– Мы долго ждали Тебя, Ту самую. Мы спали, как спит наш бог, и мы проснулись в день твоего прихода. Приближается Ночь Великого Пробуждения.
– Эта девушка – не та, которую вы ждете, – не очень веря в это сам, начал Конан. – Просим прощения, если мы потревожили ваш храм, но мы долго были в пути, и теперь нам нужно идти.
Говоря, Конан внимательно присматривался к воинам. Он хотел бы избежать схватки, если это было возможно. Но эти люди сказали, что сооружение – их храм. А Конан по собственному опыту знал, как могут разъярить людей чужеземцы, вторгшиеся в их святилище.
– Вы можете идти, – последовал ответ. – За то, что вы привели к нам Ее, мы дарим вам жизнь. Но Она останется с нами.
Сделав все возможное, чтобы это выглядело случайным, Конан сделал шаг и встал между великаном и Дженной.
– Она – не та, которую вы ждете.
Но седой воин, словно не слышал его, вновь обратился к Дженне:
– Долгие века мы спали, храня Рог Дагота и ожидая Тебя, Ту, которая может дотронуться до него. А теперь Спящий Бог проснется и его карающая рука сметет предавших…
Конан краем глаза уловил какое-то движение: это Бомбатта безо всякого предупреждения бросился вперед и всадил кинжал в горло говорившего стражника. Кровь хлынула изо рта черного гиганта, он покачнулся и рухнул на пол.
– Назад! – крикнул Конан. – Быстро!
Вперед пути не было. Разве что сквозь строй яростно сжимавших копья великанов. Киммериец ткнул факелом в лицо одного из них и, выхватив меч и отбив им удар копья второго, всадил его в живот третьему.
Металлический скрежет донесся из-за его спины. Отбиваясь от все большего числа ножей, он все же рискнул обернуться. Дверь быстро опускалась и вот-вот была готова совсем захлопнуться. С громогласным кличем киммерийских воинов он бросился на противников, вращая разящим мечом. Несмотря на явное численное превосходство, они, озадаченные такой дерзостью, подались назад. Неожиданно для них Киммериец бросился на пол и подкатился к уже почти опустившейся двери. Ее низ расцарапал Конану плечо, когда тот пролезал в оставшуюся щель. Мгновение спустя толстая железная плита опустилась на свое место, отгородив его на время от преследователей.
Акиро, Малак и Зула молча смотрели на него.
– Чего уставились? – сказал он, вскакивая на ноги. – Надо сваливать отсюда. Если эти ребята, стараясь зацепить меня, успели засунуть под дверь пару наконечников своих копий, они эту железяку в два счета поднимут.
– Посмотрим, что я смогу сделать, – сказал Акиро. Вывернув мешочек, висевший на поясе, он достал нужный ему флакончик и начал выводить его содержимым какие-то символы на двери.
– Мог бы и свистнуть, чтобы предупредить, что вы запираете дверь, – бросил Конан Малаку.
– Это все Бомбатта, – ответил тот. – Он первым схватил девчонку и бросился сюда. Я так думаю, что это он и дернул за рычаг, не предупредив никого.
– Вот, – вздохнул Акиро. – Это задержит их на некоторое время.
На двери, словно раскаленные угли, бордово-красным светом пылали какие-то символы. Но Конан вдруг осознал, что его не интересует ни дверь, ни враги за нею.
– Где Дженна? – спросил он. – А Бомбатта?
Зула резко обернулась и осмотрела темный зал.
– Я… я так волновалась за тебя, – виновато прошептала она, – что я даже не… если только этот громила… если он хоть пальцем…
Конан уже не слушал ее. Ворвавшись в круглый зал, он бросился к единственному возможному выходу – незаваленной двери.
Мрачные мысли пронеслись в его голове. Наверное, Бомбатта решил один привезти Дженну в Шадизар, чтобы, представив все дело по-своему, оставить его без награды. Это было бы в стиле черного заморийца – похитить шанс Валерии на воскрешение лишь для того, чтобы досадить ему. Нет, нечего ждать возвращения в Шадизар, чтобы расквитаться с ним. Нужно свести счеты немедленно!
Коридор был прямой как стрела, без единого поворота, разветвления или боковой двери. Он, словно туннель, был пробит в толще скалы, и его стены, пол и потолок представляли собой монолит. Пыль покрывала пол ковром, и в свете факела две цепочки следов, судя по длине шагов бежавших людей, вели Конана дальше и дальше по коридору.
Коридор неожиданно оборвался, выйдя в квадратный зал с множеством резных колонн. Эти дряхлые, полурассыпавшиеся колонны поддерживали потолок, весь покрытый трещинами и разломами. Было видно, что легкого толчка хватит, чтобы обрушить многие из колонн.
Света факела хватало, чтобы разглядеть темный прямоугольник на противоположной стене – дверь, ведущую куда-то дальше. Следы вели прямо к ней, но Конан замедлил свой сумасшедший бег. Бомбатта мог спрятаться где-нибудь за колонной, и ровная цепочка следов привела бы в западню. Крадучись, готовый прыгнуть в любую сторону, сжав в руках меч, Конан пробирался через лес колонн. Его глаза обшаривали темноту, ловя малейшее движение.
– Дженна, – позвал он, сначала тихо, а затем громче: – Дженна!
Вдруг он увидел Бомбатту, стоящего рядом с дверным проемом с толстым ржавым железным ломом в руках. Вдруг он резким движением вогнал лом в глубокую трещину в одной из полуразвалившихся колонн и навалился на рычаг всем телом.
Конану показалось, что время замедлило свой бег. Словно в тяжелом сне, колонны и потолок стали медленно обваливаться. Пыль и камни посыпались дождем на Киммерийца. В один миг он развернулся и бросился прочь от каменного водопада. Но тут что-то тяжело ударило его по затылку, голова закружилась, и полный мрак окутал Киммерийца.
Дженна напряженно всматривалась в коридор, откуда они с Бомбаттой пришли и куда он снова решил вернуться, приказав ей строго-настрого не сходить с места. Пока они бежали, Дженна болталась за ним, словно какой-то мешок. Сейчас она злилась на него. Мало того, что он волок ее за собой, как куклу, так еще и не стал слушать то, что она хотела сказать ему. А теперь она ждала его, даже не глядя на солнечный луч, пробивавшийся сквозь щель за большим обломком скалы. Там, за камнем, был день, солнце, обратный путь домой, в Шадизар. Но по другую сторону, в глубине горы, оставался Конан. А что, если он ранен и она нужна ему? А если он…
Тяжелые шаги возвестили о возвращении Бомбатты. Он бегом появился из коридора.
– Что с ним? – тревожно спросила девушка.
