Джонсон Сьюзен. Готовая на все

   Господи, почему звезды так ярко сияют именно сегодня, когда у него на душе так мерзко?
   Ощущение совершенной по отношению к нему несправедливости терзало душу. Как он мог так глупо попасться?!
   — Придется.
   Хью обернулся с таким злобным видом, что женщина отпрянула.
   — Нет! — яростно прошипел он. — Ни за что!
   Он с угрожающим видом шагнул вперед, но она не отступала. О, как давно она научилась не выказывать страха!
   Маркиз осторожно поставил бутылку на пол, словно боясь выпустить на волю демонов ада, и, надвинувшись на женщину, тихо, но отчетливо потребовал:
   — Немедленно покиньте эту комнату.
   Она едва заметно подняла руку, жестом, который, несомненно, остался бы незамеченным, если бы за ней не наблюдали так пристально.
   Дверь гардеробной распахнулась, и четыре тюремщика с каменными лицами ступили в спальню.
   — Привяжите маркиза к кровати, — мягко приказала княгиня Марко.
   Но Хью не собирался так просто сдаваться. Он дрался столь неистово, что потребовалось еще несколько человек, довольно сильно пострадавших от сильных кулаков маркиза, прежде чем его сумели отнести на кровать и положить на алое парчовое покрывало. Четверо держали его, пока остальные снимали туфли и привязывали ноги маркиза толстым плетеным шелковым шнуром. Потом подняли руки и привязали к изголовью так туго, что вырваться не было никакой возможности. Один из мужчин заговорил с княгиней на незнакомом языке, очевидно, что-то спрашивая. Она отрицательно покачала головой, коротко ответила и знаком велела им удалиться. Как только стражники ушли, она, без единого взгляда на кровать, отвернулась, подошла к креслу у огня, села и, откинув голову на мягкую спинку, уставилась в пляшущее пламя. Тяжелый генуэзский бархат ее халата лег картинными складками у ног, распущенные волосы окутали плечи медным покрывалом, придавая ей обманчивый вид воплощенной невинности, так противоречивший гнусным обстоятельствам их встречи.
   Молчание было истинным бальзамом для ее смятенной души. Игра огня завораживала, и на мгновение ей захотелось вечно сидеть и любоваться причудливыми силуэтами теней. Но этому не суждено случиться. Времени почти не оставалось. Пора выполнить приказ мужа. Ей необходимо зачать наследника титула Марко. Подобно маркизу, она пленница… нет, хуже! Его заточение закончится через месяц, она же пожизненно прикована к тирану.
   Дама у огня излучала такую печаль, что даже исходивший злобой маркиз не мог ей не посочувствовать. Кроме того, в памяти всплыли сказанные ею за ужином слова. Она утверждала, что свободна не более, чем он!
   — Подойдите и поговорите со мной, — спокойно попросил он, оглядывая комнату и гадая, где находятся смотровые отверстия и к каким дверям прижаты любопытные уши.
   Женщина подняла голову, но не ответила и не двинулась с места.
   — Я не требую развязать меня. Вы в полной безопасности.
   — Весьма спорное утверждение.
   — Подойдите ближе, — уговаривал он, прекрасно понимая, о чем думает незнакомка. Слишком хорошо он знал женскую натуру: недаром столько прекрасных дам побывали в его постели. Ей так же нужна свобода, как и ему. — Скажите точно, чего ожидаете от меня, — добавил он, пытаясь подманить ее к постели и побеседовать без посторонних ушей.
   — Ничего необычного для вас, если сплетни правдивы.
   — Я вас не слышу, — пробормотал он, многозначительно показывая кивком головы на гардеробную, где, очевидно, сторожили охранники.
   Похоже, она сообразила, в чем дело, потому что сразу встала и приблизилась к нему.
   — Садитесь, — предложил маркиз, когда женщина нерешительно остановилась у изножья кровати, — и откройте свое имя.
   Незнакомка села на почтительном расстоянии и едва слышно пробормотала: «София». И в глубине души маркиза что-то шевельнулось. Может, чувственные нотки в ее голосе или сладостный аромат волос… может, потому, что он прежде любил Софи, умершую, когда оба были очень молоды, и больше никого не смог полюбить.
   Ресницы этой Софии были угольно-черными, словно накрашенными, глаза — словно угасающее зеленое пламя, а пленительная цветущая красота совсем не напоминала его Софи, белокурого ангелочка, слишком юного, чтобы лечь в могилу.
