Страница:
- А вы не могли бы присмотреть за этими рабочими наверху? Муж в больнице, и у меня совершенно нет времени следить за их работой. А без присмотра… вы же знаете, как у нас работают. Я вам заплачу, не беспокойтесь.
- А что я должен делать?
- Ну, просто следить за ремонтом. А если вы понимаете в строительном деле… - Она посмотрела на часы. - Знаете что? Мне через десять минут нужно быть в больнице, а то врачи разойдутся. Вот моя визитка. - Она открыла маленькую черную сумочку, достала визитку и протянула мне. - Позвоните и приезжайте ко мне на работу, мы там все обсудим. И захватите с собой смету на ущерб, причиненный вашей квартире и квартире нижних соседей. Как вас звать?
Я посмотрел ей в глаза:
- А что с вашим мужем?
- К сожалению, инсульт.
Российский Промышленноинвестиционный Банк
СОЛОВЬЕВА Инна Петровна
Заместитель председателя правления
Начальник юридической службы
Кандидат юридических наук
Москва, ул. Палиха, 46.
Тел. (095) 452 12 73. Факс (095) 452 12 79.
EMail: solovyova@rpib.ru
Здание банка было новенькое, краснокирпичное, семиэтажное, у входа в два ряда стояли «мерседесы», «БМВ» и импортные внедорожники. На гранитном крыльце дежурили крутоплечие охранники. Хотя на улице было попрежнему всего плюс шесть или восемь, они были только в костюмах.
Впрочем, я тоже был не в зимнем пальто и даже не в куртке. Собираясь к Соловьевой, я привел себя в божий вид - побрился, извлек из шкафа свой единственный выходной костюм, надел белую сорочку и галстук. Конечно, в китайском плаще, финском костюме восьмилетней давности и с несвежим галстуком я все равно выглядел скорее милицейским дубарем, чем щеголем из ФСБ, но - I did my best, то есть я, как говорят американцы, сделал все, что мог.
- Вы к Инне Петровне? Чернобыльский? Идемте, я вас провожу.
Новенький лифт… ковровая дорожка на полу коридора… маленькая приемная с секретарем… небольшой, но дорого обставленный кабинет с видом на Палиху… телевизор, книжный стеллаж и стол, на котором в рамке с косой черной лентой - портрет сорокалетнего толстяка с залысиной и большими умными глазами.
Я изумленно посмотрел на Соловьеву. Только теперь я сообразил, почему она вся в черном - платье, лента в волосах и даже чулки.
- Да, - подтвердила она. - Он умер… вчера. Но вы садитесь. У меня есть четыре минуты, потом я должна ехать в Верховный суд, на процесс. Отменить я его не могу, поэтому я на работе, несмотря на смерть мужа… - Она заглянула в свой настольный календарь. - Павел Андреевич, правильно?
Я кивнул.
- Извините, я сразу к делу. Вы принесли смету вашего ущерба?
Я положил на стол бумагу, составленную и подписанную начальником и главным инженером нашего ЖЭКа. Хотя начальник ЖЭКа уговаривал меня слупить с этой Соловьевой тысячу долларов, я посчитал, что мой мелкий косметический ремонт (который я все равно делать не собираюсь) должен стоить две сотни, а у нижних соседей - от силы полторы.
Соловьева бегло глянула вниз страницы на «итого» и тут же открыла тумбу письменного стола, достала тонкую пачку новеньких пятидесятидолларовых купюр.
- Я вижу, вы не рвач, спасибо, - сказала она, отсчитала ровно 350 долларов и подвинула ко мне. - Но это не все. Я хочу попросить вас об одной услуге. Дело в том, что эту квартиру купил мой муж. Вообщето мы с ним живем… то есть жили, за городом, в Пахре, у нас там дом. Но ему было долго ездить на работу, он был юрисконсультом гостиницы «Аэростар», это рядом. И когда подвернулась эта квартира возле работы, он ее взял так, на всякий случай. И рабочих тоже он нанял. Но теперь… Мне эта квартира не нужна, я буду ее продавать. Поэтому вот вам еще 150 долларов, рассчитайте этих горерабочих. Я, честное слово, не знаю, сколько мы им должны. Если не хватит, вы мне позвоните, хорошо? Только не завтра, завтра похороны. Ладно? - И она встала изза стола, показывая, что спешит.
- Конечно. - Я тоже встал. - Инна Петровна, примите мои соболезнования.
- Спасибо, - ответила она.
На ипподроме шел ремонт трибун, но по мокрым и еще грязным дорожкам уже катили двуколки - жокеи выгуливали коней по первой солнечной погоде, и кони с явным удовольствием бежали по кругу, высоко вскидывая свои тонкие сильные ноги. Был в их красивом грациозном беге даже какойто завораживающий эффект.
Честно говоря, живя столько лет рядом с ипподромом, я никогда не увлекался бегами и не заглядывал сюда чуть ли не с детства. Но теперь… Теперь я вот уже третий день прихожу к гостинице «Бега», стою у металлической решетки ограды ипподрома, смотрю на бегущих по кругу лошадей и думаю…
Нет, я бы не сказал, что я думаю о чемто определенном. Я пенсионер, о чем могут думать пенсионеры? Наверное, мне полагается думать о внуках, но у меня нет ни внуков, ни даже дочки… Может быть, мне полагается вспоминать прожитые годы и «битвы, где вместе сражались они». Но вспоминать битвы в Чечне - нет, нет, упаси меня Бог от этих воспоминаний! А вспоминать своих бывших женщин - зачем?
Нет, я ничего не вспоминал, ни о чем не думал, а только стоял и смотрел на бегущих по кругу лошадей. Если нет фарта, то его нет, как ни крути. Десять тысяч долларов уже практически были у меня в кармане - во всяком случае, я их честно заработал, я нашел эту Полину Суховей. И - все обломилось. И даже мелкий заработок - курировать ремонт верхней квартиры, долларов двести можно было на этом получить - тоже лопнул в связи со смертью мужа этой Соловьевой. You are a loser, mister Chernobylsky. Ты неудачник, ты проигрываешь все, что можешь…
А лошади все бежали по беговой дорожке. Они круто выгибали шеи и хвосты, ритмично стучали копытами, гордо вскидывали головы, и их шоколадные крупы влажно блестели под солнцем. Я любовался ими невольно, и какоето зыбкое ощущение весеннего тепла, солнечнознобящего ветерка и позыва к движению, к бегу вдруг стало заполнять мои суставы, расслабленные бездельем и отчаянием старости…
Какого черта?
Какого черта я тогда не выяснил, почему Кожлаев перед смертью хотел увидеть эту Полину?
Какого черта она отказывалась ехать к нему даже за деньги?
И кто стрелял в Кожлаева?
И что стало с его казино, строительными фирмами, прочими бизнесами и квартирой на Софийской набережной?
А что, если…
Или - да ну его?
