В лицо ударил душный застоявшийся запах табачного перегара, алкоголя и пива. В маленьком зале уместилось шесть столиков, покрытых несвежими, потерявшими цвет клеенками. За стойкой, занимавшей всю стену, стояла могучая блондинка с необъятным бюстом, похожая на борца-тяжеловеса. Она равнодушно взглянула на вошедшего, взяла перевернутую вверх дном кружку, поставила ее под кран.
- А может, я не пью пива, - усмехнулся Костров.
- Тогда сюда и ходить незачем.
- Может, я шампанское пью.
- А по мне хоть "Шартрез", не хочешь пива, другие выпьют, а с такими запросами в "Гранд-отель" ходить надо.
- Ладно уж, что пожрать есть?
- Сюда обедать не ходят, по нынешним временам жрать дома надо.
Мишка поглядел на стойку. За засиженным мухами стеклом сиротливо приткнулись несколько тарелочек с кусками ржавой селедки, обложенной кружочками вареной картошки.
- Ну ладно, пару пива, селедочку, а если... - Мишка подмигнул.
Буфетчица внимательно оглядела его, подумала. Костров видел, что она внутренне боролась с собой, но, видимо, профессиональная интуиция взяла верх, она поняла, что этот молодой пижон никак не может причинить ей вреда. Да и вообще, видать, паренек тертый, много таких забегали к ней, а потом исчезали бесследно. Чем они занимались, она не знала, да и не хотела знать, у нее своих забот хватало. Точно, из тех этот симпатичный паренек. Вон улыбается как, а золотые коронки поблескивают.
- Ладно, - буфетчица улыбнулась, показав целый набор металлических зубов, - налью. Сколько?
"Как укусит - полруки нет", - подумал Мишка и ответил как положено:
- К кружечке прицеп - сто грамм, а кружечек-то две.
- Ишь, - улыбнулась буфетчица еще шире, - все понимаешь. - Она наклонилась под стойку и поставила перед Костровым граненый стакан, до краев наполненный водкой.
- Бери и садись.
Мишка полез в карман, положил на стойку четыре радужные тридцатки, потом подумал и добавил еще одну.
И пока он шел к пустому столику, буфетчица глядела ему в спину и думала, что кому-то привалило вот счастье, попался такой симпатичный, щедрый, и, видать, деловой парень, а она который год живет со своим пьяницей Лешкой, которого даже в армию не взяли, так отравил себя водкой.
Мишка сел за столик в самом углу, спиной к стене, и внимательно оглядел пивную. За соседним столом удобно устроилась компания здоровенных мужиков в темных костюмах, они тихо переговаривались, не обращая ни на кого внимания, только один из них, седоватый, коротко стриженный, поймав его взгляд, чуть заметно подмигнул и почесал щеку.
"Наши", - понял Костров, и ему сразу же стало легко и спокойно. Теперь здесь он был не один. Ребята из МУРа, его друзья и друзья Данилова, были рядом, и он чувствовал свое единение с ними, и от этого ощущения к нему приходила неведомая ранее сила. Пускай вся блатная кодла Тишинки придет сюда. Пускай! Он как на фронте, с ним рядом товарищи по оружию, и они сильнее всех, потому что именно они защищают правду.
Мишка сел поудобнее и выпил полстакана, потом сдул с кружки белоснежную шапку и с наслаждением потянул пиво. Водка теплом разлилась по телу, и ему стало совсем хорошо. Шум пивной долетал до него морским прибоем, то накрывая его, то вновь откатываясь. Иногда он слышал обрывки фраз, чей-то смех. На какое-то время ему показалось, что войны нет вовсе, а сидит он просто так, в мирном сорок втором, шел по улице да и заглянул сюда. Имеет же мужчина право отдохнуть? Но постепенно первый хмель начал проходить. Так с ним и раньше бывало. Чуть ударит в голову, а потом пей сколько влезет, и ничего. Мишка решил заказать еще пива и совсем было поднялся из-за стола.
У буфета стоял юркий паренек в кепочке-малокозырке. Вот он ловко захватил двумя руками четыре кружки пива и аккуратно, старясь не расплескать, направился к Мишкиному столу.
- Свободно? - Не дожидаясь ответа, он грохнул кружки на стол и присел осторожно, словно кот.
- А может, у меня занято? Может, я подругу жду, к примеру, - Мишка, прищурившись, в упор поглядел на парня, - тогда как? А?
- Тогда я уйду, ты чего, уйду я. - Парень отодвинулся вместе со стулом.
- Ладно уж, сиди, - Мишка полез в карман, вытащил тридцатку. - Ну, в железку зарядим.
- С тобой-то? С тобой пусть другие играют.
- По маленькой, чтоб время провести.
- Не буду.
- Не знаешь ты закона, сявка. Когда тебе деловой говорит, все исполнять надо. Запомни: в блатную жизнь вход рупь стоит, вошел туда исполняй закон, тогда в авторитете ходить будешь.
- Так я всегда. Как кликуха-то твоя будет? Может, я слышал?
- Червонец я. Мишка Червонец.
- Как же, - в голосе парня послышались уважительные нотки, - много слышал от старших. Говорили, что вы по самому краю пошли.
- Говорили, - Мишка выплеснул в рот остатки водки, лениво пожевал картошку, - они много чего говорят. Сами падаль жрут, а нам завидуют. Значит, так, - он вынул из кармана скомканные деньги, - организуй выпить, закуску, ну пива, конечно.
- Это мы в момент, прямо сейчас. - Парень подскочил к стойке, о чем-то зашептался с буфетчицей, показывая на Мишку. Минуты через две он вернулся, присел у стола: - Сейчас все будет в лучшем виде.
- В компанию примете? - спросил кто-то.
Мишка поднял глаза и увидел сутулого.
- Садись.
- Спасибо. Как там. Малышка?
- Все сейчас принесут, Сергей Сергеевич, вот Червонец гуляет.
- Ну ладно, потом я отвечу. Здорово, Михаил. Не признаешь?
- Теперь я тебя, Фомин, признал. А тогда нет, больно исхудал ты, что, чахотка бьет?
- Она. Врачи говорят: питаться лучше надо да не нервничать. Да где там... Каждую копейку горбом выбиваешь, прямо чистый лесоповал. - Фомин вздохнул, потянулся к кружке.
- Что-то я тебя на повале-то не видел, - усмехнулся Мишка, - ты больше в нарядчиках придуривался.
- Кто как может, Миша, кому какая жизненная линия.
- А что ты меня пасешь, чего твои сопляки за мной бегают? Может, ты для МУРа стараешься? А?
- Ты, Миша, меня за стукача держал когда разве? Нет. Мне мальчики мои сказали, что есть у тебя золотишко. Вот я прицениться и хотел. Может, сторгуемся?
- Может.
- Так покажи.
- Прямо здесь? - насмешливо спросил Костров.
- Зачем здесь, можем выйти.
- Золото есть, и камни есть, только я им цену знаю.
- Про цену сейчас разговора нет. Слушок прошел, будто ты с каэрами спутался, у Резаного в банде был.
