– Не знаю.
   – Вот то-то, – говорит папа.
   А тут Хватайка слетел со шкафа – и к дяде Фёдору на кровать. Он увидел, что у него что-то блестит под мышкой. Все на папу смотрели, а он градусник украл.
   – Ловите его! – кричит папа. – Температура улетела!
 
   Пока Хватайку ловили, такой шум стоял, что даже Мурка пришла из сарая в окошко смотреть. Всунулась она в комнату и говорит:
   – Тьфу ты! И совсем не смешно.
   Все так и сели. Надо же! Мурка разговаривает!
   – Ты что, говорить умеешь? – спрашивает кот.
   – Ага!
   – А чего же ты раньше молчала?
   – А то и молчала. О чём с вами разговаривать-то?.. Ой, салатик растёт!
   – Это не салатик! – кричит кот. – Это столетник. – И Мурку в окошко вытолкал.
   Поймали они температуру и увидели, что она была нормальной. Дядя Фёдор почти выздоровел. Мама говорит:
   – Ты, сынок, как хочешь, но мы тебя в город заберём. За тобой уход нужен.
   – А если ты кота хочешь взять, или Шарика, или ещё кого – бери. Мы возражать не будем, – добавляет папа.
   Дядя Фёдор спрашивает у кота:
   – Поедешь со мной?
   – Я бы поехал, кабы один был. А Мурка моя? А хозяйство? А запасы на зиму? И потом, я уже привык к деревне и к людям. И меня уже знают все, здороваются. А в городе надо тысячу лет прожить, чтобы тебя уважать начали.
   – А ты, Шарик, поедешь?
   Шарик не знал, что и говорить. Только он своё место в жизни нашёл – фотоохотой занялся, а тут уезжать надо.
   – Ты, дядя Фёдор, лучше поправляйся и сам приезжай.
   Папа говорит:
   – Мы все вместе будем к вам приезжать. В гости.
   – Правильно, – говорит Матроскин. – Приезжайте к нам по воскресеньям на лыжах кататься. А летом в отпуск. А если дядя Фёдор в школу пойдёт, пусть он у нас каникулы проводит, летние и зимние.
   Так они и договорились.
   Мама дядю Фёдора укутала во всё тёплое и велела папе трактор накормить как следует. Потом она спросила у Матроскина:
   – Что вам прислать из города?
   – У нас тут всё есть. Только книжек маловато. И ещё я хочу бескозырку иметь с ленточками. Как у моряков.
   – Хорошо, – говорит мама. – Я обязательно пришлю. И ещё я вам тельняшку достану. А тебе, Шарик, ничего не надо?
   – Мне бы радио маленькое. Я буду в будке передачи слушать. И ещё киноаппарат. Я буду кино про зверей снимать.
   – Хорошо, – говорит папа. – Этим я сам займусь. Лично.
   И они стали на трактор грузиться: мама, папа, дядя Фёдор и Шарик. Шарик должен был Митю обратно пригнать. И они поехали. Вдруг Матроскин из калитки выскакивает:
   – Стойте! Стойте!
   Они остановились. И он им Хватайку подаёт:
   – Вот, держите. Вам с ним веселее будет.
   Папа из кабины спрашивает:
   – Это кто там?
   Хватайка отвечает:
   – Это я, почтальон Печкин. Принёс журнал «Мурзилка».
 
