– Что такое?! – ехидно спросил приятель Тони, подняв пистолет повыше. – Что-то не так?!

– С-сука! – выдавил Астарот сквозь зубы. – Шутки кончились!

Астарот бросил винтовку и медленно достал из ременной сумки разрывную гранату. Тони наблюдал за его действиями, не шевелясь, только подбородок едва заметно подрагивал.

– И что ты будешь с ней делать?!

Астарот рванул чеку.

– А-а-а! – приятели Тони, вскрикнув, отпрыгнули назад, один из них споткнулся и растянулся на песке, да так и остался лежать, опасаясь даже пошевелиться – кто знает, что взбредет в голову этому психу.

Астарот осторожно продел проволоку чеки на место, кольцо осталось у него на большом пальце.

– Валите отсюда, – сказал он, – повторять я не буду… Взорву всех!

– Ты что, спятил? – Тони покрутил пальцем у виска, массивный подбородок его при этом ходил из стороны в сторону…

– В джип, – скомандовал Астарот.

Тони нехотя перебрался через борт. Остальные последовали его примеру, стараясь не делать резких движений. Все смотрели на него с ненавистью.

– Мы еще вернемся, – пообещал Тони. – Знаешь что… Генералу будет очень интересно узнать обо всей этой истории. Я даже предположить боюсь, что он предпримет, узнав, что ты – предатель.

– А ты не бойся, – сказал Астарот, – поезжайте!

Водитель нажал на газ, джип рванул с места и вскоре скрылся за дюнами.

– Вот черт! – выругался Астарот. – Вот же черт! Угораздило меня.

Маркун весь съежился, глядя, как охотник выкрикивает проклятия.

– Пошли! – скомандовал охотник. – Теперь нам придется идти быстрее, чем раньше.


До леса зооров было двое суток ходу.

«Надо было отобрать у них джип, когда была такая возможность, – рассуждал Астарот. – Теперь уже поздно. Лишь бы они не успели нас нагнать».

Ночь прошла спокойно. Охотник спал, растянувшись на земле. Маркун медитировал, отпугивая сильным красным излучением пустынных хищников.

На рассвете поднялся легкий ветер, так что идти стало труднее. Астарот надел очки, замотал лицо платком. Уцелела только одна перчатка – левая, правую руку он сунул за пазуху. Если бы не ветер, они достигли бы леса зооров уже после полудня. Но полдень давно миновал, а они все продолжали идти на северо-восток.

«Хорошо, нет мутантов, – думал охотник, – такое чувство, что они все разом куда-то попрятались. Не иначе, как мой темный покровитель Астарот с нами».

Ветер вскоре успокоился. Пустыня погрузилась в величественный однообразный покой. Только солнце палило нещадно. Охотник размотал платок, вдохнул раскаленный воздух. Отметил для себя, что Маркуна перемены в погоде, похоже, совсем не трогают. На своих четырех конечностях он все время убегал вперед, потом возвращался.

«Если бы он путешествовал один, то добрался бы до леса зооров гораздо быстрее», – подумал Астарот, и в очередной раз подивился его удивительной физиологии, словно специально созданной, чтобы выживать в условиях пустыни.

Они добрались, когда солнце низко висело над горизонтом. Над дюнами показалась темная полоса кустарника, за которой возвышались заросли – буйно увитые лианами высокие стволы, раскидистые кактусовые деревья, мангровые и тигровые кустарники.

– Почти пришли! – ободрил Маркуна Астарот, хотя мутант вряд ли мог понять, что близок к спасению. И сам заспешил к лесу, хотя и представить не мог, что ждет их в стане таинственных зооров.

Они успели пройти только половину пути, когда сзади послышалось рычание моторов.

Это Генерал, понял Астарот. Тони и другие рассказали об инциденте в пустыне, и он организовал охоту за предателем. Интересно, когда они его схватят, убьют сразу или казнят уже после того, как доставят в Лагерь.

