Страница:
20 декабря прибывшие накануне Василий Колесник и его заместитель подполковник Олег Швец представились главному военному советнику генерал-полковнику Магометову. Изучив обстановку, Колесник и Швец поехали в расположение личного состава. В этот же день президент Хафизулла Амин сменил свою резиденцию в Арге и оказался под крылышком «мусульманского» батальона в Тадж-Беке.
22-го в штабе Главного военного советника уже переходили на шепот, и началась «местечковая демонстрация высокой бдительности». Именно в этот день генерал Магометов пригласил оперативных дежурных и других офицеров в маленькую комнатушку, включил транзисторный приемник на всю громкость и шепотом дал указания. Подчиненных несколько озадачило проведенное совещание, от генерала не ускользнуло недоумение офицеров, и он поспешил объясниться: американское посольство – напротив нас. Там бдят и пасут, наверняка могут и прослушивать. Поэтому с сей минуты все ненужные разговоры отставить и ничего не разглашать. Сказанное принять к исполнению, и болтовню – пресечь.
Насчет «не разглашать» Магометов мог и не говорить – никто ничего и так толком не знал, а потому и разглашать было нечего. А вот на следующий день, 23-го, действительно было что сказать шпиону. Из состава советнического аппарата и прикомандированных из Москвы создалась оперативная группа из 21 человека, назначенная ответственной за объектами в Кабуле. У каждого была конкретная задача на период подготовки переворота. За Тадж-Беком не закрепили никого – это отдельная ипостась, и не столь почетна, сколь ответственна, к тому же абсолютно не проработана. Ну, абсолютно, там и конь не валялся…
23-го Колесника и Холбаева в срочном порядке призвали в посольство. Вместе с ними прибыл командир подгруппы госбезопасности «Зенит» майор Яков Семенов. Представитель КГБ генерал-лейтенант Борис Иванов спросил, что называется, в лоб: «Как бы вы организовали захват Тадж-Бека, если бы получили такой приказ? Вам сейчас доложат предварительное решение, выскажите, пожалуйста, свое мнение».
Василий Колесник высказался таким образом: «В соответствии с планом, отряд должен направить по одному взводу на аэродром, к Генеральному штабу, ХАД, «Царандою» и к другим объектам. При таком раскладе для штурма дворца Тадж-Бек – основной мишени – остается рота и один взвод. Этими кургузыми силами они должны нейтрализовать роту личной охраны и бригаду, состоящую из трех пехотных батальонов, одного танкового, усиленной танковой роты из состава 5-й танковой бригады и зенитного дивизиона. Соотношение сил и средств явно не в нашу пользу. И настолько, что не надо быть выдающимся стратегом, чтобы ясно понимать: если надо образцово-показательно погибнуть – тогда вперед, в атаку!..»
Популярное объяснение Колесника побудило генералов серьезно призадуматься, и совещание перенесли на следующий день. При этом предупредив всех «хорошенько подумать и завтра доложить».
Утро 24 декабря. Заслушали полковника Пупшева – советника командира и начальника штаба бригады народной гвардии. Его доклад свелся к названиям улиц и объектов, по которым должен разойтись, расползтись, растащиться батальон. Следующим пригласили Колесника: «Я бы отказался выполнять приказ теми силами, которые имеются в наличии. Надо опуститься на землю и решить: или провалить операцию, или вообще не начинать ее».
Иванов и Магометов покинули высокое собрание и пошли советоваться с Москвой. Конечный результат был таков: «Шторм» не отменяется, но переносится. Шаг следующий: определить, кто тот дважды отважный офицер, который будет руководить операцией. Иванов предложил генерал-полковника Магометова. Услышав свою фамилию, тот некоторое время соображал, потом поднял вверх палец: «Борис Семенович, погодите. Я – главный военный советник, меня в любую минуту может вызвать к себе Амин и дать какое-то задание, услать в любой район. Давайте подумаем о другом варианте, чтобы избежать накладок». Автоматически отпала и кандидатура Пупшева – он тоже советник, которого, как сказал впопыхах генерал-полковник, могут в любую минуту вызвать, услать, пригласить, озадачить… и так далее.
Вопрос решался болезненный, принципиальный и щекотливый. Кто будет руководить операцией, тот и возложит на себя в полной мере ответственность за ее исход. Обсуждение затянулось – охотников возглавлять кампанию что-то не намечалось. Тертые собрались калачи, матерые, искусившиеся, не из одной печи хлеб едали, воробьи стреляные. Они прекрасно понимали: если провал – официальные лица родной страны повинятся перед афганцами, заявят, что у офицеров что-то с головой случилось, и руководство Советского Союза, дескать, здесь совершенно ни при чем. И неудачника – полководца хренового – в кутузку, и надолго – для острастки. Наконец каждый понимал: с такими малыми силами идти в бой – это смерти подобно, это очевидное самоубийство. Так что выбирали скорее крайнего, «мальчика-генерала для битья».
После долгих дебатов жребий пал на Колесника: не именит, не знаменит, не отягчен маршальской звездой, был в свое время комбригом – ему и карты в руки. Кроме того, соображения Василия Васильевича по плану штурма пришлись весьма по душе руководителям, и они тут же, без промедления, официально оформили «снятие со своих плеч тяжкого груза ответственности» и представили Колесника по правительственной связи кому надо, охарактеризовав его как достойного человека и волевого командира. У полковника состоялся разговор по телефону с министром обороны и генералом армии Ахромеевым.
– Выслушав мой доклад, Огарков пообещал выделить в мое распоряжение необходимые силы и приказал к утру шифром доложить решение. Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал мне: «Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах».
Рано утром пришел ответ: с батальона Холбаева снимаются все объекты в городе, задача теперь одна – обеспечить захват резиденции президента Афганистана. Операция получила кодовое название «Шторм». (Приставка «333» появится позже, как подтверждение об уничтожении непосредственно Хафизуллы Амина.) Руководил штурмом полковник ГРУ Колесник, его заместителем назначался генерал КГБ Дроздов. Именно так, и никак не иначе, и не надо чекистам при этих словах взвиваться – это непридуманный факт.
