Джонс Диана Уинн. Сын менестреля

   — Это просто потому, что ему нравится убивать, — сказала Брид. — Он из таких.
   Но что бы Киаланом ни двигало, он удивительно хорошо умел ловить и свежевать кроликов, а Линайна варила из них вкусный суп. Так что следующие несколько дней путники очень хорошо питались. Морил был почти благодарен Киалану. А вот Брид нисколько не была ему благодарна, потому что каждый раз, когда они заезжали в городок или деревню, чтобы дать представление, Киалан прикидывался, будто его это нисколько не интересует, и говорил, что будет ждать их за городом. И каждый раз они неизменно замечали его среди слушателей, и вид у него был такой же заинтересованный, как и у любого другого.
   — Двуличный лицемер! — возмущенно говорила Брид. — Он просто пытается нас унизить!
   — От тебя не убудет, — отзывалась Линайна своим суховатым тоном.
   Это заставляло Брид возмущаться еще сильнее. Становилось заметно, что Линайна поведение Киалана одобряет. Нет, она не говорила ничего в его защиту. Но и не противодействовала ему ни словом, ни делом, хотя могла бы. А когда Киалан порвал в лесу свою добротную куртку, Линайна заштопала ее.
   Получив починенную одежку, Киалан выказал больше удивления, чем благодарности.
   — Э-э… спасибо, — промямлил он. — Не стоило беспокоиться.
   Лицо его было пунцовым, но он скорчил надменную мину, словно насмехался над проявленной заботой.
   — От меня он такого никогда не дождется! — пообещала Брид. — По мне, так пусть хоть в лохмотьях разгуливает!
   На следующий день повозка въехала в ту часть Южного Дейла, которая принадлежала к землям Маркинда. В Маркинде они никогда не давали представлений.
   Олоб неспешно тащил повозку то вверх, то вниз по склонам невысоких холмов, а неприязнь Брид к Киалану меж тем достигла предела. Отчасти виноват в том был Кленнен, который никогда не мог устоять перед соблазном выступить перед новой публикой. Вот он и принялся объяснять Киалану, почему он всегда старается быстро проехать через Маркинд, не дав представления.
   — Видишь ли, я увез отсюда Линайну, — сказал он. Из самого центра Маркинда, из замка самого лорда. Правда, Линайна?
   — Правда, — подтвердила Линайна, которая становилась еще более бесстрастной, чем обычно, всякий раз, когда Кленнен рассказывал эту историю.
   — Она была помолвлена с сыном лорда. Как же его звали? А, Пеннен! И он был юным глупцом и мямлей, вспоминал Кленнен. — Меня пригласили выступить на помолвке: я уже успел прославиться, и меня частенько звали на такие празднества, скажу я тебе. Ну, и как только я вошел в замок и увидел Линайну, так понял, что она создана для меня. А этот идиот Феннер ее совершенно не достоин. Ведь так его звали, правда, Ления?
   — Его звали Ганнер, — ответила Линайна.
   — О да! — подхватил Кленнен. — Помню, он мне чем-то напомнил гуся. Наверное, из-за тощей шеи и круглых глазок. Как бы то ни было, я рассудил, что в привлекательности ему со мной не тягаться, а разобраться с юным господином Селезнем можно и потом. И я сосредоточился на Линайне. Я запел — я никогда не пел лучше, ни до того дня, ни потом, — и Линайна не могла оторвать от меня глаз. Ну, тут я ее не виню, ведь, скажу без ложной скромности, в те дни я был мужчина видный, да и одаренный к тому же, а вот Гусенок — нет. И я в песне спросил Линайну, не выйдет ли она за меня вместо этого Крякена, а когда я подошел, чтобы взять вознаграждение за выступление, она сказала «да». И тогда я занялся им. «Юный лорд, — спросил я очень почтительно, — господин, какую награду вы мне дадите?» А он мне ответил: «Любую, какую ты пожелаешь. Ты — великий менестрель». Кстати, это были единственные его разумные слова за весь вечер. И я заявил: «Я беру то, что вы держите в своей правой руке». Видишь ли, он держал руку Линайньт. Я до сих пор смеюсь, когда вспоминаю, какой у него был тогда вид.
