Страница:
Здесь, в крошечном тамбуре-вестибюле перед раздевалкой, Биллу преградил дорогу верзила-«дормэн» лет сорока, с косой челкой, двумя стальными зубами и татуировкой на левой руке.
– Закрыто! Closed!
– It's okay. I need to see Mr. Blum.
– Его нет. No Blum.
Но Билл был уверен, что верзила врет.
– Bullshit! Tell him: my name is Bill Longwell. No! Give him my card.
И Билл, усмехнувшись, вручил верзиле свою визитку.
Верзила неохотно взял визитку и в сомнении посмотрел на Лонгвэлла. Совсем как пару недель назад секретарша Лонгвэлла смотрела на мистера Блюма в приемной «Nice, Clean & Perfect Agency». Однако Билл, бывший агент Интерпола, знал, как разговаривать с такими типами.
– Come on! – приказал он властно. – Do it!
Верзила, выражая фигурой сомнение, скрылся за боковой дверью.
Билл достал из кармана платок, вытер вспотевшую шею и огляделся.
Стены вестибюльчика были увешаны выцветшими плакатами с лицами незнакомых ему эстрадных певцов и певиц. Но, зная хоть пару русских букв, можно было прочесть: «Маша РАСПУТИНА», «Олег ГАЗМАНОВ»…
– Welcome, – послышался голос. – Заходи!
Билл повернул голову.
В настежь открытой боковой двери стоял верзила, за ним была видна большая и прокуренная комната с двумя бильярдными столами, заставленными ящиками с этикетками: BORSCH… PAHLAVA… KEFIR… KAVIAR…
А рядом с этими столами, за отдельным столиком, сидели Савелий Блюм, какой-то рыжий бородач лет тридцати пяти и еще двое мужчин. Они играли в карты, и на столе перед ними были пепельницы, полные окурков, и пачки долларов. При виде стремительно приближающегося Билла Блюм предупредительно поднял руку:
– Момент! – Затем он открыл свои карты и в досаде швырнул их на стол. – Shit! – И повернулся к Биллу. – What happened?[39]
– I wonna talk to you tet-a-tet[40].
– О'кей! – Блюм жестом отпустил своих партнеров. – Садись.
Билл сел и, как только трое картежников удалились в глубину ресторана, бросил на стол перед Блюмом русскую газету «Американская правда». На ее первой полосе в центре была фотография.
– Что это? – спросил Блюм.
– Твой гребаный «Русский герой». Николай Уманский.
Блюм обрадованно взял газету:
– Неужели?
Действительно, на фотографии, на фоне какого-то пляжа, стоял босой и полуголый Николай Уманский со спасенным им мальчишкой и его матерью. Большая статья с русским заголовком «РУССКИЙ ГЕРОЙ СПАС СЫНА ШКОЛЬНОЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ В МАРБЭЛХЭДЕ!» подробно описывала это героическое спасение.
– Они уже делают в Бостоне русскую газету? – удивился Блюм.
– «Американская правда». Выходит раз в неделю.
– А как ты ее нашел?
– Очень просто. Заказал в «клипс-сервис» криминальную хронику, связанную со словами «Russian» и «Николай Уманский». Это же Америка, Блюм! Час назад я получил эту газету, позвонил в редакцию и выяснил, что твой герой живет у этой Лэсли О'Коллин, 22 Пайн-стрит, Марбэлхэд. Райское место, кстати. Когда-то рядом высадились первые британские пилигримы, а теперь там четыре яхт-клуба. Ты будешь вызывать человека из России для этой работы? Или справишься сам?
Блюм внимательно посмотрел на Билла. Его лицо замкнулось.
– Это не твое дело, – сказал он холодно, покрутив перстень на руке. – Тебе это будет стоить еще десять косых. Или – нового заказа.
– Что ты имеешь в виду?
– Прошлый раз ты сказал, что получил новый заказ.
– Да. Но в такой ситуации…
– Решай, – жестко сказал Блюм. – Или еще десять косых за этого Уманского. Или мы делаем эту работу сами, а ты даешь мне новый заказ.
Две лошади неспешно бежали по кругу на плацу перед конюшней. На одной сидел шестилетний Джонни, он прекрасно держался в седле. На второй Николай – с трудом и теряя стремена. Глядя на него, Джонни хохотал и кричал шестидесятилетнему хозяину конюшни, который стоял в центре плаца и наблюдал за ними:
– Дедушка! Он уже сидит! Смотри! Он уже держится! Разреши нам поехать! Я хочу, чтобы мама увидела, как он ездит…
Хозяин конюшни махнул рукой и ушел в конюшню.
– О'кей! Он разрешил! – с восторгом сказал Джонни. – Поехали!
И азартно пришпорил лошадь…
Николай с опаской последовал за ним по тропе для конных прогулок, посыпанной темной древесной стружкой.
В лесу Джонни перешел на шаг, и Николай догнал его. Сквозь желтеющую листву и паутину светило теплое осеннее солнце. Безмятежно летали бабочки, пчелы, стрекозы. Безмятежно стучал дятел на высоком клене. Безмятежно скакали друг за другом толстые американские белки. Блаженный лесной покой стоял вокруг, и Джонни на ходу вел очередной урок английского.
– Sky, – сказал он, показывая в небо.
– Скай, – послушно повторил Николай.
– Beautiful sky.
– Бютифул скай.
– Good! – одобрил Джонни и показал на облака: – Clouds.
– Клаудс.
– There are clouds in the sky.
– Зэр ар клаудс ин тзэ скай.
– No, not «zer ar», silly boy! Say «the are»…
– You are silly, not me! – обиделся Николай.
Джонни рассмеялся:
– Oh, good! You speak good English…
Просека приближалась к выходу из леса.
– Now repeat after me, – продолжал Джонни. – I love American sky!
– Ай лав амэрикан скай!
Издали, из просеки открылся вид на дом Лэсли, стоявший на окраине Марбэлхэда.
– There is someone waiting for us, – сказал Джонни.
– Зерис самван вэйтинг фор ас… – повторил Николай и только теперь увидел возле дома Лэсли желтый мини-вэн с надписью «Construction» и двух жлобов, которые стояли у его открытого капота. Один из них – рыжий бородач, а лица второго Николай не видел, но оба они не были американцами, это было ясно с первого взгляда, хотя, казалось бы, все на них было американское – и куртки джинсовые, и кроссовки.
Николай рухнул с лошади.
– Что случилось, Ник? – испугался Джонни.
– Тсс, Джонни! Тихо!