Нет, а в чем дело? Почему бы мне, в самом деле, не попробовать - так, ради любопытства… Ну и ради ее зеленых глаз, конечно. В конце концов, разве я не имею права посидеть на скамейке у Патриарших прудов - просто посидеть, как пенсионер. И случайно встретить ее: «О, Полина! Здравствуйте, как поживаете? Извините, что я тогда так грубо…» Нет, лучше сразу на ты, посвойски: «О, Полина! Привет, как поживаешь?» Да, именно так, сверху вниз, покровительственно. Ведь с бабами самое главное сразу взять верный тон - то есть быть хоть чутьчуть, но выше. А если покажешь им, что они чегото стоят или что ты их, не дай Бог, поставил на пьедестал, - все, пиши пропало. Нет, только на ты, сразу на ты…
Как назло, именно в эту субботу с ночи вдруг пошел снег. Да, весь март было плюс шесть - восемь, все уже думали, что весна, а оказалось - дудки, ни с того ни с сего минус пять, и утром метель со снегом. Лебеди на Патриарших обиженно уплыли в свой зеленый дощатый домик; цветочница спрятала гладиолусы и тюльпаны в киоск; на поплавкересторанчике, что возле памятника Крылову, официант опустил матерчатые грибки и унес под навес стулья изза столиков; на детской площадке тоже никого; «бегуны от инфаркта», промочив в снегу свои «найки», разбежались по домам; и даже на стройке соседнего жилого дома для новых русских рабочие ушли на перекур.
Я подмерз вышагивать по дорожке вдоль заснеженных скамеек. Тудасюда мимо подъезда Полины, тудасюда… Конечно, были бы деньги, можно было бы зайти в кафе «Маргарита», что рядом с домом Полины, или в бар «Под роялем», или в «Экипаж» - тут эти заведения со всех сторон пруда, воистину как в Брюсселе, Париже или Амстердаме. Но и цены такие же! На мою месячную пенсию в этом районе нельзя даже пообедать.
Девять утра…
Десять…
Одиннадцать…
Я уже изучил все эскизы будущих здешних дворцов, вывешенных на заборах новостроек, а также все вывески и витрины кафешек, бутиков и маленьких продовольственных магазинчиков. И я уже устал вскидываться и напряженно замирать каждый раз, когда у подъезда Полины притормаживает очередная машина. Черт возьми, а кто мне сказал, что она каждый день приезжает домой после девяти утра? И вообще, может быть, она сейчас в Париже, в Лондоне, в Риме… Она же сказала тогда, что у нее кастинг. То есть она не профессиональная проститутка, а модель. Или это одно и то же? Во всяком случае, она сейчас может быть за границей на какомнибудь фестивале мод или просто с любовником. А я тут мерзну, как последний дурак…
Я подошел к ее подъезду. О, тут появился последний штрих евроремонта - новенький домофон с инструкцией на красивом медном щитке. Следуя этой инструкции, я набрал сначала "0", а потом номер квартиры - «16».
- Who is it? [2]- вдруг спросил из домофона мужской голос.
- ФСБ, - ответил я и добавил поанглийски: - Open up! [3]
К моему изумлению, дверь тут же негромко загудела, я потянул ее на себя и открыл.
Затем, гадая, кто же это мне ответил - или я ошибся и набрал не 16 ю квартиру? - я поднялся лифтом на шестой этаж. Дверь 16 й квартиры была открыта, в ней стоял какойто взлохмаченный конопатый парень в шортах и майке «Toronto Maple Leafs».
- Oh, shit! [4]- сказал он. - Я думать, это FedEx. Who are you? [5]
- I'm from FSB, Federal Security Service [6]. - И я показал свои корочки, но издали, не давая их ему в руки. - And you? [7]
- Вы должны знать, кто я, если звоните мне, - резонно ответил он поанглийски. - Я Кристофер Рафф, корреспондент «Торонто стар».
- Nice meeting you [8], - сказал я по-книжному. - Is Polina home? [9]
- Polina who? [10]
- Полина Суховей. Девушка, которая жила здесь несколько месяцев назад.
- О, эта! К сожалению, она тут больше не живет.
- А вы не знаете, куда она переехала?
- Неа…
- А вы давно здесь?
- Я въехал две недели назад. Она красива?
- Кто?
- Ваша Полина.
Я усмехнулся:
- Да! А почему ты спрашиваешь?
Он тоже усмехнулся:
- На случай, если она появится забрать свою почту.
Я заинтересовался:
- А ты получил ее почту?
- Только одно письмо.
- Дай посмотреть.
- Why? - разом напрягся он и перешел на русский: - Пошему?
- Потому что я из ФСБ. That why, - сказал я жестко. - The girl has vanished, девушка исчезла, и мы ее ищем. Понимаешь?
- But that letter came from her mother. Or sister… [11]
- Откуда ты знаешь?
- 'Cose I can read Russian! [12]- гордо ответил он. - Это написано на конверте: «от Нади Суховей». Надя - это женское имя, верно?
- Дай мне глянуть.
Он поколебался секунду, потом сказал:
- All right, come in [13].
Вслед за ним я зашел в квартиру. И поразился: это был образец того, что может мужчина сделать из уютного женского гнездышка всего за две недели! Розовые гардины на окне заброшены наверх, на кронштейн, так, что окно оголено и смотрит прямо в снежную замять и на крышу новостройки дома через пруд. Под окном вместо софы и телевизора, сдвинутых в угол, стоят табурет и стол с компьютером, принтером, факсмашиной, телефоном и грудой бумаг. Трельяж и косметический столик завалены деловыми папками и видеокассетами, на полу стопки книг, три фотокамеры и магнитофон. На всех стенах вместо исчезнувших фотографий Полины вкривь и вкось наклеены или пришпилены кнопками длинные служебные факсы, вырезки из русских и нерусских газет и notes - памятные записи на листках из блокнота. В пенале кухни полный бардак - гора немытой посуды, грязный кофейник на сковородке. А в алькове на двуспальной кровати хаос из простыней, подушек и шерстяного пледа, и посреди этого хаоса попкой кверху лежит практически голая нимфетка с лицом девицы из ночного клуба «Lips».
- Приветик! - бесстрашно махнула она мне голой ручкой и, повернувшись на бок так, что мне открылись все ее спелые прелести, чиркнула зажигалкой, закуривая «Мальборо».
А Кристофер снял со стены конверт, висевший на кнопке.
- Вот, - сказал он порусски. - But you cannot take it with you. Just take a look here [14].
Я не стал спорить. В конце концов, парень хочет сохранить шанс увидеть Полину, а мне это на руку.
- Хорошо, - сказал я, считывая на конверте адрес отправителя: «Надя Суховей, ул. Приволжская, 16/3, Нижний Новгород». - Let's make a deal. Давай договоримся. Я даже не открою этот конверт. Зато… - Я посмотрел на нимфетку, слушавшую наш разговор, и спросил у нее: - Do you speak English? [15]
- Nupp! [16]- усмехнулся Кристофер.
- Fine [17], - сказал я. - So, as soon as she comes here to pick it up, give me a call. All right? Here is my number… [18]- Я написал на конверте номер своего домашнего телефона и прикнопил этот конверт обратно на стену. - All right? [19]
- Sure [20], - сказал Кристофер.
