Страница:
- Это было сделано намеренно, не так ли? - спросила она Надере, хотя и не сомневалась в ответе. - Когда бы вы ни пришли, вам требовалась уверенность в том, что на меня будет смотреть как можно больше людей. Чтобы не сомневаться: Авиенда для меня важнее, чем это. - Как они говорили, Авиенда для неё должна быть важнее, чем всё остальное. - Что же вы придумали для неё? - В некоторых вещах та, казалось, вовсе не испытывает стеснения. Часто она расхаживала по своим апартаментам не одетая, совершенно не заботясь о том, что могут войти слуги. Заставь её раздеться посреди целой толпы - и не докажешь ровным счётом ничего.
- Она сама расскажет тебе, если захочет, - довольно произнесла Надере. Ты наблюдательна, многие бы пропустили это. - Её высокая грудь приподнялась в звуке, отдалённо напоминающем смех. - Эти мужчины, повернувшиеся к тебе спиной, и охраняющие тебя женщины. Я уже подумывала положить этому конец, но мужчина в разукрашенном плаще не переставал смотреть исподтишка, восхищаясь твоими бёдрами, а румянец твой сказал мне, что ты знаешь об этом.
Илэйн сбилась с шага и споткнулась. Плащ распахнулся, лишив её и той малости тепла, какую сумел набрать. Илэйн запахнула его снова. - Этот грязный любовник свиней! - прорычала она. - Да я !.. Я !.. - Сожги её свет, но что она могла сделать? Сказать Ранду? Предоставить ему разобраться с Таимом? Да никогда в жизни!
Надере насмешливо взглянула на неё: - Большинству мужчин нравиться смотреть на то, что у женщин внизу. А сейчас довольно думать о мужчинах, подумай лучше о женщине, для которой ты хочешь стать сестрой.
Вновь залившись краской, Илэйн попыталась думать об Авиенде, но это не принесло ей успокоения. Перед церемонией следовало задуматься об определённых вещах, и многие из них заставляли её чувствовать себя неловко.
Повсюду сновали слуги, и Илэйн приходилось внимательно следить за плащом, который не прекращал попыток распахнуться и выставить напоказ её ноги, а Надере следовала за ней, поэтому прошло некоторое время, прежде чем они добрались до комнаты, где собрались Хранительницы Мудрости. Более дюжины в пышных юбках, белых блузах и тёмных шалях, с ожерельями и браслетами из серебра, золота, драгоценных камней и слоновой кости, длинные волосы собраны сзади и перехвачены застёжками. Вся мебель в комнате убрана, а на полу ни единого ковра - лишь голый белый кафель. Камин был холоден. Здесь, в глубине дворца, не было окон, и раскаты грома едва слышались.
Взгляд Илэйн метнулся к Авиенде, стоявшей в дальнем конце комнаты. Обнажённой. Она нервно улыбнулась Илэйн. Нервно! Авиенда! Торопливо сбросив плащ, Илэйн улыбнулась в ответ. Нервно, как она поняла. Авиенда издала тихий смешок, через мгновение рассмеялась и Илэйн. Свет, воздух был холодным! А пол ещё холоднее!
Большинство собравшихся Хранительниц Мудрости были ей не знакомы, но одно лицо бросилось в глаза сразу. Белоснежные волосы Эмис обрамляли черты лица, в которых было нечто, напоминающее безвременные черты Айз Седай. Должно быть, она Переместилась сюда из Кайриэна. Эгвейн учила этому Ходящих По Снам, чтобы отплатить им за знания о Тел'аран'риоде. И вернуть долг, как она заявляла, хотя и никогда не объясняла какой.
- Я надеялась, Мелэйн будет здесь, - сказала Илэйн. Ей нравилась жена Бэила, вспыльчивая, но великодушная женщина. Совсем не такая, как две другие в этой комнате: худая Тамела с резкими чертами лица и прекрасная Виендре, обладающая пронзительным взором. Обе они превосходили её во владении Силой, превосходили любую другую встречавшуюся ей сестру, за исключением разве что Найнив. Айильцы как будто не придавали этому значения, но она не видела другой причины тому, как, каждый раз встречая её, эта парочка фыркала и задирала носы.
Она ожидала, что главную роль возьмёт на себя Эмис, - так, казалось, было всегда, - но вперёд выступила невысокая женщина по имени Монаэлле, в её светлых волосах проглядывали огненно-рыжие пряди. По правде говоря, рост её вовсе не был маленьким, однако так казалось из-за того, что в этой комнате она одна была ниже Илэйн. И к тому же самой слабой во владении Силой, едва ли достаточно сильной для того, чтобы добиться шали в Тар Валоне. Может быть, среди Айил это действительно ничего не значит.
Будь Мелэйн здесь, - в голосе Монаэлле слышалась резкость, однако говорила она достаточно дружелюбно, - малыши, которых она носит, стали бы частью вашей с Авиендой связи, задень их плетения. Если бы они вообще остались в живых; нерождённые недостаточно сильны для этого. Вопрос в том, насколько сильны вы. - Взмахами рук она велела им подойти ближе: - Идите сюда, обе. Встаньте в центре комнаты.
Впервые Илэйн осознала, что саидар должен быть частью того, о чём она привыкла думать лишь как о церемонии, пусть даже с взаимными обещаниями и принесением клятв. Так что же должно случиться? Это не так важно, но... Ноги её подгибались, когда она двинулась к Монаэлле: - Мой Страж... наши узы... Что если она будет... затронута... этим? - Авиенда, обернувшись к Илэйн, нахмурилась при виде её замешательства, однако, услышав вопрос, испуганно перевела взгляд на Монаэлле. Без сомнения, об этом она не думала.
Хранительница Мудрости покачала головой: - Плетения не смогут коснуться никого за пределами этой комнаты. Благодаря вашей связи, она, возможно, и почувствует что-то из происходящего, но лишь малую часть. - Авиенда испустила вздох облегчения, который как эхо повторила Илэйн.
- Теперь, - продолжила Монаэлле, - будем следовать определённым канонам. Подойдите. Мы не вожди кланов, собирающиеся за чашкой оосквай поговорить о водных обязательствах. - Смеясь и обмениваясь шутками о клановых вождях и крепком айильском напитке, остальные женщины образовали кольцо вокруг Авиенды и Илэйн. Монаэлле грациозно опустилась на пол в двух шагах от них и села, скрестив ноги. Смех смолк, когда она заговорила, и голос её теперь звучал церемонно:
- Мы собрались здесь из-за двух женщин, желающих стать друг другу первыми сёстрами. Посмотрим, хватит ли у них на это сил, и если так - поможем им. Тут ли их матери?
Илэйн вздрогнула, но в следующий миг позади неё оказалась Виендре: - Я буду вместо матери Илэйн Траканд, которая не может прийти сюда. - Положив руки на плечи Илэйн, Виендре подтолкнула её вперёд и заставила опуститься на колени на холодные плиты пола. Перед Авиендой. Сама Виендре встала на колени сзади. Я позволяю своей дочери пройти испытание.
