Джерри Эхерн
Месть
(Защитник — 7)
Роман
Глава первая
Основным лезвием своего ножа Дэвид Холден обтесал древко копья, которое он вырезал из твердой древесины. Когда рассветет, он соорудит костер и обожжет на нем острие копья. Боекомплект к его «Беретте» слишком долго пробыл в воде и был теперь ненадежен, а Холдену было необходимо оружие, готовое к бою. Только полный идиот стал бы выбрасывать свой нож, если это его единственное оружие. А сейчас, возможно, «Защитник» стал его единственным средством защиты.
Перу, страна анчоусов (пиццу с анчоусами он ненавидел, но сейчас съел бы ее с громадным удовольствием, он буквально умирал с голоду), страна нефти, золота, серебра, хлопка, табака (сейчас как приятно было бы закурить сигарету Рози), страна кофе (сейчас он готов был убить человека за чашку кофе). Перу. Он застрял здесь надолго.
Мария погибла, Инносентио Эрнандес убил ее чуть ли не ради развлечения. Когда вертолет заходил на очередной вираж, уже раненная Мария закрыла своим телом Холдена от пулеметного огня Эрнандеса. Почему она сделала это? Этот вопрос Дэвид Холден задавал себе сотни раз. Когда Руфус Барроус, бывший лидер «Патриотов», погиб, каким-то непонятным образом именно ему выпало руководить организацией, и непреднамеренно, почти неосознанно, Холден стал лидером «Патриотов»; и вот поэтому кое-кто стал придавать его жизни до смешного большое значение, одни — желая сохранить ее, другие — оборвать.
Инносентио Эрнандес и его друзья-коммунисты, занимающиеся контрабандой наркотиков, все еще живы. Список ни в чем не повинных людей, принесенных в жертву борьбе, все увеличивался, в нем были жена Холдена, Элизабет, их трое детей; Руфус Барроус, жена Барроуса, Аннет; Педро Вильялобос, загадочно-простая Мария. Казалось, все они погибли просто по недосмотру судьбы.
Спустилась ночь, и, сидя на берегу реки и дрожа от холода, Дэвид Холден дал клятву исправить эту ошибку, чего бы это ему ни стоило.
Он не мог вернуть к жизни ни Марию, ни Элизабет, никого из тех, кто погиб; но он мог обрушить на голову Инносентио Эрнандеса давно заслуженное им возмездие, и это будет лишь первая, но далеко не последняя жертва его мести. Сначала Эрнандес и Ортега де Васкес, затем Дмитрий Борзой. А потом и все остальные.
Первое копье было готово, Холден отложил его в сторону и занялся следующим. У него еще будет время попрактиковаться в метании. Эрнандес и его люди должны быть уверены в том, что он, Дэвид Холден, мертв, это даст ему время выследить их.
Пусть кто угодно из людей Эрнандеса и его хозяина, Эмилиано Ортеги де Васкеса, станет на его пути; если придется, Холден убьет его. Когда один из них умрет, он, возможно, получит свежий боекомплект для своей «Беретты»; наверняка ему достанется автоматическая винтовка М-16, или автомат «Узи», или пистолет. Одно определенно вело за собой другое, и Дэвид был готов к неизбежности смерти; но он никогда не сможет привыкнуть к последствиям смерти, как привыкли к ней самые безумные люди в мире — Инносентио Эрнандес или Дмитрий Борзой.
Он отложил силки для ловли мелких зверьков, которые сделал сам из тонкой лианы. Его желудок ныл от голода. Невыносимая боль от пыток, которым его подверг Дмитрий Борзой, прежде чем перевезти сюда, в горы Перу, на границу с Бразилией, уже прошла. Но осталась еще одна боль; быть может, смерть Эрнандеса и других принесет ему облегчение.
Он шел и плыл по воде в течение многих часов; он уже потерял счет времени. Он думал о тех деликатесах, от которых отказывался в прошлом. Как многие другие дети, маленький Холден не переносил некоторые продукты. Он вспомнил, как всю жизнь отказывался есть тыкву, сам вкус которой был ему отвратителен. Сейчас он был готов обжираться капустой брокколи и ненавистной тыквой до полного насыщения.
Одежда все еще не высохла, и он дрожал от холода.
Еще холоднее было сейчас Марии, она лежала где-то глубоко в земле, если, конечно, нашелся человек, у которого хватило совести похоронить ее.
Если все получится, говорил себе Дэвид Холден, если ему удастся убить Эрнандеса и Ортегу де Васкеса, тогда он попытается пробраться вниз по реке, на Амазонку, и найдет возможность связаться с Томом Эшбруком, отцом его, Холдена, погибшей жены, Элизабет. «Возможно, — подумал Холден, — Эшбрук поможет переправить его назад, в Соединенные Штаты».
К Рози Шеперд.
