Страница:
Теперь поднялись уже все друзья профессора, за исключением немощного старца, уставившегося удивленными глазами на ученого из Советской России. Он поднял руку, призывая к спокойствию, и слабым голосом что-то сказал Витаркананде.
— Свами Параматмананда хочет узнать причину, по которой мы, по мнению уважаемого гостя, не преуспели в открытиях материального мира, столь важного в глазах ученых Запада.
— Причина, мне кажется, в том, что вы отказались от древних традиций — искания и борьбы, тех традиций, которые привели Индию к таким высоким достижениям науки и искусства в древние времена. Открытые в тысячелетних поисках силы души и тела вы направили на себя лично, на получение индивидуального блаженства и были за это наказаны самой природой, ибо дальнейшие исследования оборвались. В самом деле, если человек может достигнуть экстаза — самадхи и даже высшей его степени — нирвикальпасамадхи, которое вы называете слиянием с океаном мировой души и божеством по ту сторону жизни и смерти, зачем идти дальше? А аналогичные самадхи ощущения вызываются и у не посвященных в йогу людей понижением содержания в крови углекислого газа от усиленного дыхания в самогипнозе — так называемой гипокапнией. Это внутреннее состояние организма, а вовсе не сверхчувственная связь с внешним миром. Мы, западные ученые, можем вызвать мнимое погружение в бесконечность определенными лекарствами. Таким образом, вся великолепная и долгая подготовка мощной мыслительной машины, если конечной целью ставится мнимое слияние с божеством, получает известную аналогию с блаженством вовсе не подготовленных людей в бодлеровских «Исканиях рая». Тогда эта подготовка не ведет ни к каким откровениям и высотам познания. И не мудрено, что за последнее время йоги и свами не смогли повести за собой многих людей, как не смогли открыть ничего такого, что превосходило бы возможности просто талантливых ученых, долго занимавшихся своим предметом.
Мне кажется, что движение ваше остановилось и равнодушие сменило некогда пытливый дух великих ученых и философов Индии, еще в древности создавших материалистическую философию Чарвака, измеривших атмосферу Земли, открывших кровообращение за сотни лет до европейцев и даже предвосхитивших почти точные размеры атома водорода за две тысячи лет до нашей науки.
В раджа-йоге, королеве всех йог, одна из высших ступеней — пятая, если не ошибаюсь, называется титикша — это состояние полного равнодушия ко всему преходящему, к радости и страданию.
Вы называете это освобождением. С нашей точки зрения, это большое несчастье. В периоды больших невзгод человечества у людей разных народов появлялось состояние ацедии — убийственного равнодушия ко всему, и к себе самим в том числе. Это выключение из жизненной борьбы обязано повреждению наследственных механизмов и дефектности психики, а вы наносите это повреждение себе намеренно. Не из страха ли страдания? Не из опасения ли, что радость диалектически связана со страданием и, чтобы избежать страдания, надо отказаться от обоих?
— Так вы считаете путь йоги бесполезным? — строго спросил Витаркананда.
— Как можно так понять мои слова? — укоризненно покачал головой Гирин. — Физические силы и психические возможности человека громадны. Умение владеть ими особенно необходимо в нашу эпоху, когда столкновение старого и нового грозит миру небывалыми бедами. Сами же вы называли наше время «железным веком» — Кали-Югой, а современность — эпохой Агни — космического огня, предвидите распространение неизвестных прежде болезней, призываете «подготовить врачей». Йогическая наука, хотя далеко не все мои западные коллеги отдают себе в этом отчет, полярна европейской в методе познания. Мы привлекаем информацию из внешнего мира через описание и эксперимент, нащупывая законы вселенной. Вы же стараетесь познать мир изнутри, из себя, считая, что человек, как микрокосм, вмещает в себя всю неисчерпаемость бытия и полноту познания. Самая важная часть всех наук о человеке — психология, борьба за его высокие и душевные качества, хотя и резко различны в Индии и на Западе, по существу, составляют диалектически две стороны единства. Наша психология зиждется на синтезе опытных данных. Индийский исследователь не рационализирует истину, он испытывает ее в личном, субъективном опыте. Из наших психологических школ ближе всего к индийской школа Чарльза Роджерса.
Элементарные достижения раджа-йоги — развитие бездонной фотографической памяти и интеллигентности выше среднего уровня — обычно отрицались западной психологией, хотя последние данные и начинают говорить о реальности этих достижений.
Противоположность наших путей в то же время диалектически едина в движении к раскрытию тайн природы и человека. На этой дороге мы неизбежно сойдемся в необходимости двустороннего постижения, внутреннего и внешнего единства познания.
И в то же время весь идеал йоги зиждется на личном «спасении», уходе и предоставлении всему остальному миру идти своим путем. Разве это цель? Несколько десятков людей достигнут большого развития своих сил, обольщая себя мнимым спасением от круговорота рождений и смертей. Что же в этом толку для ваших братьев — людей? Даже если бы существовал какой-нибудь создатель всего сущего — то и для него? Мчится в будущее, вздуваясь и пенясь, поток миллиардов человеческих жизней, а вы стремитесь выпрыгнуть из него на берег? Гордо звание Тиртхакары — наводящего мост через поток существований для других людей. Но ведь в конечном итоге такая деятельность должна привести теоретически к прекращению смертей и рождений, то есть к концу человечества. И это после всех страданий жизни на пути к мысли и воле? Разве так поступали бодисатвы, отказавшиеся от нирваны? Разве не в тысячу раз более благородна другая цель, какую поставил себе целый народ — мой народ, идущий к ней через великие трудности? Цель эта — сделать всех знающими, чистыми, освобожденными от страха, равными перед законом и обществом, сделать доступным для них всю неисчерпаемую красоту человека и природы. В этой цели чем выше и совершеннее будут ее работники, тем быстрее окончится тяжелый и далекий путь. Как нужны бы были сейчас люди, вам подобные, освободившемуся народу Индии…
Гирин сдержал себя, спохватившись, что слишком увлекся, и закончил уже спокойно:
— Ваша йога, или психофизиологическое совершенствование, как скажет ученый Запада, представляется мне крепким свинчиванием сознательного с подсознательным в психике человека, железным стержнем, поддерживающим крепость души и тела, могучим зарядом энергии, делающим человека способным к высоким взлетам, тяжелой борьбе, необоримой стойкости. Но для чего это все, как не для отдачи людям, помощи им, борьбы за увеличение красоты и счастья на земле? Разве не говорил Будда как о величайшей заслуге о внесении хотя бы крупицы счастья для людей?