Пыль и грязь покрывали лицо воина в черных доспехах; по щеке текла кровь. Он посмотрел на девушку и вдруг нервно закричал:
– А где Рог, девчонка? Девятое Небо Зандру! Если ты его потеряла…
– Вот он, – дожидаясь, она завернула драгоценную ношу в куски ткани, оторванные от плаща. Да, она помнила, что Рог Дагота – ее предназначение, но что-то в этой вещи было такое, из-за чего она не хотела касаться ее руками. И Сердце Аримана, и Рог Дагота лежали, обмотанные несколькими слоями белой шерсти, и Дженне хотелось, чтобы этих слоев было как можно больше.
– Где… где все остальные?
– Погибли, – коротко бросил Бомбатта. Напрягая сильные мышцы, он навалился на загораживающий выход камень.
Дженна опустилась на пол как подкошенная. Погибли? Нет, Конан не мог умереть. Она не могла себе этого представить. Да и другие – Зула, Акиро, даже Малак, – все они стали близкими и важными для нее. Никого из них не хотела бы она видеть мертвым или раненым. Но этот голубоглазый молодой Киммериец! Его руки, такие мягкие и нежные, когда они не сжимают меч, его лицо… Он был кем-то особым для нее.
– Я не верю, – прошептала она.
Огромный валун с грохотом выкатился наружу и понесся вниз по склону, подняв облако пыли и увлекая за собой другие камни.
– Я же слышала, как он звал меня!
– Пошли, Дженна. У нас мало времени.
Бомбатта железной хваткой сжал ее запястье и потащил к выходу. Они вылезли на самом краю большого двора перед храмом. Солнце уже клонилось к западу. Поглядывая на бронзовые двери, ругаясь на ходу, Бомбатта тащил Дженну за собой в каменный лабиринт.
– Я не верю, что Конан мертв, – сказала она во весь голос.
– Вот наш знак, – словно не расслышав ее, Бомбатта ткнул в стрелу, нацарапанную на каменной глыбе. – Теперь – вперед. Надо найти лошадей. Тогда до темноты мы будем уже далеко отсюда.
– Бомбатта, я не могу поверить в это. Скажи, ты сам видел, как он погиб?
– Да, я видел, – хриплым голосом сказал тот, даже не замедлив шаг и не ослабив кулак, сжимавший ее руку. – Он бежал, позорно бежал, как и подобает трусливому псу, вору. Эти черные верзилы проткнули его насквозь, как и всех остальных. Мне пришлось обрушить потолок, чтобы оторваться от погони. А, вот и лошади.
Стреноженные животные стояли все вместе. Дженна даже не обратила внимания, далеко ли отбрели лошади от того места, где их оставили. Ее мысли были заняты другим.
– Может быть, он только ранен, – начала она, но осеклась, наткнувшись на что-то новое во взгляде Бомбатты.
– Мы можем поехать отсюда куда угодно, – сказал он негромко, – например, в Аграпур. Колдун Турана или сам король Илдиз дадут за эти вещицы столько, что нам хватит купаться в роскоши до конца наших дней. – Он сильными руками поднял ее и усадил в седло. – Стереги их, Дженна, – закончил он, распутывая ноги лошадей и привязывая их поводья так, чтобы те встали гуськом.
– Что ты делаешь? – удивленно спросила она. – Мы не можем забрать всех.
– Они нам понадобятся. До Аграпура путь неблизкий.
– Какой еще Аграпур. Мы возвращаемся в Шадизар. А лошадей забирать нельзя, пока есть хоть какой-то шанс, что остальные остались живы. Если ты хочешь забрать всех лошадей, отведи меня обратно в храм и покажи мне тела погибших.
Бомбатта покачал головой:
– Это слишком опасно.
– Опасно или нет, но я не оставлю их, не убедившись, что они уже мертвы.
Злоба, исказившая лицо Бомбатты, заставила сердце девушки сжаться от страха. Ей стоило огромного труда остаться сидеть прямо с высоко поднятой головой и, не мигая, смотреть ему в глаза.
Бросив поводья остальных лошадей, Бомбатта подогнал своего коня поближе к Дженне.
– Он, он! Все время только о нем! Да ты пойми. С этими вещичками мы могли бы податься куда угодно, – каждое слово вылетало их его рта словно кусок железа. – Куда только захотим.
Вдруг его иссеченное шрамами лицо перекосилось от боли. Дженна в изумлении уставилась на него: никогда раньше она не видела, чтобы Бомбатта чувствовал боль. Гримаса исчезла через одно мгновение, лишь в глазах затаилась боль, погасив огонь и сделав их пустыми и темными.
– Мы едем в Шадизар, – хрипло сказал Бомбатта и, взяв в руки поводья ее лошади, повел ее по каменному лабиринту.
Дженна крепко прижимала к груди сверток с тем, ради чего она пережила столько опасностей во время этого путешествия. Она не позволила себе оглянуться. Вопрос был прост: Конан или ее предназначение. Одно – ценой другого. Она лишь поразилась тому, как это оказалось больно. Как только боги позволяют, чтобы человек терпел такую боль. Как они смеют ставить ее перед таким страшным выбором! Всхлипывая, вздрагивая от плача, она бессильно сидела в седле и позволила вести себя туда, куда направлялся Бомбатта.
Глава 20
Глава 21
– Эта девушка – не та, которую вы ждете, – не очень веря в это сам, начал Конан. – Просим прощения, если мы потревожили ваш храм, но мы долго были в пути, и теперь нам нужно идти.
Говоря, Конан внимательно присматривался к воинам. Он хотел бы избежать схватки, если это было возможно. Но эти люди сказали, что сооружение – их храм. А Конан по собственному опыту знал, как могут разъярить людей чужеземцы, вторгшиеся в их святилище.
– Вы можете идти, – последовал ответ. – За то, что вы привели к нам Ее, мы дарим вам жизнь. Но Она останется с нами.
Сделав все возможное, чтобы это выглядело случайным, Конан сделал шаг и встал между великаном и Дженной.
– Она – не та, которую вы ждете.
Но седой воин, словно не слышал его, вновь обратился к Дженне:
– Долгие века мы спали, храня Рог Дагота и ожидая Тебя, Ту, которая может дотронуться до него. А теперь Спящий Бог проснется и его карающая рука сметет предавших…
Конан краем глаза уловил какое-то движение: это Бомбатта безо всякого предупреждения бросился вперед и всадил кинжал в горло говорившего стражника. Кровь хлынула изо рта черного гиганта, он покачнулся и рухнул на пол.
– Назад! – крикнул Конан. – Быстро!
Вперед пути не было. Разве что сквозь строй яростно сжимавших копья великанов. Киммериец ткнул факелом в лицо одного из них и, выхватив меч и отбив им удар копья второго, всадил его в живот третьему.