Пригнувшись, Николай взял под уздцы обеих лошадей, повернул их и торопливо повел назад, в лес, оглядываясь сквозь кусты на этот мини-вэн и двух мужчин возле него.
– Что? Почему? – спрашивал Джонни, сидя на своей лошади.
– Тсс! Потом!..
– А что случилось? Кто эти люди?
– Тсс!
– Ты боишься их?
– Нет, не боюсь.
– Так давай сражаться!
– Я не могу. В этом все дело.
– Почему? Ты сильный! Ты их сделаешь обоих!
Николай остановил лошадей, посмотрел Джонни в глаза:
– Я не могу. Позвони маме.
Джонни достал из кармана мобильный телефон, набрал номер.
– Mommy, Nick wants to talk to you…
Сквозь окно конюшни было видно, как «плимут» Лэсли, пыля, на предельной скорости подкатил к конюшне и круто остановился, взвизгнув тормозами.
Николай выглянул из окна, посмотрел налево и направо.
Но дорога, по которой прикатил «плимут», была пуста, только пыль еще медленно оседала на ней.
Николай вышел из конюшни и направился к машине.
Лэсли с каменным лицом сидела за рулем у опущенного окна.
Когда Николай приблизился к ней, она одной рукой стала вышвыривать через окно его вещи – пиджак, кошелек, российский паспорт. Но лицо ее оставалось в профиль к нему и отчужденно-замкнутым.
Николай поднял с земли свой пиджак, кошелек и паспорт и подошел к машине.
– So you are living?[41] – сухо спросила Лэсли.
– Йес. Ай хэв ту.
– Becouse of these Russians? Or…[42]
– Ай хэв ту гоу. Тэл тзэм: ай лэфт фор эвер.
– But we've got you a job! – почти плача выкрикнула она. – At the yacht-club…[43]
– Сорри, ай эм ливинг.
– You're paskuda.
– Йес. Ай эм, – сказал он стоически.
– You're bliad!
– Йес, ай эм.
– Kurva!
– Йес.
– I love you!
– Сорри, Лэсли. Ай хэв ту гоу.
Он повернулся и пошел прочь.
Отец Лэсли стоял у конюшни, обняв Джонни у своих ног. Но Джонни вырвался и побежал за Николаем.
– Nick!.. Nick!..
Николай с трудом заставил себя не оглянуться.
Джонни остановился и заплакал.
– Nick…
Лэсли подошла к нему, присела перед сыном, обняла его.
– It's okay, Johnny. Don't cry. Let's go to «Chuck & Cheese»[44].
– No! I don't want «Chuck & Cheese». I am a man! I want to go to Montana…[45]
Стоя в кустах на опушке леса, Николай с каменным лицом наблюдал за домом и мини-вэном.
Солнце уже тонуло в Бостонском заливе, а мини-вэн все не уезжал.
Николай ждал.
Между тем Лэсли все-таки увезла Джонни в «Чак энд Чиз». В этом детском увеселительном заведении было полсотни аттракционов, горок, игральных автоматов, тиров, лабиринтов, видеогонок на мотоциклах и катерах и прочие игры на все вкусы и для всех возрастов. Плюс детский ресторан и сцена с механическими куклами в натуральную величину. Там мохнатый Кинг-Конг стучал себя в грудь и орал во все горло, как в знаменитом кинофильме. Там зайцы удирали от лисицы. А Микки-Маус исполнял смешные трюки…
Дети (и среди них Джонни), забыв обо всем на свете, хохотали, глядя на это представление.
А потом, когда Джонни досыта настрелялся в тире из водяного ружья и нагонялся на виртуальном катере, Лэсли отправилась в парикмахерскую перекрасить себе волосы.
– Mommy, why you changing your color?[46] – спросил Джонни.
– Because…[47] – сказала Лэсли.
– You see, my friend, – объяснил парикмахер, – all women are doing that from time to time[48].
– Why?[49]
– We are men, we'll never understand[50].
– Because I'm starting new life[51], – хмуро объяснила Лэсли.
Темнело, зажглись уличные фонари, и в домах опустились шторы на окнах.
Только в доме Лэсли было темно, но мини-вэн все стоял у дома и не уезжал.
Николай продолжал терпеливо ждать.
Наконец в конце улицы появился «плимут» Лэсли, прокатил по улице, свернул во двор. Лэсли и Джонни вышли из машины и направились к дому.
В тот же миг из мини-вэна быстро вышли рыжий бородач и второй, безликий, в джинсовой куртке и кроссовках. Оба спешно догнали Лэсли и Джонни у двери в дом. Разговор начался тихо, но очень быстро перешел на громкие тона.
– He left! – твердила Лэсли. – I'm telling you: he left us![52]
Тут рыжебородый, схватив Лэсли за волосы, с силой поставил ее на колени. А второй, джинсовый, схватил Джонни, который стал брыкаться и кусаться у него в руках.
– Где он? – сказал рыжебородый.
– Мама, не говори ему! – закричал Джонни.
Джинсовый зажал ему рот.
Рыжебородый свободной рукой открыл финский нож, приставил его к шее Лэсли:
– Я тебя пришью! Где он?
– Я не знаю, клянусь!
Рыжебородый ножом окровавил ей шею и замахнулся на Джонни.
– Ты хочешь, чтобы я пришил его? – сказал он Лэсли.
Тут громкий автомобильный гудок отвлек его. Рыжебородый и джинсовый оглянулись.
Это, непрерывно гудя, медленно катил по улице их мини-вэн.
– Кто это? В чем дело? – спросил рыжебородый у джинсового.
Оба, бросив Лэсли и Джонни, побежали на улицу к мини-вэну.
А мини-вэн, не спеша и словно дразня их, катил по улице в сторону моря.
Рыжебородый и джинсовый побежали за ним, крича на ходу:
– Эй! Эй! Стой!..
Но мини-вэн не остановился, а катил так, чтобы они не могли приблизиться к нему вплотную.
Рыжебородый на бегу достал пистолет и выстрелил в мини-вэн, в его глухую железную заднюю дверь с надписью «BEST REPAIR Ltd.».
Но мини-вэн не остановился, а опасно, под носом у летящих автомашин, пересек прибрежное шоссе – так, что преследователи чуть не попали под машины, – и покатил вниз, к обрыву над морем.
Видя, что мини-вэн вот-вот рухнет в море, рыжебородый и джинсовый, стреляя, припустили за ним изо всех сил…
Но поздно – мини-вэн прибавил скорость и на полном ходу свалился с откоса.