Человек, знающий из палеонтологии свою историю, тяжкое восхождение к мыслящему существу через миллиарды лет бессмысленного страдания живого, должен чувствовать огромную ответственность за свою судьбу. Какое право он имеет рисковать собой, говорить о самоуничтожении или отказе от жизни и смерти, как то делают йоги? Только для индивидуального вознесения? Какая же это мудрость, где тут вторая чаша весов, на которой все страдания живой плоти в ее историческом пути от амебы до человека? Чем так уж отлична по своему результату подобная философия от безумного бреда об очистительном огне адской бомбы, которая призвана уничтожить погрязшее в злобе человечество? Как случилось, что вы до сих пор стоите в стороне от вашего подлинного назначения?
Самый великий ученый нашего века и один из величайших во все времена, мой соотечественник Вернадский ввел понятие ноосферы — суммы коллективных достижений человечества в духовной области, мысли и искусства. Она обнимает всех людей океаном, формирующим все представления о мире, и надо ли говорить, как важно, чтобы воды этого океана оставались чистыми и прозрачными. Все усилия людей творческих должны быть направлены сюда, и нужно не только создавать новое, но и не позволять пачкать прежнее, вот еще одна громадная задача на пользу всему миру.
Гирин умолк, неуклюже поклонился собравшимся и сел, вытирая потное от напряжения и волнения лицо. Молчание нарушил Витаркананда.
— Я называю брахманом того, кто говорит правдивую речь, поучительную, без резкостей и без намерения обидеть, — начал он по-тамильски, повторяя по-английски для Гирина. — Наука стала религией Запада, но есть еще многое в человеке, чего она не знает и не может ответить на все запросы его души. Но горе ей, если наука не оправдает гигантских надежд, на нее возлагаемых, тогда европейская мысль потерпит полнейший моральный крах…
Профессор Витаркананда наклонил набок голову, как присматривающаяся к чему-то птица, и продолжал:
— Пока результатом вашего устройства жизни, более обеспеченного и куда более технически могущественного, чем наше, не явилось большее счастье. Я не знаю России, но думаю, что вы, стоя между Западом и Востоком, взявшись за переустройство жизни по-новому, — другие. Но собственная статистика американцев, подтверждаемая научными исследованиями, говорит о неуклонном росте наркомании, алкоголизма и соответственно психических заболеваний. Считается, что из ста восьмидесяти миллионов американцев двадцать восемь миллионов людей неполноценны в отношении душевного или физического здоровья, а восемь миллионов с явно поврежденной психикой. Число умственно отсталых людей в Соединенных Штатах, по подсчетам медицинских учреждений, превосходит всех больных раком, склерозом, туберкулезом, полиомиелитом и другими бичами человечества, вместе взятыми. Это в стране наиболее сытой, далеко ушедшей вперед в области технической цивилизации. Где же здесь преимущества западной науки?
Профессор встал и подошел к балюстраде, обрамлявшей открытую часть комнаты. Гирин впервые заметил, что они расположились на плоской крыше высокой части дома, поднимавшейся, как приземистая квадратная башня. Едва различимо чернела в ночном мраке густая растительность парка, сбегавшая с холма на прибрежную равнину. Редкие желтые огоньки земли не могли соперничать со скопищем звезд, нависших над бесконечностью темного моря.
— Там и там, — Витаркананда показал на океан и на холмы, уступами громоздившиеся позади дома, — мир, в котором страны точно тигры, готовые к прыжку. Чудовищные ракеты, могущие стереть самые большие города в ядовитую пыль, нацелены друг на друга. Охваченные безумием вооружения люди, верящие только в силу, хвастаются перед всем миром смертоносностью своего оружия. Гигантские подводные лодки плавают по океанам, также вооруженные ракетами, готовыми взлететь из глубины вод. Помню рисунок в американском журнале — ровное поле, засеянное густой травой, а под его мирной поверхностью, в глубоких колодцах, укрыты акульи тела ракет, которые в нужный момент прорвут тонкую крышку и слой дерна, поднимаясь, чтобы обрушить свое отвратительное содержимое на обреченную страну.
Там высыхают реки и скудеют поля, потому что леса исчезают, превращенные в бумагу для бесчисленных газет, изливающих целый океан беззастенчивой лжи. Подобные псам из священной книги христиан, газеты все время возвращаются на извергнутое ими же, снова и снова пуская в человеческие массы ложь или чепуху, раздутую до невообразимых размеров. Теперь еще одно изобретение западной науки уже не словами, а картинами, химерическими и вредными выдумками заполняет досуг людей, приковывая их к гипнотизирующим экранам внутри душных и тесных домов. Досуг, который мог бы быть отдан полезному совершенствованию и подлинно прекрасному. Даже то, что Запад берет у нас, претерпевает чудовищное опошление. Мнимые йоги сулят быстрое возвышение и могущество, за деньги, конечно, обманывая легковерных, жаждущих чуда и неспособных к громадному труду истинной йоги людей.
В Америке распространился так называемый «буддизм» японской секты Дзен, превращенный бездельниками, якобы исповедующими Дхарму, в дикое извращение даже самых недостойных обрядов низшего ламаизма. Праздные, тупые и ленивые, эти мнимые «буддисты» предаются скотским утехам.
Западные люди сами начали понимать, что отказ от природы ведет их цивилизацию к большой опасности.
Будучи сам частью природы, «человек тщательно разрушает ее вокруг себя, оголяя места своего обитания и создавая идеальные условия для заболеваний».
