Джонсон Сьюзен. Соблазнительное пари

   — Ты когда-нибудь переживала подобные ощущения раньше?
   Она покачала головой.
   — И я нет. Поехали ко мне, — повторил он свое предложение, — вместе позавтракаем.
   — Чтобы все чувствовали себя спокойно, позволь мне сказать, что мои цели не распространяются дальше завтрака.
   Он понимал, что она освобождала его от обязательств, но он был не из тех мужчин, которые готовы так легко принять от женщины подобное отпущение грехов.
   — Я делаю это осознанно.
   — Прошу тебя, — сказала Жоржи, прикасаясь пальцем к его губам. — Мне не нужны совершенно никакие обязательства от тебя. — Она улыбнулась. — Ты доставил мне удовольствие, и я благодарна тебе, хотя могу и не пойти навстречу твоим пожеланиям.
   — Я вовсе не об этом, — быстро ответил Симон. — Просто у меня такой график… — Он оборвал фразу, не став объяснять.
   — А почему бы мне просто не остаться с тобой до того момента, пока я больше не захочу?
   — Договорились. — Он нежно погладил ее плечи. — Ты устанавливаешь правила. Я согласен на все.
   — Как дипломатично, Map.
   — Симон.
   — Симон, — шепотом повторила она, как бы пробуя языком его имя на вкус.
   — Я не знаю твоего имени.
   — Жоржетта. Жоржи для друзей.
   — Совершенно неожиданно урегулирование европейских проблем в значительной мере потеряло для меня свою привлекательность. Думаю, что многие детали следует отдать на откуп моим секретарям.
   — А я очень рада, что встретила тебя.
   — Подумать только, сколько времени мы потеряли!
   — Месяцы.
   — Черт побери! — выругался он, в его тоне послышались досада и сожаление, что было весьма удивительно для человека, который смотрел на свои амурные похождения довольно бесстрастно.
   — Может быть, у тебя все-таки найдется сейчас минутка-другая? — проворковала Жоржи и, чуть отстранившись, легонько провела кончиком пальца по его готовому к бою стволу.
   У него зашлось дыхание от сладостного прикосновения; затем он бросил взгляд на часы. Независимо от его желаний вся его жизнь регламентировалась работой.
   — У нас есть еще почти час.
   — В таком случае у нас есть время пережить неземное блаженство, — игривым шепотом сказала она и, шурша юбками, задвигалась на кровати, усаживаясь ему на ноги.
   Он никогда раньше не верил в неземное блаженство, однако обольстительная Жоржетта Сен-Жермен, судя по всему, готовилась сделать все, чтобы развеять его полные предубеждения взгляды. «Я ведь держу рай в своих руках», — подумал Симон, запуская руки ей под юбки и приподнимая круглую попку таким образом, чтобы она могла опуститься на его вздыбленный ствол.
   Они оба закрыли глаза, пока длилось медленное проникновение, пока она постепенно опускалась на могучий ствол и жаркая плоть терлась о шелк другой пышущей жаром плоти; все их мысли были направлены на переживаемые при этом ощущения. Затем, пронзенная, Жоржи открыла глаза и улыбнулась ему — чувственно и бесстыдно, и он вдруг понял, почему нирвану так часто изображают в виде чувственного наслаждения.
   Она смотрела на него чувственным взглядом, золотистые волосы ее разметались по обнаженным плечам, выставленные вперед груди и твердые соски выпирали из-под шелка платья. Она дотронулась до бриллиантовых заколок на его вечерней рубашке.
   — Я хочу видеть тебя голым, — прошептала она, — хочу пощупать тебя везде.
   Симон с удовольствием подчинился, быстро — благодаря богатой практике — выскользнул из рубашки, приподняв бедра, стянул брюки. При этом его ствол вошел еще глубже в нее, а она едва не потеряла сознание от остроты ощущения. Он ловко обнял ее за талию, чтобы не дать ей упасть.
