Но сейчас он счел эти размышления праздными и преждевременными. Скорее всего, она простудилась. Разумеется, он даст ей время отдохнуть, но после ужина зайдет к ней, хочет она того или нет.
   Ужин прошел невесело. Думитру был занят мыслями об Алсионе, Волынроский уважал настроение друга и не тревожил разговорами. Снова из спальни Алси не донеслось ни звука, и, как только унесли тарелки, Думитру встал и направился к двери. Волынроский наблюдал за ним из-за стола. Думитру постучал.
   – Я хочу видеть свою жену, – решительно сказал он.
   – Она все еще спит, сэр, – ответила Селеста тем же тихим голосом, что и раньше.
   – Хорошо, – ответил Думитру. – Я не стану ее беспокоить и только посмотрю на нее.
   – Уверяю вас, к утру она совсем поправится, – быстро ответила горничная.
   В голосе Селесты сквозит нервозность? Беспокойное чувство с новой силой охватило Думитру.
   – Я сам смогу судить об этом. Откройте дверь, – приказал он.
   – Мадам строго-настрого наказала мне не… – изворачивалась Селеста.
   – А я строго-настрого приказываю вам открыть дверь, или я вышибу ее, – рявкнул Думитру, теряя терпение.
   Повисла долгая тишина, потом Думитру услышал приближающиеся к двери шаги, щелкнул замок…
   …и Думитру распахнул дверь во всю ширь, ударив ею горничную. Не обращая внимания на крик Селесты, он схватил со стола масляную лампу и шагнул в темную спальню. Колеблющееся пламя отбрасывало на стены причудливые тени. Селеста и Волынроский последовали за Думитру.
   Полог кровати был плотно задернут. Думитру рывком отодвинул его.
   – Алсиона, – начал он и замолчал. Стеганое одеяло было аккуратно расстелено на пустой кровати.
   Ее не было. На мгновение эта сцена показалась Думитру глупым фарсом, который разыгрывался на огромной сцене для удовольствия невидимой публики. Потом ужасная мысль, которая не посещала его с того дня, когда Алсиона выпроводила Бенедека, снова пришла ему в голову.
   – Где она? – рыкнул он, повернувшись к Селесте.
   – Я не знаю, – ответила горничная, широко распахнув глаза то ли от удивления, то ли от страха. – Она была здесь час назад. Должно быть, она спустилась вниз, пока я была в кухне, – пролепетала Селеста, но Думитру не поверил ни единому слову.
   Схватив служанку за руку, он дернул ее к себе и пристально посмотрел ей в лицо.
   – И убрала за собой постель? Очень сомневаюсь! Где она?
   – Ой, вы мне больно делаете! – Лицо Селесты покраснело, чепец сбился набок.
   – Пока еще нет. Сейчас же отвечайте, где она? – сквозь зубы повторил Думитру.
   – Наверное, пошла посмотреть, как готовят клумбы для розария, – быстро сказала Селеста.
   – В темноте? Вы же говорили, она спит. – Не скрывая презрения, он сжал руку Селесты, и горничная вздрогнула. – Где она?
   – Я не знаю! – вскрикнула служанка. – Далеко. Вы довольны? Она уехала, но я не ясновидящая и не умею читать чужие мысли, поэтому не знаю, где она сейчас.
   Думитру так резко отпустил Селесту, что она споткнулась.
   – Что вы хотите этим сказать? – спросил он, но в глубине души уже знал ответ.
   – Она услышала, как вы сговариваетесь украсть ее деньги, поэтому уехала, – сказала Селеста, потирая руку. – Она возвращается в Англию.
   Алси сделала это. Она оставила его. Думитру хотелось кричать, разбить что-нибудь, разнести в щепки эту кровать за то, что приютила его жену. Он, застыв, смотрел на Селесту. «Идиотка!» – возмущенно кричал его внутренний голос. О Господи, Алсиона! Сквозь сумятицу чувств тонким лезвием ножа в душу вонзался страх. Она ушла, исчезла в глуши, избалованная городская женщина, понятия не имеющая об опасностях, которыми грозят природа и люди. И если она еще не сорвалась в ущелье, найдется много таких, кто захочет ее подтолкнуть.
   – Она уехала одна? – спросил Думитру, когда смог заговорить. Слова звучали четко и спокойно, ничем не выдавая бушевавший в нем вихрь эмоций.
   – Полагаю, да, – надменно ответила горничная.
   – Верхом?
   – Разумеется, крыльев-то у нее нет! – насмешливо фыркнула Селеста.