И позади Авиенды появилась Тамела, толкнув ту на колени перед Илэйн. Теперь они едва не касались друг друга. Тамела тоже опустилась на колени, позади Авиенды. - Я буду вместо матери Авиенды, которая не может прийти сюда. Я позволяю своей дочери пройти испытание.
В любое другое время Илэйн не сдержала бы смех. Эти женщины могли быть старше её или Авиенды лишь на пол дюжины лет, не больше. В другое время. Не сейчас. Стоящие вокруг Хранительницы Мудрости, все как одна, хранили торжественное выражение лиц. Словно неуверенные в том, будут ли оправданы их ожидания, они будто взвешивали её на невидимых весах, её вместе с Авиендой.
- Кто согласен принять на себя родовые муки? - вопросила Монаэлле, и Эмис шагнула вперёд.
Следом из круга вышли ещё две: огненно рыжая Шианда, которую Илэйн видела вместе с Мелэйн, и незнакомая ей седая женщина. Они помогли Эмис раздеться. Гордая в своей наготе, та встретила взгляд Монаэлле и похлопала себя по упругому животу: - Я рожала детей. Я кормила грудью. - По тому, как она выглядела, трудно было в это поверить. - Я готова.
Дождавшись величественного кивка Монаэлле, Эмис встала на колени, а затем опустилась на пятки - с другой стороны от Илэйн и Авиенды. По обе стороны от неё опустились на колени Шианда и седая Хранительница Мудрости - и внезапно сияние Силы окружило всех женщин в комнате, всех, кроме Эмис и Илэйн с Авиендой.
Илэйн глубоко вздохнула и заметила, что Авиенда сделала то же самое. Случайное звяканье браслетов на руке одной из Хранительниц Мудрости - вот и все звуки в комнате, да ещё тихое дыхание и раскаты отдалённого грома. Илэйн вздрогнула, когда Монаэлле заговорила:
- Следуйте полученным наказам. Замешкаетесь, спросите о чём-то - пойму, сколь ваша преданность слаба. И тогда вы уйдёте отсюда, уйдёте, чтобы никогда не вернуться. Запомните, я буду спрашивать, а вы - отвечать со всей честностью. Откажетесь ответить - будете изгнаны, и так же случится, возникни хоть у одной из нас подозрение, что вы лжёте. Конечно, по воле собственной, сможете прервать нас в любое мгновение - однако продолжить уже не заставите. Второго шанса тут быть не может. Начнём же. Что лучшее вы знаете о женщине, первой сестрой которой хотите стать?
Илэйн почти ожидала этого вопроса, одного из тех, на которые следовало найти ответ. Непросто ей было решить, о чём сказать, однако время колебаний прошло. Она заговорила, но потоки саидар вдруг сплелись перед ней и оградили от Авиенды - ни единого звука не слетело с их губ. Неосознанно, какая-то часть её существа пыталась постичь плетения; даже сейчас жажда знаний не покинула её, и изменить это она могла не больше, чем цвет своих глаз. Плетения исчезли, едва она замолчала.
Внезапно Илэйн услышала свои слова: "Авиенда так уверена в себе, так горда. Её не волнует, какой она должна быть по мнению других. Она та, кем ей хочется быть". И в тот же миг голос Авиенды: "Даже когда Илэйн напугана до полусмерти, дух ей несгибаем. Она храбрее всех, кого я знаю".
Илэйн уставилась на подругу. Авиенда что, считает её храброй? Свет, она не трусиха, но чтобы храбрая? Странно, но Авиенда тоже смотрела на неё так, словно сомневалась в услышанном.
- Храбрость - это колодец, - проговорила Виендре за спиной Илэйн. - В чём-то он глубок, а в чём-то мелок. Глубок ли, мелок ли, в конце концов, любой колодец пересохнет, пусть даже после он и наполнится вновь. Ты встретишь то, против чего бессильна. И гордость твоя будет сломлена, а хвалёная отвага оставит тебя рыдающей среди праха. Этот день настанет. - Судя по голосу, она желала быть рядом, когда это случится. Илэйн ответила кратким кивком. Она знала всё о своём малодушии: с ним она боролась изо дня в день.
И голосом столь же убеждённым говорила Авиенде Тамела: - Джи'и'тох сковывает тебя подобно оковам из стали. Из-за джи ты заставишь себя быть такой, какой тебя хотят видеть, не отклонишься ни на волосок. Чтобы исполнить тох, при необходимости ты пойдёшь на любое унижение и будешь ползать на брюхе. До мозга костей ты волнуешься о том, что подумает о тебе каждый встречный.
От изумления Илэйн едва не разинула рот. Это же несправедливо, это вовсе не так. Ей было известно кое-что о джи'и'тох, но Авиенда совсем не такая. Однако та кивала так же, как и она до того, нетерпеливо признавая то, что уже знала.
- Такие черты у первой сестры достойны любви, - сказала Монаэлле, откидывая шаль назад, - но скажите мне, что худшее вы видите в ней.
Поёрзав на озябших коленях, Илэйн облизнула губы. Это было то, чего она боялась. И дело не в предостережении Монаэлле. Авиенда говорила, что им придётся сказать правду. Придётся, иначе чего будет стоить их сестринство? И вновь возникли плетения, скрывая их слова, пока те не были произнесены до конца.
"Авиенда...", неожиданно послышался неохотный голос Илэйн, "она... она полагает, что всё можно решить насилием. Иной раз она не думает дальше ножа, который висит у неё на поясе. Ведёт себя как мальчишка, который никогда не повзрослеет!"
"Илэйн знает...", голос Авиенды прервался, затем сбивчиво продолжил: "Она знает, что красива, знает, что это даёт ей власть над мужчинами. Иногда она чуть ли не на половину выставляет грудь и улыбается мужчинам, желая добиться от них того, что ей нужно".
Илэйн задохнулась. Авиенда думает об этом так? Как будто она какая-нибудь вертихвостка! Авиенда тоже нахмурилась и открыла было рот, но Тамела сжала ей плечи:
- Ты думаешь, мужчинам не доставляет удовольствия смотреть на тебя? Голос Хранительницы Мудрости был подобен обнажённому лезвию, лицо преисполнено силы - тут не подошло бы никакое другое слово. - Разве они не разглядывают твою грудь в парильне? Не любуются красотой твоих бёдер? Ты красива и знаешь об этом. Вздумаешь отрицать это - станешь отрицать саму себя! Тебе нравились взгляды мужчин, нравилось улыбаться им. Неужели же ты никогда не улыбалась мужчине, желая придать убедительности своим речам? Ни разу не брала мужчину за руку, отвлекая его от слабости своих доводов? Ты будешь поступать так, но этим нисколько не умалишь себя.
