Страница:
Рыжий провел меня в спальню величиной со стадион, с огромной и круглой, как плавательный бассейн, кроватью и зеркальным потолком. Почемуто здесь, в спальне, под картиной когото из малых голландцев, взятой в тяжелую золоченую раму, стоял белый старинный секретер. Наши бандиты переквалифицировались не только в бизнесменов, но и в искусствоведов - собирают только старину и начало двадцатого века.
Рыжий открыл этот секретер. Там всю нижнюю полку занимали стопки фотографий, сделанных «Полароидом», который лежал тут же. Даже без объяснений Рыжего было ясно, что Кожлаев фотографировал каждую, кто побывал в этой спальне. Он фотографировал их голыми, в позах, достойных обложек самых крутых порножурналов. Такого количества (и качества) обнаженных задниц и сисек я тоже не видел никогда в жизни. Но нужно отдать должное Кожуну - у него был высокий стандарт. Я имею в виду: это не были дешевые шлюхи с Тверской, бляди из его собственных казино или «ночные бабочки» из «Метелицы», «Титаника» и «Найт флайт». Нет, это были девочки на порядок выше, то есть другого калибра и другой стоимости. Где он брал этих русских Клаудиа Шиффер, Пэм Андерсон и Синди Кроуфорд?
Я вопросительно глянул на Рыжего. В моей картотеке он значился под фамилией «Банников Виктор Васильевич, 1969 года рождения. Детдом… колония для малолетних преступников… Школа милиции… СОБР… Чечня… С 1997 года - телохранитель у Кожлаева, затем - начальник его службы безопасности. Специализация: выбивание долгов, крышевание и рэкет». А на вид - никогда не скажешь. Субтильный, ясноглазый очаровашка с открытым лицом инструктора ЦК ВЛКСМ…
- Фотки надписаны, на обороте, - сказал он.
Я стал смотреть оборотные стороны этих фото. Но кроме имен и дат (да и то не на всех), на них ничего не было. «Катя, 20.4.1997», «Вика, 22.9.1999», «Света», «Жанна, 11.7.2000», «Ольга, 9.7.1999», «Наташа» и т.п. Снова Катя, но уже другая, и опять Света, Вера, Наташа, Жанна, Инга, Оля… Гдето после двадцатой Светы я всетаки нашел Полину (без даты) и спросил у Рыжего:
- Эта?
Он пожал плечами.
Я пролистал остальные фотки - еще штук двести, но Полины больше не было ни одной. Я снова стал рассматривать эту Полину. Очень высокая, совсем юная, не старше семнадцати, лучистозеленые глаза, открытая доверчивая улыбка, детские припухлые губки, лицо и русые волосы норвежсковаряжской княжны, длиннющие ноги и фигура манекенщицы, хотя сисечки для этой профессии слегка великоваты… Фотография явно пожелтела…
- Давно он ее снимал? - спросил я у Рыжего.
Но Рыжий опять индифферентно пожал плечами.
- А где он брал этих девок?
Рыжий насмешливо улыбнулся:
- Заказывал по телефону.
- Где?
- Я думаю, по справочной. «09».
Я положил фотографию в карман и пошел к выходу.
- У тебя есть мобильник? - спросил Рыжий за моей спиной.
Мне претит эта манера нынешней молодежи «тыкать» всем и вся, но тут я пропустил это мимо ушей.
- Есть.
- Если найдешь эту телку, сразу позвони.
Я кивнул. Час назад, когда я приехал в Склифосовского, врачи сказали мне, что Кожлаеву осталось жить максимум сутки. Следовательно, если я хочу получить еще девять кусков, в моем распоряжении только 23 часа.
Но почему этот Кожун вызвал не моего шефа, который два года назад прикрыл мое расследование деятельности шести фирм Кожлаева, а меня - своего врага, которого он не смог ни купить, ни убить? И почему, зная, что вотвот умрет, Кожлаев заказал мне найти какуюто телку, а не тех, кто его подстрелил?
Чтото шарахнуло в пустотелой стене за счетчиком, словно там кирпичи обвалились от грохота евроремонта, и в тот же миг свет погас во всей квартире. Зато за счетчиком вверху открылся широкий просвет и послышались голоса…
- Васыль, ты же насквозь ё…нул!
- Ну и фуй с ним! - ответил другой голос.
- Козлы, вы кабель перебили! - крикнул я в дыру, сунул свои папки под обувную тумбочку и пошел наверх права качать.
Козлами оказались два хмыря белорусского розлива, хотя, судя по качеству их работы, главным козлом был, конечно, тот мудак, который нанял их сделать евроремонт в точно такой, как у меня, квартире. Эти белорусы раздолбали все стенки между гостиной, спальней, кухней и туалетом, сняли полы, ободрали со стен обои и теперь выламывали сантехнику. Спортзал тут будет, что ли? Или боулинг?
- Эй, мастера гребаные, вы мне свет вырубили! - снова сказал я им.
- Ладно, мы те счас времянку бросим, - ответил старший и добавил: - Братан, выпить охота. Принеси бутылку, мы те с получки отдадим, а ты выпьешь с нами.
Я посмотрел в его наглые голубые глаза.
- Умный ты! - сказал я. - Чистый Лукашенко!
Вот уж действительно - каждый народ достоин того президента, которого имеет. Или - который имеет их?
Мой первый визит был, конечно, в муниципальную милицию, в «блядский» отдел. То есть, извините, в полицию нравственности (надо же выдумать такое название!). Правда, там пасут не таких, как Полина, а главным образом Тверскую и Садовое кольцо, зато ребята посвойски дали мне пару наколок в «Монте-Карло» и в «Титанике». Но было уже около трех утра, в «МонтеКарло» я никого не застал, а в «Титанике» дискжокей, поглядев на фото, сказал:
- Такие телки есть только в «Ред старс» или у Бейлиса и Бодулина.
- Это еще кто такие?
- "Ред старс" - это модельное агентство, а Бейлис и Бодулин снабжают телками олигархов.
- А как мне их найти?
- Попробуй «Липс» у Белорусского вокзала. Это их клуб, они там пасутся…
«Lips» я нашел не без труда, хотя это действительно рядом с Белорусским - в подворотне на углу 2 й Тверской-Ямской и Александра Невского. В полутемном зале музыка гремела так, что черные стены и черный потолок резонировали, словно мембраны. В воздухе слоился дым от сигарет с привкусом нечистой марихуаны. У бара толпились рослые нимфетки четырнадцати - шестнадцати лет с лиловотемным окрасом век, яркой губной помадой, сигаретами в кроваво наманикюренных пальчиках и с глазами подзаборных лахудр. Вокруг стояли низкие столики, заляпанные пивом и окурками, за этими столиками такие же нимфетки сидели в обществе пятидесятилетних козлов с полузнакомыми лицами не то депутатов Думы, не то персонажей из картотеки МУРа. Впрочем, на первых они смахивали больше, поскольку рядом, на углу 2 й Тверской-Ямской и Лесной, за мощным кирпичным забором стоит гигантский, величиной с квартал, многоэтажный жилой дом депутатов Думы с квартирами улучшенной планировки. Сутенеры и хозяева борделей всегда стараются быть поближе к своей клиентуре.