- Слушай меня внимательно, Фомин, - твердо сказал Мишка, - я сейчас и тебя, и твою шестерку шлепну и уйду, - он выдернул из-под пиджака пистолет, - на мне крови много, чуть больше, чуть меньше - роли не играет.
- Ты, Миша, примус спрячь. Ты меня знаешь, а я тебя. Живи как хочешь, я тебе не судья, я о другом: есть товар - возьму. Нет - разошлись. Годится?
- Годится. - Мишка сунул пистолет в карман, огляделся и вытащил кожаный мешочек. - Гляди, Сергей, вот что имеем. - Он вытряхнул на ладонь осыпь.
Фомин весь подался вперед, стараясь получше рассмотреть украшение. Мишка подержал ее немного и опять положил в мешочек.
- Большой цены вещь, - хрипло сказал Фомин, - у меня таких денег нет.
- Это точно. - Мишка покосился на пацана, услужливо расставляющего на столе закуску и водку. - Мне клиент с копейкой нужен. Есть у тебя такой?
- Найдем.
- Только ты помни: я к любому не пойду. Что за человек?
- Человек тебе хорошо известный. Володя Гомельский.
- Годится, - равнодушно ответил Мишка. Ох, если бы кто-нибудь знал, чего стоило ему это равнодушие! Ему хотелось кричать от радости, петь, расцеловать всех, кто сидит здесь, в пивной, он даже глаза опустил, чтобы Фомин, не дай бог, не прочитал бы в них эту его радость.
- Ну давай, - Мишка поднял стакан, - выпьем, Серега, за жизнь нашу, копеечную жизнь.
- Давай, - Фомин протянул стакан, чокнулся, - только копеечная она не для всех. Ты вот...
- Давай пей, - Мишка выпил стакан залпом, сморщился, запил пивом. Ох, хорошо!
- Ты, Мишка, - наклонился к нему Фомин, - скажи мне, какой мне интерес выйдет? Я тебя с Володей сведу, ты ему камни, он тебе деньги, а мне?
- Тебе, - Мишка задумчиво повертел в руках стакан, - польза тебе будет. - Он сунул руку в карман, увидел, как беспокойно забегали глаза у Фомина.
- Не бойся, вот, - он положил на стол две золотые десятки, - бери аванс. После дела еще три.
- Широкий ты парень, Червонец, люблю тебя, как брата люблю.
- Это потом. Где Володю увижу?
- Сегодня в семь. Как найти тебя? Здесь?
- Нет. Я в одном и том же месте появляться не люблю. Сквер на Миусской знаешь?
- Знаю.
- Там площадка детская есть, вот на ней буду в песочек играться. Ну, гуляйте, а я пойду.
- К своей?
- Ага.
- Хорошая баба?
- Ничего, наша, верная.
- Так в семь?
- Точно. Только скажи Володе, что я на Тишинке этим заниматься не буду. Пусть другое место ищет. Когда мы с ним дело уладим, я тебе три червонца отдам, да и по мелочи кое-что у меня есть, на это у тебя денег хватит. Мне надо в Ташкент подаваться, а то климат у вас тут для меня неподходящий. - Мишка встал, кивнул Фомину и вышел из пивной.
МУРАВЬЕВ
Он бежал по коридору мимо сотрудников, изумленно оглядывающихся на него. Остановился он только у двери приемной, толкнул ее и, переводя дыхание, спросил у удивленного Осетрова:
- Где?
- Занят.
- Доложи, срочно.
Осетров из-за очков внимательно посмотрел на Игоря и, видимо, понял, что просто так человек из бригады Данилова не ворвется в приемную в таком виде.
- Подожди.
Он скрылся за дверью кабинета и сразу же появился обратно:
- Ждет.
Игорь рванул дверь и, не глядя, не узнавая тех, кто сидел в кабинете начальника, почти крикнул:
- Есть Гомельский!
- Что, - начальник вскочил, - где?
- Через два часа будет у Мишки на квартире.
Только теперь Игорь смог разглядеть сидящих за столом людей. Это были Муштаков, Парамонов, Серебровский.
- Садись, - приказал начальник. - Продолжай, - кивнул он Серебровскому.
- Из пивной Фомин, - Серебровский, чуть усмехнувшись, поглядел на Игоря, - поехал в Первый Казачий переулок, зашел в дом три, во дворе. Дальше мы его не повели, боялись расшифроваться, пробыл там минут десять и поехал к себе на Маросейку, адрес есть в деле. Один из сотрудников следил за ним, а другие остались в Казачьем. Проверкой установлено, что в доме три, квартира два, у некоей Силиной, гримерши Еврейского театра, проживает заслуженный артист БССР Сахаровский Владимир Георгиевич, эвакуировавшийся из Минска и работающий во фронтовой актерской бригаде. После предъявления фотографии Гомельского домоуправу оказалось, что он и Сахаровский одно и то же лицо. В 18.30 Фомин вышел из дома и поехал на Миусскую. Там он встретился с Костровым, поговорили они минут десять и разошлись. Фомину удалось остановить машину-полуторку и уговорить шофера. Номер машины МА-17-47. Шофер допрошен. Фомин приехал в Казачий и пока находится там.
- Все? - спросил начальник.
- Пока все, смотрим.
- Что у тебя, Муравьев?
- Зоя сообщила, что Гомельский будет у них в десять.
Начальник взглянул на часы:
- Через два часа, - он помолчал, думая. А подумать было о чем. Как поступить? Брать Фомина и Гомельского в Казачьем или на квартире у Зои? Как поступить?
- Какие мнения?
- Разрешите, - Муштаков встал, - Фомин и Гомельский под наблюдением, уйти не смогут, мы блокировали переулок. Мне думается, их надо брать у Зои.
- Почему?
- Мне кажется, они не те люди, чтобы заплатить такие огромные деньги. Помните, Гомельский занимался "разгонами"? Так вот, они попробуют это и сейчас. Тут мы их всех, - Муштаков свел ладони.
- Логично, - сказал Серебровский, - только ведь они характер Мишкин знают, оружие видели...
- Я тоже за Зоину квартиру, - перебил его Муравьев.
- Ну что ж. Начинаем. Блокируем квартиру. - Начальник поднял трубку.
В этот вечер город продолжал жить своей обычной жизнью. В восемь вечера закончился последний сеанс в кино, люди должны были до комендантского часа успеть домой; работали заводы, в магазины подвозили свежевыпеченный хлеб, его завтра утром отдадут по карточкам; кончилась третья смена в школе, радио передавало очередную сводку Совинформбюро. Все было как обычно, и никто не заметил, как появились и исчезли в Большом Кондратьевском переулке люди. Они растворились в проходных дворах и подъездах, скрылись в чахлых палисадниках. Другие стали на трамвайной остановке, несколько молодых парней в форме летчиков с девушками в ярких платьях пошли по переулку. Никто ничего не заметил. Город жил своей обычной жизнью.
ГОМЕЛЬСКИЙ И ФОМИН
- Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшим? - Володя посмотрел на Фомина изучающе. - Такие деньги отдать этому уркагану. Я что, печатную фабрику открыл? Гознак?
- Мишка парень горячий, потом оружие... Баба эта.