Рыжебородый и джинсовый застыли на краю обрыва, глядя, как мини-вэн медленно тонет в фосфоресцирующей под луной воде.
Два мощных удара по шее буквально обрушили их оземь – это Николай, который угнал их мини-вэн, а теперь в темноте возник за их спинами, вложил в эти удары всю свою мощь.
Отняв у упавших пистолеты, Николай сел над ними и стал ждать, когда они придут в себя.
Наконец рыжебородый подал признаки жизни, зашевелился.
Николай приставил к его уху дуло пистолета:
– Рыжий, ты слышишь? Алло!..
Рыжебородый замычал.
– Значит, слышишь. Запомни и передай Родригесу. Он мне должен девять кусков, а этот мини-вэн не стоит и пяти. Так что теперь мы квиты. И забудьте сюда дорогу, иначе хуже будет! Ты понял? Я все равно отсюда ухожу, прямо сейчас! Запомнил?
– Угу…
– Не «угу», а повтори, сука!
– Вы это, квиты…
– Дальше! – Николай сунул ему пистолет поглубже в ухо.
– Забыть сюда дорогу…
Рев полицейских сирен прервал эту беседу.
Николай поднял голову.
Это по прибрежному шоссе летели, сверкая мигалками и воя сиренами, полицейская машина и «скорая помощь». Резко свернули с шоссе к месту происшествия и покатили по пляжу к темному ночному откосу, с которого свалился мини-вэн.
Николай встал, швырнул оба пистолета в море и исчез в темноте.
Огромный фургон с ревом пронесся мимо него, качнув его ударом воздушной волны.
Стоя на обочине, Николай выматерился вслед этому фургону и голоснул следующему.
Но и следующий пронесся мимо.
И еще одна машина…
И еще один грузовик…
– Эй, вы! Гребаные американцы! – кричал он приближающимся машинам. – Stop! Остановитесь! – и провожал их матом.
А затем снова шел по обочине, но ни одна из машин, которые проносились мимо, даже не притормаживала рядом с ним.
Зато спустя какое-то время, когда он уже просто шел, не оглядываясь и не голосуя, его обогнала полицейская машина – обогнала и загородила ему дорогу.
– Hay! You, mister, where are you going?[53] – сказал черный полицейский.
Николай на ходу отмахнулся: «Да иди ты!» – и пошел дальше.
– Son of a bitch! – изумился полицейский и вышел из машины, достал пистолет. – Эй!
Николай повернулся.
Полицейский наставил на него пистолет:
– Stay where you are! – и осторожно подошел к Николаю. – Raise your hands! Turn around!
Николай поднял руки и повернулся к полицейскому спиной.
Полицейский похлопал его по карманам… по ногам… в промежности…
– Okay, you're clean. Your ID! Documents!
Николай хотел сунуть руку в карман пиджака, но полицейский остановил его:
– No! I'll do it!
И сам вытащил из кармана сразу все – паспорт и кошелек. В паспорте, прикрепленная скрепкой, лежала сложенная вчетверо газетная вырезка. Полицейский развернул ее, это была вырезка из русской газеты – статья «РУССКИЙ ГЕРОЙ СПАС СЫНА ШКОЛЬНОЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ!» с фотографией Николая, Лэсли и Джонни.
Полицейский посмотрел на фото, на Николая, снова на фото.
– So it's you… I've heard that story. Put your hands down. Where're you going?[54]
– Montana.
– What?! – изумился полицейский. – Montana?
– Yes.
– D'you know where it is?[55]
Николай молчал.
Полицейский перелистал его паспорт, открыл кошелек.
– Твоя виза кончается через неделю, – сказал он. – И у тебя семьдесят баксов – этого не хватит даже на автобус до Чикаго.
Николай молчал.
– Ты уверен, что тебе нужно в Монтану?
– Yes. Montana, – сказал Николай.
Полицейский кивнул на свою машину:
– Okay, have a sit. I'll drive you to the bus stop[56]. – И крикнул вслед фургону, который пронесся мимо, ударив их волной воздуха: – Fuck you!
Автобус компании «Greyhound» шел на запад.
Николай проснулся в кресле у окна и увидел за окном серую пелену дождя, которая затягивала хайвей 1-90, леса вдоль него, рекламные щиты и очертания окрестных плоскокрыших городков.
Он оглянулся.
В огромном автобусе спали восемь пассажиров – шесть разновозрастных негритянок и юная пара с рюкзаками, студенты – испанцы или кубинцы.
Николай встал, прошел в конец автобуса, открыл узкую дверцу. Там оказалась крохотная, как пенал, кабинка с унитазом и раковиной умывальника величиной с ладонь. Глядя на себя в крохотное зеркало, Николай помочился, потом пересчитал свои деньги. Хотя пересчитывать было нечего – кроме билета «Boston – Toledo», у него было шесть долларов и горсть мелочи.
Он умылся под краником и вернулся на свое место.
А еще через час или полтора автобус оказался в каком-то городке, вошел под бетонный козырек автобусной станции и остановился. Николай вышел из автобуса, подошел к телефону-автомату, снял трубку и нажал кнопки – сначала цифру «1», потом «617», а потом семизначный номер.
Издали, сквозь дождь, красным неоном мигала вывеска «Golden Mandarin» без двух букв в последнем слове.
Безликий женский голос сказал по телефону:
– Please, deposit two dollars and forty cents for the first three minutes[57].
Николай ссыпал в прорезь всю свою мелочь.
– Thank you, – сказал голос.
И тут же прозвенел веселый голос Джонни:
– Hello!.. Hello!!! Who is it?[58]
Николай повесил трубку и облегченно выдохнул. Расслабленной походкой вернулся к своему автобусу, но у двери водитель остановил его:
– Wait! Let's see your ticket![59]
– It's me! – сказал Николай, гордясь своим английским, обретенным у Лэсли. – I am your passenger!
– Sure. You was my passenger. But now your ticket's finished. It's Toledo[60].
И водитель поднялся в автобус, закрыл двери и отчалил.
Сонные негритянки сделали ему из окна «бай-бай». И автобус, выйдя из-под бетонного навеса, удалился в дождь, открыв мигающую издали, сквозь дождь, красную неоновую вывеску «Golden Mandarin».
Николай ошарашенно стоял на месте. Вот те раз! Выходит, полицейский взял ему билет не до Монтаны, а лишь до полдороги или даже на треть дороги – до Толедо. А ехать дальше не на что.
Николай выругался, вышел из-под козырька автовокзала и пошел сквозь дождь к гудящему машинами хайвею.