Не успел я подойти к бармену насчет Бейлиса и Бодулина, как вся эта публика вдруг подхватилась и ринулась в соседний зал, где, как оказалось, началась демонстрация мод - из какойто щели в стене на длинный язык нарисованного на черном полу подиума стали одна за другой выходить голые - в одних лифчиках и трусиках - девицы и явно непрофессионально, хотя и под музыку, демонстрировать не столько нижнее белье, сколько самих себя.
Но публика азартно аплодировала, поглядывая на яйцеголового лысого мужика, стоявшего во главе подиума. Приглядевшись, я вспомнил, где видел его: на экране, когда смотрел кассету скрытой видеосъемки отлета Березовского на его собственном «боинге» из Шереметьево. Тогда, за два дня до назначения Путина премьер-министром, БАБ вдруг примчался в аэропорт, и одновременно сюда же прикатил еще один «мерседес» с четырьмя роскошными девицами и этим яйцеголовым. Проследив, как девицы - действительно первый класс, под стать той Полине, которую я теперь ищу, - поднялись по трапу в самолет, яйцеголовый вернулся в «мерс» и укатил, а минут десять спустя самолет с БАБом и девицами отбыл в Киев.
Через неделю от одной из этих девиц мы узнали подробности этого вояжа: БАБ слетал в Киев поздравить Кучму с предстоящим назначением на пост российского премьера не Примакова, своего заклятого врага, а Путина; и Кучма, по словам девицы (которая могла и приврать), за эту замечательную новость подарил БАБу не то «бентли», не то «ягуар», выгуливал их на своей загородной даче, играл им там на гармони и пел. Спать с девицами, правда, не стал, уехал, но девицы все равно получили от яйцеголового по штуке за поездку…
С трудом дождавшись в «Липс» конца этого копеечного шоу, я сунул яйцеголовому под нос свои корочки и увел его в черную щель в стене, за которой оказался душный закутоккаморка. Тут я предъявил ему фото Полины и взял его на арапа:
- Это твоя телка. Нам нужен ее домашний адрес, срочно!
- Я американский гражданин, - вдруг сказал он. - Вы не имеете права! Я в наше посольство…
- Ах ты, сука эмигрантская! - перебил я, разыгрывая бешенство. - Я те счас яйца оторву и пошлю в ваше гребаное посольство! - И для убедительности схватил его за пах. - Адрес, быстрей!
- Да откуда у меня? - струхнул он. - Я ее уже два года не видел!
- Не физди! Адрес! Случилось убийство. Не дашь ее адрес, пойдешь по статье. Ты понял? - И я на полоборота свернул его мужское достоинство.
- Да, да, понял… Минутку… Так бы и сказали… - Он достал из кармана пиджака электронную записную книжку с крошечным английским кийбордом, торопливо набрал на этом кийборде «Polina Suhovey» и сказал: - Адреса у меня нет, только телефон. 765 32 17.
- Мобильный, что ли?
- Наверное…
Модные супермаркеты типа «Рамстор» и «Седьмой континент», конечно, не для меня. Там все продукты вдвое дороже, чем в моем продмаге на углу Беговой и Боткинского проезда. Впрочем, и в этом продмаге я могу позволить себе покупать только глазированные сырки, «чудотворожок» или семирублевый йогурт в бумажной упаковке. Ну, еще соль, сахар, плавленые сырки. А в основном я питаюсь с рынка, который, на мое счастье, совсем недалеко от меня, по ту сторону Ленинградского шоссе, под забором спортклуба «Динамо». Рынок этот вырос самопально из лотков, киосков и торговых будок, сдвинутых мэрией с Ленинградского проспекта - парадного пути в международный аэропорт Шереметьево. «Держит» этот рынок, как ни странно, не азербайджанская мафия, а тверская, и потому здесь почти нет продавцов с кавказскими лицами. И цены, конечно, куда ниже, чем на Ленинградском или Черемушкинском рынках. Правда, и грязь тоже наша, рассейская, - ни павильонов, ни навесов нет, ларьки стоят прямо на земле, зимой тут окоченеешь, пока пройдешь до конца ряда, летом задохнешься от пыли, а сейчас, в марте, приходится месить грязь ботинками - благо у меня еще жива кирза из последней чеченской командировки.
Что я тут покупаю? Картошку, лук, капусту, подсолнечное масло и - изредка (скажем, на Новый год и 23 февраля), как память о прошлой жизни - небольшой кусок свининки. Этих ингредиентов мне хватает на густой картофельноовощной суп, который я варю сразу на неделю, а на второе у меня или жареная картошка, или картошка в мундире. Хлеб я беру в нашей булочной в Боткинском проезде…
Конечно, от всей этой картошки, на которой я практически и живу, живот постоянно пучит, как у лошади от овса или у солдат от перловки. Впрочем, может быть, и не от картошки. Ведь говорят же «старый пердун». Так что меня, наверное, от старости пучит, а не от картошки…
(Кстати, немцы этих утробных звуков совершенно не стесняются. Но это я так, к слову.)
Мобильник Полины Суховей был отключен. Пришлось ехать в «БиЛайн», на улицу 8 го Марта, и пробиваться чуть ли не к президенту «Вымпелкома», чтобы получить доступ к их компьютерной картотеке. В 8.15 утра я всетаки добыл адрес, по которому «БиЛайн» посылал счета Полине Суховей: Малая Бронная, 32, кв. 16.
В 9.12 я был уже там. Когда у вас есть деньги, любой частник за пару сотен пролетит с ветерком через центр Москвы даже в часы пик, нужно только выбирать водителей не старше тридцати.
Из машины я позвонил своему шефу полковнику Палметову и сказал, что беру на сегодня отгул…
Однако как я ни спешил, а из двадцати трех часов, которые были у меня в запасе, восемь уже корова языком слизала.
Тридцать второй дом на Малой Бронной оказался семиэтажным зданием с недавним евроремонтом снаружи и внутри. Свежеокрашенный в палевобежевые тона, оконные стеклопакеты, новенькие балконы с лепными карнизами… Поскольку ни кода от парадной двери, ни номера домофона я не знал, пришлось ждать, когда ктото выйдет из подъезда. Впрочем, в 9 утра публика теперь толькотолько отправляется на работу, так что с этим проблем не было, в 9.17 я уже нырнул в подъезд, лифтом поднялся на шестой этаж. Конечно, и сам подъезд, и лифт были тут тоже обновлены, не то что у нас на Беговой. И вообще место хоть куда - Патриаршие пруды, самый центр, интересно: это ее собственная квартира или она ее снимает?