Щёки Авиенды залила краска, но Илэйн была вынуждена слушать то, что говорила ей Виендре. И стараться не покраснеть от стыда самой. - Насилие есть в тебе. Отрицая это, ты отрицаешь саму себя. Ты никогда не приходила в ярость? Не дралась? Ты не проливала кровь? Даже ни разу не желала этого? Не думая о других возможностях, вообще не думая? Пока ты дышишь, насилие останется твоей частью. - Илэйн подумала о Таиме, вспомнила другие подобные моменты - и лицо её заполыхало как печка. Теперь к этому добавилась новая причина.
- Руки твои ослабеют, - говорила Тамела Авиенде, - ноги утратят прежнюю быстроту. Любой юнец сможет отнять у тебя твой нож, и не помогут тебе ни мастерство, ни жестокость. Лишь сердце и разум - истинные орудия. Училась ли ты сражаться копьём в те дни, когда была Девой? Если же теперь не отточишь сердце и ум, то состаришься, но даже ребёнок сумеет тебя одурачить. Вожди кланов станут сажать тебя в углу играть в куклы, а когда ты станешь говорить, все будут слышать лишь завывание ветра. Учись использовать ум, пока время для этого ещё есть.
- Красота уходит, - продолжала Виендре, обращаясь к Илэйн. - Годы заставят обвиснуть твою грудь, плоть твоя станет дряблой, а кожа - жёсткой. Мужчины, которые улыбались тебе, станут говорить с тобой так, будто ты всего лишь ещё один мужчина. Муж может всегда видеть тебя такой, какой впервые запечатлел его взор, но более никто не станет о тебе мечтать. И что - разве ты перестанешь быть собой? Тело твоё - это только одежда. Тело иссохнет, но ты - это твои разум и сердце, а они останутся прежними, разве что станут сильнее.
Илэйн покачала головой. Но вовсе не с протестом. Совсем нет. Она никогда по-настоящему не задумывалась о старении, особенно с тех пор, как пришла в Башню. Годы накладывали слабый отпечаток даже на очень древнюю Айз Седай. Но что, если она проживёт столько же, сколько и женщины из Родни? Конечно, это означало бы не быть более Айз Седай, но вдруг так всё же случится? Чтобы у женщин Родни появились морщины, требовалось крайне большое время, однако морщины эти всё-таки появлялись. О чём думает Авиенда? Стоя на коленях, та выглядела... угрюмо.
- В чём наиболее по-детски ведёт себя женщина, первой сестрой которой вы хотите стать? - спросила Монаэлле.
Это было уже проще, не так страшно. Илэйн даже улыбнулась, отвечая. Авиенда усмехнулась в ответ, мрачное выражение пропало с её лица. Снова плетения спрятали ото всех их слова, а затем освободили разом, голоса со звучащим в них смехом.
"Авиенда не позволяет мне научить её плавать. Я пыталась. Она не боится ничего на свете, но не решается зайти в воду, если там глубже, чем в ванне".
"Илэйн уплетает сладости обеими руками как ребёнок, который скрылся с материнских глаз. Если она продолжит в том же духе, то вскоре растолстеет как свинья".
Илэйн подскочила. Уплетает? Уплетает? Она лишь пробовала их на вкус, и сейчас, и раньше. Всегда только пробовала. Растолстеет? И почему это Авиенда на неё уставилась? Отказываться войти в воду глубже, чем по колено, было ребячеством.
Монаэлле закашлялась, прикрыв рот ладонью, но Илэйн показалось, что та скрывает улыбку. Некоторые Хранительницы Мудрости рассмеялись, не таясь. Над глупостью Авиенды? Или над её... уплетанием?
Монаэлле сумела восстановить самообладание, поправив ниспадающие на пол юбки, но в голосе её ещё слышалось скрываемое веселье:
- В чём более всего вы завидуете женщине, первой сестрой которой хотите стать?
Несмотря на требование говорить правду, Илэйн могла бы уклониться от прямого ответа. Правда выплывала наружу, стоило ей подумать об этом хладнокровно, но ко времени испытания она сумела отыскать нечто меньшее, не такое неприятное для них обеих и вполне подходящее в качестве ответа. Возможно. Но то, что она кокетничает с мужчинами и выставляет напоказ грудь! Ну, может она и кокетничала, но Авиенда-то разгуливала перед не знающими, куда глаза девать, слугами в чём мать родила и, похоже, их вовсе не замечала! А она ещё и уплетает сладости, так? Растолстеет как свинья? Она открыла рот, и слова её канули в ничто, плетения поглотили их, спрятали горькую правду, что в них звучала. В зловещей тишине Илэйн видела, как двигаются губы Авиенды, и когда они обе замолчали, слова их обрели свободу вместе.
"Авиенда побывала в объятиях мужчины, которого я люблю. Я не была никогда, может, никогда и не буду, и от этого мне хочется рыдать!"
"Илэйн принадлежит любовь Ранда ал'Т... Ранда. Сердце моё разрывается от желания, чтобы он полюбил меня, но не знаю, произойдёт ли это когда-нибудь".
Илэйн вглядывалась в непроницаемое лицо Авиенды. Так та завидует, что Ранд её любит? Притом, что этот мужчина избегает её словно чесоточную? Больше ни о чём подумать она не успела.
- Изо всех сил ударь её по лицу, - бросила Авиенде Тамела, убирая руки с её плеч.
Виендре легонько сжала плечи Илэйн: - Не пытайся защищаться. - Ну, уж этого можно было и не говорить! Конечно. Авиенда не станет...
Моргая, Илэйн попробовала подняться с ледяных плит пола. Осторожно пощупав щёку, она поморщилась от боли. Наверняка след от ладони останется на весь день. Эта женщина не обязана была бить её с такой силой.
Все ждали, пока она снова встанет на колени, а затем Виендре придвинулась к ней: - Изо всех сил ударь её по лицу.
Что ж, она не собирается бить Авиенду по уху. Она не собиралась - её рука нанесла удар со всей силы, сбив Авиенду с ног; та проехалась на животе по полу почти до Монаэлле. Ладонь у Илэйн болела теперь ничуть не меньше щеки.
Авиенда привстала с пола, помотала головой и, пошатываясь, вернулась на своё место. И Тамела сказала: - Ударь её другой рукой.
На этот раз Илэйн проделала путь по полу почти до самых коленей Эмис, голова у неё звенела, обе щеки пылали. И когда она вновь встала на колени напротив Авиенды, когда Виендре велела ей ударить, она вложила в пощёчину вес всего тела, так что едва не упала на пол вместе с Авиендой.
- Можете идти теперь, - произнесла Монаэлле. - Мужчины обычно уходят, на этом месте, если не раньше. Многие женщины тоже. Но если любовь ваша ещё сильна, и вы готовы продолжить, - тогда обнимитесь.
Илэйн рванулась к Авиенде, и в тот же миг та бросилась к ней; обе чуть не упали вновь. Они уцепились друг за дружку. Илэйн чувствовала, как их глаз её льются слёзы, и понимала: Авиенда тоже плачет.