   — С тобой все в порядке? — шепотом спросил он, боясь, что причинил ей боль.
   Жоржи не сразу открыла глаза и тем более не сразу ответила.
   — Восхитительно… И божественно, — выдохнула она. И легонько пошевелила разведенными бедрами.
   — Я сделаю еще лучше, — пробормотал он, и уголки его губ поднялись в полуулыбке.
   — М-м-м… обещания, — промурлыкала она.
   — Что, если я сделаю вот так? — шепотом спросил он, снимая с нее платье и рубашку через голову. Затем прижал руки к ее талии, заскользил вверх, и полушария полных грудей оказались в его ладонях. Он ощутил их округлость и тяжесть — и от этого его возбуждение еще больше увеличилось.
   — А если я сделаю вот так? — выдохнула она. В ее глазах полыхало пламя желания. — Я хочу это пощупать, — пробормотала она и, просунув ладонь между телами, стала пальцами гладить его ствол.
   Его ошеломили сладострастные ощущения. И в то же время им завладела мысль, что он должен сохранить ее для себя навсегда. Мысль новая для него.
   В следующую секунду он подумал, не выпил ли лишнего — уж слишком неожиданной казалась эта идея. Однако собственнический инстинкт не отпускал его, чувственность оказывалась сильнее разума, либо верх одерживала сексуальная привлекательность графини.
   Когда Жоржи снова пережила бурный оргазм, он вдруг почувствовал уколы ревности. Сколько мужчин видели ее столь сексуально раскованной, столь готовой к любовной игре, негодующе подумал он, как будто у него было право спрашивать о ее прошлом. Он внезапно снял ее с себя и лег на нее, после чего ворчливо сказал:
   — А ты, я вижу, любишь такие игрушки.
   — Как ты уже заметил, — тяжело дыша, шепотом подтвердила Жоржи.
   Это не должно иметь значения, подумал он; тем не менее это почему-то имело значение, и когда он посмотрел в ее полные желания глаза, его взор опасно вспыхнул.
   — В таком случае посмотрим, как тебе понравится это, — с каким-то извращенным сладострастием пробормотал он и вошел в нее с такой силой, что все ее тело подалось к изголовью кровати.
   Из ее груди вырвался негромкий звук — полустон-полумольба, и она отдалась ему вся, отдалась готовно и покорно, как рабыня. Она широко раздвинула бедра, энергично приподнималась навстречу его мощным движениям и была столь же неистовой, сколь и он сам. И очень скоро с криками достигла еще одного оргазма, который возбудил в нем такую дикую, невероятную ревность, что он в безрассудстве щедро излил семя в ее лоно.
   Жоржи, потрясенная, не веря случившемуся, уставилась на него.
   Симон невольно отстранился от нее.
   — Ты безумец? — вскричала она и в ярости ткнула в него кулаками. — Самый настоящий безумец!
   Чертыхнувшись про себя, он откатился подальше, не отвечая на ее крики, тщетно пытаясь принести извинения. Впрочем, они оба понимали, что теперь извиняться поздно.
   — Ах, ты сожалеешь?! — кричала Жоржи, молотя его кулаками. — Он, видите ли, сожалеет! Да какой толк теперь от этих твоих сожалений?
   Симон чувствовал себя нашалившим, раскаивающимся и перепуганным подростком, который сам удивлялся тому, что до такой степени потерял над собой контроль.
   Если не принимать во внимание это странное чувство ревности, то, наверное, причина в том, что он слишком долго был холостяком, или же переутомился, поскольку эти месяцы ему приходилось часто недосыпать, или же слишком много выпил. А может быть, подумал он, глядя на эффектную, яркую графиню, все дело в том, что она была женщиной чрезвычайно сексуальной, каких он никогда раньше не встречал, и его обычная дисциплинированность изменила ему.