В Соединенных Штатах все еще шла война. Инносентио Эрнандес, Эмилиано Ортега де Васкес и им подобные лишь разжигали ее, получая свою долю прибыли, но не они сражались и гибли в ней. Когда не станет Ортеги де Васкеса и его подручного Инносентио Эрнандеса, найдутся другие, которые займут их место; другие, которые будут наживаться на страданиях и смерти. Всегда найдутся люди, готовые убивать и разрушать; разрушать ведь легче, чем строить; и в убийцах недостатка не будет, они всегда отыщутся среди террористов по всему миру; среди уличных негодяев, готовых убить старуху ради ее пособия по социальному страхованию; среди идеалистов-самоучек, для которых коммунизм — это судьба всего человечества, а индивидуализм — крайнее зло.
«Фронт Освобождения Северной Америки». ФОСА.
Когда закончится эта война, Дэвид Холден даже боялся загадывать. Скорее всего, ему до этого не дожить, смерть ходит за ним по пятам. Пуля однажды догонит его, и все закончится. Закончится для него, для других борьба будет продолжаться. На этот счет у Холдена не было никаких сомнений; и в них, в этих других, будут жить и он, и Рози, и Руфус Барроус.
Второе копье было готово, и Холден принялся затачивать острие. Завтра он обожжет наконечники обоих копий на костре. Потом он найдет деревню, украдет каноэ или лодку и переправится через реку.
Рубашка Холдена давно превратилась в лохмотья, но к холоду он привыкнет.
Копья были готовы, и он сидел в темноте, обхватив себя руками, пытаясь согреться.
Холден все еще дрожал от холода.
Он ждал. Времени у него теперь было достаточно.
Перу, страна анчоусов (пиццу с анчоусами он ненавидел, но сейчас съел бы ее с громадным удовольствием, он буквально умирал с голоду), страна нефти, золота, серебра, хлопка, табака (сейчас как приятно было бы закурить сигарету Рози), страна кофе (сейчас он готов был убить человека за чашку кофе). Перу. Он застрял здесь надолго.
Мария погибла, Инносентио Эрнандес убил ее чуть ли не ради развлечения. Когда вертолет заходил на очередной вираж, уже раненная Мария закрыла своим телом Холдена от пулеметного огня Эрнандеса. Почему она сделала это? Этот вопрос Дэвид Холден задавал себе сотни раз. Когда Руфус Барроус, бывший лидер «Патриотов», погиб, каким-то непонятным образом именно ему выпало руководить организацией, и непреднамеренно, почти неосознанно, Холден стал лидером «Патриотов»; и вот поэтому кое-кто стал придавать его жизни до смешного большое значение, одни — желая сохранить ее, другие — оборвать.
Инносентио Эрнандес и его друзья-коммунисты, занимающиеся контрабандой наркотиков, все еще живы. Список ни в чем не повинных людей, принесенных в жертву борьбе, все увеличивался, в нем были жена Холдена, Элизабет, их трое детей; Руфус Барроус, жена Барроуса, Аннет; Педро Вильялобос, загадочно-простая Мария. Казалось, все они погибли просто по недосмотру судьбы.
Спустилась ночь, и, сидя на берегу реки и дрожа от холода, Дэвид Холден дал клятву исправить эту ошибку, чего бы это ему ни стоило.
Он не мог вернуть к жизни ни Марию, ни Элизабет, никого из тех, кто погиб; но он мог обрушить на голову Инносентио Эрнандеса давно заслуженное им возмездие, и это будет лишь первая, но далеко не последняя жертва его мести. Сначала Эрнандес и Ортега де Васкес, затем Дмитрий Борзой. А потом и все остальные.
Первое копье было готово, Холден отложил его в сторону и занялся следующим. У него еще будет время попрактиковаться в метании. Эрнандес и его люди должны быть уверены в том, что он, Дэвид Холден, мертв, это даст ему время выследить их.
Пусть кто угодно из людей Эрнандеса и его хозяина, Эмилиано Ортеги де Васкеса, станет на его пути; если придется, Холден убьет его. Когда один из них умрет, он, возможно, получит свежий боекомплект для своей «Беретты»; наверняка ему достанется автоматическая винтовка М-16, или автомат «Узи», или пистолет. Одно определенно вело за собой другое, и Дэвид был готов к неизбежности смерти; но он никогда не сможет привыкнуть к последствиям смерти, как привыкли к ней самые безумные люди в мире — Инносентио Эрнандес или Дмитрий Борзой.
Он отложил силки для ловли мелких зверьков, которые сделал сам из тонкой лианы. Его желудок ныл от голода. Невыносимая боль от пыток, которым его подверг Дмитрий Борзой, прежде чем перевезти сюда, в горы Перу, на границу с Бразилией, уже прошла. Но осталась еще одна боль; быть может, смерть Эрнандеса и других принесет ему облегчение.
Он шел и плыл по воде в течение многих часов; он уже потерял счет времени. Он думал о тех деликатесах, от которых отказывался в прошлом. Как многие другие дети, маленький Холден не переносил некоторые продукты. Он вспомнил, как всю жизнь отказывался есть тыкву, сам вкус которой был ему отвратителен. Сейчас он был готов обжираться капустой брокколи и ненавистной тыквой до полного насыщения.
Одежда все еще не высохла, и он дрожал от холода.
Еще холоднее было сейчас Марии, она лежала где-то глубоко в земле, если, конечно, нашелся человек, у которого хватило совести похоронить ее.