Другие говорят, что человек «сокрушил вокруг себя куда больше прекрасного, чем собрал в своих музеях и картинных галереях. Самое же гнусное, что он пытается подчинить основные законы биологии временным законам рынка». Красота и многообразие нашей Земли, ее людей, природы, искусства, геройских подвигов остается в подавляющем множестве случаев неизвестна среднему человеку, серому не душой, а своим поразительным невежеством, в узкой и монотонной жизни.
Еще хуже, когда в определенных целях нарочито скрывают широту огромного мира, направляют внимание на мелкие, якобы важные споры, на пустяковые вопросы, на мнимых врагов. Или восхваляют именно за невежество и узкое самоограничение в знании. Все это опустошает, озлобляет человека, делает духовно нищим, не видящим путей к чему-то большому и интересному. Большинство людей не понимает, что великое многообразие и красочность мира будут служить им крепчайшей душевной поддержкой на протяжении всей жизни. А те, кто крадет у них время и возможность познавания мира, — поистине людоеды-тигры.
Все больше становится у вас людей в темных очках, скрывающих самое прекрасное в человеке — его глаза, боящихся правдивого взгляда, честно отражающего чувства. Вот западная цивилизация, расползающаяся по всему миру, как болезнь. Что может сделать с ней йог, вооруженный лишь силами собственной души?
Профессор умолк, поддержанный сочувственными кивками высоких тюрбанов. Гирин понял, что надо отвечать, и набрал воздуху в широкую грудь.
— Еще ни одна религия на земле не оправдала возлагавшихся на нее людьми надежд по справедливому устройству мира и жизни. Как ни грозили самыми ужасными наказаниями христианский, буддийский, мусульманский, еврейский ад или будущими перевоплощениями в гнусных существ — индуизм, переустройства жизни в согласии с религиозными принципами не получилось. Наука может достичь гораздо большего, но при условии, что она займется человеком во всей его сложности. Я признаю прямо, что этого в европейской науке, к сожалению, и в нашей советской еще нет. Но у нас есть другое — в борьбе различных идеологий все более ширится распространение коммунистических идей, и окончательная победа идеологии коммунизма неизбежна.
«Почему?» — наверное, спросите вы. Я отвечу: потому, что никакая религия или другая идеология не обещает равной жизни на земле каждому человеку — сильному и слабому, гениальному и малоспособному, красивому и некрасивому. Равной со всеми в пользовании всеми благами и красотами жизни теперь же, не в мнимых будущих существованиях, не в загробном мире. А так как человечество в общем состоит из средних людей, то коммунизм наиболее устраивает подавляющую часть человечества. Враги наши говорят, что равная жизнь у слабых получается за счет сильных, но ведь в этом суть справедливости коммунизма, так же как и вершин индуизма или философии чистого буддизма. Для этого и надо становиться сильными — чтобы помогать всем людям подниматься на высокий уровень жизни и познания. Разве вы видите здесь какое-нибудь противоречие с знаменитым принципом йоги: «Оберегай ближнего и дальнего и помогай ему возвыситься»? Для меня не секрет, что на Западе, да, наверное, и здесь, на Востоке, многие люди, даже широко образованные и сами по себе не религиозные; считают открытого атеиста человеком аморальным. Дело простое — моральные принципы этого мира сформулированы религией и внедряются через нее. Следовательно, считают эти люди, что атеист должен вместе с религией отвергать и все устои морали и этики. Я был бы рад, если бы вы увидели за моими несовершенными формулировками, что из материализма вместе с глубоким познанием природы вырастает и новая мораль, новая этика и эстетика, более совершенная потому, что ее принципы покоятся на научном изучении законов развития человека и общества, на исследовании неизбежных исторических изменений жизни и психики, на познании необходимости общественного долга. Что у материалиста тоже вещая душа и сердце, полное тревоги, по выражению нашего великого поэта. Тревоги не только за себя, но и за весь окружающий мир, с которым неразделен каждый человек, и судьба мира — его судьба.
Но если вещая душа и жесткая дисциплина поведения также составляют необходимые качества йога, то полное тревоги за судьбы людей и мира сердце вы одели в броню безразличия и несочувствия.
Но есть еще одно в идеологии коммунизма, обусловливающее неотвратимость ее распространения во всем мире. Никакая другая общественная система не наполняет большим и высоким смыслом жизнь каждого среднего человека, ибо жизнь для других, для большой цели светла и интересна, а жизнь для себя убога!
Гирин также подошел к балюстраде и стал спиной к ней, лицом к индийцам.
— На этой земле, — воскликнул он, протянув руку в открывающееся с балкона пространство, — другой земли человеку не дано. Он еще не дорос, чтобы пробиться к другим планетам, через хаос неорганизованной материи космоса. И пока мы достоверно знаем, что в нашем участке Галактики только здесь, на Земле, материя поднялась до мысли и возможности переустройства мира по законам красоты и добра. Совершенство нашего организма, понятое в Индии издревле, не явилось даром богов. Оно завоевано, заработано страданиями, кровью, миллиардами миллиардов жертв на пути исторического развития животного мира планеты. Как же мы можем отречься от земной жизни, предоставить невеждам и негодяям разрушить и разграбить прекрасную природу и сделать всесторонне нищими грядущие поколения?
Гирин умолк и стал рассматривать хитросплетения резьбы на мраморных брусьях. Прислушиваться к разговору было бесполезно, так как он ни слова не понимал.
Индийцы говорили негромко, по очереди, не перебивая и не возвышая голоса. Слуги внесли подносы, уставленные высокими бокалами с кисловатым холодным напитком вроде лимонада. Гирин с удовольствием осушил свой бокал. То один, то другой из присутствующих внимательно взглядывал на русского врача. Гирин соображал, удалось ли ему объяснить назревшую необходимость взаимопонимания между наследниками могучей мысли Индии и современной материалистической наукой. Пожалуй, его выступление не получилось, каким оно должно было бы быть. Отсутствие подготовки… главные мысли следовало бы написать заранее по-английски, да кто ж его знал!
Размышления его были прерваны старцем Параматманандой. С помощью двух своих соседей он встал с сиденья и поклонился Гирину, сказав несколько фраз.
