Страница:
Изображая босяков, Горький не старается идеализировать их, со всей полнотой показывает их отрицательные стороны. Он отказывается от всепрощающего сострадания. Для полноты изображения героев Горький дает развернутую портретную характеристику Челкаша, речевую характеристику Васьки Пепла. В рассказе «Челкаш» перед нами встает «длинная, костлявая, немного сутулая» фигура заядлого пьяницы, ловкого и смелого вора: «Даже и здесь, среди сотен таких же, как он, резких босяцких фигур, он сразу обращал на себя внимание своим сходством со степным ястребом». Это сильная натура, человек, умеющий постоять за себя и, если надо, за других.
Таким образом, мы видим, что Васька Пепел и Гришка Челкаш – натуры незаурядные, достойные лучшей участи. Так почему же они на «дне»? Очевидно, что в этом виноват только существующий строй. В других условиях Пепел и Челкаш не стали бы ворами. Значит, нужно свергнуть изживший себя капитализм. Именно этой идее подчинено все творчество Горького, его реалистические рассказы и пьесы.
Гуманизм Луки и Сатина в оценке драматурга
Вариант 1
В самом начале ХХ века писатель, которому было суждено стать основоположником нового направления мировой литературы – социалистического реализма, создал пьесу, замечательную не только по экзотически яркому житейскому колориту, виртуозной отточенности н «крылатости» языка, но и по сложности, даже некоторой загадочности идейного содержания. Пьеса была создана накануне первой русской революции. Идейно-художественный эффект пьесы заключался, прежде всего, в своеобразной, отнюдь не прямолинейной и потому особенно действенной критике изжившего себя социальною устройства. Писатель обнажил противоестественность, бесчеловечность социальных отношений, делающих неизбежным возникновение «дна». В то же время он выявил в заостренной почти до гротеска форме те слабости и иллюзии, массивность и безволие, а также равнодушие, холодный скептицизм невежества, которые еще были свойственны какой-то части народа и мешали ему выйти на простор самостоятельного исторического деяния. Но едва ли не самое замечательное в пьесе – это луч надежды и бодрости, сперва приглушенный, почти незаметный, а потом все более упрямо и ярко пробирающийся сквозь мрак изображенного бытия…
Герои пьесы рассуждают о правде и лжи. Горький побуждает современников поразмыслить над тем, что полезнее человеку «дна»: суровая правда или сладкая ложь? Слова Сатина, чьими устами говорит писатель, демократичны: «Ложь – религия рабов и хозяев. Правда – бог свободного человека».
На «дне» жизни гибнут хорошие люди. Нас привлекает Сатин, он умен, интересно рассуждает о свободном человеке. Обнадеживает острое желание Клеща вырваться со «дна» благодаря своему трудолюбию. Нравится нам душевная чистота Наташи, мечта о честной жизни Васьки Пепла. Жаждет настоящей любви Настя. Интересен Актер с мечтой о сцене в бесплатной лечебнице для алкоголиков.
Им нужна правда, а странник Лука утешает их сладкой ложью, поддерживает иллюзии ночлежников лишь из сострадания к «черненьким» мученикам и сеет новые, на время лечит раны босяков. Сам Лука не принимает мир несправедливости, но считает необходимым жалеть людей, облегчить их страдания. Для него все босяки ничтожны, все нуждаются в утешении. В его сладостных иллюзиях нуждаются люди со слабой душой: «Это мякиш для беззубых». Сам же Лука – скептик, убежденный в том, что реальное положение человека изменить невозможно, можно лишь изменить отношение человека к себе, можно примирить его с действительностью. Создание иллюзий Лукой для обитателей ночлежки – это действие пассивное, реакционное по сути. Правда жизни опровергает ложь Луки. Но вера Луки в человека («человек может… лишь бы захотел») не может не вызвать сочувствия.
Противоречие между правдой жизни и утешительной ложью разрешается позицией автора, которую, в меру своих ограниченных возможностей, высказывает Сатин. Он начинает с объявления солидарности с Лукой: «Человек – вот правда!» Но заканчивает речь выводом, прямо противоположным взглядам Луки о лжи, которой прикрываются господствующие классы, чтоб оправдать свое господство и «обвинить умирающих с голода». Гуманизм Сатина носит истинный характер, а гуманизм Луки губит босяков, они тянутся к иллюзиям, не хотят бороться за изменение жизни. Сатин считает, что человека нужно не жалеть, а учить пользоваться свободой. В вопросе о правде Лука и Сатин расходятся, потому что по-разному представляют себе путь, по которому должен пойти человек. Луке близка идея спасительной лжи (притча о праведной земле), а Сатин призывает раскрыть глаза на жизненные противоречия и проблемы.
Правоту Сатина подтверждает сюжет пьесы. Сам ход событий опровергает философию Луки: его ложь всем навредила. После ухода странника наступило пробуждение от иллюзий у обитателей ночлежного дома. Актер удавился. Настя порывалась кончить жизнь самоубийством. Васька Пепел угодил на каторгу, Квашня примирилась со своей участью. Клещ озлобился, Наташа погибла от злой руки Василисы. Мир «дна» опустошен: одни впали в отчаяние, другие рассеялись кто куда, третьи погибли. Ложь Луки оказалась несостоятельной, недоброй, поэтому умный Сатин и говорит: «Ложь – религия рабов и хозяев».
