Страница:
Боль отступила.
— Что у меня с головой? — спросил Фрост.
— А?
— Что. У меня. С. Го-ло-вой?..
— А-а-а! Сарапин. Кровь.
Наемник осторожно — бесконечно мягко пощупал голову снова. Кажется, да. Царапина. Пуля скользнула, содрала кожу, оглушила.
Безвредная рана, положительные герои дурацких боевиков получают именно такие, чтобы зритель не слишком скучал…
Уже рассветало.
— Другие где? Мои друзья? Агент ФБР? Женщина? Ребенок?
Француз лишь пожал плечами да руками развел.
Далеко на противоположном конце улицы, у речной пристани, догорали останки баржи. Молодой врач стоял на коленях прямо в грязи подле О’Хары, который, к вящему изумлению Фроста, не лежал, укрытый саваном, а сидел, прислонившись к деревянному крыльцу охотничьего домика. Рядом, правда, лежало чье-то тело, и уж оно было укрыто с головой.
Фрост потрогал старого канадца за плечо, указал на живописную группу напротив.
Согласно закивав, торговец обнял Фроста за плечи, помог выбраться на улицу, подойти поближе. Доктор не обратил на приближающуюся пару ни малейшего внимания, однако ирландец повернул лицо и слабо ухмыльнулся:
— Пятерка по поведению. Заслуженная и круглая. И сам уцелел, и к нам не поленился пришкандыбать… Но выглядишь ты, маэстро, еще хуже, чем я себя чувствую.
Фрост хмыкнул.
Врач, наконец, обернулся и оживленно заговорил с лавочником по-французски. Перевел взгляд на Фроста, сморщился.
— Я велел Жерару не давать вам двигаться, пока сам не осмотрю повреждений. К сожалению, этому человеку, — доктор кивнул на ирландца, — досталось очень крепко, и заняться вами сразу не получилось.
— Где Элизабет? И где Кевин? Фрост отшагнул от старика, закачался, но сумел сохранить равновесие.
— Уволокли обоих, маэстро, — с неподдельной грустью произнес О’Хара. И громко застонал, когда врач принялся зондировать рану.
— Что-о?
— Уволокли, — проскрежетал зубами побледневший ирландец. — Умыкнули. Обоих — и Кевина, и Элизабет.
— Сволочь! — до боли в горле заорал Фрост. — Сволочь! Проклятая красная сволочь!
И повалился, уже не в силах держаться на подгибавшихся, внезапно сделавшихся бесконечно слабыми ногах…
Прибывший в тот же день отряд по борьбе с террористами немедля ринулся по следам банды Баадер-Мейнхофа, а капитан Генри Фрост сызнова очутился на больничной койке — теперь уже в теплой компании Майкла О’Хары, который валялся по соседству, накачанный всеми существующими противошоковыми и антисептическими средствами. Ирландец, правда, пытался возражать против успокоительных снадобий — подобно самому Фросту, — но врач коротко и недвусмысленно приказал своим подопечным заткнуться и делать что велят.
Морфий снял Фросту боли, однако привел наемника в столь приятное опьянение, что капитан долго высказывал оставленному охранять раненых полицейскому свое мнение о канадской сыскной сноровке. Мнение было пристрастным и непечатным.
Когда раздраженный страж порядка потерял терпение и уселся караулить в коридоре, подальше от придирчивого критика, Фрост удовлетворенно вздохнул и погрузился в глубокий, целительный сон.
Миновало пять дней.
На шестой Фрост осведомился у стоявшего рядом и щупавшего ему пульс врача:
— Доктор, когда я подымусь? Подняться надобно срочно.
— А для чего, капитан? — с подозрением осведомился медик.
— Найти эту сволочь, вызволить Бесс и ребенка, потом перебить всю упомянутую сволочь до последнего человека. Посему повторяю вопрос: когда я выйду?
— Выйдете… отсюда?
Фрост кивнул и с удовлетворением отметил, что движение головой уже почти не причиняет боли. Тем лучше, подумал он, тем лучше. Просто замечательно…
— Сегодня — едва ли. Завтра — пожалуй. Послезавтра — обещаю. Но зарубите себе на носу: вы покинете клинику не для того, чтобы метаться по канадским лесам, размахивать томагавком и снимать скальпы!
— То есть?
— То есть, — осклабился доктор, — юридическая сторона дела находится вне моей компетенции. А как представитель медицины, сообщаю: на тропу войны вы сможете ступить лишь через несколько недель. Уразумели?
— Тогда я выписываюсь не позднее, чем завтра.
Доктор пожал плечами.
— Повторяю: завтра. Точка, период.
— И я тоже, док, — подал голос О’Хара.
Фрост покосился.
За пять вынужденно проведенных вместе дней ирландец и наемник, сами тому изумляясь, умудрились подружиться. И крепко подружиться.
— В таком случае, мистер О’Хара, — улыбнулся врач, — я перевожу вас из хирургического отделения в психиатрическое.
Он подмигнул Фросту и прибавил:
— Точка. Период.
— Почему?
— А потому, дорогой мой, что рана в живот — весьма неприятная штука. Очень часто — смертельная, ибо при неблагоприятных обстоятельствах пострадавший умирает от перитонита.
— Чего?
— Воспаления брюшной полости. Ваша рана, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить, заживает без осложнений. Однако, ежели попытаетесь разгуливать — или, того хуже, подвиги вершить, швы затрещат, начнется кровотечение, а уж заражение почти гарантирую. Выйдете в эту дверь прежде, нежели минует неделя — обижайтесь лишь на себя самого… Да только не позволю я вам выйти.
— М-да… Разумею. Но все равно, выписывайте завтра.
— Еще слово — и обоих не выпишу!
— А мы сбежим, — уведомил Фрост. — Умение удирать входит в профессиональную подготовку.
— Дурачье! — только и рявкнул врач. Он развернулся, разгневанно прошагал к двери, захлопнул ее с небывалым дотоле грохотом.
— Кажется, рассердился, — произнес ирландец. — А теперь выкладывай: что надумал делать? По глазам вижу: тебе уже ясно, как силки расставить кой-кому.
— На счастье наше, ты федеральный агент, Майк…
— Да, но здесь мои права почти равняются нулю. Чужая территория… Ба, старина, да капитан Фрост, кажется, вынашивает противозаконный умысел?
— Самолет еще не угнан, верно?
— Никак нет.
— И диверсий не обнаружено?
— Не-а.
Откинувшись на подушку, Фрост закурил “Кэмел”, затянулся.