Джипов было много – больше двадцати. Во всех сидели вооруженные люди. Но в лес зооров они сунуться не посмеют. Если бы только Маркун успел добежать до этого леса, если бы смог спрятаться в мангровых зарослях. Но нет, они непременно догонят его. Догонят… если только он их не остановит.

– Беги! – скомандовал охотник и махнул рукой в сторону лесу.

Маркун расширил глаза, присел, демонстрируя готовность остаться вместе с ним.

– Беги, я сказал! – Астарот яростно толкнул мутанта в плечо и заорал что было сил. – Мать твою, урод, жалкий кретин, вали отсюда, прячься!

Маркун сделал несколько осторожных шагов к лесу. Астарот вскинул винтовку и выстрелил в сторону джипов. Испугавшись громкого звука, мутант отбежал подальше.

– Скорее, – махнул ему охотник, – иди отсюда! Здесь сейчас будет жарко.

– Маркун… – черный уродец приложил ладонь к голове и охотник понял, что мутант пытается сказать ему, что всегда будет его помнить.

– Ладно, чего уж там, – он махнул рукой в ответ, повернулся и снова спустил курок.

Подбрасывая тощее тело невысоко над землей, короткими скачками Маркун направился к лесу.

Астарот метнулся за пригорок, и выставил ствол винтовки, наблюдая в оптический прицел, как приближаются враги. Генерал стоял на одном из джипов. Его морщинистое лицо утратило выражение непоколебимой уверенности, и выражало только одно чувство – негодование. Как же так, один из лучших воспитанников Лагеря и вдруг – предатель… Один из них вдруг пошел против всех. Выступил даже против его, генеральской, власти. Охотник поймал серый, рыбий глаз Генерала в оптический прицел и немедленно спустил курок, потому что боялся, что ему не хватит духа, если будет медлить. Фигура в камуфляже вскинула ладони и скрылась из виду.

Джипы остановились. Из них посыпались люди. Залегли за травянистыми холмиками и открыли огонь. Целились не в него – его они не видели, а в маячившую на песчаной дюне тощую фигурку. Астарот обернулся. Видно было, как пули попадают в песок, вздымая небольшие серые облачка вокруг мутанта. Охотник вскочил, замахал руками, привлекая к себе внимание, и побежал, увязая в песке. Огонь перевели на него. Он оглянулся всего на мгновение. Маркун был уже у самого леса. Ему оставалось всего несколько метров до обретения свободы. Вот он прыгнул, и скрылся за деревьями. Тут же Астарот упал в траву. Выдохнул с облегчением. Определенно, его хранили высшие силы. Его темный покровитель в подземном царстве сам Астарот помогал ему сегодня.

Очень осторожно он выглянул. Охотники растягивались цепью, как у них было заведено, если они загоняли слишком сообразительную дичь. Астарот видел их ловкие темные фигуры, перебегавшие с места на место. Их было слишком много. А у него совсем мало патронов. Значит – жить ему осталось не больше часа. Убив Генерала, он перешел черту, из-за которой не возвращаются. Теперь они обязательно прикончат его. Охотник глянул в оптический прицел. Они не спешили нападать. Сидели в засаде. Ждали, пока он покажет себя. Один из охотников неосторожно выглянул. При желании он мог бы снять его метким выстрелом. Но не стал.

«В чем они все виноваты? – подумал вдруг Астарот. – Только в том, что их так воспитали. Их сделала убийцами злая воля Государства. У них не было выбора. А у меня есть. Потому что я – человек».

Действуя спокойно и уверенно, он разрядил винтовку. Положил ее в песок. И медленно распрямился, подняв руки над головой.

– Я больше не убийца! – крикнул Астарот. – Я – человек!

Первая пуля попала ему в грудь, пробив легкое. Вторая вошла точно посередине лба. Стрелял Тони, а он редко промахивался.

Ручное управление

Беглый андроид резво карабкался по водосточной трубе. Собирался скрыться от конвоиров по крышам. Синтетические руки цеплялись за тонкую жесть и тянули вверх легкое, трубчатое тело. Гуттаперчевые конечности при этом странно выгибались.