Кроме Сатина правду о свободном человеке сказать некому. Однако Сатина нельзя назвать положительным героем. Он проповедует анархическую вольность босячества, он индивидуалист по своем натуре. Сатин призывает «не жалеть человека, не унижать его жалостью, а уважать человека», так как «хорошо это… чувствовать себя человеком!» У Сатина зреет мечта о свободной жизни, чистой, честной, светлой. Свободный человек добьется истины на земле: «Человек может верить и не верить… это его дело! Человек – свободен… он за нее платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум – человек за все платит сам, и потому он – свободен!..» Сатин приходит к идее единения угнетенных. Его идеалом является человек с большой буквы: «Человек! Это великолепно! Это звучит гордо! Человек!» В его словах слышится сигнал к протесту.
Но умный, образованный, опустившийся Сатин не желает работать, понимая, что в эксплуататорском обществе прожить честным трудом невозможно. Он презирает людей, которые слишком заботятся о том, чтобы стать сытыми: «Человек – выше сытости!..» Сатин проповедует ничегонеделание. Каждый босяк – индивидуален. Чувство социальной солидарности босякам чуждо. Изменить строй они не могут.
Что касается персонажей пьесы, то их идеи не всегда соответствуют занимаемому ими положению. Если взгляды Луки гармонируют с его образом жизни, то идеи Сатина находятся в противоречии с его существованием – в этом заключается специфика философской драмы. Настроение пьесы отражало современную автору действительность. Жестокой правде жизни и утешающей лжи Горький противопоставил высшую правду борьбы за переделку жизни. Эта высшая правда является подтекстом пьесы, Горький по-своему решает возникший в пьесе философский спор.
Вариант 2
Критики часто односторонне или просто неверно толковали горьковское произведение. Они игнорировали социальную основу драмы, ее революционный пафос, превозносили Луку-утешителя, умиляясь его «христианскими» речами, не замечая речей Сатина, выражающих веру автора в Человека и Правду, в их грядущее торжество. Другие, напротив, замалчивали, игнорировали Луку с его хотя и сострадательным, но искренним гуманизмом, возмущаясь тем, что «пропившиеся, обтрепанные субъекты» представлены «героями дна», и упрекали Горького в нарушении правдоподобия.
Драма «На дне» – сложное, многогранное произведение с глубоким социально-философским содержанием. И, как всякое подлинно великое произведение искусства, пьеса не терпит однолинейного, однозначного толкования. Больше всего споров, длящихся по сей день в научной литературе и критике, вызывала трактовка образа Луки. Это заставляло Горького неоднократно обращаться к разъяснению замысла своей пьесы, в котором чувствовалась неудовлетворенность автора своим созданием.
В 1903 году Горький заявил корреспонденту «Петербургской газеты»: «В ней [пьесе] нет противопоставления тому, что говорит Лука. Основной вопрос, который я хотел поставить, – это что лучше: истина или сострадание? Что нужнее? Нужно ли доводить сострадание до того, чтобы пользоваться ложью, как Лука? Это вопрос не субъективный, а общефилософский. Лука – представитель сострадания и даже лжи как средства спасения, а между тем, противопоставления проповеди Луки представителям истины в пьесе нет».
Примерно то же Горький писал и говорил в последующие годы и в послеоктябрьский период, вплоть до статьи «О пьесах» (1933), выражая свое критическое отношение к философии христианского терпения и всепрощения, к псевдогуманным иллюзиям, уводящим от борьбы. «Именно таким утешителем, – писал он, – должен был быть Лука в пьесе На дне”, но я, видимо, не сумел сделать его таким».
Не следует абсолютизировать критические самооценки автора. Они объясняются не казавшимися Горькому недостатками пьесы, а, как это ни парадоксально, высокими художественными достоинствами ее.
Суровая и горькая правда русской действительности с ее острыми социальными противоречиями запечатлена в пьесе с необычайной силой художественной правды, непредвзято, в ярких, глубоко жизненных характерах действующих лиц. И Горький опасался однозначного, прямолинейного восприятия своих героев, и прежде всего образа странника Луки, доморощенного философа, сложного и трагически противоречивого. Когда Луку представляли идеалом автора, апостолом правды и умилялись его «христианскими» речами, Горький писал о «вредоносности» утешения Луки, называя его «жуликом», который «собственно, ни во что не верит». Однако тут же добавлял: «Но он видит, как страдают и мечутся люди. Ему жаль этих людей. Вот он и говорит им разные слова – для утешения…»
Слабость Луки очевидна. Но нельзя забывать и о его положительной роли в пьесе. Это он, «старая дрожжа», как его назвал Сатин, «проквасил сожителей» «дна», возбудил в них все хорошее, что дремало беспробудно, и прежде всего чувство человеческого достоинства.
Человек и его предназначение занимают большое место в разговорах ночлежников. Спор возникает между сторонниками двух концепций – традиционной (религиозной) и новой (атеистической).
Православное, народное понимание человека воплощено в образе Луки. Для него человек – проводник Божьей воли. От того, как он выполняет эту роль, зависит его личное счастье. Чтобы добиться успеха, человек должен верить не в себя, а в Бога.
С точки зрения Луки, есть «люди», а есть «человеки», как «есть земля, неудобная для посева… и есть урожайная земля…» Все обитатели ночлежки – всего лишь люди. Поэтому единственная благодать, которая будет им дарована, – смерть. Вот почему Лука убеждает Анну встретить смерть как долгожданное избавление от мучительного существования.
Среди людей «дна» трудно встретить кого-нибудь, здорового и способного не к смерти, а к жизни. Пожалуй, только Наташа и Пепел обретают смысл жизни друг в друге. Они еще молоды. Они могут вырваться из-под власти обстоятельств. Они способны обрести веру в Бога. А значит, они достойны надежды и благодати. Остальные же обитатели ночлежки заслуживают, по мнению Луки, только жалости. И он жалеет их, не заслуживших иной благодати, кроме смерти.