— Придется потерпеть дымок, маэстро. Иначе мне скверно думается… Телевизионная передача об испытательном полете намечается завтра? И репортаж поведут прямо с. военной базы?
— Ага, — сказал явно озадаченный ирландец.
— Прекрасно. Элизабет и Кевин остались у них в лапах на пять дней — вполне достаточно, чтобы Чильтон-старший не то, что соловьем запел, а симфоническим оркестром сделался. Ergo…[2]
— Что?
— Я же филолог несчастный. Блистаю знанием латыни. Стало быть, — Фрост осекся, ибо, невзирая на отчаянную попытку шутить, комок в горле поднялся изрядный, стало быть, если Бесс и Кевин до сих пор живы, то лишь по единственной причине. Мерзавцы хотят удостовериться, что слова доктора — чистая и полная правда. Гарантировать себя от возможного надувательства. “Надуешь, ублюдок, — поглядишь…”
— Понимаю, — кивнул ирландец.
— И, стало быть, к действиям приступят именно завтра, когда самолет выкатят из ангара сброду репортерскому на обозрение. Преподнесут, можно выразиться, на блюдечке. Вчерашние новости уже передали: возле базы — толпища и скопища представителей прессы. Где же удобнее действовать, коль не среди подобного стада? Где затеряться легче?
— Справедливо, — сказал внезапно посерьезневший О’Хара. — Но ведь и Королевская Конная усилит охрану. Да еще как усилит! Не сомневайся.
— Не сомневаюсь. Так же, как не сомневаюсь, что захватывать самолет будет не один человек, а ударная группа. И охрана окажется или обезврежена, или отвлечена, Завтра я должен быть на этой базе.
— Допустим. А дальше?
— Когда начнется пальба, ребята из военно-воздушных сил и полиции могут перебить всех, загнать “Нетопыря” обратно, выставить целую дивизию часовых, и так далее. Это их дело. А мое дело — взять одного террориста живым.
— Чего ради?
Фрост погасил окурок.
— Выяснить, куда подевали Элизабет, Кевина и Мильтона Чильтона, у которого достало дури сбежать от своего телохранителя и погулять на кошачий манер.
— На какой манер?
— Классику надо читать, — ухмыльнулся Фрост. — Редьярд Киплинг. “Кошка, которая гуляла сам по себе”.
— Угу, — понимающе произнес О’Хара. — Считай меня совсем уж круглым дураком, но ты рассчитываешь получить чистосердечное признание? Это же фанатики, старина! Да он пулю примет и глазом не моргнет!
Фрост засунул руку под мягкую больничную подушку и вытащил маленький нож фирмы “Гербер”.
— Пулю примет, согласен. А есть и другие способы воздействия.
Чувствуя себя круглым дураком и смешным позером, Фрост повертел кинжалом, заставляя лезвие посверкивать и пускать по стенам проворные зайчики. Детский жест, подумал наемник. Ребячья похвальба.
— Пытать возьмешься? — молвил О’Хара задумчиво — Не одобряю. Но понимаю вполне… Ладно, маэстро, зачисляйте меня в команду.
Фрост повернул голову и спокойно сказал:
— Хорошо, вы приняты… маэстро.
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
— Что у меня с головой? — спросил Фрост.
— А?
— Что. У меня. С. Го-ло-вой?..
— А-а-а! Сарапин. Кровь.
Наемник осторожно — бесконечно мягко пощупал голову снова. Кажется, да. Царапина. Пуля скользнула, содрала кожу, оглушила.
Безвредная рана, положительные герои дурацких боевиков получают именно такие, чтобы зритель не слишком скучал…
Уже рассветало.
— Другие где? Мои друзья? Агент ФБР? Женщина? Ребенок?
Француз лишь пожал плечами да руками развел.
Далеко на противоположном конце улицы, у речной пристани, догорали останки баржи. Молодой врач стоял на коленях прямо в грязи подле О’Хары, который, к вящему изумлению Фроста, не лежал, укрытый саваном, а сидел, прислонившись к деревянному крыльцу охотничьего домика. Рядом, правда, лежало чье-то тело, и уж оно было укрыто с головой.
Фрост потрогал старого канадца за плечо, указал на живописную группу напротив.
Согласно закивав, торговец обнял Фроста за плечи, помог выбраться на улицу, подойти поближе. Доктор не обратил на приближающуюся пару ни малейшего внимания, однако ирландец повернул лицо и слабо ухмыльнулся:
— Пятерка по поведению. Заслуженная и круглая. И сам уцелел, и к нам не поленился пришкандыбать… Но выглядишь ты, маэстро, еще хуже, чем я себя чувствую.
Фрост хмыкнул.
Врач, наконец, обернулся и оживленно заговорил с лавочником по-французски. Перевел взгляд на Фроста, сморщился.
— Я велел Жерару не давать вам двигаться, пока сам не осмотрю повреждений. К сожалению, этому человеку, — доктор кивнул на ирландца, — досталось очень крепко, и заняться вами сразу не получилось.
— Где Элизабет? И где Кевин? Фрост отшагнул от старика, закачался, но сумел сохранить равновесие.
— Уволокли обоих, маэстро, — с неподдельной грустью произнес О’Хара. И громко застонал, когда врач принялся зондировать рану.
— Что-о?
— Уволокли, — проскрежетал зубами побледневший ирландец. — Умыкнули. Обоих — и Кевина, и Элизабет.
— Сволочь! — до боли в горле заорал Фрост. — Сволочь! Проклятая красная сволочь!
И повалился, уже не в силах держаться на подгибавшихся, внезапно сделавшихся бесконечно слабыми ногах…
Прибывший в тот же день отряд по борьбе с террористами немедля ринулся по следам банды Баадер-Мейнхофа, а капитан Генри Фрост сызнова очутился на больничной койке — теперь уже в теплой компании Майкла О’Хары, который валялся по соседству, накачанный всеми существующими противошоковыми и антисептическими средствами. Ирландец, правда, пытался возражать против успокоительных снадобий — подобно самому Фросту, — но врач коротко и недвусмысленно приказал своим подопечным заткнуться и делать что велят.
Морфий снял Фросту боли, однако привел наемника в столь приятное опьянение, что капитан долго высказывал оставленному охранять раненых полицейскому свое мнение о канадской сыскной сноровке. Мнение было пристрастным и непечатным.
Когда раздраженный страж порядка потерял терпение и уселся караулить в коридоре, подальше от придирчивого критика, Фрост удовлетворенно вздохнул и погрузился в глубокий, целительный сон.
Миновало пять дней.
На шестой Фрост осведомился у стоявшего рядом и щупавшего ему пульс врача:
— Доктор, когда я подымусь? Подняться надобно срочно.