– Хорошо лезет, – заметил Пожарский. – Сволочь редкая.

– Что же теперь будет? – дрожащим голосом поинтересовался младший конвоир у старшего группы. – А, Владимир Петрович…

– Не знаю, – ответил Пожарский, – по головке не погладят, во всяком случае, эт-точно.

– Снять бы его оттуда, пока ничего не натворил. А то, вон, толпа уже начала собираться…

Люди заполняли площадь перед жилым комплексом. Стояли, задрав головы, тыкали пальцами вверх. Несколько зевак ходили возле машины Управления с развороченной крышей. Паники в здании пока не наблюдалось, но она могла начаться с минуты на минуту…

Андроид вдруг сиганул вправо. Толпа ахнула. Повисев на пальцах под оконным проемом, беглец совершил изящный кувырок. Послышался звон разбитого стекла, и андроид скрылся в квартире.

– Проклятье, – выругался Пожарский. – Как это он так?.. Не ожидал.

– А я что говорил! – крикнул конвоир. – Давай Удачу вызывать, Владимир Петрович, пока он ничего тут не натворил! Экспериментальный образец, мать его так. Обезъян натуральный. Оторвут нам головы! Ох, оторвут!

– Удачу… – замешкался старший конвойной группы. – У него, говорят, с головой неполадки… Перехимичили там что-то технари с новыми модулями. – Пожарский уныло поглядел вверх. – А, черт, ладно… – Сдернув с плеча рацию, быстро заговорил: – Ночкин. Алё, Ночкин. Ты меня слышишь? Тут проблемка у нас небольшая. Точнее, большая проблемка… Экспериментальный этот, которого мы везли, сбежал. Да, сбежал, говорю. И в дом жилой забрался. Надо бы Удачу задействовать… Да знаю я, что не в порядке. Слышал про новый модуль. Надо, сказал… И без всяких мне. Я все сказал. Ждем тебя с Удачей… – Пожарский отпустил рацию и кивнул конвоиру: – Порядок, будет Удача. Спасет наши головы.


Робота, прозванного Удачей за поразительную удачливость при выполнении нескольких боевых заданий, привезли через десять минут. К этому времени из жилого комплекса уже выбегали перепуганные люди, а на пятом этаже начался пожар, из окон валил черный дым.

Удачу сопровождало три сотрудника Управления – техник Ночкин и рядовые в форме конвойной команды. Робот вышел из машины сам. Но шагал почему-то мелкими, семенящими шажками, подергиваясь при этом всем телом.

Пожарский даже крякнул от досады. Вид у боевого робота, призванного спасти их от «отрывания голов» был неважнецкий. Шесть механических рук безвольно висели вдоль широкого тела. Голову Удача почему-то держал на плече. Горящие когда-то ярким пламенем глаза-линзы мутновато поблескивали. Из открытого безгубого рта торчал вываленный синий язык.

– Чего это он язык высунул? – заинтересовался конвоир. – Пружина ослабла?

– Депрессия у него, – сообщил Ночкин и выругался. – Сколько раз говорил. Что-то не так с этими новыми модулями для роботов, а они – лучшая экспериментальная модификация, лучшие показатели интеллекта по тестам. А теперь вон что.

– Удача… Ты как? – ласково поинтересовался Пожарский.

В ответ робот уныло поглядел вдаль, переместил голову на другое плечо, и издевательски пошевелил языком.

Пожарский решил не обращать внимания на странное поведение боевой машины и сразу перейти к делу.

– Так, Удача, – сказал он, – слушай меня внимательно, в этом доме скрывается экспериментальный образец андроида, которого ты должен будешь отловить и доставить к нам, чтобы мы отконвоировали его владельцу. Все ясно?

Робот не шевелился.

– Задача ясна?

Ноль внимания.

– Немедленно на объект! – взорвался криком старший группы. – Пошел андроида ловить!.. Быстро!