   Графиня раскраснелась от страсти и гнева, ее пышные груди колыхались и подпрыгивали, когда она его колотила, и при этом каждый изгиб, каждая часть ее тела будили в Симоне вожделение и желание. Розовые тугие соски манили к себе, он не мог отвести взгляда от пышных, чуть увлажненных кудрявых волос между бедер, а ее раскованность влекла словно древняя Цирцея. И тем не менее оправдания тому, что он совершил, не было. Поймав ее руки, он задержал их.
   — Я беру на себя всю ответственность…
   — Толку от этого! — с новой силой взвилась Жоржи, вырываясь от него.
   — Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал. — Он каждый день имел дело с компромиссами и решениями.
   — Вернуть время на пять минут назад, чтобы ты заново пошевелил своими дурацкими мозгами!
   На его лице мелькнула улыбка, которую он тут же погасил.
   — Ничего смешного! — отрезала она.
   — Я знаю. Прости меня.
   — Я не могу в это поверить, — пробормотала она. — Единственный раз я всецело отдалась порыву — и вот тебе на! — Жоржи никак не могла успокоиться.
   — Есть разные способы, чтобы предотвратить последствия, — сказал Симон. — Разве у тебя нет чего-нибудь такого?.. — И по ее недоумевающему взгляду он понял, что она даже более наивна, чем он полагал.
   — Ты про что?
   — Ну… гм… у тебя есть что-нибудь такое, чтобы обезопасить?..
   — Например?
   — В таком случае позволь мне найти что-нибудь полезное для тебя, пока мы будем добираться до моего дома.
   — А я не собираюсь ехать. — Жоржи злилась на себя и раскаивалась в том, что позволила чувствам и страсти взять в ней верх над разумностью.
   — Не переживай. Я позабочусь обо всем. Это с гарантией.
   Симон сказал это с такой уверенностью, что она вдруг посмотрела на него с затеплившейся надеждой.
   — Ты сможешь?
   Он знал, что графиня Алвиари будет рада ему помочь. С момента открытия конгресса Вена была переполнена куртизанками и умудренными опытом дамами, у большинства из которых не было ни малейшего желания забеременеть.
   — Вне всякого сомнения. Чем скорее мы выедем, тем скорее проблема разрешится.
   Это немного успокоило Жоржи. Симон выглядел таким уверенным.
   — А ты отвезешь меня домой, как только я пожелаю?
   — Непременно. И поверь мне, я действительно сожалею.
   — Хочу надеяться. Хотя, — признала она, — виноват в этом не ты один.
   Он не ответил, потому что знал: основная вина лежит на ней. Он никогда раньше не терял над собой контроля.
 
   Когда спустя несколько минут маркиз приехал к графине Алвиари, он понимал, что нарушает ее тет-а-тет с царем. Хотя Александр, по слухам, спал со многими дамами в Вене, графиня была его фавориткой. Извинившись за позднее вторжение, Симон быстро объяснил суть проблемы. Царь с улыбкой посочувствовал ему, а графиня, поднявшись с постели, провела Симона в гардеробную комнату.
   — Какая невинность, мой дорогой Симон, — проговорила Марибелла Лигур, выдвигая ящик с искомым предметом. — Это не похоже на твоих обычных любовниц. Хотя прусский канцлер сказал, что эта леди, видимо, обладает какими-то особыми достоинствами, если сумела привлечь твое внимание, которого никто не удостаивался в течение столь длительного времени.
   — Гарденберг считает все свои встречи чрезвычайно важными. А могли бы обойтись без меня.
   — Кто она?
   — Французская леди. — Он приподнял брови. — Корректность не позволяет мне — и так далее.
   — Она, должно быть, молода.
   Он пожал плечами:
   — Честно говоря, не знаю.
   — Я так полагаю исходя из того, что тебе требуется вот это, — сказала она, передавая ему небольшой кожаный чемоданчик.
   — По крайней мере — неопытна, — заметил он.
   — Почему ты не отправил ее домой?
   Он задержался с ответом лишь на секунду.