   Думитру взглянул на Волынроского и сухо сказал:
   – Мы уезжаем. Сейчас.
   – На дворе темень непроглядная, – возразил управляющий. – Мы себе можем шею свернуть.
   – Знаю, – ответил Думитру. – И она тоже. Едем. Он стремительно вышел из комнаты, прежде чем Волынроский успел снова возразить.
 
   Изюминка споткнулась, и Алси, дернувшись в седле, тут же пришла в себя. Подняв глаза от тропинки, на которую давно смотрела невидящим взглядом, она огляделась вокруг. Алси ничего не узнавала, вернее, узнавать было нечего, поскольку скаты, деревья и кусты ей ни о чем не говорили. Для нее, городской жительницы, они все были одинаковы. Здания и дороги имели какие-то особенности, по которым можно ориентироваться, но даже через два месяца верховых прогулок лес оставался для нее лишь однообразной массой растений.
   Алси отправилась на запад и знала, что на правильном пути: всякий раз, когда Изюминка выбиралась на поляну, солнце светило в лицо, хотя не всегда можно было разглядеть его за кронами деревьев. Порой Алси приходилось оборачиваться, чтобы увидеть позади свою тень. «Я еду домой», – решительно говорила она себе всякий раз, когда, оглянувшись назад, выбирала направление. И заставляла замолчать тоненький внутренний голос, который нашептывал, что ее дом там, позади, и с каждым шагом она все больше и больше отдаляется от него. Нет, это не дом, это всего лишь милая картинка, вышитая на сомнительной канве нитками лжи. Алси запретила себе размышлять на эту тему и отбросила эти мысли в образовавшуюся внутри пустоту. Несмотря на опустошенность, она была полна решимости добиться своей цели и сама себе казалась крепким мостом, невидимой аркой соединявшим Румынию и Англию. Нужно быть сильной, ей предстоит долгий и опасный путь.
   Шло время, тени за спиной становились все длиннее, солнце опускалось к горизонту, потянуло прохладой. Нужно остановиться на ночлег до наступления ночи, чтобы рядом были вода и хорошее пастбище для Изюминки, поскольку в корзинах только две меры овса. Слушались сумерки, а подходящего места все не находилось.
   Алси впервые ощутила реальный приступ страха, заныл пустой желудок, ладони под перчатками покрылись испариной. Где следующий ручей? Ехать дальше в надежде найти его? До него далеко? Если выбирать слишком долго, то придется заночевать там, где застанет темнота, иначе она рискует свернуть себе шею, а Изюминка переломает ноги. А вдруг там мало травы? Если она не найдет ручья, то скудных запасов воды Изюминке не хватит, чтобы напиться после тяжелого дня.
   Алси вспомнила ручей, на который она наткнулась днем и в котором поплескалась, прежде чем снова нырнуть в подлесок. Можно было остановиться на ночлег там. Повернуть назад? Нет, уже слишком поздно, до темноты не успеть. О чем она думала, пытаясь сбежать из Северинора в одиночку? Если она не тянет на благородную леди, то лесной обитатель из нее вообще никакой, невежество погубит ее. Рассказы Думитру о местных бандитах начали всплывать в памяти Алси, приобретая зловещее значение. Думитру…
   Даже само его имя жгло ее. «Думитру, Думитру, зачем ты это сделал?» Слезы закипели у нее в глазах. Гнев, обида, горе нахлынули с новой силой. Подавив стон, Алси сильно прикусила губу, сказав себе, что слезы вызваны болью.
   Вдруг в ее мысли ворвался звук плещущейся воды, смывая их прочь. Изюминка нашла ручей. Раздувая ноздри и навострив уши, она спешила вперед.
   – Хорошая девочка! – сказала Алси, ослабев от радости. – Хорошая.
   Лошадь, пробравшись через подлесок, вышла на берег и, опустив голову, припала к воде. Алси дала ей напиться, а потом повела к ближайшей поляне.
   С наступлением сумерек лес утрачивал свои краски, солнце быстро скользнуло за горизонт, и свет померк. Когда Алси наконец нашла подходящее место для ночлега, деревья превратились в огромные серые тени. Она спешилась, затекшие ноги едва держали ее, когда она встала на землю. Чтобы не упасть, Алси ухватилась за стремя. Сидя в седле, она практически ничего не чувствовала и не подозревала, как измаялась от долгой езды. Но теперь усталость навалилась на нее тяжелой пеленой. Никогда в жизни она не ездила верхом так долю, и никогда поездки не были такими трудными. Только теперь она поняла, каким легким было шестидневное путешествие на муле в Северинор, оценила поздние выезды, неспешный шаг и частые остановки. «Хорошо, – сказала она себе. – Значит, я доберусь до Оршовы значительно быстрее, чем предполагала». И все-таки дурное предчувствие не покидало ее. О чем она думает? Куда направляется? Что станет с ней, когда она доберется до Женевы?