— А для чего, капитан? — с подозрением осведомился медик.
— Найти эту сволочь, вызволить Бесс и ребенка, потом перебить всю упомянутую сволочь до последнего человека. Посему повторяю вопрос: когда я выйду?
— Выйдете… отсюда?
Фрост кивнул и с удовлетворением отметил, что движение головой уже почти не причиняет боли. Тем лучше, подумал он, тем лучше. Просто замечательно…
— Сегодня — едва ли. Завтра — пожалуй. Послезавтра — обещаю. Но зарубите себе на носу: вы покинете клинику не для того, чтобы метаться по канадским лесам, размахивать томагавком и снимать скальпы!
— То есть?
— То есть, — осклабился доктор, — юридическая сторона дела находится вне моей компетенции. А как представитель медицины, сообщаю: на тропу войны вы сможете ступить лишь через несколько недель. Уразумели?
— Тогда я выписываюсь не позднее, чем завтра.
Доктор пожал плечами.
— Повторяю: завтра. Точка, период.
— И я тоже, док, — подал голос О’Хара.
Фрост покосился.
За пять вынужденно проведенных вместе дней ирландец и наемник, сами тому изумляясь, умудрились подружиться. И крепко подружиться.
— В таком случае, мистер О’Хара, — улыбнулся врач, — я перевожу вас из хирургического отделения в психиатрическое.
Он подмигнул Фросту и прибавил:
— Точка. Период.
— Почему?
— А потому, дорогой мой, что рана в живот — весьма неприятная штука. Очень часто — смертельная, ибо при неблагоприятных обстоятельствах пострадавший умирает от перитонита.
— Чего?
— Воспаления брюшной полости. Ваша рана, тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить, заживает без осложнений. Однако, ежели попытаетесь разгуливать — или, того хуже, подвиги вершить, швы затрещат, начнется кровотечение, а уж заражение почти гарантирую. Выйдете в эту дверь прежде, нежели минует неделя — обижайтесь лишь на себя самого… Да только не позволю я вам выйти.
— М-да… Разумею. Но все равно, выписывайте завтра.
— Еще слово — и обоих не выпишу!
— А мы сбежим, — уведомил Фрост. — Умение удирать входит в профессиональную подготовку.
— Дурачье! — только и рявкнул врач. Он развернулся, разгневанно прошагал к двери, захлопнул ее с небывалым дотоле грохотом.
— Кажется, рассердился, — произнес ирландец. — А теперь выкладывай: что надумал делать? По глазам вижу: тебе уже ясно, как силки расставить кой-кому.
— На счастье наше, ты федеральный агент, Майк…
— Да, но здесь мои права почти равняются нулю. Чужая территория… Ба, старина, да капитан Фрост, кажется, вынашивает противозаконный умысел?
— Самолет еще не угнан, верно?
— Никак нет.
— И диверсий не обнаружено?
— Не-а.
Откинувшись на подушку, Фрост закурил “Кэмел”, затянулся.
— Придется потерпеть дымок, маэстро. Иначе мне скверно думается… Телевизионная передача об испытательном полете намечается завтра? И репортаж поведут прямо с. военной базы?
— Ага, — сказал явно озадаченный ирландец.
— Прекрасно. Элизабет и Кевин остались у них в лапах на пять дней — вполне достаточно, чтобы Чильтон-старший не то, что соловьем запел, а симфоническим оркестром сделался. Ergo…[2]
— Что?
— Я же филолог несчастный. Блистаю знанием латыни. Стало быть, — Фрост осекся, ибо, невзирая на отчаянную попытку шутить, комок в горле поднялся изрядный, стало быть, если Бесс и Кевин до сих пор живы, то лишь по единственной причине. Мерзавцы хотят удостовериться, что слова доктора — чистая и полная правда. Гарантировать себя от возможного надувательства. “Надуешь, ублюдок, — поглядишь…”
— Понимаю, — кивнул ирландец.
— И, стало быть, к действиям приступят именно завтра, когда самолет выкатят из ангара сброду репортерскому на обозрение. Преподнесут, можно выразиться, на блюдечке. Вчерашние новости уже передали: возле базы — толпища и скопища представителей прессы. Где же удобнее действовать, коль не среди подобного стада? Где затеряться легче?
— Справедливо, — сказал внезапно посерьезневший О’Хара. — Но ведь и Королевская Конная усилит охрану. Да еще как усилит! Не сомневайся.
— Не сомневаюсь. Так же, как не сомневаюсь, что захватывать самолет будет не один человек, а ударная группа. И охрана окажется или обезврежена, или отвлечена, Завтра я должен быть на этой базе.
— Допустим. А дальше?
— Когда начнется пальба, ребята из военно-воздушных сил и полиции могут перебить всех, загнать “Нетопыря” обратно, выставить целую дивизию часовых, и так далее. Это их дело. А мое дело — взять одного террориста живым.
— Чего ради?
Фрост погасил окурок.
— Выяснить, куда подевали Элизабет, Кевина и Мильтона Чильтона, у которого достало дури сбежать от своего телохранителя и погулять на кошачий манер.
— На какой манер?
— Классику надо читать, — ухмыльнулся Фрост. — Редьярд Киплинг. “Кошка, которая гуляла сам по себе”.
— Угу, — понимающе произнес О’Хара. — Считай меня совсем уж круглым дураком, но ты рассчитываешь получить чистосердечное признание? Это же фанатики, старина! Да он пулю примет и глазом не моргнет!
Фрост засунул руку под мягкую больничную подушку и вытащил маленький нож фирмы “Гербер”.
— Пулю примет, согласен. А есть и другие способы воздействия.
Чувствуя себя круглым дураком и смешным позером, Фрост повертел кинжалом, заставляя лезвие посверкивать и пускать по стенам проворные зайчики. Детский жест, подумал наемник. Ребячья похвальба.
— Пытать возьмешься? — молвил О’Хара задумчиво — Не одобряю. Но понимаю вполне… Ладно, маэстро, зачисляйте меня в команду.
Фрост повернул голову и спокойно сказал:
— Хорошо, вы приняты… маэстро.
Глава четырнадцатая
Фрост готов был скривиться от жалости, но сознательно и преднамеренно хохотал, дабы хоть немного подбодрить приятеля. О’Хара передвигался так медленно и тяжко, что смахивал на дряхлого старика.
— Просто цирковой клоун, — сообщил ему Фрост. — Клюкой бы еще греметь — цены бы тебе не было.
— Олух, — болезненно осклабился ирландец.