   — Хороший вопрос. Поздний час, — с полуулыбкой ответил он. — Спасибо тебе, дорогая. Скажи Саше, что ему повезло, что у него есть ты.
   Она улыбнулась:
   — Он это знает. — Графиня славилась не только красотой, но и дипломатическим талантом. — Желаю тебе хорошо развлечься, дорогой Симон. Ты слишком много работал в последнее время.
   — Постараюсь, если сниму страхи своей леди.
   Возвратившись к карете, он положил красный кожаный чемоданчик на колени Жоржи.
   — Можешь быть спокойна, дорогая. В нашем распоряжении теперь целый арсенал средств.
   — А ты умеешь с ними обращаться? — спросила Жоржи, с любопытством разглядывая содержимое чемоданчика.
   — Применение всех этих вещей вполне очевидно… Царь шлет тебе привет. Он был в постели с графиней.
   Жоржи отодвинула в сторону чемоданчик и уставилась на маркиза.
   — И ты осмелился?
   — Мы с ней старинные друзья.
   — В самом деле? — спросила Жоржи, понимая, что не имеет никакого права чувствовать себя оскорбленной.
   — Мы знаем друг друга много лет.
   — В самом деле? — снова повторила она как можно более спокойным тоном.
   — Я предпочитаю миниатюрных блондинок всем прочим, — галантно сказал Симон.
   — Я знаю, что вы были любовниками.
   — «Были» — правильное слово. Это судьба, что мы встретились с тобой. А теперь поцелуй меня, потому что я нуждаюсь в тебе.
   Жоржи обнаружила, что не может сердиться на него, тем более когда его губы встретились с ее губами и по телу разлилось приятное тепло. Как удивительно, подумала она, что разум и чувства в полном разладе, когда Симон Map пускает в ход свои чары. Как удивительно, что повеса, человек, которого следовало бы предать анафеме, способен вызвать в ней такие чувства.
   Когда он приподнял ее и посадил на колени, она ощутила, как восставший ствол прижался к ее плоти, и последние здравые мысли ее тут же покинули. Ее тело словно раскрылось, как если бы к нему подобрали ключ, отчаянно заныло между ног, ею овладело неукротимое желание.
   Его рука пробралась ей под юбки и отыскала горячие пухлые складки, и его пальцы затеяли с ними восхитительную игру. Волны удовольствия разлились по всему ее телу. А когда он начал двигать пальцами в расщелине, ей показалось, что она сейчас умрет от сладострастия в его объятиях, и она испытала оргазм такой силы, словно до этого не кончала по меньшей мере лет десять.
   Симон принялся мысленно перекраивать свое расписание на утро, поскольку знал, что ему не скоро удастся заснуть, — им владели не менее неукротимые желания, чем ею.
   Когда они подъехали к особняку в стиле барокко, который служил ему резиденцией в Вене, он поднял Жоржи, вынес из кареты и понес по лестницам, не обращая внимания на слуг, думая лишь о том чтобы как можно быстрее снова овладеть ею. Он не шел, а бежал, и эти его сила и страсть опьяняюще действовали на все ее чувства. Коридор он преодолел за рекордное время, распахнул дверь в спальню и, войдя, ногой захлопнул ее за собой, привалился спиной к двери, крепко прижав к себе Жоржи.
   — Это какое-то безумие, — прошептал он.
   — Я хочу тебя, — выдохнула она, испытывая такую жадную страсть, что на момент усомнилась в нормальности своей психики.
   Симон мягко улыбнулся.
   — В таком случае я должен тебя уважить.
   — Да, да, сейчас же, — пробормотала она и стала расстегивать пуговицы на его брюках. Интересно, все ли женщины испытывали к маркизу подобную бешеную страсть? Эта мысль мелькнула у Жоржи всего лишь на мгновение, а уже в следующий миг она хотела лишь одного — как можно скорее ощутить его в себе.