Металлический скрежет донесся из-за его спины. Отбиваясь от все большего числа ножей, он все же рискнул обернуться. Дверь быстро опускалась и вот-вот была готова совсем захлопнуться. С громогласным кличем киммерийских воинов он бросился на противников, вращая разящим мечом. Несмотря на явное численное превосходство, они, озадаченные такой дерзостью, подались назад. Неожиданно для них Киммериец бросился на пол и подкатился к уже почти опустившейся двери. Ее низ расцарапал Конану плечо, когда тот пролезал в оставшуюся щель. Мгновение спустя толстая железная плита опустилась на свое место, отгородив его на время от преследователей.
Акиро, Малак и Зула молча смотрели на него.
– Чего уставились? – сказал он, вскакивая на ноги. – Надо сваливать отсюда. Если эти ребята, стараясь зацепить меня, успели засунуть под дверь пару наконечников своих копий, они эту железяку в два счета поднимут.
– Посмотрим, что я смогу сделать, – сказал Акиро. Вывернув мешочек, висевший на поясе, он достал нужный ему флакончик и начал выводить его содержимым какие-то символы на двери.
– Мог бы и свистнуть, чтобы предупредить, что вы запираете дверь, – бросил Конан Малаку.
– Это все Бомбатта, – ответил тот. – Он первым схватил девчонку и бросился сюда. Я так думаю, что это он и дернул за рычаг, не предупредив никого.
– Вот, – вздохнул Акиро. – Это задержит их на некоторое время.
На двери, словно раскаленные угли, бордово-красным светом пылали какие-то символы. Но Конан вдруг осознал, что его не интересует ни дверь, ни враги за нею.
– Где Дженна? – спросил он. – А Бомбатта?
Зула резко обернулась и осмотрела темный зал.
– Я… я так волновалась за тебя, – виновато прошептала она, – что я даже не… если только этот громила… если он хоть пальцем…
Конан уже не слушал ее. Ворвавшись в круглый зал, он бросился к единственному возможному выходу – незаваленной двери.
Мрачные мысли пронеслись в его голове. Наверное, Бомбатта решил один привезти Дженну в Шадизар, чтобы, представив все дело по-своему, оставить его без награды. Это было бы в стиле черного заморийца – похитить шанс Валерии на воскрешение лишь для того, чтобы досадить ему. Нет, нечего ждать возвращения в Шадизар, чтобы расквитаться с ним. Нужно свести счеты немедленно!
Коридор был прямой как стрела, без единого поворота, разветвления или боковой двери. Он, словно туннель, был пробит в толще скалы, и его стены, пол и потолок представляли собой монолит. Пыль покрывала пол ковром, и в свете факела две цепочки следов, судя по длине шагов бежавших людей, вели Конана дальше и дальше по коридору.
Коридор неожиданно оборвался, выйдя в квадратный зал с множеством резных колонн. Эти дряхлые, полурассыпавшиеся колонны поддерживали потолок, весь покрытый трещинами и разломами. Было видно, что легкого толчка хватит, чтобы обрушить многие из колонн.
Света факела хватало, чтобы разглядеть темный прямоугольник на противоположной стене – дверь, ведущую куда-то дальше. Следы вели прямо к ней, но Конан замедлил свой сумасшедший бег. Бомбатта мог спрятаться где-нибудь за колонной, и ровная цепочка следов привела бы в западню. Крадучись, готовый прыгнуть в любую сторону, сжав в руках меч, Конан пробирался через лес колонн. Его глаза обшаривали темноту, ловя малейшее движение.
– Дженна, – позвал он, сначала тихо, а затем громче: – Дженна!
Вдруг он увидел Бомбатту, стоящего рядом с дверным проемом с толстым ржавым железным ломом в руках. Вдруг он резким движением вогнал лом в глубокую трещину в одной из полуразвалившихся колонн и навалился на рычаг всем телом.
Конану показалось, что время замедлило свой бег. Словно в тяжелом сне, колонны и потолок стали медленно обваливаться. Пыль и камни посыпались дождем на Киммерийца. В один миг он развернулся и бросился прочь от каменного водопада. Но тут что-то тяжело ударило его по затылку, голова закружилась, и полный мрак окутал Киммерийца.
Дженна напряженно всматривалась в коридор, откуда они с Бомбаттой пришли и куда он снова решил вернуться, приказав ей строго-настрого не сходить с места. Пока они бежали, Дженна болталась за ним, словно какой-то мешок. Сейчас она злилась на него. Мало того, что он волок ее за собой, как куклу, так еще и не стал слушать то, что она хотела сказать ему. А теперь она ждала его, даже не глядя на солнечный луч, пробивавшийся сквозь щель за большим обломком скалы. Там, за камнем, был день, солнце, обратный путь домой, в Шадизар. Но по другую сторону, в глубине горы, оставался Конан. А что, если он ранен и она нужна ему? А если он…
Тяжелые шаги возвестили о возвращении Бомбатты. Он бегом появился из коридора.
– Что с ним? – тревожно спросила девушка.
Пыль и грязь покрывали лицо воина в черных доспехах; по щеке текла кровь. Он посмотрел на девушку и вдруг нервно закричал:
– А где Рог, девчонка? Девятое Небо Зандру! Если ты его потеряла…
– Вот он, – дожидаясь, она завернула драгоценную ношу в куски ткани, оторванные от плаща. Да, она помнила, что Рог Дагота – ее предназначение, но что-то в этой вещи было такое, из-за чего она не хотела касаться ее руками. И Сердце Аримана, и Рог Дагота лежали, обмотанные несколькими слоями белой шерсти, и Дженне хотелось, чтобы этих слоев было как можно больше.
– Где… где все остальные?
– Погибли, – коротко бросил Бомбатта. Напрягая сильные мышцы, он навалился на загораживающий выход камень.
Дженна опустилась на пол как подкошенная. Погибли? Нет, Конан не мог умереть. Она не могла себе этого представить. Да и другие – Зула, Акиро, даже Малак, – все они стали близкими и важными для нее. Никого из них не хотела бы она видеть мертвым или раненым. Но этот голубоглазый молодой Киммериец! Его руки, такие мягкие и нежные, когда они не сжимают меч, его лицо… Он был кем-то особым для нее.
– Я не верю, – прошептала она.
Огромный валун с грохотом выкатился наружу и понесся вниз по склону, подняв облако пыли и увлекая за собой другие камни.
– Я же слышала, как он звал меня!
– Пошли, Дженна. У нас мало времени.
Бомбатта железной хваткой сжал ее запястье и потащил к выходу. Они вылезли на самом краю большого двора перед храмом. Солнце уже клонилось к западу. Поглядывая на бронзовые двери, ругаясь на ходу, Бомбатта тащил Дженну за собой в каменный лабиринт.
– Я не верю, что Конан мертв, – сказала она во весь голос.
– Вот наш знак, – словно не расслышав ее, Бомбатта ткнул в стрелу, нацарапанную на каменной глыбе. – Теперь – вперед. Надо найти лошадей. Тогда до темноты мы будем уже далеко отсюда.
– Бомбатта, я не могу поверить в это. Скажи, ты сам видел, как он погиб?
– Да, я видел, – хриплым голосом сказал тот, даже не замедлив шаг и не ослабив кулак, сжимавший ее руку. – Он бежал, позорно бежал, как и подобает трусливому псу, вору. Эти черные верзилы проткнули его насквозь, как и всех остальных. Мне пришлось обрушить потолок, чтобы оторваться от погони. А, вот и лошади.
Стреноженные животные стояли все вместе. Дженна даже не обратила внимания, далеко ли отбрели лошади от того места, где их оставили. Ее мысли были заняты другим.
– Может быть, он только ранен, – начала она, но осеклась, наткнувшись на что-то новое во взгляде Бомбатты.
– Мы можем поехать отсюда куда угодно, – сказал он негромко, – например, в Аграпур. Колдун Турана или сам король Илдиз дадут за эти вещицы столько, что нам хватит купаться в роскоши до конца наших дней. – Он сильными руками поднял ее и усадил в седло. – Стереги их, Дженна, – закончил он, распутывая ноги лошадей и привязывая их поводья так, чтобы те встали гуськом.
– Что ты делаешь? – удивленно спросила она. – Мы не можем забрать всех.
– Они нам понадобятся. До Аграпура путь неблизкий.
– Какой еще Аграпур. Мы возвращаемся в Шадизар. А лошадей забирать нельзя, пока есть хоть какой-то шанс, что остальные остались живы. Если ты хочешь забрать всех лошадей, отведи меня обратно в храм и покажи мне тела погибших.
Бомбатта покачал головой:
– Это слишком опасно.
– Опасно или нет, но я не оставлю их, не убедившись, что они уже мертвы.
Злоба, исказившая лицо Бомбатты, заставила сердце девушки сжаться от страха. Ей стоило огромного труда остаться сидеть прямо с высоко поднятой головой и, не мигая, смотреть ему в глаза.
Бросив поводья остальных лошадей, Бомбатта подогнал своего коня поближе к Дженне.
– Он, он! Все время только о нем! Да ты пойми. С этими вещичками мы могли бы податься куда угодно, – каждое слово вылетало их его рта словно кусок железа. – Куда только захотим.
Вдруг его иссеченное шрамами лицо перекосилось от боли. Дженна в изумлении уставилась на него: никогда раньше она не видела, чтобы Бомбатта чувствовал боль. Гримаса исчезла через одно мгновение, лишь в глазах затаилась боль, погасив огонь и сделав их пустыми и темными.
– Мы едем в Шадизар, – хрипло сказал Бомбатта и, взяв в руки поводья ее лошади, повел ее по каменному лабиринту.
Дженна крепко прижимала к груди сверток с тем, ради чего она пережила столько опасностей во время этого путешествия. Она не позволила себе оглянуться. Вопрос был прост: Конан или ее предназначение. Одно – ценой другого. Она лишь поразилась тому, как это оказалось больно. Как только боги позволяют, чтобы человек терпел такую боль. Как они смеют ставить ее перед таким страшным выбором! Всхлипывая, вздрагивая от плача, она бессильно сидела в седле и позволила вести себя туда, куда направлялся Бомбатта.
Глава 20
Конан вдруг ощутил, что сознание вернулось к нему, и тотчас же все вспомнил, сжав в руке меч. Акиро и Зула изумленно смотрели на него. Малак, запустив в темноту камень величиной с кулак, вытер о штаны руки и сказал:
– Ты вовремя очухался, Киммериец. А то я уж было подумал, что ты решил тут проваляться, пока мы все не помрем.
– Сколько? – коротко спросил Конан. Голова все еще болела. Струйка запекшейся крови застыла на затылке.
Малак лишь пожал плечами. Акиро ответил за него:
– Может, два поворота песочных часов, может, чуть больше. Трудно сказать точнее. Мы нашли тебя лежащим, словно быка, которого оглушили ударом по голове. Я попытался сделать что-то, но раны головы – такое дело, что лучше оставить их затягиваться естественным путем.
– У меня есть кое-какие травы, которые могут помочь при ушибах головы, – сказала Зула, – но здесь нет воды, чтобы размочить их.
Киммериец кивнул, и ему вдруг показалось, что комната закружилась вокруг него. Усилием воли он заставил мир принять нормальное положение. Слабость была сейчас непозволительной роскошью.
Дальний угол зала представлял собой груду остатков колонн, придавленных сверху глыбами рухнувшего свода. Малак, вскарабкавшись по ним, установил повыше их факелы, которые теперь равномерно освещали своим желто-красным светом часть зала. Кроме факелов, в зале появился еще один источник света: из коридора, по которому они пришли, бил ярко-голубой луч, резавший глаза.
– Это еще что? – спросил Конан.
– Кое-какая защита, – ответил ему Акиро. – Я успел подготовить девять огненных преград, прежде чем эти громилы успели открыть дверь. Тогда мне пришлось привести в действие первую из них. Эта штука поможет нам некоторое время продержаться. Но остальные восемь преград я буду устанавливать только по одной, не раньше, чем догорит предыдущая. Здесь все и так еле дышат – было бы опасно включить слишком большую силу.
– Сколько еще?.. – хотел спросить Конан, но вопрос повис в воздухе, не нуждаясь больше в ответе. Голубое мерцание сначала участилось, а затем резко пошло на убыль. Акиро начал спешно чертить в пыли на полу свои закорючки. С последней вспышкой старого луча с того же места забил новый. Лишь стон разочарования донесся с другой стороны в момент смены.
Акиро прислушался, а затем сказал:
– Первая степень отработала свое. И надо сказать, неплохо. Хотя ее бы хватило куда на большее, если бы не колдун среди тех верзил. Если этому идиоту Бомбатте захотелось ввязать нас в бой с ними, он мог бы постараться угрохать того с рыжими волосами. Он у них ведает всеми колдовскими делами. Без него этим черным ребятам было бы и дверь-то ни за что не открыть, не то что снять огненную стену. А теперь я должен противостоять ему, действуя почти что голыми руками.
– Я вообще не понимаю, зачем ему это понадобилось. Они не сделали ни одного угрожающего шага, а он… – раздраженно сказала Зула.
Не дав ей договорить, Конан возразил:
– Я сомневаюсь, что они отпустили бы нас подобру-поздорову. Особенно вместе с Дженной. И я не мог позволить заколоть меня словно свинью, если уж Бомбатта заварил эту кашу.
– Все правильно, – вставил Малак. – Если на тебя нападают, ты защищаешься. А если потом выяснится, что все это произошло по ошибке, то победитель потом воздает искупительную жертву богам – и дело с концом.
– Не всегда это лучший путь, – подумав, сказал Акиро, – но эти громилы – отвратительные ребята, попросту говоря – изрядные мерзавцы.
– С чего ты взял? – возразила Зула.
– Просто ты не умеешь читать на древних языках, как я. То заклятие, которое мы все ощутили, как только вошли в каменный лабиринт, было наложено ими и их приятелями. Человеческие жертвы – это лишь одна из мерзких составляющих таких заклятий. Те шаманы, с которыми вы… э-э… скажем, помогли мне разобраться, – просто невинные дети по сравнению с ними.
– По мне – хоть людоеды, – сказал Конан. – Сейчас не до них. Главное – выбраться отсюда. Бомбатта и Дженна с каждой минутой приближаются к Шадизару. Не сомневаюсь, что наш великий воин представит все происшедшее в нужном ему свете. А я не хотел бы лишиться обещанного вознаграждения.
Акиро сочувственно поглядел на него, а Зула, помявшись, тихо сказала:
– Но я думала… мы думали, что… Дженна… – Она лишь безнадежно махнула рукой в направлении груды обломков.
– Бомбатта обрушил все это на мою голову, – сказал Конан. – Ему не терпелось посчитаться со мной, не дожидаясь возвращения. Но я не думаю, что он заодно похоронил себя и Дженну. Мы должны выбраться отсюда и попытаться догнать их. И не смотрите на меня как на сумасшедшего. Я прекрасно видел, где заканчивается эта комната. Отсюда до коридора, куда нырнул Бомбатта, всего несколько шагов. А нам и нужно-то всего лишь высвободить узкий лаз, только чтобы пролезть человеку. У нас еще останется ночь и день, чтобы добраться до Шадизара.
С этими словами он обхватил руками кусок колонны размером с человеческое туловище и отбросил его в сторону, освобождая остальным поле деятельности – нагромождение камней поменьше.
Не говоря ни слова, Зула принялась за дело, правда, все еще недоверчиво косясь на наваленные глыбы. Малак чуть задержался, чтобы, хитро прищурившись, спросить Акиро:
– Не хочешь ли помочь? Неужели ты не можешь разнести всю эту кучу хлама одним движением руки?
– Ты вновь лишь демонстрируешь свое невежество, – возмущенно буркнул колдун. – Я должен неотрывно поддерживать усилием воли огненную преграду и вовремя пустить в действие следующую ступень защиты, когда ослабнет эта. Иначе первым предупреждением о появлении наших приятелей станет острие копья, воткнувшееся тебе в задницу.
– Ах ты старый жулик! Включи ты сразу все свои огонечки и принимайся за работу.
– Слушай, разве я когда-нибудь учил тебя, как лучше воровать? Позволь мне самому заняться тем, в чем я разбираюсь лучше тебя.
Конан работал как одержимый. Два камня вылетели из-под его рук в то время, пока Зула и Малак вместе откатывали один. Пот ручьями лился с него, почти смыв грязь и оставив влажную кожу блестеть в свете факелов. Когда вдруг обрушился град камней, уничтожив результат всех их стараний, он отогнал всех подальше назад, чтобы работать без помех, твердя про себя лишь два имени: Дженна и Валерия. Дженна. Валерия. Найти Дженну. Отплатить долг Валерии…
Когда еще раз Акиро пришлось заменить голубой луч защиты, Малак тихонько прикоснулся к его плечу:
– Слушай, а ты и вправду можешь читать эти золотые пластины?
– За работу! – рявкнул на него Конан.
Акиро же явно решил поговорить:
– Да, я могу прочесть большую часть того, что выбито на них. Эта золотая штуковина – Рог Дагота.
– Да, так его называл тот черный бугай, – вставил Малак.
– Не перебивай. Тысячелетия тому назад между богами началась война. В те времена это было частым делом. В страшной битве Дагот был повержен: из него выдернули Рог и далеко спрятали. В этом Роге заключена его жизненная сила, а без него он тотчас же обратится в камень. Если верить этим преданиям – сейчас он спит, но как только Рог будет возвращен на свое место, он пробудится.
– А, так вот зачем он нужен Тарамис, – сказал Конан, не прерывая работы. – Значит, она решила разбудить бога. А тот и вправду Сможет вернуть мне Валерию.
– Да, – вздохнул Акиро. – Я полагаю, что Дагот смог бы оживить мертвого человека.
– Значит, Тарамис мне не соврала, – удовлетворенно подытожил Конан.
Этот вывод словно придал Киммерийцу новых сил. Остальные, устав, замедлили работу, а он все продолжал расшвыривать камни – быстрее и быстрее. Зула пыталась продержаться в его ритме, но почувствовала слабость и упала. Конан отнес ее на руках к Акиро, а сам вновь взялся за работу. Когда Малак тоже свалился, он лишь отпихнул его ногой, ровно настолько, чтобы не завалить выгребаемыми камнями.
Он смутно понимал, что уже наверняка докопался до конца комнаты, но обломки скалы вновь и вновь вырастали впереди. Задуматься об этом означало признать возможной мысль о поражении. Чтобы не дать этому настроению овладеть собой, Конан продолжал изнурительный труд, снова и снова наваливаясь на преградивший ему путь завал. Камень за камнем. Обломок за обломком. Дженна. Валерия. Два образа почти слились в один. Валерия. Дженна. Нет, он не остановится, пока может шевелить руками.
Он ухватился за очередной обломок свода, раскачал его и выдернул из груды других. Раздался грохот осыпавшихся камней, и Конану лишь чудом удалось отскочить, не дав булыжникам завалить себя по пояс. Но, уворачиваясь, Конан успел заметить светлое пятно, мелькнувшее впереди. Вернувшись к кромке завала, он недоверчиво посмотрел в ту сторону. Свет явно пробивался из-за каменной груды.
Конан метну лея туда, где, поджав ноги и уставившись в голубой огонь, сидел Акиро. Зула молча лежала рядом, а Малак лишь приподнял голову и вяло поприветствовал его:
– А, вот и наш рудокоп. Ты тоже притомился, Киммериец? Неплохо поработали. Эрлик меня подери, если это не так.
До Конана не сразу дошло, что его приятель шутит.
– Я добрался, – тяжело сказал он. – Там свет. Может быть, дневной.
При этих словах Малак вздрогнул:
– Отлично, Киммериец! Клянусь костями Митры и Девятым Небом Зандру! Им не удастся остановить нас.
– А ты уверен, Конан? – негромко переспросил Акиро.
– Если это факелы в другой комнате, то они там должны гореть десятками. Проход поднимается вверх, он должен выходить на поверхность.
На самом деле, подумал Конан, этот коридор мог вести в преисподнюю, но ему нужен был именно путь наверх, и он не хотел, не мог признать другого выхода.
– Будем надеяться, что это лучи солнца, – подытожил Акиро. – Сейчас включена уже седьмая ступень. Остались еще две. Забирай Зулу и Малака и выбирайтесь скорее. Я пойду за вами, как только смогу. Давай, приятель, пошевеливайся со своими дружками.
Зула попыталась встать, но Киммерийцу пришлось почти нести ее да еще и помогать Малаку карабкаться на каменный склон. Но стоило обоим ослабевшим увидеть свет впереди, как они рванулись к нему, развив неплохую скорость.
Акиро продолжал поторапливать их, и было в его голосе что-то такое, что и впрямь заставляло пошевеливаться побыстрее.
Коридор оканчивался квадратным люком в площадке перед храмом. Солнце начинало свой путь с востока на запад. Малак и Зула смотрели на красный диск, словно все еще не веря, что вновь видят его.
Конана же интересовал только храм, его колоннада и обломки статуй. Если только черные великаны не были полными дураками, то они должны были оставить часовых. Но ничто не шелохнулось в тени колонн, пока беглецы перебегали двор. Лишь снова стая голубей, хлопая крыльями, сорвалась со своих гнезд под капителями. С другой стороны, подумал Конан, какой смысл оставлять охрану здесь, наверху, если все противники заперты, словно крысы в подземелье.
Ржание быстро вывело их к лошадям. Конан отметил снятые с их ног путы и связанные поводья. Остальные, не обращая ни на что внимания, бросились к бурдюкам с водой. Несмотря на душившую его жажду, первым делом Конан плеснул несколько раз в рот своему коню. Затем, запрокинув голову, он припал к мешку с водой и пил, захлебываясь, пока вода не залила ему все лицо. Под конец он снова дал попить коню: животному не меньше нужно было освежиться, если ему предстояла долгая скачка.
Вдруг словно двойной удар пришелся по его ногам. Это вздрогнула земля, причем толчок явно шел со стороны храма. Малак, сдерживая взбрыкивающую от страха лошадь, пробормотал:
– Это еще что такое, Девять Имен Кепры?
Акиро, глядя в небо, пробурчал:
– Я немножко изменил заклинание. Когда седьмая ступень рухнула, две оставшиеся сработали вместе. Теперь смею вас заверить, эти мерзавцы больше не проснутся, чтобы губить невинных во имя своего Дагота. – Неожиданно он улыбнулся, глядя на Малака: – Теперь ты понял, почему я не мог поставить сразу все девять ступеней?
– То, что они не доставят нам больше хлопот, – просто великолепно, – сказал Конан, запрыгивая в седло, – но если мы хотим добраться до Шадизара до темноты, чтобы успеть на церемонию пробуждения этого Дагота, – то нам нужно двигаться немедленно. Я не хочу, чтобы Бомбатта лишил меня шанса на воскрешение Валерии.
Улыбка испарилась с лица Акиро:
– Знаешь, Конан, я не сказал тебе раньше, потому что думал, что нам суждено погибнуть. А человеку не стоит говорить перед смертью горькие вещи. А сейчас, боюсь, слишком поздно. Я пытался предотвратить это; ты помнишь, как я не хотел пускать ее в эту огненную пасть. Но мне не хватило настойчивости.
– Хватит причитать, Акиро, – раздался громовой голос Конана. – Говори, что ты там начитал на этих золотых пластинах, или я отправлюсь в Шадизар один.
– На скрижалях выбито, что ритуал Пробуждения занимает три ночи. Каждую ночь в жертву приносится девушка. На третью ночь жертвой становится Она, Та, Которая приносит Рог, невинная. Ею суждено стать Дженне.
– Может быть, это не она, – предположила Зула. – Этот Бомбатта, вечно пожирающий ее глазами, не стал бы отправлять ее на верную смерть.
– Бомбатта знал, что Дженна и есть Та самая. Он знал и то, что ей уготована смерть.
Конан прикоснулся к золотому амулету. Боль охватила его. Он готов был взвыть, как раненый волк. Валерия!
– Дженна не умрет, – выдавил он из себя, не разжимая зубов.
– Слушай, мне тоже нравится девчонка, – возразил Малак, старательно не замечая гневных взглядов Зулы, – но рассуди сам: мы все измучены, нам просто не добраться до Шадизара до темноты, даже загнав лошадей.
– Когда мой конь сдохнет, – ответил Конан, – я побегу, затем поползу. Но я клянусь всеми богами, что Дженна не погибнет сегодня ночью, даже если мне нужно будет для этого поплатиться жизнью.
Не дожидаясь, пока остальные последуют за ним, Конан пришпорил коня, включаясь в гонку наперегонки с бегущим по небу солнцем.
– Ты вовремя очухался, Киммериец. А то я уж было подумал, что ты решил тут проваляться, пока мы все не помрем.
– Сколько? – коротко спросил Конан. Голова все еще болела. Струйка запекшейся крови застыла на затылке.
Малак лишь пожал плечами. Акиро ответил за него:
– Может, два поворота песочных часов, может, чуть больше. Трудно сказать точнее. Мы нашли тебя лежащим, словно быка, которого оглушили ударом по голове. Я попытался сделать что-то, но раны головы – такое дело, что лучше оставить их затягиваться естественным путем.
– У меня есть кое-какие травы, которые могут помочь при ушибах головы, – сказала Зула, – но здесь нет воды, чтобы размочить их.
Киммериец кивнул, и ему вдруг показалось, что комната закружилась вокруг него. Усилием воли он заставил мир принять нормальное положение. Слабость была сейчас непозволительной роскошью.
Дальний угол зала представлял собой груду остатков колонн, придавленных сверху глыбами рухнувшего свода. Малак, вскарабкавшись по ним, установил повыше их факелы, которые теперь равномерно освещали своим желто-красным светом часть зала. Кроме факелов, в зале появился еще один источник света: из коридора, по которому они пришли, бил ярко-голубой луч, резавший глаза.
– Это еще что? – спросил Конан.
– Кое-какая защита, – ответил ему Акиро. – Я успел подготовить девять огненных преград, прежде чем эти громилы успели открыть дверь. Тогда мне пришлось привести в действие первую из них. Эта штука поможет нам некоторое время продержаться. Но остальные восемь преград я буду устанавливать только по одной, не раньше, чем догорит предыдущая. Здесь все и так еле дышат – было бы опасно включить слишком большую силу.
– Сколько еще?.. – хотел спросить Конан, но вопрос повис в воздухе, не нуждаясь больше в ответе. Голубое мерцание сначала участилось, а затем резко пошло на убыль. Акиро начал спешно чертить в пыли на полу свои закорючки. С последней вспышкой старого луча с того же места забил новый. Лишь стон разочарования донесся с другой стороны в момент смены.
Акиро прислушался, а затем сказал:
– Первая степень отработала свое. И надо сказать, неплохо. Хотя ее бы хватило куда на большее, если бы не колдун среди тех верзил. Если этому идиоту Бомбатте захотелось ввязать нас в бой с ними, он мог бы постараться угрохать того с рыжими волосами. Он у них ведает всеми колдовскими делами. Без него этим черным ребятам было бы и дверь-то ни за что не открыть, не то что снять огненную стену. А теперь я должен противостоять ему, действуя почти что голыми руками.
– Я вообще не понимаю, зачем ему это понадобилось. Они не сделали ни одного угрожающего шага, а он… – раздраженно сказала Зула.
Не дав ей договорить, Конан возразил:
– Я сомневаюсь, что они отпустили бы нас подобру-поздорову. Особенно вместе с Дженной. И я не мог позволить заколоть меня словно свинью, если уж Бомбатта заварил эту кашу.
– Все правильно, – вставил Малак. – Если на тебя нападают, ты защищаешься. А если потом выяснится, что все это произошло по ошибке, то победитель потом воздает искупительную жертву богам – и дело с концом.
– Не всегда это лучший путь, – подумав, сказал Акиро, – но эти громилы – отвратительные ребята, попросту говоря – изрядные мерзавцы.
– С чего ты взял? – возразила Зула.
– Просто ты не умеешь читать на древних языках, как я. То заклятие, которое мы все ощутили, как только вошли в каменный лабиринт, было наложено ими и их приятелями. Человеческие жертвы – это лишь одна из мерзких составляющих таких заклятий. Те шаманы, с которыми вы… э-э… скажем, помогли мне разобраться, – просто невинные дети по сравнению с ними.
– По мне – хоть людоеды, – сказал Конан. – Сейчас не до них. Главное – выбраться отсюда. Бомбатта и Дженна с каждой минутой приближаются к Шадизару. Не сомневаюсь, что наш великий воин представит все происшедшее в нужном ему свете. А я не хотел бы лишиться обещанного вознаграждения.
Акиро сочувственно поглядел на него, а Зула, помявшись, тихо сказала:
– Но я думала… мы думали, что… Дженна… – Она лишь безнадежно махнула рукой в направлении груды обломков.
– Бомбатта обрушил все это на мою голову, – сказал Конан. – Ему не терпелось посчитаться со мной, не дожидаясь возвращения. Но я не думаю, что он заодно похоронил себя и Дженну. Мы должны выбраться отсюда и попытаться догнать их. И не смотрите на меня как на сумасшедшего. Я прекрасно видел, где заканчивается эта комната. Отсюда до коридора, куда нырнул Бомбатта, всего несколько шагов. А нам и нужно-то всего лишь высвободить узкий лаз, только чтобы пролезть человеку. У нас еще останется ночь и день, чтобы добраться до Шадизара.
С этими словами он обхватил руками кусок колонны размером с человеческое туловище и отбросил его в сторону, освобождая остальным поле деятельности – нагромождение камней поменьше.
Не говоря ни слова, Зула принялась за дело, правда, все еще недоверчиво косясь на наваленные глыбы. Малак чуть задержался, чтобы, хитро прищурившись, спросить Акиро:
– Не хочешь ли помочь? Неужели ты не можешь разнести всю эту кучу хлама одним движением руки?
– Ты вновь лишь демонстрируешь свое невежество, – возмущенно буркнул колдун. – Я должен неотрывно поддерживать усилием воли огненную преграду и вовремя пустить в действие следующую ступень защиты, когда ослабнет эта. Иначе первым предупреждением о появлении наших приятелей станет острие копья, воткнувшееся тебе в задницу.
– Ах ты старый жулик! Включи ты сразу все свои огонечки и принимайся за работу.
– Слушай, разве я когда-нибудь учил тебя, как лучше воровать? Позволь мне самому заняться тем, в чем я разбираюсь лучше тебя.
Конан работал как одержимый. Два камня вылетели из-под его рук в то время, пока Зула и Малак вместе откатывали один. Пот ручьями лился с него, почти смыв грязь и оставив влажную кожу блестеть в свете факелов. Когда вдруг обрушился град камней, уничтожив результат всех их стараний, он отогнал всех подальше назад, чтобы работать без помех, твердя про себя лишь два имени: Дженна и Валерия. Дженна. Валерия. Найти Дженну. Отплатить долг Валерии…
Когда еще раз Акиро пришлось заменить голубой луч защиты, Малак тихонько прикоснулся к его плечу:
– Слушай, а ты и вправду можешь читать эти золотые пластины?
– За работу! – рявкнул на него Конан.
Акиро же явно решил поговорить:
– Да, я могу прочесть большую часть того, что выбито на них. Эта золотая штуковина – Рог Дагота.
– Да, так его называл тот черный бугай, – вставил Малак.
– Не перебивай. Тысячелетия тому назад между богами началась война. В те времена это было частым делом. В страшной битве Дагот был повержен: из него выдернули Рог и далеко спрятали. В этом Роге заключена его жизненная сила, а без него он тотчас же обратится в камень. Если верить этим преданиям – сейчас он спит, но как только Рог будет возвращен на свое место, он пробудится.
– А, так вот зачем он нужен Тарамис, – сказал Конан, не прерывая работы. – Значит, она решила разбудить бога. А тот и вправду Сможет вернуть мне Валерию.
– Да, – вздохнул Акиро. – Я полагаю, что Дагот смог бы оживить мертвого человека.
– Значит, Тарамис мне не соврала, – удовлетворенно подытожил Конан.
Этот вывод словно придал Киммерийцу новых сил. Остальные, устав, замедлили работу, а он все продолжал расшвыривать камни – быстрее и быстрее. Зула пыталась продержаться в его ритме, но почувствовала слабость и упала. Конан отнес ее на руках к Акиро, а сам вновь взялся за работу. Когда Малак тоже свалился, он лишь отпихнул его ногой, ровно настолько, чтобы не завалить выгребаемыми камнями.
Он смутно понимал, что уже наверняка докопался до конца комнаты, но обломки скалы вновь и вновь вырастали впереди. Задуматься об этом означало признать возможной мысль о поражении. Чтобы не дать этому настроению овладеть собой, Конан продолжал изнурительный труд, снова и снова наваливаясь на преградивший ему путь завал. Камень за камнем. Обломок за обломком. Дженна. Валерия. Два образа почти слились в один. Валерия. Дженна. Нет, он не остановится, пока может шевелить руками.
Он ухватился за очередной обломок свода, раскачал его и выдернул из груды других. Раздался грохот осыпавшихся камней, и Конану лишь чудом удалось отскочить, не дав булыжникам завалить себя по пояс. Но, уворачиваясь, Конан успел заметить светлое пятно, мелькнувшее впереди. Вернувшись к кромке завала, он недоверчиво посмотрел в ту сторону. Свет явно пробивался из-за каменной груды.
Конан метну лея туда, где, поджав ноги и уставившись в голубой огонь, сидел Акиро. Зула молча лежала рядом, а Малак лишь приподнял голову и вяло поприветствовал его:
– А, вот и наш рудокоп. Ты тоже притомился, Киммериец? Неплохо поработали. Эрлик меня подери, если это не так.
До Конана не сразу дошло, что его приятель шутит.
– Я добрался, – тяжело сказал он. – Там свет. Может быть, дневной.
При этих словах Малак вздрогнул:
– Отлично, Киммериец! Клянусь костями Митры и Девятым Небом Зандру! Им не удастся остановить нас.
– А ты уверен, Конан? – негромко переспросил Акиро.
– Если это факелы в другой комнате, то они там должны гореть десятками. Проход поднимается вверх, он должен выходить на поверхность.
На самом деле, подумал Конан, этот коридор мог вести в преисподнюю, но ему нужен был именно путь наверх, и он не хотел, не мог признать другого выхода.
– Будем надеяться, что это лучи солнца, – подытожил Акиро. – Сейчас включена уже седьмая ступень. Остались еще две. Забирай Зулу и Малака и выбирайтесь скорее. Я пойду за вами, как только смогу. Давай, приятель, пошевеливайся со своими дружками.
Зула попыталась встать, но Киммерийцу пришлось почти нести ее да еще и помогать Малаку карабкаться на каменный склон. Но стоило обоим ослабевшим увидеть свет впереди, как они рванулись к нему, развив неплохую скорость.
Акиро продолжал поторапливать их, и было в его голосе что-то такое, что и впрямь заставляло пошевеливаться побыстрее.
Коридор оканчивался квадратным люком в площадке перед храмом. Солнце начинало свой путь с востока на запад. Малак и Зула смотрели на красный диск, словно все еще не веря, что вновь видят его.
Конана же интересовал только храм, его колоннада и обломки статуй. Если только черные великаны не были полными дураками, то они должны были оставить часовых. Но ничто не шелохнулось в тени колонн, пока беглецы перебегали двор. Лишь снова стая голубей, хлопая крыльями, сорвалась со своих гнезд под капителями. С другой стороны, подумал Конан, какой смысл оставлять охрану здесь, наверху, если все противники заперты, словно крысы в подземелье.
Ржание быстро вывело их к лошадям. Конан отметил снятые с их ног путы и связанные поводья. Остальные, не обращая ни на что внимания, бросились к бурдюкам с водой. Несмотря на душившую его жажду, первым делом Конан плеснул несколько раз в рот своему коню. Затем, запрокинув голову, он припал к мешку с водой и пил, захлебываясь, пока вода не залила ему все лицо. Под конец он снова дал попить коню: животному не меньше нужно было освежиться, если ему предстояла долгая скачка.
Вдруг словно двойной удар пришелся по его ногам. Это вздрогнула земля, причем толчок явно шел со стороны храма. Малак, сдерживая взбрыкивающую от страха лошадь, пробормотал:
– Это еще что такое, Девять Имен Кепры?
Акиро, глядя в небо, пробурчал:
– Я немножко изменил заклинание. Когда седьмая ступень рухнула, две оставшиеся сработали вместе. Теперь смею вас заверить, эти мерзавцы больше не проснутся, чтобы губить невинных во имя своего Дагота. – Неожиданно он улыбнулся, глядя на Малака: – Теперь ты понял, почему я не мог поставить сразу все девять ступеней?
– То, что они не доставят нам больше хлопот, – просто великолепно, – сказал Конан, запрыгивая в седло, – но если мы хотим добраться до Шадизара до темноты, чтобы успеть на церемонию пробуждения этого Дагота, – то нам нужно двигаться немедленно. Я не хочу, чтобы Бомбатта лишил меня шанса на воскрешение Валерии.
Улыбка испарилась с лица Акиро:
– Знаешь, Конан, я не сказал тебе раньше, потому что думал, что нам суждено погибнуть. А человеку не стоит говорить перед смертью горькие вещи. А сейчас, боюсь, слишком поздно. Я пытался предотвратить это; ты помнишь, как я не хотел пускать ее в эту огненную пасть. Но мне не хватило настойчивости.
– Хватит причитать, Акиро, – раздался громовой голос Конана. – Говори, что ты там начитал на этих золотых пластинах, или я отправлюсь в Шадизар один.
– На скрижалях выбито, что ритуал Пробуждения занимает три ночи. Каждую ночь в жертву приносится девушка. На третью ночь жертвой становится Она, Та, Которая приносит Рог, невинная. Ею суждено стать Дженне.
– Может быть, это не она, – предположила Зула. – Этот Бомбатта, вечно пожирающий ее глазами, не стал бы отправлять ее на верную смерть.
– Бомбатта знал, что Дженна и есть Та самая. Он знал и то, что ей уготована смерть.
Конан прикоснулся к золотому амулету. Боль охватила его. Он готов был взвыть, как раненый волк. Валерия!
– Дженна не умрет, – выдавил он из себя, не разжимая зубов.
– Слушай, мне тоже нравится девчонка, – возразил Малак, старательно не замечая гневных взглядов Зулы, – но рассуди сам: мы все измучены, нам просто не добраться до Шадизара до темноты, даже загнав лошадей.
– Когда мой конь сдохнет, – ответил Конан, – я побегу, затем поползу. Но я клянусь всеми богами, что Дженна не погибнет сегодня ночью, даже если мне нужно будет для этого поплатиться жизнью.
Не дожидаясь, пока остальные последуют за ним, Конан пришпорил коня, включаясь в гонку наперегонки с бегущим по небу солнцем.
Глава 21
Тарамис с балкона оглядывала мраморный двор, в центре которого под пологом из золотого шелка лежал Спящий Бог. Полог закрывал от солнца лишь саму статую. Жаркое светило нещадно сжигало жрецов, распевающих вокруг мраморного ложа свои молитвы.
Тарамис обежала взглядом остальные балконы и окна, хотя прекрасно знала, что никаких непрошеных свидетелей там оказаться не может. Вот уже три дня эта часть дворца была только что не запечатана. Ни один раб или слуга не мог прийти в эти покои без ее личного разрешения. Любого, кто попытался бы это сделать, стража разорвала бы в клочья. Другое беспокоило Тарамис, по другому поводу возносила она свои молитвы.
Тарамис обежала взглядом остальные балконы и окна, хотя прекрасно знала, что никаких непрошеных свидетелей там оказаться не может. Вот уже три дня эта часть дворца была только что не запечатана. Ни один раб или слуга не мог прийти в эти покои без ее личного разрешения. Любого, кто попытался бы это сделать, стража разорвала бы в клочья. Другое беспокоило Тарамис, по другому поводу возносила она свои молитвы.