- Прости меня. Прости, Авиенда, - горячо шептала Илэйн, и в ответ слышала такие же слова.
Фигура Монаэлле над ними, слышится голос: "Не раз ещё вы будете испытывать гнев друг на друга, дадите волю жестоким словам, но всегда помните, что ударами вы уже обменялись. И у каждой причина была не лучше, чем у другой. Пусть же пощёчины эти станут всеми, что вы захотите дать. У вас тох друг к другу, тох, который не может быть выплачен, и вы не станете пытаться это сделать. Каждая женщина имеет такой долг к своей первой сестре. Ныне вы возродитесь вновь".
Ощущение саидар в комнате менялось, но Илэйн не могла понять как, даже если бы и хотела. Свет меркнул, как будто лампы уносились прочь. Чувство того, что она обнимает Авиенду, уменьшилось. Звуки замирали. Последним, что она услышала, были слова Монаэлле: "Вы возродитесь вновь". Всё исчезло. Сама она исчезла. Она перестала существовать.
Какое-то ощущение. Она не осознавала себя, не было мыслей, но она чувствовала. Звук. Плавный звук пронизывал всё вокруг. Приглушённое журчание и далёкий грохот. И над всем остальным - размеренный стук. Тук-тук. Тук-тук. Она не знала удовольствия, но она была довольна. Тук-тук.
Время. Она не знала о времени, и всё же прошли века. Звук был внутри неё, звук был ей самой. Тук-тук. Такой же звук, такой же ритм, как и другой. Тук-тук. И из другого места, ближе. Тук-тук. И снова другой. Тук-тук. Тот же звук, то же биение, что и её. Вовсе не другой, тот же самый; звуки были одним. Тук-тук.
Минула вечность в этой пульсации, всё время, что когда-либо было. Она ощущала другую, которая была ей. Она могла чувствовать её. Тук-тук. Она пошевелилась, она и та, другая, что была ей. Они скорчились друг против друга, переплелись вместе. Тук-тук. Иногда во тьме был свет, тусклый и недоступный зрению, однако яркий для той, что знала лишь темноту. Тук-тук. Она открыла глаза, чтобы посмотреть в глаза другой, которая была ей, и вновь закрыла их, довольная. Тук-тук.
Изменение, внезапное, потрясающее ту, которая никогда не знала перемен. Сжатие. Тук-тук. Тук-тук. То приятное биение стало быстрее. Конвульсивное сжатие. Снова. И снова. Всё сильнее. Тук-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!
Внезапно, другая, которая была ей, ушла. Она осталась одна. Она не знала страха, но она была напугана и одна. Тук-тук-тук-тук! Сжатие! Сильнее прежнего! Сдавливающее, сокрушающее её. Она бы закричала, если бы знала, как это делается, если бы знала, что такое крик.
А после был ослепляющий свет, полный кружащих сполохов. Она обрела вес; до этого она никогда не ощущала веса. Режущая боль внутри. Что-то щекотало ногу. Что-то щекотало спину. Сперва она не понимала, что надрывный крик исходил от неё самой. Она слабо дёрнулась, пошевелила руками, ногами, которые не знали, как им двигаться. Она лежала на чём-то мягком, однако более жёстком, чем всё, что ощущала прежде, если не считать воспоминаний о другой, которая была ей и которая ушла. Тук-тук. Тук-тук. Звук. Тот же самый звук, то же биение. Неосознанное царило одиночество, но была также и удовлетворённость.
Память возвращалась медленно. Она подняла голову с женской груди и взглянула в глаза Эмис. Да, Эмис. Покрытая испариной и с усталостью в глазах, но улыбающаяся. И она - Илэйн; верно, Илэйн Траканд. Но было теперь и ещё что-то. Не похожее на узы Стража и всё же чем-то напоминающее их. Менее отчётливое, однако более величественное. Голова закружилась, когда она медленно повернулась, чтобы взглянуть на другую, которая была ей. Взглянуть на Авиенду, голова которой покоилась на другой груди Эмис, Авиенду со слипшимися волосами и блестящим от пота телом. Радостно улыбающуюся. Смеясь и плача одновременно, они сжали друг друга в объятии столь крепком, словно желали не расставаться никогда более.
- Это моя дочь Авиенда, - сказала Эмис, - а это моя дочь Илэйн, родившаяся в тот же день и час. Пусть всегда они защищают друг друга, поддерживают друг друга, любят друг друга. - Она засмеялась мягко, устало, нежно. - Ну а теперь, может кто-нибудь принесёт нам одежду, пока мои новые дочери и я не замёрзли насмерть?
Но перспектива замёрзнуть насмерть Илэйн в тот момент не волновала. Смеясь сквозь слёзы, она прижимала к себе Авиенду. Она нашла свою сестру. Свет, она нашла свою сестру!
Тувин Газал пробудилась от звуков тихого спора: что-то негромко говорили ходящие взад-вперёд женщины. Лёжа на своей жёсткой койке, она не без сожаления вздохнула. Её руки, сжимающиеся на горле Элайды, оказались всего лишь приятным сном. Реальностью же была маленькая комнатка со стенами из грубого полотна. Чувствовала она себя словно истончившейся, опустошённой от постоянного недосыпания. Но сейчас она явно заспалась - на завтрак времени не будет. Неохотно, она откинула одеяла. Это здание раньше было небольшим складом, с толстыми стенами и тяжёлыми стропилами, нависающими над головой, но тепла оно не сохраняло. Дыхание её превращалось в пар, морозный утренний воздух проник сквозь сорочку прежде, чем она спустила ноги на жёсткий дощатый пол. Даже если она и подумывала о том, чтобы остаться в постели, имеющихся распоряжений никто не отменял. Грязные узы Логайна делали неповиновение невозможным, не важно как часто не хотела она повиноваться.
Всё время она старалась думать о нём просто как об Абларе, или на худой конец как о мастере Абларе, но всегда это был Логайн, который вторгся в её разум. Печально известное имя. Логайн, Лжедракон, вдребезги разгромивший армии родного Гэалдана. Логайн, проложивший себе дорогу сквозь те немногие силы Алтары и Муранди, которые имели достаточно мужества, чтобы попытаться остановить его, пока он не начал представлять угрозу для самого Лугарда. Логайн, усмирённый, но каким-то образом снова обретший способность направлять и посмевший установить своё омерзительное плетение саидин на Тувин Газал. Какая жалость, что он не приказал ей прекратить думать! Она могла чувствовать его, в дальнем уголке сознания. Он был там всегда.