— Мои друзья благодарят русского ученого за умную речь, — перевел профессор, — они услышали четкое изложение позиций материалиста в отношении философской мысли и некоторых особенностей индийской умозрительной науки. Диаметральная противоположность взглядов не испугала их — мы давно познали диалектику жизни. Более того, эта противоположность дает надежду на глубокое понимание и совместное исследование некоторых вопросов — вам со своей стороны, нам — со своей.
— Мои друзья, — продолжал Витаркананда после паузы, — надеются, что вы приедете снова, и предлагают вам содействие во всем, что вы захотите узнать во время пребывания здесь или в других городах Индии. Мы с удовольствием соберемся на новую встречу с вами. А сейчас мои друзья вынуждены нас покинуть.
Гирин попрощался с каждым в отдельности по-индийски, делая намасте, то есть склоняя голову над сложенными перед собой ладонями. Хозяин пошел провожать гостей, попросив Гирина остаться еще на несколько минут. Тот принялся ходить под легким вечерним ветерком, давая разрядку нервному напряжению.
Витаркананда, вернувшись с небольшим свертком в руках, присоединился к нему.
— Должен сказать, — заговорил Витаркананда, — что ни один из моих европейских друзей еще не удостаивался такого внимания. Мои друзья изведали многое на пути, и поиски ваши вызвали у них уважение и дружеское участие.
Вы правы, что аналитическое исследование внешнего мира западной наукой можно сочетать с интравертированным синтезом йоги лишь диалектически. Вы знаете, что отдельные люди в прошлом и настоящем обладали подобным умением, но еще нет даже признаков распространения синтеза мудрости Запада и Востока. Мне известны предсказания, что Россия первой ступит на этот путь, неизбежный для высшего будущего познания, но пока еще не ступила. Это удивляет нас, потому что психологические методы йоги особенно важны для выработки социального поведения индивида.
«Йога есть искушенность в действиях», — сказал Шри Рамакришна, указывая, что человек вживается в йогу и лепит себя по созданному им идеалу. Но кому, как не вам, знать, что человек вне народа, вне общества — пустая абстракция. Народ вне человечества тоже абстракция. Поэтому успех в практике той или другой йоги зависит от состояния общества и человечества. Только что окончилась железная эпоха Кали-Юга, в которую можно было практиковать лишь карму-йогу и бхакти-йогу, теперь подошло время и для других йог.
Бхагавад-Гита говорит, что критерий Правды — Благо, и это определение полярно западному прагматизму Джемса с его пользой, как критерием действительности.
Мы знаем несколько дорог. Хатха-йога — человек, овладевший ею, — является владыкой дыхания — это лишь низшая ступень, наполняющая тело жизненной мощью. Но есть еще лайя-йога, или путь воли с ее подразделениями, включающими шакти-йогу, или владычество над энергией, возбуждающее силы природы, янтру-йогу, или путь владычества над формой, мантру-йогу — владычество над звуком, силами звуковых вибраций. Дхьяна-йога, или путь размышления, дает власть над силами мыслительного процесса.
Мне кажется, что ближе всех вам раджа-йога, или йога метода и анализа, особенно тот ее раздел, который назван джнани-йогой, или путем знания, владычества над силами интеллекта. Также не чужд вам путь карма-йоги, или йоги действия, общественной дисциплины и понимания взаимосвязи явлений в жизни. Ошибусь ли я, если скажу, что требования, которые ставит человеку тот общественный строй, к которому вы стремитесь в России, во многом похожи на карма-йогу? Но вы совсем далеки от таких разделов раджа-йоги, как кундалини-йога и самадхи-йога, — путей владычества над нервно-психическими силами и силами экстаза, прозрения и соединения с океаном мировой души.
Как бы ни были различны наши методы, та великая цель, какую себе ставит человек, — познание природы и самого себя — так же вдохновляет нас, как и вас.
Нельзя не склонить с уважением головы перед титаническими усилиями материалистов и громадными успехами материальной науки. Поэтому так интересны нам мысли о духовной деятельности человека, какие высказаны вами, материалистом из Советской России, а также точки соприкосновения познаний, намеченные вашей речью.
Лишенные ложной гордости, мои друзья не восприняли как упрек суровые слова об отступлении философов Индии от своего долга перед страной и людьми. Надо обдумать сказанное и в следующую встречу показать вам обстоятельства и внутренние силы, создавшие современное положение. И на прощание я должен рассказать вам маленькую историю.
Один из наших художников тридцать лет назад написал картину, по понятным причинам не получившую тогда признания. Он назвал ее «Мост Ашвинов», то есть в прямом переводе с санскрита — всадников. Но под этим именем традиция Махабхараты понимает близнецов — богов и врачевателей, то есть утреннюю и вечернюю зори.
— Вот как, — заинтересованно воскликнул Гирин, — наша древнерусская сказочная традиция точно так же представляет себе зори, только добавляя к ним еще двух всадников — ночи и дня.
— Я позволю себе подарить вам картину «Мост Ашвинов», — продолжал Витаркананда, разворачивая принесенный им сверток накрахмаленной ткани.
В однообразной сумеречной серо-фиолетовой гамме красок простерся бушующий океан, бьющийся в иззубренные скалистые берега, затянутые глухой пеленой тумана. На левом берегу, на ступенчато поднимавшихся в глубь страны холмах виднелись могучие здания и дымящие трубы, на правом — снеговые горы. У их подножия — тесные восточные жилища и храмы индийской, тибетской и китайской архитектур.
Пологой дугой взмывал над океаном, соединяя оба берега, мост, как бы сплетенный из светящихся стрел. На него въезжали на черных конях два всадника, безоружные, но в броне. Левый — голубовато-серый, правый — оранжево-коричневый. Оба протягивали друг другу правые руки широким, свободным жестом призыва и дружбы. Гирин благодарно посмотрел на старого индийца.
— Я понимаю без объяснений, — сказал он, — все, за исключением стрел.
— Символика проста, — улыбнулся Витаркананда, — стрелы — это мысли в познании, сплетающие мост между несоединимым. Потому что тут есть более глубокий смысл, легко ускользающий от северного человека, могущего видеть, как сходятся летом вечерняя и утренняя зори. Для жителя тропиков это невозможно, ибо равенство дня и ночи далеко раздвигает во времени обе зари.