Маховик по вводу войск был запущен, и в ночь с 24 на 25 декабря командующий 40-й армией генерал-лейтенант Юрий Тухаринов получил приказ: границу войскам перейти 25 декабря 1979 года в 15 часов московского времени.
А за посольскими стенами, рядом и далеко, разбросанные по просторам России и ставшие на постой бивуаками (сельскими полевыми станами), весь этот казенный войсковой люд, неумытый, продрогший, напичканный постылой кашей из кухонь на колесах и опоэтизированными политзанятиями, проводимыми в брезентовых палатках – промозглых и сырых, весь этот люд, озлобленный неустройством и неопределенностью, оторванный от привычного уклада жизни, без ласки и писем, – вдруг взбодрился, заслышав флотскую команду: «Готовьсь!»
Первыми, пожалуй, активно откликнулись на нее офицеры «мусульманского батальона» вкупе с чекистами. 26 декабря, якобы для установления более тесных отношений, они устроили прием для командования афганской бригады. Состряпали плов, зажарили знатный шашлык, на базаре купили всевозможной зелени. Посольские выделили ящик водки, коньяк, различные деликатесы: икру, рыбу, другие закуски – стол получился на славу. За это специальное мероприятие отвечали узбеки – они, как известно, признанные мастера своего дела. Чтобы не было тесно, развернули большую армейскую палатку, расставили столы. Водку перелили в заварные чайники. Исламский обычай не позволяет подавать ее открыто, но когда магометане «не знают», что им наливают, – они пьют без особого предубеждения. Из бригады охраны пришло пятнадцать человек во главе с командиром и замполитом. Во время приема провозглашали тосты, как традиционно повелось, за советско-афганскую дружбу и за боевое содружество. Чайники споро заменялись – дружба за столом час от часу крепчала…
С утра «игрища» решили продолжить – Олег Швец поехал к Джандаду, пригласить его с заместителями будто бы на день рождения одного из наших офицеров. Была задумка во время фуршета организовать бескровный захват руководства афганской бригады, чтобы впоследствии облегчить себе выполнение боевой задачи. Но Джандад отказался, правда, пообещал быть со своими офицерами вечером. Тогда Швец попросил его отпустить хотя бы наших военных советников – мол, время застолья определено, неудобно откладывать – именинник обидится. Джандад выразил полную солидарность, проявил уважительную почтительность народным традициям и любезно согласился. Советников увезли подальше от греха, быть может, этим и спасли их.
26 декабря в полдень прибыли 9-я рота старшего лейтенанта Валерия Востротина из 345-го парашютно-десантного полка вместе с противотанковым взводом. Им было приказано усилить «мусульманский батальон». Выдали афганскую форму и приказали переодеть солдат.
Поздно вечером Колесник и Дроздов внесли некоторые незначительные коррективы в план, окончательный замысел которого сводился к следующему. Силами двух смешанных групп КГБ, под общим командованием полковника Бояринова, совместно с частью сил спецназа ГРУ осуществить штурм цитадели. Атакующим в выполнении задачи будут содействовать основные силы «мусульманского батальона», приданная рота десантников и средства огневой поддержки. Они блокируют подразделения охраны, блокпосты, посты жандармерии, пехотные и танковый батальоны, зенитный дивизион. Были согласованы действия с нашими советниками. Особое внимание уделялось вопросам связи и взаимодействия. Как впоследствии покажет бой, не будет ни первого – связи, ни второго – взаимодействия.
Уместно сказать и о «доле участия». Кагэбисты, расписывая небесной радугой свои действия в операции, на протяжении трех десятков лет неутомимо талдычат: сделали все исключительно мы, остальные вроде бы «почетно присутствовали» в качестве «подносчиков боеприпасов». Непосредственно в штурме дворца участвовало 693 человека. (Цифра безотносительна – такое количество личного состава значилось в «штатном расписании» на момент проведения операции, включая Колесника, Дроздова, Швеца, но не включая поголовно всех бойцов групп Голубева.) «Гром» – 26 офицеров; «Зенит» – 30; 18 (?) «поставил» Голубев. Эти все – актив КГБ. Личный состав 9-й роты – 87 десантников; прибывший накануне противотанковый взвод – 27 военнослужащих. Это приданные средства. И 520 офицеров, сержантов и солдат 154-го отряда спецназа ГРУ. Получается, что доля КГБ вместе с десантниками составляет 24,5 процента, а без «востротинцев» – 10 процентов. Неловко за эту бухгалтерию, но невозможно не сказать, что «чекистская» арифметика – это заборматывание темы. И поимейте в виду – никто из парней отряда ГРУ и роты десантников, штурмовавших дворец Амина, не сокрушается по поводу «недоданной чести и недооказанного высокого доверия» – добить убийством лежачего человека…
Утром 27 декабря, кому представилась такая возможность, перед боем помылись в бане, а немалая часть солдат просто поплескалась под умывальником, но чистое белье и тельняшки надели все. Икнулось ли в те минуты Амину? Хафизулла собрал на парадный обед членов Политбюро и своих министров с семьями. Присутствовали и жены Зерая и Шах Вали вместе с детьми. Настроение у всех было прекрасное. Возвратившийся накануне из Москвы Гулям Дастагир Панджшери заверил: советское руководство удовлетворено изложенной версией смерти Тараки и сменой лидера страны. А предстоящий визит Амина еще больше укрепит отношения с Советским Союзом.
Пока наши командиры получали по телефону из Москвы последние указания и напутствия, на временном постое у дворца слонялся неприкаянный и обреченный приказом люд. Ничего не поделаешь – ты и подневольный, и стыдно перед товарищами трусишкой выглядеть. И потому – смешок без причины, и усмешка – без умысла, и сердце – готовое принять «рубец потрясения». Утром на завтрак накормили верблюжатиной. Вкусно, хотя и не доварено, да ничего не поделаешь – высокогорье, мясо долго упревает.
