Тут он с размаху налетел на волшебницу Мирну, которая торопилась в противоположную сторону. И если ни тот, ни другая не ушиблись, то только благодаря защитному заклятию, которое поспешно создала Мирна. Коркоран отлетел к стене, рассыпав книги и бумаги.
   — Ох, извините! — сказал он. — Снова я витаю за облаками!
   Коркоран наклонился, чтобы собрать бумаги. Ему попался на глаза какой-то список студентов. Интересно, зачем он его составил? Ах, да! Очень удачно, что Мирна тут рядом, хотя и слегка ошеломленная.
   — Кстати, Мирна, — сказал Коркоран, — насчет тех писем, что я просил вас разослать родителям новых студентов…
   Мирна зажмурилась, чтобы не видеть Коркоранова галстука. Он был сплошь разрисован ядовито-зелеными пальмами, переплетающимися с ярко-розовыми купальщицами. А ее и так всю неделю тошнило по утрам.
   — С просьбой о вспомоществовании для университета, — закончила она. — Не беспокойтесь, я все отправила. На следующий же день после заседания.
   — Как?! Все-все? — переспросил Коркоран.
   — Да-да, — ответила Мирна. — Мы как раз получили большую партию разумных почтовых голубей волшебника Дерка, так что с этим проблем не возникло…
   Она наконец открыла глаза.
   — А в чем дело? Что-то случилось? Эти птицы всегда долетают туда, куда их послали…
   — Да, я знаю, — угрюмо сказал Коркоран. — Нет-нет, ничего не случилось. Все в порядке. Да-да. Я просто немножко ушибся. С вами-то все в порядке? Вот и хорошо.
   И зашагал дальше. Ему было сильно не по себе. Но поскольку он, очевидно, решительно ничего не мог поделать с тем фактом, что письма уже отосланы, его тревога вскоре развеялась. Коркоран еще не успел дойти до конца коридора, как убедил себя, что родная кровь — не водица и что больше половины этих благородных семеек будут так благодарны университету за весточку о пропавших отпрысках, что денег, наверно, все равно пришлют. А к тому времени, как Коркоран дошел до аудитории, он уже забыл о письмах и думал только о лопающихся персиках.
   Семинар от него особого внимания не требовал: Коркоран проводил его столько раз, что мог бы все отбарабанить, даже стоя на голове. Он собрал обычные шесть рефератов на тему «Что представляет собой магия волшебников» и продолжил разговор об общераспространенной теории магии, не переставая тем временем думать о своем. Однако даже он заметил, что его студенты неплохо продвинулись, несмотря на то, что прошла всего неделя. Все активно участвовали в дискуссии и высказывались почти разумно. Все, кроме грифонши — та сидела и молча пялилась на Коркорана. Ну, что ж поделаешь. Так уж всегда бывает — в каждой группе непременно окажется молчун. Хотя Коркоран думал, что это будет та тощая девушка, Клавдия, а не грифонша. По правде говоря, от пристального взгляда оранжевых глаз грифонши у волшебника мурашки ползали по спине. В какой-то момент, приводя пример пассивной защитной магии, Коркоран помянул плюшевого медвежонка, и почему-то все, даже грифонша, разразились хохотом. Волшебник так и не понял почему. Однако, судя по всему, группа была дружная. Они даже не попытались возразить, когда Коркоран снова дал им ту же самую тему для реферата. Он всегда так делал, чтобы лишний раз не напрягаться. А студентам не повредит — пусть еще подумают. И Коркоран, очень довольный, убежал к себе в лабораторию прятать персики в пушечные ядра.
   Студенты его тем временем вышли во двор и вместе с прочими первокурсниками потянулись в Северную лабораторию, где вскоре послышались величественные шаги волшебника Вермахта. Волшебник Вермахт взошел на кафедру, огладил свою бородку и окинул презрительным взглядом всех присутствующих, включая Лукина и Рёскина.
   — Надеюсь, сегодня никаких ям, рева и обезьян не будет, — изрек Вермахт. Всю прошедшую неделю он говорил это на каждом занятии, иногда даже по два раза на дню.
   Фелим нахмурился, Ольга сердито хмыкнула, Рёскин с Лукином скрипнули зубами, а Эльда громко щелкнула клювом. Клавдия же просто вздохнула. Прочие студенты, как обычно, заерзали и зашептались. Всем казалось, будто Вермахт говорит это уже не первый год.
   — Достаньте тетради, — распорядился Вермахт. — Сегодня вам потребуются линейки — под первым крупным заголовком нужно начертить схему.