Если все получится, говорил себе Дэвид Холден, если ему удастся убить Эрнандеса и Ортегу де Васкеса, тогда он попытается пробраться вниз по реке, на Амазонку, и найдет возможность связаться с Томом Эшбруком, отцом его, Холдена, погибшей жены, Элизабет. «Возможно, — подумал Холден, — Эшбрук поможет переправить его назад, в Соединенные Штаты».
К Рози Шеперд.
В Соединенных Штатах все еще шла война. Инносентио Эрнандес, Эмилиано Ортега де Васкес и им подобные лишь разжигали ее, получая свою долю прибыли, но не они сражались и гибли в ней. Когда не станет Ортеги де Васкеса и его подручного Инносентио Эрнандеса, найдутся другие, которые займут их место; другие, которые будут наживаться на страданиях и смерти. Всегда найдутся люди, готовые убивать и разрушать; разрушать ведь легче, чем строить; и в убийцах недостатка не будет, они всегда отыщутся среди террористов по всему миру; среди уличных негодяев, готовых убить старуху ради ее пособия по социальному страхованию; среди идеалистов-самоучек, для которых коммунизм — это судьба всего человечества, а индивидуализм — крайнее зло.
«Фронт Освобождения Северной Америки». ФОСА.
Когда закончится эта война, Дэвид Холден даже боялся загадывать. Скорее всего, ему до этого не дожить, смерть ходит за ним по пятам. Пуля однажды догонит его, и все закончится. Закончится для него, для других борьба будет продолжаться. На этот счет у Холдена не было никаких сомнений; и в них, в этих других, будут жить и он, и Рози, и Руфус Барроус.
Второе копье было готово, и Холден принялся затачивать острие. Завтра он обожжет наконечники обоих копий на костре. Потом он найдет деревню, украдет каноэ или лодку и переправится через реку.
Рубашка Холдена давно превратилась в лохмотья, но к холоду он привыкнет.
Копья были готовы, и он сидел в темноте, обхватив себя руками, пытаясь согреться.
Холден все еще дрожал от холода.
Он ждал. Времени у него теперь было достаточно.
Глава вторая
Дэвид Холден скорчился у костра; от дыма, заполнявшего землянку, было нечем дышать. Он задерживал дыхание сколько мог. На службе во флоте его тренировали нырять на время, и теперь он мог не дышать довольно долго. Когда становилось совсем невмоготу, он подползал к выходу из землянки, глубоко вдыхал несколько раз и возвращался к работе. Он не мог допустить, чтобы дым выдал его местоположение.
Дэвид Холден обжигал острия своих копий; языки пламени яростно лизали твердую древесину.
Дело было закончено, и он вылез из землянки, жадно глотая живительный воздух.
Осталось изготовить стрелы.
Лук он сделал из той же твердой древесины, только более зеленой и более гибкой, чтобы он сгибался без треска. Стрелы, а их у него было больше тридцати, Холден отшлифовал вручную. Простое деревянное острие, но после обжига оно с легкостью пробьет мягкую человеческую плоть.
Холден вдохнул поглубже и снова полез в землянку, готовить стрелы…
Нож «Защитник». Глаза Холдена пробежали по всей его длине, внимательно осматривая лезвие. Черное пластиковое покрытие рукоятки, отлитое по форме его ладони. Металлический наконечник рукоятки, которым запросто можно разбить человеческий череп. На мягком камне он заточил лезвие. На первый взгляд казалось, что нож имеет вогнутую форму, но на самом деле он был совершенно плоским. Холден перевернул нож в руке и начал затачивать другую сторону лезвия.
Так получилось, что он никогда не затачивал вторую сторону лезвия.
Было ли это попыткой сохранить в глубине души образ цивилизованного человека, преподавателя университета?
Теперь он решил наточить нож с обеих сторон…
Дэвид Холден придавил лук коленом и закрепил тетиву. Он поднял лук — тот был почти полтора ярда в длину — и, не вставляя стрелы, натянул тетиву. Усилие натяжения было для него невероятно велико; мышцы предплечий, бицепсы, плечи слегка дрожали от напряжения. Он перевел дыхание, выровнял лук, почти автоматически отпустил тетиву.
Холден взял в руки первую стрелу, хуже всего закаленную на огне. Оперение для нее он сделал из перьев мертвой птицы, предварительно отмыв ее от вшей и паразитов и высушив на солнце. При ярком свете дня он внимательно рассмотрел древко копья. Стоял теплый весенний день. Но его целью было не обновление, не возвращение жизни; он должен был отнять жизнь.
Он установил стрелу и оттянул тетиву; затем повернулся к мишени, которую соорудил из порванной рубашки.
Он натянул тетиву до предела, почти до самого уха, прицелился и выпустил стрелу. Туго натянутая тетива издала жужжащий звук, как будто мимо его уха пронеслось гигантское насекомое, лук задрожал в руках, стрела вонзилась в самую середину рубашки, набитой листьями и ветками. Для расстояния в пятьдесят ярдов он прицелился чуть ниже, чем следовало.
На лице Холдена появилась усмешка…
Холден пробирался звериной тропой, шедшей параллельно дороге. Он искал возможные следы карательного отряда, высланного Инносентио Эрнандесом, и одновременно высматривал средство переправы через реку, чтобы исполнить планы своей мести.