В 14.00 в кабинете командира отряда майора Холбаева полковник Колесник собрал всех участников предстоящего штурма: и своих, и чужих – до поры до времени приданных. Генерал Дроздов, «декоративный зампотех», в час ожидания атаки мгновенно переквалифицировался в замполиты, изложил политическую обстановку и призвал выполнить задачу образцово, не жалея живота своего, ибо: «Сейчас вы услышите не приказ полковника Колесника, а – приказ Родины». К чести присутствующих эта замысловатая фраза в убогой «светелке» смеха не вызвала. Как и последующая: «Амин – тиран, по его указу убивают тысячи невинных людей, он поганец, предавший дело Апрельской революции, к тому же – змий подколодный, вступивший в сговор с ЦРУ. (Было подмечено: с Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов Америки. Последнее, с нажимом сказанное уточнение – США, было адресовано, надо понимать, неграмотным дехканам-мусульманам.) «И да сказано в Коране, что за перемену веры – смерть!» – поставил жирную точку в своей торжественно-патетической речи генерал-майор КГБ.
Юрий Иванович закончил свое обращение в мертвой тишине. Все молчали и, переполненные рвением к исполнению долга, думали. Кто о чем, а капитан Анвар Сатаров – о том, что хуже Дроздова выступить невозможно: «Может статься, переволновался уважаемый генерал, иначе как объяснить, что понавешивал на уши столько бредовой зауми. У нас самый молодой солдат, из тихонь, неприлежный на политзанятиях, и тот прекрасно понимал: ЦРУ в данном контексте – это отвратная ложь, позорно придуманная на потребу дня и под конкретное событие. Тиран просил о военной помощи и вводе войск в Афганистан не у Соединенных Штатов, а у Советского Союза. Как ни короток у солдат час для раздумий, на веру слово командиров не всегда принимается. Тем паче коли посул необдуманный и выужен из дежурной обоймы «идеологических караульщиков»: нетленных идей и мифов, политических лозунгов и программных документов партии». (Ух, как он его: капитан – генерала.)
Рядовой Бердымухаммад Джумаев из 2-й роты, вспоминая свой боевой путь в Безмеине, у родных пенатов, так припоминал этот час ожидания атаки: «27-го нас построили, замполит лейтенант Солижон Касымов объявил, что Амин – предатель, и мы должны выполнить задание Родины – уничтожить его. Каких-то особенных чувств это заявление, что Амин – предатель, у меня тогда не вызвало. Выдали боеприпасы. Сказали, кто и в какой машине должен сидеть и что должен захватить. Наш взвод блокировал пехотный батальон».
– Слушай, Анвар, а может, все куда проще – ты рассерчал на Дроздова за отнятый им у тебя кусок хлеба замполитовского? – спросил я у Сатарова.
– Не-е-е… чего? Пусть себе говорит заезжий москвич, – ответил он.
Ну а дальше полковник Колесник зачитал боевой приказ, и командиры рот, взводов, отделений и групп стали настраивать на атаку. А еще Василий Васильевич довел – на всякий случай – до сведения офицеров КГБ, что до сбора у дворца все они являются рядовыми членами экипажа; соответственно, подчинены старшим машин и обязаны беспрекословно выполнять их команды.
Необходимое пояснение людям гражданским: командир машины – будь то ефрейтор или генерал – это бог и царь, которому беспрекословно подчинены все члены экипажа – механик-водитель, наводчик-оператор, личный состав десантного отделения. Даже если среди них есть генерал и еще генерал, единоначальник над ними один – командир машины, тот же упомянутый ефрейтор. Он принимает единолично решения, отдает приказы, несет всю полноту ответственности, и спрос именно с него. Все, сидящие в броне, – ему не указ. Они материал, из которого он, командир, лепит победу. Повезет с командиром – будет успех. Не повезет – такая уж «се ля ви» – жизнь и судьба. И неуспех этот тяжким грузом ложится на душу одного – командира. Что бы при этом ни исполнили и ни сотворили его подчиненные – худо ли, добро ли, – ответчик, повторяю, один: командир.
Военные это хорошо знают и безропотно дают себя подчинить в боевой обстановке. Поэтому, когда вы встретите в литературе эпические эпизоды о бравых чекистах, которые правили экипажами и управляли огнем на первом этапе штурма, не верьте – мужики балагурят, байки сказывают, не более того. Себя они упомянули, достойно показали, в чести поддержали друг дружку, но, по чести, не обмолвились и словечком о том же прапорщике Кучкарове, командире машины, и его заместителе, который назначен заместителем по весьма простой причине – если командира убьют, то он, ни секунды не мешкая, дальше сам поведет за собой остальных. При таком правиле нет надобности судачить, спорить, коллективно голосовать за кандидатуру «преемника» в бою, в котором не до поисков консенсуса.
1 декабря рота прибыла в Афганистан. Первоначально ее планировали использовать в операции «Дуб», которая приказала долго жить, и 17-го (после последней неудачной попытки снайперов уничтожить Амина) отправили в Кабул, во временное подчинение командиру «мусульманского батальона» майору Холбаеву. Все, кто знал личный состав роты, в разных частях света и в разное время, не сговариваясь, отмечали бросающуюся в глаза особенность десантников: это были подтянутые ребята, гренадерской стати, дисциплинированные, опрятно одетые и хорошо подготовленные в военном деле. В их расположении было тихо, спокойно и даже уютно. Там и команды подавались вполголоса, и во всем ощущалась атмосфера достоинства.
Прекрасные ребята готовились к бою. Милые и добрые мальчишки, смотрящие широко раскрытыми глазами на только-только открывающийся перед ними мир. В зрачках, еще не потерявших детства, отражалась нечаянная радость и наивный восторг от постижения самих себя. Им, молодым, за дымкой нескончаемой юности грезилось населить свой праздный круг бытия не кем иным, кроме как он сам и Она. А в эти глазища накидали скабрезности, пустые глазницы шестерых погребенных вынудили слезиться. Незнайкою в солдатский котел полезли, в угоду далекому дяде из-за моря отхаркотились да роту легендарную опустили…
Это я так о Федоре Бондарчуке, создателе картины «Девятая рота». Юра Нерсесов из Санкт-Петербурга первым крик поднял, пока другие, под хрумканье попкорна, уютненько умостившись попками в мягких креслах кинозалов, переживали виртуальные баталии про Афганистан и 9-ю десантную роту.