- Ну и что, выпьем. Ему нальем из нашей бутылки. А когда он закосеет, я скажу, что деньги в портфеле, спрятаны в тайнике во дворе. Ты пойдешь за портфелем и откроешь дверь. Андрей и Лешка в форме войдут, ну тут обыск, изъятие...
- А потом?
- Что потом? Потом его в отделение поведут. Вернее - всех нас, а он смоется и будет молиться богу, что ушел.
- Не поверит.
- Возможно. Главное - взять вещь. Понимаешь? А потом мы с тобой надолго исчезнем. Его же ищут. Я к нему на квартиру человека посылал, так тот едва ушел, засада там. Он все равно из Москвы бежать должен. А ты думаешь, что потом будет? Высшая мера ему светит. За Резаного, да и за камушки эти.
- Ну, если так...
- Трус ты, Фомин, тебе с дураками в три листика играть.
- Какая моя доля?
- Сто тысяч.
- Пошли.
- Иди к Андрею и Лешке, они ждут, скажи, чтобы в полдесятого у дверей стояли. Понял?
- Понял.
- Иди, только быстро, я жду.
МИШКА КОСТРОВ
Он надел форму, туго перепоясался ремнем с кобурой. Ему противен был тот самый костюм, в котором он сидел в пивной вместе с Фоминым. Теперь он опять стал сержантом Костровым, фронтовым разведчиком, человеком, ничего общего не имеющим с известным когда-то Мишкой Червонцем. Наверное, никто, как он, не радовался окончанию операции. И не потому, что удастся увидеть жену и ребенка, несколько дней пожить дома. Другое, более сильное чувство жило в нем. Сегодня - а это он знал точно - заплачен еще один долг. Год назад, впервые согласившись помочь Данилову, он еще смутно, но сознавал, что эта его помощь - тот посильный вклад, который он, Мишка Костров, бывший уголовник, порвавший с прошлым, может внести в общее дело борьбы с фашизмом. И если после освобождения из колонии он с гордостью думал о том, что стал жить честно, как все, то со временем понял: люди, окружающие его, воспринимают происшедшее как нечто вполне закономерное. Для них, его новых друзей и сослуживцев, это просто норма жизни. С тех пор Костров и свою жизнь разграничил очень четко - то, что было тогда, и то, что стало теперь. Стараясь вытравить из себя прошлое, он самоотверженно работал, начал учиться в школе. Но иногда, задумываясь о своей жизни, Мишка понимал: этого мало. Слишком велик был груз его вины перед теми людьми, которые поверили ему. Когда началась война, он сделал все, что мог, помогая Данилову. Ну а как воевал - об этом можно судить по двум его медалям. Но все равно он чувствовал, что этого мало. Потому что дело не в Почетной грамоте, выданной ему на прежней работе, и не в медалях, полученных на фронте. Костров как бы рождался заново, в нем появились черты, удивляющие его самого. Иногда, совершив тот или иной поступок, Михаил словно со стороны глядел на себя, не узнавая в этом новом человеке себя прежнего. За все, что произошло с ним, он был безмерно благодарен Данилову. Для него Иван Александрович стал непререкаемым авторитетом. Часто, собираясь что-то сделать, Костров мысленно советовался с ним, пытался поставить в подобную ситуацию и сделать точно так, как поступил бы он. Так было в сорок первом, когда он пошел на квартиру к Широкову, так было и сейчас.
Мишка ходил по комнате, курил папиросу за папиросой. Нервничал ли он? Пожалуй, нет. Интуиция, основанная на знании людей, с которыми он сталкивался в той жизни, подсказывала ему, что Гомельский обязательно придет. Не такой он человек, чтобы отказаться от ценностей, да еще таких. Он не нервничал, он ждал. Его и Фомина. Ждал, когда медленно растегнет кобуру, вынет наган и увидит их глаза. Все! - поставлена последняя точка. Пусть знают все, кем стал он, сержант Костров.
Несколько раз в комнату заглядывала Зоя, но, посмотрев на Мишку, тут же молча уходила.
- Ты ему не мешай, - сказал ей Самохин, - у него сейчас день особый, вроде бы как экзамен.
- Он уже его сдал, - усмехнулась Зоя.
- У него их много, экзаменов этих. Каждый новый шаг по жизни.
Мишка подошел к окну, посмотрел в темный квадрат двора. Да, скоро осень, совсем скоро, а потом зима, самое тяжелое время для солдата. Куда он попадет через неделю, в какую часть, с кем служить будет?..
- Окно надо закрыть и опустить маскировку, - услышал он за спиной чей-то голос. Так обычно говорят люди, привыкшие приказывать.
Мишка обернулся, в комнате стоял какой-то человек. К окну подошла Зоя, закрыла его, опустила штору. Щелкнул выключатель. От яркого света Костров на секунду зажмурился.
- Здравствуйте, Костров, - незнакомец протянул руку, - моя фамилия Муштаков.
- Здравствуйте, - Мишка пожал крепкую ладонь и вспомнил, что видел Муштакова в МУРе.
- Ждете гостей? - Муштаков сел на диван, достал папиросу.
- Ждем.
- А что же стол не накрыли?
- Зачем?
- На всякий случай, мало ли как они придут. Может быть, сначала один Фомин, посмотрит, проверит... Давайте, Зоенька, быстренько... Вам помочь?
- Да что вы, что вы, я сама.
- Прекрасно, - Муштаков внимательно посмотрел на Мишку. - Вы молодец. Костров. Я много слышал о вас, но даже представить себе не мог, какой вы молодец. Теперь осталась чисто техническая работа. Они придут, сядут за стол. Вы не волнуетесь?
- Нет.
- Прекрасно. Я так и думал. Вы им нальете водку и скажете: "Зоя, принеси товар". Тут мы и войдем. Ну а как себя держать вам, поймете по обстановке, лучше, конечно, чтобы наган был под рукой.
- Ясно, товарищ Муштаков, как там Иван Александрович?
- У него все хорошо. К утру ждем от него сообщения о ликвидации банды. Кстати, после окончания операции вы уедете вместе с нами, мы завезем вас домой.
Мишка вздохнул. Тяжело, нервно вздохнул. Муштаков внимательно поглядел на него и улыбнулся.
А на столе уже стояла немудреная закуска: консервы, колбаса, холодная картошка, две бутылки водки.
Муштаков, словно режиссер сцену, оглядел комнату и, видимо, остался доволен.
- Вам надо выпить. Вам и Зое. Пусть они думают, что все уже пьяны. Кстати, гитара у вас, Зоенька, есть?
- Есть.
- Говорят, вы неплохо поете.
- Какое там.
- Не надо скромничать. - Муштаков взглянул на часы. - Давайте.
Мишка взял бутылку, налил две рюмки, посмотрел на Муштакова:
- А вам?
- К сожалению, в нашей работе не у всех такие приятные обязанности, как сегодня у вас. Я не могу. Пейте.
Он еще раз оглядел стол:
- Вот что, пустая бутылка у вас есть? Прекрасно. Поставьте ее, пусть думают, что вы давно пьете. Кстати, закуску-то. Вот так. А то она уж больно порядком не тронута. А теперь, Зоя, берите гитару. Пора.