Удача на крик никак не отреагировал.

– А я говорил, – заметил техник Ночкин, – робот не в порядке.

– И что мне прикажете делать?! – поинтересовался Пожарский. – Да если мы этого из здания не вытащим, тут такое начнется. И обязательно писаки потом пропишут, что, дескать, отряд Управления по перевозке андроидов – беспомощные, как детишки…

– Может, ручным управлением воспользоваться? – предложил Ночкин. – Сам он даже пальцем не пошевелит. Я его в таком состоянии уже неделю наблюдаю.

– А что, это мысль, – оживился Пожарский. – Где у нас пульт от ручного управления?

– В машине, – сообщил техник. – Вообще-то, тут определенный навык нужен.

– Вот и покажешь, как надо.

– Я? Н-нет, – от волнения Ночкин стал заикаться. – Я эт-того никогда не делал. Да и вообще, н-нет у меня таких полномочий.

– Полномочия получишь, – отрезал Пожарский, – я, как старший по званию, могу тебя такими полномочиями наделить.

– Нет, нет и нет, – замахал руками Ночкин, – угроблю боевую машину, потом с меня же и спросят. Вы уж сами как-нибудь, Владимир Петрович. В конце концов, это вы андроида упустили, – напомнил он. – А не я…

– Ах, вот, как ты заговорил, Ночкин, – рассвирепел Пожарский, – ладно, давай, показывай свое ручное управление. Сделаю все сам. А с тобой поговорим еще…

Заднюю часть кузова машины сопровождения занимала камера, где обычно помещался робот. В пустом помещении почему-то воняло горелым машинным маслом. Пожарский поморщился.

– Между прочим, Удача развлекался, пока ехали, – сообщил Ночкин, – масло сливал из коленных суставов и поджигал.

– Безобразие, – отозвался Пожарский.

Техник отвинтил несколько гаек, распахнул технический шкаф и выдвинул панель управления. Увидев пару десятков тумблеров, кнопочек и рукояток, Пожарский поначалу онемел. Потом, проявив решительность характера, взял стул и уселся за панель.

– Ну что, Ночкин, где тут у нас нужные рычаги?

– А я не знаю ничего, – откликнулся техник, – говорю же, ни разу с автономки не переходили. До этой поломки с Удачей никаких проблем не было.

– Инструкции читать надо, – нахмурился Пожарский. – Как автономку отключить?

– Вон там кнопочка маленькая, красненькая. Возле монитора.

На мерцающем экране отражалась перевернутая на бок картинка – проецировалась парой миниатюрных камер, встроенных в глаза-линзы робота.

– Вот эта, говоришь, – Пожарский ткнул кнопку.

Лишившись автономного управления, Удача уронил голову на грудь, и рухнул, как подкошенный, лбом в асфальт. Гулкое эхо удара отразилось от здания. Люди на площади заволновались.

– Ой-йо, – выдохнул конвоир, – хорошо, что железный, а то бы всю морду себе расколотил.

– Ничего, – проговорил Пожарский, дергая наугад тумблеры и рычаги, – сейчас мы его поднимем… вот так вот… отлично… и поведем парня на объект.

Удача встал на колени, сложил руки и простер их к жилому комплексу. Со стороны казалось, что робот молится.

– Да что ж такое?! – рассердился Владимир Петрович. – Ты у меня встанешь! Ты у меня пойдешь! Зараз-за!

Он заработал рычагами активнее. После недолгого кружения на месте, робот беспорядочно замахал руками и пошел к зданию. Колени он почему-то поднимал едва ли не до подбородка и опускал с такой силой, что в асфальте за ним оставались вмятины.

Половина зевак предпочла покинуть площадь и скрыться в неизвестном направлении.

– Того, кто это ручное управление придумал, надо к стенке поставить, – поделился Пожарский с подчиненными.

– Точно, – согласился Ночкин и заметил подхалимским тоном, – первый раз вижу, Владимир Петрович, чтобы кто-нибудь так быстро с ручником освоился.