   — Неужели нет способа выпутаться из всего этого? — пробормотал он. — Я постараюсь защитить вас от мужа.
   В глазах Софии мгновенно вспыхнул ужас.
   — Наклонись и поцелуй меня, — продолжал он, — чтобы мы без помех могли побеседовать.
   Женщина поколебалась, сгорая от стыда под обстрелом невидимых взглядов.
   — Я мог бы сказать, соблазни меня, если сумеешь, — продолжал он, вызывающе уставясь на нее. Уголки его губ дернулись в улыбке.
   — Для этого совершенно ни к чему вас целовать.
   Как странно, что он почти способен рассмешить ее, хотя жизнь так безрадостна!
   — А если тебе понравится?
   — Как и вам…
   — Вряд ли, — честно признался он, чтобы уколоть ее, и одновременно желая, чтобы она нагнулась. Оба считали себя пресыщенными, искушенными, огражденными от трепетного предвкушения, но когда женщина приняла брошенную перчатку и грациозно подалась вперед, когда шелковистые волосы погладили его лицо, а запах духов наполнил ноздри, когда она легонько провела ладонями по его вискам и сжала скульптурно-красивое лицо, оба ощутили жгучее нетерпение, неодолимое искушение, которому было невозможно противиться, притяжение, так непохожее на все прежние любовные игры и встречи.
   — Мне показалось, что я слышу хор ангелов, — выдохнул маркиз.
   — Нет, херувимов, — прошептала она, поддразнивая, завлекая, обольщая.
   Их губы соприкоснулись, и образы небесного блаженства растворились в нахлынувшей волне чистейшей похоти. Его тело мгновенно напряглось, пронзенное молнией желания, такого безумного, что он невольно задался вопросом: уж не одурманили ли его чем-то за ужином? Женщина отпрянула, как от ожога. И, трепеща, села рядом.
   — Развяжи меня, — шепотом потребовал он.
   Она с недоумением взглянула на него, словно вырванная из своего внутреннего, тщательно охраняемого мира, и, оскорбленная, как посчитала, бессовестным коварством и хитростью маркиза, бросила безразлично и деловито:
   — Давайте договоримся, что наши взаимные чувства тут ни при чем. Постарайтесь отрешиться от происходящего.
   — Поздно.
   — Вы ошибаетесь.
   — Нет. В моей власти заставить вас услышать хор херувимов в любую минуту.
   Искусство соблазнять было слишком знакомо ему, хотя сейчас маркиз не знал, что подогревает и гонит его вперед: эмоции или чисто животная потребность? Но эта женщина — единственный ключ к свободе. Это он сознавал, даже слишком хорошо.
   — Развяжи меня, — повторил он. — Здесь столько стражников, что тебе ничего не грозит. И если мы должны сделать это… сотворить ребенка, почему бы не провести время как можно приятнее?
   Во взгляде Хью светилась искренняя симпатия, слова лились, как густой бархатистый мед. София нерешительно нахмурилась, размышляя, как поступить. Сейчас он как нельзя больше напоминал плененного льва, чья сила и мощь не уменьшились, несмотря на путы. Он растянулся во всю длину гигантской постели, рельефные мускулы распирали тонкое сукно его вечернего костюма. Она случайно взглянула вниз и жарко вспыхнула при виде красноречивого свидетельства его возбуждения.
   — В доме достаточно людей, чтобы защитить тебя, — тихо напомнил он и, заметив направление ее взгляда, нагло поинтересовался: — Ну что? Тебе понравилось? Произвело впечатление?
   — Думаю, мое мнение значения не имеет, — процедила София.
   — Если позволишь, я сумею сделать эти минуты самыми главными в твоей жизни, — протянул он.
   — Не допускаете мысли, что я попросту оскорблена столь бесстыдным поведением?
   — Неужели? Что-то не похоже! При такой-то внешности! Ни за что не поверю, что наслаждение может оскорбить такую женщину, как ты!
   — Это не наслаждение, Кру, поверьте, никоим образом! Даже в кошмарах мне такое не снилось!
   — Развяжи меня, и я сумею изменить твое мнение, — вкрадчиво настаивал он, а хрипловато-гортанные нотки проникали, казалось, в самое сердце, несмотря на все ее усилия противостоять уговорам. — Что тут плохого? Мы оба пленники, а уж если должны совокупляться, как дикие звери, на потеху публике, следует соблюдать хотя бы подобие приличий. Кроме того, предпочитаю держать тебя в объятиях.
   София тихо вздохнула:
   — Могу ли я вам доверять?