— Вообще-то, шествие у нас получается изумительное. Прямо военный парад. Недостает еще знаменосца, барабанщика, флейтиста и восторженной толпы!
— Уймись. Я, например, думаю, что с базы тебе живым не выйти.
— Зато войду живым. И ты, между прочим, тоже. И ты предъявишь ребятам из КККП впечатляющий значок, и предупредишь обо всем, и непременно скажешь, чтобы мне оставили одного мерзавца в целости и возможной сохранности.
Жена местного священника, заменявшая убитую сестру милосердия, ссудила их своим автомобилем. Фрост распахнул дверцу, посмотрел в сторону, увидел грунтовую дорогу с двумя довольно заметными колеями.
Дальше, в полумиле расстояния, начиналось магистральное шоссе, ведшее к военно-воздушной базе.
— Сможешь сидеть за рулем? Передача не автоматическая, надо будет поработать педалью сцепления, а нога моя левая что-то ленива стала…
— И этот человек, — патетически произнес О’Хара, — еще собирается преодолеть ограды с бегущей по верху колючей проволокой — в ней четыре тысячи вольт, между прочим, — потом ворваться в расположение охраняемой воинской части, а на закуску живьем захватить обученного рукопашному бою террориста… Душевнобольной!
— Кого доктор обещал засунуть в палату для сумасшедших? — осведомился Фрост. — Меня, или тебя?
— Заткнись.
— Не заткнусь. Авторитет специалиста — превыше всего. И, поскольку ты был официально признан существом невменяемым, изволь слушаться, и повинуйся указаниям людей разумных.
— Забирайся поскорее на пассажирское сиденье, — отпарировал О’Хара, — не то ножку застудишь… Тьфу!
До испытательного полигона канадских ВВС они добрались безо всяких приключений. Ирландец время от времени угрюмо острил по поводу нынешних боевых качеств наемника, а Фрост пытался продумать и представить возможную последовательность грядущих — уже очень скорых — действий. Наконец, “фиат” остановился на обочине, близ небольшой сосновой рощицы.
До базы отсюда было рукой подать.
Чертыхаясь и охая, друзья медленно выбрались из автомобиля. Фрост направился к багажнику, где они заранее разместили все необходимое для отчаянной затеи.
— Ты все расчислил, маэстро? — спросил О’Хара. — Тебе нельзя ошибиться, помни.
Капитан поднял голову, помедлил, кивнул.
— Думаю, да. Предупреди “конную” братию, проследи за ходом событий и, когда начнется катавасия, помоги отсечь одного из мерзавцев от остальной группы. А потом позаботься, чтобы мне мешать не изволили…
О’Хара кивнул в ответ.
Изрыгая невнятные проклятия, наемник протиснулся в серый шерстяной джемпер, нацепил на правое плечо кобуру, вынул из черного винилового футляра пистолет-пулемет. Тридцати двухзарядный магазин встал на место с отчетливым щелчком.
Два запасных рожка Фрост засунул за брючный ремень.
Приспособил поудобнее несколько других, не столь впечатляющих, однако не менее важных предметов, обзавестись которыми позаботился перед отъездом.
— Я готов, — сообщил он ирландцу. — Теперь, как в сказочке написано, пора тип-топать… До встречи.
— Надеюсь, увидимся, — мрачно промолвил О’Хара. — Сначала я тебе, подлецу, морду набить не мог из-за твоих боевых увечий, а теперь обнять не в состоянии — собственное брюхо растревожить боюсь…
Ограда в точности соответствовала описанию О’Хары. Десятифутовая металлическая сетка, наверху — изоляторы, на фарфоровых чашечках — перекрестия колючей проволоки. Противное, комариное жужжание пропускаемого по ней испепеляюще мощного тока.
И, как пить дать, система сигнализации, замкнутая буквально на каждую из сотен тысяч мелких ячей. Поди, коснись — не говоря уже о том, чтобы резаком орудовать.
В последнем предположении Фроста утвердило полное отсутствие караульных постов. Нету смысла выставлять часовых, если сам окаянный забор уведомит о любом прикосновении чужака. А минуту спустя в нужное место примчится полбатальона коммандос…
Капитан Генри Фрост глубоко вздохнул, поработал пальцами левой руки, согнул ее в локте, распрямил, проверил, как работает плечевой сустав.
Сустав предъявлял справедливые претензии, но забастовку объявлять пока что не собирался.
Фрост натянул тонкие кожаные перчатки, дабы и впрямь, как предупреждал врач, не занести какой-нибудь мерзости в недавние порезы на ладонях.
Потом снял и осмотрел складную саперную лопатку.
— Окопы для стрельбы лежа роют… за сколько? Забыл. А лисичка норочку за сколько роет, а?
Потыкав землю отточенной, как бритва, лопаткой, наемник облегченно вздохнул. После недавних дождей почва была податливой и довольно рыхлой.
— Слава Богу, я не тяжелоатлет, — сказал себе Фрост, и ухмыльнулся — то ли весело, то ли иронически. — Протиснусь и в маленькую норочку. Здесь нырнем, там вынырнем… И проволока цела, и охрана спокойна…
Капитан прикинул расстояние, мысленно измерил нужную глубину, скривился. Хотел было закурить, но передумал. Потер затянутой в перчатку рукой внезапно покрывшийся испариной лоб.
— Но кубометра два, дружок, вынуть придется, как ни крути… А времени у тебя — два часа…
Отплевываясь и дыша, точно загнанная лошадь, капитан Генри Фрост лежал на траве и старался побыстрее вернуть хотя бы немного истраченных на работу сил. Одновременно Фрост проверял оружие, в которое легко могла набиться земля. Пистолет-пулемет KG—9 действительно пришлось наскоро вытирать и перезаряжать. Но все прочее обошлось более-менее благополучно.
Первоначально Фрост хотел погрузить на “фиат” хорошую стремянку и просто перепрыгнуть ограду воздушной базы. Это не составило бы особой опасности для опытного парашютиста. Но человеку, недавно раненному в ногу, о подобных трюках не доводилось и мечтать.
В итоге были потеряны два с четвертью часа и уйма сил.
Но теперь Фрост попал именно туда, куда намеревался, и был относительно готов к продолжению задуманного. Следовало только еще чуток передохнуть…
Он шел достаточно быстро, чтобы наверстать упущенное, однако не так быстро, чтобы утомить себя окончательно. Впереди тянулась довольно густая лесополоса. Примерно через двадцать минут Фрост уже достиг ее и рухнул наземь, прислонившись к ближайшему стволу, чувствуя, что все тело покрывается противной испариной.
Задувал ветер, наемника начинало познабливать. Фрост забрался подальше, туда, где воздушные токи почти не ощущались, пришел в себя, осмотрелся.