В 9.19 я нажал на кнопку дверного звонка квартиры номер 16.
Но за дверью - ни звука. Блин! Впрочем, что же ты хочешь, сказал я себе, девочка на работе, где же ей еще быть в это время?
Я осмотрел дверь - дубовая, хорошая дверь, два немецких замка и глазок. Под дверью плетеный коврик без всяких следов пыли и грязи. То есть можно предположить, что хозяйка была недавно дома. Впрочем, тут вся площадка лестничной клетки чистая, как вылизана. Так что это скорее уборщица здесь такая старательная, ей, поди, платят побожески.
Я спустился вниз, к почтовым ящикам. На мое счастье, они тут были еще старые, советские - зеленые и с дырочками в металлических дверцах. На дверце с номером 16 за дырочками было пусто, и я почти успокоился - если она почту вынимает, значит, рано или поздно появится. Хотя «поздно» меня не устраивает, у меня timebomb [1], как говорят англичане. Но и звонить этой Полине я не могу, это ее только спугнет. Нет, нужно набраться терпения и ждать…
Я вышел из подъезда, остановился. Был теплый и солнечный сентябрьский день, жизнь на Патриарших только начиналась и чемто очень напоминала Брюссель моего детства: по зеленой воде пруда медленно плыли два белых лебедя; вокруг пруда по аллее бежали спортивного вида мужик с седым «бобриком» и совсем юная, чуть полноватая брюнетка с волосами, перехваченными черной лентой; здесь же на одной скамье - не той ли, где когдато сидели Берлиоз и Бездомный? - лежал сонный бомж, постелив под голову газету; рядом на соседней скамье курили и пили пиво два подростка школьного возраста, явно прогуливая первые уроки; еще дальше, на углу сквера худощавый мужик в спортивном костюме и полнотелая молодая блондинка открывали свой цветочный ларек, раскладывая на выносной тележкевитрине заспанные гладиолусы и голландские тюльпаны: а по другую сторону пруда, возле медного памятника Крылову и деревянных зверей из его же басен, какаято тетка кормила булкой наглых гулькающих голубей. Идиллия! И на периферии этой идиллии - реставрация старомосковских и сталинских домов вокруг пруда и в соседних переулках, капитальные стройки с сохранением архитектоники прошлого, но с ультрасовременным внутренним наполнением: подземные гаражи, европланировка квартир, джакузи, зимние сады… Многомиллионные и даже миллиардные зарубежные инвестиции в московскую недвижимость…
Хотя я постоянно поглядывал на часы, время двигалось возмутительно медленно.
Если я дождусь эту Полину и привезу ее Кожуну, пока он жив, что я сделаю на десять тысяч? Машину куплю или сделаю евроремонт в квартире? Или продам, так и быть, душу любому олигарху, слуплю с него еще полета или даже сотку тыщ и обменяю свою квартиру на Беговой на квартиру здесь, на Патриарших?
В конце концов, что такое сто тысяч у.е., когда в городе, только внутри его Садового кольца, крутятся миллионы и даже миллиарды? И почему вся жизнь человека зависит от какихто сраных ста тысяч? Сто тысяч у.е. - и я могу жить вот в таком элитном районе, любоваться из окна на плавающих лебедей и девушек, бегающих вокруг пруда. Сто тысяч - и я могу купить себе «мерседес» или по крайней мере «хонду». Сто тысяч - и я могу найти себе жену и новую жизнь…
Так неужели все это не стоит того, чтобы продать Быкову досье на Лебедя, Абрамовичу досье на Потанина, Ходорковскому досье на Авена - или наоборот?
Черный джип «лексус» подкатил к подъезду, водитель изнутри открыл заднюю дверь, и моя высокорослая красотка выпорхнула из машины на тротуар. Блин, она была в порядке! Даже утром, после ночной смены, она была… - так выглядят голливудские звезды, так смотрится Шарон Стоун в фильме «Основной инстинкт», так в Париже в отеле «Креон» выглядела перед камерами Елена Березовская во время интервью БАБа относительно его конфликта с Примаковым. Впрочем, нет - закованные в свои светские «армани», «версаче» и косметику от Шанель, эти королевы выглядят нарочито холодными и мраморнонеприступными. А Полина… Конечно, с одной стороны, это была инопланетянка - так в детских сказках изображают богов, спустившихся когдато с неба пожить среди людей и поставить их на путь цивилизации: высоченные красавцы и красавицы с небесными ликами и божественного сложения. Но с другой стороны - при всем ее почти двухметровом росте и светском прикиде была в облике этой Полины какаято аура простоты, домашности и еще та особая сексапильная перчинка в каждом движении волос, плеч и бедер, которая разом будит в мужчине острый позыв и дикие желания…
Но я не мог подойти к ней сейчас - я не знал, как будут реагировать на это водитель «лексуса» и второй мордоворот, сидевший возле него, явный охранник того, у которого провела ночь эта Полина Суховей. Поэтому я с индифферентным видом закурил, посмотрел, как эта краля вошла в подъезд, открыв его магнитным ключом. Затем проводил глазами «лексус», машинально сфотографировав взглядом его номерной знак «М447ХМ», достал свой мобильник и позвонил Рыжему.
- Виктор, это Чернобыльский. Я ее нашел. Пришли за нами машину на Малую Бронную к дому номер 32. Желательно «мерседес»…
- Почему? - удивился он.
- Мы на других не ездим, - сказал я и дал отбой. Десять штук были у меня в кармане. А эти суки в моей конторе сказали, что я спекся, выдохся и вообще «пора на заслуженный отдых, Павел Андреевич»…
Я выждал, пока дверь подъезда снова открылась - из него выскочил еще один утренний спортсмен в беговых кроссовках. Просто не район, а какойто оздоровительный центр! Попридержав за ним дверь, я шагнул в подъезд. Как я и предполагал, кабина лифта уже стояла наверху, на шестом этаже. Я дождался ее спуска и поднялся к 16 й квартире, нажал кнопку звонка.
- Кто там? - послышался удивленный голос за дверью.
- ФСБ. Откройте.
- Ктокто?
- Полина, это ФСБ, откройте! - И я подставил к глазку свое удостоверение.
С минуту она изучала мое удостоверение через глазок. (Кстати, глазок на нормальной высоте - метр шестьдесят, а не под ее высоченный рост, и, следовательно, это не ее квартира, а съемная…) Потом изза двери послышалось:
- А в чем дело?
Я убрал удостоверение и, зная, что она, все еще вынужденно пригнувшись к глазку, смотрит на меня, улыбнулся как можно душевнее.
- Не беспокойтесь, Полина, у нас к вам нет никаких претензий. Но нам очень нужна ваша помощь. Очень нужна, ейбогу…
Люди ужасно любят, когда в их помощи нуждаются органы власти. Особенно силовые.
Она приоткрыла дверь на цепочке, и ее зеленые глаза оказались надо мной, а расслабленное полусонное тепло ее грудок - почти рядом.