На секунду она с силой зажмурилась. Свет! Все эти годы изгнания и опалы ферма госпожи Довиль казалась самой Бездной Рока, когда к избавлению вёл лишь один немыслимый путь - стать преследуемой всеми отступницей. Но не прошло и недели после поимки, как она поняла, что ошибалась. Бездной Рока было это. И отсюда не спастись. Сердито, она тряхнула головой и пальцами оттёрла блеснувшую на щеках влагу. Нет! Как-нибудь, но она сбежит, сбежит хотя бы настолько, чтоб достало времени сомкнуть руки на горле Элайды. Как-нибудь.
- Она сама расскажет тебе, если захочет, - довольно произнесла Надере. Ты наблюдательна, многие бы пропустили это. - Её высокая грудь приподнялась в звуке, отдалённо напоминающем смех. - Эти мужчины, повернувшиеся к тебе спиной, и охраняющие тебя женщины. Я уже подумывала положить этому конец, но мужчина в разукрашенном плаще не переставал смотреть исподтишка, восхищаясь твоими бёдрами, а румянец твой сказал мне, что ты знаешь об этом.
Илэйн сбилась с шага и споткнулась. Плащ распахнулся, лишив её и той малости тепла, какую сумел набрать. Илэйн запахнула его снова. - Этот грязный любовник свиней! - прорычала она. - Да я !.. Я !.. - Сожги её свет, но что она могла сделать? Сказать Ранду? Предоставить ему разобраться с Таимом? Да никогда в жизни!
Надере насмешливо взглянула на неё: - Большинству мужчин нравиться смотреть на то, что у женщин внизу. А сейчас довольно думать о мужчинах, подумай лучше о женщине, для которой ты хочешь стать сестрой.
Вновь залившись краской, Илэйн попыталась думать об Авиенде, но это не принесло ей успокоения. Перед церемонией следовало задуматься об определённых вещах, и многие из них заставляли её чувствовать себя неловко.
Повсюду сновали слуги, и Илэйн приходилось внимательно следить за плащом, который не прекращал попыток распахнуться и выставить напоказ её ноги, а Надере следовала за ней, поэтому прошло некоторое время, прежде чем они добрались до комнаты, где собрались Хранительницы Мудрости. Более дюжины в пышных юбках, белых блузах и тёмных шалях, с ожерельями и браслетами из серебра, золота, драгоценных камней и слоновой кости, длинные волосы собраны сзади и перехвачены застёжками. Вся мебель в комнате убрана, а на полу ни единого ковра - лишь голый белый кафель. Камин был холоден. Здесь, в глубине дворца, не было окон, и раскаты грома едва слышались.
Взгляд Илэйн метнулся к Авиенде, стоявшей в дальнем конце комнаты. Обнажённой. Она нервно улыбнулась Илэйн. Нервно! Авиенда! Торопливо сбросив плащ, Илэйн улыбнулась в ответ. Нервно, как она поняла. Авиенда издала тихий смешок, через мгновение рассмеялась и Илэйн. Свет, воздух был холодным! А пол ещё холоднее!
Большинство собравшихся Хранительниц Мудрости были ей не знакомы, но одно лицо бросилось в глаза сразу. Белоснежные волосы Эмис обрамляли черты лица, в которых было нечто, напоминающее безвременные черты Айз Седай. Должно быть, она Переместилась сюда из Кайриэна. Эгвейн учила этому Ходящих По Снам, чтобы отплатить им за знания о Тел'аран'риоде. И вернуть долг, как она заявляла, хотя и никогда не объясняла какой.
- Я надеялась, Мелэйн будет здесь, - сказала Илэйн. Ей нравилась жена Бэила, вспыльчивая, но великодушная женщина. Совсем не такая, как две другие в этой комнате: худая Тамела с резкими чертами лица и прекрасная Виендре, обладающая пронзительным взором. Обе они превосходили её во владении Силой, превосходили любую другую встречавшуюся ей сестру, за исключением разве что Найнив. Айильцы как будто не придавали этому значения, но она не видела другой причины тому, как, каждый раз встречая её, эта парочка фыркала и задирала носы.
Она ожидала, что главную роль возьмёт на себя Эмис, - так, казалось, было всегда, - но вперёд выступила невысокая женщина по имени Монаэлле, в её светлых волосах проглядывали огненно-рыжие пряди. По правде говоря, рост её вовсе не был маленьким, однако так казалось из-за того, что в этой комнате она одна была ниже Илэйн. И к тому же самой слабой во владении Силой, едва ли достаточно сильной для того, чтобы добиться шали в Тар Валоне. Может быть, среди Айил это действительно ничего не значит.
Будь Мелэйн здесь, - в голосе Монаэлле слышалась резкость, однако говорила она достаточно дружелюбно, - малыши, которых она носит, стали бы частью вашей с Авиендой связи, задень их плетения. Если бы они вообще остались в живых; нерождённые недостаточно сильны для этого. Вопрос в том, насколько сильны вы. - Взмахами рук она велела им подойти ближе: - Идите сюда, обе. Встаньте в центре комнаты.
Впервые Илэйн осознала, что саидар должен быть частью того, о чём она привыкла думать лишь как о церемонии, пусть даже с взаимными обещаниями и принесением клятв. Так что же должно случиться? Это не так важно, но... Ноги её подгибались, когда она двинулась к Монаэлле: - Мой Страж... наши узы... Что если она будет... затронута... этим? - Авиенда, обернувшись к Илэйн, нахмурилась при виде её замешательства, однако, услышав вопрос, испуганно перевела взгляд на Монаэлле. Без сомнения, об этом она не думала.
Хранительница Мудрости покачала головой: - Плетения не смогут коснуться никого за пределами этой комнаты. Благодаря вашей связи, она, возможно, и почувствует что-то из происходящего, но лишь малую часть. - Авиенда испустила вздох облегчения, который как эхо повторила Илэйн.
- Теперь, - продолжила Монаэлле, - будем следовать определённым канонам. Подойдите. Мы не вожди кланов, собирающиеся за чашкой оосквай поговорить о водных обязательствах. - Смеясь и обмениваясь шутками о клановых вождях и крепком айильском напитке, остальные женщины образовали кольцо вокруг Авиенды и Илэйн. Монаэлле грациозно опустилась на пол в двух шагах от них и села, скрестив ноги. Смех смолк, когда она заговорила, и голос её теперь звучал церемонно:
- Мы собрались здесь из-за двух женщин, желающих стать друг другу первыми сёстрами. Посмотрим, хватит ли у них на это сил, и если так - поможем им. Тут ли их матери?
Илэйн вздрогнула, но в следующий миг позади неё оказалась Виендре: - Я буду вместо матери Илэйн Траканд, которая не может прийти сюда. - Положив руки на плечи Илэйн, Виендре подтолкнула её вперёд и заставила опуститься на колени на холодные плиты пола. Перед Авиендой. Сама Виендре встала на колени сзади. Я позволяю своей дочери пройти испытание.
И позади Авиенды появилась Тамела, толкнув ту на колени перед Илэйн. Теперь они едва не касались друг друга. Тамела тоже опустилась на колени, позади Авиенды. - Я буду вместо матери Авиенды, которая не может прийти сюда. Я позволяю своей дочери пройти испытание.