Внезапно он замер.
Моторная лодка. Три человека, все вооружены. Холден узнал одного из них; он запомнил это лицо, когда бежал из заточения на большом фургоне «Шевроле», а рядом с ним, дрожа от страха, сидела Мария. Это лицо принадлежало одному из людей Эрнандеса.
Он нашел то, что искал, и одно, и другое.
Он нашел и людей Инносентио Эрнандеса, и лодку.
Марии нет, ее уже не вернешь.
Но эти трое тоже вскоре отправятся на тот свет.
Он спрятался поглубже в чаще и принялся ждать…
Трое вооруженных людей шли дальше берегом реки. Скорее всего, они искали труп, — его, Холдена, труп?
Их предводитель, тот самый, со знакомым лицом, лицом хорька и сверкающими черными глазами, которого Холден помнил по побегу с виллы, нашел что-то у самой кромки воды и выкрикнул нечто совершенно неразборчивое по-испански, настолько неразборчивое, что Холден даже не пытался понять смысл.
Один из вооруженных людей махнул рукой в сторону кучи камней, возвышавшейся наподобие холма ярдах в пятистах к северу. Ускорив шаг, все трое двинулись дальше, в направлении кучи камней. Наблюдая за ними с приличного расстояния, Холден отметил про себя направление, затем, покинув свое укрытие, направился к тому месту, где только что стояли трое. Он увидел их следы, его собственных следов там не было. Был еще след большого предмета, который, очевидно, вытащили из воды. Лодка?
Холден бросил взгляд в направлении, в котором удалилась его добыча, затем проследил, куда вел след в речном иле. Ил сменился твердой землей, и по мере удаления от реки растительность становилась все гуще.
Холден остановился у кучи листьев, покрывавшей кусок брезента. Он отбросил брезент в сторону. Ящерица необычного вида — Дэвид никогда не был силен в биологии — бросилась наутек.
Он обнаружил моторную лодку, один к одному похожую на лодку, в которой находились те трое, с той лишь разницей, что у этой лодки был подвесной мотор.
Холден отвинтил крышку бензобака. Он оказался заполненным почти доверху. Холден закрутил крышку. Он мог бы украсть лодку — украсть — и упростить переправу через реку, не рискуя столкнуться с людьми Эрнандеса.
Но кто был хозяином лодки? Было очевидно, что те трое искали владельца лодки, а не саму лодку и не его, Холдена, мертвое тело, как он думал вначале. Они могли проследить лодку до самого места ее укрытия, как это сделал он. Любой неопытный скаут запросто нашел бы ее.
Холден опустил лук на землю, торопливо набросил брезент на лодку и, стоя на коленях, стал забрасывать брезент листьями.
Он поднял лук и стал всматриваться в каменистый пригорок, находившийся теперь ярдах в шестистах, за которым исчезли те трое. Холден вскочил на ноги и бросился за ними.
Дэвид Холден обжигал острия своих копий; языки пламени яростно лизали твердую древесину.
Дело было закончено, и он вылез из землянки, жадно глотая живительный воздух.
Осталось изготовить стрелы.
Лук он сделал из той же твердой древесины, только более зеленой и более гибкой, чтобы он сгибался без треска. Стрелы, а их у него было больше тридцати, Холден отшлифовал вручную. Простое деревянное острие, но после обжига оно с легкостью пробьет мягкую человеческую плоть.
Холден вдохнул поглубже и снова полез в землянку, готовить стрелы…
Нож «Защитник». Глаза Холдена пробежали по всей его длине, внимательно осматривая лезвие. Черное пластиковое покрытие рукоятки, отлитое по форме его ладони. Металлический наконечник рукоятки, которым запросто можно разбить человеческий череп. На мягком камне он заточил лезвие. На первый взгляд казалось, что нож имеет вогнутую форму, но на самом деле он был совершенно плоским. Холден перевернул нож в руке и начал затачивать другую сторону лезвия.
Так получилось, что он никогда не затачивал вторую сторону лезвия.
Было ли это попыткой сохранить в глубине души образ цивилизованного человека, преподавателя университета?
Теперь он решил наточить нож с обеих сторон…
Дэвид Холден придавил лук коленом и закрепил тетиву. Он поднял лук — тот был почти полтора ярда в длину — и, не вставляя стрелы, натянул тетиву. Усилие натяжения было для него невероятно велико; мышцы предплечий, бицепсы, плечи слегка дрожали от напряжения. Он перевел дыхание, выровнял лук, почти автоматически отпустил тетиву.
Холден взял в руки первую стрелу, хуже всего закаленную на огне. Оперение для нее он сделал из перьев мертвой птицы, предварительно отмыв ее от вшей и паразитов и высушив на солнце. При ярком свете дня он внимательно рассмотрел древко копья. Стоял теплый весенний день. Но его целью было не обновление, не возвращение жизни; он должен был отнять жизнь.
Он установил стрелу и оттянул тетиву; затем повернулся к мишени, которую соорудил из порванной рубашки.