— Свами Параматмананда хочет узнать причину, по которой мы, по мнению уважаемого гостя, не преуспели в открытиях материального мира, столь важного в глазах ученых Запада.
— Причина, мне кажется, в том, что вы отказались от древних традиций — искания и борьбы, тех традиций, которые привели Индию к таким высоким достижениям науки и искусства в древние времена. Открытые в тысячелетних поисках силы души и тела вы направили на себя лично, на получение индивидуального блаженства и были за это наказаны самой природой, ибо дальнейшие исследования оборвались. В самом деле, если человек может достигнуть экстаза — самадхи и даже высшей его степени — нирвикальпасамадхи, которое вы называете слиянием с океаном мировой души и божеством по ту сторону жизни и смерти, зачем идти дальше? А аналогичные самадхи ощущения вызываются и у не посвященных в йогу людей понижением содержания в крови углекислого газа от усиленного дыхания в самогипнозе — так называемой гипокапнией. Это внутреннее состояние организма, а вовсе не сверхчувственная связь с внешним миром. Мы, западные ученые, можем вызвать мнимое погружение в бесконечность определенными лекарствами. Таким образом, вся великолепная и долгая подготовка мощной мыслительной машины, если конечной целью ставится мнимое слияние с божеством, получает известную аналогию с блаженством вовсе не подготовленных людей в бодлеровских «Исканиях рая». Тогда эта подготовка не ведет ни к каким откровениям и высотам познания. И не мудрено, что за последнее время йоги и свами не смогли повести за собой многих людей, как не смогли открыть ничего такого, что превосходило бы возможности просто талантливых ученых, долго занимавшихся своим предметом.
Мне кажется, что движение ваше остановилось и равнодушие сменило некогда пытливый дух великих ученых и философов Индии, еще в древности создавших материалистическую философию Чарвака, измеривших атмосферу Земли, открывших кровообращение за сотни лет до европейцев и даже предвосхитивших почти точные размеры атома водорода за две тысячи лет до нашей науки.
В раджа-йоге, королеве всех йог, одна из высших ступеней — пятая, если не ошибаюсь, называется титикша — это состояние полного равнодушия ко всему преходящему, к радости и страданию.
Вы называете это освобождением. С нашей точки зрения, это большое несчастье. В периоды больших невзгод человечества у людей разных народов появлялось состояние ацедии — убийственного равнодушия ко всему, и к себе самим в том числе. Это выключение из жизненной борьбы обязано повреждению наследственных механизмов и дефектности психики, а вы наносите это повреждение себе намеренно. Не из страха ли страдания? Не из опасения ли, что радость диалектически связана со страданием и, чтобы избежать страдания, надо отказаться от обоих?
— Так вы считаете путь йоги бесполезным? — строго спросил Витаркананда.
— Как можно так понять мои слова? — укоризненно покачал головой Гирин. — Физические силы и психические возможности человека громадны. Умение владеть ими особенно необходимо в нашу эпоху, когда столкновение старого и нового грозит миру небывалыми бедами. Сами же вы называли наше время «железным веком» — Кали-Югой, а современность — эпохой Агни — космического огня, предвидите распространение неизвестных прежде болезней, призываете «подготовить врачей». Йогическая наука, хотя далеко не все мои западные коллеги отдают себе в этом отчет, полярна европейской в методе познания. Мы привлекаем информацию из внешнего мира через описание и эксперимент, нащупывая законы вселенной. Вы же стараетесь познать мир изнутри, из себя, считая, что человек, как микрокосм, вмещает в себя всю неисчерпаемость бытия и полноту познания. Самая важная часть всех наук о человеке — психология, борьба за его высокие и душевные качества, хотя и резко различны в Индии и на Западе, по существу, составляют диалектически две стороны единства. Наша психология зиждется на синтезе опытных данных. Индийский исследователь не рационализирует истину, он испытывает ее в личном, субъективном опыте. Из наших психологических школ ближе всего к индийской школа Чарльза Роджерса.
Элементарные достижения раджа-йоги — развитие бездонной фотографической памяти и интеллигентности выше среднего уровня — обычно отрицались западной психологией, хотя последние данные и начинают говорить о реальности этих достижений.
Противоположность наших путей в то же время диалектически едина в движении к раскрытию тайн природы и человека. На этой дороге мы неизбежно сойдемся в необходимости двустороннего постижения, внутреннего и внешнего единства познания.
И в то же время весь идеал йоги зиждется на личном «спасении», уходе и предоставлении всему остальному миру идти своим путем. Разве это цель? Несколько десятков людей достигнут большого развития своих сил, обольщая себя мнимым спасением от круговорота рождений и смертей. Что же в этом толку для ваших братьев — людей? Даже если бы существовал какой-нибудь создатель всего сущего — то и для него? Мчится в будущее, вздуваясь и пенясь, поток миллиардов человеческих жизней, а вы стремитесь выпрыгнуть из него на берег? Гордо звание Тиртхакары — наводящего мост через поток существований для других людей. Но ведь в конечном итоге такая деятельность должна привести теоретически к прекращению смертей и рождений, то есть к концу человечества. И это после всех страданий жизни на пути к мысли и воле? Разве так поступали бодисатвы, отказавшиеся от нирваны? Разве не в тысячу раз более благородна другая цель, какую поставил себе целый народ — мой народ, идущий к ней через великие трудности? Цель эта — сделать всех знающими, чистыми, освобожденными от страха, равными перед законом и обществом, сделать доступным для них всю неисчерпаемую красоту человека и природы. В этой цели чем выше и совершеннее будут ее работники, тем быстрее окончится тяжелый и далекий путь. Как нужны бы были сейчас люди, вам подобные, освободившемуся народу Индии…
Гирин сдержал себя, спохватившись, что слишком увлекся, и закончил уже спокойно:
— Ваша йога, или психофизиологическое совершенствование, как скажет ученый Запада, представляется мне крепким свинчиванием сознательного с подсознательным в психике человека, железным стержнем, поддерживающим крепость души и тела, могучим зарядом энергии, делающим человека способным к высоким взлетам, тяжелой борьбе, необоримой стойкости. Но для чего это все, как не для отдачи людям, помощи им, борьбы за увеличение красоты и счастья на земле? Разве не говорил Будда как о величайшей заслуге о внесении хотя бы крупицы счастья для людей?