   Повернувшись, он прижал ее к двери, задрал юбки и, расстегнув на своих брюках последние пуговицы, чуть приподнял ее и вошел в ее лоно.
   Она еле слышно удовлетворенно вздохнула.
   — Мы подходим друг другу, — шепотом сказал он. И поднял ее ноги так, чтобы Жоржи смогла обхватить ими его талию. Ладонями он поддерживал ее за попку.
   — Абсолютно.
   Он скорее почувствовал, чем увидел ее улыбку, она крепко обвила его шею руками.
   — Я мог бы еще раз кончить в тебя, — прошептал он.
   — Это то, чего и мне хочется, — отозвалась она, и он ощутил тепло ее дыхания на своих губах.
   Ее слова прозвучали как откровенное приглашение, и он тут же прикинул, сколько раз можно удовлетворить себя таким образом до того, как они прибегнут к практическим мерам, которые стали возможны благодаря любезности графини Алвиари.
   — Ты получишь то, чего тебе хочется…
   Похоже, его страстный шепот очень разволновал Жоржи.
   — Сделай это сейчас, — потребовала она.
   — Прямо сейчас? — поддразнил он ее, уже ощущая первые легкие подрагивания ее вагины.
   — Это приказ, Map. — Хотя слова были произнесены шепотом, в них ощущалась сила приказа.
   Неожиданный стук в дверь заставил их остановиться.
   — Срочное послание, ваша милость.
   Жоржи беспокойно заерзала, близость голоса слуги привела ее в смятение.
   — Позже, Малкольм. — Симон сказал это негромко, однако твердо, и послышался звук удаляющихся по коридору шагов. — Прости, — пробормотал он.
   — Опусти меня на пол. — Даже при тусклом свете на ее лице был заметен румянец смущения.
   — Он уже ушел, — сообщил маркиз, прикасаясь губами к ее губам. — Он ушел и не вернется…
   — Симон, он слышал нас! — Она напряглась в его руках. — Я не могу это делать.
   — А тебе и не надо ничего делать. — Он начал движение внутри ее — мягко, осторожно; шелковистые волосы его касались ее подбородка, когда он целовал ей шею. — Ты только прими меня… позволь мне погрузиться в тебя на всю глубину… позволь мне довести тебя опять до вершины.
   Разве могла она ему отказать в этом, когда его слова звучали так нежно, а его твердый ствол медленно и постепенно входил в нее все глубже.
   — Я сейчас потеряю сознание, — простонала она.
   — Я позабочусь о тебе…
   — Ты хочешь сказать, — хрипло пробормотала она, — что ты меня как следует…
   — Я тебя порадую, — с обаятельной улыбкой согласился он.
   И когда она улыбнулась ему в ответ, он сделал то, что умел делать очень хорошо и из-за чего за ним бегали женщины. Он довел графиню до оргазма один раз, затем второй, третий, поддержав репутацию выносливого мужчины и умелого, изобретательного и обаятельного любовника.
   Позже, когда они отдыхали от любовной игры, он целовал ее в глаза, щеки и губы, в уши и шею и нашептывал ей нежные, шутливые и серьезные слова, а она с готовностью отвечала: да, да, да, да, да — на все его предложения и просьбы.
   Это был поистине новообретенный рай для них обоих, удивительный как для маркиза с его богатым прошлым и дурной репутацией, так и для простодушной молодой графини, которая лишь вкусила от жизни, но не познала ее прелестей. Когда затеплилась заря, Симон спохватился, что пройдут сроки, когда еще можно предупредить беременность. Он взял со столика небольшой кожаный чемоданчик и поставил его на живот Жоржи.
   — Кажется, пора действовать.
   — Это так нужно? — поддразнила она, прикоснувшись кончиком пальца к его губам.
   — Да, если у тебя не появилось желания стать матерью, — сказал он спокойно, без каких-либо признаков паники. — Тебе решать.
   Закинув руки за голову, она лениво потянулась.