«История, которую мы снимали, рассказана бойцами 9-й роты, – бодро вещал в октябре 2005 года Федор Сергеевич почтительно внимающей ему журналистке «Российской газеты». – Она про то, как эту роту забыли, когда выходили из Афгана». Правда, чуть позже, видимо, поняв, что заврался, Бондарчук «сменил пластинку». В следующем интервью от 17 ноября выяснилось, что бой советских десантников, которые «как идиоты защищали свою Родину», все же развивался по-иному, а нам показана «литературная трактовка событий». «Литературная трактовка» с точностью до наоборот. Глядишь, эдак за хороший куш свой следующий фильм режиссер посвятит разгрому советской армии под Берлином. В этом утверждении нет ни грамма выдумки. 8 мая 2007 года, знаменуя годовщину победы над фашистской Германией по «европейскому календарю», президент Соединенных Штатов Дж. Буш-младший в своем выступлении ни одним словом (подчеркиваю – ни одним словом!) не обмолвился об участии Советского Союза во Второй мировой войне.
Смотреть супербоевичок Бондарчука тошнотно. Учебное подразделение – дом умалишенных, этакий «лоходром» в понимании теперешней молодежи, заселенный остолопами, охламонами, пентюхами, словом, скопище придурков. Командиров – как офицеров, так и сержантов – в том обиталище нет. Один контуженый прапорщик с уголовными ухватками – чистый урка, он и правит бал. Зато водки – хоть залейся, и штатная профура имеется, которую все по очереди прибирают к рукам и телу. Молодые ребята, словно вертухаи на зоне, где, если верить Довлатову – герою фильма, такое процветает. «По Феде» феня получается – не армия, а банда неряшливая… Сергеича прямо-таки клинит на лагерной тематике. Прибывает «его войско» на Баграмский аэродром, и там повсюду охранники с собаками. Собаки заливаются, их поводыри – тоже нечеловеческими голосами, руганью бранной и черной кромсают небо и солдат. И на взлетно-посадочной полосе бочки с топливом, куда подбитый самолет с «дембелями» врезается! (К слову, самая дорогая сцена – взрыв самолета. Она готовилась и снималась 17 дней и стоила 450 тысяч долларов.) Кто и где видел на ВПП склады горюче-смазочных материалов? Кроме Бондарчука, думаю, больше никто. Разве что Юрик Коротков – сценарист, и примкнувший со своими операторскими пируэтами «затейник» Макс Осадчий.
Ребята наши вообще бараны баранами. Средь бела дня «духи» проходят на высоту, и их никто не видит – один пейзаж рисует, другие просто дурью маются. Непонятно, почему их на месте не перерезали. Да и «духи»… ну, один в один сослуживцы адмирала Колчака, идущие в строю под барабанную дробь и прямиком – на чапаевскую Анку-пулеметчицу. По «душманам» из крупнокалиберного пулемета почти в упор лупят, падает несколько человек, а остальным – хоть бы хны. Да еще из второго ряда какие-то «клоуны» стреляют. Детский сад засел в обороне с игрушечными «трататалками» и «пих-пахами», а не боевое подразделение. Офицер – только один, хотя реально в том бою их было шесть; этакий Илья Муромец былинный, которому все ниже пояса, то есть «единственный и неповторимый в героизме» прапорщик Хохол. Он же – игривый, небрежный, отчаянно смелый Федя Бондарчук. А присмотрись без дилетантства – всего лишь актерское «дуракаваляние». (Чу, в душу плюнул Лидочке Ткачевой, ведь это именно она исповедалась, слезку смахнув после киносеанса, и вечером, после принятого душа, в грезы подалась (цитирую): «Потом на экране появляется Федор Бондарчук. Для меня его игра была потрясением. Он там просто невероятный, красивый и такой сексуальный, я его даже не узнавала. Там было много красивых мужчин, но Федора не затмил никто». У меня с ориентацией все нормально, поэтому продолжу об экранной войне 9-й роты без сексапильности домохозяек.
Вот еще один знатный бред: прапорщик, продающий оружие «духам», о чем все знают и молчат. Случалось и такое – будем честны, но злодействовали втайне. Если бы товарищи узнали – просто пристрелили бы. Афганистан – это не Чечня. Войдите на сайт афганцев «Розыск», найдите № 159, прочитайте: «Прошу откликнуться тех, кто помнит ротного старшего лейтенанта Александра Галунина (позывной «Венера-6»), списанного по ранению на должность замполита роты и позже – парторга батальона. Также прошу откликнуться тех, с кем были вместе на боевых, на Саланге, Чарикаре, Базараке, Гульбахаре и прочих местах в Панджшере. Есть кто из роты Радчикова, с кем были вместе на операции? Продавцов боеприпасов «духам» Кудрова, Бакова и Россовского видеть не хочу». И это много лет спустя! А Федя даже этот сволочизм с продажей поэтизировал в своем художественном замысле.
Солдаты – ровно дебильные детишки, постоянно визжат, плачут. Или вдруг начинают стонать, что патронов нет, хотя рядом свои и чужие трупы лежат – бери у кого хочешь. Да еще разместились самым дурацким образом на гребне высотки, наверное, чтобы было лучше моджахедам целиться, – и о смене позиции не думают. Как свалились в одном месте, так и строчат. Конечно, если воевать учились у приблатненного придурка, который только и может зазря руки распускать… Словом, «опустил» Бондарчук всю роту. И понапрасну они терпят оскорбительное унижение. Бить, может, и не надо, да и по правилам «афганцев» по мордасам давать негоже, однако «немолодца» наказать подобает. Через тот же суд, например. Или еще как поизощреннее…
22-го в штабе Главного военного советника уже переходили на шепот, и началась «местечковая демонстрация высокой бдительности». Именно в этот день генерал Магометов пригласил оперативных дежурных и других офицеров в маленькую комнатушку, включил транзисторный приемник на всю громкость и шепотом дал указания. Подчиненных несколько озадачило проведенное совещание, от генерала не ускользнуло недоумение офицеров, и он поспешил объясниться: американское посольство – напротив нас. Там бдят и пасут, наверняка могут и прослушивать. Поэтому с сей минуты все ненужные разговоры отставить и ничего не разглашать. Сказанное принять к исполнению, и болтовню – пресечь.