В любое другое время Илэйн не сдержала бы смех. Эти женщины могли быть старше её или Авиенды лишь на пол дюжины лет, не больше. В другое время. Не сейчас. Стоящие вокруг Хранительницы Мудрости, все как одна, хранили торжественное выражение лиц. Словно неуверенные в том, будут ли оправданы их ожидания, они будто взвешивали её на невидимых весах, её вместе с Авиендой.
- Кто согласен принять на себя родовые муки? - вопросила Монаэлле, и Эмис шагнула вперёд.
Следом из круга вышли ещё две: огненно рыжая Шианда, которую Илэйн видела вместе с Мелэйн, и незнакомая ей седая женщина. Они помогли Эмис раздеться. Гордая в своей наготе, та встретила взгляд Монаэлле и похлопала себя по упругому животу: - Я рожала детей. Я кормила грудью. - По тому, как она выглядела, трудно было в это поверить. - Я готова.
Дождавшись величественного кивка Монаэлле, Эмис встала на колени, а затем опустилась на пятки - с другой стороны от Илэйн и Авиенды. По обе стороны от неё опустились на колени Шианда и седая Хранительница Мудрости - и внезапно сияние Силы окружило всех женщин в комнате, всех, кроме Эмис и Илэйн с Авиендой.
Илэйн глубоко вздохнула и заметила, что Авиенда сделала то же самое. Случайное звяканье браслетов на руке одной из Хранительниц Мудрости - вот и все звуки в комнате, да ещё тихое дыхание и раскаты отдалённого грома. Илэйн вздрогнула, когда Монаэлле заговорила:
- Следуйте полученным наказам. Замешкаетесь, спросите о чём-то - пойму, сколь ваша преданность слаба. И тогда вы уйдёте отсюда, уйдёте, чтобы никогда не вернуться. Запомните, я буду спрашивать, а вы - отвечать со всей честностью. Откажетесь ответить - будете изгнаны, и так же случится, возникни хоть у одной из нас подозрение, что вы лжёте. Конечно, по воле собственной, сможете прервать нас в любое мгновение - однако продолжить уже не заставите. Второго шанса тут быть не может. Начнём же. Что лучшее вы знаете о женщине, первой сестрой которой хотите стать?
Илэйн почти ожидала этого вопроса, одного из тех, на которые следовало найти ответ. Непросто ей было решить, о чём сказать, однако время колебаний прошло. Она заговорила, но потоки саидар вдруг сплелись перед ней и оградили от Авиенды - ни единого звука не слетело с их губ. Неосознанно, какая-то часть её существа пыталась постичь плетения; даже сейчас жажда знаний не покинула её, и изменить это она могла не больше, чем цвет своих глаз. Плетения исчезли, едва она замолчала.
Внезапно Илэйн услышала свои слова: "Авиенда так уверена в себе, так горда. Её не волнует, какой она должна быть по мнению других. Она та, кем ей хочется быть". И в тот же миг голос Авиенды: "Даже когда Илэйн напугана до полусмерти, дух ей несгибаем. Она храбрее всех, кого я знаю".
Илэйн уставилась на подругу. Авиенда что, считает её храброй? Свет, она не трусиха, но чтобы храбрая? Странно, но Авиенда тоже смотрела на неё так, словно сомневалась в услышанном.
- Храбрость - это колодец, - проговорила Виендре за спиной Илэйн. - В чём-то он глубок, а в чём-то мелок. Глубок ли, мелок ли, в конце концов, любой колодец пересохнет, пусть даже после он и наполнится вновь. Ты встретишь то, против чего бессильна. И гордость твоя будет сломлена, а хвалёная отвага оставит тебя рыдающей среди праха. Этот день настанет. - Судя по голосу, она желала быть рядом, когда это случится. Илэйн ответила кратким кивком. Она знала всё о своём малодушии: с ним она боролась изо дня в день.
И голосом столь же убеждённым говорила Авиенде Тамела: - Джи'и'тох сковывает тебя подобно оковам из стали. Из-за джи ты заставишь себя быть такой, какой тебя хотят видеть, не отклонишься ни на волосок. Чтобы исполнить тох, при необходимости ты пойдёшь на любое унижение и будешь ползать на брюхе. До мозга костей ты волнуешься о том, что подумает о тебе каждый встречный.
От изумления Илэйн едва не разинула рот. Это же несправедливо, это вовсе не так. Ей было известно кое-что о джи'и'тох, но Авиенда совсем не такая. Однако та кивала так же, как и она до того, нетерпеливо признавая то, что уже знала.
- Такие черты у первой сестры достойны любви, - сказала Монаэлле, откидывая шаль назад, - но скажите мне, что худшее вы видите в ней.
Поёрзав на озябших коленях, Илэйн облизнула губы. Это было то, чего она боялась. И дело не в предостережении Монаэлле. Авиенда говорила, что им придётся сказать правду. Придётся, иначе чего будет стоить их сестринство? И вновь возникли плетения, скрывая их слова, пока те не были произнесены до конца.
"Авиенда...", неожиданно послышался неохотный голос Илэйн, "она... она полагает, что всё можно решить насилием. Иной раз она не думает дальше ножа, который висит у неё на поясе. Ведёт себя как мальчишка, который никогда не повзрослеет!"
"Илэйн знает...", голос Авиенды прервался, затем сбивчиво продолжил: "Она знает, что красива, знает, что это даёт ей власть над мужчинами. Иногда она чуть ли не на половину выставляет грудь и улыбается мужчинам, желая добиться от них того, что ей нужно".
Илэйн задохнулась. Авиенда думает об этом так? Как будто она какая-нибудь вертихвостка! Авиенда тоже нахмурилась и открыла было рот, но Тамела сжала ей плечи:
- Ты думаешь, мужчинам не доставляет удовольствия смотреть на тебя? Голос Хранительницы Мудрости был подобен обнажённому лезвию, лицо преисполнено силы - тут не подошло бы никакое другое слово. - Разве они не разглядывают твою грудь в парильне? Не любуются красотой твоих бёдер? Ты красива и знаешь об этом. Вздумаешь отрицать это - станешь отрицать саму себя! Тебе нравились взгляды мужчин, нравилось улыбаться им. Неужели же ты никогда не улыбалась мужчине, желая придать убедительности своим речам? Ни разу не брала мужчину за руку, отвлекая его от слабости своих доводов? Ты будешь поступать так, но этим нисколько не умалишь себя.
Щёки Авиенды залила краска, но Илэйн была вынуждена слушать то, что говорила ей Виендре. И стараться не покраснеть от стыда самой. - Насилие есть в тебе. Отрицая это, ты отрицаешь саму себя. Ты никогда не приходила в ярость? Не дралась? Ты не проливала кровь? Даже ни разу не желала этого? Не думая о других возможностях, вообще не думая? Пока ты дышишь, насилие останется твоей частью. - Илэйн подумала о Таиме, вспомнила другие подобные моменты - и лицо её заполыхало как печка. Теперь к этому добавилась новая причина.