   Отбросив эти мысли, Алси сняла с лошади седло и притороченные к нему корзины, споткнувшись под их тяжестью. Неумело вычистив Изюминку, она привязала ее к дереву, так, чтобы лошадь могла пастись и дотянуться до воды.
   Нелепая, непрактичная амазонка при каждом шаге цеплялась за траву, петля на запястье, поддерживающая шлейф, не давала свободы рукам. Когда Алси сбросила ее, шлейф и юбки обвивались вокруг лодыжек. «Не знаю, насколько я была права, когда сказала Думитру, что предназначение леди быть украшением, – подумала она. И тут же: – О Господи, неужели при каждой мысли надо возвращаться к нему?» Причитая от досады, она рылась в корзинах, пока не нашла украденный нож, и полоснула волочащийся хвост юбки, словно могла отделиться от Думитру так же легко, как металл разделяет ткань. Отрезанный кусок она использовала, чтобы соорудить импровизированные ножны, и сунула кинжал за пояс. Почувствовав неясное успокоение от незнакомой тяжести у бедра, Алси при холодном свете поднимавшейся луны соорудила гнездо из одеял и заставила себя съесть кусок сухого хлеба и ломтик сыра.
   Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой, брошенной на произвол судьбы. Где он? Она не смогла удержаться от этих мыслей. То, что она даже про себя не называла имя, не уменьшало важности вопроса. Он уже знает, что она пропала? Конечно, знает, и скорее всего давно. Он сердится? Проклял ее и вычеркнул из своей жизни? Это ранило, хоть Алси и кляла себя за глупые сантименты. Он уже гонится за ней? Скорее всего, да. И какой-то детский обиженный внутренний голосок нашептывал: «Он жалеет?»
   Но Алси знала Думитру, знала, несмотря на его хитрость и притворство. Он не станет жалеть. Она сомневалась, что он хоть о чем-то в жизни жалел. Он погонится за ней, в этом она была уверена, но не для того, чтобы умолять ее о прощении. Нет, он привезет ее в Северинор как военную добычу и до конца дней запрет в башне, чтобы она больше не злила и не позорила его.
   Изюминка щипала траву, Алси, дрожа, смотрела втемную холодную бездну неба. Тысячи далеких звезд безразлично мерцали над маленькой поляной. Алси никогда не видела такого неба. В прежней жизни если поздно вечером она оказывалась на улице, то небо закрывали тучи и смог, или огонь костра на пикнике затмевал свет звезд. Она читала работы Галилея и Кеплера о движении планет по орбитам вокруг Солнца, изучала расчеты Ньютона, доказывающие влияние Луны на прилив и отлив, но никогда прежде не видела этой великой бездны, вдохновившей древних на создание математики и астрономии. Глядя на открывшуюся ей величественную картину мироздания, Алси подводила жизненные итоги. Больше никогда, поклялась она. Хватит.
   Как планеты вращаются вокруг звезд, так ее мысли неизбежно возвращались к Думитру: не только к его предательству, но и к его улыбке, его поцелуям, его уму и телу, но все перекрывала раскаленная добела ярость, которую невозможно было вынести.
   Алси отчаянно нужен был контакт с живым существом, все равно с каким. Она знала, что в таком душевном состоянии не уснет, хоть усталость накатывала на нее волна за волной. Отвязав Изюминку и крепко сжав повод, Алси устроилась в центре поляны, завернувшись в плащ и три одеяла, Облачка ее дыхания в серебристом свете луны походили на маленьких белых призраков. Она смотрела на них, думала о Думитру и не плакала.
   Не плакала. Как просты эти слова, обозначающие всего лишь отсутствие определенного действия, но Алси понадобилось собрать в кулак всю волю, чтобы сдержать слезы. Звезды медленно вращались над ней в вечном хороводе, луна поднималась все выше. Лицо Алси стыло от холода, пока не стало казаться совершенно чужим. На этом чужом лице наконец сонно закрылись глаза, и одинокая холодная слеза блеснула на щеке.