   В продолжение всего рассказа — а он был длинный, потому что Кленнен повторял его несколько раз, прибавляя все новые подробности, — Брид и Морил шли по дороге достаточно далеко, чтобы ничего не слышать, и наблюдали, как на лице Киалана появляется выражение отвращения. Сами они слышали эту историю бесконечное число раз.
   — Наверное, это свойство менестреля — любить повторять одну и ту же историю сто раз, — сказала Брид довольно язвительно. Но, казалось бы, отец должен был бы уже запомнить имя Ганнера.
   — А это часть рассказа, — отозвался Морил. — Интересно, — добавил он задумчиво, — а что случилось бы, если бы нам по дороге через Маркинд встретился Ганнер? Он велел бы схватить отца и посадить в темницу?
   — Конечно нет! — ответила Брид. — И вообще я не думаю, что эта история — правда. Но даже если все на самом деле было так, то Ганнер теперь, наверное, уже старый и толстый. Он и думать забыл о маме.
   Поскольку Брид действительно так считала, с ее стороны было немного несправедливо так обозлиться, обнаружив, что Киалан разделяет ее мнение. Но когда тебе кто-то не по праву, трудно оставаться справедливым. Они остановились пообедать, а Кленнен, войдя во вкус, продолжал приукрашивать свою историю.
   — Линайна — благородная дама, — заявил он, удобно устраиваясь у алого колеса повозки. — Она — племянница Толиана, знаешь ли. Но он от нее отрекся за то, что она убежала со мной. И в этом был виноват я и та шутка, которую я сыграл с Гусиком. «Юный лорд, — сказал я ему. — Отдайте мне то, что вы держите в правой руке». Ох, я никогда не забуду его лица! Никогда!
   И он расхохотался.
   К тому времени Киалан слышал это утверждение по меньшей мере в третий раз. Морил редко видел его таким угрюмым. Пока Кленнен смеялся, Киалан поспешно встал, чтобы больше не слушать, и зашагал прочь, не глядя, куда идет. Он чуть было не упал, наткнувшись на Морила и Брид, и обозлился еще сильнее.
   — Какой зануда ваш отец! — сказал он. — Я бы искренне пожалел Ганнера, если бы поверил, что тут есть хоть слово правды!
   — Как ты смеешь! — взорвалась Брид. Как ты смеешь говорить такое! Да я тебе сейчас нос расквашу, так и знай!
   — Я не дерусь с девчонками, — надменно объявил Киалан. — Я просто сказал, что меня уже тошнит слушать про Ганнера. Если твой отец так хорошо все это помнит, почему он все время путает имя этого бедняги?
   — Это же чтобы было смешно! А ты просто тупица, если еще этого не понял! — крикнула Брид и набросилась на Киалана.
   В первые мгновения тот пытался быть верным своим словам насчет драки с девочками, в результате чего Брид два раза дала ему в нос и отвесила несколько оплеух, так и не встретив сопротивления.
   — Ах ты, кошка! — воскликнул Киалан и схватил ее за запястья.
   Это была самооборона. С другой стороны, он так стиснул ей руки, что Брид почувствовала боль сильнее, чем от удара. Она попыталась лягнуть Киалана в колено босой ногой, но обнаружив, что это не производит никакого впечатления, впилась зубами в пальцы, стиснувшие ее запястье. Тут Киалан вышел из себя я свободной рукой ударил Брид.