– Ну-ну, – Пожарский смерил техника презрительным взглядом, – лесть тебе не поможет, Ночкин… Когда в следующем месяце спецпайки будут давать, лично прослежу, чтобы тебе диетический достался…

От такого коварства начальника техник заметно сник.

Мимо подъездных дверей Удача промахнулся и врезался на полном ходу в кирпичную стену. Отошел назад, присел для разбега, и помчался к подъезду, чтобы снова влепиться в твердый кирпич.

– Не жилец, – отметил конвоир и осекся.

– Я те покажу не жилец! – Пожарский погрозил ему кулаком. – А ну…

Удача, наконец, проник в подъезд, что было встречено бурными аплодисментами всей конвойной группы.

– По лестнице тяжело будет вести, – заметил грустный Ночкин, – давайте уж лучше в лифт.

С лифтом не задалось с самого начала. Хотя войти в него удалось почти сразу, но затем управляемый Пожарским робот вдребезги разбил панель с кнопками и проломил стену. В двух местах.

На лестнице Удача несколько раз падал и кубарем скатывался вниз, прикладываясь железной головой о ступени. Всякий раз конвоиры досадливо вскрикивали и давали начальнику советы, как лучше вести Удачу к цели. Пожарского советы сердили, он хмуро огрызался.

На пятом этаже в одной из квартир бушевал пожар. Выбив дверь тремя сильными ударами головы, робот ворвался в помещение. Огнетушитель снять со стены не удалось. Зато удалось его сбить, после чего огнетушитель каким-то образом открылся и начал заливать все вокруг пеной.

Во время тушения пожара квартира пострадала самым серьезным образом. Два шкафа Удача разломал в щепки, пытаясь выбраться в смежную комнату. Потом его тяжелая металлическая ступня застряла в диванных пружинах. Стараясь освободиться, робот выбил стекла в серванте, заодно побив всю посуду. Затем Удача, по нелепой случайности, оторвал батарею. Выбросить ее оказалось делом непростым. Вместо того чтобы решительно отшвырнуть батарею, робот по какой-то причине стал растягивать ее, словно меха гармони.

В конце концов, Пожарскому удалось заставить робота выкинуть ставший ненавистным всем конвоирам предмет. При этом старший группы впал в раж и дергал рычаги с остервенением. Злополучный радиатор, проломив одну из дверей, вдребезги разбил унитаз.

Зато хлеставшая отовсюду вода помогла справиться с огнем. К этому моменту робот с ног до головы покрылся черной копотью, и картинка на мониторе стала очень нечеткой.

– Вот ведь, – с досадой проговорил Пожарский. – Ладно, сейчас исправим.

Попытка протереть глаза кулаками явилась серьезной ошибкой. Робот нанес себе сильнейший удар в голову обеими руками и рухнул на пол, приложившись затылком о паркет.

К удивлению конвойной команды, Пожарскому удалось заставить Удачу после столь серьезной травмы подняться на ноги и продолжить путешествие по лестнице.

– Крепкая, все же, модель, – заметил техник, вытирая пот со лба.

– Боевой робот, – откликнулся один из конвоиров, – это тебе не хухры-мухры.

– Отставить разговоры! – прорычал Пожарский. Он вцепился в рычаги управления так, что костяшки пальцев побелели. – А вот теперь будем прочесывать здание.

Этаж за этажом. Пока не найдем гада…


Андроид обнаружился на крыше. Он сидел на гладком гудроне в странной, скрюченной позе и щурился, глядя на садящееся за горизонт большое, красное солнце…

Удача шагал к беглецу, неуклюже переставляя ноги. Покрытый сажей, с пылающими линзами глаз, разбросанными в стороны могучими руками, он походил на адского посланца.

Услышав тяжелую поступь, андроид обреченно сжался. На его лице отразились страх и печаль.

– Как бы с ним поговорить? – обернулся Пожарский к Ночкину. – Может, поймет, что сопротивление бесполезно и спустится сам.