Насчет «не разглашать» Магометов мог и не говорить – никто ничего и так толком не знал, а потому и разглашать было нечего. А вот на следующий день, 23-го, действительно было что сказать шпиону. Из состава советнического аппарата и прикомандированных из Москвы создалась оперативная группа из 21 человека, назначенная ответственной за объектами в Кабуле. У каждого была конкретная задача на период подготовки переворота. За Тадж-Беком не закрепили никого – это отдельная ипостась, и не столь почетна, сколь ответственна, к тому же абсолютно не проработана. Ну, абсолютно, там и конь не валялся…
23-го Колесника и Холбаева в срочном порядке призвали в посольство. Вместе с ними прибыл командир подгруппы госбезопасности «Зенит» майор Яков Семенов. Представитель КГБ генерал-лейтенант Борис Иванов спросил, что называется, в лоб: «Как бы вы организовали захват Тадж-Бека, если бы получили такой приказ? Вам сейчас доложат предварительное решение, выскажите, пожалуйста, свое мнение».
Василий Колесник высказался таким образом: «В соответствии с планом, отряд должен направить по одному взводу на аэродром, к Генеральному штабу, ХАД, «Царандою» и к другим объектам. При таком раскладе для штурма дворца Тадж-Бек – основной мишени – остается рота и один взвод. Этими кургузыми силами они должны нейтрализовать роту личной охраны и бригаду, состоящую из трех пехотных батальонов, одного танкового, усиленной танковой роты из состава 5-й танковой бригады и зенитного дивизиона. Соотношение сил и средств явно не в нашу пользу. И настолько, что не надо быть выдающимся стратегом, чтобы ясно понимать: если надо образцово-показательно погибнуть – тогда вперед, в атаку!..»
Популярное объяснение Колесника побудило генералов серьезно призадуматься, и совещание перенесли на следующий день. При этом предупредив всех «хорошенько подумать и завтра доложить».
Утро 24 декабря. Заслушали полковника Пупшева – советника командира и начальника штаба бригады народной гвардии. Его доклад свелся к названиям улиц и объектов, по которым должен разойтись, расползтись, растащиться батальон. Следующим пригласили Колесника: «Я бы отказался выполнять приказ теми силами, которые имеются в наличии. Надо опуститься на землю и решить: или провалить операцию, или вообще не начинать ее».
Иванов и Магометов покинули высокое собрание и пошли советоваться с Москвой. Конечный результат был таков: «Шторм» не отменяется, но переносится. Шаг следующий: определить, кто тот дважды отважный офицер, который будет руководить операцией. Иванов предложил генерал-полковника Магометова. Услышав свою фамилию, тот некоторое время соображал, потом поднял вверх палец: «Борис Семенович, погодите. Я – главный военный советник, меня в любую минуту может вызвать к себе Амин и дать какое-то задание, услать в любой район. Давайте подумаем о другом варианте, чтобы избежать накладок». Автоматически отпала и кандидатура Пупшева – он тоже советник, которого, как сказал впопыхах генерал-полковник, могут в любую минуту вызвать, услать, пригласить, озадачить… и так далее.
Вопрос решался болезненный, принципиальный и щекотливый. Кто будет руководить операцией, тот и возложит на себя в полной мере ответственность за ее исход. Обсуждение затянулось – охотников возглавлять кампанию что-то не намечалось. Тертые собрались калачи, матерые, искусившиеся, не из одной печи хлеб едали, воробьи стреляные. Они прекрасно понимали: если провал – официальные лица родной страны повинятся перед афганцами, заявят, что у офицеров что-то с головой случилось, и руководство Советского Союза, дескать, здесь совершенно ни при чем. И неудачника – полководца хренового – в кутузку, и надолго – для острастки. Наконец каждый понимал: с такими малыми силами идти в бой – это смерти подобно, это очевидное самоубийство. Так что выбирали скорее крайнего, «мальчика-генерала для битья».
После долгих дебатов жребий пал на Колесника: не именит, не знаменит, не отягчен маршальской звездой, был в свое время комбригом – ему и карты в руки. Кроме того, соображения Василия Васильевича по плану штурма пришлись весьма по душе руководителям, и они тут же, без промедления, официально оформили «снятие со своих плеч тяжкого груза ответственности» и представили Колесника по правительственной связи кому надо, охарактеризовав его как достойного человека и волевого командира. У полковника состоялся разговор по телефону с министром обороны и генералом армии Ахромеевым.
– Выслушав мой доклад, Огарков пообещал выделить в мое распоряжение необходимые силы и приказал к утру шифром доложить решение. Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал мне: «Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах».
Рано утром пришел ответ: с батальона Холбаева снимаются все объекты в городе, задача теперь одна – обеспечить захват резиденции президента Афганистана. Операция получила кодовое название «Шторм». (Приставка «333» появится позже, как подтверждение об уничтожении непосредственно Хафизуллы Амина.) Руководил штурмом полковник ГРУ Колесник, его заместителем назначался генерал КГБ Дроздов. Именно так, и никак не иначе, и не надо чекистам при этих словах взвиваться – это непридуманный факт.
Маховик по вводу войск был запущен, и в ночь с 24 на 25 декабря командующий 40-й армией генерал-лейтенант Юрий Тухаринов получил приказ: границу войскам перейти 25 декабря 1979 года в 15 часов московского времени.
А за посольскими стенами, рядом и далеко, разбросанные по просторам России и ставшие на постой бивуаками (сельскими полевыми станами), весь этот казенный войсковой люд, неумытый, продрогший, напичканный постылой кашей из кухонь на колесах и опоэтизированными политзанятиями, проводимыми в брезентовых палатках – промозглых и сырых, весь этот люд, озлобленный неустройством и неопределенностью, оторванный от привычного уклада жизни, без ласки и писем, – вдруг взбодрился, заслышав флотскую команду: «Готовьсь!»