Муштаков подошел к Мишке:
- Когда вы скажете: "Принеси товар, Зоя", это и будет сигналом. Начинайте.
МУРАВЬЕВ
Во дворе было тихо. Только с Большой Грузинской долетал скрежет трамвая. Он возникал внезапно и так же внезапно исчезал. Игорь с Парамоновым и двумя оперативниками сидели в затхлом палисадничке. Впрочем, место они выбрали неплохое, темнота закрывала их лучше любых кустов.
Они сидели и прислушивались к шарканью ног в переулке. Время тянулось медленно, так всегда бывает, когда чего-то особенно ждешь.
Наверху, в квартире за маскировочной шторой, зазвенела гитара, и женский голос, приятный, чуть с хрипотцой, запел:
Мы странно встретились
И странно разойдемся...
Игорь прислушался. Романс был старый и грустный. Он раньше никогда не слышал его. И голос женщины звучал во дворе, как потерянная надежда, и гитара, догоняя слова, подпевала ей с какой-то щемящей тоской.
На несколько минут романс унес Игоря со двора, с улицы этой и вообще отовсюду.
Но это длилось всего несколько минут. Под аркой раздались осторожные шаги. Кто-то, едва различимый в темноте, вошел во двор, постоял, прислушиваясь, и снова скрылся под аркой.
Игорь осторожно потянул из кармана пистолет, спустил предохранитель. Щелчок показался ему выстрелом, и он весь внутренне сжался, прислушиваясь. Опять послышались шаги, но теперь уже шли несколько человек, и шли они уверенно, не прячась и не боясь.
"Четверо", - сосчитал Игорь. Двое были в штатском, а двое в форме, это он определил по силуэтам фуражек, только в какой, он различить не мог.
Вошедшие о чем-то посоветовались вполголоса, потом вспыхнула спичка: кто-то осветил циферблат часов.
- Через пять минут... - дальше Игорь ничего разобрать не смог. Двое скрылись в подъезде, а двое остались во дворе.
Парамонов сжал его плечо. Игорь понял: этих двоих надо брать.
В прихожей звякнул звонок один раз и после паузы еще два.
- Иди, Зоя, - Мишка посмотрел на девушку, - иди.
Зоя прямо с гитарой вышла в прихожую. Костров услышал, как щелкнул замок, потом чьи-то приглушенные голоса, среди которых он, прислушавшись, явно различил сипловатый голос Фомина.
- Заходите, - громко сказала Зоя, - а то мы вас заждались, почти все выпили.
- Неужели ничего не оставили? - голос был бархатный, с этакими игривыми переливами. Так обычно говорят с детьми и хорошенькими женщинами. Мишка сжал зубы от злости. "Ишь, сволочь, - подумал он, - прямо как в театре разговаривает".
- Ну, ведите, хозяйка.
Зоя посторонилась, и в комнату вошел человек в светло-сером костюме со шляпой в руках. На лацкане пиджака блестел орден "Знак Почета".
- Здравствуйте, Миша.
- Здорово, Гомельский, - Мишка встал и, чуть качнувшись, шагнул навстречу вошедшему. - Садись, гостем будешь.
- Ну, если ненадолго.
- А надолго и не выйдет, - Мишка указал рукой на стул, - времени у меня во, - он провел по горлу ладонью.
- Понимаю, - Гомельский сел, изящно развалившись на стуле. Он был точно таким же, как три года назад, когда Мишка встретил его в ресторане "Савой". Элегантным, сдержанным, крайне респектабельным.
- Ну что ж, Серега, - позвал Гомельский, - где ты?
- Иду, иду. Я тут квартирку осмотрел.
- Не верите? - зло скосил глаза Мишка.
- Ну почему же? Просто проверяем. Нынче как? Береженого бог бережет, небереженого конвой стережет.
- Твоя правда.
Фомин вошел в комнату, тяжело сел на стул, осмотрелся и потянулся к бутылке:
- Давайте, что ли?
- Нет, - твердо сказал Мишка, - это потом. Сначала дело.
- Не возражаю, - Гомельский внимательно поглядел на Фомина. - Не возражаю, - повторил он.
- Деньги с собой?
- Всегда. А товар?
- Зоя, - громко сказал Мишка, - Зоя, принеси товар.
Девушка встала и сделала шаг к двери.
- Нет, - вскочил Фомин, - я...
Он не договорил. В руке у Мишки воронено блеснул наган.
Стена в комнате словно разошлась, из темного проема шагнули трое с оружием. Гомельский сунул руку в карман.
- Не надо, Володя, - спокойно сказал Муштаков, - дом окружен.
- Я за папиросами, гражданин начальник, я не ношу оружия. Вы же знаете, на мне крови нет.
- Хочу надеяться. Встать! - скомандовал Муштаков.
Внезапно Фомин, опрокидывая стол, прыгнул на Мишку. В руке его блеснуло длинное жало ножа.
- Миша! - крикнула Зоя.
Костров не сдвинулся с места. Никто даже не заметил, когда он успел ударить. Фомин, как мешок с тряпьем, рухнул на пол. Выпавший из его руки нож воткнулся в дощатый крашеный пол.
- Побил все-таки посуду, сволочь, - сказал побелевший Мишка, - воды принесите, надо его облить, чтобы быстрей очухался.
МУРАВЬЕВ
Королев вошел к нему в кабинет.
- Я в уголке сяду, пока ты его допрашивать будешь. Не возражаешь?
- Что вы, Виктор Кузьмич! Конечно.
- Как решил построить допрос?
- Хочу начать сразу с Гоппе.
- Думаешь так? - Королев подвинул лампу, чтобы свет не падал на него. - Опасно. Битый он.
- Потому и поймет, что битый.
- Ну что ж. Давай.
- Задержанного Шустера ко мне.
Через несколько минут у дверей послышались тяжелые шаги.
- Товарищ начальник, - в комнату вошел милиционер, - по вашему вызову задержанный Шустер доставлен.
- Давайте его сюда и идите, я вызову.
- Есть.
Игорь взглянул на вошедшего Гомельского. Да, это был уже не тот элегантный, похожий на артиста человек. В кабинет ввели типичного обитателя внутренней тюрьмы, в ботинках без шнурков, без брючного ремня и галстука. Даже эти несколько часов точно разграничили удачливого мошенника Володю Гомельского и подследственного Владимира Шустера.
- Садитесь, гражданин Шустер, - приказал Игорь.
Тот сел.
- Меня зовут Муравьев Игорь Сергеевич.
- Очень приятно, - Шустер чуть привстал, - значит, я буду иметь дело с вами, а не с гражданином Муштаковым?
- Пока со мной.
- А вы из его конторы?
- Нет.
- Я так и понял. Но чем я могу вам быть полезен? Я же фармазонщик, сиречь мошенник. Статья сто шестьдесят девять УК. А позвольте полюбопытствовать, какие в вашей конторе любимые статьи?
Игорь взял со стола Уголовный кодекс, открыл нужную страницу, протянул Гомельскому:
- Вот эта, читайте.
Тот пробежал ее глазами.
