Страница:
Ее бедра обожгло холодом, ноги онемели. Обернувшись, она увидела, что второй всадник осадил лошадь, а Думитру на Бее бросился в реку, поднимая брызги. Капли падали ей на щеки. Слишком близко, Господи, он слишком близко! Но пути назад не было.
Темная илистая вода поднялась выше талии, мокрые тяжелые юбки тянули Алси вместе с лошадью на дно. Под спокойной поверхностью реки скрывалось мощное течение, которое волокло за собой всадницу. Хоть ноги и перестали болеть, Алси понимала, что они просто онемели от холода.
«Я уже погубила и себя и Изюминку?» – подумала Алси, отчаянно глядя на противоположный берег, столь же далекий, как иные миры. Сколько может плыть лошадь? Алси этого не знала, но багаж явно был для лошади помехой. Она пыталась найти под водой заткнутый за пояс кинжал. Ухватившись за покрытый эмалью эфес, она ощупью искала ремень, которым были привязаны к седлу корзины. Наконец, схватив его, она вонзила лезвие в толстую кожу.
– Алсиона! – раздался над водой голос Думитру. Оторвавшись от своей работы, она увидела, что Думитру плывет рядом с лошадью, держась рукой за луку седла и взметая ногами тучу брызг. Мокрые волосы, облепившие голову, сейчас казались не седыми, а черными, на лице застыла маска, подобная мраморному Юпитеру в гневе. Ее сердце запнулось, а глаза предательски поворачивались к нему. Господи, как же она по нему стосковалась!
– Поворачивай назад, Алсиона! – крикнул он. – Ты нас убьешь!
Но в его тоне было больше гнева, чем страха, поэтому, перерезав первый ремень, Алси набралась храбрости и занялась вторым.
– Если не хочешь умереть, возвращайся назад, а я не стану! – крикнула она в ответ. Гнев, разочарование, крушение надежд, обида, кипевшие в ней последние три дня, звенели в ее словах, и Алси не пыталась скрыть их. – Когда меня выбросит на берег, можешь украсть и мою одежду.
– Не будь идиоткой! – рявкнул Думитру.
Второй ремень поддался, и корзины понесло вниз по течению.
– Могу сказать то же самое тебе, – выпалила она. Думитру приближался. Алси сунула кинжал в импровизированные ножны и повернулась к нему спиной. Ухватившись двумя руками за луку седла, она перекинула через спину Изюминки правую ногу, высвободила левую из стремени и скользнула в воду. Холодная вода молотом ударила в грудь, выжимая воздух из стиснутых легких. Как холодно! Алси заставила себя сделать глубокий вдох, потом второй. С третьим вдохом удушье отступило, но ее начала сотрясать неудержимая дрожь.
Держась за седло, она начала работать ногами. Мокрые нижние юбки при каждом движении спутывали ноги и тянули вниз, тугой корсет мешал дышать. Алси, цепляясь за седло замерзшими пальцами, боролась с головокружением и течением реки и чувствовала, что Изюминка тянет ее за собой. Скоро онемение отступило, ноги горели от боли, с каждой минутой силы Алси таяли. Даже если бы и хотела, она не смогла бы подняться в седло.
«Я сделаю это. Должна сделать». Выбросив из головы все мысли, она смотрела на противоположный берег, к которому медленно приближалась. Ее вели вперед только ярость и боль, поскольку силы были уже исчерпаны до последней капли.
«Идиотка!» – выругался про себя Думитру. Алси барахталась перед ним в воде, Изюминка уверенно плыла вперед, но раздувавшиеся в воде юбки хозяйки мешали лошади. Голова Алси, насколько он видел, постепенно погружалась в воду. Эта картина пронзала Думитру копьем безотчетного страха. Ему это показалось странным, поскольку он думал, что, кроме гнева, у него других чувств не осталось.
Он стал грести сильнее. Рука, которой он держался за седло, онемела от напряжения, ноги казались тяжелым грузом. Он приближался к Алси, но очень медленно. Казалось, целая вечность прошла, прежде чем он оказался на таком расстоянии, что мог, вытянув руку, схватить ее за юбку. Прикладывая невероятные усилия, он проплыл вокруг Бея, чтобы оказаться рядом с Алсионой. Но она, казалось, не замечала его, пока он не положил руку ей на плечо.
Вздрогнув, она посмотрела на него с такой злобой, что он отшатнулся. Ее лицо под шляпкой было столь бледным, что кожа казалась почти прозрачной, мокрые кудри прилипли ко лбу и к щекам. Зеленые глаза сердито блестели, бескровные губы сжались в тонкую нить, и все-таки она была так красива, что у Думитру заныло сердце, несмотря на карикатурность ситуации.
– Алси…
Она молча отвернулась. Противоположный берег уже был гораздо ближе, чем тот, от которого они плыли. Сжав челюсти, Думитру плыл рядом, готовый в любой момент подхватить Алси, если она случайно отпустит седло.
Но Алсиона не сдавалась. Лицо ее стало еще бледнее, напряжение исказило его. Наконец лошади коснулись копытами дна, сначала Бей, потом Изюминка. Они выбирались на берег, илистый, но все-таки твердый. По пояс в воде, Думитру заставлял неслушающиеся ноги двигаться. Алсиона, держась за седло, сделала два шага, потом отпустила руку и упала. Ее голова исчезла под водой. Думитру бросился за Алси, но она вынырнула раньше, чем он приблизился. Грязь коричневыми ручьями текла с нее. Направив кинжал на Думитру, Алси, спотыкаясь, выкарабкалась на берег.
– Алси, не делай глупостей.
Думитру двинулся к ней с опаской, потому что никогда не видел такого выражения на ее лице: это была холодная безжизненная маска.
– Нет, – ответила она. Ее шляпку унесло течением, длинная мокрая коса болталась по спине. – Впервые в жизни я серьезна и разумна.
– Ты угрожаешь мне ножом! – возразил Думитру, все еще с трудом веря в это. – Моим собственным кинжалом, – добавил он, когда эмаль на эфесе блеснула в солнечных лучах.
Как бы смеялись над этой историей его парижские друзья, с горечью подумал Думитру. Да, это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
– Я не собираюсь убивать тебя, – словно ребенку пояснила ему Алсиона. – Но угрожать тебе острым предметом – это единственный способ заставить тебя выслушать меня. Видит Бог, до сих пор ты этого почти не делал. Я слышала, что ты сказал Волынроскому о моих деньгах.
– Я знаю, – все больше раздражаясь, ответил Думитру.
– Я думала, ты заботишься обо мне, – мягко сказала Алси. – Я думала, между нами что-то есть: доверие, дружба, может быть, даже нечто большее.
– Так и было, – сказал Думитру, его гнев вспыхнул с новой силой. – По крайней мере, до тех пор, пока ты не вбила себе в голову глупую идею сбежать назло мне.
При этих словах лицо Алсионы дернулось от боли и ярости.
– Ты замыслил обокрасть меня! Я хорошо понимала, что ты женился на мне из-за денег. Но неужели ты не мог оставить то, что принадлежит только мне? Черт возьми, Думитру, я твоя жена!
– А я твой муж! – прорычал он. – Что пользы жене прятать деньги от мужа? Зачем они ей?
– Они понадобятся, если она вышла замуж за незнакомца, у которого могут – всего лишь могут! – быть сомнительные намерения, – глухо ответила Алси. – Тебе не приходило в голову просто попросить?
– Об этом и говорить нечего, – отрезал Думитру. – Я тебе муж, а не ребенок. И не должен бегать к тебе с просьбами и зависеть от твоих прихотей.
– Тогда тебе не нужно было жениться на мне, нищий граф, – бросила в ответ Алси.
Это были глупые слова, но они так задели Думитру, что только кинжал в руках Алси удержал его от того, чтобы не встряхнуть ее как следует.
– Я твой муж. Алсиона. Разве для тебя это ничего не значит? – рявкнул он.
– Конечно, – горько сказала она. – Сказано в Писании: «И станут двое одна плоть». Только ты уверен, что эта плоть твоя.
– Черт бы побрал тебя и твое упрямство! Я пришел сюда не за деньгами! – взорвался он. – Мне нужна ты. Я люблю тебя, Алси.
Слова сорвались с его губ неожиданно, неумышленно, бездумно. Но Думитру с потрясающей душу уверенностью знал, что это правда. Подлинной причиной этой безумной погони, противоречащей здравому смыслу и оскорбленной гордости, была его невысказанная любовь. Волынроский прав, несмотря на возражения Думитру. Эта мысль изумила и испугала его, тут же погасив его гнев, но Алсиона и бровью не повела.
– Ты любишь мои деньги, – отмахнулась она. – Я для тебя лакомый кусочек.
– Черт бы тебя побрал, Алсиона, – повторил он, прежде чем она успела продолжить. – Когда ты появилась, я был готов к формальному браку с женщиной, которую невзлюблю. Но ты оказалась полной противоположностью моим ожиданиям: сильная, умная, красивая…
– Красивая? – Алси рассмеялась отвратительным лающим смехом.
Думитру не спускал глаз с направленного ему в грудь кинжала. Если броситься к ней, то она может… продырявить его прежде, чем он выбьет оружие у нее из рук.
– Боже правый… Ты явился за мной, потому что я красива? У тебя есть хоть крупица благородного чувства? – Голос Алси сорвался на крик.
Она шаг за шагом отступала. Думитру не последовал за ней, поскольку Алси уже кричала истерически, не владея собой. Он никогда не видел ее такой разгневанной и не представлял, что она может прийти в такое отчаяние.
– Ненавижу это слово! Если бы я не была красивой, родители не надумали бы выдать меня за аристократа. Меня бы не выставляли четыре года на позор на балах и званых обедах, хотя с самого начала было совершенно ясно, что я привлеку внимание лишь жалких и отчаявшихся младших сынков. Я вышла бы замуж за молодого инженера по имени Джосая или Сайлас, умного, мягкого, находчивого, проницательного – именно эти качества мой отец так ценит в своих работниках. Мой муж был бы рад, что получил в жены дочь мистера Картера и соединил свое имя с производством тестя, он снисходительно относился бы к моим слабостям. Даже Эзикьел был бы лучше тебя! Вместо этого, из-за того, что я красивая, – Алси буквально выплюнула это слово, – меня сослали в какое-то средневековое захолустье, выдали замуж за чужака, почти варвара, который задумал лишить меня независимости!
– Алси, это не так… – начал Думитру, ее бурная редакция остудила его гнев.
– Ты только что сам это сказал. Всегда все плохое случалось со мной из-за того, что я красивая. – Алси вдруг стала неестественно спокойной, в глазах вспыхнули странные, опасные огоньки. Схватив свободной рукой косу, она перекинула ее через плечо и, держа у затылка, сквозь слезы смотрела на Думитру. – Но больше этого не будет. Если ты любил меня, потому что я красивая, возможно, ты забудешь меня, когда от моей красоты ничего не останется.
С этими словами она спокойно резанула кинжалом волосы. Думитру бросился к ней, но Алси уже покончила с косой и презрительно бросила ее на землю. Потом с выражением яростного торжества повернула кинжал к своему лицу.
Думитру ринулся к ней, и от столкновения кинжал вылетел у нее из рук. Они боролись в липкой грязи. Поскользнувшись, Думитру рухнул на Алси и услышал ее хриплый вздох.
От ее спокойствия не осталось и следа, всхлипывая и брыкаясь, она молотила его кулаками. Думитру стиснул зубы, когда удар угодил ему в нос с такой силой, что у него выступили слезы, и схватил ее за руки. Пригвоздив ее запястья к земле, он весом своего тела не давал ей шевельнуть ногами. Постепенно истерические рыдания стихли, и Алси просто лежала под ним, закрыв глаза, обессиленная и измученная. Слезы тихо текли по щекам из-под закрытых век.
И это было самое ужасное.
– Идем, Алси! – сказал он вдруг охрипшим голосом. – Лошади отдохнут, и мы поедем домой!
– Они думают, что поедут домой!
Слова были сказаны по-сербски.
Вздернув голову, Думитру увидел на опушке леса нескольких всадников на низкорослых лошадках. Мужчины хохотали, словно сказанное было остроумной шуткой.
– Кто это? – прошептала Алсиона.
Думитру взглянул в ее огромные испуганные глаза.
– Гайдуки, – коротко ответил он.
Гайдуки. Алси думала, что у нее уже не осталось страха, но она ошибалась. Грубые дикари, ощетинившись оружием, с откровенной усмешкой разглядывали ее. Она тут же увидела себя со стороны: лежащего на ней Думитру, задранные до колен мокрые юбки, облепившие ее бедра. Она подумала о кинжале, лежавшем в трех метрах от них, пистолете, утонувшем вместе с корзинами. Но, намокнув в воде, он был бы сейчас совершенно бесполезен. Алси встретилась взглядом с Думитру и увидела в его глазах приглашение к объединению: вместе против гайдуков, если не в действии, то в душе. Алси отвернулась. Она богата. Бандиты в любом случае захотят получить за нее выкуп, поэтому не причинят ей вреда. Думитру может сказать то же самое о себе. Если он победит их, то ее ждет часть узницы. Алси предпочитала, чтобы ее выкупили.
– Поднимайтесь! – крикнул один из гайдуков по-немецки.
Это было первое слово, которое Алси поняла. Думитру медленно подчинился, Алси нетвердо поднялась на ноги, и он оттолкнул ее, чтобы встать между ней бандитами и поближе к кинжалу. Изюминка и Бей бродили в стороне, Алси стояла у кромки воды. Бежать было некуда, и она хорошо понимала, что, бросившись в реку, тут же утонет. Глядя на все еще смеющихся гайдуков, она страшилась неизвестности. Откуда Думитру знает, что они берут выкуп за всех богатых христиан? Она вдруг подумала, что утонуть, пожалуй, лучшая участь, чем оказаться в руках гайдуков.
Один из них, должно быть, прочитал ее мысли и что-то сказал на непонятном языке, мужчина в меховой шапке перевел на немецкий:
– Отойди от реки.
Жалея, что не осмелилась схватить кинжал, Алси подчинилась.
– Что вы здесь делаете? Назовите свои имена и дайте нам хороший повод не убивать вас обоих, – высокомерно сказал мужчина.
Вот он, ее единственный шанс освободиться от Думитру и добиться хорошего обращения в плену.
– Меня зовут Алсиона Картер. Я англичанка. Этот человек похитил меня и заставил выйти за него замуж, чтобы получить приданое от моего отца, который очень богат. Отец будет очень благодарен, если я вернусь к нему живая и невредимая. – На последних словах ее голос чуть дрогнул. Алси убеждала себя, что от женской слабости, а не от малодушной трусости, как это было в действительности. – Я знаю, что его компенсация будет соответствовать его благодарности.
Мужчина в меховой шапке расхохотался, и как только он перевел ее слова на родной язык, его товарищи разразились дружным хохотом, добавляя собственные комментарии, вызывавшие новые взрывы смеха. Алси рискнула искоса посмотреть на Думитру, он поймал ее взгляд. Его лицо было таким же белым, как его рубашка, и впервые ничего не выражало, оно было мертвой маской. Гайдуки вдруг замолчали, и Алси повернулась к ним, отыскивая взглядом их предводителя. Его приличная лошадь и хорошая одежда вызывали вполне определенные подозрения.
– А ты что можешь о себе сказать? – повернулся к Думитру мужчина в меховой шапке.
– Я Гаврил Попеску, – с негодованием ответил Думитру. – боярин. Мой сюзерен выкупит меня.
Алси чувствовала, что гайдуки смотрят на нее, но никак не ответила на это заявление. Если Думитру считает, что безопаснее выдать себя за другого, она его не предаст, пока он не попытается помешать осуществлению ее плана.
Вожак пробормотал что-то злобное, Думитру с глубоким презрением ответил ему на том же языке. Алси с внезапным страхом посмотрела на предводителя бандитов, но он улыбнулся.
– Может быть, все так, как вы говорите, – наконец сказал переводчик. – Но если вы солгали, это дорого обойдется вам обоим. Мы отвезем вас к нашему князю. Он решит, что с вами делать.
Вожак кивнул двоим сотоварищам, и они, усмехаясь, вышли вперед с веревкой в руках. Алси вскоре лишилась своих часов, а Думитру – бесполезного теперь пистолета и содержимого карманов. Решив, что у пленников больше нет ничего ценного, им связали руки за спиной. Алси и Думитру посадили на их собственных лошадей, один из бандитов, взяв поводья, повел их тайными тропами прочь от реки.
«Все, – сказала себе Алси. – Они будут оберегать меня, пока отец не пришлет выкуп, а потом я со своей частью приданого отправлюсь в Англию».
Но почему-то она не могла заставить себя в это поверить.
Глава 14
Темная илистая вода поднялась выше талии, мокрые тяжелые юбки тянули Алси вместе с лошадью на дно. Под спокойной поверхностью реки скрывалось мощное течение, которое волокло за собой всадницу. Хоть ноги и перестали болеть, Алси понимала, что они просто онемели от холода.
«Я уже погубила и себя и Изюминку?» – подумала Алси, отчаянно глядя на противоположный берег, столь же далекий, как иные миры. Сколько может плыть лошадь? Алси этого не знала, но багаж явно был для лошади помехой. Она пыталась найти под водой заткнутый за пояс кинжал. Ухватившись за покрытый эмалью эфес, она ощупью искала ремень, которым были привязаны к седлу корзины. Наконец, схватив его, она вонзила лезвие в толстую кожу.
– Алсиона! – раздался над водой голос Думитру. Оторвавшись от своей работы, она увидела, что Думитру плывет рядом с лошадью, держась рукой за луку седла и взметая ногами тучу брызг. Мокрые волосы, облепившие голову, сейчас казались не седыми, а черными, на лице застыла маска, подобная мраморному Юпитеру в гневе. Ее сердце запнулось, а глаза предательски поворачивались к нему. Господи, как же она по нему стосковалась!
– Поворачивай назад, Алсиона! – крикнул он. – Ты нас убьешь!
Но в его тоне было больше гнева, чем страха, поэтому, перерезав первый ремень, Алси набралась храбрости и занялась вторым.
– Если не хочешь умереть, возвращайся назад, а я не стану! – крикнула она в ответ. Гнев, разочарование, крушение надежд, обида, кипевшие в ней последние три дня, звенели в ее словах, и Алси не пыталась скрыть их. – Когда меня выбросит на берег, можешь украсть и мою одежду.
– Не будь идиоткой! – рявкнул Думитру.
Второй ремень поддался, и корзины понесло вниз по течению.
– Могу сказать то же самое тебе, – выпалила она. Думитру приближался. Алси сунула кинжал в импровизированные ножны и повернулась к нему спиной. Ухватившись двумя руками за луку седла, она перекинула через спину Изюминки правую ногу, высвободила левую из стремени и скользнула в воду. Холодная вода молотом ударила в грудь, выжимая воздух из стиснутых легких. Как холодно! Алси заставила себя сделать глубокий вдох, потом второй. С третьим вдохом удушье отступило, но ее начала сотрясать неудержимая дрожь.
Держась за седло, она начала работать ногами. Мокрые нижние юбки при каждом движении спутывали ноги и тянули вниз, тугой корсет мешал дышать. Алси, цепляясь за седло замерзшими пальцами, боролась с головокружением и течением реки и чувствовала, что Изюминка тянет ее за собой. Скоро онемение отступило, ноги горели от боли, с каждой минутой силы Алси таяли. Даже если бы и хотела, она не смогла бы подняться в седло.
«Я сделаю это. Должна сделать». Выбросив из головы все мысли, она смотрела на противоположный берег, к которому медленно приближалась. Ее вели вперед только ярость и боль, поскольку силы были уже исчерпаны до последней капли.
«Идиотка!» – выругался про себя Думитру. Алси барахталась перед ним в воде, Изюминка уверенно плыла вперед, но раздувавшиеся в воде юбки хозяйки мешали лошади. Голова Алси, насколько он видел, постепенно погружалась в воду. Эта картина пронзала Думитру копьем безотчетного страха. Ему это показалось странным, поскольку он думал, что, кроме гнева, у него других чувств не осталось.
Он стал грести сильнее. Рука, которой он держался за седло, онемела от напряжения, ноги казались тяжелым грузом. Он приближался к Алси, но очень медленно. Казалось, целая вечность прошла, прежде чем он оказался на таком расстоянии, что мог, вытянув руку, схватить ее за юбку. Прикладывая невероятные усилия, он проплыл вокруг Бея, чтобы оказаться рядом с Алсионой. Но она, казалось, не замечала его, пока он не положил руку ей на плечо.
Вздрогнув, она посмотрела на него с такой злобой, что он отшатнулся. Ее лицо под шляпкой было столь бледным, что кожа казалась почти прозрачной, мокрые кудри прилипли ко лбу и к щекам. Зеленые глаза сердито блестели, бескровные губы сжались в тонкую нить, и все-таки она была так красива, что у Думитру заныло сердце, несмотря на карикатурность ситуации.
– Алси…
Она молча отвернулась. Противоположный берег уже был гораздо ближе, чем тот, от которого они плыли. Сжав челюсти, Думитру плыл рядом, готовый в любой момент подхватить Алси, если она случайно отпустит седло.
Но Алсиона не сдавалась. Лицо ее стало еще бледнее, напряжение исказило его. Наконец лошади коснулись копытами дна, сначала Бей, потом Изюминка. Они выбирались на берег, илистый, но все-таки твердый. По пояс в воде, Думитру заставлял неслушающиеся ноги двигаться. Алсиона, держась за седло, сделала два шага, потом отпустила руку и упала. Ее голова исчезла под водой. Думитру бросился за Алси, но она вынырнула раньше, чем он приблизился. Грязь коричневыми ручьями текла с нее. Направив кинжал на Думитру, Алси, спотыкаясь, выкарабкалась на берег.
– Алси, не делай глупостей.
Думитру двинулся к ней с опаской, потому что никогда не видел такого выражения на ее лице: это была холодная безжизненная маска.
– Нет, – ответила она. Ее шляпку унесло течением, длинная мокрая коса болталась по спине. – Впервые в жизни я серьезна и разумна.
– Ты угрожаешь мне ножом! – возразил Думитру, все еще с трудом веря в это. – Моим собственным кинжалом, – добавил он, когда эмаль на эфесе блеснула в солнечных лучах.
Как бы смеялись над этой историей его парижские друзья, с горечью подумал Думитру. Да, это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
– Я не собираюсь убивать тебя, – словно ребенку пояснила ему Алсиона. – Но угрожать тебе острым предметом – это единственный способ заставить тебя выслушать меня. Видит Бог, до сих пор ты этого почти не делал. Я слышала, что ты сказал Волынроскому о моих деньгах.
– Я знаю, – все больше раздражаясь, ответил Думитру.
– Я думала, ты заботишься обо мне, – мягко сказала Алси. – Я думала, между нами что-то есть: доверие, дружба, может быть, даже нечто большее.
– Так и было, – сказал Думитру, его гнев вспыхнул с новой силой. – По крайней мере, до тех пор, пока ты не вбила себе в голову глупую идею сбежать назло мне.
При этих словах лицо Алсионы дернулось от боли и ярости.
– Ты замыслил обокрасть меня! Я хорошо понимала, что ты женился на мне из-за денег. Но неужели ты не мог оставить то, что принадлежит только мне? Черт возьми, Думитру, я твоя жена!
– А я твой муж! – прорычал он. – Что пользы жене прятать деньги от мужа? Зачем они ей?
– Они понадобятся, если она вышла замуж за незнакомца, у которого могут – всего лишь могут! – быть сомнительные намерения, – глухо ответила Алси. – Тебе не приходило в голову просто попросить?
– Об этом и говорить нечего, – отрезал Думитру. – Я тебе муж, а не ребенок. И не должен бегать к тебе с просьбами и зависеть от твоих прихотей.
– Тогда тебе не нужно было жениться на мне, нищий граф, – бросила в ответ Алси.
Это были глупые слова, но они так задели Думитру, что только кинжал в руках Алси удержал его от того, чтобы не встряхнуть ее как следует.
– Я твой муж. Алсиона. Разве для тебя это ничего не значит? – рявкнул он.
– Конечно, – горько сказала она. – Сказано в Писании: «И станут двое одна плоть». Только ты уверен, что эта плоть твоя.
– Черт бы побрал тебя и твое упрямство! Я пришел сюда не за деньгами! – взорвался он. – Мне нужна ты. Я люблю тебя, Алси.
Слова сорвались с его губ неожиданно, неумышленно, бездумно. Но Думитру с потрясающей душу уверенностью знал, что это правда. Подлинной причиной этой безумной погони, противоречащей здравому смыслу и оскорбленной гордости, была его невысказанная любовь. Волынроский прав, несмотря на возражения Думитру. Эта мысль изумила и испугала его, тут же погасив его гнев, но Алсиона и бровью не повела.
– Ты любишь мои деньги, – отмахнулась она. – Я для тебя лакомый кусочек.
– Черт бы тебя побрал, Алсиона, – повторил он, прежде чем она успела продолжить. – Когда ты появилась, я был готов к формальному браку с женщиной, которую невзлюблю. Но ты оказалась полной противоположностью моим ожиданиям: сильная, умная, красивая…
– Красивая? – Алси рассмеялась отвратительным лающим смехом.
Думитру не спускал глаз с направленного ему в грудь кинжала. Если броситься к ней, то она может… продырявить его прежде, чем он выбьет оружие у нее из рук.
– Боже правый… Ты явился за мной, потому что я красива? У тебя есть хоть крупица благородного чувства? – Голос Алси сорвался на крик.
Она шаг за шагом отступала. Думитру не последовал за ней, поскольку Алси уже кричала истерически, не владея собой. Он никогда не видел ее такой разгневанной и не представлял, что она может прийти в такое отчаяние.
– Ненавижу это слово! Если бы я не была красивой, родители не надумали бы выдать меня за аристократа. Меня бы не выставляли четыре года на позор на балах и званых обедах, хотя с самого начала было совершенно ясно, что я привлеку внимание лишь жалких и отчаявшихся младших сынков. Я вышла бы замуж за молодого инженера по имени Джосая или Сайлас, умного, мягкого, находчивого, проницательного – именно эти качества мой отец так ценит в своих работниках. Мой муж был бы рад, что получил в жены дочь мистера Картера и соединил свое имя с производством тестя, он снисходительно относился бы к моим слабостям. Даже Эзикьел был бы лучше тебя! Вместо этого, из-за того, что я красивая, – Алси буквально выплюнула это слово, – меня сослали в какое-то средневековое захолустье, выдали замуж за чужака, почти варвара, который задумал лишить меня независимости!
– Алси, это не так… – начал Думитру, ее бурная редакция остудила его гнев.
– Ты только что сам это сказал. Всегда все плохое случалось со мной из-за того, что я красивая. – Алси вдруг стала неестественно спокойной, в глазах вспыхнули странные, опасные огоньки. Схватив свободной рукой косу, она перекинула ее через плечо и, держа у затылка, сквозь слезы смотрела на Думитру. – Но больше этого не будет. Если ты любил меня, потому что я красивая, возможно, ты забудешь меня, когда от моей красоты ничего не останется.
С этими словами она спокойно резанула кинжалом волосы. Думитру бросился к ней, но Алси уже покончила с косой и презрительно бросила ее на землю. Потом с выражением яростного торжества повернула кинжал к своему лицу.
Думитру ринулся к ней, и от столкновения кинжал вылетел у нее из рук. Они боролись в липкой грязи. Поскользнувшись, Думитру рухнул на Алси и услышал ее хриплый вздох.
От ее спокойствия не осталось и следа, всхлипывая и брыкаясь, она молотила его кулаками. Думитру стиснул зубы, когда удар угодил ему в нос с такой силой, что у него выступили слезы, и схватил ее за руки. Пригвоздив ее запястья к земле, он весом своего тела не давал ей шевельнуть ногами. Постепенно истерические рыдания стихли, и Алси просто лежала под ним, закрыв глаза, обессиленная и измученная. Слезы тихо текли по щекам из-под закрытых век.
И это было самое ужасное.
– Идем, Алси! – сказал он вдруг охрипшим голосом. – Лошади отдохнут, и мы поедем домой!
– Они думают, что поедут домой!
Слова были сказаны по-сербски.
Вздернув голову, Думитру увидел на опушке леса нескольких всадников на низкорослых лошадках. Мужчины хохотали, словно сказанное было остроумной шуткой.
– Кто это? – прошептала Алсиона.
Думитру взглянул в ее огромные испуганные глаза.
– Гайдуки, – коротко ответил он.
Гайдуки. Алси думала, что у нее уже не осталось страха, но она ошибалась. Грубые дикари, ощетинившись оружием, с откровенной усмешкой разглядывали ее. Она тут же увидела себя со стороны: лежащего на ней Думитру, задранные до колен мокрые юбки, облепившие ее бедра. Она подумала о кинжале, лежавшем в трех метрах от них, пистолете, утонувшем вместе с корзинами. Но, намокнув в воде, он был бы сейчас совершенно бесполезен. Алси встретилась взглядом с Думитру и увидела в его глазах приглашение к объединению: вместе против гайдуков, если не в действии, то в душе. Алси отвернулась. Она богата. Бандиты в любом случае захотят получить за нее выкуп, поэтому не причинят ей вреда. Думитру может сказать то же самое о себе. Если он победит их, то ее ждет часть узницы. Алси предпочитала, чтобы ее выкупили.
– Поднимайтесь! – крикнул один из гайдуков по-немецки.
Это было первое слово, которое Алси поняла. Думитру медленно подчинился, Алси нетвердо поднялась на ноги, и он оттолкнул ее, чтобы встать между ней бандитами и поближе к кинжалу. Изюминка и Бей бродили в стороне, Алси стояла у кромки воды. Бежать было некуда, и она хорошо понимала, что, бросившись в реку, тут же утонет. Глядя на все еще смеющихся гайдуков, она страшилась неизвестности. Откуда Думитру знает, что они берут выкуп за всех богатых христиан? Она вдруг подумала, что утонуть, пожалуй, лучшая участь, чем оказаться в руках гайдуков.
Один из них, должно быть, прочитал ее мысли и что-то сказал на непонятном языке, мужчина в меховой шапке перевел на немецкий:
– Отойди от реки.
Жалея, что не осмелилась схватить кинжал, Алси подчинилась.
– Что вы здесь делаете? Назовите свои имена и дайте нам хороший повод не убивать вас обоих, – высокомерно сказал мужчина.
Вот он, ее единственный шанс освободиться от Думитру и добиться хорошего обращения в плену.
– Меня зовут Алсиона Картер. Я англичанка. Этот человек похитил меня и заставил выйти за него замуж, чтобы получить приданое от моего отца, который очень богат. Отец будет очень благодарен, если я вернусь к нему живая и невредимая. – На последних словах ее голос чуть дрогнул. Алси убеждала себя, что от женской слабости, а не от малодушной трусости, как это было в действительности. – Я знаю, что его компенсация будет соответствовать его благодарности.
Мужчина в меховой шапке расхохотался, и как только он перевел ее слова на родной язык, его товарищи разразились дружным хохотом, добавляя собственные комментарии, вызывавшие новые взрывы смеха. Алси рискнула искоса посмотреть на Думитру, он поймал ее взгляд. Его лицо было таким же белым, как его рубашка, и впервые ничего не выражало, оно было мертвой маской. Гайдуки вдруг замолчали, и Алси повернулась к ним, отыскивая взглядом их предводителя. Его приличная лошадь и хорошая одежда вызывали вполне определенные подозрения.
– А ты что можешь о себе сказать? – повернулся к Думитру мужчина в меховой шапке.
– Я Гаврил Попеску, – с негодованием ответил Думитру. – боярин. Мой сюзерен выкупит меня.
Алси чувствовала, что гайдуки смотрят на нее, но никак не ответила на это заявление. Если Думитру считает, что безопаснее выдать себя за другого, она его не предаст, пока он не попытается помешать осуществлению ее плана.
Вожак пробормотал что-то злобное, Думитру с глубоким презрением ответил ему на том же языке. Алси с внезапным страхом посмотрела на предводителя бандитов, но он улыбнулся.
– Может быть, все так, как вы говорите, – наконец сказал переводчик. – Но если вы солгали, это дорого обойдется вам обоим. Мы отвезем вас к нашему князю. Он решит, что с вами делать.
Вожак кивнул двоим сотоварищам, и они, усмехаясь, вышли вперед с веревкой в руках. Алси вскоре лишилась своих часов, а Думитру – бесполезного теперь пистолета и содержимого карманов. Решив, что у пленников больше нет ничего ценного, им связали руки за спиной. Алси и Думитру посадили на их собственных лошадей, один из бандитов, взяв поводья, повел их тайными тропами прочь от реки.
«Все, – сказала себе Алси. – Они будут оберегать меня, пока отец не пришлет выкуп, а потом я со своей частью приданого отправлюсь в Англию».
Но почему-то она не могла заставить себя в это поверить.
Глава 14
Изнеможение сгибало Алси пополам, ее сотрясала безудержная дрожь, промокшая одежда липла к телу, забирая остатки тепла. Но, несмотря на гнетущую слабость, Алси наблюдала за гайдуками со сверхъестественным вниманием и настороженностью, словно физическое бессилие обострило ее чувства. В холодном воздухе все приобрело необыкновенно четкие очертания, цвета стали неестественно яркими. Она видела каждый волосок в бороде мужчины, который вел под уздцы ее лошадь; слышала каждый звук непонятного языка, когда гайдуки переговаривались между собой; каждый сигнал звенел в ее ушах с поразительной четкостью. Но от ее наблюдательности ни на йоту не было пользы: ей оставалось медленно следовать за похитителями со связанными за спиной руками – ни дать ни взять гусыня для жаркого.
Алси не осмеливалась взглянуть на Думитру. Даже сама мысль о нем вызывала у нее истерику. Он сказал, что любит ее. Любит! Можно подумать, он имеет о любви хоть какое-то понятие. Даже признав свою хитрость, воровство, предательство, он имел наглость заявить, что любит ее! Неужели Думитру так глуп и думает, что эти слова все изменят? Или он каким-то непостижимым образом уверен и в своей любви, и в своей правоте, держа их в разных уголках души, где хранил все жизненные противоречия, чтобы они не сталкивались друг с другом?
Алси не хотела об этом думать. Это слишком больно. Да ей и не нужно мучить себя, все идет хорошо, она скоро навсегда избавится от него. А если нет… Она вздрогнула, когда гайдуки расхохотались особенно грубо. А если нет, ей, возможно, вообще не придется думать.
Сколько они ехали через густой лес, Алси определить не могла. В Англии или Франции вдоль каждой большой реки тянулись селения и фермы, здесь же – глушь и запустение. Постепенно лесная чащоба сменилась пастбищами, потом пашней. Наконец показалась убогая деревушка.
Что-то в ее облике встревожило привыкшую к аккуратным английским поселениям Алси. Когда они подъехали ближе, она поняла, в чем дело. В деревне было не больше дюжины убогих лачуг, напоминавших шалаши. Готовые вот-вот рухнуть, они лепились друг к другу, образовывая неровное кольцо. Земля в центре была вытоптана, по краям теснились свиные хлева. Окон в домах не было, их с лихвой заменяли многочисленные двери. Когда гайдуки подъехали ближе, отовсюду показались любопытные лица.
– Слезайте, – приказал мужчина в меховой шапке.
Думитру спокойно перекинул ногу через спину лошади и, хотя руки у него были связаны, ловко спрыгнул на землю, твердо встав на ноги. Алси тоже перекинула ногу через луку седла, но не рискнула повторить трюк Думитру, понимая, что неминуемо растянется в грязи.
Вожак бандитов, расхохотавшись, подъехал к ней, обхватил за талию и, прежде чем поставить на землю, бесстыдно поцеловал в губы.
Алси отшатнулась в ту же секунду, когда его рот коснулся ее губ. Стиснув зубы, она в ярости смотрела на гайдука, хотя сердце неистово стучало от страха и ужаса. Снова рассмеявшись, он сказал что-то своим товарищам, и их смешки сменились взрывами хохота. Алси хотелось вытереть рот, но руки у нее были связаны, и в ответ на наглую выходку ей осталось лишь возмущенно вскинуть подбородок, будто она благородная леди, которая ставит на место хлыща в Гайд-парке, а не дрожащая, мокрая, испуганная пародия на женщину. Она отважилась взглянуть на Думитру, который зло смотрел на предводителя бандитов.
Тут в дверях ближайшего строения показалась женщина средних лет, судя по поведению, глава рода. Она сказала гайдукам что-то резкое, и те сконфуженно замолчали. По приказу вожака бандиты занялись содержимым седельных сумок Думитру. Алси и Думитру подтолкнули к дверям, где стояла немолодая женщина. Алси чувствовала груз монет в кармане на бедре и порадовалась собственной предусмотрительности: во время привала она засунула половину денег за подкладку корсета.
У Думитру внутри все сжалось. Он пытался ослабить веревку, пока не заболели плечи и запястья, но она не поддавалась. Беспомощен! Он совершенно беспомощен. Алсиона, будь она проклята, шла рядом с ним, бледная и решительная, гордо вскинув голову и сжав в тонкую нить побелевшие губы. Она считает гайдуков способом избавиться от него, и для нее, возможно, так и будет. Для него же ситуация гораздо сложнее. Если похитители не догадаются, кто он на самом деле, то Волынроский, узнав про «Гаврила Попеску», через несколько дней привезет выкуп. Думитру не хотел отказываться от Алсионы после того, что понял в этот день. Но если Волынроский попытается выкупить и ее, она тут же разгадает хитрость. И тогда может произойти что угодно. До поры до времени лучше помалкивать и послать людей понаблюдать за ней от имени Попеску или в качестве посланников ее отца.
Женщины врассыпную бросились от дверей, когда гайдуки провели узников в дом. Думитру заморгал в полумраке, слабое тепло солнечного света мгновенно исчезло, в помещении было холодно. Не успели его глаза привыкнуть к темноте, как пленников толкнули дальше. У Думитру сложилось впечатление, что их ведут через ряд сырых тесных комнат. Пол был скользким от грязи, из-под ног разбегались собаки и цыплята.
Наконец пленников втолкнули в очередное помещение без окон, более просторное, чем те, что они уже миновали, но не превышавшее шести метров в длину. Волны теплого воздуха разливались от огня, пылавшего в жаровне. Наполнявший комнату дым не сразу находил выход – дыру посередине крыши. Несмотря на сомнительность ситуации, Думитру благодарил судьбу зато, что комната теплая. Он начал согреваться, от мокрой одежды пошел пар. Влажные стены распространяли затхлый запах старого навоза, от дыма першило в горле и щипало глаза. Пол здесь был каменный и чистый, на стенах под копотью виднелись следы побелки. Особое помещение, понял Думитру. И это не предвещало ничего хорошего.
Грузный бородатый мужчина сидел пред очагом на единственном в комнате стуле, самодовольно сложив руки. Поверх национальной рубашки и коротких брюк на нем был старый австрийский сюртук, не сходившийся на огромном животе. Позади стояли трое мужчин в дорогих английских костюмах, модных среди нарождавшейся элиты восточной Австрии. На их поразительно юных лицах замерло высокомерное безразличие. Думитру сразу понял, кто перед ним: проникшиеся идеалистическими революционными идеями младшие отпрыски богатых сербских семейств. Таких юнцов воодушевляли государственное устройство и пышность Франции, но они совершенно забыли о гильотине. Эти новоявленные повстанцы пытались внушить местному князьку идеи государственности и ответственности за судьбу родины. Черт, дело плохо, подумал Думитру. Внешность у него характерная, если кто-то здесь и слышал, как выглядит граф Северинор, то именно эти молодые люди.
Крестьяне, устроившись на стоявших вдоль стен скамейках или просто привалившись к стене, с живым интересом рассматривали пленников. Среди собравшихся было немало женщин, все до одной в туго повязанных платках, их любопытство перебороло опасения и подозрения.
Вожак гайдуков подошел к сидевшему толстяку и тихо заговорил с ним. Это было одной из привилегий гайдуков. Глаза толстяка расширились, потом прищурились, и он фыркнул, то ли от недоверия, то ли от интереса Думитру этого не мог определить, все свое внимание он направил на трех молодых джентльменов. Местный князек был типичным, вполне предсказуемым предводителем деревни. От трех юнцов, охваченных революционными идеями, можно ожидать чего угодно.
– Что вы можете сказать в свое оправдание? – спросил толстяк по-сербски. Казалось, он страшно рад беспрецедентной возможности продемонстрировать свое могущество.
– Почему бы вам не спросить ее? – ответил Думитру, кивнув на Алси, с непроницаемым видом смотревшую в стену.
Она намерена высказаться в свою защиту, и ему выгодно подождать, пока она расскажет свою историю.
Вожак бандитов что-то тихо сказал полному мужчине, и тот с раздражением повторил уже на немецком, вполне понятном, но с ужасным акцентом:
– Что вы можете сказать в свое оправдание?
Алсиона выше вскинула подбородок, и Думитру приготовился к виртуозному спектаклю, поскольку у нее было время усовершенствовать свою историю. Он не ошибся.
– Я фрейлейн Алсиона Картер, – высокомерно начала она. – Приехала в Венгрию по доброй воле, чтобы вступить в брак с мужчиной, которого выбрал мне в мужья отец. Однако я вместе со слугами угодила в ловушку, расставленную этим человеком, – она кивком указала на Думитру, – который пытался заставить меня обвенчаться с ним, в надежде заполучить мое приданое, хоть я и уверяла его, что мой отец не вознаградит его за дурное обращение со мной. – На лице Алси выражение оскорбленной добродетели сменилось маской смирения и скромности. – Я пыталась бежать, но он настиг меня, и я возблагодарила Господа за избавление, когда ваши люди спасли меня. Мой отец будет благодарен вам и очень щедр, если вы поможете мне избавиться от этого монстра и невредимой вернуться домой.
Блестящая игра. Думитру хотелось рассмеяться. Алсиона взывала к Богу, изображала послушную дочь, обещала награду за свое «спасение», хотя оно ничего, кроме неприятностей, ей не принесло. Если бы не боязнь привлечь к себе пристальное внимание, Думитру бы зааплодировал.
– Вам нечего добавить? – повернулся к нему толстяк. Думитру пожал плечами, спина тут же заныла от этого движения. Лучше ответить кратко.
– Кто мне поверит, если я стану опровергать ее слова? Я Гаврил Попеску, мой сюзерен заплатит за меня выкуп.
Алси не осмеливалась взглянуть на Думитру. Даже сама мысль о нем вызывала у нее истерику. Он сказал, что любит ее. Любит! Можно подумать, он имеет о любви хоть какое-то понятие. Даже признав свою хитрость, воровство, предательство, он имел наглость заявить, что любит ее! Неужели Думитру так глуп и думает, что эти слова все изменят? Или он каким-то непостижимым образом уверен и в своей любви, и в своей правоте, держа их в разных уголках души, где хранил все жизненные противоречия, чтобы они не сталкивались друг с другом?
Алси не хотела об этом думать. Это слишком больно. Да ей и не нужно мучить себя, все идет хорошо, она скоро навсегда избавится от него. А если нет… Она вздрогнула, когда гайдуки расхохотались особенно грубо. А если нет, ей, возможно, вообще не придется думать.
Сколько они ехали через густой лес, Алси определить не могла. В Англии или Франции вдоль каждой большой реки тянулись селения и фермы, здесь же – глушь и запустение. Постепенно лесная чащоба сменилась пастбищами, потом пашней. Наконец показалась убогая деревушка.
Что-то в ее облике встревожило привыкшую к аккуратным английским поселениям Алси. Когда они подъехали ближе, она поняла, в чем дело. В деревне было не больше дюжины убогих лачуг, напоминавших шалаши. Готовые вот-вот рухнуть, они лепились друг к другу, образовывая неровное кольцо. Земля в центре была вытоптана, по краям теснились свиные хлева. Окон в домах не было, их с лихвой заменяли многочисленные двери. Когда гайдуки подъехали ближе, отовсюду показались любопытные лица.
– Слезайте, – приказал мужчина в меховой шапке.
Думитру спокойно перекинул ногу через спину лошади и, хотя руки у него были связаны, ловко спрыгнул на землю, твердо встав на ноги. Алси тоже перекинула ногу через луку седла, но не рискнула повторить трюк Думитру, понимая, что неминуемо растянется в грязи.
Вожак бандитов, расхохотавшись, подъехал к ней, обхватил за талию и, прежде чем поставить на землю, бесстыдно поцеловал в губы.
Алси отшатнулась в ту же секунду, когда его рот коснулся ее губ. Стиснув зубы, она в ярости смотрела на гайдука, хотя сердце неистово стучало от страха и ужаса. Снова рассмеявшись, он сказал что-то своим товарищам, и их смешки сменились взрывами хохота. Алси хотелось вытереть рот, но руки у нее были связаны, и в ответ на наглую выходку ей осталось лишь возмущенно вскинуть подбородок, будто она благородная леди, которая ставит на место хлыща в Гайд-парке, а не дрожащая, мокрая, испуганная пародия на женщину. Она отважилась взглянуть на Думитру, который зло смотрел на предводителя бандитов.
Тут в дверях ближайшего строения показалась женщина средних лет, судя по поведению, глава рода. Она сказала гайдукам что-то резкое, и те сконфуженно замолчали. По приказу вожака бандиты занялись содержимым седельных сумок Думитру. Алси и Думитру подтолкнули к дверям, где стояла немолодая женщина. Алси чувствовала груз монет в кармане на бедре и порадовалась собственной предусмотрительности: во время привала она засунула половину денег за подкладку корсета.
У Думитру внутри все сжалось. Он пытался ослабить веревку, пока не заболели плечи и запястья, но она не поддавалась. Беспомощен! Он совершенно беспомощен. Алсиона, будь она проклята, шла рядом с ним, бледная и решительная, гордо вскинув голову и сжав в тонкую нить побелевшие губы. Она считает гайдуков способом избавиться от него, и для нее, возможно, так и будет. Для него же ситуация гораздо сложнее. Если похитители не догадаются, кто он на самом деле, то Волынроский, узнав про «Гаврила Попеску», через несколько дней привезет выкуп. Думитру не хотел отказываться от Алсионы после того, что понял в этот день. Но если Волынроский попытается выкупить и ее, она тут же разгадает хитрость. И тогда может произойти что угодно. До поры до времени лучше помалкивать и послать людей понаблюдать за ней от имени Попеску или в качестве посланников ее отца.
Женщины врассыпную бросились от дверей, когда гайдуки провели узников в дом. Думитру заморгал в полумраке, слабое тепло солнечного света мгновенно исчезло, в помещении было холодно. Не успели его глаза привыкнуть к темноте, как пленников толкнули дальше. У Думитру сложилось впечатление, что их ведут через ряд сырых тесных комнат. Пол был скользким от грязи, из-под ног разбегались собаки и цыплята.
Наконец пленников втолкнули в очередное помещение без окон, более просторное, чем те, что они уже миновали, но не превышавшее шести метров в длину. Волны теплого воздуха разливались от огня, пылавшего в жаровне. Наполнявший комнату дым не сразу находил выход – дыру посередине крыши. Несмотря на сомнительность ситуации, Думитру благодарил судьбу зато, что комната теплая. Он начал согреваться, от мокрой одежды пошел пар. Влажные стены распространяли затхлый запах старого навоза, от дыма першило в горле и щипало глаза. Пол здесь был каменный и чистый, на стенах под копотью виднелись следы побелки. Особое помещение, понял Думитру. И это не предвещало ничего хорошего.
Грузный бородатый мужчина сидел пред очагом на единственном в комнате стуле, самодовольно сложив руки. Поверх национальной рубашки и коротких брюк на нем был старый австрийский сюртук, не сходившийся на огромном животе. Позади стояли трое мужчин в дорогих английских костюмах, модных среди нарождавшейся элиты восточной Австрии. На их поразительно юных лицах замерло высокомерное безразличие. Думитру сразу понял, кто перед ним: проникшиеся идеалистическими революционными идеями младшие отпрыски богатых сербских семейств. Таких юнцов воодушевляли государственное устройство и пышность Франции, но они совершенно забыли о гильотине. Эти новоявленные повстанцы пытались внушить местному князьку идеи государственности и ответственности за судьбу родины. Черт, дело плохо, подумал Думитру. Внешность у него характерная, если кто-то здесь и слышал, как выглядит граф Северинор, то именно эти молодые люди.
Крестьяне, устроившись на стоявших вдоль стен скамейках или просто привалившись к стене, с живым интересом рассматривали пленников. Среди собравшихся было немало женщин, все до одной в туго повязанных платках, их любопытство перебороло опасения и подозрения.
Вожак гайдуков подошел к сидевшему толстяку и тихо заговорил с ним. Это было одной из привилегий гайдуков. Глаза толстяка расширились, потом прищурились, и он фыркнул, то ли от недоверия, то ли от интереса Думитру этого не мог определить, все свое внимание он направил на трех молодых джентльменов. Местный князек был типичным, вполне предсказуемым предводителем деревни. От трех юнцов, охваченных революционными идеями, можно ожидать чего угодно.
– Что вы можете сказать в свое оправдание? – спросил толстяк по-сербски. Казалось, он страшно рад беспрецедентной возможности продемонстрировать свое могущество.
– Почему бы вам не спросить ее? – ответил Думитру, кивнув на Алси, с непроницаемым видом смотревшую в стену.
Она намерена высказаться в свою защиту, и ему выгодно подождать, пока она расскажет свою историю.
Вожак бандитов что-то тихо сказал полному мужчине, и тот с раздражением повторил уже на немецком, вполне понятном, но с ужасным акцентом:
– Что вы можете сказать в свое оправдание?
Алсиона выше вскинула подбородок, и Думитру приготовился к виртуозному спектаклю, поскольку у нее было время усовершенствовать свою историю. Он не ошибся.
– Я фрейлейн Алсиона Картер, – высокомерно начала она. – Приехала в Венгрию по доброй воле, чтобы вступить в брак с мужчиной, которого выбрал мне в мужья отец. Однако я вместе со слугами угодила в ловушку, расставленную этим человеком, – она кивком указала на Думитру, – который пытался заставить меня обвенчаться с ним, в надежде заполучить мое приданое, хоть я и уверяла его, что мой отец не вознаградит его за дурное обращение со мной. – На лице Алси выражение оскорбленной добродетели сменилось маской смирения и скромности. – Я пыталась бежать, но он настиг меня, и я возблагодарила Господа за избавление, когда ваши люди спасли меня. Мой отец будет благодарен вам и очень щедр, если вы поможете мне избавиться от этого монстра и невредимой вернуться домой.
Блестящая игра. Думитру хотелось рассмеяться. Алсиона взывала к Богу, изображала послушную дочь, обещала награду за свое «спасение», хотя оно ничего, кроме неприятностей, ей не принесло. Если бы не боязнь привлечь к себе пристальное внимание, Думитру бы зааплодировал.
– Вам нечего добавить? – повернулся к нему толстяк. Думитру пожал плечами, спина тут же заныла от этого движения. Лучше ответить кратко.
– Кто мне поверит, если я стану опровергать ее слова? Я Гаврил Попеску, мой сюзерен заплатит за меня выкуп.