 
   Во дворе конюшни горели фонари, за кольцом огня тени казались еще гуще. Люди, лошади, собаки метались на освещенном пятачке, охваченные лихорадочным волнением. Жители деревни собрались по периметру двора, перешептываясь и многозначительно переглядываясь.
   Молодой граф потерял жену. Молодая графиня сбежала. Почему, почему, почему?
   Думитру, сдерживая гнев, молча сидел на Бее, оставив Волынроскому обязанность собрать поисковый отряд. Страх за Алсиону не испарился, но теперь превратился в гнев из-за того, в каком унизительном спектакле по ее милости приходится участвовать. Ему казалось, что за его спиной над ним уже смеются. Его называли «молодой граф» и снисходительно относились к его затеям, которые считали причудами молодости. Он завоевал уважение своих подданных шестью годами кропотливого труда. Сколько он потерял из-за глупой выходки Алсионы? К тому же она украла его любимый пистолет, и ему пришлось взять дедов. С ним дед участвовал в сражении, в котором получил пулю. Не к добру, шевельнулась у Думитру суеверная мысль, но он отмел ее.
   Он про себя на все лады бранил Алсиону, награждая жену самыми отвратительными эпитетами. Но тихий внутренний голос, не сдаваясь под градом ругательств, нашептывал: «А что бы ты сделал на ее месте?» Но Думитру, отбросив сомнения и дурные предчувствия, отдал бразды правления ярости и гневу.
   Наконец Волынроский кивнул ему. Все готово. Думитру отдал приказ трогаться в путь. Отряд тесной группой выехал за ворота и отправился по дороге, на которой старый Раду видел Алсиону незадолго до полудня. Ищейкам дали понюхать попону Изюминки, потом спустили собак. Всадники устремились следом.
   Собаки, словно белые дротики, метнулись в разные стороны, потом, собравшись в кучу, бросились вперед, их лай перекрывал шорохи и разговоры. Спустившись по дороге, они повернули на запад, в подлесок, идя по следу, который Думитру не мог разглядеть в темноте.
   Снова и снова собаки прислушивались и принюхивались, опять сбивались в стаю и все дальше углублялись в чащу. Всадники выше поднимали фонари, но, кроме деревьев, ничего не было видно. Отряд продвигался дальше, в темноту.
   – Наверное, собаки погнались за зайцем, – наконец сказал Волынроский.
   – Нет, – мрачно ответил Думитру. – Она должна избегать проезжих дорог.
   – Она настолько сообразительна? – скептически поинтересовался Волынроский.
   – У нее не хватит ума запутать следы, – ответил Думитру. – Не волнуйся, мы ее быстро найдем.
   – Это не я волнуюсь, – тихо пробормотал управляющий.
   Уверенность Думитру оказалась преждевременной. Свора собак снова остановилась на несколько минут, ищейкам дали обнюхать одеяло и даже нижние юбки Алсионы. Думитру прихватил их на тот случай, если она пойдет пешком, и тогда собакам придется выслеживать не Изюминку, а ее хозяйку. Но вскоре псарь, хмурясь, подошел к Думитру.
   – Собаки потеряли след у ручья, граф фон Северинор, – сказал он. – Ищейки обыскали берега в обоих направлениях. Графиня какое-то время ехала вдоль ручья. На рассвете Богдан найдет ее следы. Если пытаться сделать это сейчас, мы их просто затопчем.
   – Хорошо, – сказал Думитру, хотя ничего хорошего в этом не было. – Займитесь лошадьми, мы заночуем здесь.
   Вскоре мужчины расстелили походные постели и уселись вокруг разгоравшегося костра. Думитру сначала хотел воспротивиться, но даже если Алсиона рядом и увидит огонь, она будет либо бродить поблизости, либо тихо сидеть до утра. Ни то ни другое поискам не помешает.
   Думитру расстелил одеяло в стороне от других. Не обращая внимания на суровый взгляд друга, Волынроский устроился рядом.
   – Такого приключения ты не ожидал, – беспечно заметил он.
   – Безусловно. – Думитру не потрудился скрыть холодность тона.
   – А ты уверен, что хочешь ее найти? – не замечая его настроения, продолжил управляющий.
   – Конечно. – Думитру, хмурясь, смотрел в темноту.