Полоса была неширокой: футов сорок-пятьдесят. По другую сторону ее виднелось открытое поле, на кромке которого высился предупреждающий знак: металлический прямоугольник, закрепленный на металлическом же, тщательно выкрашенном против непогоды, столбе.
Фрост сделал несколько быстрых шагов, сощурился.
Разобрать надпись толком не удалось. Мешали ветви.
Поколебавшись, капитан покинул свое древесное укрытие, выбрался на открытое пространство и, приблизившись к странному указателю ярда на три, застыл, точно вкопанный. На табличке было аккуратно и четко выведено:
ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОВЕРНИТЕ НАЗАД. МИННОЕ ПОЛЕ.
Пониже надпись повторялась по-французски.
У Фроста заныло сердце. Он уже мог различить, где начинается проклятущее поле — ярдах в пятидесяти. Что же дальше? Теперь-то что? Все насмарку?
Стоп.
Стоп, рассудил Фрост. Мины обычно закладываются по схеме — сколь угодно хитрой, коварной, произвольной — однако, по схеме. Все военные люди способны мыслить исключительно схемами. Кто мыслит лучшей схемой — того зовут великим полководцем. Но образ мышления одинаков у всех, кто любит единообразие и строевые занятия…
А Фрост не любил ни того, ни другого. Он был военным, — правда, — но военным-наемником, а это уже равняется вольному стрелку. И соображал хоть немного тоньше и лучше вояк общепринятого образца.
— Ч-черт! — прошипел капитан, извлекая герберовский нож.
Он подошел к самой кромке заминированного участка. Хорошенько закрепил на груди пистолет-пулемет, оставил свободными обе руки, осторожно опустился на колени и медленно, дюйм за дюймом, пополз вперед.
Фрост понятия не имел, да и не мог иметь, с какой разновидностью мин столкнулся. Весьма возможно, этих разновидностей было вообще несколько. Или несколько десятков — черт их знает, до какой степени простиралась канадская выдумка!
Поле оказалось минированным давно. Фрост убедился в этом, едва лишь обнаружил первую чуть заметную вмятину в почве. Мина — не могила, холмика над ней не насыплешь, а земля столь же неизбежно проседает — на то она и земля… Хоть капельку — но проседает.
Хорошо, что поле оказалось старым, подумал Фрост. Если у ребяток не достало хитрости обновить кой-какие участки, задача сделается гораздо легче.
Но, дьявольщина, что же здесь за мины? Какова их чувствительность, черт побери? С бесконечной осторожностью Фрост начал орудовать герберовским клинком, чувствуя, что скоро мышцы начнет сводить судорогами: ни малейшего лишнего движения капитан делать не решался.
Он почувствовал, что нержавеющее острие тихо ткнулось в металлический корпус, и застыл. Потом извлек нож и ввел его немного правее, затем вонзил чуть левее, определяя точные размеры смертоносной стальной коробочки.
Поглядел на часы.
Миновало уже десять минут. Он выбивался из намеченного прежде расписания.
Наконец, мина предстала Фросту во всей красе — точней, во всем своем уродстве. Наемник осторожно приподнял ее на четверть дюйма, рискуя взлететь на воздух, но будучи вынужден удостовериться в отсутствии натяжной проволоки. Проводить саперные работы сообразно простейшим правилам осторожности было некогда. Оставалось уповать на удачу, и Фрост, невольно зажмурясь, провел клинком под нижней частью мины.
Лезвие наткнулось на преграду.
Проволока наличествовала.
Фрост потихоньку опустил мину в ямку, отер лоб тыльной стороной кисти. Лег на бок и пополз мимо, оставляя не поддающееся обезвреживанию взрывное устройство позади.
Следующая крохотная вмятинка располагалась примерно в двух шагах от первой.
Именно там, где и ждал увидеть ее капитан.
Мины закладывались в шахматном порядке, но не точном, очевидном любому сколько-нибудь разумному человеку, а приблизительном — с частыми неожиданными отклонениями, скоплениями, зияниями. В приблизительном шахматном порядке, вынуждавшем солдата преодолевать подобную преграду самым ненавистным способом — на локтях и коленях.
Ничего иного Фросту не оставалось.
Мины были противопехотными — все без исключения. Фрост высматривал вмятины, щупал, определял, продолжал упорно ползти. До противоположной кромки поля оставалось не более десятка ярдов.
И тут наемник замер.
Мин больше не замечалось.
Это значило, что ближнюю к базе оконечность минного поля могли обновить, и ничего хорошего подобное усердие канадцев не сулило. Это значило, что именно здесь могло возникнуть зияние — тем лучше…
Это значило, что, разнообразия ради, хитроумцы из ВВС могли позабавиться и обеспечить хотя бы узкую полоску земли минами другого типа, заложенными глубже, срабатывающими иначе.
Это значило…
Это могло значить все, что угодно.
Фрост прочел короткую молитву, поглядел на часы и пополз вперед, буквально исследуя каждый квадратный дюйм почвы.
Последние десять ярдов заняли у наемника двадцать минут.
И, как выяснилось, он преодолел всего-навсего участок зияния…
Впереди тянулась еще одна лесополоса, за которой уже угадывались очертания далеких построек.
Новый знак — точная копия предыдущего — возник над головою Фроста. Капитан с трудом встал на колени, охая, разогнулся, поднялся на ноги. Обошел столбик.
ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОВЕРНИТЕ НАЗАД. МИННОЕ ПОЛЕ.
Чего-чего, а поворачивать назад Фросту не хотелось. Он помедлил секунду, затем оскалился, расстегнул змейку измызганных, перепачканных армейских брюк и с чувством помочился на предупредительный знак.
Через десять минут чудо-бомбардировщику “Нетопырь” надлежало подняться в воздух.
База тоже в точности совпадала с описанием, которым снабдил Фроста О’Хара. Принцип авианосца. Над землей виднелась только вышка управления. Неподалеку тянулась бетонированная взлетная полоса.
Все остальные сооружения, имевшие касательство к полетам и обслуживанию, — ангары, вычислительные центры, топливные склады — были глубоко и надежно упрятаны под землей, в безопасной глубине.
Вместе с авиабазой Фрост увидел и тех, кто хранил ее от неприятельских посягательств. Присутствие часовых не вызвало у наемника ни малейшего восторга. Фрост поспешно кинулся наземь и со всевозможной осторожностью отполз поглубже в лесную посадку. Отсюда ему тоже было видно пресловутый самолет.