   Линеек ни у кого не было. Но студенты кое-как обошлись краями парт — это было проще, чем нарываться на очередной скандал. Пока что им удавалось обходиться без скандалов благодаря тому, что все вели себя тише воды ниже травы. Однако Лукин сидел белый от гнева, а Рёскин был весь пунцовый. Гном даже начал бормотать: «Угнетатель!» еще до того, как верхняя колба часов опустела и тяжелые шаги Вермахта затихли вдалеке.
   — Обыкновенное хамство, вот как это называется! — в сердцах бросил Лукин, когда они вышли во двор. — Лично у меня уходит столько сил на то, чтобы держать себя в руках, что на саму учебу меня уже не хватает!
   Ольга погладила его по руке и повела через двор пить кофе. Ольга пила кофе литрами. Она говорила, что чувствует себя хорошо, только если в ее жилах течет кофе вместо крови.
   — А во второй половине дня нам опять придется слушать этого урода! — печально добавил Лукин.
   Прикосновение Ольги его утешило, но не совсем.
   — Да, а до того еще обед, — заметила Клавдия. — А здешние обеды, пожалуй, даже хуже Вермахта.
   Прочие застонали. Из всех студентов Коркорана Клавдия, пожалуй, больше всех страдала от здешней жуткой кормежки. Она-то привыкла к еде с императорского стола и к изысканным, пикантным кушаньям из растущих в Болотах водорослей. Но Рёскин утверждал, что гномы тоже питаются изысканно, даже низшие сословия, а Фелим добавлял, что и у них, в Эмиратах, любят хорошо покушать.
   Эльда тосковала по свежим фруктам, Ольга — по свежей рыбе. Одному Лукину было, в общем-то, все равно. У себя в нищей Лютерии он кормился немногим лучше, чем в университетской столовой.
   — Но, по правде говоря, — признался Лукин, когда они проталкивались через толпу на крыльце столовой, — я бы отдал все отцовское королевство за нормальную овсяную лепешку!
   — Овсяную лепешку! — с отвращением воскликнула Клавдия.
   — Много ты понимаешь! — возразила Ольга. — Мало что на свете сравнится с настоящей овсяной лепешкой!
   Сейчас ее северный акцент сделался особенно заметен. Так всегда бывало в тех немногих случаях, когда Ольга говорила о чем-то, что имело отношение к ее родине.
   — Добудь мне очаг и сковородку, Клавдия, и я ее испеку!
   — Испеки, сделай милость! — попросил Лукин.
   Стоял один из тех удушливо-жарких дней, что порой случаются ранней осенью. И, казалось, все студенты до единого высыпали во двор и расселись на крыльце столовой. А потому Ольга поставила шесть чашечек с кофе на поднос и повела своих одногруппников к статуе волшебника Поликанта. Все устроились на пьедестале, за исключением Эльды, которая разлеглась у ног своих товарищей. Грифонша то наклонялась и потягивала кофе через соломинку, то поднимала свой золотистый клюв и принюхивалась к осенним запахам, которые приносил из-за города слабый, ленивый ветерок. Ветерок пах грибами и соломой, и эти ароматы отчего-то будоражили Эльду; она и сама не знала, в чем тут дело, но тем не менее ее хвост все время подергивался.
   — Очаг и сковородку… — сказала Клавдия. — Все это добыть нетрудно, если только мое невезение мне не помешает. Странно все-таки: ведь тут, в университете, множество магов! Неужели никто из них ни разу не пытался сделать здешнюю еду хоть чуточку повкуснее?
   — А это мысль, — пророкотал Рёскин, который сидел и болтал ногами, не достававшими до низа пьедестала. — Непременно так и сделаю, только сперва надо узнать как. Обещаю и клянусь. Жаркое на углях и мидии с чесночком. А?
   — И свежевыловленную форель с зеленым соусом! — мечтательно вздохнула Ольга.
   — А я никогда не ела мидий, — сказала Эльда. — Они вкусные?
   — Тебе понравятся, — заверил ее Фелим. — Твой клюв прямо создан для того, чтобы открывать ракушки.
   — И пирог с курятиной! — сказала Клавдия. — А что на десерт?
   — Клавдия, прекрати эти разговоры о еде, — попросил Лукин. — Ты лучше скажи, что мне с Вермахтом делать. Если он еще хоть раз назовет меня «подержанной курткой», боюсь, я не удержусь и разверзну у него под ногами дыру в милю глубиной.