Человек, знающий из палеонтологии свою историю, тяжкое восхождение к мыслящему существу через миллиарды лет бессмысленного страдания живого, должен чувствовать огромную ответственность за свою судьбу. Какое право он имеет рисковать собой, говорить о самоуничтожении или отказе от жизни и смерти, как то делают йоги? Только для индивидуального вознесения? Какая же это мудрость, где тут вторая чаша весов, на которой все страдания живой плоти в ее историческом пути от амебы до человека? Чем так уж отлична по своему результату подобная философия от безумного бреда об очистительном огне адской бомбы, которая призвана уничтожить погрязшее в злобе человечество? Как случилось, что вы до сих пор стоите в стороне от вашего подлинного назначения?
Самый великий ученый нашего века и один из величайших во все времена, мой соотечественник Вернадский ввел понятие ноосферы — суммы коллективных достижений человечества в духовной области, мысли и искусства. Она обнимает всех людей океаном, формирующим все представления о мире, и надо ли говорить, как важно, чтобы воды этого океана оставались чистыми и прозрачными. Все усилия людей творческих должны быть направлены сюда, и нужно не только создавать новое, но и не позволять пачкать прежнее, вот еще одна громадная задача на пользу всему миру.
Гирин умолк, неуклюже поклонился собравшимся и сел, вытирая потное от напряжения и волнения лицо. Молчание нарушил Витаркананда.
— Я называю брахманом того, кто говорит правдивую речь, поучительную, без резкостей и без намерения обидеть, — начал он по-тамильски, повторяя по-английски для Гирина. — Наука стала религией Запада, но есть еще многое в человеке, чего она не знает и не может ответить на все запросы его души. Но горе ей, если наука не оправдает гигантских надежд, на нее возлагаемых, тогда европейская мысль потерпит полнейший моральный крах…
Профессор Витаркананда наклонил набок голову, как присматривающаяся к чему-то птица, и продолжал:
— Пока результатом вашего устройства жизни, более обеспеченного и куда более технически могущественного, чем наше, не явилось большее счастье. Я не знаю России, но думаю, что вы, стоя между Западом и Востоком, взявшись за переустройство жизни по-новому, — другие. Но собственная статистика американцев, подтверждаемая научными исследованиями, говорит о неуклонном росте наркомании, алкоголизма и соответственно психических заболеваний. Считается, что из ста восьмидесяти миллионов американцев двадцать восемь миллионов людей неполноценны в отношении душевного или физического здоровья, а восемь миллионов с явно поврежденной психикой. Число умственно отсталых людей в Соединенных Штатах, по подсчетам медицинских учреждений, превосходит всех больных раком, склерозом, туберкулезом, полиомиелитом и другими бичами человечества, вместе взятыми. Это в стране наиболее сытой, далеко ушедшей вперед в области технической цивилизации. Где же здесь преимущества западной науки?
Профессор встал и подошел к балюстраде, обрамлявшей открытую часть комнаты. Гирин впервые заметил, что они расположились на плоской крыше высокой части дома, поднимавшейся, как приземистая квадратная башня. Едва различимо чернела в ночном мраке густая растительность парка, сбегавшая с холма на прибрежную равнину. Редкие желтые огоньки земли не могли соперничать со скопищем звезд, нависших над бесконечностью темного моря.
— Там и там, — Витаркананда показал на океан и на холмы, уступами громоздившиеся позади дома, — мир, в котором страны точно тигры, готовые к прыжку. Чудовищные ракеты, могущие стереть самые большие города в ядовитую пыль, нацелены друг на друга. Охваченные безумием вооружения люди, верящие только в силу, хвастаются перед всем миром смертоносностью своего оружия. Гигантские подводные лодки плавают по океанам, также вооруженные ракетами, готовыми взлететь из глубины вод. Помню рисунок в американском журнале — ровное поле, засеянное густой травой, а под его мирной поверхностью, в глубоких колодцах, укрыты акульи тела ракет, которые в нужный момент прорвут тонкую крышку и слой дерна, поднимаясь, чтобы обрушить свое отвратительное содержимое на обреченную страну.
Там высыхают реки и скудеют поля, потому что леса исчезают, превращенные в бумагу для бесчисленных газет, изливающих целый океан беззастенчивой лжи. Подобные псам из священной книги христиан, газеты все время возвращаются на извергнутое ими же, снова и снова пуская в человеческие массы ложь или чепуху, раздутую до невообразимых размеров. Теперь еще одно изобретение западной науки уже не словами, а картинами, химерическими и вредными выдумками заполняет досуг людей, приковывая их к гипнотизирующим экранам внутри душных и тесных домов. Досуг, который мог бы быть отдан полезному совершенствованию и подлинно прекрасному. Даже то, что Запад берет у нас, претерпевает чудовищное опошление. Мнимые йоги сулят быстрое возвышение и могущество, за деньги, конечно, обманывая легковерных, жаждущих чуда и неспособных к громадному труду истинной йоги людей.
В Америке распространился так называемый «буддизм» японской секты Дзен, превращенный бездельниками, якобы исповедующими Дхарму, в дикое извращение даже самых недостойных обрядов низшего ламаизма. Праздные, тупые и ленивые, эти мнимые «буддисты» предаются скотским утехам.
Западные люди сами начали понимать, что отказ от природы ведет их цивилизацию к большой опасности.
Будучи сам частью природы, «человек тщательно разрушает ее вокруг себя, оголяя места своего обитания и создавая идеальные условия для заболеваний».
Другие говорят, что человек «сокрушил вокруг себя куда больше прекрасного, чем собрал в своих музеях и картинных галереях. Самое же гнусное, что он пытается подчинить основные законы биологии временным законам рынка». Красота и многообразие нашей Земли, ее людей, природы, искусства, геройских подвигов остается в подавляющем множестве случаев неизвестна среднему человеку, серому не душой, а своим поразительным невежеством, в узкой и монотонной жизни.