- Нет. - Он положил кодекс на стол: - нет. Вы мне этого не примеряйте. Не надо. Гражданин начальник, там же вышка за каждым пунктом, а сейчас война. Не надо. Я вас очень прошу...
- А может, я не пью пива, - усмехнулся Костров.
- Тогда сюда и ходить незачем.
- Может, я шампанское пью.
- А по мне хоть "Шартрез", не хочешь пива, другие выпьют, а с такими запросами в "Гранд-отель" ходить надо.
- Ладно уж, что пожрать есть?
- Сюда обедать не ходят, по нынешним временам жрать дома надо.
Мишка поглядел на стойку. За засиженным мухами стеклом сиротливо приткнулись несколько тарелочек с кусками ржавой селедки, обложенной кружочками вареной картошки.
- Ну ладно, пару пива, селедочку, а если... - Мишка подмигнул.
Буфетчица внимательно оглядела его, подумала. Костров видел, что она внутренне боролась с собой, но, видимо, профессиональная интуиция взяла верх, она поняла, что этот молодой пижон никак не может причинить ей вреда. Да и вообще, видать, паренек тертый, много таких забегали к ней, а потом исчезали бесследно. Чем они занимались, она не знала, да и не хотела знать, у нее своих забот хватало. Точно, из тех этот симпатичный паренек. Вон улыбается как, а золотые коронки поблескивают.
- Ладно, - буфетчица улыбнулась, показав целый набор металлических зубов, - налью. Сколько?
"Как укусит - полруки нет", - подумал Мишка и ответил как положено:
- К кружечке прицеп - сто грамм, а кружечек-то две.
- Ишь, - улыбнулась буфетчица еще шире, - все понимаешь. - Она наклонилась под стойку и поставила перед Костровым граненый стакан, до краев наполненный водкой.
- Бери и садись.
Мишка полез в карман, положил на стойку четыре радужные тридцатки, потом подумал и добавил еще одну.
И пока он шел к пустому столику, буфетчица глядела ему в спину и думала, что кому-то привалило вот счастье, попался такой симпатичный, щедрый, и, видать, деловой парень, а она который год живет со своим пьяницей Лешкой, которого даже в армию не взяли, так отравил себя водкой.
Мишка сел за столик в самом углу, спиной к стене, и внимательно оглядел пивную. За соседним столом удобно устроилась компания здоровенных мужиков в темных костюмах, они тихо переговаривались, не обращая ни на кого внимания, только один из них, седоватый, коротко стриженный, поймав его взгляд, чуть заметно подмигнул и почесал щеку.
"Наши", - понял Костров, и ему сразу же стало легко и спокойно. Теперь здесь он был не один. Ребята из МУРа, его друзья и друзья Данилова, были рядом, и он чувствовал свое единение с ними, и от этого ощущения к нему приходила неведомая ранее сила. Пускай вся блатная кодла Тишинки придет сюда. Пускай! Он как на фронте, с ним рядом товарищи по оружию, и они сильнее всех, потому что именно они защищают правду.
Мишка сел поудобнее и выпил полстакана, потом сдул с кружки белоснежную шапку и с наслаждением потянул пиво. Водка теплом разлилась по телу, и ему стало совсем хорошо. Шум пивной долетал до него морским прибоем, то накрывая его, то вновь откатываясь. Иногда он слышал обрывки фраз, чей-то смех. На какое-то время ему показалось, что войны нет вовсе, а сидит он просто так, в мирном сорок втором, шел по улице да и заглянул сюда. Имеет же мужчина право отдохнуть? Но постепенно первый хмель начал проходить. Так с ним и раньше бывало. Чуть ударит в голову, а потом пей сколько влезет, и ничего. Мишка решил заказать еще пива и совсем было поднялся из-за стола.
У буфета стоял юркий паренек в кепочке-малокозырке. Вот он ловко захватил двумя руками четыре кружки пива и аккуратно, старясь не расплескать, направился к Мишкиному столу.
- Свободно? - Не дожидаясь ответа, он грохнул кружки на стол и присел осторожно, словно кот.
- А может, у меня занято? Может, я подругу жду, к примеру, - Мишка, прищурившись, в упор поглядел на парня, - тогда как? А?
- Тогда я уйду, ты чего, уйду я. - Парень отодвинулся вместе со стулом.
- Ладно уж, сиди, - Мишка полез в карман, вытащил тридцатку. - Ну, в железку зарядим.
- С тобой-то? С тобой пусть другие играют.
- По маленькой, чтоб время провести.
- Не буду.
- Не знаешь ты закона, сявка. Когда тебе деловой говорит, все исполнять надо. Запомни: в блатную жизнь вход рупь стоит, вошел туда исполняй закон, тогда в авторитете ходить будешь.
- Так я всегда. Как кликуха-то твоя будет? Может, я слышал?
- Червонец я. Мишка Червонец.
- Как же, - в голосе парня послышались уважительные нотки, - много слышал от старших. Говорили, что вы по самому краю пошли.
- Говорили, - Мишка выплеснул в рот остатки водки, лениво пожевал картошку, - они много чего говорят. Сами падаль жрут, а нам завидуют. Значит, так, - он вынул из кармана скомканные деньги, - организуй выпить, закуску, ну пива, конечно.
- Это мы в момент, прямо сейчас. - Парень подскочил к стойке, о чем-то зашептался с буфетчицей, показывая на Мишку. Минуты через две он вернулся, присел у стола: - Сейчас все будет в лучшем виде.
- В компанию примете? - спросил кто-то.
Мишка поднял глаза и увидел сутулого.
- Садись.
- Спасибо. Как там. Малышка?
- Все сейчас принесут, Сергей Сергеевич, вот Червонец гуляет.
- Ну ладно, потом я отвечу. Здорово, Михаил. Не признаешь?
- Теперь я тебя, Фомин, признал. А тогда нет, больно исхудал ты, что, чахотка бьет?
- Она. Врачи говорят: питаться лучше надо да не нервничать. Да где там... Каждую копейку горбом выбиваешь, прямо чистый лесоповал. - Фомин вздохнул, потянулся к кружке.
- Что-то я тебя на повале-то не видел, - усмехнулся Мишка, - ты больше в нарядчиках придуривался.
- Кто как может, Миша, кому какая жизненная линия.
- А что ты меня пасешь, чего твои сопляки за мной бегают? Может, ты для МУРа стараешься? А?
- Ты, Миша, меня за стукача держал когда разве? Нет. Мне мальчики мои сказали, что есть у тебя золотишко. Вот я прицениться и хотел. Может, сторгуемся?
- Может.
- Так покажи.
- Прямо здесь? - насмешливо спросил Костров.
- Зачем здесь, можем выйти.
- Золото есть, и камни есть, только я им цену знаю.
- Про цену сейчас разговора нет. Слушок прошел, будто ты с каэрами спутался, у Резаного в банде был.
- Слушай меня внимательно, Фомин, - твердо сказал Мишка, - я сейчас и тебя, и твою шестерку шлепну и уйду, - он выдернул из-под пиджака пистолет, - на мне крови много, чуть больше, чуть меньше - роли не играет.