   — Вряд ли это слово уместно в подобных обстоятельствах, — беспечно бросил он, приподнимая руку, насколько позволяли путы.
   — Признаюсь, вы правы, — кивнула она.
   — Надеюсь, я не слишком обременю вас, попросив закрыть все смотровые щели? — осведомился он с насмешливой улыбкой.
   — Нет, и я еще раз прошу извинения за… — она беспомощно обвела рукой комнату, — за все.
   — Потом мы обсудим, на кого взвалить основной груз вины, — отмахнулся маркиз. — А пока… предпочитаю обойтись без свидетелей.
   Он следил глазами, как женщина затыкает все четыре отверстия: сдвигает шторы, опускает картину, вешает на место подушечку, поправляет зеркало. Вернувшись к кровати, она очень тихо сказала:
   — Это так трудно…
   — Развяжите хотя бы одну руку, и я сделаю все остальное. Можете закрыть глаза и притвориться, что находитесь в совершенно другом месте.
   — Ну не чудесный ли выход? — сардонически пробормотала она, принимаясь трудиться над узлом, стянувшим его запястье.
   А Хью тем временем старался лежать неподвижно, хотя голова едва не лопалась от распиравших ее мыслей о возможностях, открытых ему, едва веревки будут сняты.
   — Ну вот! — облегченно воскликнула София, распутывая плетеный шнур. Приподнявшись, маркиз улыбнулся ей, потянулся к путам на левом запястье, а потом ослабил узлы на щиколотках. Спрыгнуть со второго этажа не представляло особых трудностей, а пейзаж под окнами он успел изучить до малейших подробностей.
   Взметнувшись с постели, Хью бросился к окну, как пушинку, поднял тяжелое кресло, швырнул в освинцованное стекло и бросился в образовавшееся отверстие.
   Ну, разумеется, он попробует сбежать, как же она не догадалась!
   София, стараясь не наступить на осколки, медленно пробралась к окну и спустила шторы. Что же, в следующий раз придется быть поосторожнее и оставить его связанным. Бедняга, он не знает, что под окнами полно стражи! Они в два счета его схватят.

Глава 2

   Следующая их встреча не замедлила себя ждать. Уже через полчаса маркиз, совершенно голый, был привязан к кровати в другой комнате.
   — За это я прикончу твоего мужа! — прорычал он.
   — Надеюсь, вас не ранили, — выдавила она, стараясь не повышать голоса. Он поистине великолепен: настоящая скульптура греческого бога, только живая, исполненная неукротимой, так и рвущейся на волю силы. Невероятно широкие плечи, бугрящиеся мышцы торса, стальные бедра, свидетельство долгих часов, проведенных в седле… как может модная одежда скрывать поистине первобытную мощь?
   Такая ошеломляющая энергия. И… и даже в спокойном состоянии его мужское достоинство выглядело более чем внушительно, а в возбужденном… Легкая дрожь прошла по ее спине. В возбужденном должно быть поистине чудовищным. Да, легендарная репутация вполне заслужена маркизом.
   — Все вы просто рехнулись! — выкрикнул он. — Разумеется, прыжок с пятнадцати футов оставляет синяк-другой, не говоря уже о том, что твоя стража не отличается обходительностью.
   — Почему сразу не согласиться на мое предложение и не покончить с этим? — Она показала на его узы.
   — Потому что я не намереваюсь покорно сносить унижения. Твой ненормальный муж горько пожалеет о том дне, когда вздумал сделать из меня жеребца-производителя.
   — В таком случае тем более имеет смысл как можно скорее отделаться от неприятной обязанности и выйти отсюда, — повторила она.
   — Ты забываешь, что некоторые вещи твоему мужу неподвластны! — отрезал он. — Я не в настроении трахать тебя.
   — Тогда закройте глаза и сделайте вид, что находитесь где-то в другом месте, — ответила она его же словами. — А я позабочусь об остальном.
   — Желаю удачи, — коротко буркнул он.
   Но когда она расстегнула золотые пуговицы халата и спустила его с плеч, взгляд Хью словно магнитом притянуло к ее ослепительному телу, несмотря на бушующий гнев и боль от впивавшихся в кожу веревок. Должно быть, ее муж перед свадьбой разослал шпионов на поиски невесты, ибо она — само совершенство. И затмила гордой красой все изображения Венеры от античности до наших дней. Олицетворение истинной женственности!