Жалость – вот что отличает религиозное понимание человека от атеистического. Для Горького это имело огромное значение.
Атеистическая концепция Сатина отражает позицию автора. Он объявляет человека единственным законодателем, определяющим собственную судьбу. Воля каждого сильна и свободна. Человек свободен в своих поступках. Он в состоянии самостоятельно достигнуть благодати. Надо только верить в себя, а не Бога, не в «праведную землю», не во что-либо еще. Жалеть себя или другого бессмысленно, потому что никто, кроме самого человека, не виноват в его горестях. Разве можно жалеть того, кто осуществил свою волю? Если для верующих «блаженны нищие духом», то для сторонников атеистических взглядов «блаженны сильные духом». Пьеса Горького такова, что в ней сторонники религиозного взгляда заходят в логический тупик. Бог дает человеку закон. «Законопослушный» блажен, преступивший закон несчастен. Но ведь именно Бог, провидение, судьба делает тебя праведным или грешным! Это тоже закон. Может быть, поэтому в религиозной концепции и есть место жалости.
Однако в критический момент утешитель Лука исчез, сбежал, дискредитировав себя и свою идею. И это не единственный сюжетный ход, позволяющий судить об авторской позиции, полагать, что сам Горький на стороне атеистов.
Человек, замученный жизнью, может утратить всякую веру. Так и случается с Актером, который, разуверившись в милосердии Бога и не надеясь на себя, кончает жизнь самоубийством. Но самоубийство – высшее проявление свободы воли, а следовательно, отрицание религиозной жалости Луки. Смерть Актера означает для Горького победу атеистического взгляда на человека. Вот почему так спокойно реагирует на страшное известие Сатин. По его мнению, Актер обрел веру в себя.
Все же М. Горький не идеализирует образ Сатина: как и другие босяки, он не способен ни к труду, ни к решительному действию, он заражен анархическими настроениями. В нем немало пороков, привитых ему ночлежкой: он пьяница и шулер, подчас жесток и циничен, но все-таки от других босяков его отличают ум, относительная образованность и широта натуры.
В ночлежке раздаются знаменитые слова Сатина, заявляющего о праве человека на личную свободу и человеческое достоинство: «Все – в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное, все же остальное – дело его рук и его мозга! Человек! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Человек! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо!».
«Ложь – религия рабов и хозяев. Правда – бог свободного человека!» – такое высказывание Сатина воспринималось как революционный призыв. Заявляя о своей глубокой вере в творческие силы, разум и способности свободного человека, М. Горький утверждал высокие идеи гуманизма.
Горький понимал, что в устах спившегося босяка Сатина речь о гордом и свободном человеке звучала искусственно, но она должна была звучать в пьесе, выражая сокровенные идеалы самого автора, который отмечал, что эту речь, «кроме Сатина… некому сказать, и лучше, ярче сказать – он не может».
С большой силой обрушился Горький на буржуазную философию утешительной лжи. Лука считает всех людей ничтожными, жалкими, слабыми, не способными к активной борьбе за свои права и нуждающимися в соболезновании и утешении. Лука – сеятель иллюзий, утешительных сказок, за которые жадно хватались отчаявшиеся, слабые люди. «Ложь во спасение» – вот принцип, которому следует Лука. Ваське Пеплу он внушает мысль о поездке в Сибирь, где тот может начать новую, честную жизнь; Актеру обещает назвать город, где вылечивают от алкоголизма в роскошной лечебнице; умирающую Анну успокаивает надеждой, что за свои нестерпимые муки на земле она после смерти обретет покой и вечное блаженство на небе.
Вполне понятно, что утешающая ложь Луки встречает сочувствие у ночлежников. Ему верят, так как хотят поверить в «существование иной правды, ведь они страстно желают вырваться из ночлежки и пробиться к другой жизни, хоть пути к ней неясны.
Своей пьесой «На дне» Максим Горький опровергал идеалистические идеи: идеи непротивления, всепрощения, смирения. Вся пьеса проникнута верой в настоящего человека, Человека с большой буквы.
Раздел II
«Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни»
Когда роман Л.Н. Толстого вышел в свет, далеко не все критики были в восторге от этого произведения. Один из участников Бородинской битвы писал, что он не мог без оскорбленного патриотического чувства дочитать этот роман. Другой критик обвинил Толстого в безнаказанном презрении своего Отечества и лучших страниц его славы.
Что же так оскорбляло этих людей, в чем они видели презрение Толстого к своему Отечеству? В той правде, которую сказал писатель о войне. Им хотелось бы прочесть книгу о легкой, бескровной победе над Наполеоном. Их не устраивало то, что война в книге Толстого некрасива, безобразна, безнравственна.
«Над всем полем, прежде столь весело-красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови».
Такая война не нравилась некоторым критикам. Им хотелось прочесть о войне, описанной Бергом: «Армия горит духом геройства… такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они…выказали в этой битве 20-го числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать…» Но эти люди, предпочитающие манеру Берга, ошибались: патриотическое чувство в книге Толстого было, и оно было честнее и сильнее, чем заклинания противников романа. Война у Толстого выглядела некрасиво и устрашающе, но люди шли на нее без громких слов, потому что не могли не идти. Когда решалась судьба России, они вставали на защиту своей страны, зная, что пуля не помилует, и стояли насмерть. Так видел войну Толстой, и это ценили в нем другие современники. В «Войне и мире» писателя волнует прежде всего не военно-политическая сторона событий, а нравственный смысл совершенных людьми поступков. Поэтому ему и было важно сопоставить войны ненародные, которые велись в 1805–1807 годах за пределами России, и Отечественную воину 1812 года, которая знаменовала защиту народом своей независимости. Отечественная война 1812 года и составила центр толстовского романа.