- Что вы хотите? - спросила она сверху вниз.
Самое честное было сказать: я хочу тебя, и немедленно. Но я, конечно, этого не сказал.
- Полина, я не могу через дверь. Возьмите мое удостоверение, посмотрите его еще раз. Я подполковник ФСБ Чернобыльский Павел Андреевич. Вы нас очень обяжете, если разрешите мне войти на минутку…
Две старушки соседки с нижнего этажа торчали под моей дверью, а жэковский слесарь ковырялся в моем замке.
- В чем дело? - удивился я, выйдя из лифта и увидев эту компанию.
- А воду надо выключать, когда из дома уходишь, - сказала одна старушка.
- Залил нас совсем, - добавила вторая.
Я похолодел. Неужели я в таком маразме, что не выключил воду, уходя из дома? Но разве я принимал утром душ? Я ведь даже и бритьсято уже дня три как не бреюсь…
- Минуту! - Я отодвинул слесаря, открыл дверь и вошел в квартиру.
Старушки с видом пытливых следопытов поспешили за мной, чтобы взять меня с поличным.
- Вот видишь! - показали они на лужу в прихожей. - И нас залил. Будешь платить за ремонт…
Я по луже шагнул в ванную, но там все краны были закручены, и на кухне тоже, и в туалете. Я поднял голову - так и есть: с потолка капает, вся стена мокрая.
- Это белорусы, - сказал я и кивнул слесарю: - Пошли наверх!
Командой народных мстителей мы поднялись на этаж выше, я без всякого звонка толкнул дверь верхней квартиры.
Там, прямо от порога, весь пол «стадиона», в который превратилась эта квартира, был залит свежим цементным раствором, и этот цемент обильно орошал резиновый шланг, подсоединенный к водопроводному крану. А хмыри, сидя на двух табуретах в углу «стадиона», то есть на бывшей кухне, где цемента еще не было, заправлялись пивом, огурцами и хлебом.
Правда, увидев наши решительные лица, они подхватились, и один Лукашенко сказал другому:
- Ты, блин, опять воду не выключил? Ну, козел!
Старушки открыли рты, призывая на хмырей все мыслимые и немыслимые напасти. А я сказал слесарю:
- Саша, с ними нехер разговаривать. Вызывай начальника ЖЭКа, пусть акт составит…
Ехать к Кожлаеву Полина отказалась наотрез.
- Но почему? - изумлялся я, коекак освоившись с нашей разницей в росте. - Это же больница. Там ничего не будет…
- Нет!
- Я гарантирую, что с вами ничего не случится…
- Нет! Уходите!
- Минуту! Полина, послушайте. Он умирает, ему жить осталось несколько часов. Будьте гуманны…
- Очень хорошо, пусть подохнет!
- Знаете что? А давайте я вам заплачу. Хотите пятьсот долларов? Просто съездим туда и обратно. А?
- Нет, я сказала: я не хочу его видеть!
- Но вы же берете деньги, Полина… - сказал я как можно мягче.
- Да, я беру деньги, - ответила она спокойно. - Но к Кожуну я ни за какие бабки не поеду.
- Почему?
- Это мое дело. Все, уходите. У меня в три кастинг, я должна выспаться.
- Хорошо, дайте мне ваш паспорт.
- Зачем?
Но я не стал объяснять. Когда девушка выше вас на целую голову, это сначала смущает, а затем раздражает. Окинув взглядом ее уютное, с евроремонтом, однокомнатное гнездышко, я увидел на окне палеворозовые гардины, рядом с окном - софу и телевизор «Самсунг», в алькове - двуспальную кровать, покрытую розовым покрывалом, в пенале кухни - идеальный порядок, все белое - холодильник, плита, кофейник; а по другую сторону комнаты - трельяж и косметический столик. И на стене несколько огромных фотографий хозяйки - не эротических, а из какихто дорогих женских журналов типа «Элит» или «Космополитэн». И на этих фото Полина была просто отпад - юная фея с картин Боттичелли…
Но я не стал рассматривать эти фото, а уверенно подошел к трельяжу, открыл косметический столик и тут же увидел то, что мне нужно - два паспорта, внутренний и зарубежный. Под ними лежал фирменный конверт «Эр Франс». Я взял оба паспорта и конверт.
- Не смейте! - бросилась ко мне Полина.
- Спокойно! Я из ФСБ. За сопротивление властям есть статья, ты знаешь? - Я открыл ее паспорт, пролистал. - Так, паспорт из Нижнего Новгорода, а московская регистрация кончилась три месяца назад. Ты тут живешь нелегально… - Я открыл конверт «Эр Франс», там был билет в Париж на послезавтра. - И ни в какой Париж ты не полетишь, мы тебе выезд за рубеж вообще закроем. - Я достал свой мобильник, набрал на нем какой-то номер и сказал в мертвую трубку: - Валерий Иванович, добрый день, это Чернобыльский. Пожалуйста, запишите для шереметьевской таможни: Суховей Полина Степановна…
- Не нужно, - устало сказала Полина. - Хрен с тобой, я поеду.
Я посмотрел на часы. Сколько отсюда до Склифосовского? По моим подсчетам, «мерседес» Кожлаева уже должен подъезжать к Малой Бронной. Но чтобы не стоять с Полиной на улице, я все-таки набрал номер Рыжего. И услышал:
- Чернобыльский, можешь расслабиться, он умер.
Я оторопел:
- Как умер?
- Ну, как умирают? - насмешливо произнес голос Рыжего, мне показалось, что я даже вижу его усмешку. - За родину, наверное… Короче, оставь себе аванс и отдыхай. Пока.
И он дал отбой.
Они пришли вечером - начальник ЖЭКа и какаято дама лет тридцати, маленькая и черноглазая, как японка, но в дорогой шубке из темной норки и в черных сапожках из тонкой кожи, плотно облегавших ее кегельные ножки.
- Вы видите? - сказал ей начальник ЖЭКа. - Вода прошла отсюда по стволу электрического коллектора. Залила весь пол и стены - вот, обои еще сырые и паркет разбух. И просочилась вниз, там весь потолок посыпался…
- Хорошо, - сказала ему женщина. - Вы составили смету? - И повернулась ко мне: - Сколько, вы думаете, я вам должна?
Я понял, что это хозяйка верхней квартиры, и промычал:
- Ну, я не знаю… Нужно посчитать… - И посмотрел на начальника ЖЭКа, который делал мне большие глаза, явно предлагая слупить с этой дамы раза в три больше, чем стоил бы ремонт, и поделиться с ним наваром.
Но чтото в темных глазах этой дамы говорило мне, что лупить с нее не надо, нельзя.
- Не знаю… - повторил я.
- Приезжайте завтра, мы все подсчитаем, - тут же сказал ей начальник ЖЭКа.