По крайней мере, капитан Генри Фрост предположил — и не без разумного основания, — что машина, смахивающая на истребитель-переросток, и была “Нетопырем”, который вызвал у многих нездоровый интерес.
Фрост прополз по лесополосе немного левее, примостился за довольно густым, хотя и облетевшим почти дочиста, кустом, вынул из футляра бинокль.
Он вспомнил, как еще в Африке, на границе Нугумбве, Элизабет спросила, зачем одноглазому человеку бинокль, ежели можно с успехом применять подзорную трубу, для одного глаза предназначенную, и куда более могучую. Тогда Фрост, по обыкновению, отшутился, но теперь подумал, что и впрямь, при нынешних обстоятельствах, телескоп отнюдь не помешал бы.
Не следовало думать об этом. Фрост ощутил острый прилив тоски. Где-то сейчас Элизабет, в чьих лапах?
Жива ли вообще?
Об этом думать не следовало.
Фрост вгляделся пристальнее и принялся лихорадочно размышлять.
— Просто цирковой клоун, — сообщил ему Фрост. — Клюкой бы еще греметь — цены бы тебе не было.
— Олух, — болезненно осклабился ирландец.
— Вообще-то, шествие у нас получается изумительное. Прямо военный парад. Недостает еще знаменосца, барабанщика, флейтиста и восторженной толпы!
— Уймись. Я, например, думаю, что с базы тебе живым не выйти.
— Зато войду живым. И ты, между прочим, тоже. И ты предъявишь ребятам из КККП впечатляющий значок, и предупредишь обо всем, и непременно скажешь, чтобы мне оставили одного мерзавца в целости и возможной сохранности.
Жена местного священника, заменявшая убитую сестру милосердия, ссудила их своим автомобилем. Фрост распахнул дверцу, посмотрел в сторону, увидел грунтовую дорогу с двумя довольно заметными колеями.
Дальше, в полумиле расстояния, начиналось магистральное шоссе, ведшее к военно-воздушной базе.
— Сможешь сидеть за рулем? Передача не автоматическая, надо будет поработать педалью сцепления, а нога моя левая что-то ленива стала…
— И этот человек, — патетически произнес О’Хара, — еще собирается преодолеть ограды с бегущей по верху колючей проволокой — в ней четыре тысячи вольт, между прочим, — потом ворваться в расположение охраняемой воинской части, а на закуску живьем захватить обученного рукопашному бою террориста… Душевнобольной!
— Кого доктор обещал засунуть в палату для сумасшедших? — осведомился Фрост. — Меня, или тебя?
— Заткнись.
— Не заткнусь. Авторитет специалиста — превыше всего. И, поскольку ты был официально признан существом невменяемым, изволь слушаться, и повинуйся указаниям людей разумных.
— Забирайся поскорее на пассажирское сиденье, — отпарировал О’Хара, — не то ножку застудишь… Тьфу!
До испытательного полигона канадских ВВС они добрались безо всяких приключений. Ирландец время от времени угрюмо острил по поводу нынешних боевых качеств наемника, а Фрост пытался продумать и представить возможную последовательность грядущих — уже очень скорых — действий. Наконец, “фиат” остановился на обочине, близ небольшой сосновой рощицы.
До базы отсюда было рукой подать.
Чертыхаясь и охая, друзья медленно выбрались из автомобиля. Фрост направился к багажнику, где они заранее разместили все необходимое для отчаянной затеи.
— Ты все расчислил, маэстро? — спросил О’Хара. — Тебе нельзя ошибиться, помни.
Капитан поднял голову, помедлил, кивнул.
— Думаю, да. Предупреди “конную” братию, проследи за ходом событий и, когда начнется катавасия, помоги отсечь одного из мерзавцев от остальной группы. А потом позаботься, чтобы мне мешать не изволили…
О’Хара кивнул в ответ.
Изрыгая невнятные проклятия, наемник протиснулся в серый шерстяной джемпер, нацепил на правое плечо кобуру, вынул из черного винилового футляра пистолет-пулемет. Тридцати двухзарядный магазин встал на место с отчетливым щелчком.
Два запасных рожка Фрост засунул за брючный ремень.
Приспособил поудобнее несколько других, не столь впечатляющих, однако не менее важных предметов, обзавестись которыми позаботился перед отъездом.
— Я готов, — сообщил он ирландцу. — Теперь, как в сказочке написано, пора тип-топать… До встречи.
— Надеюсь, увидимся, — мрачно промолвил О’Хара. — Сначала я тебе, подлецу, морду набить не мог из-за твоих боевых увечий, а теперь обнять не в состоянии — собственное брюхо растревожить боюсь…
Ограда в точности соответствовала описанию О’Хары. Десятифутовая металлическая сетка, наверху — изоляторы, на фарфоровых чашечках — перекрестия колючей проволоки. Противное, комариное жужжание пропускаемого по ней испепеляюще мощного тока.
И, как пить дать, система сигнализации, замкнутая буквально на каждую из сотен тысяч мелких ячей. Поди, коснись — не говоря уже о том, чтобы резаком орудовать.
В последнем предположении Фроста утвердило полное отсутствие караульных постов. Нету смысла выставлять часовых, если сам окаянный забор уведомит о любом прикосновении чужака. А минуту спустя в нужное место примчится полбатальона коммандос…
Капитан Генри Фрост глубоко вздохнул, поработал пальцами левой руки, согнул ее в локте, распрямил, проверил, как работает плечевой сустав.
Сустав предъявлял справедливые претензии, но забастовку объявлять пока что не собирался.
Фрост натянул тонкие кожаные перчатки, дабы и впрямь, как предупреждал врач, не занести какой-нибудь мерзости в недавние порезы на ладонях.
Потом снял и осмотрел складную саперную лопатку.
— Окопы для стрельбы лежа роют… за сколько? Забыл. А лисичка норочку за сколько роет, а?
Потыкав землю отточенной, как бритва, лопаткой, наемник облегченно вздохнул. После недавних дождей почва была податливой и довольно рыхлой.
— Слава Богу, я не тяжелоатлет, — сказал себе Фрост, и ухмыльнулся — то ли весело, то ли иронически. — Протиснусь и в маленькую норочку. Здесь нырнем, там вынырнем… И проволока цела, и охрана спокойна…
Капитан прикинул расстояние, мысленно измерил нужную глубину, скривился. Хотел было закурить, но передумал. Потер затянутой в перчатку рукой внезапно покрывшийся испариной лоб.