Еще хуже, когда в определенных целях нарочито скрывают широту огромного мира, направляют внимание на мелкие, якобы важные споры, на пустяковые вопросы, на мнимых врагов. Или восхваляют именно за невежество и узкое самоограничение в знании. Все это опустошает, озлобляет человека, делает духовно нищим, не видящим путей к чему-то большому и интересному. Большинство людей не понимает, что великое многообразие и красочность мира будут служить им крепчайшей душевной поддержкой на протяжении всей жизни. А те, кто крадет у них время и возможность познавания мира, — поистине людоеды-тигры.
Все больше становится у вас людей в темных очках, скрывающих самое прекрасное в человеке — его глаза, боящихся правдивого взгляда, честно отражающего чувства. Вот западная цивилизация, расползающаяся по всему миру, как болезнь. Что может сделать с ней йог, вооруженный лишь силами собственной души?
Профессор умолк, поддержанный сочувственными кивками высоких тюрбанов. Гирин понял, что надо отвечать, и набрал воздуху в широкую грудь.
— Еще ни одна религия на земле не оправдала возлагавшихся на нее людьми надежд по справедливому устройству мира и жизни. Как ни грозили самыми ужасными наказаниями христианский, буддийский, мусульманский, еврейский ад или будущими перевоплощениями в гнусных существ — индуизм, переустройства жизни в согласии с религиозными принципами не получилось. Наука может достичь гораздо большего, но при условии, что она займется человеком во всей его сложности. Я признаю прямо, что этого в европейской науке, к сожалению, и в нашей советской еще нет. Но у нас есть другое — в борьбе различных идеологий все более ширится распространение коммунистических идей, и окончательная победа идеологии коммунизма неизбежна.
«Почему?» — наверное, спросите вы. Я отвечу: потому, что никакая религия или другая идеология не обещает равной жизни на земле каждому человеку — сильному и слабому, гениальному и малоспособному, красивому и некрасивому. Равной со всеми в пользовании всеми благами и красотами жизни теперь же, не в мнимых будущих существованиях, не в загробном мире. А так как человечество в общем состоит из средних людей, то коммунизм наиболее устраивает подавляющую часть человечества. Враги наши говорят, что равная жизнь у слабых получается за счет сильных, но ведь в этом суть справедливости коммунизма, так же как и вершин индуизма или философии чистого буддизма. Для этого и надо становиться сильными — чтобы помогать всем людям подниматься на высокий уровень жизни и познания. Разве вы видите здесь какое-нибудь противоречие с знаменитым принципом йоги: «Оберегай ближнего и дальнего и помогай ему возвыситься»? Для меня не секрет, что на Западе, да, наверное, и здесь, на Востоке, многие люди, даже широко образованные и сами по себе не религиозные; считают открытого атеиста человеком аморальным. Дело простое — моральные принципы этого мира сформулированы религией и внедряются через нее. Следовательно, считают эти люди, что атеист должен вместе с религией отвергать и все устои морали и этики. Я был бы рад, если бы вы увидели за моими несовершенными формулировками, что из материализма вместе с глубоким познанием природы вырастает и новая мораль, новая этика и эстетика, более совершенная потому, что ее принципы покоятся на научном изучении законов развития человека и общества, на исследовании неизбежных исторических изменений жизни и психики, на познании необходимости общественного долга. Что у материалиста тоже вещая душа и сердце, полное тревоги, по выражению нашего великого поэта. Тревоги не только за себя, но и за весь окружающий мир, с которым неразделен каждый человек, и судьба мира — его судьба.
Но если вещая душа и жесткая дисциплина поведения также составляют необходимые качества йога, то полное тревоги за судьбы людей и мира сердце вы одели в броню безразличия и несочувствия.
Но есть еще одно в идеологии коммунизма, обусловливающее неотвратимость ее распространения во всем мире. Никакая другая общественная система не наполняет большим и высоким смыслом жизнь каждого среднего человека, ибо жизнь для других, для большой цели светла и интересна, а жизнь для себя убога!
Гирин также подошел к балюстраде и стал спиной к ней, лицом к индийцам.
— На этой земле, — воскликнул он, протянув руку в открывающееся с балкона пространство, — другой земли человеку не дано. Он еще не дорос, чтобы пробиться к другим планетам, через хаос неорганизованной материи космоса. И пока мы достоверно знаем, что в нашем участке Галактики только здесь, на Земле, материя поднялась до мысли и возможности переустройства мира по законам красоты и добра. Совершенство нашего организма, понятое в Индии издревле, не явилось даром богов. Оно завоевано, заработано страданиями, кровью, миллиардами миллиардов жертв на пути исторического развития животного мира планеты. Как же мы можем отречься от земной жизни, предоставить невеждам и негодяям разрушить и разграбить прекрасную природу и сделать всесторонне нищими грядущие поколения?
Гирин умолк и стал рассматривать хитросплетения резьбы на мраморных брусьях. Прислушиваться к разговору было бесполезно, так как он ни слова не понимал.
Индийцы говорили негромко, по очереди, не перебивая и не возвышая голоса. Слуги внесли подносы, уставленные высокими бокалами с кисловатым холодным напитком вроде лимонада. Гирин с удовольствием осушил свой бокал. То один, то другой из присутствующих внимательно взглядывал на русского врача. Гирин соображал, удалось ли ему объяснить назревшую необходимость взаимопонимания между наследниками могучей мысли Индии и современной материалистической наукой. Пожалуй, его выступление не получилось, каким оно должно было бы быть. Отсутствие подготовки… главные мысли следовало бы написать заранее по-английски, да кто ж его знал!
Размышления его были прерваны старцем Параматманандой. С помощью двух своих соседей он встал с сиденья и поклонился Гирину, сказав несколько фраз.