Но не успел голоснуть и второму грузовику, катившему на запад, как рядом остановилась патрульная машина и белый полицейский, ленясь выйти под дождь, крикнул из окна:
– Шу, get out of here![61]
– Ай эм рашен турист!
– So what? Get out of here, or I'll lock your ass up![62]
– Ай гоу Монтана!
– Fucking idiot… – проворчал полицейский. – Do you really want me to lock up your ass?
Николай посмотрел ему в глаза.
Однако в глазах полицейского не было никаких эмоций, кроме превосходства силы и власти.
– Okay, – примирительно сказал Николай. – I will not stop your fucking cars. I'll walk…[63]
Николай повернулся и пошел прочь от полицейского – на запад, по обочине дороги. Но через несколько шагов услышал сзади:
– Stop! Don't move! You're under arrest!
– Бля! Привязался же, сука! – проворчал Николай, поднимая руки.
И, поиграв желваками, покорно расслабился, дал надеть на себя наручники. Да и что он такого сделал? За что его мордой в полицейскую машину?
Полицейский обыскал его, достал из кармана паспорт, открыл, сличил фотографию с оригиналом. При этом газетная вырезка выпала из паспорта и под ветром от пролетевшей мимо машины унеслась в дождь.
– What was it?[64] – спросил полицейский.
Николай безразлично пожал плечами.
– Your visa expires next week. Where are you going?[65]
– Монтана.
– Where to Montana?[66]
– Ту май фрэндс[67].
– А where're your friends over there?[68]
– Shining Creek ranch.
– Oh, I know the place, – вдруг сказал полицейский. – It's beautiful. So how you're goin' to go? Where is your money?[69]
– Но мани. Ай вок! – сказал Николай и добавил по-русски: – Пешком. Ногами, понимаешь, сука? – И на двух языках: – Ай вок ту Монтана пешком. О'кей?
– Absolutly not! You can't walk to Montana[70]. – Полицейский расстегнул наручники и вернул ему документы и деньги.
– Вай? – изумленно спросил Николай.
– First of all, it's dangerous. You could get killed any moment. And secondary, this is America, not Russia. You have to pay for use of the road. And all land is prmte here. If you cross it, you'll be arrested. Understand? Now get out of my sight![71]
– Бат итс э фри кантри!!![72]
Но полицейский уже уехал, обдав его фонтаном воды с грязью.
Николай стоял под дождем, совершенно потрясенный. Факинг капиталисты! Всё за деньги! Даже дороги!
Один доллар… второй… третий…
Положив перед кассой три доллара, Николай остальные три спрятал в кошелек.
– Five! – Хозяин ресторана показал на тарелку с жареной говядиной, что стояла на подносе Николая. – It cost five dollars![73]
Николая упрямо подвинул вперед три доллара.
– Три.
– No! – Хозяин показал пять пальцев. – Five!
– Три.
Хозяин схватил его тарелку, отошел от кассы к противням с едой, ссыпал говядину в противень, а на тарелку Николая положил два половника риса. И поставил на поднос Николая.
– That is for your three dollars![74] Okay?
Посмотрев на него долгим взглядом в упор, Николай все же сдержал себя:
– О'кей… – Взял тарелку и, отходя от раздачи, выругался по-русски: – Гребаный китаец!
И тут хозяин радостно завопил:
– Эй! Are you Russian? Ти русски?
Николай удивленно повернулся.
– I'm not Chineese! I'm Korean! – улыбался хозяин. – Не понимаешь? – И с гордостью ткнул себя в грудь. – Lumumba University! Moscow! Lumumba University graduate! Понимаешь? Миру мир! Здластуй, товариш комрад!
– Блин, наплодили мы вас! – проворчал Николай.
Через час он уже мыл на кухне посуду…
А под утро Ким, хозяин ресторана, отвез его и пять своих остальных рабочих в какую-то конуру в корейском квартале Толедо…
Здесь, в полуподвале обшарпанного кирпичного дома, старая кореянка держала ночлежку нелегальных китайских, корейских и вьетнамских эмигрантов: в трех крохотных комнатках стояли двухэтажные нары, и на них посменно спали восемнадцать человек. Стоил этот ночлег пять долларов за сутки, а на полу, на циновках, можно было спать и за три доллара. И когда Николай засыпал, ему снился Марбэлхэд и соседние Салем, Свампскотт и Глостер, где он, Лэсли и Джонни строили песочные замки на берегу – замки, которые смывало волной, – запускали на пляжах разноцветных змеев, катались на яхте под парусом, договаривались с хозяином яхт-клуба о работе для Николая и ели в прибрежном ресторанчике лобстеров-раков, кроша их особыми щипцами. При этом Николай с непривычки брызгался лобстерным соком так, что Джонни от хохота падал со стула…
А теперь он мыл посуду в китайском ресторане…
На кухне была жуткая духота, запах корейских приправ спирал дыхание, и руки разъедало какой-то едкой мыльной дрянью.
Четыре плотных молодых корейца и вьетнамца и маленький старик кореец в грязных халатах колдовали у плиты над чанами с едой, а Ким, хозяин, вкалывал больше всех и весело кричал Николаю:
– Эй, комрад! Ёпаный по голова! Бистро работай, бистро!.. Эй, твой жопа с ручкой! Неси чистый посуда, кушать будем!
И переводил эти русские ругательства поварам и рабочим, а те охотно и громко смеялись.
Впрочем, смеялись не все. Старик Сон Ян – маленький и усохший, с лицом, словно вырезанным из вишневого дерева, – никогда не улыбался грязным шуткам хозяина и не потешался над Николаем. Он вообще держался обособленно, мало или, точнее, почти ничего не ел, кроме пресного отварного риса, мало или, точнее, почти ни с кем не разговаривал. А вернувшись с работы в ночлежку, тут же аккуратно кнопочкой прикреплял над своей лежанкой белый лист бумаги с черным кругом в центре. Затем, поджав под себя ноги, усаживался на пол перед этим листом и, выпрямив спину, сидел таким истуканом часами.
– Закрыто! Closed!
– It's okay. I need to see Mr. Blum.
– Его нет. No Blum.
Но Билл был уверен, что верзила врет.
– Bullshit! Tell him: my name is Bill Longwell. No! Give him my card.
И Билл, усмехнувшись, вручил верзиле свою визитку.
Верзила неохотно взял визитку и в сомнении посмотрел на Лонгвэлла. Совсем как пару недель назад секретарша Лонгвэлла смотрела на мистера Блюма в приемной «Nice, Clean & Perfect Agency». Однако Билл, бывший агент Интерпола, знал, как разговаривать с такими типами.