   Дагнер никогда никому не позволял бить Брид. Он стремительно выскочил из-за живой изгороди и набросился на Киалана. Поскольку Дагнер попытался придушить Киалана, Морил рассудил, что надо бы вытащить из свалки Брид, а потому тоже влез в драку. Они покатились по поляне разъяренным рычащим клубком. Брид продолжала терзать зубами руку Киалана, а Киалан не желал отпускать Брид. Кленнен тяжело поднялся, неспешно подошел к ним я оторвал Дагнера от Киалана, а Киалана — от Брид. Все, включая Морила, разлетелись в разные стороны. Хоть Кленнен я был уже немолод, но силы его хватило бы, наверное, чтобы завалить лося.
   — Прекратите! — гаркнул глава семьи. — А если тебе хочется еще что-то сказать про
   мою историю, Киалан, то говори это мне. — Он весело посмотрел на парня, который зализывал кровоточащие костяшки пальцев, валяясь в пыли. — Ну?
   — Ладно! — огрызнулся тот. — Ладно! — Морил заметил, что их пассажир чуть не плачет. — Вы можете сколько угодно твердить, что никогда не забудете Ганнера, или как его там звали. Я не верю, что вы вообще с ним встречались! Вы бы не узнали его, даже если б он сейчас прошел по этой дороге, вот!
   Улыбка сбежала с лица Кленнена. Ее сменило очень странное выражение. Киалан весь напрягся.
   — Значит, ты с Ганнером знаком? — спросил Кленнен.
   — Нет конечно! — ответил Киалан. — Как я могу быть с ним знаком? Думаю, его вообще не существует.
   — О, он существует, — проговорил Кленнен. — И я уверен, что ты с ним не знаком. Но все же ты прав. Я за этот месяц трижды видел Ганнера и до этой минуты его не узнавал. — Он снова засмеялся, и Киалан сразу успокоился. — Он не из тех лиц, которые выделяются в толпе, — добавил Кленнен. — Да, Линайна?
   — Наверное, согласилась та, — продолжая спокойно нарезать колбасу.
   — Но ты-то его узнала, да? — спросил Кленнен. — В Деренте, и на дороге, а потом в Крейди?
   — Только когда он назвал себя, — ответила Линайна, нисколько не смутившись.
   После этого разговора мрачная туча, которая витала над путешественниками, стала раз в десять тяжелее. Во время обеда Кленнен поглядывал на Линайну — напряженно, обеспокоенно. Казалось, он ждет, что она что-то скажет, и в то же время очень старается сам не сказать лишнего. А Линайна ничего не говорила. Она ничего не говорила так решительно и явно, что воздух казался липким от ее молчания. Это было тяжело. Остальные неловко ковыряли еду и почти не разговаривали. Киалан не произнес ни слова. Всем, даже Брид, было ясно: он ругает себя за то, что все так по-дурацки получилось. И правильно делает, решил Морил.
   Когда вся еда была съедена и вещи снова упакованы, они поехали дальше все в таком же гнетущем молчании. Наконец Кленнен не выдержал.
   — Линайна, — сказал он, — ты обо всем этом не жалеешь, а? Если тебе больше по душе другая жизнь, если ты предпочитаешь быть с Ганнером, скажи только слово, и я немедленно поверну Олоба в Маркинд.
   Морил ахнул. Заплаканная Брид разинула рот. Они посмотрели на Кленнена — и увидели, что он говорит совершенно серьезно. Тогда они перевели взгляд на Линайну, ожидая, что она рассмеется. Это было так глупо! Линайна была такой же частью их жизни, как Олоб и повозка. Но Линайна не рассмеялась и ничего не сказала. Теперь уже не только Брид и Морил, но и Дагнер с Киаланом, и Кленнен смотрели на нее со все возраставшей тревогой.
   Они подъехали к развилке. Одна дорога уходила на запад, и на дорожном столбе было написано «МАРКИНД 10».
   — Мне поворачивать сюда? — спросил Кленнен.
   Линайна нетерпеливо встряхнулась.
   — О нет, — сказала она. — Кленнен Мендакерсон, ты и правда сущий глупец, если думаешь обо мне такое.