Первыми, пожалуй, активно откликнулись на нее офицеры «мусульманского батальона» вкупе с чекистами. 26 декабря, якобы для установления более тесных отношений, они устроили прием для командования афганской бригады. Состряпали плов, зажарили знатный шашлык, на базаре купили всевозможной зелени. Посольские выделили ящик водки, коньяк, различные деликатесы: икру, рыбу, другие закуски – стол получился на славу. За это специальное мероприятие отвечали узбеки – они, как известно, признанные мастера своего дела. Чтобы не было тесно, развернули большую армейскую палатку, расставили столы. Водку перелили в заварные чайники. Исламский обычай не позволяет подавать ее открыто, но когда магометане «не знают», что им наливают, – они пьют без особого предубеждения. Из бригады охраны пришло пятнадцать человек во главе с командиром и замполитом. Во время приема провозглашали тосты, как традиционно повелось, за советско-афганскую дружбу и за боевое содружество. Чайники споро заменялись – дружба за столом час от часу крепчала…
С утра «игрища» решили продолжить – Олег Швец поехал к Джандаду, пригласить его с заместителями будто бы на день рождения одного из наших офицеров. Была задумка во время фуршета организовать бескровный захват руководства афганской бригады, чтобы впоследствии облегчить себе выполнение боевой задачи. Но Джандад отказался, правда, пообещал быть со своими офицерами вечером. Тогда Швец попросил его отпустить хотя бы наших военных советников – мол, время застолья определено, неудобно откладывать – именинник обидится. Джандад выразил полную солидарность, проявил уважительную почтительность народным традициям и любезно согласился. Советников увезли подальше от греха, быть может, этим и спасли их.
26 декабря в полдень прибыли 9-я рота старшего лейтенанта Валерия Востротина из 345-го парашютно-десантного полка вместе с противотанковым взводом. Им было приказано усилить «мусульманский батальон». Выдали афганскую форму и приказали переодеть солдат.
Поздно вечером Колесник и Дроздов внесли некоторые незначительные коррективы в план, окончательный замысел которого сводился к следующему. Силами двух смешанных групп КГБ, под общим командованием полковника Бояринова, совместно с частью сил спецназа ГРУ осуществить штурм цитадели. Атакующим в выполнении задачи будут содействовать основные силы «мусульманского батальона», приданная рота десантников и средства огневой поддержки. Они блокируют подразделения охраны, блокпосты, посты жандармерии, пехотные и танковый батальоны, зенитный дивизион. Были согласованы действия с нашими советниками. Особое внимание уделялось вопросам связи и взаимодействия. Как впоследствии покажет бой, не будет ни первого – связи, ни второго – взаимодействия.
Уместно сказать и о «доле участия». Кагэбисты, расписывая небесной радугой свои действия в операции, на протяжении трех десятков лет неутомимо талдычат: сделали все исключительно мы, остальные вроде бы «почетно присутствовали» в качестве «подносчиков боеприпасов». Непосредственно в штурме дворца участвовало 693 человека. (Цифра безотносительна – такое количество личного состава значилось в «штатном расписании» на момент проведения операции, включая Колесника, Дроздова, Швеца, но не включая поголовно всех бойцов групп Голубева.) «Гром» – 26 офицеров; «Зенит» – 30; 18 (?) «поставил» Голубев. Эти все – актив КГБ. Личный состав 9-й роты – 87 десантников; прибывший накануне противотанковый взвод – 27 военнослужащих. Это приданные средства. И 520 офицеров, сержантов и солдат 154-го отряда спецназа ГРУ. Получается, что доля КГБ вместе с десантниками составляет 24,5 процента, а без «востротинцев» – 10 процентов. Неловко за эту бухгалтерию, но невозможно не сказать, что «чекистская» арифметика – это заборматывание темы. И поимейте в виду – никто из парней отряда ГРУ и роты десантников, штурмовавших дворец Амина, не сокрушается по поводу «недоданной чести и недооказанного высокого доверия» – добить убийством лежачего человека…
Утром 27 декабря, кому представилась такая возможность, перед боем помылись в бане, а немалая часть солдат просто поплескалась под умывальником, но чистое белье и тельняшки надели все. Икнулось ли в те минуты Амину? Хафизулла собрал на парадный обед членов Политбюро и своих министров с семьями. Присутствовали и жены Зерая и Шах Вали вместе с детьми. Настроение у всех было прекрасное. Возвратившийся накануне из Москвы Гулям Дастагир Панджшери заверил: советское руководство удовлетворено изложенной версией смерти Тараки и сменой лидера страны. А предстоящий визит Амина еще больше укрепит отношения с Советским Союзом.
Пока наши командиры получали по телефону из Москвы последние указания и напутствия, на временном постое у дворца слонялся неприкаянный и обреченный приказом люд. Ничего не поделаешь – ты и подневольный, и стыдно перед товарищами трусишкой выглядеть. И потому – смешок без причины, и усмешка – без умысла, и сердце – готовое принять «рубец потрясения». Утром на завтрак накормили верблюжатиной. Вкусно, хотя и не доварено, да ничего не поделаешь – высокогорье, мясо долго упревает.
В 14.00 в кабинете командира отряда майора Холбаева полковник Колесник собрал всех участников предстоящего штурма: и своих, и чужих – до поры до времени приданных. Генерал Дроздов, «декоративный зампотех», в час ожидания атаки мгновенно переквалифицировался в замполиты, изложил политическую обстановку и призвал выполнить задачу образцово, не жалея живота своего, ибо: «Сейчас вы услышите не приказ полковника Колесника, а – приказ Родины». К чести присутствующих эта замысловатая фраза в убогой «светелке» смеха не вызвала. Как и последующая: «Амин – тиран, по его указу убивают тысячи невинных людей, он поганец, предавший дело Апрельской революции, к тому же – змий подколодный, вступивший в сговор с ЦРУ. (Было подмечено: с Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов Америки. Последнее, с нажимом сказанное уточнение – США, было адресовано, надо понимать, неграмотным дехканам-мусульманам.) «И да сказано в Коране, что за перемену веры – смерть!» – поставил жирную точку в своей торжественно-патетической речи генерал-майор КГБ.