- До свидания, спасибо. - Я пошел к выходу.
- Good by, - сказала мне вслед нимфетка, махнув ручкой и качнув спелыми яблоками своих сисек.
Кристофер проводил меня до двери и даже вышел за мной на лестничную площадку.
- Всего хорошего, извини за беспокойство, - сказал я ему поанглийски.
- Ничего, - ответил он порусски. И вдруг, поколебавшись, добавил, снова перейдя на английский: - Между прочим… Я хочу вам коечто сказать…
- Что?
- Вы не первый, кто ищет ее.
- Неужели? - деланно удивился я. Было бы странно, если бы никто из любовников не искал эту красотку. - И кто это был?
- Well… - ответил Кристофер. - Знаешь, я всего несколько недель в вашей стране, но, мне кажется, я уже научился различать этих типов. Хочешь взглянуть на него?
- Что ты имеешь в виду? - теперь уже искренне удивился я. Как я могу увидеть того, кто искал тут Полину?
- Постой здесь, - сказал Кристофер и ушел обратно в квартиру, а через минуту вернулся с большим желтым конвертом, вытащил из него три фотографии и протянул их мне.
И тутто у меня вытянулось лицо. На всех трех фото был Рыжий - Виктор Банников, собственной персоной, снятый сверху, из окна 16 й квартиры мощным объективом одной из тех фотокамер, которые лежат там, на полу, на стопке книг. Рыжий Виктор, выходящий из подъезда… Рыжий Виктор, которому телохранитель открывает дверь кожлаевского «мерседеса»… И Рыжий Виктор, садящийся в машину…
Нда, эти иностранцы, которые теперь приезжают к нам, подкованные ребята.
- Ты знаешь его? - спросил Кристофер, заметивший, конечно, изумление на моем лице.
- Немного…
- Он бандит?
- В прошлом… Когда он тут был?
- Две недели назад. В первый же день, как я поселился.
- Что он сказал?
- Он сказал, что эта девушка должна ему много денег. Он дал мне номер своего телефона и сказал, что заплатит мне, если я сообщу ему, когда она придет за своей почтой или мебелью.
- Ты сохранил этот номер?
- Конечно. - И Кристофер показал мне надпись на том же конверте с фотографиями: «768 43 20». Но это не был мобильный Рыжего, это был номер мобильного телефона Кожлаева.
Однако на сей раз я уже владел своим лицом и никак не выдал своих эмоций.
Но Рыжийто каков! Ездит в «мерсе» Кожлаева, пользуется его мобильником и еще ищет, его бывшую телку! Мазохист он, что ли?
- Thank you, Chris, - сказал я, пожимая руку канадцу. - Надеюсь, ты мне позвонишь. Спасибо еще раз.
- Good luck, - ответил он и добавил порусски: - Удачи. Между прочим, у тебя хороший английский. Британский…
- Thanks…
Я вышел из подъезда и поднял голову к окнам на шестом этаже. Сверху, из открытого окна шестнадцатой квартиры на меня смотрел телевик фотокамеры. Я усмехнулся и приветственно поднял руку. И Крис, держа в одной руке фотоаппарат и снимая меня, приветственно поднял вторую.
Нда, думал я, шагая по снегу в сторону Садового кольца, этот парень далеко пойдет. Даже у нас в Москве…
Однако представить себе, как далеко может пойти этот Крис у нас или в Канаде, я не успел - буквально через тридцать шагов, на углу Малой Бронной и Благовещенского переулка, как раз у забора стройки новой «элитки», передо мной вдруг остановился внедорожник «чероки», трое лбов быстро вышли из него, тут же взяли меня под локти и, сунув под правое ребро чтото тупое, как дуло, сказали негромко:
- Не дергайся. В машину.
Мне не завязывали глаза, не связывали руки, и вообще все было вполне цивильно и корректно. За исключением, конечно, того, что у меня под ребром все время держали дуло.
«Чероки» выехал из Москвы и покатил по заснеженному РублевоУспенскому шоссе. Была суббота, чуть после полудня, пустое шоссе переметало солнечным снегом почти по Пушкину: мороз и солнце, день чудесный… Если бы слева и справа меня не прижимали эти «шкафы», лучшей погоды для загородной прогулки и не придумаешь. Я знал, что заговаривать с этими бугаями без толку, и просто смотрел на дорогу. Мы миновали Раздоры, потом «Царскую охоту». Теперь по обе стороны дороги пошли приснеженные ельники и дачные заборы, за которыми стоят свежие, толькотолько построенные трехэтажные кирпичные хоромы наших новых боярнуворишей. Их просто распирает от показного богатства и самоуверенности. Страна, которая всего пятнадцать лет назад формально принадлежала народу, а тайно - маленькой корпорации по имени «ЦК КПСС», теперь принадлежит им, обитателям Рублевки, Николиной горы и еще двухтрех элитнокурортных зон, и они не скрывают этого, а, наоборот, кичатся своей властью и деньгами, ездят в «мерседесах» и «ауди» с мигалками и сиренами, строят себе дворцы и даже привозят итальянских дизайнеров, кипрский мрамор и французскую старинную мебель - совсем как когдато графья Шереметев или Орлов.
В Жуковке машина свернула с шоссе налево и въехала в распахнувшиеся перед нами ворота большой двухэтажной дачи. Я узнал ее - это была дача Кожлаева. Когдато, давнымдавно, в моей прежней рабочей жизни меня уже привозили сюда - правда, без конвоя. Тогда Кожлаев предлагал мне 50 тысяч зеленых, чтобы я не закрывал два его казино. А когда я отказался, спросил:
- А сколько ты хочешь?
- Нисколько.
- Не физди! А то я не знаю ваши приколы! Налетаете на казино, находите причину его закрыть и называете цену. Все так делают. Сколько ты хочешь?
- Я же сказал: нисколько.
- Паачему? - удивился он, сдерживая свой вспыльчивый темперамент, но уже выходя из чистого московского произношения в кавказский акцент.
- Потому что это моя страна, всех вы тут не купите.
- А не купим - перестреляем… - усмехнулся он, достал из ящика стола «глок» и стал стрелять, явно беря меня на арапа - пули за моей спиной уходили в карельскую березу стенной обшивки буквально ореолом вокруг моей головы. - Ну? - говорил он после каждого выстрела. - Ваазьмешь деньги? Лучше вазьми!
Но я знал, что Кожлаев - мастер спорта по стрельбе, и не дрогнул. Во всяком случае, наружно.
- Сука! - сказал Кожлаев, расстреляв всю обойму. - Неужели правда закроешь мне казино?
- Закрою.
- И бабки не возьмешь?
- Не возьму.
- Ну и мудак! Увезите его…
Он был абсолютно прав. От того, что у него стало на два казино меньше, казна не пополнилась ни центом, дефолт не был отсрочен ни на день и моя зарплата не увеличилась даже на рубль!