- Завтра я не могу, - ответила ему дама. - У меня муж в больнице, я и сегодня заехала только на две минуты. Послушайте, - вдруг обратилась она ко мне, - вы пенсионер? Полковник ФСБ?
- Подполковник, - уточнил я.
Рыжий открыл этот секретер. Там всю нижнюю полку занимали стопки фотографий, сделанных «Полароидом», который лежал тут же. Даже без объяснений Рыжего было ясно, что Кожлаев фотографировал каждую, кто побывал в этой спальне. Он фотографировал их голыми, в позах, достойных обложек самых крутых порножурналов. Такого количества (и качества) обнаженных задниц и сисек я тоже не видел никогда в жизни. Но нужно отдать должное Кожуну - у него был высокий стандарт. Я имею в виду: это не были дешевые шлюхи с Тверской, бляди из его собственных казино или «ночные бабочки» из «Метелицы», «Титаника» и «Найт флайт». Нет, это были девочки на порядок выше, то есть другого калибра и другой стоимости. Где он брал этих русских Клаудиа Шиффер, Пэм Андерсон и Синди Кроуфорд?
Я вопросительно глянул на Рыжего. В моей картотеке он значился под фамилией «Банников Виктор Васильевич, 1969 года рождения. Детдом… колония для малолетних преступников… Школа милиции… СОБР… Чечня… С 1997 года - телохранитель у Кожлаева, затем - начальник его службы безопасности. Специализация: выбивание долгов, крышевание и рэкет». А на вид - никогда не скажешь. Субтильный, ясноглазый очаровашка с открытым лицом инструктора ЦК ВЛКСМ…
- Фотки надписаны, на обороте, - сказал он.
Я стал смотреть оборотные стороны этих фото. Но кроме имен и дат (да и то не на всех), на них ничего не было. «Катя, 20.4.1997», «Вика, 22.9.1999», «Света», «Жанна, 11.7.2000», «Ольга, 9.7.1999», «Наташа» и т.п. Снова Катя, но уже другая, и опять Света, Вера, Наташа, Жанна, Инга, Оля… Гдето после двадцатой Светы я всетаки нашел Полину (без даты) и спросил у Рыжего:
- Эта?
Он пожал плечами.
Я пролистал остальные фотки - еще штук двести, но Полины больше не было ни одной. Я снова стал рассматривать эту Полину. Очень высокая, совсем юная, не старше семнадцати, лучистозеленые глаза, открытая доверчивая улыбка, детские припухлые губки, лицо и русые волосы норвежсковаряжской княжны, длиннющие ноги и фигура манекенщицы, хотя сисечки для этой профессии слегка великоваты… Фотография явно пожелтела…
- Давно он ее снимал? - спросил я у Рыжего.
Но Рыжий опять индифферентно пожал плечами.
- А где он брал этих девок?
Рыжий насмешливо улыбнулся:
- Заказывал по телефону.
- Где?
- Я думаю, по справочной. «09».
Я положил фотографию в карман и пошел к выходу.
- У тебя есть мобильник? - спросил Рыжий за моей спиной.
Мне претит эта манера нынешней молодежи «тыкать» всем и вся, но тут я пропустил это мимо ушей.
- Есть.
- Если найдешь эту телку, сразу позвони.
Я кивнул. Час назад, когда я приехал в Склифосовского, врачи сказали мне, что Кожлаеву осталось жить максимум сутки. Следовательно, если я хочу получить еще девять кусков, в моем распоряжении только 23 часа.
Но почему этот Кожун вызвал не моего шефа, который два года назад прикрыл мое расследование деятельности шести фирм Кожлаева, а меня - своего врага, которого он не смог ни купить, ни убить? И почему, зная, что вотвот умрет, Кожлаев заказал мне найти какуюто телку, а не тех, кто его подстрелил?
Чтото шарахнуло в пустотелой стене за счетчиком, словно там кирпичи обвалились от грохота евроремонта, и в тот же миг свет погас во всей квартире. Зато за счетчиком вверху открылся широкий просвет и послышались голоса…
- Васыль, ты же насквозь ё…нул!
- Ну и фуй с ним! - ответил другой голос.
- Козлы, вы кабель перебили! - крикнул я в дыру, сунул свои папки под обувную тумбочку и пошел наверх права качать.
Козлами оказались два хмыря белорусского розлива, хотя, судя по качеству их работы, главным козлом был, конечно, тот мудак, который нанял их сделать евроремонт в точно такой, как у меня, квартире. Эти белорусы раздолбали все стенки между гостиной, спальней, кухней и туалетом, сняли полы, ободрали со стен обои и теперь выламывали сантехнику. Спортзал тут будет, что ли? Или боулинг?
- Эй, мастера гребаные, вы мне свет вырубили! - снова сказал я им.
- Ладно, мы те счас времянку бросим, - ответил старший и добавил: - Братан, выпить охота. Принеси бутылку, мы те с получки отдадим, а ты выпьешь с нами.
Я посмотрел в его наглые голубые глаза.
- Умный ты! - сказал я. - Чистый Лукашенко!
Вот уж действительно - каждый народ достоин того президента, которого имеет. Или - который имеет их?
Мой первый визит был, конечно, в муниципальную милицию, в «блядский» отдел. То есть, извините, в полицию нравственности (надо же выдумать такое название!). Правда, там пасут не таких, как Полина, а главным образом Тверскую и Садовое кольцо, зато ребята посвойски дали мне пару наколок в «Монте-Карло» и в «Титанике». Но было уже около трех утра, в «МонтеКарло» я никого не застал, а в «Титанике» дискжокей, поглядев на фото, сказал:
- Такие телки есть только в «Ред старс» или у Бейлиса и Бодулина.
- Это еще кто такие?
- "Ред старс" - это модельное агентство, а Бейлис и Бодулин снабжают телками олигархов.
- А как мне их найти?
- Попробуй «Липс» у Белорусского вокзала. Это их клуб, они там пасутся…
«Lips» я нашел не без труда, хотя это действительно рядом с Белорусским - в подворотне на углу 2 й Тверской-Ямской и Александра Невского. В полутемном зале музыка гремела так, что черные стены и черный потолок резонировали, словно мембраны. В воздухе слоился дым от сигарет с привкусом нечистой марихуаны. У бара толпились рослые нимфетки четырнадцати - шестнадцати лет с лиловотемным окрасом век, яркой губной помадой, сигаретами в кроваво наманикюренных пальчиках и с глазами подзаборных лахудр. Вокруг стояли низкие столики, заляпанные пивом и окурками, за этими столиками такие же нимфетки сидели в обществе пятидесятилетних козлов с полузнакомыми лицами не то депутатов Думы, не то персонажей из картотеки МУРа. Впрочем, на первых они смахивали больше, поскольку рядом, на углу 2 й Тверской-Ямской и Лесной, за мощным кирпичным забором стоит гигантский, величиной с квартал, многоэтажный жилой дом депутатов Думы с квартирами улучшенной планировки. Сутенеры и хозяева борделей всегда стараются быть поближе к своей клиентуре.