Он натянул тетиву до предела, почти до самого уха, прицелился и выпустил стрелу. Туго натянутая тетива издала жужжащий звук, как будто мимо его уха пронеслось гигантское насекомое, лук задрожал в руках, стрела вонзилась в самую середину рубашки, набитой листьями и ветками. Для расстояния в пятьдесят ярдов он прицелился чуть ниже, чем следовало.
На лице Холдена появилась усмешка…
Холден пробирался звериной тропой, шедшей параллельно дороге. Он искал возможные следы карательного отряда, высланного Инносентио Эрнандесом, и одновременно высматривал средство переправы через реку, чтобы исполнить планы своей мести.
Внезапно он замер.
Моторная лодка. Три человека, все вооружены. Холден узнал одного из них; он запомнил это лицо, когда бежал из заточения на большом фургоне «Шевроле», а рядом с ним, дрожа от страха, сидела Мария. Это лицо принадлежало одному из людей Эрнандеса.
Он нашел то, что искал, и одно, и другое.
Он нашел и людей Инносентио Эрнандеса, и лодку.
Марии нет, ее уже не вернешь.
Но эти трое тоже вскоре отправятся на тот свет.
Он спрятался поглубже в чаще и принялся ждать…
Трое вооруженных людей шли дальше берегом реки. Скорее всего, они искали труп, — его, Холдена, труп?
Их предводитель, тот самый, со знакомым лицом, лицом хорька и сверкающими черными глазами, которого Холден помнил по побегу с виллы, нашел что-то у самой кромки воды и выкрикнул нечто совершенно неразборчивое по-испански, настолько неразборчивое, что Холден даже не пытался понять смысл.
Один из вооруженных людей махнул рукой в сторону кучи камней, возвышавшейся наподобие холма ярдах в пятистах к северу. Ускорив шаг, все трое двинулись дальше, в направлении кучи камней. Наблюдая за ними с приличного расстояния, Холден отметил про себя направление, затем, покинув свое укрытие, направился к тому месту, где только что стояли трое. Он увидел их следы, его собственных следов там не было. Был еще след большого предмета, который, очевидно, вытащили из воды. Лодка?
Холден бросил взгляд в направлении, в котором удалилась его добыча, затем проследил, куда вел след в речном иле. Ил сменился твердой землей, и по мере удаления от реки растительность становилась все гуще.
Холден остановился у кучи листьев, покрывавшей кусок брезента. Он отбросил брезент в сторону. Ящерица необычного вида — Дэвид никогда не был силен в биологии — бросилась наутек.
Он обнаружил моторную лодку, один к одному похожую на лодку, в которой находились те трое, с той лишь разницей, что у этой лодки был подвесной мотор.
Холден отвинтил крышку бензобака. Он оказался заполненным почти доверху. Холден закрутил крышку. Он мог бы украсть лодку — украсть — и упростить переправу через реку, не рискуя столкнуться с людьми Эрнандеса.
Но кто был хозяином лодки? Было очевидно, что те трое искали владельца лодки, а не саму лодку и не его, Холдена, мертвое тело, как он думал вначале. Они могли проследить лодку до самого места ее укрытия, как это сделал он. Любой неопытный скаут запросто нашел бы ее.
Холден опустил лук на землю, торопливо набросил брезент на лодку и, стоя на коленях, стал забрасывать брезент листьями.
Он поднял лук и стал всматриваться в каменистый пригорок, находившийся теперь ярдах в шестистах, за которым исчезли те трое. Холден вскочил на ноги и бросился за ними.
Глава третья
Лютер Стил внезапно проснулся и, протирая глаза, вскочил. Жена спала рядом с ним на кровати. «Дина», — встряхнув головой, пробормотал Стил. Сын и дочь лежали на соседней кровати. Дочь неожиданно зашевелилась, перевернулась на другой бок и затихла.
Стил посмотрел на часы.
Был почти полдень.
На стуле у кровати в комнате мотеля, где они остановились, лежал девятимиллиметровый пистолет «Зиг-Зауэр». А под матрасом был спрятан револьвер «смит-и-вессон» 66-й модели. Стил потянулся за ним, рукоятка торчала наружу ровно настолько, чтобы его можно было быстро достать.
Он сел, свесив ноги с кровати.
Потом встал.
Теперь его разыскивает полиция, официально или нет; его жену и детей, так же, как и его самого, должны убить. Из-за его работы в Бюро? Или потому, что он мог поручиться директору Серилье в том, что находящийся теперь в коматозном состоянии, умирающий президент Соединенных Штатов приказал ФБР вступить в союз с «Патриотами» с целью разгромить «Фронт Освобождения Северной Америки»?
Стил был уверен, что дело именно в этом. И за нападением на его тайное убежище стоял Роман Маковски, президент де-факто сейчас, когда настоящий президент умирал, а вице-президент был убит во время нападения ФОСА на конференцию по безопасности. Если бы не помощь Рокки Сэдлера в схватке, последовавшей за нападением…
С револьвером в руке Стил бросился к окну, левой рукой отдернул штору.
Рокки Сэдлер.
Старик сидел в машине на противоположном конце автомобильной стоянки, наблюдая за их домом. Фары машины зажглись и погасли, Сэдлер подавал условный сигнал «все в порядке».
Неужели он не спал всю ночь?
Стил задернул занавеску.
Внезапно он почувствовал себя полураздетым. На нем не было ничего, кроме кальсон; не было никаких сил распаковывать чемоданы, когда вчера они наконец добрались до мотеля, где, как считал Сэдлер, они будут в безопасности.
Стил направился в туалет, решив не закрывать дверь; положил револьвер, помочился, забрызгав край унитаза. Цель была выполнена. Он чувствовал себя совершенно измотанным, несмотря на сон. Лютер оторвал кусок туалетной бумаги и вытер унитаз. У него все же есть жена и дети. Стил опустил сидение. Он уже хотел пойти и разбудить Дину. Наклонившись за оружием, он увидел свое отражение в зеркале.
И он подумал о Рокки Сэдлере. И он, и Сэдлер были черными, но кожа у них была совершенно разного оттенка. Стил вспомнил свое первое важное задание в Бюро, насколько чувствительно он воспринимал свое расовое происхождение и необходимость проявить себя лучше всех остальных. Ему тяжело было думать, что по неудаче одного чернокожего будут судить обо всех чернокожих, все люди его расы будут унижены. Поэтому, как Стил сказал сам себе, «просто на всякий случай», он старался изо всех сил, так же, как раньше в школе и в колледже, и на юридическом факультете университета. Так же, как всегда до того, и каждый раз после.
Сэдлер. Лет шестьдесят, как минимум. Награжден орденами и медалями за службу во время войны. Реакция быстрее, способностей больше, чем у людей в два раза моложе него, чем у самого Стила. Стил уже не раз доверял ему безопасность своей семьи, и, не задумываясь, сделал бы это вновь. Все равно выбора у него не было, да и никто бы не смог справиться с этой задачей лучше, он сам в том числе.
У него было много дел.
Прежде всего, связаться с Кларком Петровски, Биллом Раннингдиром, Томом Лефлером и Рэнди Блюменталем. Но что делать потом? Вступить в организацию «Патриотов»? Попытаться бороться с Романом Маковски? Обратиться к средствам массовой информации?
Он наклонился над раковиной и закрыл глаза.
— Лют.
Рука сама повернула револьвер по направлению к источнику звука, но разум взял верх над реакцией, и Стил просто поднял голову.
Она была прекрасна, как и всегда. Дина была самой красивой женщиной в его жизни, и она была единственной в его жизни. На ней была его рубашка, и она очень шла ей. Он обнял ее прямо на пороге туалета.
Он целовал ее, и ее руки нежно гладили его лицо. Он склонил голову ей на плечо, и ее губы коснулись его щеки. Она прошептала:
— Все будет хорошо, Лют. Все будет просто прекрасно. Я люблю тебя.
Стил обнял ее еще крепче и чуть было не заплакал.
Стил посмотрел на часы.
Был почти полдень.
На стуле у кровати в комнате мотеля, где они остановились, лежал девятимиллиметровый пистолет «Зиг-Зауэр». А под матрасом был спрятан револьвер «смит-и-вессон» 66-й модели. Стил потянулся за ним, рукоятка торчала наружу ровно настолько, чтобы его можно было быстро достать.
Он сел, свесив ноги с кровати.
Потом встал.
Теперь его разыскивает полиция, официально или нет; его жену и детей, так же, как и его самого, должны убить. Из-за его работы в Бюро? Или потому, что он мог поручиться директору Серилье в том, что находящийся теперь в коматозном состоянии, умирающий президент Соединенных Штатов приказал ФБР вступить в союз с «Патриотами» с целью разгромить «Фронт Освобождения Северной Америки»?
Стил был уверен, что дело именно в этом. И за нападением на его тайное убежище стоял Роман Маковски, президент де-факто сейчас, когда настоящий президент умирал, а вице-президент был убит во время нападения ФОСА на конференцию по безопасности. Если бы не помощь Рокки Сэдлера в схватке, последовавшей за нападением…
С револьвером в руке Стил бросился к окну, левой рукой отдернул штору.
Рокки Сэдлер.
Старик сидел в машине на противоположном конце автомобильной стоянки, наблюдая за их домом. Фары машины зажглись и погасли, Сэдлер подавал условный сигнал «все в порядке».
Неужели он не спал всю ночь?
Стил задернул занавеску.
Внезапно он почувствовал себя полураздетым. На нем не было ничего, кроме кальсон; не было никаких сил распаковывать чемоданы, когда вчера они наконец добрались до мотеля, где, как считал Сэдлер, они будут в безопасности.
Стил направился в туалет, решив не закрывать дверь; положил револьвер, помочился, забрызгав край унитаза. Цель была выполнена. Он чувствовал себя совершенно измотанным, несмотря на сон. Лютер оторвал кусок туалетной бумаги и вытер унитаз. У него все же есть жена и дети. Стил опустил сидение. Он уже хотел пойти и разбудить Дину. Наклонившись за оружием, он увидел свое отражение в зеркале.
И он подумал о Рокки Сэдлере. И он, и Сэдлер были черными, но кожа у них была совершенно разного оттенка. Стил вспомнил свое первое важное задание в Бюро, насколько чувствительно он воспринимал свое расовое происхождение и необходимость проявить себя лучше всех остальных. Ему тяжело было думать, что по неудаче одного чернокожего будут судить обо всех чернокожих, все люди его расы будут унижены. Поэтому, как Стил сказал сам себе, «просто на всякий случай», он старался изо всех сил, так же, как раньше в школе и в колледже, и на юридическом факультете университета. Так же, как всегда до того, и каждый раз после.
Сэдлер. Лет шестьдесят, как минимум. Награжден орденами и медалями за службу во время войны. Реакция быстрее, способностей больше, чем у людей в два раза моложе него, чем у самого Стила. Стил уже не раз доверял ему безопасность своей семьи, и, не задумываясь, сделал бы это вновь. Все равно выбора у него не было, да и никто бы не смог справиться с этой задачей лучше, он сам в том числе.
У него было много дел.
Прежде всего, связаться с Кларком Петровски, Биллом Раннингдиром, Томом Лефлером и Рэнди Блюменталем. Но что делать потом? Вступить в организацию «Патриотов»? Попытаться бороться с Романом Маковски? Обратиться к средствам массовой информации?
Он наклонился над раковиной и закрыл глаза.
— Лют.
Рука сама повернула револьвер по направлению к источнику звука, но разум взял верх над реакцией, и Стил просто поднял голову.
Она была прекрасна, как и всегда. Дина была самой красивой женщиной в его жизни, и она была единственной в его жизни. На ней была его рубашка, и она очень шла ей. Он обнял ее прямо на пороге туалета.
Он целовал ее, и ее руки нежно гладили его лицо. Он склонил голову ей на плечо, и ее губы коснулись его щеки. Она прошептала:
— Все будет хорошо, Лют. Все будет просто прекрасно. Я люблю тебя.
Стил обнял ее еще крепче и чуть было не заплакал.
Глава четвертая
Встреча с Тероном Хайдом была назначена лишь через час. Сидя в глубине небольшой закусочной, подальше от входа, Том Эшбрук сразу узнал лицо только что вошедшего человека. Не было никаких приветствий, мужчина — высокий, смуглый, с копной темных волос, чуть тронутых сединой — быстрым шагом подошел к его столику.
Эшбрук встал.
— Я рад тебя видеть, Сол.
— Привет, Том.
Они сели.
Подошла официантка, спросила, что будет есть только что пришедший; акцент коренной жительницы Лондона время от времени прорывался в ее речи. Новый посетитель заказал только чай.
— Знаешь, забавно, Том.
— Что именно? — Эшбрук улыбнулся, закурил.
— Знаешь, я подумал, странно, что израильтяне выдали тебе оружие. — Подошла официантка, Сол Ротштейн замолчал. Когда она поставила на стол дымящуюся чашку с кофе и удалилась, Ротштейн продолжал:
— Сейчас я вспоминаю старые добрые времена гораздо чаще, чем раньше. Пожалуй, в то время я был чересчур занят работой, — он улыбнулся. — И ты был с нами, эдакий американский уличный мальчишка, который поставлял нам оружие в 1948 году и брал за это минимальную плату, только чтобы хватило на очередную операцию.
— Неправда, — ответил Эшбрук, чувствуя себя неловко. — Я еще брал с вас деньги на жратву и сигареты.
Ротштейн закурил.
— Да, правильно. Не сомневайся, когда ты позвонил, ты мог бы попросить у меня хоть танк, тебе я достал бы и его.
— Мне вполне хватит пистолета. Просто для страховки. — Эшбрук усмехнулся.
— Он у меня в пальто, в кармане. Перед уходом я оставлю пальто на стуле…
— …а я достану пистолет, положу его к себе в карман и побегу за тобой вдогонку, чтобы отдать пальто.
— И не забудь забрать запасные обоймы, — кивнул Ротштейн, отхлебывая чай. — Чай ужасный.
— Я подумал, в это время дня кофе пить безопаснее.
— Ну и что, твои ожидания оправдались? — улыбнулся Ротштейн.
— Нет.
— Как Дайана?
Эшбрук наклонился, стряхнул пепел.
— Отлично. Прекрасна как всегда.
— Я, разумеется, так и думал, — сказал Ротштейн, глядя прямо в чашку. — Передай ей привет, ладно?
— Обязательно.
— Мало того, что из самого грязного в мире дела ты выходишь благоухающий, как майская роза, так тебе еще удается отхватить прекраснейшую в мире женщину со времен Елены Троянской, — и Ротштейн засмеялся. — Я всегда был рад тому, что это… ну… никак не повлияло на наши отношения.
— Я тоже, — ответил Эшбрук.
— Зачем удалившемуся на покой, респектабельному бизнесмену понадобилось оружие в Лондоне… Или дело в… — и Ротштейн запнулся посередине фразы. — Послушай, Том, если ты отыскал тех, кто повинен в гибели твоей дочери и твоих внуков, у меня найдутся люди…
— Нет. Но, возможно, когда-нибудь я их найду. Я просто сидел на месте без движения. Я говорил себе, что слишком стар для подобных дел. А потом позвонила эта девушка. Ее зовут Роуз. Голосок такой, что больше хочется назвать ее Рози. Хорошая девушка. Бывший детектив. Они с Дэвидом, ну… Короче, Дэвида похитили. Похитил его ФОСА. Он большой начальник у…
— У «Патриотов». Я тоже читаю газеты. Итак, ты приехал поговорить с Тероном Хайдом. Слава Богу, я привез запасные обоймы. Мне поговорить с Хили?