   Маркиз тихо выругался. Мозг настойчиво сверлили слова «компрометирующая ситуация», и он понял, что вряд ли сумеет совладать с собой. Долго ли он еще сможет сдерживаться? Только святого или импотента способна оставить равнодушной столь откровенная чувственность. А в святые он не годится.
   — Мне приказано позаботиться о том, чтобы вы приходили ко мне дважды в день в течение этого месяца, — пробормотала София, направляясь к кровати. — Надеюсь, для вас это не слишком утомительно?
   Невольная улыбка приподняла уголки ее губ, когда его фаллос медленно восстал.
   — Очевидно, не очень, — язвительно добавила она.
   Похоже, ее спятивший муж прекрасно разбирался во всем, что касалось похоти и всяческих извращений, хотя что до всего остального, его давно следовало бы упрятать в лечебницу для душевнобольных. Он понимал, что его обнаженной жене не сможет противиться ни один мужчина. Но есть ли, черт возьми, выход из этого положения?
   Можно подумать, логика и здравый смысл способны устоять против бушующего желания!
   Словно дедуктивные умозаключения могут послужить надежным сдерживающим фактором в следующие несколько минут!
   Княгиня постаралась набраться решимости. Все равно то, что предстоит, неизбежно.
   Она сделает то, что повелевает супружеский долг. Посылая жену в Англию, ее супруг принял дополнительные меры, чтобы обеспечить ее повиновение: мать Софии стала заложницей при княжеском дворе. Она обязана подчиниться.
   — Мне все это так же ненавистно, как вам, — заверила она, вставая на колени возле постели. — Никому из нас не хочется здесь быть… но что поделаешь? Вдруг это окажется интересным?
   — И часто ты разыгрываешь роль шлюхи для своего муженька? — злобно прошипел Хью.
   Ее ладонь впечаталась в его щеку с такой силой, что на коже остался багровый отпечаток пальцев.
   — Ах, какие мы чувствительные! — саркастически бросил он, ощущая во рту вкус крови.
   — Что вам известно, Кру, о бесчеловечности? И пока вы находитесь в блаженном неведении, рекомендую не слишком поспешно судить окружающих. А теперь я собираюсь совокупиться с вами и ожидаю, что вам это придется по вкусу, пусть и находитесь здесь против воли. Считайте это первым уроком суровой жизненной реальности.
   Хью провел три года в Индии, где столкнулся с немалыми тяготами армейской жизни и ужасающей нищетой, но вряд ли княгиня в ее нынешнем состоянии способна сравнивать его и свой жизненный опыт.
   — Возможно, в один прекрасный день я сумею вернуть долг, — спокойно пообещал он, — и тоже показать весьма неприятные стороны жизни.
   — Сомневаюсь. Через месяц мы расстанемся и никогда больше не увидимся.
   — На твоем месте я бы на это не рассчитывал! — многозначительно хмыкнул Хью, снова сгорая от желания отомстить. — Я не собираюсь исчезнуть как ни в чем не бывало, как бы этого ни хотела ты со своим мужем-безумцем. И не надейся, что через месяц все кончится.
   — Я здесь не для того, чтобы спорить с вами.
   — Нет, разумеется. Для того, чтобы раздвигать ноги перед каждым, на кого покажет твой милый супруг! — зарычал он.
   — Вы не понимаете…
   — Шлюха — всегда шлюха.
   — А ваш бесконечный разврат? Это что, исключительно мужская прерогатива? Почему бы не проверить, каким добродетельным, праведным и чистым вы можете быть? — пробормотала она, подавшись вперед и проводя пальчиком по его груди. — Ну как, сумеете противиться искушению? Может ли пресловутый маркиз Кру сказать женщине «нет»?
   Маркиз принялся бешено рваться, безуспешно пытаясь освободиться, но от ее рук шло приятное тепло, налитые груди подрагивали прямо перед глазами.
   — Судя по слухам, после ночи, проведенной с вами, женщина ни о ком другом мечтать не в силах. Почему не показать мне, правда ли это? — промурлыкала она, нагибаясь так низко, что кончики грудей скользнули по его руке, опалили жаром, а шелковистое прикосновение напомнило об упругости и свежести ее кожи… и о том, что она если и не горит желанием отдаться, то по крайней мере готова его принять. — Вы, разумеется, вправе отказать мне, — прошептала она, взвешивая на ладони его яички, поглаживая другой его набухающую плоть.
   Маркиз попытался вызвать в памяти все отвратительные, гнусные образы, мрачные картины, о которых только мог подумать, начал считать по-немецки, повторял греческий алфавит. Все напрасно: давление и ритм ее движений постепенно увеличивались, запах разгоряченной женской плоти кружил голову, и уже через несколько минут сладострастие властно овладело каждой частичкой его тела, а фаллос угрожающе восстал.