– Come on! – приказал он властно. – Do it!
Верзила, выражая фигурой сомнение, скрылся за боковой дверью.
Билл достал из кармана платок, вытер вспотевшую шею и огляделся.
Стены вестибюльчика были увешаны выцветшими плакатами с лицами незнакомых ему эстрадных певцов и певиц. Но, зная хоть пару русских букв, можно было прочесть: «Маша РАСПУТИНА», «Олег ГАЗМАНОВ»…
– Welcome, – послышался голос. – Заходи!
Билл повернул голову.
В настежь открытой боковой двери стоял верзила, за ним была видна большая и прокуренная комната с двумя бильярдными столами, заставленными ящиками с этикетками: BORSCH… PAHLAVA… KEFIR… KAVIAR…
А рядом с этими столами, за отдельным столиком, сидели Савелий Блюм, какой-то рыжий бородач лет тридцати пяти и еще двое мужчин. Они играли в карты, и на столе перед ними были пепельницы, полные окурков, и пачки долларов. При виде стремительно приближающегося Билла Блюм предупредительно поднял руку:
– Момент! – Затем он открыл свои карты и в досаде швырнул их на стол. – Shit! – И повернулся к Биллу. – What happened?[39]
– I wonna talk to you tet-a-tet[40].
– О'кей! – Блюм жестом отпустил своих партнеров. – Садись.
Билл сел и, как только трое картежников удалились в глубину ресторана, бросил на стол перед Блюмом русскую газету «Американская правда». На ее первой полосе в центре была фотография.
– Что это? – спросил Блюм.
– Твой гребаный «Русский герой». Николай Уманский.
Блюм обрадованно взял газету:
– Неужели?
Действительно, на фотографии, на фоне какого-то пляжа, стоял босой и полуголый Николай Уманский со спасенным им мальчишкой и его матерью. Большая статья с русским заголовком «РУССКИЙ ГЕРОЙ СПАС СЫНА ШКОЛЬНОЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ В МАРБЭЛХЭДЕ!» подробно описывала это героическое спасение.
– Они уже делают в Бостоне русскую газету? – удивился Блюм.
– «Американская правда». Выходит раз в неделю.
– А как ты ее нашел?
– Очень просто. Заказал в «клипс-сервис» криминальную хронику, связанную со словами «Russian» и «Николай Уманский». Это же Америка, Блюм! Час назад я получил эту газету, позвонил в редакцию и выяснил, что твой герой живет у этой Лэсли О'Коллин, 22 Пайн-стрит, Марбэлхэд. Райское место, кстати. Когда-то рядом высадились первые британские пилигримы, а теперь там четыре яхт-клуба. Ты будешь вызывать человека из России для этой работы? Или справишься сам?
Блюм внимательно посмотрел на Билла. Его лицо замкнулось.
– Это не твое дело, – сказал он холодно, покрутив перстень на руке. – Тебе это будет стоить еще десять косых. Или – нового заказа.
– Что ты имеешь в виду?
– Прошлый раз ты сказал, что получил новый заказ.
– Да. Но в такой ситуации…
– Решай, – жестко сказал Блюм. – Или еще десять косых за этого Уманского. Или мы делаем эту работу сами, а ты даешь мне новый заказ.
Две лошади неспешно бежали по кругу на плацу перед конюшней. На одной сидел шестилетний Джонни, он прекрасно держался в седле. На второй Николай – с трудом и теряя стремена. Глядя на него, Джонни хохотал и кричал шестидесятилетнему хозяину конюшни, который стоял в центре плаца и наблюдал за ними:
– Дедушка! Он уже сидит! Смотри! Он уже держится! Разреши нам поехать! Я хочу, чтобы мама увидела, как он ездит…
Хозяин конюшни махнул рукой и ушел в конюшню.
– О'кей! Он разрешил! – с восторгом сказал Джонни. – Поехали!
И азартно пришпорил лошадь…
Николай с опаской последовал за ним по тропе для конных прогулок, посыпанной темной древесной стружкой.
В лесу Джонни перешел на шаг, и Николай догнал его. Сквозь желтеющую листву и паутину светило теплое осеннее солнце. Безмятежно летали бабочки, пчелы, стрекозы. Безмятежно стучал дятел на высоком клене. Безмятежно скакали друг за другом толстые американские белки. Блаженный лесной покой стоял вокруг, и Джонни на ходу вел очередной урок английского.
– Sky, – сказал он, показывая в небо.
– Скай, – послушно повторил Николай.
– Beautiful sky.
– Бютифул скай.
– Good! – одобрил Джонни и показал на облака: – Clouds.
– Клаудс.
– There are clouds in the sky.
– Зэр ар клаудс ин тзэ скай.
– No, not «zer ar», silly boy! Say «the are»…
– You are silly, not me! – обиделся Николай.
Джонни рассмеялся:
– Oh, good! You speak good English…
Просека приближалась к выходу из леса.
– Now repeat after me, – продолжал Джонни. – I love American sky!
– Ай лав амэрикан скай!
Издали, из просеки открылся вид на дом Лэсли, стоявший на окраине Марбэлхэда.
– There is someone waiting for us, – сказал Джонни.
– Зерис самван вэйтинг фор ас… – повторил Николай и только теперь увидел возле дома Лэсли желтый мини-вэн с надписью «Construction» и двух жлобов, которые стояли у его открытого капота. Один из них – рыжий бородач, а лица второго Николай не видел, но оба они не были американцами, это было ясно с первого взгляда, хотя, казалось бы, все на них было американское – и куртки джинсовые, и кроссовки.
Николай рухнул с лошади.
– Что случилось, Ник? – испугался Джонни.
– Тсс, Джонни! Тихо!
Пригнувшись, Николай взял под уздцы обеих лошадей, повернул их и торопливо повел назад, в лес, оглядываясь сквозь кусты на этот мини-вэн и двух мужчин возле него.
– Что? Почему? – спрашивал Джонни, сидя на своей лошади.
– Тсс! Потом!..
– А что случилось? Кто эти люди?
– Тсс!
– Ты боишься их?
– Нет, не боюсь.
– Так давай сражаться!
– Я не могу. В этом все дело.
– Почему? Ты сильный! Ты их сделаешь обоих!
Николай остановил лошадей, посмотрел Джонни в глаза:
– Я не могу. Позвони маме.
Джонни достал из кармана мобильный телефон, набрал номер.