…Но теперь вместо Кожлаева меня в том же парадном холле дачи хозяйски встретил Рыжий - Банников Виктор Васильевич. Точнее, это меня провели к нему после того, как дивизия его охранников обыскала меня в прихожей тщательно, до исподнего.
Рыжий сидел у камина в домашних тапочках на босу ногу и в банном халате, подкладывал в огонь сухие березовые поленья и ворошил их изящной кочергой из витого чугуна.
- Так! - сказал он. - Ну, колись: зачем ты к ней пришел?
С бандитами, как с бабами, тоже важно сразу взять верный тон. Я усмехнулся:
- У нас любовь.
Рыжий невольно улыбнулся, представив, наверное, меня рядом с этой Полиной.
- Нуну… - сказал он. - И где же она?
- Она… - Я тянул время, соображая: Рыжий живет на даче Кожлаева, ездит в его «мерсе», пользуется его телефоном и уже как минимум две недели держит под наблюдением квартиру Полины - потому меня и сгребли там его молодчики. А Полина съехала с квартиры, бросив даже свою мебель. И значит…
- Ну? - нетерпеливо сказал Рыжий. - Где твоя любовь?
- Тебя нужно спросить, - сделал я первый ход. - Это ты ее спугнул?
Он хмыкнул:
- Хм, соображаешь… И всетаки какие у тебя с ней дела?
Так, сказал я себе, спокойно. С этим парнем нужно быть начеку. Кожлаев поручил мне найти Полину, и врачи сказали, что он проживет двадцать четыре часа. Но стоило мне позвонить Рыжему и сказать, что я эту Полину нашел, как Кожлаев умер. Под охраной Рыжего… Идем дальше: две недели назад Рыжий почемуто сам стал искать Полину, но спугнул ее так, что она съехала с квартиры. Виделся я с ней до этого, после смерти Кожлаева, или не виделся, он не знает, и ее новгородский адрес - тоже. То есть этот адрес на Малой Бронной, 32, который я назвал ему, когда сказал, чтобы он прислал туда «мерседес», - единственное, что он о ней знает, и потому держит под наблюдением ее квартиру, для него это единственная ниточка. Но зачем ему Полина? Сначала Кожлаев разыскивал эту Полину, а теперь Рыжий. Причем если он уже полгода знает ее адрес, то почему вышел на нее только две недели назад?
- Может, дашь мне выпить? - сказал я.
- Бери сам… - Рыжий кивнул на стойку бара, уставленную импортными бутылками.
Так, похоже, стрелять не будут, иначе выпить не дали бы. Я подошел к бару и коротко глянул за окно. Заснеженный двор был обнесен таким высоким бетонным забором, что у соседних дач даже крыш не видно. А сбоку, у веранды, орава дюжих, с офицерской выправкой охранников Рыжего жарила на мангале шашлыки, и в форточку потянуло бараниной так остро, что у меня разом подвело желудок и слюна заполнила рот. То, что Рыжий завел себе профессиональную армейскую охрану, да еще раз в пять больше, чем была у Кожлаева, наводило на определенные размышления, но сейчас мне было не до них. Я сглотнул слюну, плеснул себе коньяк в пузатый коньячный бокал и спросил:
- Тебе налить?
- Нет, - сказал Рыжий. - Ну! Зачем ты к ней ходил?
- Хотел узнать, для чего Кожун вызывал ее в больницу. - Я сел за стол, наслаждаясь давно забытым вкусом хорошего коньяка. А этот коньяк был не просто хорошим, это был бархатномягкий настоящий французский «Старый миллионер».
- А на хрена тебе это знать?
- Да так…
- Ты ведь уже на пенсии.
Интересно, откуда он это знает? Неужели к Рыжему перешли не только дом и машина Кожлаева, но и его связи в нашей конторе?
- А? - требовательно сказал он, но тут в дверь просунулась голова пожилого секретаряохранника с мобильником.
- Виктор Васильевич, Насурбаев.
«Ничего себе!» - подумал я, но удержал в лице индифферентность. А Рыжий, коротко глянув на меня, взял трубку и сказал неожиданно угодливым голосом:
- Алло, добрый день, Султан Ашимович! То есть у вас уже вечер…
Я поразился этой трансформации. Рыжий вынужденно демонстрировал мне свою принадлежность к особой породе людейхамелеонов, способных мгновенно переходить из одного образа в другой, из хамов и бандитов - в льстивых и мягких обаяшек и даже интеллигентов. Этот дар куда больше актерского, это почти полное перевоплощение - настолько естественное, словно в одном и том же человеке сидит несколько личностей, и он по мере необходимости просто меняет их, как костюмы или галстуки. Но это и самый опасный тип, потому что такие люди умеют предстать перед вами именно в том виде, который вам особенно приятен, а затем влезть под кожу, присосаться к вашим делам, деньгам и связям и выжать из вас все, что только можно и нельзя. Я думаю, этот дар должен быть у многих политиков, причем самых известных, и теперь я видел этот тип перед собой - в деле, в работе.
- Все получили? - говорил Рыжий какимто особым, низким и обволакивающевкрадчивым, как вкус «Старого миллионера», голосом. - Ну что вы, Султан Ашимович, не стоит! Вы же знаете, для вас я всегда… Сколько? Еще шесть для средней школы?.. Я попробую… Да не в этом дело, Султан Ашимович! Что вы! Просто, вы сами знаете, их очень медленно печатают… Конечно, я постараюсь, о чем вы говорите?! Да это я понимаю!.. Нет, зачем? Я могу и в кредит… Спасибо… Конечно… Привет вашей дочке, до свидания… - Рыжий дал отбой, посмотрел на меня и объяснил уже совсем иным, будничным тоном: - Вот, оказываю эту, как ее, гуманитарную помощь - учебники посылаю Насурбаеву для средних школ…
- Здорово! - сказал я. Действительно здорово - особенно если учесть, что «учебниками для средней школы» мы в Афгане шифровали ракеты средней дальности полета. А теперь этот Рыжий поставляет «учебники» в Среднюю Азию. Интересно, он сам так высоко взлетел или и это ему досталось по наследству от Кожлаева?
- Масик! - крикнул Рыжий за дверь. На пороге тут же вырос пятидесятилетний не то секретарь, не то охранник. Рыжий протянул ему телефонную трубку: - Забери, бля! Меня нет, понимаешь? У меня аборт, месячные, сифилис - все, что хочешь! Ты понял?
- Понял, Виктор Васильевич. - «Масик», который был старше Рыжего почти вдвое, а носил собачью кличку, испуганно взял трубку и закрыл за собой дверь.
- Не дают расслабиться, суки! Даже в субботу… - пожаловался мне Рыжий. - Да, так что? Долго ты будешь мне яйца морочить? Зачем ты к Полине ходил?
- Я уже сказал. Я же на пенсии, мне делать нечего, вот и решил узнать, почему Кожун перед смертью именно ее захотел. Неужели она самая вкусная из всех его телок?