Отечественная война 1812 года воспета Толстым как защита Отечества и осуждена в своей универсально-бесчеловечной сути.
Как же война влияет на жизнь мирных людей? «Живая жизнь», подчеркивает писатель, не прекращает своего течения и в пору военных испытаний. При этом войне у Толстого удивительным образом сопутствует душевный подъем. Так, отъезд Ростовых из Москвы отмечен своего рода азартом перемен и катастроф: «… веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда-то, что вообще происходит что-то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого».
И это оживление перед опасностью у Толстого исполнено глубокого нравственного смысла. События 1812 года предстали в «Войне и мире» как суровая, но в конечном счете благая закалка русских людей. Жестокие уроки этой поры избавили от многих заблуждений и духовно обогатили героев романа, особенно Пьера Безухова.
Но поэтизация военного времени имеет у Толстого свои границы. Стадия события, когда «страшно и весело», быстро проходит. Людей неминуемо ждет отрезвление. Перед ними вырисовывается война в ее отталкивающей прозаичности и неискупимых ужасах. 1812 год нанес семьям Ростовых и Болконских страшные удары: погибли князь Андрей и Петя; французское нашествие приблизило смерть старого князя Болконского; потеря младшего сына сломила графиню Ростову. Эпоха французского нашествия в освещении Толстого – это не только с честью выдержанное испытание, которое укрепило силы мира и единства, но и ужасы массового истребления людей.
Наиболее резкие проявления жестокости этого времени Толстой опустил, что позднее дало повод упрекать его в приукрашенном изображении войны, которую вели русские. Но в романе не раз говорится о жесточайших физических страданиях, которые несла людям война 1812 года. Подобно любой другой, она, по Толстому, есть «противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие». Напомним хотя бы пожары и всеобщий плач в Смоленске накануне прихода французов. «Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинающихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы».
Для Андрея Болконского (при всей силе его патриотического воодушевления накануне Бородинской битвы) война – «самое гадкое дело в жизни». «Цель войны, – говорит он, – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение разорения жителей, ограбление их или воровство продовольствия для армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство».
В тон герою высказывается и автор, повествуя о завершении Бородинской битвы: «Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: "Довольно, довольно, поди… Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?"»
На мой взгляд, эти слова выражают глубочайшее душевное потрясение массовым уничтожением людей, потрясение, уже не связанное с мыслью о различиях между правыми и неправыми, обороняющимися и нападающими. И вряд ли Толстой любуется Бородинской битвой как звездным часом человеческого согласия. Война для писателя – явление ненормальное, нечеловеческое, она разделяет и противопоставляет людей, заставляет их отнимать жизнь друг у друга. Толстой явно сочувствует Пьеру, когда тот утверждает, что должно прийти время, когда войн не будет вообще. В толстовском понимании нормой человеческого бытия является мир, хотя должное сострадание общества не достигнуто.
Идеологами жестокости как принципа военного времени в «Войне и мире» выступают люди, чуждые миру безыскусственности, как, например, Долохов. Денисов же, по духу близкий Ростовым, заявляет Долохову: «Смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе трудно отослать 30 ли, 300 ли человек под конвоем в город, чем марать, я прямо скажу, честь солдата». Но и Денисов не мешает Долохову после боя проявить жестокость. Убит Петя Ростов, только начинавший жить и не хотевший никому зла, убит теми же французами, которые перед этим пристрелили любившего всех «Платошу» и других измученных пленных. И холодный блеск глаз Долохова, не предвещавший захваченным французами ничего хорошего, вполне понятен: казнят действительно преступников.
Позиция Толстого в этом вопросе, как мне кажется, сложна и неоднозначна. Он признает, что жестокая логика войны подчас сильное истинно человеческой доброты, и не пытается абсолютизировать принцип «не убий». Однако ему чрезвычайно близко стремление сохранять жизнь противников, когда это возможно, видеть во французах не только врагов, но и людей, достойных сочувствия и жалости.
Естественно – доброжелательное отношение человека к человеку неистребимо даже войной. Рознь, ожесточенность, злоба имеют свои границы, они никогда не всесильны, даже во время сражения. Так, у Николая Ростова при стычке с французским офицером, которого он взял в плен, «дрогнула рука». Не от страха за себя, а из-за боязни убить человека.
Даже в разгар наполеоновской агрессии, показывает Толстой, русские люди не преврашают свое возмущение навязанной им войной в злобную ненависть к отдельным ее участникам. Решительное противостояние русского народа агрессии имело своей целью не истребление французской армии как части нации, а лишь изгнание этой армии с территории России. И убийство людей было для него временной необходимостью, жестко-печальной, но не радующей. Многозначительны, на мой взгляд, слова о Кутузове, который «направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их». Для Толстого не может быть заслуги в том, чтобы убивать. Ни Ростов, ни Андрей Болконский, ни даже лихой вояка Денисов нигде не показаны убивающими врагов. Смерть на войне не предстает в толстовском романе как результат чьего-то индивидуального действия, ее источники и причины безлики.
Так выражает Толстой свою веру в подлинно этические начала, которые глубоко укоренены в жизни людей и перед которыми бессильна даже извечная жестокость войны.
И в этой вечной устремленности к миру, к утверждению жизни как величайшего блага Толстой служит нам могучей духовной опорой в наш тревожный век.
«Нет величия там, где нет простоты, добра и правды»
Главная идея романа-эпопеи «Война и мир» – утверждение общения и единения людей и отрицание разобщения, разъединения.