   — Да-да, — согласилась Эльда. — А если он еще хоть раз назовет меня «животным», я его укушу!
   — Надо подумать.
   И Клавдия наклонилась, обхватив обеими костлявыми руками острое колено. Глаза у нее сделались совсем зеленые, как всегда, когда она впадала в задумчивость. Ее волосы, унаследованные от матери-болотницы, казалось, зажили собственной жизнью: каждая черная прядь извивалась, точно и впрямь была живая. Ее одногруппники хранили почтительное молчание. Они уже знали, что когда Клавдия так выглядит, это значит, она вот-вот скажет что-то очень ценное.
   — Я слышала, — сказала она наконец, — что волшебник Вермахт — самый молодой из преподавателей университета. Подозреваю, он этим ужасно гордится. Я думаю, что он довольно несчастный человек.
   — Несчастный! — взревел Рёскин. Студенты, сидевшие на крыльце столовой, вздрогнули и обернулись в его сторону. — Я щас расплачусь!
   — Ну, я имею в виду, что он довольно жалок, — пояснила Клавдия. — Расхаживает такой весь из себя величественный, будто статуя, считает себя самым умным и даже не замечает, что прочие волшебники попросту сваливают на него всю работу. Как вы думаете, отчего мы встречаемся с ним каждый день, да иногда еще и не по одному разу? Да просто потому, что волшебники постарше понимают, какая это тяжелая, нудная работа — вдалбливать основы магии в головы первокурсникам. И они предоставляют это Вермахту, потому что он слишком глуп, чтобы осознать, что это никакая не честь. Вот что я имела в виду, говоря, что он несчастный.
   — М-да, — сказал Лукин. — Да, пожалуй, ты права. Но не думаю, что это остановит меня надолго.
   Тут его массивное лицо озарилось улыбкой, и он обнял Ольгу за плечи.
   — Если он выведет меня из себя, я, наверно, скажу ему, что его водят за нос и эксплуатируют!
   Ольга прислонилась щекой к плечу Лукина.
   — Хорошая идея.
   Остальные наблюдали за ними с дружелюбным интересом, как и всю эту неделю. Ольга была прекрасна. Лукина можно было назвать красивым. Оба они прибыли с севера. Можно сказать, идеальная пара. Но, с другой стороны, Лукин был наследным принцем. И все, даже Рёскин, который до сих пор еще не освоился с человеческими обычаями, немного тревожились за Ольгу. Эльда раскрыла было клюв, собираясь как-нибудь потактичнее спросить, что скажет насчет Ольги король Лютер, но тут во дворе раздался гулкий цокот копыт. Откуда бы это?
   С крыльца столовой донеслось восхищенное «ух ты-и!»
   — А разве здесь не запрещено ездить верхом? — удивился Фелим.
   Эльда же учуяла знакомые запахи. Она захлопнула клюв, вскочила и с радостными воплями понеслась в обход статуи. На безлюдной части двора за статуей показался великолепный гнедой жеребец, который, пробежав несколько шагов, остановился и теперь бережно складывал огромные рыжие крылья. Всадник терпеливо дождался, пока конь сложит длинные маховые перья, потом перекинул обе ноги через одно из крыльев и соскользнул на землю. Это был высокий, довольно неуклюжий на вид человек.
   — Папочка! — завопила Эльда и бросилась ему на шею.
   Дерк успел вовремя укрепить себя несколькими заклятиями — он ими пользовался регулярно — и устоял на ногах. Разве что слегка пошатнулся. Его окутали золотые перья, Эльдины когти вцепились ему в плечи, а гладкий, прохладный клюв ткнулся ему в ухо.
   — О владыки! — сказал конь. — А что, если бы я так себя вел, а?
   — Денди, не хами! — осадила его Эльда через плечо Дерка. — Я папочку целую неделю не видела. А ты его каждый день видишь. Папа, как ты сюда попал?
   — Тебя повидать прилетел, а ты как думала? — сказал Дерк. — Я бы и раньше тебя навестил, но решил дать тебе недельку, чтобы обжиться тут. Ну и как тебе здесь, нравится?
   — Тут чудесно! — восторженно воскликнула Эльда. — Я узнала столько нового! Ну, правда, кормят здесь ужасно, и один из главных преподавателей очень противный, но зато мне дали целый концертный зал, и я там теперь живу, потому что все остальные комнаты для меня очень маленькие. А еще у меня появились друзья, вот! Пошли, я тебя познакомлю!