   — Думаю, что нужно. — Она улыбнулась ему, и в ее глазах засветились теплые искорки. — Поскольку мы только что встретились. Должно быть, это все твои чары, Map. У меня такое впечатление, что я знала тебя всегда.
   Он наклонился и поцеловал ее.
   — Ты должна остаться со мной. — Затем, вернувшись к прежней полулежачей позе, он подцепил пальцем красный чемоданчик и добавил: — Так будем делать или нет?
   — Проклятие, ты ведь знаешь, что выбора нет, — сказала Жоржи и села в кровати. — Дай мне это и расскажи, как пользоваться.
   Симон был очаровательно деловит и невозмутим, когда принялся за дело: он заказал горячую воду, взял за дверью медный кувшин из рук слуги, не позволив никому войти в комнату. Быстро вымыв руки, он насыпал в чашу с теплой водой порошок, который дала ему Марибелла, потом, не смущаясь и не смущая Жоржи, взял сосуд для спринцевания.
   — Если хочешь, можешь закрыть глаза, — великодушно предложил он, подходя к кровати, — а я дам тебе знать, когда все будет закончено.
   Он выглядел очень опытным в таких чисто женских делах. Знал ли он кого-то так же близко, так же интимно? Впрочем, какое это имеет значение? И потом, это нахальство с ее стороны смотреть на него так, словно он принадлежит ей. Она находится здесь для того, чтобы получить удовольствие. Как и он. И сейчас не время для размышлений о чьих-то исключительных нравах.
   Она закрыла глаза и развела ноги.
   Однако когда прохладный роговой цилиндр вошел в нее, Жоржи подняла ресницы и слегка поморщилась.
   — Я бы предпочла, чтобы в меня вошел ты.
   — Дай мне пару минут, и я буду к твоим услугам.
   Она вскинула брови:
   — Это будет моей наградой?
   — Моей наградой.
   Она взглянула на светлеющее небо за окном.
   — Скоро утро.
   — Я изменю свое расписание.
   — Ради меня?
   Такая безыскусная радость может довести мужчину до погибели, подумал Симон не столько с тревогой, сколько с восторгом.
   — Только ради тебя, сладостная Жоржи, — весело сказал он.
   Она запищала, когда он сжал мягкую кожаную грушу и в ее вагину хлынула теплая жидкость. В воздухе распространился запах жасмина и мирры.
   — Какое благовоние! — прошептала Жоржи.
   — Врата в рай снова девственно чисты и ароматны, — пошутил Симон, заканчивая процедуру.
   — Ты знал слишком многих женщин, — сморщила нос Жоржи.
   — Больше не знаю, — добродушно ответил он, деловито вытирая капельки влаги с завитков волос между ног. И эти слова вовсе не были милой дежурной ложью, как некогда в прошлом. Вынув из-под нее турецкое полотенце, предусмотрительно до того подложенное, он свернул его и бросил на пол. — А теперь скажите мне, графиня, каким способом вас удовлетворить?
   — А ты удиви меня, — предложила она чувственным контральто. Она видела, как он пожирал ее жадным взглядом и, казалось, предощущала волны сладострастия, пробегающие по ее телу.
   Прошлое и будущее более не имели значения.
   Важен только этот момент.
   — Я думаю, что этот столик по высоте будет в самый раз, — проговорил Симон, наклоняясь, чтобы поднять ее с кровати.
   — Ты не будешь возражать, если я напишу о тебе в своих мемуарах? — игривым шепотом спросила Жоржи, обнимая его за шею.
   Он улыбнулся:
   — Если они выйдут из печати, я посмотрю, о чем ты там напишешь.
   — Ну уж о размере точно напишу.
   — Ну, если тебе так нравится, душа моя… — Он осторожно положил ее на инкрустированный стол.
   — Мне отчаянно, чрезвычайно, со страшной силой хочется, — бормотала она.