- Руки твои ослабеют, - говорила Тамела Авиенде, - ноги утратят прежнюю быстроту. Любой юнец сможет отнять у тебя твой нож, и не помогут тебе ни мастерство, ни жестокость. Лишь сердце и разум - истинные орудия. Училась ли ты сражаться копьём в те дни, когда была Девой? Если же теперь не отточишь сердце и ум, то состаришься, но даже ребёнок сумеет тебя одурачить. Вожди кланов станут сажать тебя в углу играть в куклы, а когда ты станешь говорить, все будут слышать лишь завывание ветра. Учись использовать ум, пока время для этого ещё есть.
- Красота уходит, - продолжала Виендре, обращаясь к Илэйн. - Годы заставят обвиснуть твою грудь, плоть твоя станет дряблой, а кожа - жёсткой. Мужчины, которые улыбались тебе, станут говорить с тобой так, будто ты всего лишь ещё один мужчина. Муж может всегда видеть тебя такой, какой впервые запечатлел его взор, но более никто не станет о тебе мечтать. И что - разве ты перестанешь быть собой? Тело твоё - это только одежда. Тело иссохнет, но ты - это твои разум и сердце, а они останутся прежними, разве что станут сильнее.
Илэйн покачала головой. Но вовсе не с протестом. Совсем нет. Она никогда по-настоящему не задумывалась о старении, особенно с тех пор, как пришла в Башню. Годы накладывали слабый отпечаток даже на очень древнюю Айз Седай. Но что, если она проживёт столько же, сколько и женщины из Родни? Конечно, это означало бы не быть более Айз Седай, но вдруг так всё же случится? Чтобы у женщин Родни появились морщины, требовалось крайне большое время, однако морщины эти всё-таки появлялись. О чём думает Авиенда? Стоя на коленях, та выглядела... угрюмо.
- В чём наиболее по-детски ведёт себя женщина, первой сестрой которой вы хотите стать? - спросила Монаэлле.
Это было уже проще, не так страшно. Илэйн даже улыбнулась, отвечая. Авиенда усмехнулась в ответ, мрачное выражение пропало с её лица. Снова плетения спрятали ото всех их слова, а затем освободили разом, голоса со звучащим в них смехом.
"Авиенда не позволяет мне научить её плавать. Я пыталась. Она не боится ничего на свете, но не решается зайти в воду, если там глубже, чем в ванне".
"Илэйн уплетает сладости обеими руками как ребёнок, который скрылся с материнских глаз. Если она продолжит в том же духе, то вскоре растолстеет как свинья".
Илэйн подскочила. Уплетает? Уплетает? Она лишь пробовала их на вкус, и сейчас, и раньше. Всегда только пробовала. Растолстеет? И почему это Авиенда на неё уставилась? Отказываться войти в воду глубже, чем по колено, было ребячеством.
Монаэлле закашлялась, прикрыв рот ладонью, но Илэйн показалось, что та скрывает улыбку. Некоторые Хранительницы Мудрости рассмеялись, не таясь. Над глупостью Авиенды? Или над её... уплетанием?
Монаэлле сумела восстановить самообладание, поправив ниспадающие на пол юбки, но в голосе её ещё слышалось скрываемое веселье:
- В чём более всего вы завидуете женщине, первой сестрой которой хотите стать?
Несмотря на требование говорить правду, Илэйн могла бы уклониться от прямого ответа. Правда выплывала наружу, стоило ей подумать об этом хладнокровно, но ко времени испытания она сумела отыскать нечто меньшее, не такое неприятное для них обеих и вполне подходящее в качестве ответа. Возможно. Но то, что она кокетничает с мужчинами и выставляет напоказ грудь! Ну, может она и кокетничала, но Авиенда-то разгуливала перед не знающими, куда глаза девать, слугами в чём мать родила и, похоже, их вовсе не замечала! А она ещё и уплетает сладости, так? Растолстеет как свинья? Она открыла рот, и слова её канули в ничто, плетения поглотили их, спрятали горькую правду, что в них звучала. В зловещей тишине Илэйн видела, как двигаются губы Авиенды, и когда они обе замолчали, слова их обрели свободу вместе.
"Авиенда побывала в объятиях мужчины, которого я люблю. Я не была никогда, может, никогда и не буду, и от этого мне хочется рыдать!"
"Илэйн принадлежит любовь Ранда ал'Т... Ранда. Сердце моё разрывается от желания, чтобы он полюбил меня, но не знаю, произойдёт ли это когда-нибудь".
Илэйн вглядывалась в непроницаемое лицо Авиенды. Так та завидует, что Ранд её любит? Притом, что этот мужчина избегает её словно чесоточную? Больше ни о чём подумать она не успела.
- Изо всех сил ударь её по лицу, - бросила Авиенде Тамела, убирая руки с её плеч.
Виендре легонько сжала плечи Илэйн: - Не пытайся защищаться. - Ну, уж этого можно было и не говорить! Конечно. Авиенда не станет...
Моргая, Илэйн попробовала подняться с ледяных плит пола. Осторожно пощупав щёку, она поморщилась от боли. Наверняка след от ладони останется на весь день. Эта женщина не обязана была бить её с такой силой.
Все ждали, пока она снова встанет на колени, а затем Виендре придвинулась к ней: - Изо всех сил ударь её по лицу.
Что ж, она не собирается бить Авиенду по уху. Она не собиралась - её рука нанесла удар со всей силы, сбив Авиенду с ног; та проехалась на животе по полу почти до Монаэлле. Ладонь у Илэйн болела теперь ничуть не меньше щеки.
Авиенда привстала с пола, помотала головой и, пошатываясь, вернулась на своё место. И Тамела сказала: - Ударь её другой рукой.
На этот раз Илэйн проделала путь по полу почти до самых коленей Эмис, голова у неё звенела, обе щеки пылали. И когда она вновь встала на колени напротив Авиенды, когда Виендре велела ей ударить, она вложила в пощёчину вес всего тела, так что едва не упала на пол вместе с Авиендой.
- Можете идти теперь, - произнесла Монаэлле. - Мужчины обычно уходят, на этом месте, если не раньше. Многие женщины тоже. Но если любовь ваша ещё сильна, и вы готовы продолжить, - тогда обнимитесь.
Илэйн рванулась к Авиенде, и в тот же миг та бросилась к ней; обе чуть не упали вновь. Они уцепились друг за дружку. Илэйн чувствовала, как их глаз её льются слёзы, и понимала: Авиенда тоже плачет.
- Прости меня. Прости, Авиенда, - горячо шептала Илэйн, и в ответ слышала такие же слова.