   Она разжала объятия и потащила Дерка за руку вокруг статуи Поликанта. Дерк улыбнулся и не стал сопротивляться. Денди, конь ужасно любопытный, поцокал следом за ними и стал смотреть, выглядывая из-за пьедестала.
   Дерк пожал руку Ольге, потом Лукину, которого он прекрасно знал.
   — Здравствуйте, ваше высочество. Что, ваш батюшка все же решился отпустить вас из дома?
   — Да нет, вообще-то, — признался Лукин, довольно смущенный. — Но я здесь учусь на свои деньги. А как ваши летающие свиньи, сэр?
   — Всюду лезут, как всегда, — сказал Дерк. Он пожал руку Фелиму.
   — Здравствуйте, молодой человек. Мы с вами нигде раньше не встречались?
   — Нет, сударь, — твердо ответил Фелим.
   — Ну, извините. Значит, вы ужасно похожи на кого-то, кого я знаю, — сказал Дерк и обернулся к Клавдии. — Клавдия, вы? Благие боги! А ведь в последний раз, когда мы виделись, вы были совсем малышкой! И жили на Болотах с вашей матушкой. Вы меня помните?
   Лицо Клавдии озарилось счастливейшей улыбкой, и ямочки у нее на щеках сделались особенно глубокими.
   — Помню, конечно! Вы прилетели к нашему дому на прекрасной вороной крылатой лошади.
   — Это Красотка, моя бабушка! — вставил Денди, положив подбородок на остроносые башмаки Поликанта.
   — Надеюсь, она еще жива? — спросила Клавдия.
   — Жива и прекрасно себя чувствует для двенадцатилетней кобылы! — сообщил Денди. — Она говорит гораздо хуже, чем я. Сейчас на ней обычно ездит Мара.
   — Да, помнится, я с трудом ее понимала, — сказала Клавдия. — Она выглядела очень усталой. И вы тоже, — добавила она, обращаясь к Дерку. — Усталым и озабоченным.
   — Ну, я ведь тогда работал Темным Властелином, — сказал Дерк. — А народ вашей матушки отнюдь не стремился мне помогать.
   Он обернулся к Рёскину.
   — А вы, значит, гном? И учитесь на мага? Вы, кажется, будете первым магом среди гномов. Насколько мне известно, до сих пор такого не бывало.
   Рёскин, не вставая, слегка поклонился.
   — Да, верно. Я намерен сделаться первым магом среди гномов. Лишь волшебство способно разбить узы, которыми кузнечные мастера сковали общество Центральных пиков!
   Дерк призадумался.
   — Я уже давно пытаюсь что-нибудь с этим сделать. При нынешнем положении вещей множество талантливых гномов прозябают в безвестности. Однако эти ваши кузнечные мастера — самые твердолобые, жестокосердые и упрямые существа, с какими я когда-либо встречался. Знаете что? Закончите университет — приходите ко мне. Попытаемся что-нибудь придумать вместе.
   — В самом деле? — просиял Рёскин. — Вы серьезно?
   — Ну разумеется! Стал бы я шутить в таком деле, — сказал Дерк. — Чему Кверида меня научила, так это тому, что революция должна быть хорошо продуманной… Да, кстати!
   Эльда все это время возвышалась за спиной отца, очень довольная, что он так хорошо сошелся с ее друзьями. Но тут она вскинула ему на плечи обе густо оперенные передние лапы, так что волшебник немного присел.
   — Папочка, ты ведь не против, чтобы я тут училась? Ты мне позволишь остаться?
   — Ну-у… — протянул Дерк. Он высвободился из хватки своей доченьки и уселся на постамент, рядом с любопытной мордой Денди. — Видишь ли, Эльда, я должен признаться, что мы с Марой слегка повздорили из-за этого вопроса. Честно говоря, мы грызлись несколько дней подряд. Твоя мать заявила мне, что у тебя способности и что в твоем возрасте любой имеет право сам распоряжаться своей жизнью. Кроме того, она сказала, что ты уже достаточно большая, чтобы при желании перекинуть меня через крышу сарая.
   — Что ты, папочка, я такого ни за что не сделаю! — воскликнула Эльда. Потом призадумалась. — Ну, то есть, если ты мне позволишь тут остаться… Ты ведь разрешишь, правда?