– Не знаю. Аудиосистема автономная.

– Вот черт. Придется брать. Как бы с крыши не рухнуть. Сидит, ведь, на самом краю, гад. – Пожарский повел Удачу на андроида.

– Не надо, Владимир Петрович, – крикнул Ночкин, – вы же обоих угробите!

– А что делать?! – огрызнулся Пожарский. – Другого выхода нет. Кто-то должен принимать решение.

– Переключите его на автономку. Может, он сам справится.

– Справится он, как же, с вываленным языком и головой на сторону.

– Давайте попробуем… Что мы теряем?!

– Уйдет, гад… А, ладно, – вдруг решился Пожарский и ткнул кнопку…

Робот замер всего на мгновение. Затем пошел на андроида.

– Что я говорил, – обрадовался Ночкин. – Глядите, пришел в чувство.

Удача приблизился к беглецу. Тот и не думал убегать, понял, что от громадной боевой машины нет спасения, только весь съежился от страха, зажмурил глаза. Тяжелая ладонь легла на голову андроида. Робот осторожно погладил беглеца по шелковистым волосам. Затем устроился рядом с ним, на самом краю крыши, и уставился парой пламенеющих в лучах заката линз на горячее, клонящееся к горизонту солнце.

– Что он делает? – проговорил Пожарский. – Закатом, что ли, любуется. Вместе с этим. Экспериментальным…

Люди застыли перед пультом ручного управления. Никто не решался прервать затянувшуюся паузу.

Пожарский потянулся к кнопке.

– Не трогайте, – попросил техник, – пускай солнце сядет. Он тогда сам придет. И андроида приведет.

– Хм… – растерялся Пожарский и оглянулся на конвойную команду. – Хорошо. Пусть солнце сядет.

Я умею летать

У меня в очередной раз прихватило печень. Фельдшер скорой считал себя парнем «что надо».

– Не д-дрейфь, С-Серега, – сказал он, слегка заикаясь, – я тебя в такую больничку отвезу – закачаешься!

– Не хочу, – говорю, – качаться, хочу оставаться прямоходящим.

– Б-будешь ходячим, – отвечает радостно, – и совсем даже не под себя ходячим… ха-ха-ха. Т-тебя там подлечат, на н-ноги поставят. И сможешь опять водяру глушить в неограниченных количествах.

Он хохотнул. В этот момент я даже пожалел, что имя ему свое назвал. Ну что это за фамильярность, в самом деле! С-серега! Какой я ему С-серега?! Да еще «водяра» эта… Если печень у человека больная – непременно в алкоголики запишут!

Почувствовав отвращение ко всему на свете, я отвернулся к закрашенному белым окну. Сквозь процарапанную в краске дырку мелькали деревянные домики и припорошенные снегом деревья – явно не городской пейзаж.

– Куда это мы? – спросил я.

– Б-больничка в пригороде, – пояснил фельдшер, – д-да т-ты не д-дрейфь, С-серега, я ж плохого не посоветую… Там такие врачи, что и м-мертвого на ноги п-поставят. З-зуб даю.

– Ясно, – рассеянно кивнул я. Уверенности в том, что на ноги поставят, не было – только глухая тоска и желание послать все и вся к черту. В общем, мой обычный депрессивный настрой. От жизни я уже не ждал ничего хорошего. Жизнь выколотила меня, как прикроватный коврик, истязая напоследок страшным недугом.

Прибыли. Держась за больной бок, я выбрался из скорой. Неподалеку возвышался трехэтажный корпус «больнички». Нас уже ждали. Предупредительные врачи в белых халатах спешили навстречу, словно я – важный правительственный чиновник, а не простой писатель – фантаст.

– Здравствуйте, – крикнул фельдшер издалека.

– Здравствуйте, здравствуйте, – откликнулись они и затрясли головами дружно, как бараны в мультфильме.

– Мое почтение, – пробормотал я, и закусил губу – накатила такая боль, что я едва не потерял сознание.