Таким образом, мы видим, что Васька Пепел и Гришка Челкаш – натуры незаурядные, достойные лучшей участи. Так почему же они на «дне»? Очевидно, что в этом виноват только существующий строй. В других условиях Пепел и Челкаш не стали бы ворами. Значит, нужно свергнуть изживший себя капитализм. Именно этой идее подчинено все творчество Горького, его реалистические рассказы и пьесы.
Гуманизм Луки и Сатина в оценке драматурга
(по пьесе М. Горького «На дне»)
Вариант 1
Ложь – религия рабов и хозяев.
Правда – бог свободного человека.
М. Горький
В самом начале ХХ века писатель, которому было суждено стать основоположником нового направления мировой литературы – социалистического реализма, создал пьесу, замечательную не только по экзотически яркому житейскому колориту, виртуозной отточенности н «крылатости» языка, но и по сложности, даже некоторой загадочности идейного содержания. Пьеса была создана накануне первой русской революции. Идейно-художественный эффект пьесы заключался, прежде всего, в своеобразной, отнюдь не прямолинейной и потому особенно действенной критике изжившего себя социальною устройства. Писатель обнажил противоестественность, бесчеловечность социальных отношений, делающих неизбежным возникновение «дна». В то же время он выявил в заостренной почти до гротеска форме те слабости и иллюзии, массивность и безволие, а также равнодушие, холодный скептицизм невежества, которые еще были свойственны какой-то части народа и мешали ему выйти на простор самостоятельного исторического деяния. Но едва ли не самое замечательное в пьесе – это луч надежды и бодрости, сперва приглушенный, почти незаметный, а потом все более упрямо и ярко пробирающийся сквозь мрак изображенного бытия…
Герои пьесы рассуждают о правде и лжи. Горький побуждает современников поразмыслить над тем, что полезнее человеку «дна»: суровая правда или сладкая ложь? Слова Сатина, чьими устами говорит писатель, демократичны: «Ложь – религия рабов и хозяев. Правда – бог свободного человека».
На «дне» жизни гибнут хорошие люди. Нас привлекает Сатин, он умен, интересно рассуждает о свободном человеке. Обнадеживает острое желание Клеща вырваться со «дна» благодаря своему трудолюбию. Нравится нам душевная чистота Наташи, мечта о честной жизни Васьки Пепла. Жаждет настоящей любви Настя. Интересен Актер с мечтой о сцене в бесплатной лечебнице для алкоголиков.
Им нужна правда, а странник Лука утешает их сладкой ложью, поддерживает иллюзии ночлежников лишь из сострадания к «черненьким» мученикам и сеет новые, на время лечит раны босяков. Сам Лука не принимает мир несправедливости, но считает необходимым жалеть людей, облегчить их страдания. Для него все босяки ничтожны, все нуждаются в утешении. В его сладостных иллюзиях нуждаются люди со слабой душой: «Это мякиш для беззубых». Сам же Лука – скептик, убежденный в том, что реальное положение человека изменить невозможно, можно лишь изменить отношение человека к себе, можно примирить его с действительностью. Создание иллюзий Лукой для обитателей ночлежки – это действие пассивное, реакционное по сути. Правда жизни опровергает ложь Луки. Но вера Луки в человека («человек может… лишь бы захотел») не может не вызвать сочувствия.
Противоречие между правдой жизни и утешительной ложью разрешается позицией автора, которую, в меру своих ограниченных возможностей, высказывает Сатин. Он начинает с объявления солидарности с Лукой: «Человек – вот правда!» Но заканчивает речь выводом, прямо противоположным взглядам Луки о лжи, которой прикрываются господствующие классы, чтоб оправдать свое господство и «обвинить умирающих с голода». Гуманизм Сатина носит истинный характер, а гуманизм Луки губит босяков, они тянутся к иллюзиям, не хотят бороться за изменение жизни. Сатин считает, что человека нужно не жалеть, а учить пользоваться свободой. В вопросе о правде Лука и Сатин расходятся, потому что по-разному представляют себе путь, по которому должен пойти человек. Луке близка идея спасительной лжи (притча о праведной земле), а Сатин призывает раскрыть глаза на жизненные противоречия и проблемы.
Правоту Сатина подтверждает сюжет пьесы. Сам ход событий опровергает философию Луки: его ложь всем навредила. После ухода странника наступило пробуждение от иллюзий у обитателей ночлежного дома. Актер удавился. Настя порывалась кончить жизнь самоубийством. Васька Пепел угодил на каторгу, Квашня примирилась со своей участью. Клещ озлобился, Наташа погибла от злой руки Василисы. Мир «дна» опустошен: одни впали в отчаяние, другие рассеялись кто куда, третьи погибли. Ложь Луки оказалась несостоятельной, недоброй, поэтому умный Сатин и говорит: «Ложь – религия рабов и хозяев».
Кроме Сатина правду о свободном человеке сказать некому. Однако Сатина нельзя назвать положительным героем. Он проповедует анархическую вольность босячества, он индивидуалист по своем натуре. Сатин призывает «не жалеть человека, не унижать его жалостью, а уважать человека», так как «хорошо это… чувствовать себя человеком!» У Сатина зреет мечта о свободной жизни, чистой, честной, светлой. Свободный человек добьется истины на земле: «Человек может верить и не верить… это его дело! Человек – свободен… он за нее платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум – человек за все платит сам, и потому он – свободен!..» Сатин приходит к идее единения угнетенных. Его идеалом является человек с большой буквы: «Человек! Это великолепно! Это звучит гордо! Человек!» В его словах слышится сигнал к протесту.