   — Я, собственно, в основном поэтому и приехал, — сказал Дерк. — Конечно, если тебе тут нравится и если ты уверена, что тебя тут научат чему-то полезному, оставайся на здоровье. Но мне нужно серьезно поговорить с тобой о том, чему и как тебя здесь будут учить. И вы все тоже послушайте, — сказал он остальным пяти. — Это важно.
   Все шестеро кивнули и обратились в слух.
   — Так вот, — продолжал Дерк. — Много-много лет — целых сорок, если быть точным, — университет, можно сказать, служил одной-единственной цели: готовил волшебников-гидов для туров мистера Чесни. К тому же мужской части преподавателей вечно недоставало времени: им самим тоже приходилось работать гидами каждую осень, когда начинались туры. И потому они мало-помалу стали сокращать учебные курсы. Через несколько лет они уже практически не учили ничему, кроме того, что требуется, чтобы провести толпу людей, не владеющих магией, через самые опасные земли нашего мира. А все, чему они учили, были наиболее простые и надежные, действенные вещи. Им пришлось отбросить половину теории и даже часть законов магии, а также все заклинания и чары, занимающие много времени, требующие более тщательной проработки или воображения. И в первую очередь студентам внушали, что не следует ничего выдумывать. Ну, их можно понять. Представьте, что будет, если волшебник, который ведет через Пустоши двадцать человек, нуждающихся в защите, вдруг забудет обо всем на свете, потому что изобрел новый способ делать алмазы! Стоит появиться какому-нибудь чудовищу — и все его подопечные погибнут. Мистер Чесни таких вещей не допускал. Так что старые волшебники были по-своему правы. Но факт остается фактом: в течение сорока лет здесь учили не так, как следует.
   — Но, сударь, мне кажется, теперь все эти старые волшебники ушли в отставку! — заметил Фелим.
   — Ушли-то они ушли, — согласился Дерк. — Повыдохлись, состарились… Но вы так ничего и не поняли. А ведь шесть таких толковых студентов, как вы, должны были бы сразу догадаться!
   — Я уже догадался! — гордо сообщил Денди, самодовольно грызя удила. — Те, кто учит сейчас, учились у старых волшебников!
   — Вот именно! — сказал Дерк.
   А студенты загалдели:
   — Теперь все ясно!
   — Вот оно!
   Ольга заметила:
   — Теперь понятно, что не так с волшебником Вермахтом.
   — Ну да, ну да, — сказала Клавдия. — «Напишите заголовок крупными буквами» и так далее. Прямо как в школе. Это потому, что он больше ничего и не знает. Я ведь говорила, что он жалок!
   — Он бегает в шорах! — остроумно добавил Денди.
   — Значит, все напрасно! — скорбно воскликнула Эльда. — Я с тем же успехом могу вернуться домой!
   Судя по лицам, остальные думали точно так же.
   — Ну-ну, — успокоил их Дерк, — не надо кидаться в крайности. Кто ваш наставник?
   — Коркоран, — сказала Эльда.
   Остальные с интересом отметили про себя, что насчет плюшевого медвежонка и всего прочего она Дерку ничего не сказала.
   — А-а, это тот, который мечтает попасть на Луну? — сказал Дерк. — Что ж, возможно, это заставит его немного расширить кругозор и дойти до кое-каких новых идей. Хотя, вполне вероятно, вам он о них ничего не скажет. Так вот, помните, что помимо любого способа делать то или это, о котором он вам расскажет, существует еще десять, о которых он промолчит, потому что о половине из них он и сам не слышал. То же самое касается правил, законов и теории. Не забывайте, разновидностей магии больше, чем птиц в небесах, и каждая из ее ветвей может вести в ста разных направлениях. Проверяйте на опыте все, чему вас учат. Пробуйте так, пробуйте сяк, а потом попытайтесь найти новый способ сделать то же самое. В библиотеке есть достаточно старые книги, которые могут вам помочь, если только вы сумеете их найти. Для начала очень полезно почитать «Философию магии» Поликанта. А потом — задавайте вопросы. Пусть ваши наставники тоже думают. Им это пойдет на пользу.
   — Здорово! — пробормотала Ольга.
   — Жалко, что ты не приехал чуть пораньше, прежде чем я сдала свой реферат, — сказала Эльда. — Я бы все написала по-другому.
   — Я тоже, — кивнул Фелим.
   А Лукин с Рёскином торопливо строчили в своих блокнотах: «Поликант, „Фил. маг.“». Потом гном поднял голову и взглянул на волшебника из-под лохматых рыжих бровей.
   — А еще какие старые книги?