– Mommy, Nick wants to talk to you…
Сквозь окно конюшни было видно, как «плимут» Лэсли, пыля, на предельной скорости подкатил к конюшне и круто остановился, взвизгнув тормозами.
Николай выглянул из окна, посмотрел налево и направо.
Но дорога, по которой прикатил «плимут», была пуста, только пыль еще медленно оседала на ней.
Николай вышел из конюшни и направился к машине.
Лэсли с каменным лицом сидела за рулем у опущенного окна.
Когда Николай приблизился к ней, она одной рукой стала вышвыривать через окно его вещи – пиджак, кошелек, российский паспорт. Но лицо ее оставалось в профиль к нему и отчужденно-замкнутым.
Николай поднял с земли свой пиджак, кошелек и паспорт и подошел к машине.
– So you are living?[41] – сухо спросила Лэсли.
– Йес. Ай хэв ту.
– Becouse of these Russians? Or…[42]
– Ай хэв ту гоу. Тэл тзэм: ай лэфт фор эвер.
– But we've got you a job! – почти плача выкрикнула она. – At the yacht-club…[43]
– Сорри, ай эм ливинг.
– You're paskuda.
– Йес. Ай эм, – сказал он стоически.
– You're bliad!
– Йес, ай эм.
– Kurva!
– Йес.
– I love you!
– Сорри, Лэсли. Ай хэв ту гоу.
Он повернулся и пошел прочь.
Отец Лэсли стоял у конюшни, обняв Джонни у своих ног. Но Джонни вырвался и побежал за Николаем.
– Nick!.. Nick!..
Николай с трудом заставил себя не оглянуться.
Джонни остановился и заплакал.
– Nick…
Лэсли подошла к нему, присела перед сыном, обняла его.
– It's okay, Johnny. Don't cry. Let's go to «Chuck & Cheese»[44].
– No! I don't want «Chuck & Cheese». I am a man! I want to go to Montana…[45]
* * *
Из просеки, с расстояния двухсот метров был виден дом Лэсли и стоящий возле него желтый мини-вэн с надписью «Construction».Стоя в кустах на опушке леса, Николай с каменным лицом наблюдал за домом и мини-вэном.
Солнце уже тонуло в Бостонском заливе, а мини-вэн все не уезжал.
Николай ждал.
Между тем Лэсли все-таки увезла Джонни в «Чак энд Чиз». В этом детском увеселительном заведении было полсотни аттракционов, горок, игральных автоматов, тиров, лабиринтов, видеогонок на мотоциклах и катерах и прочие игры на все вкусы и для всех возрастов. Плюс детский ресторан и сцена с механическими куклами в натуральную величину. Там мохнатый Кинг-Конг стучал себя в грудь и орал во все горло, как в знаменитом кинофильме. Там зайцы удирали от лисицы. А Микки-Маус исполнял смешные трюки…
Дети (и среди них Джонни), забыв обо всем на свете, хохотали, глядя на это представление.
А потом, когда Джонни досыта настрелялся в тире из водяного ружья и нагонялся на виртуальном катере, Лэсли отправилась в парикмахерскую перекрасить себе волосы.
– Mommy, why you changing your color?[46] – спросил Джонни.
– Because…[47] – сказала Лэсли.
– You see, my friend, – объяснил парикмахер, – all women are doing that from time to time[48].
– Why?[49]
– We are men, we'll never understand[50].
– Because I'm starting new life[51], – хмуро объяснила Лэсли.
Темнело, зажглись уличные фонари, и в домах опустились шторы на окнах.
Только в доме Лэсли было темно, но мини-вэн все стоял у дома и не уезжал.
Николай продолжал терпеливо ждать.
Наконец в конце улицы появился «плимут» Лэсли, прокатил по улице, свернул во двор. Лэсли и Джонни вышли из машины и направились к дому.
В тот же миг из мини-вэна быстро вышли рыжий бородач и второй, безликий, в джинсовой куртке и кроссовках. Оба спешно догнали Лэсли и Джонни у двери в дом. Разговор начался тихо, но очень быстро перешел на громкие тона.
– He left! – твердила Лэсли. – I'm telling you: he left us![52]
Тут рыжебородый, схватив Лэсли за волосы, с силой поставил ее на колени. А второй, джинсовый, схватил Джонни, который стал брыкаться и кусаться у него в руках.
– Где он? – сказал рыжебородый.
– Мама, не говори ему! – закричал Джонни.
Джинсовый зажал ему рот.
Рыжебородый свободной рукой открыл финский нож, приставил его к шее Лэсли:
– Я тебя пришью! Где он?
– Я не знаю, клянусь!
Рыжебородый ножом окровавил ей шею и замахнулся на Джонни.
– Ты хочешь, чтобы я пришил его? – сказал он Лэсли.
Тут громкий автомобильный гудок отвлек его. Рыжебородый и джинсовый оглянулись.
Это, непрерывно гудя, медленно катил по улице их мини-вэн.
– Кто это? В чем дело? – спросил рыжебородый у джинсового.
Оба, бросив Лэсли и Джонни, побежали на улицу к мини-вэну.
А мини-вэн, не спеша и словно дразня их, катил по улице в сторону моря.
Рыжебородый и джинсовый побежали за ним, крича на ходу:
– Эй! Эй! Стой!..
Но мини-вэн не остановился, а катил так, чтобы они не могли приблизиться к нему вплотную.
Рыжебородый на бегу достал пистолет и выстрелил в мини-вэн, в его глухую железную заднюю дверь с надписью «BEST REPAIR Ltd.».
Но мини-вэн не остановился, а опасно, под носом у летящих автомашин, пересек прибрежное шоссе – так, что преследователи чуть не попали под машины, – и покатил вниз, к обрыву над морем.
Видя, что мини-вэн вот-вот рухнет в море, рыжебородый и джинсовый, стреляя, припустили за ним изо всех сил…
Но поздно – мини-вэн прибавил скорость и на полном ходу свалился с откоса.
Рыжебородый и джинсовый застыли на краю обрыва, глядя, как мини-вэн медленно тонет в фосфоресцирующей под луной воде.
Два мощных удара по шее буквально обрушили их оземь – это Николай, который угнал их мини-вэн, а теперь в темноте возник за их спинами, вложил в эти удары всю свою мощь.
Отняв у упавших пистолеты, Николай сел над ними и стал ждать, когда они придут в себя.
Наконец рыжебородый подал признаки жизни, зашевелился.
Николай приставил к его уху дуло пистолета:
– Рыжий, ты слышишь? Алло!..