Не успел я подойти к бармену насчет Бейлиса и Бодулина, как вся эта публика вдруг подхватилась и ринулась в соседний зал, где, как оказалось, началась демонстрация мод - из какойто щели в стене на длинный язык нарисованного на черном полу подиума стали одна за другой выходить голые - в одних лифчиках и трусиках - девицы и явно непрофессионально, хотя и под музыку, демонстрировать не столько нижнее белье, сколько самих себя.
Но публика азартно аплодировала, поглядывая на яйцеголового лысого мужика, стоявшего во главе подиума. Приглядевшись, я вспомнил, где видел его: на экране, когда смотрел кассету скрытой видеосъемки отлета Березовского на его собственном «боинге» из Шереметьево. Тогда, за два дня до назначения Путина премьер-министром, БАБ вдруг примчался в аэропорт, и одновременно сюда же прикатил еще один «мерседес» с четырьмя роскошными девицами и этим яйцеголовым. Проследив, как девицы - действительно первый класс, под стать той Полине, которую я теперь ищу, - поднялись по трапу в самолет, яйцеголовый вернулся в «мерс» и укатил, а минут десять спустя самолет с БАБом и девицами отбыл в Киев.
Через неделю от одной из этих девиц мы узнали подробности этого вояжа: БАБ слетал в Киев поздравить Кучму с предстоящим назначением на пост российского премьера не Примакова, своего заклятого врага, а Путина; и Кучма, по словам девицы (которая могла и приврать), за эту замечательную новость подарил БАБу не то «бентли», не то «ягуар», выгуливал их на своей загородной даче, играл им там на гармони и пел. Спать с девицами, правда, не стал, уехал, но девицы все равно получили от яйцеголового по штуке за поездку…
С трудом дождавшись в «Липс» конца этого копеечного шоу, я сунул яйцеголовому под нос свои корочки и увел его в черную щель в стене, за которой оказался душный закутоккаморка. Тут я предъявил ему фото Полины и взял его на арапа:
- Это твоя телка. Нам нужен ее домашний адрес, срочно!
- Я американский гражданин, - вдруг сказал он. - Вы не имеете права! Я в наше посольство…
- Ах ты, сука эмигрантская! - перебил я, разыгрывая бешенство. - Я те счас яйца оторву и пошлю в ваше гребаное посольство! - И для убедительности схватил его за пах. - Адрес, быстрей!
- Да откуда у меня? - струхнул он. - Я ее уже два года не видел!
- Не физди! Адрес! Случилось убийство. Не дашь ее адрес, пойдешь по статье. Ты понял? - И я на полоборота свернул его мужское достоинство.
- Да, да, понял… Минутку… Так бы и сказали… - Он достал из кармана пиджака электронную записную книжку с крошечным английским кийбордом, торопливо набрал на этом кийборде «Polina Suhovey» и сказал: - Адреса у меня нет, только телефон. 765 32 17.
- Мобильный, что ли?
- Наверное…
Модные супермаркеты типа «Рамстор» и «Седьмой континент», конечно, не для меня. Там все продукты вдвое дороже, чем в моем продмаге на углу Беговой и Боткинского проезда. Впрочем, и в этом продмаге я могу позволить себе покупать только глазированные сырки, «чудотворожок» или семирублевый йогурт в бумажной упаковке. Ну, еще соль, сахар, плавленые сырки. А в основном я питаюсь с рынка, который, на мое счастье, совсем недалеко от меня, по ту сторону Ленинградского шоссе, под забором спортклуба «Динамо». Рынок этот вырос самопально из лотков, киосков и торговых будок, сдвинутых мэрией с Ленинградского проспекта - парадного пути в международный аэропорт Шереметьево. «Держит» этот рынок, как ни странно, не азербайджанская мафия, а тверская, и потому здесь почти нет продавцов с кавказскими лицами. И цены, конечно, куда ниже, чем на Ленинградском или Черемушкинском рынках. Правда, и грязь тоже наша, рассейская, - ни павильонов, ни навесов нет, ларьки стоят прямо на земле, зимой тут окоченеешь, пока пройдешь до конца ряда, летом задохнешься от пыли, а сейчас, в марте, приходится месить грязь ботинками - благо у меня еще жива кирза из последней чеченской командировки.
Что я тут покупаю? Картошку, лук, капусту, подсолнечное масло и - изредка (скажем, на Новый год и 23 февраля), как память о прошлой жизни - небольшой кусок свининки. Этих ингредиентов мне хватает на густой картофельноовощной суп, который я варю сразу на неделю, а на второе у меня или жареная картошка, или картошка в мундире. Хлеб я беру в нашей булочной в Боткинском проезде…
Конечно, от всей этой картошки, на которой я практически и живу, живот постоянно пучит, как у лошади от овса или у солдат от перловки. Впрочем, может быть, и не от картошки. Ведь говорят же «старый пердун». Так что меня, наверное, от старости пучит, а не от картошки…
(Кстати, немцы этих утробных звуков совершенно не стесняются. Но это я так, к слову.)
Мобильник Полины Суховей был отключен. Пришлось ехать в «БиЛайн», на улицу 8 го Марта, и пробиваться чуть ли не к президенту «Вымпелкома», чтобы получить доступ к их компьютерной картотеке. В 8.15 утра я всетаки добыл адрес, по которому «БиЛайн» посылал счета Полине Суховей: Малая Бронная, 32, кв. 16.
В 9.12 я был уже там. Когда у вас есть деньги, любой частник за пару сотен пролетит с ветерком через центр Москвы даже в часы пик, нужно только выбирать водителей не старше тридцати.
Из машины я позвонил своему шефу полковнику Палметову и сказал, что беру на сегодня отгул…
Однако как я ни спешил, а из двадцати трех часов, которые были у меня в запасе, восемь уже корова языком слизала.
Тридцать второй дом на Малой Бронной оказался семиэтажным зданием с недавним евроремонтом снаружи и внутри. Свежеокрашенный в палевобежевые тона, оконные стеклопакеты, новенькие балконы с лепными карнизами… Поскольку ни кода от парадной двери, ни номера домофона я не знал, пришлось ждать, когда ктото выйдет из подъезда. Впрочем, в 9 утра публика теперь толькотолько отправляется на работу, так что с этим проблем не было, в 9.17 я уже нырнул в подъезд, лифтом поднялся на шестой этаж. Конечно, и сам подъезд, и лифт были тут тоже обновлены, не то что у нас на Беговой. И вообще место хоть куда - Патриаршие пруды, самый центр, интересно: это ее собственная квартира или она ее снимает?
В 9.19 я нажал на кнопку дверного звонка квартиры номер 16.
Но за дверью - ни звука. Блин! Впрочем, что же ты хочешь, сказал я себе, девочка на работе, где же ей еще быть в это время?