Рыжий долго - с минуту - разглядывал меня в упор, не веря, что я сказал почти чистую правду. Потом встал, подошел к бару, плеснул себе тоже коньяка в бокал.
- А что я должен делать?
- Ну, просто следить за ремонтом. А если вы понимаете в строительном деле… - Она посмотрела на часы. - Знаете что? Мне через десять минут нужно быть в больнице, а то врачи разойдутся. Вот моя визитка. - Она открыла маленькую черную сумочку, достала визитку и протянула мне. - Позвоните и приезжайте ко мне на работу, мы там все обсудим. И захватите с собой смету на ущерб, причиненный вашей квартире и квартире нижних соседей. Как вас звать?
Я посмотрел ей в глаза:
- А что с вашим мужем?
- К сожалению, инсульт.
Российский Промышленноинвестиционный Банк
СОЛОВЬЕВА Инна Петровна
Заместитель председателя правления
Начальник юридической службы
Кандидат юридических наук
Москва, ул. Палиха, 46.
Тел. (095) 452 12 73. Факс (095) 452 12 79.
EMail: solovyova@rpib.ru
Здание банка было новенькое, краснокирпичное, семиэтажное, у входа в два ряда стояли «мерседесы», «БМВ» и импортные внедорожники. На гранитном крыльце дежурили крутоплечие охранники. Хотя на улице было попрежнему всего плюс шесть или восемь, они были только в костюмах.
Впрочем, я тоже был не в зимнем пальто и даже не в куртке. Собираясь к Соловьевой, я привел себя в божий вид - побрился, извлек из шкафа свой единственный выходной костюм, надел белую сорочку и галстук. Конечно, в китайском плаще, финском костюме восьмилетней давности и с несвежим галстуком я все равно выглядел скорее милицейским дубарем, чем щеголем из ФСБ, но - I did my best, то есть я, как говорят американцы, сделал все, что мог.
- Вы к Инне Петровне? Чернобыльский? Идемте, я вас провожу.
Новенький лифт… ковровая дорожка на полу коридора… маленькая приемная с секретарем… небольшой, но дорого обставленный кабинет с видом на Палиху… телевизор, книжный стеллаж и стол, на котором в рамке с косой черной лентой - портрет сорокалетнего толстяка с залысиной и большими умными глазами.
Я изумленно посмотрел на Соловьеву. Только теперь я сообразил, почему она вся в черном - платье, лента в волосах и даже чулки.
- Да, - подтвердила она. - Он умер… вчера. Но вы садитесь. У меня есть четыре минуты, потом я должна ехать в Верховный суд, на процесс. Отменить я его не могу, поэтому я на работе, несмотря на смерть мужа… - Она заглянула в свой настольный календарь. - Павел Андреевич, правильно?
Я кивнул.
- Извините, я сразу к делу. Вы принесли смету вашего ущерба?
Я положил на стол бумагу, составленную и подписанную начальником и главным инженером нашего ЖЭКа. Хотя начальник ЖЭКа уговаривал меня слупить с этой Соловьевой тысячу долларов, я посчитал, что мой мелкий косметический ремонт (который я все равно делать не собираюсь) должен стоить две сотни, а у нижних соседей - от силы полторы.
Соловьева бегло глянула вниз страницы на «итого» и тут же открыла тумбу письменного стола, достала тонкую пачку новеньких пятидесятидолларовых купюр.
- Я вижу, вы не рвач, спасибо, - сказала она, отсчитала ровно 350 долларов и подвинула ко мне. - Но это не все. Я хочу попросить вас об одной услуге. Дело в том, что эту квартиру купил мой муж. Вообщето мы с ним живем… то есть жили, за городом, в Пахре, у нас там дом. Но ему было долго ездить на работу, он был юрисконсультом гостиницы «Аэростар», это рядом. И когда подвернулась эта квартира возле работы, он ее взял так, на всякий случай. И рабочих тоже он нанял. Но теперь… Мне эта квартира не нужна, я буду ее продавать. Поэтому вот вам еще 150 долларов, рассчитайте этих горерабочих. Я, честное слово, не знаю, сколько мы им должны. Если не хватит, вы мне позвоните, хорошо? Только не завтра, завтра похороны. Ладно? - И она встала изза стола, показывая, что спешит.
- Конечно. - Я тоже встал. - Инна Петровна, примите мои соболезнования.
- Спасибо, - ответила она.
На ипподроме шел ремонт трибун, но по мокрым и еще грязным дорожкам уже катили двуколки - жокеи выгуливали коней по первой солнечной погоде, и кони с явным удовольствием бежали по кругу, высоко вскидывая свои тонкие сильные ноги. Был в их красивом грациозном беге даже какойто завораживающий эффект.
Честно говоря, живя столько лет рядом с ипподромом, я никогда не увлекался бегами и не заглядывал сюда чуть ли не с детства. Но теперь… Теперь я вот уже третий день прихожу к гостинице «Бега», стою у металлической решетки ограды ипподрома, смотрю на бегущих по кругу лошадей и думаю…
Нет, я бы не сказал, что я думаю о чемто определенном. Я пенсионер, о чем могут думать пенсионеры? Наверное, мне полагается думать о внуках, но у меня нет ни внуков, ни даже дочки… Может быть, мне полагается вспоминать прожитые годы и «битвы, где вместе сражались они». Но вспоминать битвы в Чечне - нет, нет, упаси меня Бог от этих воспоминаний! А вспоминать своих бывших женщин - зачем?
Нет, я ничего не вспоминал, ни о чем не думал, а только стоял и смотрел на бегущих по кругу лошадей. Если нет фарта, то его нет, как ни крути. Десять тысяч долларов уже практически были у меня в кармане - во всяком случае, я их честно заработал, я нашел эту Полину Суховей. И - все обломилось. И даже мелкий заработок - курировать ремонт верхней квартиры, долларов двести можно было на этом получить - тоже лопнул в связи со смертью мужа этой Соловьевой. You are a loser, mister Chernobylsky. Ты неудачник, ты проигрываешь все, что можешь…
А лошади все бежали по беговой дорожке. Они круто выгибали шеи и хвосты, ритмично стучали копытами, гордо вскидывали головы, и их шоколадные крупы влажно блестели под солнцем. Я любовался ими невольно, и какоето зыбкое ощущение весеннего тепла, солнечнознобящего ветерка и позыва к движению, к бегу вдруг стало заполнять мои суставы, расслабленные бездельем и отчаянием старости…
Какого черта?
Какого черта я тогда не выяснил, почему Кожлаев перед смертью хотел увидеть эту Полину?
Какого черта она отказывалась ехать к нему даже за деньги?
И кто стрелял в Кожлаева?
И что стало с его казино, строительными фирмами, прочими бизнесами и квартирой на Софийской набережной?
А что, если…
Или - да ну его?
Нет, а в чем дело? Почему бы мне, в самом деле, не попробовать - так, ради любопытства… Ну и ради ее зеленых глаз, конечно. В конце концов, разве я не имею права посидеть на скамейке у Патриарших прудов - просто посидеть, как пенсионер. И случайно встретить ее: «О, Полина! Здравствуйте, как поживаете? Извините, что я тогда так грубо…» Нет, лучше сразу на ты, посвойски: «О, Полина! Привет, как поживаешь?» Да, именно так, сверху вниз, покровительственно. Ведь с бабами самое главное сразу взять верный тон - то есть быть хоть чутьчуть, но выше. А если покажешь им, что они чегото стоят или что ты их, не дай Бог, поставил на пьедестал, - все, пиши пропало. Нет, только на ты, сразу на ты…
Как назло, именно в эту субботу с ночи вдруг пошел снег. Да, весь март было плюс шесть - восемь, все уже думали, что весна, а оказалось - дудки, ни с того ни с сего минус пять, и утром метель со снегом. Лебеди на Патриарших обиженно уплыли в свой зеленый дощатый домик; цветочница спрятала гладиолусы и тюльпаны в киоск; на поплавкересторанчике, что возле памятника Крылову, официант опустил матерчатые грибки и унес под навес стулья изза столиков; на детской площадке тоже никого; «бегуны от инфаркта», промочив в снегу свои «найки», разбежались по домам; и даже на стройке соседнего жилого дома для новых русских рабочие ушли на перекур.
Я подмерз вышагивать по дорожке вдоль заснеженных скамеек. Тудасюда мимо подъезда Полины, тудасюда… Конечно, были бы деньги, можно было бы зайти в кафе «Маргарита», что рядом с домом Полины, или в бар «Под роялем», или в «Экипаж» - тут эти заведения со всех сторон пруда, воистину как в Брюсселе, Париже или Амстердаме. Но и цены такие же! На мою месячную пенсию в этом районе нельзя даже пообедать.
Девять утра…
Десять…
Одиннадцать…
Я уже изучил все эскизы будущих здешних дворцов, вывешенных на заборах новостроек, а также все вывески и витрины кафешек, бутиков и маленьких продовольственных магазинчиков. И я уже устал вскидываться и напряженно замирать каждый раз, когда у подъезда Полины притормаживает очередная машина. Черт возьми, а кто мне сказал, что она каждый день приезжает домой после девяти утра? И вообще, может быть, она сейчас в Париже, в Лондоне, в Риме… Она же сказала тогда, что у нее кастинг. То есть она не профессиональная проститутка, а модель. Или это одно и то же? Во всяком случае, она сейчас может быть за границей на какомнибудь фестивале мод или просто с любовником. А я тут мерзну, как последний дурак…
Я подошел к ее подъезду. О, тут появился последний штрих евроремонта - новенький домофон с инструкцией на красивом медном щитке. Следуя этой инструкции, я набрал сначала "0", а потом номер квартиры - «16».
- Who is it? [2]- вдруг спросил из домофона мужской голос.
- ФСБ, - ответил я и добавил поанглийски: - Open up! [3]
К моему изумлению, дверь тут же негромко загудела, я потянул ее на себя и открыл.
Затем, гадая, кто же это мне ответил - или я ошибся и набрал не 16 ю квартиру? - я поднялся лифтом на шестой этаж. Дверь 16 й квартиры была открыта, в ней стоял какойто взлохмаченный конопатый парень в шортах и майке «Toronto Maple Leafs».
- Oh, shit! [4]- сказал он. - Я думать, это FedEx. Who are you? [5]
- I'm from FSB, Federal Security Service [6]. - И я показал свои корочки, но издали, не давая их ему в руки. - And you? [7]
- Вы должны знать, кто я, если звоните мне, - резонно ответил он поанглийски. - Я Кристофер Рафф, корреспондент «Торонто стар».
- Nice meeting you [8], - сказал я по-книжному. - Is Polina home? [9]
- Polina who? [10]
- Полина Суховей. Девушка, которая жила здесь несколько месяцев назад.
- О, эта! К сожалению, она тут больше не живет.
- А вы не знаете, куда она переехала?
- Неа…
- А вы давно здесь?
- Я въехал две недели назад. Она красива?
- Кто?
- Ваша Полина.
Я усмехнулся:
- Да! А почему ты спрашиваешь?
Он тоже усмехнулся:
- На случай, если она появится забрать свою почту.
Я заинтересовался:
- А ты получил ее почту?
- Только одно письмо.
- Дай посмотреть.
- Why? - разом напрягся он и перешел на русский: - Пошему?
- Потому что я из ФСБ. That why, - сказал я жестко. - The girl has vanished, девушка исчезла, и мы ее ищем. Понимаешь?
- But that letter came from her mother. Or sister… [11]
- Откуда ты знаешь?
- 'Cose I can read Russian! [12]- гордо ответил он. - Это написано на конверте: «от Нади Суховей». Надя - это женское имя, верно?
- Дай мне глянуть.
Он поколебался секунду, потом сказал:
- All right, come in [13].
Вслед за ним я зашел в квартиру. И поразился: это был образец того, что может мужчина сделать из уютного женского гнездышка всего за две недели! Розовые гардины на окне заброшены наверх, на кронштейн, так, что окно оголено и смотрит прямо в снежную замять и на крышу новостройки дома через пруд. Под окном вместо софы и телевизора, сдвинутых в угол, стоят табурет и стол с компьютером, принтером, факсмашиной, телефоном и грудой бумаг. Трельяж и косметический столик завалены деловыми папками и видеокассетами, на полу стопки книг, три фотокамеры и магнитофон. На всех стенах вместо исчезнувших фотографий Полины вкривь и вкось наклеены или пришпилены кнопками длинные служебные факсы, вырезки из русских и нерусских газет и notes - памятные записи на листках из блокнота. В пенале кухни полный бардак - гора немытой посуды, грязный кофейник на сковородке. А в алькове на двуспальной кровати хаос из простыней, подушек и шерстяного пледа, и посреди этого хаоса попкой кверху лежит практически голая нимфетка с лицом девицы из ночного клуба «Lips».
- Приветик! - бесстрашно махнула она мне голой ручкой и, повернувшись на бок так, что мне открылись все ее спелые прелести, чиркнула зажигалкой, закуривая «Мальборо».
А Кристофер снял со стены конверт, висевший на кнопке.
- Вот, - сказал он порусски. - But you cannot take it with you. Just take a look here [14].
Я не стал спорить. В конце концов, парень хочет сохранить шанс увидеть Полину, а мне это на руку.
- Хорошо, - сказал я, считывая на конверте адрес отправителя: «Надя Суховей, ул. Приволжская, 16/3, Нижний Новгород». - Let's make a deal. Давай договоримся. Я даже не открою этот конверт. Зато… - Я посмотрел на нимфетку, слушавшую наш разговор, и спросил у нее: - Do you speak English? [15]
- Nupp! [16]- усмехнулся Кристофер.
- Fine [17], - сказал я. - So, as soon as she comes here to pick it up, give me a call. All right? Here is my number… [18]- Я написал на конверте номер своего домашнего телефона и прикнопил этот конверт обратно на стену. - All right? [19]
- Sure [20], - сказал Кристофер.
- До свидания, спасибо. - Я пошел к выходу.
- Good by, - сказала мне вслед нимфетка, махнув ручкой и качнув спелыми яблоками своих сисек.
Кристофер проводил меня до двери и даже вышел за мной на лестничную площадку.
- Всего хорошего, извини за беспокойство, - сказал я ему поанглийски.
- Ничего, - ответил он порусски. И вдруг, поколебавшись, добавил, снова перейдя на английский: - Между прочим… Я хочу вам коечто сказать…
- Что?
- Вы не первый, кто ищет ее.
- Неужели? - деланно удивился я. Было бы странно, если бы никто из любовников не искал эту красотку. - И кто это был?
- Well… - ответил Кристофер. - Знаешь, я всего несколько недель в вашей стране, но, мне кажется, я уже научился различать этих типов. Хочешь взглянуть на него?
- Что ты имеешь в виду? - теперь уже искренне удивился я. Как я могу увидеть того, кто искал тут Полину?
- Постой здесь, - сказал Кристофер и ушел обратно в квартиру, а через минуту вернулся с большим желтым конвертом, вытащил из него три фотографии и протянул их мне.
И тутто у меня вытянулось лицо. На всех трех фото был Рыжий - Виктор Банников, собственной персоной, снятый сверху, из окна 16 й квартиры мощным объективом одной из тех фотокамер, которые лежат там, на полу, на стопке книг. Рыжий Виктор, выходящий из подъезда… Рыжий Виктор, которому телохранитель открывает дверь кожлаевского «мерседеса»… И Рыжий Виктор, садящийся в машину…
Нда, эти иностранцы, которые теперь приезжают к нам, подкованные ребята.
- Ты знаешь его? - спросил Кристофер, заметивший, конечно, изумление на моем лице.
- Немного…
- Он бандит?
- В прошлом… Когда он тут был?
- Две недели назад. В первый же день, как я поселился.
- Что он сказал?
- Он сказал, что эта девушка должна ему много денег. Он дал мне номер своего телефона и сказал, что заплатит мне, если я сообщу ему, когда она придет за своей почтой или мебелью.
- Ты сохранил этот номер?
- Конечно. - И Кристофер показал мне надпись на том же конверте с фотографиями: «768 43 20». Но это не был мобильный Рыжего, это был номер мобильного телефона Кожлаева.
Однако на сей раз я уже владел своим лицом и никак не выдал своих эмоций.
Но Рыжийто каков! Ездит в «мерсе» Кожлаева, пользуется его мобильником и еще ищет, его бывшую телку! Мазохист он, что ли?
- Thank you, Chris, - сказал я, пожимая руку канадцу. - Надеюсь, ты мне позвонишь. Спасибо еще раз.
- Good luck, - ответил он и добавил порусски: - Удачи. Между прочим, у тебя хороший английский. Британский…
- Thanks…
Я вышел из подъезда и поднял голову к окнам на шестом этаже. Сверху, из открытого окна шестнадцатой квартиры на меня смотрел телевик фотокамеры. Я усмехнулся и приветственно поднял руку. И Крис, держа в одной руке фотоаппарат и снимая меня, приветственно поднял вторую.
Нда, думал я, шагая по снегу в сторону Садового кольца, этот парень далеко пойдет. Даже у нас в Москве…
Однако представить себе, как далеко может пойти этот Крис у нас или в Канаде, я не успел - буквально через тридцать шагов, на углу Малой Бронной и Благовещенского переулка, как раз у забора стройки новой «элитки», передо мной вдруг остановился внедорожник «чероки», трое лбов быстро вышли из него, тут же взяли меня под локти и, сунув под правое ребро чтото тупое, как дуло, сказали негромко:
- Не дергайся. В машину.
Мне не завязывали глаза, не связывали руки, и вообще все было вполне цивильно и корректно. За исключением, конечно, того, что у меня под ребром все время держали дуло.
«Чероки» выехал из Москвы и покатил по заснеженному РублевоУспенскому шоссе. Была суббота, чуть после полудня, пустое шоссе переметало солнечным снегом почти по Пушкину: мороз и солнце, день чудесный… Если бы слева и справа меня не прижимали эти «шкафы», лучшей погоды для загородной прогулки и не придумаешь. Я знал, что заговаривать с этими бугаями без толку, и просто смотрел на дорогу. Мы миновали Раздоры, потом «Царскую охоту». Теперь по обе стороны дороги пошли приснеженные ельники и дачные заборы, за которыми стоят свежие, толькотолько построенные трехэтажные кирпичные хоромы наших новых боярнуворишей. Их просто распирает от показного богатства и самоуверенности. Страна, которая всего пятнадцать лет назад формально принадлежала народу, а тайно - маленькой корпорации по имени «ЦК КПСС», теперь принадлежит им, обитателям Рублевки, Николиной горы и еще двухтрех элитнокурортных зон, и они не скрывают этого, а, наоборот, кичатся своей властью и деньгами, ездят в «мерседесах» и «ауди» с мигалками и сиренами, строят себе дворцы и даже привозят итальянских дизайнеров, кипрский мрамор и французскую старинную мебель - совсем как когдато графья Шереметев или Орлов.
В Жуковке машина свернула с шоссе налево и въехала в распахнувшиеся перед нами ворота большой двухэтажной дачи. Я узнал ее - это была дача Кожлаева. Когдато, давнымдавно, в моей прежней рабочей жизни меня уже привозили сюда - правда, без конвоя. Тогда Кожлаев предлагал мне 50 тысяч зеленых, чтобы я не закрывал два его казино. А когда я отказался, спросил:
- А сколько ты хочешь?
- Нисколько.
- Не физди! А то я не знаю ваши приколы! Налетаете на казино, находите причину его закрыть и называете цену. Все так делают. Сколько ты хочешь?
- Я же сказал: нисколько.
- Паачему? - удивился он, сдерживая свой вспыльчивый темперамент, но уже выходя из чистого московского произношения в кавказский акцент.
- Потому что это моя страна, всех вы тут не купите.
- А не купим - перестреляем… - усмехнулся он, достал из ящика стола «глок» и стал стрелять, явно беря меня на арапа - пули за моей спиной уходили в карельскую березу стенной обшивки буквально ореолом вокруг моей головы. - Ну? - говорил он после каждого выстрела. - Ваазьмешь деньги? Лучше вазьми!
Но я знал, что Кожлаев - мастер спорта по стрельбе, и не дрогнул. Во всяком случае, наружно.
- Сука! - сказал Кожлаев, расстреляв всю обойму. - Неужели правда закроешь мне казино?
- Закрою.
- И бабки не возьмешь?
- Не возьму.
- Ну и мудак! Увезите его…
Он был абсолютно прав. От того, что у него стало на два казино меньше, казна не пополнилась ни центом, дефолт не был отсрочен ни на день и моя зарплата не увеличилась даже на рубль!