- Ты, Миша, примус спрячь. Ты меня знаешь, а я тебя. Живи как хочешь, я тебе не судья, я о другом: есть товар - возьму. Нет - разошлись. Годится?
- Годится. - Мишка сунул пистолет в карман, огляделся и вытащил кожаный мешочек. - Гляди, Сергей, вот что имеем. - Он вытряхнул на ладонь осыпь.
Фомин весь подался вперед, стараясь получше рассмотреть украшение. Мишка подержал ее немного и опять положил в мешочек.
- Большой цены вещь, - хрипло сказал Фомин, - у меня таких денег нет.
- Это точно. - Мишка покосился на пацана, услужливо расставляющего на столе закуску и водку. - Мне клиент с копейкой нужен. Есть у тебя такой?
- Найдем.
- Только ты помни: я к любому не пойду. Что за человек?
- Человек тебе хорошо известный. Володя Гомельский.
- Годится, - равнодушно ответил Мишка. Ох, если бы кто-нибудь знал, чего стоило ему это равнодушие! Ему хотелось кричать от радости, петь, расцеловать всех, кто сидит здесь, в пивной, он даже глаза опустил, чтобы Фомин, не дай бог, не прочитал бы в них эту его радость.
- Ну давай, - Мишка поднял стакан, - выпьем, Серега, за жизнь нашу, копеечную жизнь.
- Давай, - Фомин протянул стакан, чокнулся, - только копеечная она не для всех. Ты вот...
- Давай пей, - Мишка выпил стакан залпом, сморщился, запил пивом. Ох, хорошо!
- Ты, Мишка, - наклонился к нему Фомин, - скажи мне, какой мне интерес выйдет? Я тебя с Володей сведу, ты ему камни, он тебе деньги, а мне?
- Тебе, - Мишка задумчиво повертел в руках стакан, - польза тебе будет. - Он сунул руку в карман, увидел, как беспокойно забегали глаза у Фомина.
- Не бойся, вот, - он положил на стол две золотые десятки, - бери аванс. После дела еще три.
- Широкий ты парень, Червонец, люблю тебя, как брата люблю.
- Это потом. Где Володю увижу?
- Сегодня в семь. Как найти тебя? Здесь?
- Нет. Я в одном и том же месте появляться не люблю. Сквер на Миусской знаешь?
- Знаю.
- Там площадка детская есть, вот на ней буду в песочек играться. Ну, гуляйте, а я пойду.
- К своей?
- Ага.
- Хорошая баба?
- Ничего, наша, верная.
- Так в семь?
- Точно. Только скажи Володе, что я на Тишинке этим заниматься не буду. Пусть другое место ищет. Когда мы с ним дело уладим, я тебе три червонца отдам, да и по мелочи кое-что у меня есть, на это у тебя денег хватит. Мне надо в Ташкент подаваться, а то климат у вас тут для меня неподходящий. - Мишка встал, кивнул Фомину и вышел из пивной.
МУРАВЬЕВ
Он бежал по коридору мимо сотрудников, изумленно оглядывающихся на него. Остановился он только у двери приемной, толкнул ее и, переводя дыхание, спросил у удивленного Осетрова:
- Где?
- Занят.
- Доложи, срочно.
Осетров из-за очков внимательно посмотрел на Игоря и, видимо, понял, что просто так человек из бригады Данилова не ворвется в приемную в таком виде.
- Подожди.
Он скрылся за дверью кабинета и сразу же появился обратно:
- Ждет.
Игорь рванул дверь и, не глядя, не узнавая тех, кто сидел в кабинете начальника, почти крикнул:
- Есть Гомельский!
- Что, - начальник вскочил, - где?
- Через два часа будет у Мишки на квартире.
Только теперь Игорь смог разглядеть сидящих за столом людей. Это были Муштаков, Парамонов, Серебровский.
- Садись, - приказал начальник. - Продолжай, - кивнул он Серебровскому.
- Из пивной Фомин, - Серебровский, чуть усмехнувшись, поглядел на Игоря, - поехал в Первый Казачий переулок, зашел в дом три, во дворе. Дальше мы его не повели, боялись расшифроваться, пробыл там минут десять и поехал к себе на Маросейку, адрес есть в деле. Один из сотрудников следил за ним, а другие остались в Казачьем. Проверкой установлено, что в доме три, квартира два, у некоей Силиной, гримерши Еврейского театра, проживает заслуженный артист БССР Сахаровский Владимир Георгиевич, эвакуировавшийся из Минска и работающий во фронтовой актерской бригаде. После предъявления фотографии Гомельского домоуправу оказалось, что он и Сахаровский одно и то же лицо. В 18.30 Фомин вышел из дома и поехал на Миусскую. Там он встретился с Костровым, поговорили они минут десять и разошлись. Фомину удалось остановить машину-полуторку и уговорить шофера. Номер машины МА-17-47. Шофер допрошен. Фомин приехал в Казачий и пока находится там.
- Все? - спросил начальник.
- Пока все, смотрим.
- Что у тебя, Муравьев?
- Зоя сообщила, что Гомельский будет у них в десять.
Начальник взглянул на часы:
- Через два часа, - он помолчал, думая. А подумать было о чем. Как поступить? Брать Фомина и Гомельского в Казачьем или на квартире у Зои? Как поступить?
- Какие мнения?
- Разрешите, - Муштаков встал, - Фомин и Гомельский под наблюдением, уйти не смогут, мы блокировали переулок. Мне думается, их надо брать у Зои.
- Почему?
- Мне кажется, они не те люди, чтобы заплатить такие огромные деньги. Помните, Гомельский занимался "разгонами"? Так вот, они попробуют это и сейчас. Тут мы их всех, - Муштаков свел ладони.
- Логично, - сказал Серебровский, - только ведь они характер Мишкин знают, оружие видели...
- Я тоже за Зоину квартиру, - перебил его Муравьев.
- Ну что ж. Начинаем. Блокируем квартиру. - Начальник поднял трубку.
В этот вечер город продолжал жить своей обычной жизнью. В восемь вечера закончился последний сеанс в кино, люди должны были до комендантского часа успеть домой; работали заводы, в магазины подвозили свежевыпеченный хлеб, его завтра утром отдадут по карточкам; кончилась третья смена в школе, радио передавало очередную сводку Совинформбюро. Все было как обычно, и никто не заметил, как появились и исчезли в Большом Кондратьевском переулке люди. Они растворились в проходных дворах и подъездах, скрылись в чахлых палисадниках. Другие стали на трамвайной остановке, несколько молодых парней в форме летчиков с девушками в ярких платьях пошли по переулку. Никто ничего не заметил. Город жил своей обычной жизнью.
ГОМЕЛЬСКИЙ И ФОМИН
- Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшим? - Володя посмотрел на Фомина изучающе. - Такие деньги отдать этому уркагану. Я что, печатную фабрику открыл? Гознак?
- Мишка парень горячий, потом оружие... Баба эта.
- Ну и что, выпьем. Ему нальем из нашей бутылки. А когда он закосеет, я скажу, что деньги в портфеле, спрятаны в тайнике во дворе. Ты пойдешь за портфелем и откроешь дверь. Андрей и Лешка в форме войдут, ну тут обыск, изъятие...
- А потом?
- Что потом? Потом его в отделение поведут. Вернее - всех нас, а он смоется и будет молиться богу, что ушел.
- Не поверит.
- Возможно. Главное - взять вещь. Понимаешь? А потом мы с тобой надолго исчезнем. Его же ищут. Я к нему на квартиру человека посылал, так тот едва ушел, засада там. Он все равно из Москвы бежать должен. А ты думаешь, что потом будет? Высшая мера ему светит. За Резаного, да и за камушки эти.
- Ну, если так...
- Трус ты, Фомин, тебе с дураками в три листика играть.
- Какая моя доля?
- Сто тысяч.
- Пошли.
- Иди к Андрею и Лешке, они ждут, скажи, чтобы в полдесятого у дверей стояли. Понял?
- Понял.
- Иди, только быстро, я жду.
МИШКА КОСТРОВ
Он надел форму, туго перепоясался ремнем с кобурой. Ему противен был тот самый костюм, в котором он сидел в пивной вместе с Фоминым. Теперь он опять стал сержантом Костровым, фронтовым разведчиком, человеком, ничего общего не имеющим с известным когда-то Мишкой Червонцем. Наверное, никто, как он, не радовался окончанию операции. И не потому, что удастся увидеть жену и ребенка, несколько дней пожить дома. Другое, более сильное чувство жило в нем. Сегодня - а это он знал точно - заплачен еще один долг. Год назад, впервые согласившись помочь Данилову, он еще смутно, но сознавал, что эта его помощь - тот посильный вклад, который он, Мишка Костров, бывший уголовник, порвавший с прошлым, может внести в общее дело борьбы с фашизмом. И если после освобождения из колонии он с гордостью думал о том, что стал жить честно, как все, то со временем понял: люди, окружающие его, воспринимают происшедшее как нечто вполне закономерное. Для них, его новых друзей и сослуживцев, это просто норма жизни. С тех пор Костров и свою жизнь разграничил очень четко - то, что было тогда, и то, что стало теперь. Стараясь вытравить из себя прошлое, он самоотверженно работал, начал учиться в школе. Но иногда, задумываясь о своей жизни, Мишка понимал: этого мало. Слишком велик был груз его вины перед теми людьми, которые поверили ему. Когда началась война, он сделал все, что мог, помогая Данилову. Ну а как воевал - об этом можно судить по двум его медалям. Но все равно он чувствовал, что этого мало. Потому что дело не в Почетной грамоте, выданной ему на прежней работе, и не в медалях, полученных на фронте. Костров как бы рождался заново, в нем появились черты, удивляющие его самого. Иногда, совершив тот или иной поступок, Михаил словно со стороны глядел на себя, не узнавая в этом новом человеке себя прежнего. За все, что произошло с ним, он был безмерно благодарен Данилову. Для него Иван Александрович стал непререкаемым авторитетом. Часто, собираясь что-то сделать, Костров мысленно советовался с ним, пытался поставить в подобную ситуацию и сделать точно так, как поступил бы он. Так было в сорок первом, когда он пошел на квартиру к Широкову, так было и сейчас.
Мишка ходил по комнате, курил папиросу за папиросой. Нервничал ли он? Пожалуй, нет. Интуиция, основанная на знании людей, с которыми он сталкивался в той жизни, подсказывала ему, что Гомельский обязательно придет. Не такой он человек, чтобы отказаться от ценностей, да еще таких. Он не нервничал, он ждал. Его и Фомина. Ждал, когда медленно растегнет кобуру, вынет наган и увидит их глаза. Все! - поставлена последняя точка. Пусть знают все, кем стал он, сержант Костров.
Несколько раз в комнату заглядывала Зоя, но, посмотрев на Мишку, тут же молча уходила.
- Ты ему не мешай, - сказал ей Самохин, - у него сейчас день особый, вроде бы как экзамен.
- Он уже его сдал, - усмехнулась Зоя.
- У него их много, экзаменов этих. Каждый новый шаг по жизни.
Мишка подошел к окну, посмотрел в темный квадрат двора. Да, скоро осень, совсем скоро, а потом зима, самое тяжелое время для солдата. Куда он попадет через неделю, в какую часть, с кем служить будет?..
- Окно надо закрыть и опустить маскировку, - услышал он за спиной чей-то голос. Так обычно говорят люди, привыкшие приказывать.
Мишка обернулся, в комнате стоял какой-то человек. К окну подошла Зоя, закрыла его, опустила штору. Щелкнул выключатель. От яркого света Костров на секунду зажмурился.
- Здравствуйте, Костров, - незнакомец протянул руку, - моя фамилия Муштаков.
- Здравствуйте, - Мишка пожал крепкую ладонь и вспомнил, что видел Муштакова в МУРе.
- Ждете гостей? - Муштаков сел на диван, достал папиросу.
- Ждем.
- А что же стол не накрыли?
- Зачем?
- На всякий случай, мало ли как они придут. Может быть, сначала один Фомин, посмотрит, проверит... Давайте, Зоенька, быстренько... Вам помочь?
- Да что вы, что вы, я сама.
- Прекрасно, - Муштаков внимательно посмотрел на Мишку. - Вы молодец. Костров. Я много слышал о вас, но даже представить себе не мог, какой вы молодец. Теперь осталась чисто техническая работа. Они придут, сядут за стол. Вы не волнуетесь?
- Нет.
- Прекрасно. Я так и думал. Вы им нальете водку и скажете: "Зоя, принеси товар". Тут мы и войдем. Ну а как себя держать вам, поймете по обстановке, лучше, конечно, чтобы наган был под рукой.
- Ясно, товарищ Муштаков, как там Иван Александрович?
- У него все хорошо. К утру ждем от него сообщения о ликвидации банды. Кстати, после окончания операции вы уедете вместе с нами, мы завезем вас домой.
Мишка вздохнул. Тяжело, нервно вздохнул. Муштаков внимательно поглядел на него и улыбнулся.
А на столе уже стояла немудреная закуска: консервы, колбаса, холодная картошка, две бутылки водки.
Муштаков, словно режиссер сцену, оглядел комнату и, видимо, остался доволен.
- Вам надо выпить. Вам и Зое. Пусть они думают, что все уже пьяны. Кстати, гитара у вас, Зоенька, есть?
- Есть.
- Говорят, вы неплохо поете.
- Какое там.
- Не надо скромничать. - Муштаков взглянул на часы. - Давайте.
Мишка взял бутылку, налил две рюмки, посмотрел на Муштакова:
- А вам?
- К сожалению, в нашей работе не у всех такие приятные обязанности, как сегодня у вас. Я не могу. Пейте.
Он еще раз оглядел стол:
- Вот что, пустая бутылка у вас есть? Прекрасно. Поставьте ее, пусть думают, что вы давно пьете. Кстати, закуску-то. Вот так. А то она уж больно порядком не тронута. А теперь, Зоя, берите гитару. Пора.
Муштаков подошел к Мишке:
- Когда вы скажете: "Принеси товар, Зоя", это и будет сигналом. Начинайте.