Юрий Иванович закончил свое обращение в мертвой тишине. Все молчали и, переполненные рвением к исполнению долга, думали. Кто о чем, а капитан Анвар Сатаров – о том, что хуже Дроздова выступить невозможно: «Может статься, переволновался уважаемый генерал, иначе как объяснить, что понавешивал на уши столько бредовой зауми. У нас самый молодой солдат, из тихонь, неприлежный на политзанятиях, и тот прекрасно понимал: ЦРУ в данном контексте – это отвратная ложь, позорно придуманная на потребу дня и под конкретное событие. Тиран просил о военной помощи и вводе войск в Афганистан не у Соединенных Штатов, а у Советского Союза. Как ни короток у солдат час для раздумий, на веру слово командиров не всегда принимается. Тем паче коли посул необдуманный и выужен из дежурной обоймы «идеологических караульщиков»: нетленных идей и мифов, политических лозунгов и программных документов партии». (Ух, как он его: капитан – генерала.)
Рядовой Бердымухаммад Джумаев из 2-й роты, вспоминая свой боевой путь в Безмеине, у родных пенатов, так припоминал этот час ожидания атаки: «27-го нас построили, замполит лейтенант Солижон Касымов объявил, что Амин – предатель, и мы должны выполнить задание Родины – уничтожить его. Каких-то особенных чувств это заявление, что Амин – предатель, у меня тогда не вызвало. Выдали боеприпасы. Сказали, кто и в какой машине должен сидеть и что должен захватить. Наш взвод блокировал пехотный батальон».
– Слушай, Анвар, а может, все куда проще – ты рассерчал на Дроздова за отнятый им у тебя кусок хлеба замполитовского? – спросил я у Сатарова.
– Не-е-е… чего? Пусть себе говорит заезжий москвич, – ответил он.
Ну а дальше полковник Колесник зачитал боевой приказ, и командиры рот, взводов, отделений и групп стали настраивать на атаку. А еще Василий Васильевич довел – на всякий случай – до сведения офицеров КГБ, что до сбора у дворца все они являются рядовыми членами экипажа; соответственно, подчинены старшим машин и обязаны беспрекословно выполнять их команды.
Необходимое пояснение людям гражданским: командир машины – будь то ефрейтор или генерал – это бог и царь, которому беспрекословно подчинены все члены экипажа – механик-водитель, наводчик-оператор, личный состав десантного отделения. Даже если среди них есть генерал и еще генерал, единоначальник над ними один – командир машины, тот же упомянутый ефрейтор. Он принимает единолично решения, отдает приказы, несет всю полноту ответственности, и спрос именно с него. Все, сидящие в броне, – ему не указ. Они материал, из которого он, командир, лепит победу. Повезет с командиром – будет успех. Не повезет – такая уж «се ля ви» – жизнь и судьба. И неуспех этот тяжким грузом ложится на душу одного – командира. Что бы при этом ни исполнили и ни сотворили его подчиненные – худо ли, добро ли, – ответчик, повторяю, один: командир.
Военные это хорошо знают и безропотно дают себя подчинить в боевой обстановке. Поэтому, когда вы встретите в литературе эпические эпизоды о бравых чекистах, которые правили экипажами и управляли огнем на первом этапе штурма, не верьте – мужики балагурят, байки сказывают, не более того. Себя они упомянули, достойно показали, в чести поддержали друг дружку, но, по чести, не обмолвились и словечком о том же прапорщике Кучкарове, командире машины, и его заместителе, который назначен заместителем по весьма простой причине – если командира убьют, то он, ни секунды не мешкая, дальше сам поведет за собой остальных. При таком правиле нет надобности судачить, спорить, коллективно голосовать за кандидатуру «преемника» в бою, в котором не до поисков консенсуса.
3
В тесном взаимодействии, как одно целое, поведут бой батальон Холбаева и рота Востротина, с приданным взводом ПТУР «Фагот» (переносной противотанковый ракетный комплекс) старшего лейтенанта Севостьянова. Девятую роту специально готовили для Афганистана. В ноябре 1979 года старшему лейтенанту Валерию Востротину, проходившему службу в 345-м парашютно-десантном полку (г. Фергана, Узбекистан), было приказано укомплектовать подразделение для выполнения специальной задачи. Ему предоставили право по собственному усмотрению отбирать людей, и этих волонтеров могло быть до ста процентов. Уникальность роты подтверждена тем, что до самого вывода войск из Афганистана она принимала участие в неимоверно сложных, порой почти невыполнимых операциях. Ее отправляли в самые опасные точки. Она вошла в историю Вооруженных Сил и учебники для военных училищ. О ней – увы, к великому сожалению, – сделали картину. Режиссер Федор Бондарчук слепил пакостную легенду, смастерив гнусненькую иллюстрацию своих личных представлений о героике.1 декабря рота прибыла в Афганистан. Первоначально ее планировали использовать в операции «Дуб», которая приказала долго жить, и 17-го (после последней неудачной попытки снайперов уничтожить Амина) отправили в Кабул, во временное подчинение командиру «мусульманского батальона» майору Холбаеву. Все, кто знал личный состав роты, в разных частях света и в разное время, не сговариваясь, отмечали бросающуюся в глаза особенность десантников: это были подтянутые ребята, гренадерской стати, дисциплинированные, опрятно одетые и хорошо подготовленные в военном деле. В их расположении было тихо, спокойно и даже уютно. Там и команды подавались вполголоса, и во всем ощущалась атмосфера достоинства.