— Мои друзья благодарят русского ученого за умную речь, — перевел профессор, — они услышали четкое изложение позиций материалиста в отношении философской мысли и некоторых особенностей индийской умозрительной науки. Диаметральная противоположность взглядов не испугала их — мы давно познали диалектику жизни. Более того, эта противоположность дает надежду на глубокое понимание и совместное исследование некоторых вопросов — вам со своей стороны, нам — со своей.
— Мои друзья, — продолжал Витаркананда после паузы, — надеются, что вы приедете снова, и предлагают вам содействие во всем, что вы захотите узнать во время пребывания здесь или в других городах Индии. Мы с удовольствием соберемся на новую встречу с вами. А сейчас мои друзья вынуждены нас покинуть.
Гирин попрощался с каждым в отдельности по-индийски, делая намасте, то есть склоняя голову над сложенными перед собой ладонями. Хозяин пошел провожать гостей, попросив Гирина остаться еще на несколько минут. Тот принялся ходить под легким вечерним ветерком, давая разрядку нервному напряжению.
Витаркананда, вернувшись с небольшим свертком в руках, присоединился к нему.
— Должен сказать, — заговорил Витаркананда, — что ни один из моих европейских друзей еще не удостаивался такого внимания. Мои друзья изведали многое на пути, и поиски ваши вызвали у них уважение и дружеское участие.
Вы правы, что аналитическое исследование внешнего мира западной наукой можно сочетать с интравертированным синтезом йоги лишь диалектически. Вы знаете, что отдельные люди в прошлом и настоящем обладали подобным умением, но еще нет даже признаков распространения синтеза мудрости Запада и Востока. Мне известны предсказания, что Россия первой ступит на этот путь, неизбежный для высшего будущего познания, но пока еще не ступила. Это удивляет нас, потому что психологические методы йоги особенно важны для выработки социального поведения индивида.
«Йога есть искушенность в действиях», — сказал Шри Рамакришна, указывая, что человек вживается в йогу и лепит себя по созданному им идеалу. Но кому, как не вам, знать, что человек вне народа, вне общества — пустая абстракция. Народ вне человечества тоже абстракция. Поэтому успех в практике той или другой йоги зависит от состояния общества и человечества. Только что окончилась железная эпоха Кали-Юга, в которую можно было практиковать лишь карму-йогу и бхакти-йогу, теперь подошло время и для других йог.
Бхагавад-Гита говорит, что критерий Правды — Благо, и это определение полярно западному прагматизму Джемса с его пользой, как критерием действительности.
Мы знаем несколько дорог. Хатха-йога — человек, овладевший ею, — является владыкой дыхания — это лишь низшая ступень, наполняющая тело жизненной мощью. Но есть еще лайя-йога, или путь воли с ее подразделениями, включающими шакти-йогу, или владычество над энергией, возбуждающее силы природы, янтру-йогу, или путь владычества над формой, мантру-йогу — владычество над звуком, силами звуковых вибраций. Дхьяна-йога, или путь размышления, дает власть над силами мыслительного процесса.
Мне кажется, что ближе всех вам раджа-йога, или йога метода и анализа, особенно тот ее раздел, который назван джнани-йогой, или путем знания, владычества над силами интеллекта. Также не чужд вам путь карма-йоги, или йоги действия, общественной дисциплины и понимания взаимосвязи явлений в жизни. Ошибусь ли я, если скажу, что требования, которые ставит человеку тот общественный строй, к которому вы стремитесь в России, во многом похожи на карма-йогу? Но вы совсем далеки от таких разделов раджа-йоги, как кундалини-йога и самадхи-йога, — путей владычества над нервно-психическими силами и силами экстаза, прозрения и соединения с океаном мировой души.
Как бы ни были различны наши методы, та великая цель, какую себе ставит человек, — познание природы и самого себя — так же вдохновляет нас, как и вас.
Нельзя не склонить с уважением головы перед титаническими усилиями материалистов и громадными успехами материальной науки. Поэтому так интересны нам мысли о духовной деятельности человека, какие высказаны вами, материалистом из Советской России, а также точки соприкосновения познаний, намеченные вашей речью.
Лишенные ложной гордости, мои друзья не восприняли как упрек суровые слова об отступлении философов Индии от своего долга перед страной и людьми. Надо обдумать сказанное и в следующую встречу показать вам обстоятельства и внутренние силы, создавшие современное положение. И на прощание я должен рассказать вам маленькую историю.
Один из наших художников тридцать лет назад написал картину, по понятным причинам не получившую тогда признания. Он назвал ее «Мост Ашвинов», то есть в прямом переводе с санскрита — всадников. Но под этим именем традиция Махабхараты понимает близнецов — богов и врачевателей, то есть утреннюю и вечернюю зори.
— Вот как, — заинтересованно воскликнул Гирин, — наша древнерусская сказочная традиция точно так же представляет себе зори, только добавляя к ним еще двух всадников — ночи и дня.
— Я позволю себе подарить вам картину «Мост Ашвинов», — продолжал Витаркананда, разворачивая принесенный им сверток накрахмаленной ткани.
В однообразной сумеречной серо-фиолетовой гамме красок простерся бушующий океан, бьющийся в иззубренные скалистые берега, затянутые глухой пеленой тумана. На левом берегу, на ступенчато поднимавшихся в глубь страны холмах виднелись могучие здания и дымящие трубы, на правом — снеговые горы. У их подножия — тесные восточные жилища и храмы индийской, тибетской и китайской архитектур.
Пологой дугой взмывал над океаном, соединяя оба берега, мост, как бы сплетенный из светящихся стрел. На него въезжали на черных конях два всадника, безоружные, но в броне. Левый — голубовато-серый, правый — оранжево-коричневый. Оба протягивали друг другу правые руки широким, свободным жестом призыва и дружбы. Гирин благодарно посмотрел на старого индийца.
— Я понимаю без объяснений, — сказал он, — все, за исключением стрел.
— Символика проста, — улыбнулся Витаркананда, — стрелы — это мысли в познании, сплетающие мост между несоединимым. Потому что тут есть более глубокий смысл, легко ускользающий от северного человека, могущего видеть, как сходятся летом вечерняя и утренняя зори. Для жителя тропиков это невозможно, ибо равенство дня и ночи далеко раздвигает во времени обе зари.