   — Что-то это не похоже на отказ, — шепнула она, гладя рубиновую головку. — Должно быть, я стану очередной жертвой в вашем списке.
   — Как и я — в вашем! — грубо огрызнулся маркиз. — Давно вы обнаружили, какое воздействие производит на мужчин вид обнаженного женского тела?
   — Это зависит от мужчины! — дерзко бросила она. — Или вы предпочитаете определенных женщин?
   Она попала не в бровь, а в глаз: единственное, что интересовало маркиза в представительницах прекрасного пола, — доступность.
   — Я предпочитаю, чтобы меня отвязали, — выдавил он.
   — Но не настолько я глупа, чтобы попасться на удочку второй раз. Единственная часть вашего тела, заслужившая свободу, — это восхитительно неукротимый фаллос. Как по-вашему… теперь вы удержитесь от потребности очутиться во мне? И не дадите ему ворваться в мое тело?
   — Удержусь, — проскрежетал он сквозь стиснутые зубы, собрав остатки воли.
   — А мне так не кажется, — проворковала она, наклонив голову и касаясь языком угрожавшей взорваться головки.
   Маркиз застонал, напрягая мускулы.
   — Ах, какое самообладание, Кру! Ваш викарий может гордиться вами. Должно быть, мне придется приложить чуть больше усилий. Чувствуете?
   Ее сомкнутые пальцы вновь скользнули вниз, хватка усилилась, пульсирующие вены его орудия набухли сильнее, а сам фаллос поднялся еще выше. Маркиз задохнулся и невольно выгнул спину.
   — Будь ты проклята, потаскуха! — вырвалось у него.
   — И вы тоже, лорд Кру. Но ведь это не встреча любовников, — отпарировала она, продолжая ласкать изнемогавшую от желания плоть, — поэтому нам ни к чему нежности, главное — продолжение рода. Именно то, в чем вам нет равных.
   Она наблюдала, как плоть его все увеличивается в размерах. Боже, такое зрелище никого не оставит равнодушным. Вместе с раздражением на себя росла и предательская пульсация внизу живота. Никакая злоба не в силах противостоять похоти!
   Ей следовало поблагодарить его за то, что это оказалось так легко, за то, что он настоящий мужчина со всеми мужскими потребностями, за то, что возбудил в ней такие исступленные желания, о существовании которых она не подозревала. Такое мучительное предвкушение слияния напомнило о годах юности, когда первые запретные, но еще неясные порывы плоти терзали ее. Подобного она не чувствовала уже очень давно, и с тех пор все мужчины в ее жизни были лишь никчемными игрушками. Средством ненадолго унять тоску.
   — Когда все это кончится, я найду вас обоих, — прохрипел Хью, — помни это!
   Ярость и похоть боролись в нем, раздирая душу, жажда мести туманила мозг.
   — Если плодом нашей встречи будет ребенок, — перебила она, охваченная внезапным желанием ускорить неизбежный исход, расстроенная тем, что способна ощущать какие-то эмоции, несмотря на мерзость происходящего, — вряд ли ваши угрозы что-то значат. Кроме того, будет слишком поздно.
   Она приподнялась и оседлала его бедра.
   — Я заберу дитя! — коротко бросил он, морщась от громового биения крови в ушах.
   — Но зачем? — потрясенно охнула София. — Раньше дети вас не интересовали.
   — Но если женщина замужем, кто знает, от кого малыш?
   — Я ведь тоже замужем! Какая же разница?
   — Сама сказала, что муж интересуется только мужчинами.
   Она пожала плечами:
   — У меня много любовников. Надеюсь, теперь вам легче?
   Маркиз снова принялся вырываться.
   — Сдохни! — прогремел он, натягивая шелковые шнуры. — Чтоб тебя затрахали до полусмерти!
   — Наконец-то мы хоть в чем-то согласны, — объявила она, приподнимаясь и подводя головку его фаллоса к своему лону. — Скажите, если понравится!
   От такой наглости у него снова перехватило дыхание, но она и сама на миг задохнулась, утопая в таком изысканном наслаждении, что вражда на миг была забыта.
   Он неожиданно шевельнул бедрами и врезался в нее, яростно, механически, подгоняемый слепым нерассуждающим инстинктом.
   Женщина вскрикнула, когда он вонзился, растягивая стенки узкого грота, проникая все глубже, до самого, казалось, горла.