Я осмотрел дверь - дубовая, хорошая дверь, два немецких замка и глазок. Под дверью плетеный коврик без всяких следов пыли и грязи. То есть можно предположить, что хозяйка была недавно дома. Впрочем, тут вся площадка лестничной клетки чистая, как вылизана. Так что это скорее уборщица здесь такая старательная, ей, поди, платят побожески.
Я спустился вниз, к почтовым ящикам. На мое счастье, они тут были еще старые, советские - зеленые и с дырочками в металлических дверцах. На дверце с номером 16 за дырочками было пусто, и я почти успокоился - если она почту вынимает, значит, рано или поздно появится. Хотя «поздно» меня не устраивает, у меня timebomb [1], как говорят англичане. Но и звонить этой Полине я не могу, это ее только спугнет. Нет, нужно набраться терпения и ждать…
Я вышел из подъезда, остановился. Был теплый и солнечный сентябрьский день, жизнь на Патриарших только начиналась и чемто очень напоминала Брюссель моего детства: по зеленой воде пруда медленно плыли два белых лебедя; вокруг пруда по аллее бежали спортивного вида мужик с седым «бобриком» и совсем юная, чуть полноватая брюнетка с волосами, перехваченными черной лентой; здесь же на одной скамье - не той ли, где когдато сидели Берлиоз и Бездомный? - лежал сонный бомж, постелив под голову газету; рядом на соседней скамье курили и пили пиво два подростка школьного возраста, явно прогуливая первые уроки; еще дальше, на углу сквера худощавый мужик в спортивном костюме и полнотелая молодая блондинка открывали свой цветочный ларек, раскладывая на выносной тележкевитрине заспанные гладиолусы и голландские тюльпаны: а по другую сторону пруда, возле медного памятника Крылову и деревянных зверей из его же басен, какаято тетка кормила булкой наглых гулькающих голубей. Идиллия! И на периферии этой идиллии - реставрация старомосковских и сталинских домов вокруг пруда и в соседних переулках, капитальные стройки с сохранением архитектоники прошлого, но с ультрасовременным внутренним наполнением: подземные гаражи, европланировка квартир, джакузи, зимние сады… Многомиллионные и даже миллиардные зарубежные инвестиции в московскую недвижимость…
Хотя я постоянно поглядывал на часы, время двигалось возмутительно медленно.
Если я дождусь эту Полину и привезу ее Кожуну, пока он жив, что я сделаю на десять тысяч? Машину куплю или сделаю евроремонт в квартире? Или продам, так и быть, душу любому олигарху, слуплю с него еще полета или даже сотку тыщ и обменяю свою квартиру на Беговой на квартиру здесь, на Патриарших?
В конце концов, что такое сто тысяч у.е., когда в городе, только внутри его Садового кольца, крутятся миллионы и даже миллиарды? И почему вся жизнь человека зависит от какихто сраных ста тысяч? Сто тысяч у.е. - и я могу жить вот в таком элитном районе, любоваться из окна на плавающих лебедей и девушек, бегающих вокруг пруда. Сто тысяч - и я могу купить себе «мерседес» или по крайней мере «хонду». Сто тысяч - и я могу найти себе жену и новую жизнь…
Так неужели все это не стоит того, чтобы продать Быкову досье на Лебедя, Абрамовичу досье на Потанина, Ходорковскому досье на Авена - или наоборот?
Черный джип «лексус» подкатил к подъезду, водитель изнутри открыл заднюю дверь, и моя высокорослая красотка выпорхнула из машины на тротуар. Блин, она была в порядке! Даже утром, после ночной смены, она была… - так выглядят голливудские звезды, так смотрится Шарон Стоун в фильме «Основной инстинкт», так в Париже в отеле «Креон» выглядела перед камерами Елена Березовская во время интервью БАБа относительно его конфликта с Примаковым. Впрочем, нет - закованные в свои светские «армани», «версаче» и косметику от Шанель, эти королевы выглядят нарочито холодными и мраморнонеприступными. А Полина… Конечно, с одной стороны, это была инопланетянка - так в детских сказках изображают богов, спустившихся когдато с неба пожить среди людей и поставить их на путь цивилизации: высоченные красавцы и красавицы с небесными ликами и божественного сложения. Но с другой стороны - при всем ее почти двухметровом росте и светском прикиде была в облике этой Полины какаято аура простоты, домашности и еще та особая сексапильная перчинка в каждом движении волос, плеч и бедер, которая разом будит в мужчине острый позыв и дикие желания…
Но я не мог подойти к ней сейчас - я не знал, как будут реагировать на это водитель «лексуса» и второй мордоворот, сидевший возле него, явный охранник того, у которого провела ночь эта Полина Суховей. Поэтому я с индифферентным видом закурил, посмотрел, как эта краля вошла в подъезд, открыв его магнитным ключом. Затем проводил глазами «лексус», машинально сфотографировав взглядом его номерной знак «М447ХМ», достал свой мобильник и позвонил Рыжему.
- Виктор, это Чернобыльский. Я ее нашел. Пришли за нами машину на Малую Бронную к дому номер 32. Желательно «мерседес»…
- Почему? - удивился он.
- Мы на других не ездим, - сказал я и дал отбой. Десять штук были у меня в кармане. А эти суки в моей конторе сказали, что я спекся, выдохся и вообще «пора на заслуженный отдых, Павел Андреевич»…
Я выждал, пока дверь подъезда снова открылась - из него выскочил еще один утренний спортсмен в беговых кроссовках. Просто не район, а какойто оздоровительный центр! Попридержав за ним дверь, я шагнул в подъезд. Как я и предполагал, кабина лифта уже стояла наверху, на шестом этаже. Я дождался ее спуска и поднялся к 16 й квартире, нажал кнопку звонка.
- Кто там? - послышался удивленный голос за дверью.
- ФСБ. Откройте.
- Ктокто?
- Полина, это ФСБ, откройте! - И я подставил к глазку свое удостоверение.
С минуту она изучала мое удостоверение через глазок. (Кстати, глазок на нормальной высоте - метр шестьдесят, а не под ее высоченный рост, и, следовательно, это не ее квартира, а съемная…) Потом изза двери послышалось:
- А в чем дело?
Я убрал удостоверение и, зная, что она, все еще вынужденно пригнувшись к глазку, смотрит на меня, улыбнулся как можно душевнее.
- Не беспокойтесь, Полина, у нас к вам нет никаких претензий. Но нам очень нужна ваша помощь. Очень нужна, ейбогу…
Люди ужасно любят, когда в их помощи нуждаются органы власти. Особенно силовые.
Она приоткрыла дверь на цепочке, и ее зеленые глаза оказались надо мной, а расслабленное полусонное тепло ее грудок - почти рядом.
- Что вы хотите? - спросила она сверху вниз.
Самое честное было сказать: я хочу тебя, и немедленно. Но я, конечно, этого не сказал.