Рыжебородый замычал.
– Значит, слышишь. Запомни и передай Родригесу. Он мне должен девять кусков, а этот мини-вэн не стоит и пяти. Так что теперь мы квиты. И забудьте сюда дорогу, иначе хуже будет! Ты понял? Я все равно отсюда ухожу, прямо сейчас! Запомнил?
– Угу…
– Не «угу», а повтори, сука!
– Вы это, квиты…
– Дальше! – Николай сунул ему пистолет поглубже в ухо.
– Забыть сюда дорогу…
Рев полицейских сирен прервал эту беседу.
Николай поднял голову.
Это по прибрежному шоссе летели, сверкая мигалками и воя сиренами, полицейская машина и «скорая помощь». Резко свернули с шоссе к месту происшествия и покатили по пляжу к темному ночному откосу, с которого свалился мини-вэн.
Николай встал, швырнул оба пистолета в море и исчез в темноте.
Вохра ворвалась в спальный отсек среди ночи. Пробежав меж двухъярусных коек, на которых спали осужденные, они блокировали все углы и проходы. Затем в двери, под красной дежурной лампой, возникли начальник вохры и майор, избитый осужденными подростками в столовой.
– Ну? – сказал начальник вохры. – Кто зачинщик?
Майор, глядя на парней, проснувшихся и поднимающихся с коек, показал пальцем на Юрку Монтану, Николая и еще кого-то.
Начальник вохры кивком головы приказал солдатам-вохровцам взять их.
Но когда вохровцы побежали к Николаю, в его руке вдруг оказалось лезвие бритвы, и этим лезвием он полоснул по вене на своей руке. Затем, подняв окровавленную руку и держа рядом с ней бритву, готовую сделать еще один порез, предупредил:
– Не подходи!
Вохровцы дернулись к Юрке, но он тоже полоснул себя лезвием по вене.
И еще один парень… и еще…
Солдаты замерли в шаге от них, растерянно оглянулись на начальника.
Огромный фургон с ревом пронесся мимо него, качнув его ударом воздушной волны.
Стоя на обочине, Николай выматерился вслед этому фургону и голоснул следующему.
Но и следующий пронесся мимо.
И еще одна машина…
И еще один грузовик…
– Эй, вы! Гребаные американцы! – кричал он приближающимся машинам. – Stop! Остановитесь! – и провожал их матом.
А затем снова шел по обочине, но ни одна из машин, которые проносились мимо, даже не притормаживала рядом с ним.
Зато спустя какое-то время, когда он уже просто шел, не оглядываясь и не голосуя, его обогнала полицейская машина – обогнала и загородила ему дорогу.
– Hay! You, mister, where are you going?[53] – сказал черный полицейский.
Николай на ходу отмахнулся: «Да иди ты!» – и пошел дальше.
– Son of a bitch! – изумился полицейский и вышел из машины, достал пистолет. – Эй!
Николай повернулся.
Полицейский наставил на него пистолет:
– Stay where you are! – и осторожно подошел к Николаю. – Raise your hands! Turn around!
Николай поднял руки и повернулся к полицейскому спиной.
Полицейский похлопал его по карманам… по ногам… в промежности…
– Okay, you're clean. Your ID! Documents!
Николай хотел сунуть руку в карман пиджака, но полицейский остановил его:
– No! I'll do it!
И сам вытащил из кармана сразу все – паспорт и кошелек. В паспорте, прикрепленная скрепкой, лежала сложенная вчетверо газетная вырезка. Полицейский развернул ее, это была вырезка из русской газеты – статья «РУССКИЙ ГЕРОЙ СПАС СЫНА ШКОЛЬНОЙ УЧИТЕЛЬНИЦЫ!» с фотографией Николая, Лэсли и Джонни.
Полицейский посмотрел на фото, на Николая, снова на фото.
– So it's you… I've heard that story. Put your hands down. Where're you going?[54]
– Montana.
– What?! – изумился полицейский. – Montana?
– Yes.
– D'you know where it is?[55]
Николай молчал.
Полицейский перелистал его паспорт, открыл кошелек.
– Твоя виза кончается через неделю, – сказал он. – И у тебя семьдесят баксов – этого не хватит даже на автобус до Чикаго.
Николай молчал.
– Ты уверен, что тебе нужно в Монтану?
– Yes. Montana, – сказал Николай.
Полицейский кивнул на свою машину:
– Okay, have a sit. I'll drive you to the bus stop[56]. – И крикнул вслед фургону, который пронесся мимо, ударив их волной воздуха: – Fuck you!
Автобус компании «Greyhound» шел на запад.
Николай проснулся в кресле у окна и увидел за окном серую пелену дождя, которая затягивала хайвей 1-90, леса вдоль него, рекламные щиты и очертания окрестных плоскокрыших городков.
Он оглянулся.
В огромном автобусе спали восемь пассажиров – шесть разновозрастных негритянок и юная пара с рюкзаками, студенты – испанцы или кубинцы.
Николай встал, прошел в конец автобуса, открыл узкую дверцу. Там оказалась крохотная, как пенал, кабинка с унитазом и раковиной умывальника величиной с ладонь. Глядя на себя в крохотное зеркало, Николай помочился, потом пересчитал свои деньги. Хотя пересчитывать было нечего – кроме билета «Boston – Toledo», у него было шесть долларов и горсть мелочи.
Он умылся под краником и вернулся на свое место.
А еще через час или полтора автобус оказался в каком-то городке, вошел под бетонный козырек автобусной станции и остановился. Николай вышел из автобуса, подошел к телефону-автомату, снял трубку и нажал кнопки – сначала цифру «1», потом «617», а потом семизначный номер.
Издали, сквозь дождь, красным неоном мигала вывеска «Golden Mandarin» без двух букв в последнем слове.
Безликий женский голос сказал по телефону:
– Please, deposit two dollars and forty cents for the first three minutes[57].
Николай ссыпал в прорезь всю свою мелочь.
– Thank you, – сказал голос.
И тут же прозвенел веселый голос Джонни:
– Hello!.. Hello!!! Who is it?[58]
Николай повесил трубку и облегченно выдохнул. Расслабленной походкой вернулся к своему автобусу, но у двери водитель остановил его:
– Wait! Let's see your ticket![59]
– It's me! – сказал Николай, гордясь своим английским, обретенным у Лэсли. – I am your passenger!
– Sure. You was my passenger. But now your ticket's finished. It's Toledo[60].
И водитель поднялся в автобус, закрыл двери и отчалил.