   — О Боже! — выдохнула она, насаженная, словно бабочка на иглу, пораженная горячечной лихорадкой, бурлившей в мозгу, когда он вошел до самого основания.
   — Так и быть, сейчас я тебе покажу! — злобно прошипел он, вне себя от потребности отомстить этой подлой твари, безжалостно врезаться в роскошное тело, поскорее достичь желанной разрядки. Мощный ритм его ударов вынуждал ее раскачиваться все быстрее, открываться все шире, пока она почти не потеряла рассудок. И не принялась, истерически всхлипывая, задыхаясь, лихорадочно отвечать на каждый выпад с такой же головокружительной страстью.
   Соитие… слияние… совокупление… в самом чистом виде…
   Когда она забилась в судорогах и застонала, маркиз прохрипел проклятие. Когда вторая волна накрыла ее с головой, назвал шлюхой, проституткой, развратницей, потаскухой… но оба они жили в мире двойных стандартов, лицемерном и ханжеском, где мужчинам дозволено все. Едва наступила разрядка, он наполнил ее узкий грот раскаленным потоком семени, самого аристократического, самого высшего качества, о котором мечтал муж Софии, изливаясь бешеными толчками, забыв о приличиях, морали, самоотречении…
   Маркиз Кру выполнил все, что от него требовали.
   Недаром князь Марко твердо рассчитывал на безмерную мужскую силу молодого лорда.
   Когда она отстранилась, он осыпал ее всеми мыслимыми ругательствами, но она лишь хладнокровно ответила:
   — Я крайне ценю ваше внимание. — И, протянув руку, расцарапала ногтями щеку маркиза. — Поверьте, милорд, мне тоже знакомо желание мести. И если богохульства могли бы помочь, я бы присоединилась к вам.
   Соскользнув с постели, женщина подхватила халат и накинула на плечи.
   — Следующее представление после завтрака. Приятных снов, — заметила она, исчезая через смежную дверь. Минуту спустя с противоположной стороны появился Пирс.
   — Ты что, тоже был зрителем? — взорвался маркиз.
   — Что вы, сэр! Такие пикантные развлечения не для простых солдат. Кроме того, дама прикрыла почти все смотровые щели.
   — Как рабы на случке! — брезгливо скривился Хью, хотя не раз участвовал в оргиях лондонской золотой молодежи. — Сними эти чертовы веревки, чтобы я мог пробить дыру в стене!
   — Не советую, сэр. Рука вам еще понадобится, чтобы стрелять или ездить верхом.
   Дальнейшая беседа велась слишком тихо, чтобы находившиеся в соседней комнате сумели что-то расслышать.
 
   Войдя в комнату, княгиня София немедленно отпустила горничных, легла и мысленно вычеркнула одну встречу из шестидесяти запланированных. Ах, нет смысла рыдать и биться в истерике, хотя она была весьма близка к тому, чтобы сломиться. Но судьба семьи зависела от нее. Мать в смертельной опасности, под неусыпным оком зятя, так что придется сделать все возможное, лишь бы не разгневать Марко.
   Самое главное — зачать ребенка. Как только это произойдет, мать получит свободу, а после этого всегда остается надежда, что в последующие восемь месяцев удастся сбежать. Она ни за что не оставила бы младенца во власти Марко и отчаянно мечтала о том, чтобы большой мир приютил двух маленьких беглецов, когда придет время.
 
   Утро настало слишком рано: София с отвращением оглядывала залитую солнечным сиянием комнату. Потом медленно оделась. Сама. Сейчас она не могла видеть знакомые лица слуг. Господи, что станется, если она, как предписывалось, не придет в утреннюю столовую?
   Нет. Ее мать стала пешкой в опасной игре. И она сделает то, что от нее ожидают.
   Маркиз появился в самом мерзком настроении. Пять кровавых борозд ярко выделялись на загорелой коже.
   — Мне казалось, что при таком нагромождении помещений совершенно необязательно есть вместе, — проворчал он, едва она переступила порог.
   — Все жалобы — к моему мужу. У него довольно своеобразное чувство юмора.
   — Хочешь сказать, он попросту садист?
   — Вы весьма проницательны, милорд. Хотя рада видеть, что ваш аппетит не пострадал, — ехидно заметила она. На его тарелке горой лежали ломтики бекона, копченой рыбы, ветчины, распласталась яичница с грибами и помидорами. Маркиз намазывал маслом круассан, очевидно не первый, судя по пригоршне крошек на скатерти.