- Полина, я не могу через дверь. Возьмите мое удостоверение, посмотрите его еще раз. Я подполковник ФСБ Чернобыльский Павел Андреевич. Вы нас очень обяжете, если разрешите мне войти на минутку…
Две старушки соседки с нижнего этажа торчали под моей дверью, а жэковский слесарь ковырялся в моем замке.
- В чем дело? - удивился я, выйдя из лифта и увидев эту компанию.
- А воду надо выключать, когда из дома уходишь, - сказала одна старушка.
- Залил нас совсем, - добавила вторая.
Я похолодел. Неужели я в таком маразме, что не выключил воду, уходя из дома? Но разве я принимал утром душ? Я ведь даже и бритьсято уже дня три как не бреюсь…
- Минуту! - Я отодвинул слесаря, открыл дверь и вошел в квартиру.
Старушки с видом пытливых следопытов поспешили за мной, чтобы взять меня с поличным.
- Вот видишь! - показали они на лужу в прихожей. - И нас залил. Будешь платить за ремонт…
Я по луже шагнул в ванную, но там все краны были закручены, и на кухне тоже, и в туалете. Я поднял голову - так и есть: с потолка капает, вся стена мокрая.
- Это белорусы, - сказал я и кивнул слесарю: - Пошли наверх!
Командой народных мстителей мы поднялись на этаж выше, я без всякого звонка толкнул дверь верхней квартиры.
Там, прямо от порога, весь пол «стадиона», в который превратилась эта квартира, был залит свежим цементным раствором, и этот цемент обильно орошал резиновый шланг, подсоединенный к водопроводному крану. А хмыри, сидя на двух табуретах в углу «стадиона», то есть на бывшей кухне, где цемента еще не было, заправлялись пивом, огурцами и хлебом.
Правда, увидев наши решительные лица, они подхватились, и один Лукашенко сказал другому:
- Ты, блин, опять воду не выключил? Ну, козел!
Старушки открыли рты, призывая на хмырей все мыслимые и немыслимые напасти. А я сказал слесарю:
- Саша, с ними нехер разговаривать. Вызывай начальника ЖЭКа, пусть акт составит…
Ехать к Кожлаеву Полина отказалась наотрез.
- Но почему? - изумлялся я, коекак освоившись с нашей разницей в росте. - Это же больница. Там ничего не будет…
- Нет!
- Я гарантирую, что с вами ничего не случится…
- Нет! Уходите!
- Минуту! Полина, послушайте. Он умирает, ему жить осталось несколько часов. Будьте гуманны…
- Очень хорошо, пусть подохнет!
- Знаете что? А давайте я вам заплачу. Хотите пятьсот долларов? Просто съездим туда и обратно. А?
- Нет, я сказала: я не хочу его видеть!
- Но вы же берете деньги, Полина… - сказал я как можно мягче.
- Да, я беру деньги, - ответила она спокойно. - Но к Кожуну я ни за какие бабки не поеду.
- Почему?
- Это мое дело. Все, уходите. У меня в три кастинг, я должна выспаться.
- Хорошо, дайте мне ваш паспорт.
- Зачем?
Но я не стал объяснять. Когда девушка выше вас на целую голову, это сначала смущает, а затем раздражает. Окинув взглядом ее уютное, с евроремонтом, однокомнатное гнездышко, я увидел на окне палеворозовые гардины, рядом с окном - софу и телевизор «Самсунг», в алькове - двуспальную кровать, покрытую розовым покрывалом, в пенале кухни - идеальный порядок, все белое - холодильник, плита, кофейник; а по другую сторону комнаты - трельяж и косметический столик. И на стене несколько огромных фотографий хозяйки - не эротических, а из какихто дорогих женских журналов типа «Элит» или «Космополитэн». И на этих фото Полина была просто отпад - юная фея с картин Боттичелли…
Но я не стал рассматривать эти фото, а уверенно подошел к трельяжу, открыл косметический столик и тут же увидел то, что мне нужно - два паспорта, внутренний и зарубежный. Под ними лежал фирменный конверт «Эр Франс». Я взял оба паспорта и конверт.
- Не смейте! - бросилась ко мне Полина.
- Спокойно! Я из ФСБ. За сопротивление властям есть статья, ты знаешь? - Я открыл ее паспорт, пролистал. - Так, паспорт из Нижнего Новгорода, а московская регистрация кончилась три месяца назад. Ты тут живешь нелегально… - Я открыл конверт «Эр Франс», там был билет в Париж на послезавтра. - И ни в какой Париж ты не полетишь, мы тебе выезд за рубеж вообще закроем. - Я достал свой мобильник, набрал на нем какой-то номер и сказал в мертвую трубку: - Валерий Иванович, добрый день, это Чернобыльский. Пожалуйста, запишите для шереметьевской таможни: Суховей Полина Степановна…
- Не нужно, - устало сказала Полина. - Хрен с тобой, я поеду.
Я посмотрел на часы. Сколько отсюда до Склифосовского? По моим подсчетам, «мерседес» Кожлаева уже должен подъезжать к Малой Бронной. Но чтобы не стоять с Полиной на улице, я все-таки набрал номер Рыжего. И услышал:
- Чернобыльский, можешь расслабиться, он умер.
Я оторопел:
- Как умер?
- Ну, как умирают? - насмешливо произнес голос Рыжего, мне показалось, что я даже вижу его усмешку. - За родину, наверное… Короче, оставь себе аванс и отдыхай. Пока.
И он дал отбой.
Они пришли вечером - начальник ЖЭКа и какаято дама лет тридцати, маленькая и черноглазая, как японка, но в дорогой шубке из темной норки и в черных сапожках из тонкой кожи, плотно облегавших ее кегельные ножки.
- Вы видите? - сказал ей начальник ЖЭКа. - Вода прошла отсюда по стволу электрического коллектора. Залила весь пол и стены - вот, обои еще сырые и паркет разбух. И просочилась вниз, там весь потолок посыпался…
- Хорошо, - сказала ему женщина. - Вы составили смету? - И повернулась ко мне: - Сколько, вы думаете, я вам должна?
Я понял, что это хозяйка верхней квартиры, и промычал:
- Ну, я не знаю… Нужно посчитать… - И посмотрел на начальника ЖЭКа, который делал мне большие глаза, явно предлагая слупить с этой дамы раза в три больше, чем стоил бы ремонт, и поделиться с ним наваром.
Но чтото в темных глазах этой дамы говорило мне, что лупить с нее не надо, нельзя.
- Не знаю… - повторил я.
- Приезжайте завтра, мы все подсчитаем, - тут же сказал ей начальник ЖЭКа.
- Завтра я не могу, - ответила ему дама. - У меня муж в больнице, я и сегодня заехала только на две минуты. Послушайте, - вдруг обратилась она ко мне, - вы пенсионер? Полковник ФСБ?
- Подполковник, - уточнил я.