргуфа, и мы вас отпустим! В противном случае мы подожжем дом!
– Каналья! – вскрикнул я. – У нас есть ружья…
– И у мышей есть зубы, однако они сгорают заживо.
И он с торжеством махнул своим топором в сторону, где горел флигель.
– Мы дадим вам минуту на размышление. Выдайте нам Гаргуфа, и мы расправимся с ним, как хотим. Остальные могут убираться.
– Это все?
– Все.
– А что же вы думаете сделать с Гаргуфом? – снова спросил я, весь дрожа.
– Мы сожжем его заживо, – с ругательствами закричал кузнец.
Меня бросило в холод. Помощи из Кагора нечего было и ждать раньше часа-другого. Из Со ее не могло и быть. Дверь не сдержит более натиска разбойников. Их было раз в тридцать больше, чем нас. Я не знал, на что решиться.
– Даем одну минуту! – кричал снизу кузнец. – Одну минуту! Гаргуфа, или погибнете все!
– Подождите!
Я отвернулся от этих бесноватых фигур, от кружащихся над огнем голубей, спрыгнул с подоконника и увидал другую сцену, не менее для меня ужасную. Комната, ранее едва освещенная двумя свечами, была озарена красноватыми отблесками пожарища. Женщины уже перестали плакать и в молчаливом ужасе сбились в кучу. Старик-лакей, закрыв лицо руками, робко посматривал между пальцами. Одна мадемуазель, бледная как смерть, стояла спокойно. Она, очевидно, слышала наши переговоры.
– Вы дали им ответ? – тихо спросила она, встретившись со мною глазами.
– Нет. Они дали нам минуту на размышление, и…
– Дайте им ответ, – промолвила она, содрогаясь. – Скажите, что этого никогда не будет. Никогда! Только скорее! Иначе они подумают, что мы колеблемся.
– Долой сеньоров! Долой тиранов! – носилось в воздухе.
Начало не предвещало ничего хорошего. Через минуту притихшая было толпа, заметив управляющего, или, быть может, вспомнив о предмете своей ненависти, от которого ее отвлекло мое появление, заревела снова:
– Гаргуфа! Гаргуфа!
Я почувствовал, что бледнею от этого крика.
– Гаргуфа! Подавайте нам Гаргуфа! Мы покажем ему, как обижать наших дочерей!
Дым стало оттягивать в сторону. В задних рядах наступавших раздался выстрел, и я услышал, как разлетелось вдребезги стекло позади меня. Кто-то, стоявший ближе, запустил в меня головней: она упала на подоконник и трещала у моих ног. Я сбросил ее ударом вниз.
Это заставило толпу на время прекратить крик, и я воспользовался моментом.
– Эй, вы! – закричал я, стараясь покрыть своим голосом треск пламени. – Слушайте! Солдаты уже идут из Кагора. Уходите, пока они не явились сюда. Тогда я заступлюсь за вас. Если же вы останетесь здесь и вздумаете буйствовать, то вас повесят всех до единого!
Несколько голосов ответили мне насмешками, будучи уверенными, что солдаты с ними заодно. Некоторые утверждали, что дворянство уже уничтожено, а его имущества переданы им. С особенной настойчивостью кричал один пьяница:
– Долой Бастилию! Долой Бастилию!
Я замахал руками и закричал:
– Чего вы хотите?
– Правосудия! – кричали в одном месте.
– Мщения! – вопили в другом.
– Гаргуфа! Гаргуфа! – слышалось громче всего.
– Перестаньте, – вдруг закричал диким, хриплым голосом Маленький Жан. – Разве мы пришли сюда, чтобы орать зря? Сеньор, выдайте нам Гаргуфа, и мы вас отпустим! В противном случае мы подожжем дом!
– Каналья! – вскрикнул я. – У нас есть ружья…
– И у мышей есть зубы, однако они сгорают заживо.
И он с торжеством махнул своим топором в сторону, где горел флигель.
– Мы дадим вам минуту на размышление. Выдайте нам Гаргуфа, и мы расправимся с ним, как хотим. Остальные могут убираться.
– Это все?
– Все.
– А что же вы думаете сделать с Гаргуфом? – снова спросил я, весь дрожа.
– Мы сожжем его заживо, – с ругательствами закричал кузнец.
Меня бросило в холод. Помощи из Кагора нечего было и ждать раньше часа-другого. Из Со ее не могло и быть. Дверь не сдержит более натиска разбойников. Их было раз в тридцать больше, чем нас. Я не знал, на что решиться.
– Даем одну минуту! – кричал снизу кузнец. – Одну минуту! Гаргуфа, или погибнете все!
– Подождите!
Я отвернулся от этих бесноватых фигур, от кружащихся над огнем голубей, спрыгнул с подоконника и увидал другую сцену, не менее для меня ужасную. Комната, ранее едва освещенная двумя свечами, была озарена красноватыми отблесками пожарища. Женщины уже перестали плакать и в молчаливом ужасе сбились в кучу. Старик-лакей, закрыв лицо руками, робко посматривал между пальцами. Одна мадемуазель, бледная как смерть, стояла спокойно. Она, очевидно, слышала наши переговоры.
– Вы дали им ответ? – тихо спросила она, встретившись со мною глазами.
– Нет. Они дали нам минуту на размышление, и…
– Дайте им ответ, – промолвила она, содрогаясь. – Скажите, что этого никогда не будет. Никогда! Только скорее! Иначе они подумают, что мы колеблемся.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента