Она нерешительно подняла голову, надеясь, что солнце остановит свои неудержимый бег. Нет, оно уже перевалило зенит. Если Бомбатта не привезет девчонку через несколько часов, если они не нашли того, за чем их послали… Такой день наступит лишь через тысячу лет. Тарамис облизала губы. Нет, только не это. Такого не могло случиться. Она не могла позволить себе умереть, зная, что через тысячу лет кто-то другой обретет Силу и Бессмертие.
Легкое покашливание за спиной заставило ее обернуться, готовую разорвать того, кто осмелился побеспокоить ее.
Перед нею стоял Ксантерес, как всегда невозмутимый, но с каким-то незнакомым огоньком в глазах.
– Она вернулась, – провозгласил он, – Бомбатта привел ее.
Тарамис отбросила подобающее ей достоинство и, оттолкнув седовласого жреца, бросилась по коридорам и залам дворца навстречу прибывшей племяннице. Наконец в приемном зале она увидела стоящего Бомбатту – пыльного, пропахшего потом, держащего в руке свой черный шлем, и Дженну, бережно прижимавшую к груди что-то завернутое в грязную тряпку, бывшую некогда тонкой белой шерстью. Тарамис едва заметила высокого воина. Все ее внимание было обращено на измученную дорогой девушку.
– Ну? Он у тебя? – прошептала она, медленно подходя к ней. – Ради всего, что есть священного в этом мире, скажи – он у тебя?
Дженна неуверенно протянула вперед сверток. Она еле стояла на ногах, но принцессе было не до таких мелочей.
Верховный жрец уже был здесь. В его руках сверкала золотая чаша.
– Положи сюда то, что ты принесла, дитя, – сказала Тарамис.
Сначала в руках Дженны багровым светом полыхнуло Сердце Аримана. Тарамис затаила дыхание. Грязные тряпки упали на пол, и в руках Дженны засверкал Рог Дагота.
Он тоже занял свое место в золотой чаше на хрустальной подставке. Принцессе пришлось побороться с искушением дотронуться до него, хотя она прекрасно знала, что такое прикосновение означало бы верную гибель для каждого, кроме Дженны. Пока что. Чуть позже он будет доступен только ей – возлюбленной Дагота.
С явным усилием Тарамис закрыла чашу и протянула ее Верховному Жрецу:
– Возьми ее и храни как зеницу ока.
Когда жрец, поклонившись, вышел, она позволила себе обратить внимание на Дженну и Бомбатту. Девушка вдруг непроизвольно почесалась.
– Где служанки из ванной? – строгим голосом спросила Тарамис. – Куда подевались эти глупые девчонки?
Две девушки в белых платьях, с косами, уложенными вокруг головы, вбежали в комнату и упали на колени перед принцессой.
– Госпожа Дженна устала после дальней дороги. Ее нужно выкупать и сделать ей освежающий массаж. Разотрите ее благовонными маслами и оденьте соответственно сегодняшнему случаю.
Дженна устало, но тепло улыбнулась подбежавшим к ней девушкам.
– Я так рада вас видеть. Кажется, целую вечность я не мылась в нормальной ванне. А где Ания и Лиела?
Девушки побледнели, и Тарамис поспешила прервать затянувшееся молчание.
– Они приболели, девочка. Ты увидишь их позже. Отведите ее в ванную. Вы что, не видите, что она вот-вот упадет?
Проводив их глазами, Тарамис обернулась к Бомбатте.
– Дело сделано, – гордо заявил он, но в его голосе мелькнуло что-то, заставившее ее нахмуриться. Ее мысли заметались, выискивая то, что могло остаться невыполненным.
– Этот вор. Он мертв?
– Мертв.
– Ты сам вонзил меч в его сердце?
– Нет, но…
Ладонь принцессы, взлетев, со звонким хлопком опустилась на изувеченную щеку.
– Когда Рог окажется в Ее руках, – процитировала она древний Свиток, – вор с голубыми глазами должен умереть. Пока он жив – опасность выглядывает из-за его плеча и смерть висит на кончике его клинка. Ты что, забыл, что написано в Свитке?
– Этот варвар похоронен едва ли не под целой горой, обрушенной на его голову.
– Идиот. Если ты сам не видел его бездыханное тело… Я не могу позволить себе ни единого шанса на неудачу. Поднимай стражу по общей тревоге. Всех! Всех до единого!
– Из-за одного-то ворюги, который уже наверняка мертв?
– Делай что приказано! – холодно скомандовала она. – Чтобы мышь не проникла во дворец, не наткнувшись на острие копья.
Не дожидаясь ответа, она вышла из зала. Рог! Наконец-то он принадлежит ей. И если пока что она не может прикоснуться к нему, то, по крайней мере, любоваться им – теперь в ее власти.
Шадизар называли Городом Дьявола, и мало что могло удивить или заинтересовать его жителей, которые уже повидали, казалось, все, что только может случиться под небесами. Но даже они, расступаясь, опасливо давали проехать четырем всадникам, с первыми сумерками вступившими в город. Их лошади еле дышали, сами они казались утомленными тяжелой и опасной дорогой. Но что-то в их глазах и особенно в сапфировых зрачках ехавшего впереди черноволосого гиганта заставляло даже видавших виды городских стражников отводить глаза, чтобы не встретиться с ними взглядом.
Неподалеку от дворца Конан знал небольшую конюшню, владельцу которой и были вручены их измученные животные.
Прежде чем Конан успел броситься бегом ко дворцу, Акиро поймал его за рукав:
– Постой-ка, мой юный друг. Неплохо бы составить план.
Киммериец даже не притормозил. Акиро продолжал висеть на его руке, часто перебирая ногами. Малак и Зула следовали рядом.
– Времени нет на болтовню, – огрызнулся Конан. – Ты что, не видишь, где уже солнце?
Наконец в поле их зрения оказался дворец Тарамис. Тяжелые, обитые железом ворота были заперты. Шесть стражников, сверкая наконечниками копий, выстроились перед ними. На стене такие же черные фигуры маячили через каждые два-три шага.
Колдун затолкал Конана обратно в узкий переулок.
– Ну, теперь ты согласен, что нам нужно хорошенько подумать?
Малак нагло схватил с соседнего прилавка апельсин. Лоточник открыл было рот, но, посмотрев внимательно на спутников маленького наглеца, решил промолчать.
– Какой уж теперь план, – не торопясь сказал Конан. – Я должен попытаться спасти ее. Я поклялся сделать это. Но тут и дураку ясно, что ничего не выйдет. Нас всех прибьют, как только мы туда сунемся. Так что давайте лучше прощаться. Вам там делать нечего.
– Я пойду с тобой, – яростно вращая глазами, прохрипела Зула. – Ты спас мне жизнь, и я пойду за тобой до конца, пока не смогу отплатить тебе тем же.
– Вы что, совсем рехнулись? – отчаянно воззвал к ним Акиро. – Тут и целой армии делать нечего. Куда вы лезете?
При этих словах рот лоточника снова широко открылся от удивления.
– Слушай, ты, колдун, – донесся голос Малака из-за груды апельсинов. – Ты-то не можешь помочь? Какое-нибудь там заклинание, а?
– Нет проблем. Можно закатать в эти ворота такой огненный шар, что он пробьет их, словно пергамент. Но для этого я должен долго стоять в открытую перед входом, делая магические жесты и громогласно произнося заклинания. Сами понимаете, что кто-нибудь из этих болванов не упустит возможности попробовать на мне остроту своего копья. А вам только и останется, что вступить в бой с парой сотен стражников, если не больше.
Снова подобрав челюсть, но широко раскрыв от изумления глаза, продавец апельсинов почел за благо бежать подальше от этой странной компании.
Проводив его взглядом, Малак сказал:
– Нет, что-то в этой идее не то… Подумать только! Сколько сложностей – и все ради того, чтобы пробраться во дворец. Если учесть то, сколько намучился мой шурин, чтобы выбраться из него.
– А я-то думал, что он так и сгинул в дворцовых подземельях, – с отсутствующим видом пробормотал Конан, не отрывая глаз от дворца и от заката.
– Двое из них погибли там, а вот третьему удалось вырваться… – тут он запнулся, увидев, как сфокусировался на нем взгляд Конана, как полезли вверх брови на лице Акиро и как напряженно уставилась на него Зула. – Да нет же, о чем это я… Все они там и того… Оттуда разве выберешься. Да и с чего вы решили, что я должен знать что-нибудь о том подземном ходе, через который он удрал… то есть я хочу сказать, не удрал, а погиб в темнице. И вообще, я стал часто забывать даже более нужные в каждодневной жизни вещи…
– Может, ему башку расколоть? – задумчиво предложила Зула.
– Тогда он не сможет говорить, – возразил Акиро. – Но вот яйца ему для этого не понадобятся. Можно устроить так, что они у него просто отсохнут. Дело нехитрое.
Конан, поглаживая рукоять кинжала, дал понять, что для этого вовсе не нужно применять колдовские методы.
Малак внимательно посмотрел в глаза каждому, вздохнул и печально сказал:
– Ладно, уговорили. Покажу вам то, что знаю.
Конан лишь молча ткнул его в плечо, предлагая бежать впереди, показывая дорогу. Их путь и вправду был странным – извилистым, как след змеи. Причем они все дальше уходили от дворца, пробираясь по этим пропахшим дерьмом закоулкам. Неожиданно Малак подбежал к задней стене какого-то дома, где находилась каменная дверь, ведущая в погреб.
Киммериец склонился над ведущими в темноту ступенями.
– Нужен свет, – недовольно поморщившись, сказал он. – Акиро?
Маленький огонек затрепетал на кончиках пальцев колдуна. Они оказались в грязном и давно не используемом подземелье. Пыль и паутина покрывали все сплошным ковром. Акиро нашел воткнутый в щель между камнями факел и предпочел воспользоваться им, как более естественным источником света.
– Неужели отсюда можно добраться до дворца? – недоверчиво спросила Зула.
Встав на четвереньки, Малак отсчитывал большие квадратные камни на полу вдоль одной из стен.
– Вот, – сказал он, показывая на один из них, внешне ничем не отличавшийся от других. – Кажется, этот, если я не ошибаюсь.
– Тебе же хуже, если ты ошибаешься, – мрачно отозвалась Зула.
Конан наклонился над камнем. Щель с одной его стороны была достаточно широкой, чтобы просунуть пальцы. Приподняв слегка камень, Конан перехватил его поудобнее и в два счета выворотил его наружу. Открывшийся колодец был выложен камнем, в одной из стен виднелись углубления, вполне подходящие, чтобы поставить ногу или ухватиться рукой. Заглянув туда, Акиро сказал:
– Кто бы ни строил этот дворец, он знал свое дело. Даже в самой сильной крепости должна быть парочка тайных выходов за ворота.
Конан уже влез в дыру по пояс.
– Ты не забыл про две сотни стражников? – поинтересовался Малак. – Лук Сигина! Киммериец, я тебя уверяю: от того, что окажешься внутри дворцовых стен, их не станет меньше.
– Ты абсолютно прав, – ответил Конан. – Этот ход лишь ненамного увеличивает наши шансы. Но тебя это не касается. Свое дело ты сделал. Наш договор остается в силе. Ты свободен и можешь не соваться дальше.
Зула лишь презрительно сплюнула, и рот Малака скривился в ухмылке:
– Вот уж не думал, что побрякушки Амфарата будут стоить мне так дорого.
И он тоже полез вниз по колодцу, едва поспевая за Конаном.
Глава 22
Легкое покашливание за спиной заставило ее обернуться, готовую разорвать того, кто осмелился побеспокоить ее.
Перед нею стоял Ксантерес, как всегда невозмутимый, но с каким-то незнакомым огоньком в глазах.
– Она вернулась, – провозгласил он, – Бомбатта привел ее.
Тарамис отбросила подобающее ей достоинство и, оттолкнув седовласого жреца, бросилась по коридорам и залам дворца навстречу прибывшей племяннице. Наконец в приемном зале она увидела стоящего Бомбатту – пыльного, пропахшего потом, держащего в руке свой черный шлем, и Дженну, бережно прижимавшую к груди что-то завернутое в грязную тряпку, бывшую некогда тонкой белой шерстью. Тарамис едва заметила высокого воина. Все ее внимание было обращено на измученную дорогой девушку.
– Ну? Он у тебя? – прошептала она, медленно подходя к ней. – Ради всего, что есть священного в этом мире, скажи – он у тебя?
Дженна неуверенно протянула вперед сверток. Она еле стояла на ногах, но принцессе было не до таких мелочей.
Верховный жрец уже был здесь. В его руках сверкала золотая чаша.
– Положи сюда то, что ты принесла, дитя, – сказала Тарамис.
Сначала в руках Дженны багровым светом полыхнуло Сердце Аримана. Тарамис затаила дыхание. Грязные тряпки упали на пол, и в руках Дженны засверкал Рог Дагота.
Он тоже занял свое место в золотой чаше на хрустальной подставке. Принцессе пришлось побороться с искушением дотронуться до него, хотя она прекрасно знала, что такое прикосновение означало бы верную гибель для каждого, кроме Дженны. Пока что. Чуть позже он будет доступен только ей – возлюбленной Дагота.
С явным усилием Тарамис закрыла чашу и протянула ее Верховному Жрецу:
– Возьми ее и храни как зеницу ока.
Когда жрец, поклонившись, вышел, она позволила себе обратить внимание на Дженну и Бомбатту. Девушка вдруг непроизвольно почесалась.
– Где служанки из ванной? – строгим голосом спросила Тарамис. – Куда подевались эти глупые девчонки?
Две девушки в белых платьях, с косами, уложенными вокруг головы, вбежали в комнату и упали на колени перед принцессой.
– Госпожа Дженна устала после дальней дороги. Ее нужно выкупать и сделать ей освежающий массаж. Разотрите ее благовонными маслами и оденьте соответственно сегодняшнему случаю.
Дженна устало, но тепло улыбнулась подбежавшим к ней девушкам.
– Я так рада вас видеть. Кажется, целую вечность я не мылась в нормальной ванне. А где Ания и Лиела?
Девушки побледнели, и Тарамис поспешила прервать затянувшееся молчание.
– Они приболели, девочка. Ты увидишь их позже. Отведите ее в ванную. Вы что, не видите, что она вот-вот упадет?
Проводив их глазами, Тарамис обернулась к Бомбатте.
– Дело сделано, – гордо заявил он, но в его голосе мелькнуло что-то, заставившее ее нахмуриться. Ее мысли заметались, выискивая то, что могло остаться невыполненным.
– Этот вор. Он мертв?
– Мертв.
– Ты сам вонзил меч в его сердце?
– Нет, но…
Ладонь принцессы, взлетев, со звонким хлопком опустилась на изувеченную щеку.
– Когда Рог окажется в Ее руках, – процитировала она древний Свиток, – вор с голубыми глазами должен умереть. Пока он жив – опасность выглядывает из-за его плеча и смерть висит на кончике его клинка. Ты что, забыл, что написано в Свитке?
– Этот варвар похоронен едва ли не под целой горой, обрушенной на его голову.
– Идиот. Если ты сам не видел его бездыханное тело… Я не могу позволить себе ни единого шанса на неудачу. Поднимай стражу по общей тревоге. Всех! Всех до единого!
– Из-за одного-то ворюги, который уже наверняка мертв?
– Делай что приказано! – холодно скомандовала она. – Чтобы мышь не проникла во дворец, не наткнувшись на острие копья.
Не дожидаясь ответа, она вышла из зала. Рог! Наконец-то он принадлежит ей. И если пока что она не может прикоснуться к нему, то, по крайней мере, любоваться им – теперь в ее власти.
Шадизар называли Городом Дьявола, и мало что могло удивить или заинтересовать его жителей, которые уже повидали, казалось, все, что только может случиться под небесами. Но даже они, расступаясь, опасливо давали проехать четырем всадникам, с первыми сумерками вступившими в город. Их лошади еле дышали, сами они казались утомленными тяжелой и опасной дорогой. Но что-то в их глазах и особенно в сапфировых зрачках ехавшего впереди черноволосого гиганта заставляло даже видавших виды городских стражников отводить глаза, чтобы не встретиться с ними взглядом.
Неподалеку от дворца Конан знал небольшую конюшню, владельцу которой и были вручены их измученные животные.
Прежде чем Конан успел броситься бегом ко дворцу, Акиро поймал его за рукав:
– Постой-ка, мой юный друг. Неплохо бы составить план.
Киммериец даже не притормозил. Акиро продолжал висеть на его руке, часто перебирая ногами. Малак и Зула следовали рядом.
– Времени нет на болтовню, – огрызнулся Конан. – Ты что, не видишь, где уже солнце?
Наконец в поле их зрения оказался дворец Тарамис. Тяжелые, обитые железом ворота были заперты. Шесть стражников, сверкая наконечниками копий, выстроились перед ними. На стене такие же черные фигуры маячили через каждые два-три шага.
Колдун затолкал Конана обратно в узкий переулок.
– Ну, теперь ты согласен, что нам нужно хорошенько подумать?
Малак нагло схватил с соседнего прилавка апельсин. Лоточник открыл было рот, но, посмотрев внимательно на спутников маленького наглеца, решил промолчать.
– Какой уж теперь план, – не торопясь сказал Конан. – Я должен попытаться спасти ее. Я поклялся сделать это. Но тут и дураку ясно, что ничего не выйдет. Нас всех прибьют, как только мы туда сунемся. Так что давайте лучше прощаться. Вам там делать нечего.
– Я пойду с тобой, – яростно вращая глазами, прохрипела Зула. – Ты спас мне жизнь, и я пойду за тобой до конца, пока не смогу отплатить тебе тем же.
– Вы что, совсем рехнулись? – отчаянно воззвал к ним Акиро. – Тут и целой армии делать нечего. Куда вы лезете?
При этих словах рот лоточника снова широко открылся от удивления.
– Слушай, ты, колдун, – донесся голос Малака из-за груды апельсинов. – Ты-то не можешь помочь? Какое-нибудь там заклинание, а?
– Нет проблем. Можно закатать в эти ворота такой огненный шар, что он пробьет их, словно пергамент. Но для этого я должен долго стоять в открытую перед входом, делая магические жесты и громогласно произнося заклинания. Сами понимаете, что кто-нибудь из этих болванов не упустит возможности попробовать на мне остроту своего копья. А вам только и останется, что вступить в бой с парой сотен стражников, если не больше.
Снова подобрав челюсть, но широко раскрыв от изумления глаза, продавец апельсинов почел за благо бежать подальше от этой странной компании.
Проводив его взглядом, Малак сказал:
– Нет, что-то в этой идее не то… Подумать только! Сколько сложностей – и все ради того, чтобы пробраться во дворец. Если учесть то, сколько намучился мой шурин, чтобы выбраться из него.
– А я-то думал, что он так и сгинул в дворцовых подземельях, – с отсутствующим видом пробормотал Конан, не отрывая глаз от дворца и от заката.
– Двое из них погибли там, а вот третьему удалось вырваться… – тут он запнулся, увидев, как сфокусировался на нем взгляд Конана, как полезли вверх брови на лице Акиро и как напряженно уставилась на него Зула. – Да нет же, о чем это я… Все они там и того… Оттуда разве выберешься. Да и с чего вы решили, что я должен знать что-нибудь о том подземном ходе, через который он удрал… то есть я хочу сказать, не удрал, а погиб в темнице. И вообще, я стал часто забывать даже более нужные в каждодневной жизни вещи…
– Может, ему башку расколоть? – задумчиво предложила Зула.
– Тогда он не сможет говорить, – возразил Акиро. – Но вот яйца ему для этого не понадобятся. Можно устроить так, что они у него просто отсохнут. Дело нехитрое.
Конан, поглаживая рукоять кинжала, дал понять, что для этого вовсе не нужно применять колдовские методы.
Малак внимательно посмотрел в глаза каждому, вздохнул и печально сказал:
– Ладно, уговорили. Покажу вам то, что знаю.
Конан лишь молча ткнул его в плечо, предлагая бежать впереди, показывая дорогу. Их путь и вправду был странным – извилистым, как след змеи. Причем они все дальше уходили от дворца, пробираясь по этим пропахшим дерьмом закоулкам. Неожиданно Малак подбежал к задней стене какого-то дома, где находилась каменная дверь, ведущая в погреб.
Киммериец склонился над ведущими в темноту ступенями.
– Нужен свет, – недовольно поморщившись, сказал он. – Акиро?
Маленький огонек затрепетал на кончиках пальцев колдуна. Они оказались в грязном и давно не используемом подземелье. Пыль и паутина покрывали все сплошным ковром. Акиро нашел воткнутый в щель между камнями факел и предпочел воспользоваться им, как более естественным источником света.
– Неужели отсюда можно добраться до дворца? – недоверчиво спросила Зула.
Встав на четвереньки, Малак отсчитывал большие квадратные камни на полу вдоль одной из стен.
– Вот, – сказал он, показывая на один из них, внешне ничем не отличавшийся от других. – Кажется, этот, если я не ошибаюсь.
– Тебе же хуже, если ты ошибаешься, – мрачно отозвалась Зула.
Конан наклонился над камнем. Щель с одной его стороны была достаточно широкой, чтобы просунуть пальцы. Приподняв слегка камень, Конан перехватил его поудобнее и в два счета выворотил его наружу. Открывшийся колодец был выложен камнем, в одной из стен виднелись углубления, вполне подходящие, чтобы поставить ногу или ухватиться рукой. Заглянув туда, Акиро сказал:
– Кто бы ни строил этот дворец, он знал свое дело. Даже в самой сильной крепости должна быть парочка тайных выходов за ворота.
Конан уже влез в дыру по пояс.
– Ты не забыл про две сотни стражников? – поинтересовался Малак. – Лук Сигина! Киммериец, я тебя уверяю: от того, что окажешься внутри дворцовых стен, их не станет меньше.
– Ты абсолютно прав, – ответил Конан. – Этот ход лишь ненамного увеличивает наши шансы. Но тебя это не касается. Свое дело ты сделал. Наш договор остается в силе. Ты свободен и можешь не соваться дальше.
Зула лишь презрительно сплюнула, и рот Малака скривился в ухмылке:
– Вот уж не думал, что побрякушки Амфарата будут стоить мне так дорого.
И он тоже полез вниз по колодцу, едва поспевая за Конаном.
Глава 22
Сумерки спускались над Шадизаром, когда Тарамис вновь вышла на балкон, глядя на Спящего Бога. Полог исчез, а вокруг ложа появилось несколько новых жрецов. Ее четыре телохранителя и еще шесть лучших, лично отобранных Бомбаттой воинов в черных доспехах стояли по стенам дворца. Тарамис это не нравилось. Эти ребята служили не за страх, а за совесть. Их не проймешь жестоким зрелищем. Но в Свитках было сказано, что на Церемонии Пробуждения не должны присутствовать лишние свидетели. Она была вынуждена пойти на это из-за тупости Бомбатты.
По правде говоря, маловероятно, чтобы этот вор остался жив. А если даже и так, то что он может сделать – несчастный уличный ворюга – против всего ее могущества, против высоких стен и мощной стражи. Но в Свитках прямо говорится о возможной… нет, об очень вероятной опасности срыва всего дела, если вор останется в живых. А этот придурок – Бомбатта еще и исчез куда-то в дворцовых закоулках, обидевшись на ее ругань. Ладно, когда ночь пройдет, у нее еще будет время придумать ему наказание.
Еще один взгляд на темнеющее небо – и Тарамис вернулась в свои покои. Ей еще многое нужно было успеть.
Из шкатулки черного дерева, выложенной серебром, она достала маленький пергаментный пакетик. Из прозрачного кувшина в золотую кованую чашу было налито вино. В него и посыпался белый порошок из мешочка, бесследно растворяясь в бордовом напитке. Рядом с первой чашей на том же лакированном столике стояла еще одна. Порошок не был колдовским зельем, ни одно заклинание не усиливало его действие. Сегодня ночью не допускалось никакого колдовства, кроме того, что было связано с Церемонией Пробуждения.
Принцесса хлопнула в ладоши и приказала вбежавшей рабыне:
– Попроси госпожу Дженну прийти ко мне.
Скоро, думала она про себя, уже совсем скоро.
С факелом в вытянутой руке Конан, пригнувшись, несся по низкому коридору.
– Не так быстро, – пожаловался Малак. – Кости Великого Митры, неужели тот, кто это строил, не мог сделать туннель в рост человека?
– Тебе-то что, ты и здесь не очень-то нагибаешься, – сказала Зула, подгоняя его тычками шеста под ребра.
Малак гневно посмотрел на нее, но сказал лишь, что надеется на ступеньки в конце туннеля.
– Не улыбается мне еще раз карабкаться по стене.
Конан выругался, когда его факел высветил глухую стену впереди. Но выяснилось, что потолок здесь был выше, а в одном месте уходил вверх узкий лаз, наподобие того, по которому они спускались в туннель. Конан без колебаний полез вверх.
Акиро хриплым голосом позвал его:
– Конан! План! Ты ведь не знаешь, что там наверху.
Конан продолжал карабкаться вверх. С факелом в руке это было нелегко. Одна ошибка, потеря равновесия – и падение на каменный пол было бы неизбежным.
Наверху у самого конца колодца Конан обнаружил железный держатель для факела, вмурованный в стену. В камень над головой было вделано кольцо – чтобы помочь закрыть лаз за беглецами, если вдруг случится так, что хозяевам дворца придется воспользоваться тайным ходом для спасения своей жизни. С другой стороны на камне не было никаких запоров: никто не предполагал, что непрошеные гости смогут найти вход и появиться снизу.
Высунув факел и голову, Конан увидел, что оказался в тюремной камере: голые каменные стены, гнилая солома на полу, крысы… Выглянув через глазок в коридор, Конан увидел, что тяжелый засов не задвинут. Толкнув дверь плечом, он поморщился – ржавые петли отчаянно заскрипели. Но темный коридор был пуст. Ни одного звука не раздалось в ответ на скрип.
– Мог бы и подождать, – прошипел Акиро, вылезая из люка. – В конце концов, откуда ты знаешь, куда мог привести этот подземный ход?
– Куда же еще, как не в тюрьму, – возразил Конан. – Едва ли родственничек Малака сумел найти выход из тронного зала или спальни Тарамис.
Старый колдун аж крякнул от удивления:
– Логично. Я даже не ожидал от тебя такого стройного умозаключения. Обычно ты предпочитаешь решать проблемы не головой, а силой рук и остротой сжатого в них клинка.
Малак, которому Зула помогла вскарабкаться наверх, обиженно пробурчал:
– Откуда вы знаете, что мой шурин выбрался из дворца, не освоив сначала спальню принцессы? Все мужчины в нашей семье пользовались успехом у женщин.
Зула фыркнула, и Малак приготовил новый аргумент для продолжения дискуссии.
– Потом, – оборвал их Конан.
Все четверо выбрались в коридор. Выбор направления оказался делом нетрудным. Один конец коридора тонул в непроницаемом мраке, из другого шел слабый свет. Подойдя поближе, Конан и его товарищи увидели, что попали в комнату тюремщика. Большое кубическое помещение было ярко освещено множеством факелов. В противоположном углу была видна лестница, уводившая вверх, в дворцовые переходы. Но между лестницей и тюремным коридором сидел сам дворцовый тюремщик – здоровенный, толстый мужик, у которого на руках и на груди явно было больше волос, чем на голове. В толстых коротких пальцах он сжимал изрядный ломоть жареного мяса и, громко чавкая, отрывал от него кусок за куском. Он успел бы пробежать половину лестницы, подняв тревогу прежде, чем Конану удалось бы порезать его мечом.
И все же Киммериец напрягся, чтобы ринуться. Вдруг рука Зулы коснулась его плеча. Чернокожая девушка молча покачала головой. Неожиданно она скинула полоску ткани, закрывавшую ее маленькую грудь, и обмотала ее вокруг бедер. Малак оценивающе рассматривал ее, но она даже не взглянула на маленького вора. Затем, изобразив приветливую улыбку на лице, она шагнула в комнату, опираясь на шест как на дорожный посох.
Толстый тюремщик так и застыл с недоеденным куском в руках.
– Из какого Девятого Неба Зандру ты вылезла? – прорычал он. – У меня таких в тюрьме не числится.
Зула ничего не ответила, а лишь ближе подошла к нему, покачивая бедрами.
– Если ты не узница, то какого черта ты там делала? А раз ты не должна была быть там, но была, то тебя можно и подвергнуть допросу. Болезненное, надо сказать, мероприятие.
Что ты молчишь? Язык проглотила? Ну и ладно. В общем, так. Если ты, ведьма, не хочешь понюхать каленых щипцов и повисеть на дыбе, то я рекомендую отнестись ко мне как к богу во плоти и как к земному возлюбленному в одном лице. Вот так-то.
С этими словами он направился к ней. Улыбка не сошла с лица Зулы, лишь шест был поудобнее перехвачен обеими руками. Один взмах – и из-под кадыка тюремщика забил кровавый фонтан. Его глаза чуть не повылезали из орбит; согнувшись пополам, он упал на колени, и еще один удар шестом в основание черепа довершил дело. Зула спокойно восстановила целостность своего костюма.
– Весьма эффективно, – улыбнулся Акиро, подмигивая девушке. Малак при этом всячески старался даже случайным взглядом не зацепиться за едва прикрытую грудь.
Ни секунды не мешкая, Конан бросился вверх по широким каменным ступеням. Остальные последовали за ним по пятам.
– Тетя, ты звала меня? – спросила Дженна, появившись в дверях.
Тарамис улыбнулась, по-семейному и, как ей казалось, естественно. Дженне предстояло сыграть еще одну роль, и она была неплохо подготовлена к ней. Черный шелк укрывал ее от шеи до пят. Волосы волной спускались по плечам. Черное платье – символ черноты Великой Ночи. Бледное лицо – сама невинность. И рядом – огненно-алый шелк, подчеркивающий чувственные изгибы тела Тарамис.
– Да, дитя мое, – ответила Тарамис. – Сегодня тебе предстоит выполнить твое предназначение. До конца. Выпей со мной праздничный кубок. Ты теперь женщина, уже достаточно взрослая для того, чтобы узнать вкус вина.
Дженна нерешительно взяла чашу обеими руками и всмотрелась в рубиновую жидкость.
– Я часто хотела попробовать его. Мне было так интересно.
– Тогда пей. Пей все, до дна. Так вкуснее.
Тарамис нервно ждала и облегченно вздохнула, увидев, как Дженна запрокидывает голову и подносит чашу ко рту.
Девушка легко рассмеялась, отставив почти опустевшую чашу.
– Так тепло. Во мне словно бежит жидкий огонь.
– Голова не кружится? Такое иногда бывает, – участливым голосом сказала Тарамис.
– Не знаю… Я… я чувствую… – икнув, девушка замолчала.
Взяв из несопротивляющихся пальцев чашу, Тарамис посмотрела в широко раскрытые глаза Дженны. Вино не подействовало бы так быстро и так сильно. Порошок. Это его эффект.
– На колени! – приказала Тарамис.
Улыбаясь, как если бы это было обычным делом, Дженна встала на колени перед принцессой.
Отлично, подумала Тарамис. Порошок действует лучше любого заклинания.
– Вставай, дитя мое, – обратилась она к Дженне и, обернувшись, позвала Верховного Жреца: – Ксантерес! Она готова!
Жрец вошел в комнату с золотой чашей в руках. Тарамис сама открыла ее и сказала:
– Возьми Рог, Дженна.
Ее глаза ревниво следили за руками Дженны. Ничего, думала Тарамис, завтра утром она будет единственной, кому будет даровано право прикасаться к Рогу и Сердцу. Завтра утром.
Четыре удара гонга пронеслись по дворцу. Наступила ночь.
– Пойдем, дитя мое, – сказала Тарамис.
С Рогом на вытянутых руках Дженна последовала за ней навстречу судьбе.
Конан бесшумно ступал по коридорам дворца, не обращая внимания ни на великолепные ковры вендийской работы, устилавшие пол, ни на гобелены из Иранистана, свисавшие со стен, на которых горели позолоченные светильники. Его спутники едва поспевали за ним. Стражники стояли чуть ли не на каждом шагу. Несколько раз Конану и его товарищам приходилось прятаться в боковых переходах за занавесями, пережидая, пока мимо пройдет патруль – десяток воинов в черных доспехах. Разобраться с такой компанией не подняв шума было невозможно. А Дженну следовало разыскать, не вызвав никакой тревоги, если только они хотели сохранить хоть малейшую надежду на то, чтобы выбраться с нею из дворца живыми.
Киммериец шагнул из одного коридора в другой. Скрип кожаной одежды дал ему шанс. По обе стороны от входа, прислонившись к стене, стояли два стражника в черных доспехах и шлемах с забралами. Их руки рванулись к рукояткам сабель. Времени на размышления не оставалось. Надо было действовать.
Сжимая меч двумя руками, Конан метнулся влево и вонзил клинок под эбеновую пластину. Стражник успел лишь до половины вынуть саблю из ножен. Продолжая начатое вращение, Конан выдернул меч из тела жертвы. Второй страж, выхватив саблю, совершил ошибку, занеся ее для рубящего удара, вместо того чтобы колоть. Меч Конана воткнулся под занесенную руку. Еще мгновение, и Конан, шагнув вперед, довершил дело, полоснув клинком по шлему изо всех сил. Первое тело еще не затихло на полу, когда труп второго стражника уже рухнул на него.
Малак восхищенно присвистнул. Зула тоже смотрела на Конана, оцепенев.
– Ты… такая скорость… Я никогда…
– Вот что, – прервал ее Конан. – Этих двоих или обнаружат в виде трупов, или, по крайней мере, хватятся очень скоро, независимо от того, будем мы их прятать или нет.
– Ты хочешь сказать, что все двести, или сколько их там, стражников узнают, что мы здесь? – голос Малака задрожал. – Костлявая задница Данха!
– Проваливай обратно в тюрьму и выбирайся отсюда, – презрительно бросила Зула. – Путь пока открыт.
Малак состроил ей рожу, а потом вытащил кинжалы.
– Всегда мечтал стать героем, – сообщил он.
Конан сказал:
– Я думаю, прятаться дальше нет смысла. Надо найти Дженну. И побыстрее!
Словно леопард он бросился вперед, подгоняемый опустившейся за окнами темнотой.
Взрыв молитв жрецов встретил маленькую процессию, появившуюся во дворике. Тарамис знала, что хвалебные молитвы возносятся Дженне, но и она ощущала себя причастной. Ведь кто, как не она, сумел организовать все для этого триумфа своей племянницы.
Тарамис стояла рядом с Дженной, придирчиво поглядывая на нее и на стоящего рядом Верховного Жреца. Тот, сменив чашу на золотой посох, увенчанный алмазным глазом, тоже с удовлетворением внимал благодарным молитвам своих единоверцев.
– Спящий Бог никогда не умрет, – привычно затянула Тарамис.
– Там, где есть вера, – нет смерти, – последовал ответ стоявших на коленях жрецов.
Тарамис широко развела руки.
– Пришла Ночь Пробуждения, – крикнула принцесса, – ибо вернулась Она.
Эхом прокатился ответ:
– Слава Ей, служащей Спящему Богу! Десяток стражников отступили в тень колоннады, как было приказано. Заиграли флейты, возвещая наступление времени жертвоприношения. На черном бархате неба звезды выстроились в том порядке, в каком они бывают лишь раз в тысячу лет. Настал момент.
Власть, сила, думала Тарамис, слушая замолкающее эхо молитв. Власть и бессмертие. Завтра они будут принадлежать ей.
Конан был вынужден остановиться, когда высокий, едва ли не выше и шире в плечах, чем он сам, человек в черном шлеме с саблей в руке шагнул навстречу ему из бокового коридора.
– Я знал, что ты придешь сюда, мерзкий вор, – тихо сказал Бомбатта. – Как только я наткнулся на трупы, я понял, что ты жив. И я понял, что ты направляешься в центральный двор, чтобы спасти ее. Но если Дженна не может быть моей, она не достанется никому из смертных. Она отправится к богам, вор.
Сабля блеснула в свете масляных ламп. Конан жестом приказал своим спутникам отступить. В этом узком коридоре, увешанном портьерами, они бы только мешали ему. Киммериец держал меч прямо перед собой, сжимая рукоятку обеими руками.
– Что, язык проглотил? – спросил Бомбатта. – Девчонка умрет через несколько мгновений в самом центре дворца. Я рад увидеть отчаяние на твоем лице, вор. И я счастлив утешить свое горе от этой утраты тем, что могу наконец убить тебя.
– У меня нет времени на разговоры, – ответил Конан. – А тебе пришло время умереть.
Оба клинка взвились в воздух. Грохот сталкивающейся стали заполнил весь коридор. Атаки и контратаки, уколы и рубящие удары, защита и обманные финты – все это следовало с такой скоростью, что казалось единой каруселью сверкающей стали и искр.
Неожиданно меч Конана был вывернут из его рук. Предчувствуя победу, Бомбатта ухмыльнулся. Но в тот же миг сапог Киммерийца точным ударом отправил его саблю в другой угол. Оба противника бросились навстречу друг другу. Сначала каждый попытался дотянуться до кинжала, но затем Бомбатта сжал голову Конана руками и стал поворачивать ее. Киммериец тоже схватил одной рукой за гребень шлема, а другой – за нижний край забрала, пытаясь свернуть противнику шею. Главным звуком боя стало тяжелое дыхание. Вздулись могучие мускулы, напряглись, сопротивляясь, шеи, сильные ноги переступали в поисках лучшего упора и для сохранения равновесия.
По правде говоря, маловероятно, чтобы этот вор остался жив. А если даже и так, то что он может сделать – несчастный уличный ворюга – против всего ее могущества, против высоких стен и мощной стражи. Но в Свитках прямо говорится о возможной… нет, об очень вероятной опасности срыва всего дела, если вор останется в живых. А этот придурок – Бомбатта еще и исчез куда-то в дворцовых закоулках, обидевшись на ее ругань. Ладно, когда ночь пройдет, у нее еще будет время придумать ему наказание.
Еще один взгляд на темнеющее небо – и Тарамис вернулась в свои покои. Ей еще многое нужно было успеть.
Из шкатулки черного дерева, выложенной серебром, она достала маленький пергаментный пакетик. Из прозрачного кувшина в золотую кованую чашу было налито вино. В него и посыпался белый порошок из мешочка, бесследно растворяясь в бордовом напитке. Рядом с первой чашей на том же лакированном столике стояла еще одна. Порошок не был колдовским зельем, ни одно заклинание не усиливало его действие. Сегодня ночью не допускалось никакого колдовства, кроме того, что было связано с Церемонией Пробуждения.
Принцесса хлопнула в ладоши и приказала вбежавшей рабыне:
– Попроси госпожу Дженну прийти ко мне.
Скоро, думала она про себя, уже совсем скоро.
С факелом в вытянутой руке Конан, пригнувшись, несся по низкому коридору.
– Не так быстро, – пожаловался Малак. – Кости Великого Митры, неужели тот, кто это строил, не мог сделать туннель в рост человека?
– Тебе-то что, ты и здесь не очень-то нагибаешься, – сказала Зула, подгоняя его тычками шеста под ребра.
Малак гневно посмотрел на нее, но сказал лишь, что надеется на ступеньки в конце туннеля.
– Не улыбается мне еще раз карабкаться по стене.
Конан выругался, когда его факел высветил глухую стену впереди. Но выяснилось, что потолок здесь был выше, а в одном месте уходил вверх узкий лаз, наподобие того, по которому они спускались в туннель. Конан без колебаний полез вверх.
Акиро хриплым голосом позвал его:
– Конан! План! Ты ведь не знаешь, что там наверху.
Конан продолжал карабкаться вверх. С факелом в руке это было нелегко. Одна ошибка, потеря равновесия – и падение на каменный пол было бы неизбежным.
Наверху у самого конца колодца Конан обнаружил железный держатель для факела, вмурованный в стену. В камень над головой было вделано кольцо – чтобы помочь закрыть лаз за беглецами, если вдруг случится так, что хозяевам дворца придется воспользоваться тайным ходом для спасения своей жизни. С другой стороны на камне не было никаких запоров: никто не предполагал, что непрошеные гости смогут найти вход и появиться снизу.
Высунув факел и голову, Конан увидел, что оказался в тюремной камере: голые каменные стены, гнилая солома на полу, крысы… Выглянув через глазок в коридор, Конан увидел, что тяжелый засов не задвинут. Толкнув дверь плечом, он поморщился – ржавые петли отчаянно заскрипели. Но темный коридор был пуст. Ни одного звука не раздалось в ответ на скрип.
– Мог бы и подождать, – прошипел Акиро, вылезая из люка. – В конце концов, откуда ты знаешь, куда мог привести этот подземный ход?
– Куда же еще, как не в тюрьму, – возразил Конан. – Едва ли родственничек Малака сумел найти выход из тронного зала или спальни Тарамис.
Старый колдун аж крякнул от удивления:
– Логично. Я даже не ожидал от тебя такого стройного умозаключения. Обычно ты предпочитаешь решать проблемы не головой, а силой рук и остротой сжатого в них клинка.
Малак, которому Зула помогла вскарабкаться наверх, обиженно пробурчал:
– Откуда вы знаете, что мой шурин выбрался из дворца, не освоив сначала спальню принцессы? Все мужчины в нашей семье пользовались успехом у женщин.
Зула фыркнула, и Малак приготовил новый аргумент для продолжения дискуссии.
– Потом, – оборвал их Конан.
Все четверо выбрались в коридор. Выбор направления оказался делом нетрудным. Один конец коридора тонул в непроницаемом мраке, из другого шел слабый свет. Подойдя поближе, Конан и его товарищи увидели, что попали в комнату тюремщика. Большое кубическое помещение было ярко освещено множеством факелов. В противоположном углу была видна лестница, уводившая вверх, в дворцовые переходы. Но между лестницей и тюремным коридором сидел сам дворцовый тюремщик – здоровенный, толстый мужик, у которого на руках и на груди явно было больше волос, чем на голове. В толстых коротких пальцах он сжимал изрядный ломоть жареного мяса и, громко чавкая, отрывал от него кусок за куском. Он успел бы пробежать половину лестницы, подняв тревогу прежде, чем Конану удалось бы порезать его мечом.
И все же Киммериец напрягся, чтобы ринуться. Вдруг рука Зулы коснулась его плеча. Чернокожая девушка молча покачала головой. Неожиданно она скинула полоску ткани, закрывавшую ее маленькую грудь, и обмотала ее вокруг бедер. Малак оценивающе рассматривал ее, но она даже не взглянула на маленького вора. Затем, изобразив приветливую улыбку на лице, она шагнула в комнату, опираясь на шест как на дорожный посох.
Толстый тюремщик так и застыл с недоеденным куском в руках.
– Из какого Девятого Неба Зандру ты вылезла? – прорычал он. – У меня таких в тюрьме не числится.
Зула ничего не ответила, а лишь ближе подошла к нему, покачивая бедрами.
– Если ты не узница, то какого черта ты там делала? А раз ты не должна была быть там, но была, то тебя можно и подвергнуть допросу. Болезненное, надо сказать, мероприятие.
Что ты молчишь? Язык проглотила? Ну и ладно. В общем, так. Если ты, ведьма, не хочешь понюхать каленых щипцов и повисеть на дыбе, то я рекомендую отнестись ко мне как к богу во плоти и как к земному возлюбленному в одном лице. Вот так-то.
С этими словами он направился к ней. Улыбка не сошла с лица Зулы, лишь шест был поудобнее перехвачен обеими руками. Один взмах – и из-под кадыка тюремщика забил кровавый фонтан. Его глаза чуть не повылезали из орбит; согнувшись пополам, он упал на колени, и еще один удар шестом в основание черепа довершил дело. Зула спокойно восстановила целостность своего костюма.
– Весьма эффективно, – улыбнулся Акиро, подмигивая девушке. Малак при этом всячески старался даже случайным взглядом не зацепиться за едва прикрытую грудь.
Ни секунды не мешкая, Конан бросился вверх по широким каменным ступеням. Остальные последовали за ним по пятам.
– Тетя, ты звала меня? – спросила Дженна, появившись в дверях.
Тарамис улыбнулась, по-семейному и, как ей казалось, естественно. Дженне предстояло сыграть еще одну роль, и она была неплохо подготовлена к ней. Черный шелк укрывал ее от шеи до пят. Волосы волной спускались по плечам. Черное платье – символ черноты Великой Ночи. Бледное лицо – сама невинность. И рядом – огненно-алый шелк, подчеркивающий чувственные изгибы тела Тарамис.
– Да, дитя мое, – ответила Тарамис. – Сегодня тебе предстоит выполнить твое предназначение. До конца. Выпей со мной праздничный кубок. Ты теперь женщина, уже достаточно взрослая для того, чтобы узнать вкус вина.
Дженна нерешительно взяла чашу обеими руками и всмотрелась в рубиновую жидкость.
– Я часто хотела попробовать его. Мне было так интересно.
– Тогда пей. Пей все, до дна. Так вкуснее.
Тарамис нервно ждала и облегченно вздохнула, увидев, как Дженна запрокидывает голову и подносит чашу ко рту.
Девушка легко рассмеялась, отставив почти опустевшую чашу.
– Так тепло. Во мне словно бежит жидкий огонь.
– Голова не кружится? Такое иногда бывает, – участливым голосом сказала Тарамис.
– Не знаю… Я… я чувствую… – икнув, девушка замолчала.
Взяв из несопротивляющихся пальцев чашу, Тарамис посмотрела в широко раскрытые глаза Дженны. Вино не подействовало бы так быстро и так сильно. Порошок. Это его эффект.
– На колени! – приказала Тарамис.
Улыбаясь, как если бы это было обычным делом, Дженна встала на колени перед принцессой.
Отлично, подумала Тарамис. Порошок действует лучше любого заклинания.
– Вставай, дитя мое, – обратилась она к Дженне и, обернувшись, позвала Верховного Жреца: – Ксантерес! Она готова!
Жрец вошел в комнату с золотой чашей в руках. Тарамис сама открыла ее и сказала:
– Возьми Рог, Дженна.
Ее глаза ревниво следили за руками Дженны. Ничего, думала Тарамис, завтра утром она будет единственной, кому будет даровано право прикасаться к Рогу и Сердцу. Завтра утром.
Четыре удара гонга пронеслись по дворцу. Наступила ночь.
– Пойдем, дитя мое, – сказала Тарамис.
С Рогом на вытянутых руках Дженна последовала за ней навстречу судьбе.
Конан бесшумно ступал по коридорам дворца, не обращая внимания ни на великолепные ковры вендийской работы, устилавшие пол, ни на гобелены из Иранистана, свисавшие со стен, на которых горели позолоченные светильники. Его спутники едва поспевали за ним. Стражники стояли чуть ли не на каждом шагу. Несколько раз Конану и его товарищам приходилось прятаться в боковых переходах за занавесями, пережидая, пока мимо пройдет патруль – десяток воинов в черных доспехах. Разобраться с такой компанией не подняв шума было невозможно. А Дженну следовало разыскать, не вызвав никакой тревоги, если только они хотели сохранить хоть малейшую надежду на то, чтобы выбраться с нею из дворца живыми.
Киммериец шагнул из одного коридора в другой. Скрип кожаной одежды дал ему шанс. По обе стороны от входа, прислонившись к стене, стояли два стражника в черных доспехах и шлемах с забралами. Их руки рванулись к рукояткам сабель. Времени на размышления не оставалось. Надо было действовать.
Сжимая меч двумя руками, Конан метнулся влево и вонзил клинок под эбеновую пластину. Стражник успел лишь до половины вынуть саблю из ножен. Продолжая начатое вращение, Конан выдернул меч из тела жертвы. Второй страж, выхватив саблю, совершил ошибку, занеся ее для рубящего удара, вместо того чтобы колоть. Меч Конана воткнулся под занесенную руку. Еще мгновение, и Конан, шагнув вперед, довершил дело, полоснув клинком по шлему изо всех сил. Первое тело еще не затихло на полу, когда труп второго стражника уже рухнул на него.
Малак восхищенно присвистнул. Зула тоже смотрела на Конана, оцепенев.
– Ты… такая скорость… Я никогда…
– Вот что, – прервал ее Конан. – Этих двоих или обнаружат в виде трупов, или, по крайней мере, хватятся очень скоро, независимо от того, будем мы их прятать или нет.
– Ты хочешь сказать, что все двести, или сколько их там, стражников узнают, что мы здесь? – голос Малака задрожал. – Костлявая задница Данха!
– Проваливай обратно в тюрьму и выбирайся отсюда, – презрительно бросила Зула. – Путь пока открыт.
Малак состроил ей рожу, а потом вытащил кинжалы.
– Всегда мечтал стать героем, – сообщил он.
Конан сказал:
– Я думаю, прятаться дальше нет смысла. Надо найти Дженну. И побыстрее!
Словно леопард он бросился вперед, подгоняемый опустившейся за окнами темнотой.
Взрыв молитв жрецов встретил маленькую процессию, появившуюся во дворике. Тарамис знала, что хвалебные молитвы возносятся Дженне, но и она ощущала себя причастной. Ведь кто, как не она, сумел организовать все для этого триумфа своей племянницы.
Тарамис стояла рядом с Дженной, придирчиво поглядывая на нее и на стоящего рядом Верховного Жреца. Тот, сменив чашу на золотой посох, увенчанный алмазным глазом, тоже с удовлетворением внимал благодарным молитвам своих единоверцев.
– Спящий Бог никогда не умрет, – привычно затянула Тарамис.
– Там, где есть вера, – нет смерти, – последовал ответ стоявших на коленях жрецов.
Тарамис широко развела руки.
– Пришла Ночь Пробуждения, – крикнула принцесса, – ибо вернулась Она.
Эхом прокатился ответ:
– Слава Ей, служащей Спящему Богу! Десяток стражников отступили в тень колоннады, как было приказано. Заиграли флейты, возвещая наступление времени жертвоприношения. На черном бархате неба звезды выстроились в том порядке, в каком они бывают лишь раз в тысячу лет. Настал момент.
Власть, сила, думала Тарамис, слушая замолкающее эхо молитв. Власть и бессмертие. Завтра они будут принадлежать ей.
Конан был вынужден остановиться, когда высокий, едва ли не выше и шире в плечах, чем он сам, человек в черном шлеме с саблей в руке шагнул навстречу ему из бокового коридора.
– Я знал, что ты придешь сюда, мерзкий вор, – тихо сказал Бомбатта. – Как только я наткнулся на трупы, я понял, что ты жив. И я понял, что ты направляешься в центральный двор, чтобы спасти ее. Но если Дженна не может быть моей, она не достанется никому из смертных. Она отправится к богам, вор.
Сабля блеснула в свете масляных ламп. Конан жестом приказал своим спутникам отступить. В этом узком коридоре, увешанном портьерами, они бы только мешали ему. Киммериец держал меч прямо перед собой, сжимая рукоятку обеими руками.
– Что, язык проглотил? – спросил Бомбатта. – Девчонка умрет через несколько мгновений в самом центре дворца. Я рад увидеть отчаяние на твоем лице, вор. И я счастлив утешить свое горе от этой утраты тем, что могу наконец убить тебя.
– У меня нет времени на разговоры, – ответил Конан. – А тебе пришло время умереть.
Оба клинка взвились в воздух. Грохот сталкивающейся стали заполнил весь коридор. Атаки и контратаки, уколы и рубящие удары, защита и обманные финты – все это следовало с такой скоростью, что казалось единой каруселью сверкающей стали и искр.
Неожиданно меч Конана был вывернут из его рук. Предчувствуя победу, Бомбатта ухмыльнулся. Но в тот же миг сапог Киммерийца точным ударом отправил его саблю в другой угол. Оба противника бросились навстречу друг другу. Сначала каждый попытался дотянуться до кинжала, но затем Бомбатта сжал голову Конана руками и стал поворачивать ее. Киммериец тоже схватил одной рукой за гребень шлема, а другой – за нижний край забрала, пытаясь свернуть противнику шею. Главным звуком боя стало тяжелое дыхание. Вздулись могучие мускулы, напряглись, сопротивляясь, шеи, сильные ноги переступали в поисках лучшего упора и для сохранения равновесия.