   – Я только хочу сказать, что не вижу в этом никакого преимущества для тебя, – проницательно посмотрел на него Волынроский. – Я доберусь до Женевы раньше, чем ее посланник, а мои шансы убедить директора банка, что ее обвинения ложны, очень высоки. И все ее состояние будет передано тебе, по крайней мере, временно, но ты успеешь воспользоваться им по своему усмотрению. После некоторых формальностей ты сможешь избавиться от строптивой жены и снова женишься. А если так, то эти поиски ничего, кроме неприятностей, тебе не принесут, не важно, поймаешь ты ее или нет. В побеге жены, как и в ее возвращении, никакой чести нет. Я советовал тебе ради твоего же спокойствия отказаться от плана присвоить ее деньги. Поскольку ты не послушался этого совета, теперь я предлагаю тебе отказаться от нее.
   – Ты, как всегда, прав, – отрывисто сказал Думитру, – но я все-таки поеду за ней.
   Волынроский выругался.
   – Ты влюбленный болван.
   Думитру зло расхохотался:
   – Боже сохрани! Будь я проклят, если любил ее!
 
   Проснувшись от фырканья Изюминки, Алси задрожала. Она лежала скрючившись, край корсета впивался в живот, руки и ноги застыли от холодной земли, которая, казалось, высасывала из нее тепло. Если посмотреть с другой стороны, Алси согревала своим телом землю, но, как ни крути, чувствовала себя опустошенной. Она никак не могла справиться с лихорадочной дрожью, должно быть, она дрожала и во сне. Заморгав, Алси взглянула на небо. На опрокинувшейся над ней огромной голубой чаше не было ни единого облачка. Солнце уже поднялось довольно высоко. Который час? Алси нащупала часы, как обычно приколотые к корсажу платья. Около десяти. Она потеряла больше двух часов. Хмыкнув от досады, Алси повернулась к Изюминке.
   Лошадь безмятежно щипала травку на краю поляны. У Алси от страха затрепыхалось сердце. Должно быть, ночью повод выскользнул у нее из рук. Теперь Изюминку ничто не сдерживает, она может запросто ускакать прочь.
   – Иди сюда, Изюминка, – поманила Алси, с трудом поднимаясь на ноги и стараясь подавить приступ паники. Непредвиденный сценарий постоянно прокручивался у нее в голове: Изюминка ускакала, она будет пробираться сквозь лес пешком, наткнется на Думитру или попадет в руки бандитов, заблудится и умрет в этой чащобе… – Иди ко мне, Изюминка.
   Лошадь навострила уши, шагнула к Алси, потом остановилась и с любопытством посмотрела на нее.
   – Ну же, живее, – подгоняла Алси. Изюминка, помахивая хвостом, подошла ближе.
   – Умница, хорошая девочка!
   Но лошадь снова остановилась, и никакие уговоры не могли заставить ее сдвинуться с места. Изюминка стояла в шести метрах, и Алси охватило желание броситься к ней и схватить повод, несмотря на риск спугнуть лошадь.
   И вдруг Алси осенило. Она зашелестела юбками, словно вытаскивала из кармана кусочек сахара, и сложила ладонь лодочкой.
   – Иди ко мне, малышка!
   Изюминка потянула ноздрями, сделала шаг, другой… и пошла к Алси. Когда лошадь подошла достаточно близко, Алси схватила болтавшийся повод. Голова у нее закружилась от радости, Ален осыпала Изюминку похвалами и гладила.
   Намотав поводья на руку, Алси механически прожевала несколько кусочков хлеба, потом после нескольких неудачных попыток оседлала Изюминку. Накануне вечером она была так измучена, что ничего не помнила. Седло оказалось тяжелее, чем она думала, и более громоздкое, чем английские, хотя с ними ей дел иметь тоже не приходилось. Она взобралась на Изюминку только со второй попытки: в первый раз она сбила седельную подушку, пришлось слезать и искать ее. Она научилась ездить верхом всего несколько недель назад. Когда Алси, подтянув подпругу, наконец оказалась в седле, это был настоящий триумф. «Я могу это сделать. Я справилась».
   Но она не знала, радоваться этому или плакать.

Глава 13

   – Мы не найдем ее до темноты, – предсказал Волынроский, глядя на цеплявшееся за вершины гор солнце.
   – Знаю, – ответил Думитру.
   Гнев уже улетучился, поскольку трудно поддерживать его во время долгой утомительной верховой езды. Решимости, однако, у Думитру не поубавилось. Он собирался найти сбежавшую жену и привезти домой, хоть и не слишком понимал, почему это для него так важно. Он не хотел думать об этом сейчас. В висках стучало от недосыпания, поэтому он выбросил из головы все мысли и сосредоточился на езде.
   – Запасов еды только на два дня, – добавил Волынроский.