Но умный, образованный, опустившийся Сатин не желает работать, понимая, что в эксплуататорском обществе прожить честным трудом невозможно. Он презирает людей, которые слишком заботятся о том, чтобы стать сытыми: «Человек – выше сытости!..» Сатин проповедует ничегонеделание. Каждый босяк – индивидуален. Чувство социальной солидарности босякам чуждо. Изменить строй они не могут.
Что касается персонажей пьесы, то их идеи не всегда соответствуют занимаемому ими положению. Если взгляды Луки гармонируют с его образом жизни, то идеи Сатина находятся в противоречии с его существованием – в этом заключается специфика философской драмы. Настроение пьесы отражало современную автору действительность. Жестокой правде жизни и утешающей лжи Горький противопоставил высшую правду борьбы за переделку жизни. Эта высшая правда является подтекстом пьесы, Горький по-своему решает возникший в пьесе философский спор.
Вариант 2
Что лучше: истина или сострадание?
М. Горький
Критики часто односторонне или просто неверно толковали горьковское произведение. Они игнорировали социальную основу драмы, ее революционный пафос, превозносили Луку-утешителя, умиляясь его «христианскими» речами, не замечая речей Сатина, выражающих веру автора в Человека и Правду, в их грядущее торжество. Другие, напротив, замалчивали, игнорировали Луку с его хотя и сострадательным, но искренним гуманизмом, возмущаясь тем, что «пропившиеся, обтрепанные субъекты» представлены «героями дна», и упрекали Горького в нарушении правдоподобия.
Драма «На дне» – сложное, многогранное произведение с глубоким социально-философским содержанием. И, как всякое подлинно великое произведение искусства, пьеса не терпит однолинейного, однозначного толкования. Больше всего споров, длящихся по сей день в научной литературе и критике, вызывала трактовка образа Луки. Это заставляло Горького неоднократно обращаться к разъяснению замысла своей пьесы, в котором чувствовалась неудовлетворенность автора своим созданием.
В 1903 году Горький заявил корреспонденту «Петербургской газеты»: «В ней [пьесе] нет противопоставления тому, что говорит Лука. Основной вопрос, который я хотел поставить, – это что лучше: истина или сострадание? Что нужнее? Нужно ли доводить сострадание до того, чтобы пользоваться ложью, как Лука? Это вопрос не субъективный, а общефилософский. Лука – представитель сострадания и даже лжи как средства спасения, а между тем, противопоставления проповеди Луки представителям истины в пьесе нет».
Примерно то же Горький писал и говорил в последующие годы и в послеоктябрьский период, вплоть до статьи «О пьесах» (1933), выражая свое критическое отношение к философии христианского терпения и всепрощения, к псевдогуманным иллюзиям, уводящим от борьбы. «Именно таким утешителем, – писал он, – должен был быть Лука в пьесе На дне”, но я, видимо, не сумел сделать его таким».
Не следует абсолютизировать критические самооценки автора. Они объясняются не казавшимися Горькому недостатками пьесы, а, как это ни парадоксально, высокими художественными достоинствами ее.
Суровая и горькая правда русской действительности с ее острыми социальными противоречиями запечатлена в пьесе с необычайной силой художественной правды, непредвзято, в ярких, глубоко жизненных характерах действующих лиц. И Горький опасался однозначного, прямолинейного восприятия своих героев, и прежде всего образа странника Луки, доморощенного философа, сложного и трагически противоречивого. Когда Луку представляли идеалом автора, апостолом правды и умилялись его «христианскими» речами, Горький писал о «вредоносности» утешения Луки, называя его «жуликом», который «собственно, ни во что не верит». Однако тут же добавлял: «Но он видит, как страдают и мечутся люди. Ему жаль этих людей. Вот он и говорит им разные слова – для утешения…»
Слабость Луки очевидна. Но нельзя забывать и о его положительной роли в пьесе. Это он, «старая дрожжа», как его назвал Сатин, «проквасил сожителей» «дна», возбудил в них все хорошее, что дремало беспробудно, и прежде всего чувство человеческого достоинства.
Человек и его предназначение занимают большое место в разговорах ночлежников. Спор возникает между сторонниками двух концепций – традиционной (религиозной) и новой (атеистической).
Православное, народное понимание человека воплощено в образе Луки. Для него человек – проводник Божьей воли. От того, как он выполняет эту роль, зависит его личное счастье. Чтобы добиться успеха, человек должен верить не в себя, а в Бога.
С точки зрения Луки, есть «люди», а есть «человеки», как «есть земля, неудобная для посева… и есть урожайная земля…» Все обитатели ночлежки – всего лишь люди. Поэтому единственная благодать, которая будет им дарована, – смерть. Вот почему Лука убеждает Анну встретить смерть как долгожданное избавление от мучительного существования.
Среди людей «дна» трудно встретить кого-нибудь, здорового и способного не к смерти, а к жизни. Пожалуй, только Наташа и Пепел обретают смысл жизни друг в друге. Они еще молоды. Они могут вырваться из-под власти обстоятельств. Они способны обрести веру в Бога. А значит, они достойны надежды и благодати. Остальные же обитатели ночлежки заслуживают, по мнению Луки, только жалости. И он жалеет их, не заслуживших иной благодати, кроме смерти.
Жалость – вот что отличает религиозное понимание человека от атеистического. Для Горького это имело огромное значение.