Сонные негритянки сделали ему из окна «бай-бай». И автобус, выйдя из-под бетонного навеса, удалился в дождь, открыв мигающую издали, сквозь дождь, красную неоновую вывеску «Golden Mandarin».
Николай ошарашенно стоял на месте. Вот те раз! Выходит, полицейский взял ему билет не до Монтаны, а лишь до полдороги или даже на треть дороги – до Толедо. А ехать дальше не на что.
Николай выругался, вышел из-под козырька автовокзала и пошел сквозь дождь к гудящему машинами хайвею.
Но не успел голоснуть и второму грузовику, катившему на запад, как рядом остановилась патрульная машина и белый полицейский, ленясь выйти под дождь, крикнул из окна:
– Шу, get out of here![61]
– Ай эм рашен турист!
– So what? Get out of here, or I'll lock your ass up![62]
– Ай гоу Монтана!
– Fucking idiot… – проворчал полицейский. – Do you really want me to lock up your ass?
Николай посмотрел ему в глаза.
Однако в глазах полицейского не было никаких эмоций, кроме превосходства силы и власти.
– Okay, – примирительно сказал Николай. – I will not stop your fucking cars. I'll walk…[63]
Николай повернулся и пошел прочь от полицейского – на запад, по обочине дороги. Но через несколько шагов услышал сзади:
– Stop! Don't move! You're under arrest!
– Бля! Привязался же, сука! – проворчал Николай, поднимая руки.
И, поиграв желваками, покорно расслабился, дал надеть на себя наручники. Да и что он такого сделал? За что его мордой в полицейскую машину?
Полицейский обыскал его, достал из кармана паспорт, открыл, сличил фотографию с оригиналом. При этом газетная вырезка выпала из паспорта и под ветром от пролетевшей мимо машины унеслась в дождь.
– What was it?[64] – спросил полицейский.
Николай безразлично пожал плечами.
– Your visa expires next week. Where are you going?[65]
– Монтана.
– Where to Montana?[66]
– Ту май фрэндс[67].
– А where're your friends over there?[68]
– Shining Creek ranch.
– Oh, I know the place, – вдруг сказал полицейский. – It's beautiful. So how you're goin' to go? Where is your money?[69]
– Но мани. Ай вок! – сказал Николай и добавил по-русски: – Пешком. Ногами, понимаешь, сука? – И на двух языках: – Ай вок ту Монтана пешком. О'кей?
– Absolutly not! You can't walk to Montana[70]. – Полицейский расстегнул наручники и вернул ему документы и деньги.
– Вай? – изумленно спросил Николай.
– First of all, it's dangerous. You could get killed any moment. And secondary, this is America, not Russia. You have to pay for use of the road. And all land is prmte here. If you cross it, you'll be arrested. Understand? Now get out of my sight![71]
– Бат итс э фри кантри!!![72]
Но полицейский уже уехал, обдав его фонтаном воды с грязью.
Николай стоял под дождем, совершенно потрясенный. Факинг капиталисты! Всё за деньги! Даже дороги!
Один доллар… второй… третий…
Положив перед кассой три доллара, Николай остальные три спрятал в кошелек.
– Five! – Хозяин ресторана показал на тарелку с жареной говядиной, что стояла на подносе Николая. – It cost five dollars![73]
Николая упрямо подвинул вперед три доллара.
– Три.
– No! – Хозяин показал пять пальцев. – Five!
– Три.
Хозяин схватил его тарелку, отошел от кассы к противням с едой, ссыпал говядину в противень, а на тарелку Николая положил два половника риса. И поставил на поднос Николая.
– That is for your three dollars![74] Okay?
Посмотрев на него долгим взглядом в упор, Николай все же сдержал себя:
– О'кей… – Взял тарелку и, отходя от раздачи, выругался по-русски: – Гребаный китаец!
И тут хозяин радостно завопил:
– Эй! Are you Russian? Ти русски?
Николай удивленно повернулся.
– I'm not Chineese! I'm Korean! – улыбался хозяин. – Не понимаешь? – И с гордостью ткнул себя в грудь. – Lumumba University! Moscow! Lumumba University graduate! Понимаешь? Миру мир! Здластуй, товариш комрад!
– Блин, наплодили мы вас! – проворчал Николай.
Через час он уже мыл на кухне посуду…
А под утро Ким, хозяин ресторана, отвез его и пять своих остальных рабочих в какую-то конуру в корейском квартале Толедо…
Здесь, в полуподвале обшарпанного кирпичного дома, старая кореянка держала ночлежку нелегальных китайских, корейских и вьетнамских эмигрантов: в трех крохотных комнатках стояли двухэтажные нары, и на них посменно спали восемнадцать человек. Стоил этот ночлег пять долларов за сутки, а на полу, на циновках, можно было спать и за три доллара. И когда Николай засыпал, ему снился Марбэлхэд и соседние Салем, Свампскотт и Глостер, где он, Лэсли и Джонни строили песочные замки на берегу – замки, которые смывало волной, – запускали на пляжах разноцветных змеев, катались на яхте под парусом, договаривались с хозяином яхт-клуба о работе для Николая и ели в прибрежном ресторанчике лобстеров-раков, кроша их особыми щипцами. При этом Николай с непривычки брызгался лобстерным соком так, что Джонни от хохота падал со стула…
А теперь он мыл посуду в китайском ресторане…
На кухне была жуткая духота, запах корейских приправ спирал дыхание, и руки разъедало какой-то едкой мыльной дрянью.
Четыре плотных молодых корейца и вьетнамца и маленький старик кореец в грязных халатах колдовали у плиты над чанами с едой, а Ким, хозяин, вкалывал больше всех и весело кричал Николаю:
– Эй, комрад! Ёпаный по голова! Бистро работай, бистро!.. Эй, твой жопа с ручкой! Неси чистый посуда, кушать будем!
И переводил эти русские ругательства поварам и рабочим, а те охотно и громко смеялись.
Впрочем, смеялись не все. Старик Сон Ян – маленький и усохший, с лицом, словно вырезанным из вишневого дерева, – никогда не улыбался грязным шуткам хозяина и не потешался над Николаем. Он вообще держался обособленно, мало или, точнее, почти ничего не ел, кроме пресного отварного риса, мало или, точнее, почти ни с кем не разговаривал. А вернувшись с работы в ночлежку, тут же аккуратно кнопочкой прикреплял над своей лежанкой белый лист бумаги с черным кругом в центре. Затем, поджав под себя ноги, усаживался на пол перед этим листом и, выпрямив спину, сидел таким истуканом часами.