— Но кубометра два, дружок, вынуть придется, как ни крути… А времени у тебя — два часа…
Отплевываясь и дыша, точно загнанная лошадь, капитан Генри Фрост лежал на траве и старался побыстрее вернуть хотя бы немного истраченных на работу сил. Одновременно Фрост проверял оружие, в которое легко могла набиться земля. Пистолет-пулемет KG—9 действительно пришлось наскоро вытирать и перезаряжать. Но все прочее обошлось более-менее благополучно.
Первоначально Фрост хотел погрузить на “фиат” хорошую стремянку и просто перепрыгнуть ограду воздушной базы. Это не составило бы особой опасности для опытного парашютиста. Но человеку, недавно раненному в ногу, о подобных трюках не доводилось и мечтать.
В итоге были потеряны два с четвертью часа и уйма сил.
Но теперь Фрост попал именно туда, куда намеревался, и был относительно готов к продолжению задуманного. Следовало только еще чуток передохнуть…
Он шел достаточно быстро, чтобы наверстать упущенное, однако не так быстро, чтобы утомить себя окончательно. Впереди тянулась довольно густая лесополоса. Примерно через двадцать минут Фрост уже достиг ее и рухнул наземь, прислонившись к ближайшему стволу, чувствуя, что все тело покрывается противной испариной.
Задувал ветер, наемника начинало познабливать. Фрост забрался подальше, туда, где воздушные токи почти не ощущались, пришел в себя, осмотрелся.
Полоса была неширокой: футов сорок-пятьдесят. По другую сторону ее виднелось открытое поле, на кромке которого высился предупреждающий знак: металлический прямоугольник, закрепленный на металлическом же, тщательно выкрашенном против непогоды, столбе.
Фрост сделал несколько быстрых шагов, сощурился.
Разобрать надпись толком не удалось. Мешали ветви.
Поколебавшись, капитан покинул свое древесное укрытие, выбрался на открытое пространство и, приблизившись к странному указателю ярда на три, застыл, точно вкопанный. На табличке было аккуратно и четко выведено:
ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОВЕРНИТЕ НАЗАД. МИННОЕ ПОЛЕ.
Пониже надпись повторялась по-французски.
У Фроста заныло сердце. Он уже мог различить, где начинается проклятущее поле — ярдах в пятидесяти. Что же дальше? Теперь-то что? Все насмарку?
Стоп.
Стоп, рассудил Фрост. Мины обычно закладываются по схеме — сколь угодно хитрой, коварной, произвольной — однако, по схеме. Все военные люди способны мыслить исключительно схемами. Кто мыслит лучшей схемой — того зовут великим полководцем. Но образ мышления одинаков у всех, кто любит единообразие и строевые занятия…
А Фрост не любил ни того, ни другого. Он был военным, — правда, — но военным-наемником, а это уже равняется вольному стрелку. И соображал хоть немного тоньше и лучше вояк общепринятого образца.
— Ч-черт! — прошипел капитан, извлекая герберовский нож.
Он подошел к самой кромке заминированного участка. Хорошенько закрепил на груди пистолет-пулемет, оставил свободными обе руки, осторожно опустился на колени и медленно, дюйм за дюймом, пополз вперед.
Фрост понятия не имел, да и не мог иметь, с какой разновидностью мин столкнулся. Весьма возможно, этих разновидностей было вообще несколько. Или несколько десятков — черт их знает, до какой степени простиралась канадская выдумка!
Поле оказалось минированным давно. Фрост убедился в этом, едва лишь обнаружил первую чуть заметную вмятину в почве. Мина — не могила, холмика над ней не насыплешь, а земля столь же неизбежно проседает — на то она и земля… Хоть капельку — но проседает.
Хорошо, что поле оказалось старым, подумал Фрост. Если у ребяток не достало хитрости обновить кой-какие участки, задача сделается гораздо легче.
Но, дьявольщина, что же здесь за мины? Какова их чувствительность, черт побери? С бесконечной осторожностью Фрост начал орудовать герберовским клинком, чувствуя, что скоро мышцы начнет сводить судорогами: ни малейшего лишнего движения капитан делать не решался.
Он почувствовал, что нержавеющее острие тихо ткнулось в металлический корпус, и застыл. Потом извлек нож и ввел его немного правее, затем вонзил чуть левее, определяя точные размеры смертоносной стальной коробочки.
Поглядел на часы.
Миновало уже десять минут. Он выбивался из намеченного прежде расписания.
Наконец, мина предстала Фросту во всей красе — точней, во всем своем уродстве. Наемник осторожно приподнял ее на четверть дюйма, рискуя взлететь на воздух, но будучи вынужден удостовериться в отсутствии натяжной проволоки. Проводить саперные работы сообразно простейшим правилам осторожности было некогда. Оставалось уповать на удачу, и Фрост, невольно зажмурясь, провел клинком под нижней частью мины.
Лезвие наткнулось на преграду.
Проволока наличествовала.
Фрост потихоньку опустил мину в ямку, отер лоб тыльной стороной кисти. Лег на бок и пополз мимо, оставляя не поддающееся обезвреживанию взрывное устройство позади.
Следующая крохотная вмятинка располагалась примерно в двух шагах от первой.
Именно там, где и ждал увидеть ее капитан.
Мины закладывались в шахматном порядке, но не точном, очевидном любому сколько-нибудь разумному человеку, а приблизительном — с частыми неожиданными отклонениями, скоплениями, зияниями. В приблизительном шахматном порядке, вынуждавшем солдата преодолевать подобную преграду самым ненавистным способом — на локтях и коленях.
Ничего иного Фросту не оставалось.
Мины были противопехотными — все без исключения. Фрост высматривал вмятины, щупал, определял, продолжал упорно ползти. До противоположной кромки поля оставалось не более десятка ярдов.
И тут наемник замер.
Мин больше не замечалось.
Это значило, что ближнюю к базе оконечность минного поля могли обновить, и ничего хорошего подобное усердие канадцев не сулило. Это значило, что именно здесь могло возникнуть зияние — тем лучше…
Это значило, что, разнообразия ради, хитроумцы из ВВС могли позабавиться и обеспечить хотя бы узкую полоску земли минами другого типа, заложенными глубже, срабатывающими иначе.
Это значило…
Это могло значить все, что угодно.
Фрост прочел короткую молитву, поглядел на часы и пополз вперед, буквально исследуя каждый квадратный дюйм почвы.
Последние десять ярдов заняли у наемника двадцать минут.
И, как выяснилось, он преодолел всего-навсего участок зияния…
Впереди тянулась еще одна лесополоса, за которой уже угадывались очертания далеких построек.
Новый знак — точная копия предыдущего — возник над головою Фроста. Капитан с трудом встал на колени, охая, разогнулся, поднялся на ноги. Обошел столбик.
ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. ПОВЕРНИТЕ НАЗАД. МИННОЕ ПОЛЕ.
Чего-чего, а поворачивать назад Фросту не хотелось. Он помедлил секунду, затем оскалился, расстегнул змейку измызганных, перепачканных армейских брюк и с чувством помочился на предупредительный знак.
Через десять минут чудо-бомбардировщику “Нетопырь” надлежало подняться в воздух.
База тоже в точности совпадала с описанием, которым снабдил Фроста О’Хара. Принцип авианосца. Над землей виднелась только вышка управления. Неподалеку тянулась бетонированная взлетная полоса.
Все остальные сооружения, имевшие касательство к полетам и обслуживанию, — ангары, вычислительные центры, топливные склады — были глубоко и надежно упрятаны под землей, в безопасной глубине.
Вместе с авиабазой Фрост увидел и тех, кто хранил ее от неприятельских посягательств. Присутствие часовых не вызвало у наемника ни малейшего восторга. Фрост поспешно кинулся наземь и со всевозможной осторожностью отполз поглубже в лесную посадку. Отсюда ему тоже было видно пресловутый самолет.
По крайней мере, капитан Генри Фрост предположил — и не без разумного основания, — что машина, смахивающая на истребитель-переросток, и была “Нетопырем”, который вызвал у многих нездоровый интерес.
Фрост прополз по лесополосе немного левее, примостился за довольно густым, хотя и облетевшим почти дочиста, кустом, вынул из футляра бинокль.
Он вспомнил, как еще в Африке, на границе Нугумбве, Элизабет спросила, зачем одноглазому человеку бинокль, ежели можно с успехом применять подзорную трубу, для одного глаза предназначенную, и куда более могучую. Тогда Фрост, по обыкновению, отшутился, но теперь подумал, что и впрямь, при нынешних обстоятельствах, телескоп отнюдь не помешал бы.
Не следовало думать об этом. Фрост ощутил острый прилив тоски. Где-то сейчас Элизабет, в чьих лапах?
Жива ли вообще?
Об этом думать не следовало.
Фрост вгляделся пристальнее и принялся лихорадочно размышлять.
Глава пятнадцатая
Фрост опустил и спрятал бинокль, затем потихоньку пополз вдоль древесной кромки, за которой начиналось открытое пространство. Ближайший полевой караул направлялся к лесополосе, и это изрядно тревожило капитана. Фрост продвинулся еще немного, передвигаясь едва ли не по-пластунски, уперся правой рукой во что-то не слишком похожее на сухую палую ветвь. Замер. Посмотрел.
Полураздетое человеческое тело. Если выражаться одним словом вместо двух — труп. Но выражаться одним словом было не вполне правильно, и следовало все же употребить два.
Окоченелый труп.
Человека убили уже довольно давно, а осень стояла не из теплых.
Распахнутые, остекленевшие глаза. Обширный кровоподтек на левой стороне шеи — наверняка перебитой внезапным ударом. Лицо уже изрядно посинело.
Фрост не без труда закрыл кончиками своих больших пальцев мертвые веки, положил на лицо убитому большую сосновую ветку. Покойник, безусловно, служил в аэродромной охране. И был раздет до нижнего белья.
Это говорило обо всем, и не оставляло сомнений: по базе канадских ВВС разгуливает переодетый охранником террорист. Учитывая, сколько новых агентов безопасности прибыло сюда за последние сутки, преступник мог не слишком опасаться разоблачения. Незнакомый субъект — ну и черт с ним, здесь теперь на каждом шагу незнакомцы…
Фрост опять извлек бинокль, и начал присматриваться уже планомерно. Все патрульные передвигались парами. Наемник же искал охранника-одиночку.
Обнаружить одиночку Фросту не удалось. Но зато он установил присутствие существ, которых желал бы видеть меньше всего.
Два доберман-пинчера.
“В Штатах — ротвейлеры, в Канаде — доберманы… Ох и везет же мне не собачек натыка…”
Громадный огненный клуб вырвался откуда-то из-под земли в самой середине базы. Почва затрепетала. Часовые отшатнулись, доберман-пинчеры шарахнулись в сторону и наверняка поджали бы хвосты, наличествуй у них таковые.
Представление, по всей видимости, началось…
Не скрываясь долее, Фрост вскочил и бегом кинулся вперед, высматривая одинокого патрульного — убийцу, который прикончил и ободрал настоящего агента. Наемник пересек открытое пространство под аккомпанемент воющих сирен, вопящих голосов, ревущих моторов — ибо отовсюду к месту катастрофы полным ходом неслись кареты “скорой помощи”.
Полураздетое человеческое тело. Если выражаться одним словом вместо двух — труп. Но выражаться одним словом было не вполне правильно, и следовало все же употребить два.
Окоченелый труп.
Человека убили уже довольно давно, а осень стояла не из теплых.
Распахнутые, остекленевшие глаза. Обширный кровоподтек на левой стороне шеи — наверняка перебитой внезапным ударом. Лицо уже изрядно посинело.
Фрост не без труда закрыл кончиками своих больших пальцев мертвые веки, положил на лицо убитому большую сосновую ветку. Покойник, безусловно, служил в аэродромной охране. И был раздет до нижнего белья.
Это говорило обо всем, и не оставляло сомнений: по базе канадских ВВС разгуливает переодетый охранником террорист. Учитывая, сколько новых агентов безопасности прибыло сюда за последние сутки, преступник мог не слишком опасаться разоблачения. Незнакомый субъект — ну и черт с ним, здесь теперь на каждом шагу незнакомцы…
Фрост опять извлек бинокль, и начал присматриваться уже планомерно. Все патрульные передвигались парами. Наемник же искал охранника-одиночку.
Обнаружить одиночку Фросту не удалось. Но зато он установил присутствие существ, которых желал бы видеть меньше всего.
Два доберман-пинчера.
“В Штатах — ротвейлеры, в Канаде — доберманы… Ох и везет же мне не собачек натыка…”
Громадный огненный клуб вырвался откуда-то из-под земли в самой середине базы. Почва затрепетала. Часовые отшатнулись, доберман-пинчеры шарахнулись в сторону и наверняка поджали бы хвосты, наличествуй у них таковые.
Представление, по всей видимости, началось…
Не скрываясь долее, Фрост вскочил и бегом кинулся вперед, высматривая одинокого патрульного — убийцу, который прикончил и ободрал настоящего агента. Наемник пересек открытое пространство под аккомпанемент воющих сирен, вопящих голосов, ревущих моторов — ибо отовсюду к месту катастрофы полным ходом неслись кареты “скорой помощи”.