   Кленнен облегченно захохотал. Он тряхнул вожжами, и Олоб рысью прошел мимо поворота.
   — Право, — проговорил Кленнен, продолжая смеяться, я не могу себе представить, как ты могла бы предпочесть Ганнера мне. Ему нипочем не написать таких песен, какие писал тебе я. Он даже ради спасения собственной шкуры на это не способен.
   — Тогда почему ты решил, что я могла бы предпочесть его? — холодно осведомилась Линайна.
   Оказывается, тучи еще не рассеялись.
   — Ну… — неловко проговорил Кленнен, — из-за денег и всего такого. И в конце концов, это именно то, для чего тебя растили.
   — Ясно, — сказала Линайна.
   Снова наступило молчание — и длилось не меньше получаса. Его прерывал только глухой стук копыт Олоба и негромкий скрип колес. В конце концов Киалан не выдержал. Он слез с повозки и пошел впереди, довольно вызывающе насвистывая Второй марш. Остальные сидели, понурив головы, и мечтали, чтобы мать оттаяла. Наконец она сказала:
   — Ох, Кленнен, хватит сидеть и смотреть на меня собачьими глазами! Я ведь не отращу крылья и не улечу, правда? Хорошо еще, что у Олоба ума побольше, чем у тебя, иначе мы бы уже оказались в канаве!
   И на этом, похоже, ссора закончилась. Вскоре Кленнен уже снова смеялся и болтал. А Линайна хоть и молчала, но молчание ее было не многозначительным, а совершенно обычным, к которому все привыкли. Брид и Морил тоже слезли с повозки, но не стали догонять Киалана. Брид все еще была на него слишком зла.

4

   На ночлег они остановились в одной из небольших долин. Ее крутые склоны поросли лесом, а на дне был луг с мирным озерцом, кишащим только что вылупившимися головастиками. Дагнер с Киаланом ушли ставить силки. Линайна бросила в костер травы, отгоняющие мошку, и душистый дым стал стелиться низко, ложась на озеро широкими лентами. Брид и Морил, не опасаясь мошкары, зашли в воду и с энтузиазмом принялись собирать головастиков в старую банку из-под маринадов. Морил как раз случайно их выпустил, когда поймал на себе взгляд отца.
   — Тебе нужна банка побольше, посоветовал Кленнен. — И вам обоим следует помнить, что я сказал Киалану насчет терпимости.
   — А он этого не помнит! — обиженно возразила Брид.
   — Ему прежде этого учить не приходилось, — объяснил Кленнен. — В том-то для него и заключается трудность. Но не для тебя, Брид. для ссоры нужны двое.
   — Ты слышал, что он сказал? — возмущенно спросил Морил.
   — Я не глухой, — ответил Кленнен. — Он имеет право на свое мнение, как и все остальные. А тебе, Морил, не мешало бы завести собственное мнение, вместо того чтобы заимствовать его у Брид. А теперь смой с пальцев слизь, прежде чем браться за мою квиддеру.
   Пока Морил получал очередной урок музыки, Киалан вышел из леса и забрался в озерцо, де он попытался научить Дагнера плавать. Они шумно плескались в воде, что очень отвлекало Морила. Дело пошло еще хуже, когда Киалан начал уговаривать Брид тоже поучиться плавать. Брид заявила, что боится пиявок. Ее никакими усилиями нельзя было заставить войти в воду глубже, чем по колено, но она согласилась учиться грести руками. Морил слышал, как она смеется. Похоже было, что Киалан пытается помириться. Морил отвлекся еще сильнее. Может быть, Киалан все-таки в душе неплохой, просто очень бестактный?
   Морила задели слова отца насчет того, что он не имеет своей головы на плечах. Но Морил и теперь без раздумий согласился бы с Брид и насчет Киалана, и насчет истории с Ганнером. Однако в обоих случаях Брид, похоже, ошибалась. Что же теперь делать?