   За последние несколько часов ее узкий мирок поразительно расширился. Она вдруг почувствовала себя удивительно раскрепощенной, проказливо раздвинула бедра и, приложив указательные пальцы к пухлым, покрытым пушком губам, раздвинула их, предлагая ему войти в нее.
   О Боже, он и без того исходил чувственной истомой! Симон застонал.
   — Неужели ты думаешь, что я способен вести себя как джентльмен, если ты предлагаешь мне такое обольстительное зрелище?
   — Прошу прощения, — игриво проговорила она, нисколько не раскаиваясь.
   — Ну да, как же, она просит прощения, — проворчал маркиз.
   — Я теперь вся сладкая и чистая, милорд, — сказала она, погружая кончики пальцев в вагину и начиная ими двигать.
   Вряд ли кто-либо был способен сохранить самообладание при виде столь пикантного зрелища.
   — Так, может быть, я буду первым, кто тебя съест.
   Волна наслаждения пробежала по ее телу. Лишь через некоторое время к ней вернулся дар речи.
   — Будь моим гостем.
   Он не сразу ответил, ему понадобилось время, чтобы совладать с невероятно сильным желанием, — Я подумаю о том, чтобы запереть тебя в комнате, — грубовато сказал он.
   — Я стану твоей сексуальной рабыней? — игривым полушепотом спросила она.
   — Да, черт возьми.
   — Как мило!
   — Мило — не то слово, которое у меня на уме. Заниматься с тобой этим до полусмерти — вот моя идея. — Медленно опустившись на колени, он провел ладонями по внутренней стороне бедер, наклонился и провел языком по пульсирующим складкам.
   — Еще так, — послышался ее жаркий шепот.
   — Вот так? — Кончиками пальцев он извлек из заточения клитор и принялся его нежно посасывать.
   Она оттащила его за волосы.
   — Нет, Симон, не дразни меня так, прошу тебя! — Ее мольба была настолько горячей и искренней, что он не мог не пойти ей навстречу. Он уже давно не мог относиться к ней бесстрастно. Ни одна из любовниц не волновала его до такой степени, как эта восхитительно маленькая, удивительно красивая и пылкая женщина, и он удивлялся, как она до сих пор сумела остаться такой наивной.
   Поднявшись, он откликнулся на ее просьбу и вошел в нее без предварительных ласк и любовной игры. Он действовал так, словно она была его сексуальной рабыней, — яростно и ненасытно. Она отвечала ему столь же неистово и страстно, принимая и даже ускоряя предложенный им ритм, оставляя кровавые следы ногтей у него на спине. Она кончила дважды, после чего он невероятными усилиями воли заставил себя выйти из нее до наступления своего оргазма.
   Однако он обнаружил, что испытывает чувство неудовлетворенности, которое переходит в дикое первобытное желание. Как бы возвращаясь в эпоху варварского века, он схватил ее, перебросил через плечо и понес к кровати. Опустив на смятые простыни, он сказал возбужденным хриплым шепотом:
   — Ты не уйдешь до тех пор, пока я не смогу насытиться тобой.
   — Я не собираюсь уходить. — Ее тело оставалось горячим, в глазах полыхала страсть. — Знаешь, кажется, это я куплю тебе целую повозку бриллиантов, — промурлыкала Жоржи.
   — Это похоже на некое состязание? — В хриплом голосе Симона ощущался вызов.
   — Не с моей стороны, дорогой. — Она возлежала наподобие наложницы султана в соблазнительно-бесстыдной позе. — Я вполне уступчива.
   Но если это и не было состязанием, то наверняка было увлекательной игрой, в которой был дан полный выход их страсти и чувственности. По прошествии нескольких часов их сморила усталость, и они лежали обессиленные в объятиях друг друга, а лучи утреннего солнца пробивались в окно через кружевные шторы.
   И хотя Симону уходить не хотелось, он понимал, что позднее утро в разгаре, и неохотно поднялся на локте.