…Но теперь вместо Кожлаева меня в том же парадном холле дачи хозяйски встретил Рыжий - Банников Виктор Васильевич. Точнее, это меня провели к нему после того, как дивизия его охранников обыскала меня в прихожей тщательно, до исподнего.
Рыжий сидел у камина в домашних тапочках на босу ногу и в банном халате, подкладывал в огонь сухие березовые поленья и ворошил их изящной кочергой из витого чугуна.
- Так! - сказал он. - Ну, колись: зачем ты к ней пришел?
С бандитами, как с бабами, тоже важно сразу взять верный тон. Я усмехнулся:
- У нас любовь.
Рыжий невольно улыбнулся, представив, наверное, меня рядом с этой Полиной.
- Нуну… - сказал он. - И где же она?
- Она… - Я тянул время, соображая: Рыжий живет на даче Кожлаева, ездит в его «мерсе», пользуется его телефоном и уже как минимум две недели держит под наблюдением квартиру Полины - потому меня и сгребли там его молодчики. А Полина съехала с квартиры, бросив даже свою мебель. И значит…
- Ну? - нетерпеливо сказал Рыжий. - Где твоя любовь?
- Тебя нужно спросить, - сделал я первый ход. - Это ты ее спугнул?
Он хмыкнул:
- Хм, соображаешь… И всетаки какие у тебя с ней дела?
Так, сказал я себе, спокойно. С этим парнем нужно быть начеку. Кожлаев поручил мне найти Полину, и врачи сказали, что он проживет двадцать четыре часа. Но стоило мне позвонить Рыжему и сказать, что я эту Полину нашел, как Кожлаев умер. Под охраной Рыжего… Идем дальше: две недели назад Рыжий почемуто сам стал искать Полину, но спугнул ее так, что она съехала с квартиры. Виделся я с ней до этого, после смерти Кожлаева, или не виделся, он не знает, и ее новгородский адрес - тоже. То есть этот адрес на Малой Бронной, 32, который я назвал ему, когда сказал, чтобы он прислал туда «мерседес», - единственное, что он о ней знает, и потому держит под наблюдением ее квартиру, для него это единственная ниточка. Но зачем ему Полина? Сначала Кожлаев разыскивал эту Полину, а теперь Рыжий. Причем если он уже полгода знает ее адрес, то почему вышел на нее только две недели назад?
- Может, дашь мне выпить? - сказал я.
- Бери сам… - Рыжий кивнул на стойку бара, уставленную импортными бутылками.
Так, похоже, стрелять не будут, иначе выпить не дали бы. Я подошел к бару и коротко глянул за окно. Заснеженный двор был обнесен таким высоким бетонным забором, что у соседних дач даже крыш не видно. А сбоку, у веранды, орава дюжих, с офицерской выправкой охранников Рыжего жарила на мангале шашлыки, и в форточку потянуло бараниной так остро, что у меня разом подвело желудок и слюна заполнила рот. То, что Рыжий завел себе профессиональную армейскую охрану, да еще раз в пять больше, чем была у Кожлаева, наводило на определенные размышления, но сейчас мне было не до них. Я сглотнул слюну, плеснул себе коньяк в пузатый коньячный бокал и спросил:
- Тебе налить?
- Нет, - сказал Рыжий. - Ну! Зачем ты к ней ходил?
- Хотел узнать, для чего Кожун вызывал ее в больницу. - Я сел за стол, наслаждаясь давно забытым вкусом хорошего коньяка. А этот коньяк был не просто хорошим, это был бархатномягкий настоящий французский «Старый миллионер».
- А на хрена тебе это знать?
- Да так…
- Ты ведь уже на пенсии.
Интересно, откуда он это знает? Неужели к Рыжему перешли не только дом и машина Кожлаева, но и его связи в нашей конторе?
- А? - требовательно сказал он, но тут в дверь просунулась голова пожилого секретаряохранника с мобильником.
- Виктор Васильевич, Насурбаев.
«Ничего себе!» - подумал я, но удержал в лице индифферентность. А Рыжий, коротко глянув на меня, взял трубку и сказал неожиданно угодливым голосом:
- Алло, добрый день, Султан Ашимович! То есть у вас уже вечер…
Я поразился этой трансформации. Рыжий вынужденно демонстрировал мне свою принадлежность к особой породе людейхамелеонов, способных мгновенно переходить из одного образа в другой, из хамов и бандитов - в льстивых и мягких обаяшек и даже интеллигентов. Этот дар куда больше актерского, это почти полное перевоплощение - настолько естественное, словно в одном и том же человеке сидит несколько личностей, и он по мере необходимости просто меняет их, как костюмы или галстуки. Но это и самый опасный тип, потому что такие люди умеют предстать перед вами именно в том виде, который вам особенно приятен, а затем влезть под кожу, присосаться к вашим делам, деньгам и связям и выжать из вас все, что только можно и нельзя. Я думаю, этот дар должен быть у многих политиков, причем самых известных, и теперь я видел этот тип перед собой - в деле, в работе.
- Все получили? - говорил Рыжий какимто особым, низким и обволакивающевкрадчивым, как вкус «Старого миллионера», голосом. - Ну что вы, Султан Ашимович, не стоит! Вы же знаете, для вас я всегда… Сколько? Еще шесть для средней школы?.. Я попробую… Да не в этом дело, Султан Ашимович! Что вы! Просто, вы сами знаете, их очень медленно печатают… Конечно, я постараюсь, о чем вы говорите?! Да это я понимаю!.. Нет, зачем? Я могу и в кредит… Спасибо… Конечно… Привет вашей дочке, до свидания… - Рыжий дал отбой, посмотрел на меня и объяснил уже совсем иным, будничным тоном: - Вот, оказываю эту, как ее, гуманитарную помощь - учебники посылаю Насурбаеву для средних школ…
- Здорово! - сказал я. Действительно здорово - особенно если учесть, что «учебниками для средней школы» мы в Афгане шифровали ракеты средней дальности полета. А теперь этот Рыжий поставляет «учебники» в Среднюю Азию. Интересно, он сам так высоко взлетел или и это ему досталось по наследству от Кожлаева?
- Масик! - крикнул Рыжий за дверь. На пороге тут же вырос пятидесятилетний не то секретарь, не то охранник. Рыжий протянул ему телефонную трубку: - Забери, бля! Меня нет, понимаешь? У меня аборт, месячные, сифилис - все, что хочешь! Ты понял?
- Понял, Виктор Васильевич. - «Масик», который был старше Рыжего почти вдвое, а носил собачью кличку, испуганно взял трубку и закрыл за собой дверь.
- Не дают расслабиться, суки! Даже в субботу… - пожаловался мне Рыжий. - Да, так что? Долго ты будешь мне яйца морочить? Зачем ты к Полине ходил?
- Я уже сказал. Я же на пенсии, мне делать нечего, вот и решил узнать, почему Кожун перед смертью именно ее захотел. Неужели она самая вкусная из всех его телок?
Рыжий долго - с минуту - разглядывал меня в упор, не веря, что я сказал почти чистую правду. Потом встал, подошел к бару, плеснул себе тоже коньяка в бокал.