МУРАВЬЕВ
Во дворе было тихо. Только с Большой Грузинской долетал скрежет трамвая. Он возникал внезапно и так же внезапно исчезал. Игорь с Парамоновым и двумя оперативниками сидели в затхлом палисадничке. Впрочем, место они выбрали неплохое, темнота закрывала их лучше любых кустов.
Они сидели и прислушивались к шарканью ног в переулке. Время тянулось медленно, так всегда бывает, когда чего-то особенно ждешь.
Наверху, в квартире за маскировочной шторой, зазвенела гитара, и женский голос, приятный, чуть с хрипотцой, запел:
Мы странно встретились
И странно разойдемся...
Игорь прислушался. Романс был старый и грустный. Он раньше никогда не слышал его. И голос женщины звучал во дворе, как потерянная надежда, и гитара, догоняя слова, подпевала ей с какой-то щемящей тоской.
На несколько минут романс унес Игоря со двора, с улицы этой и вообще отовсюду.
Но это длилось всего несколько минут. Под аркой раздались осторожные шаги. Кто-то, едва различимый в темноте, вошел во двор, постоял, прислушиваясь, и снова скрылся под аркой.
Игорь осторожно потянул из кармана пистолет, спустил предохранитель. Щелчок показался ему выстрелом, и он весь внутренне сжался, прислушиваясь. Опять послышались шаги, но теперь уже шли несколько человек, и шли они уверенно, не прячась и не боясь.
"Четверо", - сосчитал Игорь. Двое были в штатском, а двое в форме, это он определил по силуэтам фуражек, только в какой, он различить не мог.
Вошедшие о чем-то посоветовались вполголоса, потом вспыхнула спичка: кто-то осветил циферблат часов.
- Через пять минут... - дальше Игорь ничего разобрать не смог. Двое скрылись в подъезде, а двое остались во дворе.
Парамонов сжал его плечо. Игорь понял: этих двоих надо брать.
В прихожей звякнул звонок один раз и после паузы еще два.
- Иди, Зоя, - Мишка посмотрел на девушку, - иди.
Зоя прямо с гитарой вышла в прихожую. Костров услышал, как щелкнул замок, потом чьи-то приглушенные голоса, среди которых он, прислушавшись, явно различил сипловатый голос Фомина.
- Заходите, - громко сказала Зоя, - а то мы вас заждались, почти все выпили.
- Неужели ничего не оставили? - голос был бархатный, с этакими игривыми переливами. Так обычно говорят с детьми и хорошенькими женщинами. Мишка сжал зубы от злости. "Ишь, сволочь, - подумал он, - прямо как в театре разговаривает".
- Ну, ведите, хозяйка.
Зоя посторонилась, и в комнату вошел человек в светло-сером костюме со шляпой в руках. На лацкане пиджака блестел орден "Знак Почета".
- Здравствуйте, Миша.
- Здорово, Гомельский, - Мишка встал и, чуть качнувшись, шагнул навстречу вошедшему. - Садись, гостем будешь.
- Ну, если ненадолго.
- А надолго и не выйдет, - Мишка указал рукой на стул, - времени у меня во, - он провел по горлу ладонью.
- Понимаю, - Гомельский сел, изящно развалившись на стуле. Он был точно таким же, как три года назад, когда Мишка встретил его в ресторане "Савой". Элегантным, сдержанным, крайне респектабельным.
- Ну что ж, Серега, - позвал Гомельский, - где ты?
- Иду, иду. Я тут квартирку осмотрел.
- Не верите? - зло скосил глаза Мишка.
- Ну почему же? Просто проверяем. Нынче как? Береженого бог бережет, небереженого конвой стережет.
- Твоя правда.
Фомин вошел в комнату, тяжело сел на стул, осмотрелся и потянулся к бутылке:
- Давайте, что ли?
- Нет, - твердо сказал Мишка, - это потом. Сначала дело.
- Не возражаю, - Гомельский внимательно поглядел на Фомина. - Не возражаю, - повторил он.
- Деньги с собой?
- Всегда. А товар?
- Зоя, - громко сказал Мишка, - Зоя, принеси товар.
Девушка встала и сделала шаг к двери.
- Нет, - вскочил Фомин, - я...
Он не договорил. В руке у Мишки воронено блеснул наган.
Стена в комнате словно разошлась, из темного проема шагнули трое с оружием. Гомельский сунул руку в карман.
- Не надо, Володя, - спокойно сказал Муштаков, - дом окружен.
- Я за папиросами, гражданин начальник, я не ношу оружия. Вы же знаете, на мне крови нет.
- Хочу надеяться. Встать! - скомандовал Муштаков.
Внезапно Фомин, опрокидывая стол, прыгнул на Мишку. В руке его блеснуло длинное жало ножа.
- Миша! - крикнула Зоя.
Костров не сдвинулся с места. Никто даже не заметил, когда он успел ударить. Фомин, как мешок с тряпьем, рухнул на пол. Выпавший из его руки нож воткнулся в дощатый крашеный пол.
- Побил все-таки посуду, сволочь, - сказал побелевший Мишка, - воды принесите, надо его облить, чтобы быстрей очухался.
МУРАВЬЕВ
Королев вошел к нему в кабинет.
- Я в уголке сяду, пока ты его допрашивать будешь. Не возражаешь?
- Что вы, Виктор Кузьмич! Конечно.
- Как решил построить допрос?
- Хочу начать сразу с Гоппе.
- Думаешь так? - Королев подвинул лампу, чтобы свет не падал на него. - Опасно. Битый он.
- Потому и поймет, что битый.
- Ну что ж. Давай.
- Задержанного Шустера ко мне.
Через несколько минут у дверей послышались тяжелые шаги.
- Товарищ начальник, - в комнату вошел милиционер, - по вашему вызову задержанный Шустер доставлен.
- Давайте его сюда и идите, я вызову.
- Есть.
Игорь взглянул на вошедшего Гомельского. Да, это был уже не тот элегантный, похожий на артиста человек. В кабинет ввели типичного обитателя внутренней тюрьмы, в ботинках без шнурков, без брючного ремня и галстука. Даже эти несколько часов точно разграничили удачливого мошенника Володю Гомельского и подследственного Владимира Шустера.
- Садитесь, гражданин Шустер, - приказал Игорь.
Тот сел.
- Меня зовут Муравьев Игорь Сергеевич.
- Очень приятно, - Шустер чуть привстал, - значит, я буду иметь дело с вами, а не с гражданином Муштаковым?
- Пока со мной.
- А вы из его конторы?
- Нет.
- Я так и понял. Но чем я могу вам быть полезен? Я же фармазонщик, сиречь мошенник. Статья сто шестьдесят девять УК. А позвольте полюбопытствовать, какие в вашей конторе любимые статьи?
Игорь взял со стола Уголовный кодекс, открыл нужную страницу, протянул Гомельскому:
- Вот эта, читайте.
Тот пробежал ее глазами.
- Нет. - Он положил кодекс на стол: - нет. Вы мне этого не примеряйте. Не надо. Гражданин начальник, там же вышка за каждым пунктом, а сейчас война. Не надо. Я вас очень прошу...