Фигура Монаэлле над ними, слышится голос: "Не раз ещё вы будете испытывать гнев друг на друга, дадите волю жестоким словам, но всегда помните, что ударами вы уже обменялись. И у каждой причина была не лучше, чем у другой. Пусть же пощёчины эти станут всеми, что вы захотите дать. У вас тох друг к другу, тох, который не может быть выплачен, и вы не станете пытаться это сделать. Каждая женщина имеет такой долг к своей первой сестре. Ныне вы возродитесь вновь".
Ощущение саидар в комнате менялось, но Илэйн не могла понять как, даже если бы и хотела. Свет меркнул, как будто лампы уносились прочь. Чувство того, что она обнимает Авиенду, уменьшилось. Звуки замирали. Последним, что она услышала, были слова Монаэлле: "Вы возродитесь вновь". Всё исчезло. Сама она исчезла. Она перестала существовать.
Какое-то ощущение. Она не осознавала себя, не было мыслей, но она чувствовала. Звук. Плавный звук пронизывал всё вокруг. Приглушённое журчание и далёкий грохот. И над всем остальным - размеренный стук. Тук-тук. Тук-тук. Она не знала удовольствия, но она была довольна. Тук-тук.
Время. Она не знала о времени, и всё же прошли века. Звук был внутри неё, звук был ей самой. Тук-тук. Такой же звук, такой же ритм, как и другой. Тук-тук. И из другого места, ближе. Тук-тук. И снова другой. Тук-тук. Тот же звук, то же биение, что и её. Вовсе не другой, тот же самый; звуки были одним. Тук-тук.
Минула вечность в этой пульсации, всё время, что когда-либо было. Она ощущала другую, которая была ей. Она могла чувствовать её. Тук-тук. Она пошевелилась, она и та, другая, что была ей. Они скорчились друг против друга, переплелись вместе. Тук-тук. Иногда во тьме был свет, тусклый и недоступный зрению, однако яркий для той, что знала лишь темноту. Тук-тук. Она открыла глаза, чтобы посмотреть в глаза другой, которая была ей, и вновь закрыла их, довольная. Тук-тук.
Изменение, внезапное, потрясающее ту, которая никогда не знала перемен. Сжатие. Тук-тук. Тук-тук. То приятное биение стало быстрее. Конвульсивное сжатие. Снова. И снова. Всё сильнее. Тук-тук-тук-тук! Тук-тук-тук-тук!
Внезапно, другая, которая была ей, ушла. Она осталась одна. Она не знала страха, но она была напугана и одна. Тук-тук-тук-тук! Сжатие! Сильнее прежнего! Сдавливающее, сокрушающее её. Она бы закричала, если бы знала, как это делается, если бы знала, что такое крик.
А после был ослепляющий свет, полный кружащих сполохов. Она обрела вес; до этого она никогда не ощущала веса. Режущая боль внутри. Что-то щекотало ногу. Что-то щекотало спину. Сперва она не понимала, что надрывный крик исходил от неё самой. Она слабо дёрнулась, пошевелила руками, ногами, которые не знали, как им двигаться. Она лежала на чём-то мягком, однако более жёстком, чем всё, что ощущала прежде, если не считать воспоминаний о другой, которая была ей и которая ушла. Тук-тук. Тук-тук. Звук. Тот же самый звук, то же биение. Неосознанное царило одиночество, но была также и удовлетворённость.
Память возвращалась медленно. Она подняла голову с женской груди и взглянула в глаза Эмис. Да, Эмис. Покрытая испариной и с усталостью в глазах, но улыбающаяся. И она - Илэйн; верно, Илэйн Траканд. Но было теперь и ещё что-то. Не похожее на узы Стража и всё же чем-то напоминающее их. Менее отчётливое, однако более величественное. Голова закружилась, когда она медленно повернулась, чтобы взглянуть на другую, которая была ей. Взглянуть на Авиенду, голова которой покоилась на другой груди Эмис, Авиенду со слипшимися волосами и блестящим от пота телом. Радостно улыбающуюся. Смеясь и плача одновременно, они сжали друг друга в объятии столь крепком, словно желали не расставаться никогда более.
- Это моя дочь Авиенда, - сказала Эмис, - а это моя дочь Илэйн, родившаяся в тот же день и час. Пусть всегда они защищают друг друга, поддерживают друг друга, любят друг друга. - Она засмеялась мягко, устало, нежно. - Ну а теперь, может кто-нибудь принесёт нам одежду, пока мои новые дочери и я не замёрзли насмерть?
Но перспектива замёрзнуть насмерть Илэйн в тот момент не волновала. Смеясь сквозь слёзы, она прижимала к себе Авиенду. Она нашла свою сестру. Свет, она нашла свою сестру!
Тувин Газал пробудилась от звуков тихого спора: что-то негромко говорили ходящие взад-вперёд женщины. Лёжа на своей жёсткой койке, она не без сожаления вздохнула. Её руки, сжимающиеся на горле Элайды, оказались всего лишь приятным сном. Реальностью же была маленькая комнатка со стенами из грубого полотна. Чувствовала она себя словно истончившейся, опустошённой от постоянного недосыпания. Но сейчас она явно заспалась - на завтрак времени не будет. Неохотно, она откинула одеяла. Это здание раньше было небольшим складом, с толстыми стенами и тяжёлыми стропилами, нависающими над головой, но тепла оно не сохраняло. Дыхание её превращалось в пар, морозный утренний воздух проник сквозь сорочку прежде, чем она спустила ноги на жёсткий дощатый пол. Даже если она и подумывала о том, чтобы остаться в постели, имеющихся распоряжений никто не отменял. Грязные узы Логайна делали неповиновение невозможным, не важно как часто не хотела она повиноваться.
Всё время она старалась думать о нём просто как об Абларе, или на худой конец как о мастере Абларе, но всегда это был Логайн, который вторгся в её разум. Печально известное имя. Логайн, Лжедракон, вдребезги разгромивший армии родного Гэалдана. Логайн, проложивший себе дорогу сквозь те немногие силы Алтары и Муранди, которые имели достаточно мужества, чтобы попытаться остановить его, пока он не начал представлять угрозу для самого Лугарда. Логайн, усмирённый, но каким-то образом снова обретший способность направлять и посмевший установить своё омерзительное плетение саидин на Тувин Газал. Какая жалость, что он не приказал ей прекратить думать! Она могла чувствовать его, в дальнем уголке сознания. Он был там всегда.
На секунду она с силой зажмурилась. Свет! Все эти годы изгнания и опалы ферма госпожи Довиль казалась самой Бездной Рока, когда к избавлению вёл лишь один немыслимый путь - стать преследуемой всеми отступницей. Но не прошло и недели после поимки, как она поняла, что ошибалась. Бездной Рока было это. И отсюда не спастись. Сердито, она тряхнула головой и пальцами оттёрла блеснувшую на щеках влагу. Нет! Как-нибудь, но она сбежит, сбежит хотя бы настолько, чтоб достало времени сомкнуть руки на горле Элайды. Как-нибудь.