– Так-так-так… – проговорил один из докторов, обходя меня полукругом, – что тут у нас?

– Тут у нас печень, – с кислым видом сказал я, – очередной приступ, похоже…

– Так-так-так, – повторил доктор, не выказав и тени сочувствия. Впрочем, к отсутствию сочувствия со стороны врачей за долгие годы лечения я успел привыкнуть. – Ну что, пойдем?

– Я вас провожу, – взял меня под локоть тот, что помоложе, с открытым приятным лицом.

– Не надо, – отказался я, высвобождая локоть, – сам дойду.

– Надо, надо, – мягко сказал он. – Я помогу вам, вы не волнуйтесь.

Тут я заметил, что врачи и толстый фельдшер как-то странно переглядываются. Словно знают что-то такое, о чем я и представления не имею.

– Пока, С-серега, – проговорил фельдшер с какой-то слишком торжественной интонацией и поднял руку – прощался.

– Увидимся еще, – сказал я.

Он махнул ладонью, развернулся и полез в скорую, толстый, хамоватый фельдшер, предопределивший мое вознесение.


Палата, куда меня поселили, совсем не походила на больничную, скорее – на комфортабельный гостиничный номер. С душевой кабиной и туалетом. На тумбочке, дополняя уют, стояли цветы в синей вазе. На стенах висели картины – пейзажи и портрет какого-то мрачного типа в круглых очках. Огромное зеркало занимало почти половину стены. На стуле лежала аккуратно сложенная пижама, рядом стояли тапочки. Я сел на широкую кровать и вздохнул…


Бывшая жена считала меня неудачником, потому, наверное, и ушла от меня однажды осенью. Она, бывало, кричала мне в порыве накатившей на нее беспричинной ярости:

– От таких, как ты, нет никакого проку! Что ты можешь?! Ну что ты можешь?! НИ-ЧЕ-ГО!

– Я умею летать, – отвечал я.

– Другие мужики, как мужики, покупают квартиры, меняют машины!..

– Любовниц, – вставлял я и тут же жалел об этом. Своими шутками я выводил ее из себя до крайности.

– Все бы тебе шутить! – орала она. – Ты – бестолочь! Бесполезный предмет мебели!

– Вовсе нет, – возражал я, – я летать умею.

– Что ты заладил одно и то же?! Вот тоже выдумал глупость. Что ты хотя бы сказать этим хочешь?! Нет от тебя никакого проку!

– Как же нет, если я летать умею…

Со временем ей все же удалось убедить меня в том, что я неудачник. Лузер из лузеров. Эта мысль приходила ко мне постепенно – после каждого очередного скандала, я подолгу стоял на балконе, курил, смотрел на звезды и думал. С возрастом все меньше веришь в свою счастливую звезду, все чаще осознаешь, что многое ты уже не успеешь сделать. Вспоминая свою жизнь до болезни, я не мог припомнить, чтобы мне хотя бы раз по-настоящему повезло. Всякий раз, чтобы что-то получить, приходилось прилагать слишком много усилий. Ничто и никогда не давалось мне просто так, с бухты-барахты. Всю жизнь я карабкался на скалы, и неизменно срывался вниз, на острые камни.

– Прости меня, Инночка, – говорил я все чаще и чаще. С тех пор, как я осознал себя неудачником, извиняться перед ней вошло в привычку.

Она воспринимала мои «прости» как должное. Но лицо ее в эти моменты кривилось от презрения. Она отворачивалась, не желая меня видеть. Молчала в ответ на мои слова, не желая разговаривать. И все реже бывала дома, не желая даже чувствовать меня рядом.

А потом наступила осень, и она ушла. И еще много всего произошло, такого, о чем даже вспоминать не хочется.

Потом я заболел, и болезнь протекала мучительно. Дошло до того, что я уже не узнавал себя, глядя в зеркало, так измотала меня эта неожиданная и страшная хворь. Желтая кожа, растрескавшиеся губы, темные круги под глазами, тусклый взгляд человека, уставшего от всего на свете…