   И все про Печкина вспомнили. Мама говорит:
   – Ох, как неудобно, мы совсем про него забыли…
   – И правильно, – говорит Шарик. – Он такой вредный.
   – И вредный он или не вредный, не важно. А важно, что мы ему велосипед обещали.
   – Есть у вас здесь велосипед? – спрашивает папа.
   – Нет, – говорит Шарик.
   – А вот как сделайте, – предлагает Матроскин. – Купите ему лотерейных билетов на сто рублей. Пусть он что хочет, то и выигрывает. Хоть мотоцикл, хоть машину. Он же сам эти билеты продаёт. Ему двойная выгода получится. От продажи билетов и от выигрыша.
   Так они и сделали. Купили у Печкина билетов и самому Печкину на почту отнесли. Почтальон даже растрогался:
   – Спасибо вам! Я почему нехороший был? Потому что у меня велосипеда не было. А теперь я сразу добреть начну. И какую-нибудь зверюшку заведу, чтобы жить веселей: ты домой приходишь, а она тебе радуется!.. Приезжайте в наше Простоквашино…
   Наконец они домой приехали. Дядю Фёдора сразу спать уложили с дороги. Потом побежали тельняшку, книжки и киноаппарат покупать. Потом все обедали. Особенно трактор. И мама всё уговаривала Шарика остаться ночевать. Но он не согласился:
   – Мне здесь хорошо будет с вами. А Матроскин там один с хозяйством и с телёнком. Я ехать должен.
   Тут мама говорит:
   – Как же он один поедет на тракторе? Его же любой милиционер остановит. Так не бывает: собака – и за рулём!
   Папа соглашается:
   – Верно, верно. Боюсь, вся милиция по дороге начнёт за голову хвататься. И шофёры встречные тоже. Сколько же катастроф получится!
   Шарик говорит:
   – Давайте мы вот как сделаем, чтобы милицию не волновать. Есть у вас очки и шляпа? И перчатки ненужные.
   Папа всё принёс. Шарик нарядился, тельняшку надел и спрашивает:
   – Ну как?
   Папа говорит:
   – Отлично! Отставной учёный адмирал на своём тракторе едет за город навестить родную бабушку.
   Мама говорит:
   – Что адмирал, это понятно, раз он в тельняшке. Что учёный, тоже ясно, потому что в очках. А при чём здесь бабушка?
   – А при том. Грибов сейчас за городом нет. Ягод – тоже. Одни бабушки и остались.
   Мама сказала:
   – Всю жизнь ты одни глупости говоришь. И дурацкие советы даёшь. Это меня не удивляет. А вот почему твои глупости всегда правильными бывают, этого я понять не могу.
   – А потому, – говорит папа, – что самый лучший совет всегда неожиданный. А неожиданность всегда глупостью кажется.
   Шарик говорит:
   – Это всё интересно, о чём вы говорите. Правда, я ничего не понимаю. Мне ехать пора. Только давайте не будем целоваться. Я нежностей не люблю.
   И папа согласился. Он тоже не любил нежностей. И мама согласилась. Она любила нежности. Но она к Шарику не привыкла.
   И Шарик уехал. А дядя Фёдор спал. И снилось ему только хорошее.
КОНЕЦ

Зима в Простоквашино
Рисунки А. Воробьёва

Глава первая
Письма из Простоквашино

   Жарким летом всегда хочется, чтобы пришла зима и побыла с нами хотя бы один день.
   И эта желанная зима кажется такой красивой, солнечной. Одним словом: «Мороз и солнце. День чудесный…»
   А когда зима приходит, она часто бывает совсем не такая – сплошные метели, заносы да заморозки. И каждый год дядю Фёдора зимой в Простоквашино не пускали:
   – Нечего там делать. Зимой в Простоквашине одна простуда живёт.
   А Шарик с Матроскиным в Простоквашине круглый год проводили.
   И лето, и зиму, и осень.
   И всё в одной одежде. И ничего, не простужались, не кашляли даже.
   И вот однажды зимой дядя Фёдор из Простоквашино сразу два письма получил.
   Первое письмо было от Шарика:
   Дорогой ты наш отец —
   дядя Фёдор!
 
   От этого Матроскина житья совсем не стало. Раскомандовался! Только и слышишь: «Поди! Принеси! Подай! Сходи в магазин! Сбегай на почту! Поруби дрова! Вымой за собой посуду!» А у меня посуды – одна миска. И мыть её не́чего. Языком облизнул – и всё. И дрова мне не нужны, мне в моей шкуре и так тепло. В общем, если ты не приедешь, я его кусать начну.
   А в остальном живём мы хорошо. Можно сказать, дружно. Только спорим часто. Вот мы уже целую неделю спорим, – кто должен дверь закрыть.
   Матроскин молоко пролил, и в доме скользко. Мы-то привыкли, а другим трудно. Телёнок Гаврюша в дом вошёл, ноги разъехались, он второй день в сенях лежит. Он тяжёлый, его не поднять. Мы его в доме сеном кормим.
   Почтальон Печкин вошёл, поскользнулся и сразу под стол въехал. Очень смешно. Лежит сердится. Говорит: «Правильно вы дверь не закрываете. На улице теплее, чем у вас. Пусть к вам тепло с улицы идёт».
   Дядя Фёдор, прикажи Матроскину дверь закрыть.
Твой вечный друг Шарик.
 
   Второе письмо был о от Матроскина:
   Дорогой дядя Фёдор!
 
   От этого Шарика житья совсем не стало! Ничего делать не хочет, только с фоторужьём бегает. А когда убегает, так спешит, что дверь ему закрыть некогда.
   Увидел кабана в огороде и помчался за ним с фоторужьём по сугробам. А кабан-то наш простоквашинский не шибко грамотный, он фоторужьё от простого не отличает. Он думал, его стрелять хотят, и целый день гонял нашего охотника по полям.
   Пришёл он весь мокрый и с ногами под кровать залез, а дверь закрыть у него, видите ли, сил не было. А я ему не прислуга.
   Почтальон Печкин к нам приходить перестал, потому что однажды поскользнулся и заехал под стол. Он говорит, что на улице теплее, чем у нас в доме.
   Дядя Фёдор, я тебя предупреждаю, если Шарик завтра не закроет дверь, я перееду в коровник к корове Мурке, там на три градуса теплее. А Шарик пусть здесь замерзает. У нас в доме, особенно на кухне, настоящий полюс холода получился. Молоко у нас по всем лавкам куличиками стоит. Оно твёрдое, я его из ведра целиком вытряхиваю.
   Любящий тебя
кот Матроскин.
   Дядя Фёдор эти два письма прочитал, жутко расстроился. Он письма папе показал. А папа говорит:
   – Эх, дядя Фёдор, дядя Фёдор, сын мой. У твоих друзей дела плохи, а у меня ещё хуже. Меня наша мама разлюбила.
   Чего-чего, а этого дядя Фёдор не ожидал. Он даже опешил.
   – А почему ты, папа, так решил?
   – Такие вещи не скроешь, – говорит папа. – Вот скажи мне, сын, когда ты последний раз видел котлеты с макаронами?
   – Вчера видел, – говорит дядя Фёдор. – И позавчера видел. Да я вообще каждый день их вижу, потому что мы с тобой, папа, уже неделю как ходим ужинать в столовую.
   – Теперь ты всё понял?
   – Нет, папа. При чём тут котлеты с макаронами?
   – А при том, что наша мама целыми днями где-то пропадает. Как с работы приходит, так сразу куда-то уходит. Я её спрашиваю – в чём дело? А она говорит – это сюрприз.
   – Ну и что, может быть, и в самом деле сюрприз, – говорит дядя Фёдор.
   – Знаю я этот сюрприз, – говорит папа. – Он у них в магазине секцией готового платья заведует. Здоровый такой мужик. Лысый. В обед всё на гитаре играет.
   От такой информации дядя Фёдор даже запечалился. Если мужик готовым платьем заведует и на гитаре играет, он, конечно, перед папой явное преимущество имеет. Он может в себя их маму влюбить.
   Дядя Фёдор говорит:
   – А давай, папа, мы тоже на гитаре играть выучимся.
   – Не смеши меня, дядя Фёдор, – говорит папа. – Если любовь ушла, ты хоть на гитаре играй, хоть на балалайке, хоть на трубе, – ничего уже не получится.
   Дядя Фёдор спрашивает:
   – А есть что-нибудь, папа, что ты умеешь лучше всех делать?
   – Есть, – говорит папа. – Я лучше всех умею узбекский плов готовить и петь казачью песню про ракитовый куст.
   – Вот что, папа, – сказал дядя Фёдор. – Скоро Новый год. Мы все вместе в Простоквашино уедем. Будем там на лыжах кататься, печку топить, а в Новый год карнавал устроим. Ты нарядишься казаком или узбеком. Будешь вкусный плов готовить и казачью песню петь про ракитовый куст. Мама тебя снова изо всех сил полюбит.
   Эта мысль папе сильно понравилась.
   – А на чём мы поедем? В Простоквашино ведь электрички не ходят, а с автобусами зимой перебои.
   – А наш «Запорожец» на что?
   – Ой, – говорит папа, – это же умственно отсталый автомобиль. Его сразу устарелым изобрели. Это авточудо не для езды, а для ремонта предназначено.
   – Ремонты всегда сближают, – спорит дядя Фёдор. – А потом, у нас целая неделя впереди есть. Мы его так к понедельнику отладим, что он у нас в «Мерседес» превратится.
   И папа согласился. Главное было маму на праздники от этого сюрпризного мужика оторвать.
   И стали они с папой по вечерам «Запорожец» в порядок приводить. А так как в гараже холодно, они всё, что можно, домой тащили. И колёса домой, и крылья домой, и карбюраторы-генераторы тоже домой.
   В другое бы время мама бы им такое устроила! Но сейчас она ничего не замечала. Она приходила, запиралась в большой комнате и что-то там всё время пела.

Глава вторая
Письма в Простоквашино

   В Простоквашино пришло срочное письмо. Почтальон Печкин не очень хотел идти в этот спорный дом, но делать нечего – служба есть служба.
   Он вошёл в открытую дверь, положил письмо на стол и вышел. Вернее, выехал, потому что все, кто входил в дом, не ходили, а скользили по полу.
   Кот Матроскин взял письмо и стал вслух читать:
   Дорогие Матроскин и Шарик!
   Пишут вам папа и дядя Фёдор. Как же так получается? Мы на вас так надеялись. А вы устроили ссору! Безобразие! Всё! С этого дня ваш дом переводится на военное положение. И всё-всё в доме будет делаться по приказу-расписанию.
   В письме находился «Приказ-расписание». Он был такой:
Приказ-расписание
   1. Подъём в 7.30. (Ответственный Матроскин.)
   2. Завтрак в 8.25. (Ответственный Шарик. Поедание совместное.)
   3. Топка печки в 9.00. (Ответственный Матроскин.)
   4. Доставка дров. (Ответственный Шарик.)
   5. Обед в 14.00. (Ответственный Матроскин. Поедание совместное.)
6. Мытьё посуды, но не облизывание, в 14.30. (Ответственный Шарик.)
   И так весь день был расписан. А в конце папа и дядя Фёдор писали:
   Шарик и Матроскин!
   Если у вас всё будет в порядке, мы всей семьёй приедем к вам на Новый год и подарки привезём.
   Шарику – ошейник с медалями. Матроскину – радиопередатчик для коровы Мурки. (Вместо колокольчика. Чтобы он мог её в любое время найти с помощью радиоуказателя.) Очень модная штучка на Западе. Все коровы носят.
   А почтальону Печкину – японскую собачку Щицу. Очень лизучую, для наклеивания почтовых марок. Во время первой русско-японской войны японцы выпускали этих собак вперёд, и наши офицеры не могли идти в атаку, потому что собачки их облизывали.
   Мы помним, что дядя Печкин давно хотел завести зверюшку. Он говорил: «Ты приходишь домой, а она тебе радуется».
   Ждём от вас ответа —
папа Дима
и его сын дядя Фёдор.
   Шарик выслушал письмо и сразу сказал:
   – Если у меня будет ошейник с медалями, я совсем другой собакой стану. Во мне столько благородства появится и смелости, что на двух английских лордов хватит.
   – Благородство и смелость не от медалей появляются, – ворчливо ответил Матроскин, – а наоборот, медали от них идут. Это только у народных артистов смелость от медалей возникает.
 
 
   Шарик на это сказал:
   – Ты это от зависти говоришь! Потому что котам и кошкам медалей не дают!
   – Коты и кошки сами медалей не хотят.
   – Почему? – удивился Шарик.
   – Потому что с медалью мышь никогда не поймаешь. Гремит она сильно. Это всё равно что с колокольчиком на шее за мышью гоняться.
   Позвали они почтальона Печкина и письмо ему прочитали. Печкин сразу сказал:
   – Мне очень нравится «Приказ-расписание». Я сам себе такой же напишу и на почте повешу. И хорошо, что папа с мамой приедут. Только я лизучей собаки Щицу боюсь.
   – А чего её бояться! – удивился Шарик. – Это очень полезная собака. Утром ты ещё не проснулся, а она тебя уже облизывает. Умываться даже не нужно!
   – Не знаю, не знаю, – говорит Печкин. – К кусачим собакам я уже привык. Я знаю, как с ними разговаривать. Тем более что скоро лучшим почтальонам газовые баллончики будут давать против кусания. Ты на собаку прыснул – и она спит пять минут, как дохленькая. Когда мне такой баллончик дадут, я его хочу на вашем Шарике испытать.
   – Это очень негуманный метод, – огорчился Шарик. – Я читал, что в Свердловской области лучше придумали. Там почтальонам такие специальные липучие сосиски дают. Собака сосиску хвать зубами, а разжать их уже не может.
   – Нет, – говорит Печкин. – Это не для меня. Я за день три деревни обхожу, сто дворов. Это же сто сосисок с собой носить надо. Это же целая тележка получается. Баллончик всё-таки лучше.
   Он на Шарика так многозначительно посмотрел и добавил:
   – И значительно воспитательнее!
   В общем, после этого письма у Матроскина и у Шарика жизнь немного улучшилась.
   А к Печкину пришло отдельное письмо:
   Уважаемый Игорь Иванович!
   Пишет Вам папа дяди Фёдора. Вот о чём я Вас попрошу: если у Матроскина и Шарика конфликт выйдет за разумные пределы, Вы мне об этом сообщите. Вы мне длинного письма не пишите. Вы мне просто пустой конверт пришлите и вложите в него одно колечко Ваших седых волос, как будто Вы поседели от горя.
   И мне всё станет ясно. А самое лучшее, попробуйте их помирить. Надо, чтобы они наладили контакт.
   Ваш папа Дима —
папа дяди Фёдора.
   Папа совсем забыл, что почтальон Печкин давно уже не имел не только колечек, но и вообще волос на голове.

Глава третья
Дядя Фёдор наводит мосты

   Дядя Фёдор долго голову ломал: как же так получается – мама любила, любила папу, а теперь вдруг раз и нет? Разлюбила, видите ли! Он решил с мамой поговорить. Он начал так, издалека:
   – Мама, последнее время ты какая-то не такая стала. Ты, мама, совсем другая сейчас.
   Мама Римма в зеркало на себя посмотрела и вяло так спрашивает:
   – Ты находишь, дядя Фёдор? Это что, очень заметно?
   – Очень заметно. Ты дома почти не бываешь. Почему это так, мама?
   – Понимаешь ли, дядя Фёдор, мне кажется, один человек, очень для меня важный, ко мне сейчас не так хорошо относится, как раньше.
   – Это папа?
   – Не будем уточнять, – говорит мама. – Только ты скажи мне, дядя Фёдор, когда ты последний раз в нашем доме букет роз видел?
   Дядя Фёдор задумался и отвечает:
   – Я их тогда, мама, видел, когда к нам в гости такой толстый-претолстый дядя приходил из твоего магазина.
   Мама продолжила:
   – Хорошо. А когда ты в последний раз видел бутылку шампанского?
   – Тогда, – отвечает дядя Фёдор, – когда этот толстый дядя второй раз к нам пришёл.
   – Вот видишь! – говорит мама. – А мои любимые шоколадные конфеты «Мишка на Севере» когда ты в последний раз наблюдал?
   – Два дня назад, – говорит дядя Фёдор.
 
 
   Мама даже поразилась:
   – Это где ты их видел?
   – На кухне, на большом столе.
   – И что они там делали? – допытывалась мама.
   – Они там стояли. Их папа с домоуправляющей тётей Дашей ели вместе с чаем.
   – Вот видишь, – говорит мама, – для управляющей тёти Даши у него всё есть! И время, и шоколадные конфеты.
   А потом таким как будто спокойным голосом спрашивает:
   – А не заметил ли ты, дядя Фёдор, сколько лет этой домоуправляющей даме?
   – Заметил, – отвечает дядя Фёдор. – Ей нисколько лет. У неё уже годы кончились.
   – Как так? – удивилась мама.
   – Очень просто, – говорит дядя Фёдор. – Она сама сказала: «С тех пор как я на пенсию пошла, я свои годы считать перестала! У меня нет возраста».
   «Эти великовозрастные дамочки так и глядят, как бы чужого мужа отбить», – подумала мама.
   Но, судя по всему, у неё от сердца отлегло. Она даже какую-то песню мурлыкать стала.
   А дядя Фёдор к папе пошёл. И спрашивает:
   – Пап, скажи мне, пожалуйста, когда ты последний раз видел в нашем доме букет с розами?
   – Да никогда, – говорит папа.
   – А почему? – спрашивает дядя Фёдор.
   – Потому что с тех пор, как я женился, у меня все взгляды переменились. Я считаю, что самый ценный подарок для женщины – это мешок картошки. Знаешь, сколько мешков я для твоей мамы перетаскал?
   Дядя Фёдор говорит папе:
   – Вот что, папа, хоть сейчас и зима, ты всё-таки про букет роз подумай немного. Это так хорошо – иметь розы на Новый год.
   Папа расстроился:
   – Эй, дядя Фёдор, дядя Фёдор! Что ты такое говоришь. Да если бы твой кот Матроскин сейчас тебя услышал, он бы тебя уважать перестал. Ведь зимой за один букет роз можно три мешка картошки купить!
   И оба они про кота Матроскина и про Шарика вспомнили.

Глава четвёртая
Телеграмма из Москвы

   В избушке дяди Фёдора было тепло и уютно. В печке трещали дрова (доставка Шарика) и варился обед (ответственный Матроскин). Они готовились к совместному поеданию.
   Почтальон Печкин был тут же рядом. Грелся после разноски писем по заснеженной деревне.
   Кот Матроскин крупными шагами ходил по избе, как политический ссыльный, и говорил вслух:
   – Безобразие, на дворе капитализм построили, а у нас одна пара валенок на всех, как при развитом социализме!
   – А почему так получается? – спрашивает почтальон Печкин. – У вас что, средств не хватает? У вас денег нет?
   – Деньги у нас есть, – отвечает Матроскин. – У нас ума не хватает. Говорил я этому Шарику: «Купи себе валенки». Так нет, он кеды купил. Тоже мне охотник-спортсмен для сельской местности. Лучше бы он парашютным спортом занимался. Или альпинизмом.
   – Там что, платят больше? – поинтересовался Печкин.
   – Там смертных случаев больше, – объяснил Матроскин.
   – Что касается одежды, – заметил почтальон Печкин, – то наша простоквашинская национальная одежда простая. Это телогрейка на вате с поясом да валенки с калошами из противогаза. У нас зимой даже студенты в кедах не ходят.
   – А что так? Стесняются? – спросил Шарик.
   – Нет, – ответил Печкин. – Замерзают.
   Потом Печкин говорит:
   – А что это вы, уважаемые граждане, со мной разговариваете, а друг к другу не обращаетесь?
   – Да как же с ним разговаривать, – говорит Матроскин, – когда это не пёс, а пенёк с хвостом. Он «Приказ-расписание» дяди Фёдора нарушает.
   – Не может быть! – говорит Печкин. – Как же он его нарушает?
   – А так. Там написано: «В 14.30 мытьё посуды, но не облизывание». Так этот лохматый тип сегодня всю посуду языком облизал и полотенцем незаметно вытер.
   – И что дальше было?
   – Я ему замечание сделал, что дяде Фёдору скажу, так он меня продажной шкурой назвал.
   – Вы не должны жить как кошка с собакой, – говорит Печкин. – Вы должны друг с другом дружить и разговаривать.
   – Не могу с ним разговаривать, – ворчит Шарик. – У меня язык не поворачивается.
   – А давайте мы ему письмо дружеское напишем, – предлагает Печкин.
   – Вам делать нечего, вы и пишите, – согласился Шарик.
   Печкин достал из почтовой сумки ручку, бумагу и начал писать Матроскину письмо:
   – «Дорогой мой Матроскин…» Так правильно?
   – Правильно, – говорит пёс.
   – «Я тебя обругал сдуру. Больше не буду…»
   – Как это не буду? – возмутился пёс. – Как у меня нервы взвинтятся, я ему и не такое скажу.
   – Ладно, – понял Печкин. – Запишем так: «Я тебя обругал сдуру и ещё буду». Так правильно?
   – Так правильно, – соглашается Шарик.
   – Теперь о чём писать?
 
   – Не знаю, – говорит Шарик. – О чём хотите, о том пишите.
   – Когда не знают, о чём писать, о погоде пишут, – говорит Печкин.
   – Вот и пишите о погоде.
   Печкин стал продолжать:
   – «Погода у нас хорошая, мороз и солнце, день чудесный…»
   – Какая хорошая, какой чудесный! – кричит кот. – Метель третьи сутки носа высунуть не даёт.
   – А вы не мешайте, гражданин кот, – остановил его Печкин. – Когда будете ответ писать, про свою погоду напишете.
   – Не буду я ему письма писать, – сердится кот. – Он и читать-то не умеет. Ему письма надо вместе с почтальоном доставлять.
   И тут мимо окна грузовая машина «Почта» проехала. Печкин как закричит:
   – Стой! Стой! Назад!
   – Чего это так – назад? – спрашивает Шарик.
   – А ничего, – отвечает Печкин. – Застрянет сейчас. Там снега у почты набралось с метр. Никто убирать не хочет. Никому дела нет до нас, почтальонов.
   И точно, машина завязла.
   Матроскин, Шарик и Печкин на улицу выскочили. На улице красиво. Снежинки падают, каждая размером с блюдце. Такие красивые, хоть в холодильник складывай. Солнце заходящее снег золотит. И мороз не очень сильный – тридцать градусов всего. И дрова лежат берёзовые под навесом! Благодать!
 
   Но почтового шофёра Олега Харитонова это всё не радовало. Он вообще-то природу любил, даже очень любил, но когда с машиной неисправности были, он обо всём на свете забывал. Он тогда говорил:
   – По мне этой природы хоть бы и вовсе не было!
   Он толкал машину, толкал. И Шарик с Матроскиным толкали, и сам Печкин толкать пытался – всё без толку.
   – Ну всё, – говорит Печкин шофёру. – Теперь вы здесь до весны жить будете.
   – Это как так до весны? – поразился шофёр Харитонов. – У меня же семья в городе, работа. Мы трактором машину вытащим.
   – А так, – отвечает Печкин. – У нас на селе ни одного трактора не осталось. Все тракторы в город уехали.
   – Почему это не осталось? – кричит Матроскин. – А тр-тр Митя на что?
   Побежал он в сарай, тр-тр Митю завёл и ещё корову Мурку из сарая вывел и телёнка Гаврюшу.
   Так что к двадцати лошадиным силам трактора ещё две коровьих силы прибавилось, одна котовая и одна собачья.
   Кое-как вытащили бедный грузовик, чтобы шофёр здесь до весны не мучился.
   Шофёр Харитонов говорит:
   – Вот, почтальон Печкин, вам телеграмма.
   А телеграмма была не почтальону Печкину, а Шарику с Матроскиным:
 
   ГОТОВЬТЕСЬ К ВСТРЕЧЕ НАС И НОВОГО ГОДА. МЫ К ВАМ ЕДЕМ НА «ЗАПОРОЖЦЕ». ПАПА И ДЯДЯ ФЁДОР.
 
   И все обрадовались, про ссору забыли, стали думать, как лучше Новый год встречать.

Глава пятая