   Они ехали немного позади отряда, углубившегося вслед за собаками в подлесок. При свете дня Думитру видел оленьи тропы и заячьи следы, которых держалась Алсиона, но, как бы они ни петляли, ее путь в любом случае лежал на запад.
   – Знаю, – повторил Думитру. Хмурое выражение, сменившее на его лице улыбку, стало обыденным. – Я отправлю отряд назад и тебя вместе с ним. Ты присмотришь за Северинором, а мы с Богданом возьмем всю провизию и поедем вдвоем.
   Богдан был лучшим следопытом Думитру, он мастерски определял передвижение цели, будь то бандиты, торговый караван или маленький зверек. Он легко найдет след Алси, даже если собаки собьются с пути.
   – Как хочешь, – сказал Волынроский. – Турки умерли бы со смеху, если бы узнали.
   – Тогда не рассказывай им, – рявкнул Думитру.
   Волынроский пожал плечами, и друзья молча поехали дальше.
* * *
   На третий день Алси добралась до Дуная. Широкая илистая река неторопливо катила свои волны к далекому Черному морю. Когда Изюминка, пробравшись сквозь кусты, вышла на берег, у Алси дрогнуло сердце: вопреки здравому смыслу она надеялась выехать к великой реке у Оршовы. Алси не знала, подниматься ли ей вверх по течению или спускаться вниз, чтобы попасть в этот городок, и не могла вспомнить, как далеко находится следующее поселение.
   Остановив Изюминку на песчаной косе, уставшая Алси спешилась, стащила перчатки и, намотав повод на запястье, умылась. Холодная вода взбодрила ее, дав призрачную иллюзию чистоты. Вода пахла тиной, от нее стыли нос и щеки, но Алси не обращала на эго внимания. Тело болело от немилосердно душившего корсета, который она не снимала уже три дня. Алси не осмеливалась ослабить шнуровку, поскольку без посторонней помощи корсет невозможно затянуть и застегнуть платье, а ей нужно выглядеть презентабельно, когда она приедет в город, наймет каюту и, даст Бог, служанку, которая выпустит ее из этой штуковины. Вот тогда она вымоется горячей водой и уснет в удобной постели.
   Ополоснув лицо. Алси принялась рыться в корзине, перебирая запасы продовольствия. Ноги у нее уже не дрожали, но еще побаливали от большой нагрузки. Желудок постоянно ныл от голода, но она так боялась остаться без провизии, что с трудом заставляла себя проглотить несколько кусочков во время привалов. Она сделала это и теперь, пока Изюминка пила, потом почистила лошадь скребницей, понимая, что это глупо и бессмысленно, но не зная, чем еще заняться. Накануне вечером, расседлав Изюминку, Алси обнаружила у нее на спине ранку от седла и расплакалась. Наверное, она надела седло неправильно, несмотря на усиленные попытки вспомнить, как это делали конюхи, и теперь лошадь страдала от ее невежества. Алси чистила лошадь, пока руки не затекли от усталости, потом села, обхватила себя руками и горько заплакала: об Изюминке, о себе и больше всего – из-за Думитру. Была уже поздняя ночь, когда ее рыдания наконец стихли. Она съела ломоть хлеба, устроила себе постель и попыталась уснуть.
   Но это было вчера. Сегодня она просто оцепенела, не чувствуя ничего, кроме усталости и тупой боли. Поэтому, услышав в лесу шум, она не вскочила на ноги, как делала в прошлые дни всякий раз, когда вспархивала птица, пробегал заяц или ветки хрустели под копытами оленя. Она просто огляделась вокруг, и когда заметила цветные пятна, их значение не сразу дошло до нее.
   И вдруг ее пронзил леденящий холод: на этот раз в лесу не олень, а человек верхом на лошади. Алси уже схватилась за переднюю луку седла, когда всадники выехали из леса.
   Думитру. Его появление было сказочной мечтой и ножом в сердце. Вслед за ним ехал мужчина, показавшийся ей смутно знакомым, она видела его в замке, но все ее внимание было приковано к мужу.
   Нет. Нет, нет, нет! Без размышлений она взлетела в седло. Изумленно глядя на нее, Думитру остановился на песчаной косе. Их разделяло не больше пятнадцати метров, и Алси пустила Изюминку галопом в единственном оставшемся ей направлении – прямо в Дунай.
   Скоро холодная вода заплескалась у крупа лошади, потом Изюминка поплыла. Алси до талии погрузилась в мутную реку.