Прекрасные ребята готовились к бою. Милые и добрые мальчишки, смотрящие широко раскрытыми глазами на только-только открывающийся перед ними мир. В зрачках, еще не потерявших детства, отражалась нечаянная радость и наивный восторг от постижения самих себя. Им, молодым, за дымкой нескончаемой юности грезилось населить свой праздный круг бытия не кем иным, кроме как он сам и Она. А в эти глазища накидали скабрезности, пустые глазницы шестерых погребенных вынудили слезиться. Незнайкою в солдатский котел полезли, в угоду далекому дяде из-за моря отхаркотились да роту легендарную опустили…
Это я так о Федоре Бондарчуке, создателе картины «Девятая рота». Юра Нерсесов из Санкт-Петербурга первым крик поднял, пока другие, под хрумканье попкорна, уютненько умостившись попками в мягких креслах кинозалов, переживали виртуальные баталии про Афганистан и 9-ю десантную роту.
«История, которую мы снимали, рассказана бойцами 9-й роты, – бодро вещал в октябре 2005 года Федор Сергеевич почтительно внимающей ему журналистке «Российской газеты». – Она про то, как эту роту забыли, когда выходили из Афгана». Правда, чуть позже, видимо, поняв, что заврался, Бондарчук «сменил пластинку». В следующем интервью от 17 ноября выяснилось, что бой советских десантников, которые «как идиоты защищали свою Родину», все же развивался по-иному, а нам показана «литературная трактовка событий». «Литературная трактовка» с точностью до наоборот. Глядишь, эдак за хороший куш свой следующий фильм режиссер посвятит разгрому советской армии под Берлином. В этом утверждении нет ни грамма выдумки. 8 мая 2007 года, знаменуя годовщину победы над фашистской Германией по «европейскому календарю», президент Соединенных Штатов Дж. Буш-младший в своем выступлении ни одним словом (подчеркиваю – ни одним словом!) не обмолвился об участии Советского Союза во Второй мировой войне.
Смотреть супербоевичок Бондарчука тошнотно. Учебное подразделение – дом умалишенных, этакий «лоходром» в понимании теперешней молодежи, заселенный остолопами, охламонами, пентюхами, словом, скопище придурков. Командиров – как офицеров, так и сержантов – в том обиталище нет. Один контуженый прапорщик с уголовными ухватками – чистый урка, он и правит бал. Зато водки – хоть залейся, и штатная профура имеется, которую все по очереди прибирают к рукам и телу. Молодые ребята, словно вертухаи на зоне, где, если верить Довлатову – герою фильма, такое процветает. «По Феде» феня получается – не армия, а банда неряшливая… Сергеича прямо-таки клинит на лагерной тематике. Прибывает «его войско» на Баграмский аэродром, и там повсюду охранники с собаками. Собаки заливаются, их поводыри – тоже нечеловеческими голосами, руганью бранной и черной кромсают небо и солдат. И на взлетно-посадочной полосе бочки с топливом, куда подбитый самолет с «дембелями» врезается! (К слову, самая дорогая сцена – взрыв самолета. Она готовилась и снималась 17 дней и стоила 450 тысяч долларов.) Кто и где видел на ВПП склады горюче-смазочных материалов? Кроме Бондарчука, думаю, больше никто. Разве что Юрик Коротков – сценарист, и примкнувший со своими операторскими пируэтами «затейник» Макс Осадчий.
Ребята наши вообще бараны баранами. Средь бела дня «духи» проходят на высоту, и их никто не видит – один пейзаж рисует, другие просто дурью маются. Непонятно, почему их на месте не перерезали. Да и «духи»… ну, один в один сослуживцы адмирала Колчака, идущие в строю под барабанную дробь и прямиком – на чапаевскую Анку-пулеметчицу. По «душманам» из крупнокалиберного пулемета почти в упор лупят, падает несколько человек, а остальным – хоть бы хны. Да еще из второго ряда какие-то «клоуны» стреляют. Детский сад засел в обороне с игрушечными «трататалками» и «пих-пахами», а не боевое подразделение. Офицер – только один, хотя реально в том бою их было шесть; этакий Илья Муромец былинный, которому все ниже пояса, то есть «единственный и неповторимый в героизме» прапорщик Хохол. Он же – игривый, небрежный, отчаянно смелый Федя Бондарчук. А присмотрись без дилетантства – всего лишь актерское «дуракаваляние». (Чу, в душу плюнул Лидочке Ткачевой, ведь это именно она исповедалась, слезку смахнув после киносеанса, и вечером, после принятого душа, в грезы подалась (цитирую): «Потом на экране появляется Федор Бондарчук. Для меня его игра была потрясением. Он там просто невероятный, красивый и такой сексуальный, я его даже не узнавала. Там было много красивых мужчин, но Федора не затмил никто». У меня с ориентацией все нормально, поэтому продолжу об экранной войне 9-й роты без сексапильности домохозяек.
Вот еще один знатный бред: прапорщик, продающий оружие «духам», о чем все знают и молчат. Случалось и такое – будем честны, но злодействовали втайне. Если бы товарищи узнали – просто пристрелили бы. Афганистан – это не Чечня. Войдите на сайт афганцев «Розыск», найдите № 159, прочитайте: «Прошу откликнуться тех, кто помнит ротного старшего лейтенанта Александра Галунина (позывной «Венера-6»), списанного по ранению на должность замполита роты и позже – парторга батальона. Также прошу откликнуться тех, с кем были вместе на боевых, на Саланге, Чарикаре, Базараке, Гульбахаре и прочих местах в Панджшере. Есть кто из роты Радчикова, с кем были вместе на операции? Продавцов боеприпасов «духам» Кудрова, Бакова и Россовского видеть не хочу». И это много лет спустя! А Федя даже этот сволочизм с продажей поэтизировал в своем художественном замысле.
Солдаты – ровно дебильные детишки, постоянно визжат, плачут. Или вдруг начинают стонать, что патронов нет, хотя рядом свои и чужие трупы лежат – бери у кого хочешь. Да еще разместились самым дурацким образом на гребне высотки, наверное, чтобы было лучше моджахедам целиться, – и о смене позиции не думают. Как свалились в одном месте, так и строчат. Конечно, если воевать учились у приблатненного придурка, который только и может зазря руки распускать… Словом, «опустил» Бондарчук всю роту. И понапрасну они терпят оскорбительное унижение. Бить, может, и не надо, да и по правилам «афганцев» по мордасам давать негоже, однако «немолодца» наказать подобает. Через тот же суд, например. Или еще как поизощреннее…