   Дерк перечислил несколько магических трудов. Все остальные тоже достали бумагу и принялись строчить, выжидательно вскидывая голову после каждого названия. Дерк прятал улыбку, встречаясь взглядом с пронзительно-голубыми глазами Рёскина, горящими черными глазами Фелима, прозрачно-зелеными глазами Клавдии, похожими на живые лампы… «Сразу видно, что она из Болотного народа», — сказал себе Дерк, перевел взгляд и заглянул в удлиненные, проницательные серые глаза Ольги и очень похожие на них глаза Лукина. Обе пары глаз возбужденно горели. «Похоже, заварил я кашу!» — подумал Дерк без малейшего раскаяния. Потом поднял голову и посмотрел на Эльду. Тут ему стало немножко стыдно. Девочка ему так доверяет…
   Но оранжевые глаза, смотревшие на него, были взрослыми и достаточно мудрыми. Дерк припомнил, что Эльда уже не раз смотрела так на него в последнее время.
   — Хулиганишь, папочка? — спросила грифонша.
   — Веду подрывную деятельность, дочка, — поправил ее Дерк. — Да, кстати! Твоя мать мне напомнила, что в наше время кормили здесь препаскудно. Думаю, и сейчас лучше не стало. Денди!
   Денди послушно описал задними ногами полукруг и встал мордой к статуе, а к волшебнику боком. У седла была приторочена большая корзина с крышкой. Дерк снял ее, открыл — и наружу хлынул головокружительный аромат фруктов.
   — Апельсинчики! — радостно возопила Эльда. — Мои любимые!
   Все, кроме Клавдии, принялись расспрашивать, что это такое.
   — Фрукты из иного мира, — объяснил Дерк, снимая вторую корзину. — Только смотри, Эльда, не раздавай их направо и налево. У меня пока что всего одна роща апельсиновых деревьев. Вот, а это вам на обед. Мара, кажется, напихала туда все, что Лидда настряпала на целый год и закрыла в стасисе. Она прикинула, что теперь, когда в университете туго с деньгами, кормить тут стали еще хуже. Угощайтесь.
   Из второй корзины пахло так аппетитно, что пять рук и когтистая лапа сунулись туда одновременно, без особых колебаний. Все радостно зачавкали. Денди переступал с ноги на ногу и фыркал так жалобно, что Дерк в конце концов порылся среди булочек, пирожков и плюшек и нашел для него пирожок с морковкой, а заодно и для себя — пирожок со свининой. Некоторое время все мирно кушали.
   — А что, в университете действительно туго с деньгами? — спросила вдруг Ольга.
   — Ужасно туго, судя по жалостному, но высокомерному письму, которое я недавно получил, — сказал Дерк. — Там говорилось, что они вынуждены просить о вспомоществовании родственников всех студентов.
   Это известие вызвало всеобщее смятение. Клавдия чуть не подавилась эклером. Лукин побагровел, Ольга побледнела. Рёскин принялся озираться, словно каждую секунду ожидал нападения. А Фелим, у которого сделалось такое лицо, словно он вот-вот упадет в обморок, спросил:
   — Что, действительно всех?
   — Ну да, вроде бы, — ответил Дерк, несколько удивившись.
   Он хотел было спросить, из-за чего, собственно, такой переполох, но не успел. Послышались тяжелые, уверенные шаги, и властный голос воскликнул:
   — Эй, вы там! Вы, с лошадью!
   — Вермахт! — сказала Ольга. — Только его тут и не хватало для полного счастья.
   Все подняли головы. Крыльцо столовой опустело — все ушли обедать. А во дворе, на полпути между крыльцом и статуей, стоял Вермахт: все складочки одеяния отглажены, как по линеечке. Почтенный преподаватель кипел от возмущения.
   — Приводить лошадей сюда, во внутренний двор университета, строго запрещается! Немедленно отведите ее в конюшню!
   Дерк поднялся.
   — Ну, если вы так настаиваете…
   — Да, настаиваю! — воскликнул Вермахт. — Я член совета, управляющего этим университетом, и я требую, чтобы вы немедленно удалили отсюда эту грязную скотину.
   — Сам ты скотина! — обиделся Денди. Он развернулся и рысцой направился к Вермахту, не менее возмущенный, чем сам волшебник. — Я даже не лошадь! Я — крылатый конь! Во, гляди!
   И он шумно взмахнул своими медно-рыжими крыльями.
   Ко всеобщему изумлению, Вермахт шарахнулся назад и закрыл голову рукой.
   — Уберите животное!!!