Атеистическая концепция Сатина отражает позицию автора. Он объявляет человека единственным законодателем, определяющим собственную судьбу. Воля каждого сильна и свободна. Человек свободен в своих поступках. Он в состоянии самостоятельно достигнуть благодати. Надо только верить в себя, а не Бога, не в «праведную землю», не во что-либо еще. Жалеть себя или другого бессмысленно, потому что никто, кроме самого человека, не виноват в его горестях. Разве можно жалеть того, кто осуществил свою волю? Если для верующих «блаженны нищие духом», то для сторонников атеистических взглядов «блаженны сильные духом». Пьеса Горького такова, что в ней сторонники религиозного взгляда заходят в логический тупик. Бог дает человеку закон. «Законопослушный» блажен, преступивший закон несчастен. Но ведь именно Бог, провидение, судьба делает тебя праведным или грешным! Это тоже закон. Может быть, поэтому в религиозной концепции и есть место жалости.
Однако в критический момент утешитель Лука исчез, сбежал, дискредитировав себя и свою идею. И это не единственный сюжетный ход, позволяющий судить об авторской позиции, полагать, что сам Горький на стороне атеистов.
Человек, замученный жизнью, может утратить всякую веру. Так и случается с Актером, который, разуверившись в милосердии Бога и не надеясь на себя, кончает жизнь самоубийством. Но самоубийство – высшее проявление свободы воли, а следовательно, отрицание религиозной жалости Луки. Смерть Актера означает для Горького победу атеистического взгляда на человека. Вот почему так спокойно реагирует на страшное известие Сатин. По его мнению, Актер обрел веру в себя.
Все же М. Горький не идеализирует образ Сатина: как и другие босяки, он не способен ни к труду, ни к решительному действию, он заражен анархическими настроениями. В нем немало пороков, привитых ему ночлежкой: он пьяница и шулер, подчас жесток и циничен, но все-таки от других босяков его отличают ум, относительная образованность и широта натуры.
В ночлежке раздаются знаменитые слова Сатина, заявляющего о праве человека на личную свободу и человеческое достоинство: «Все – в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное, все же остальное – дело его рук и его мозга! Человек! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Человек! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо!».
«Ложь – религия рабов и хозяев. Правда – бог свободного человека!» – такое высказывание Сатина воспринималось как революционный призыв. Заявляя о своей глубокой вере в творческие силы, разум и способности свободного человека, М. Горький утверждал высокие идеи гуманизма.
Горький понимал, что в устах спившегося босяка Сатина речь о гордом и свободном человеке звучала искусственно, но она должна была звучать в пьесе, выражая сокровенные идеалы самого автора, который отмечал, что эту речь, «кроме Сатина… некому сказать, и лучше, ярче сказать – он не может».
С большой силой обрушился Горький на буржуазную философию утешительной лжи. Лука считает всех людей ничтожными, жалкими, слабыми, не способными к активной борьбе за свои права и нуждающимися в соболезновании и утешении. Лука – сеятель иллюзий, утешительных сказок, за которые жадно хватались отчаявшиеся, слабые люди. «Ложь во спасение» – вот принцип, которому следует Лука. Ваське Пеплу он внушает мысль о поездке в Сибирь, где тот может начать новую, честную жизнь; Актеру обещает назвать город, где вылечивают от алкоголизма в роскошной лечебнице; умирающую Анну успокаивает надеждой, что за свои нестерпимые муки на земле она после смерти обретет покой и вечное блаженство на небе.
Вполне понятно, что утешающая ложь Луки встречает сочувствие у ночлежников. Ему верят, так как хотят поверить в «существование иной правды, ведь они страстно желают вырваться из ночлежки и пробиться к другой жизни, хоть пути к ней неясны.
Своей пьесой «На дне» Максим Горький опровергал идеалистические идеи: идеи непротивления, всепрощения, смирения. Вся пьеса проникнута верой в настоящего человека, Человека с большой буквы.
Раздел II
Тема, сформулированная в виде цитаты с указанием автора и произведения для анализа (по русской литературе XIX и XX веков)
«Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни»
(по роману Л.Н. Толстого «Война и мир»)
Война есть одно из величайших кощунств над человеком и природой.
Н.Я. Мясковский
Когда роман Л.Н. Толстого вышел в свет, далеко не все критики были в восторге от этого произведения. Один из участников Бородинской битвы писал, что он не мог без оскорбленного патриотического чувства дочитать этот роман. Другой критик обвинил Толстого в безнаказанном презрении своего Отечества и лучших страниц его славы.
Что же так оскорбляло этих людей, в чем они видели презрение Толстого к своему Отечеству? В той правде, которую сказал писатель о войне. Им хотелось бы прочесть книгу о легкой, бескровной победе над Наполеоном. Их не устраивало то, что война в книге Толстого некрасива, безобразна, безнравственна.
«Над всем полем, прежде столь весело-красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови».
Такая война не нравилась некоторым критикам. Им хотелось прочесть о войне, описанной Бергом: «Армия горит духом геройства… такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они…выказали в этой битве 20-го числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать…» Но эти люди, предпочитающие манеру Берга, ошибались: патриотическое чувство в книге Толстого было, и оно было честнее и сильнее, чем заклинания противников романа. Война у Толстого выглядела некрасиво и устрашающе, но люди шли на нее без громких слов, потому что не могли не идти. Когда решалась судьба России, они вставали на защиту своей страны, зная, что пуля не помилует, и стояли насмерть. Так видел войну Толстой, и это ценили в нем другие современники. В «Войне и мире» писателя волнует прежде всего не военно-политическая сторона событий, а нравственный смысл совершенных людьми поступков. Поэтому ему и было важно сопоставить войны ненародные, которые велись в 1805–1807 годах за пределами России, и Отечественную воину 1812 года, которая знаменовала защиту народом своей независимости. Отечественная война 1812 года и составила центр толстовского романа.
Отечественная война 1812 года воспета Толстым как защита Отечества и осуждена в своей универсально-бесчеловечной сути.
Как же война влияет на жизнь мирных людей? «Живая жизнь», подчеркивает писатель, не прекращает своего течения и в пору военных испытаний. При этом войне у Толстого удивительным образом сопутствует душевный подъем. Так, отъезд Ростовых из Москвы отмечен своего рода азартом перемен и катастроф: «… веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда-то, что вообще происходит что-то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого».
И это оживление перед опасностью у Толстого исполнено глубокого нравственного смысла. События 1812 года предстали в «Войне и мире» как суровая, но в конечном счете благая закалка русских людей. Жестокие уроки этой поры избавили от многих заблуждений и духовно обогатили героев романа, особенно Пьера Безухова.
Но поэтизация военного времени имеет у Толстого свои границы. Стадия события, когда «страшно и весело», быстро проходит. Людей неминуемо ждет отрезвление. Перед ними вырисовывается война в ее отталкивающей прозаичности и неискупимых ужасах. 1812 год нанес семьям Ростовых и Болконских страшные удары: погибли князь Андрей и Петя; французское нашествие приблизило смерть старого князя Болконского; потеря младшего сына сломила графиню Ростову. Эпоха французского нашествия в освещении Толстого – это не только с честью выдержанное испытание, которое укрепило силы мира и единства, но и ужасы массового истребления людей.
Наиболее резкие проявления жестокости этого времени Толстой опустил, что позднее дало повод упрекать его в приукрашенном изображении войны, которую вели русские. Но в романе не раз говорится о жесточайших физических страданиях, которые несла людям война 1812 года. Подобно любой другой, она, по Толстому, есть «противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие». Напомним хотя бы пожары и всеобщий плач в Смоленске накануне прихода французов. «Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинающихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы».
Для Андрея Болконского (при всей силе его патриотического воодушевления накануне Бородинской битвы) война – «самое гадкое дело в жизни». «Цель войны, – говорит он, – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение разорения жителей, ограбление их или воровство продовольствия для армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство».
В тон герою высказывается и автор, повествуя о завершении Бородинской битвы: «Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: "Довольно, довольно, поди… Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?"»
На мой взгляд, эти слова выражают глубочайшее душевное потрясение массовым уничтожением людей, потрясение, уже не связанное с мыслью о различиях между правыми и неправыми, обороняющимися и нападающими. И вряд ли Толстой любуется Бородинской битвой как звездным часом человеческого согласия. Война для писателя – явление ненормальное, нечеловеческое, она разделяет и противопоставляет людей, заставляет их отнимать жизнь друг у друга. Толстой явно сочувствует Пьеру, когда тот утверждает, что должно прийти время, когда войн не будет вообще. В толстовском понимании нормой человеческого бытия является мир, хотя должное сострадание общества не достигнуто.
Идеологами жестокости как принципа военного времени в «Войне и мире» выступают люди, чуждые миру безыскусственности, как, например, Долохов. Денисов же, по духу близкий Ростовым, заявляет Долохову: «Смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе трудно отослать 30 ли, 300 ли человек под конвоем в город, чем марать, я прямо скажу, честь солдата». Но и Денисов не мешает Долохову после боя проявить жестокость. Убит Петя Ростов, только начинавший жить и не хотевший никому зла, убит теми же французами, которые перед этим пристрелили любившего всех «Платошу» и других измученных пленных. И холодный блеск глаз Долохова, не предвещавший захваченным французами ничего хорошего, вполне понятен: казнят действительно преступников.
Позиция Толстого в этом вопросе, как мне кажется, сложна и неоднозначна. Он признает, что жестокая логика войны подчас сильное истинно человеческой доброты, и не пытается абсолютизировать принцип «не убий». Однако ему чрезвычайно близко стремление сохранять жизнь противников, когда это возможно, видеть во французах не только врагов, но и людей, достойных сочувствия и жалости.
Естественно – доброжелательное отношение человека к человеку неистребимо даже войной. Рознь, ожесточенность, злоба имеют свои границы, они никогда не всесильны, даже во время сражения. Так, у Николая Ростова при стычке с французским офицером, которого он взял в плен, «дрогнула рука». Не от страха за себя, а из-за боязни убить человека.
Даже в разгар наполеоновской агрессии, показывает Толстой, русские люди не преврашают свое возмущение навязанной им войной в злобную ненависть к отдельным ее участникам. Решительное противостояние русского народа агрессии имело своей целью не истребление французской армии как части нации, а лишь изгнание этой армии с территории России. И убийство людей было для него временной необходимостью, жестко-печальной, но не радующей. Многозначительны, на мой взгляд, слова о Кутузове, который «направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их». Для Толстого не может быть заслуги в том, чтобы убивать. Ни Ростов, ни Андрей Болконский, ни даже лихой вояка Денисов нигде не показаны убивающими врагов. Смерть на войне не предстает в толстовском романе как результат чьего-то индивидуального действия, ее источники и причины безлики.
Так выражает Толстой свою веру в подлинно этические начала, которые глубоко укоренены в жизни людей и перед которыми бессильна даже извечная жестокость войны.
И в этой вечной устремленности к миру, к утверждению жизни как величайшего блага Толстой служит нам могучей духовной опорой в наш тревожный век.
«Нет величия там, где нет простоты, добра и правды»
(по роману Л.Н. Толстого «Война и мир»)
Природа наделила ядом тех, кто ползает. Сильным он ни к чему.
А. Мицкевич
Главная идея романа-эпопеи «Война и мир» – утверждение общения и единения людей и отрицание разобщения, разъединения.