— Я бы не хотел, чтобы в этом участвовали твои люди.
— Израильская разведка «Моссад» всегда завязана в таких делах. Одна из любимых целей ФОСА — синагоги. В тот день, когда вашего президента ранили, а вице-президента убили, мы потеряли нашего наблюдателя на конференции по международной безопасности, Моше Бен Исраэля.
— Боже мой, Бориса?
Ротштейн рассмеялся:
— Он терпеть не мог, когда его называли его настоящим именем.
— Это в нем сказывалось русское происхождение, я всегда говорил. Сменить правительство, сменить имя.
Смех Ротштейна прозвучал не совсем искренне, он смотрел на свои руки.
— Насколько я понял, он погиб внезапно, во время первого же взрыва. Хайд очень опасный человек, — продолжал Ротштейн, подняв голову. — Но это ты уже знаешь. Британцы, вроде твоего друга Хили из Секретной службы, не станут поддерживать тебя так, как поддержали бы мы. Это не их вина, просто они терпеть не могут обделывать грязные дела у себя дома. В то время как я, — Ротштейн улыбнулся, — я — всего лишь дипломат.
— В таком случае я — Санта-Клаус.
— Гмм. Так что, сможем мы помочь тебе? Информация, которую ты получишь, может быть полезна и нам.
Эшбрук задумался над словами Ротштейна. У Хайда будет сильная охрана, как и всегда. Встреча продлится не более пяти минут, Хайд согласился на нее только в качестве одолжения. Вот почему Эшбруку был необходим пистолет. Скорее всего, Хайд ничего не скажет, если его слегка не припугнуть.
— Что именно ты предлагаешь?
— Все, что, по-твоему, может помочь. Самое худшее, что могут сделать со мной, — это выслать назад в Израиль. Там меня ждет не дождется прехорошенькая племянница — ее муж погиб не так давно в секторе Газа, она умирает от желания кормить меня ужином каждый вечер; а, кроме того, пенсия и толпы богатеньких американских туристочек, которые с упоением будут слушать мои байки о том, где я получил свои боевые шрамы. Будет эдакий Пол Ньюмен из кино. Героический борец за свободу Израиля. Даже и глаза у меня голубые, — губы Ротштейна скривились в усмешке.
— Ладно, договорились. Значит, мы идем вместе до конца. Сажаем Хайда в мешок и держим его, пока он не скажет мне, как найти Дэвида. Когда скажет, делай с ним что хочешь, хоть выбрось его на помойку, мне плевать.
Ротштейн рассмеялся:
— А я-то думал, Том, ты и вправду ушел на покой.
Эшбрук встал.
— Я рад тебя видеть, Сол.
— Привет, Том.
Они сели.
Подошла официантка, спросила, что будет есть только что пришедший; акцент коренной жительницы Лондона время от времени прорывался в ее речи. Новый посетитель заказал только чай.
— Знаешь, забавно, Том.
— Что именно? — Эшбрук улыбнулся, закурил.
— Знаешь, я подумал, странно, что израильтяне выдали тебе оружие. — Подошла официантка, Сол Ротштейн замолчал. Когда она поставила на стол дымящуюся чашку с кофе и удалилась, Ротштейн продолжал:
— Сейчас я вспоминаю старые добрые времена гораздо чаще, чем раньше. Пожалуй, в то время я был чересчур занят работой, — он улыбнулся. — И ты был с нами, эдакий американский уличный мальчишка, который поставлял нам оружие в 1948 году и брал за это минимальную плату, только чтобы хватило на очередную операцию.
— Неправда, — ответил Эшбрук, чувствуя себя неловко. — Я еще брал с вас деньги на жратву и сигареты.
Ротштейн закурил.
— Да, правильно. Не сомневайся, когда ты позвонил, ты мог бы попросить у меня хоть танк, тебе я достал бы и его.
— Мне вполне хватит пистолета. Просто для страховки. — Эшбрук усмехнулся.
— Он у меня в пальто, в кармане. Перед уходом я оставлю пальто на стуле…
— …а я достану пистолет, положу его к себе в карман и побегу за тобой вдогонку, чтобы отдать пальто.
— И не забудь забрать запасные обоймы, — кивнул Ротштейн, отхлебывая чай. — Чай ужасный.
— Я подумал, в это время дня кофе пить безопаснее.
— Ну и что, твои ожидания оправдались? — улыбнулся Ротштейн.
— Нет.
— Как Дайана?
Эшбрук наклонился, стряхнул пепел.
— Отлично. Прекрасна как всегда.
— Я, разумеется, так и думал, — сказал Ротштейн, глядя прямо в чашку. — Передай ей привет, ладно?
— Обязательно.
— Мало того, что из самого грязного в мире дела ты выходишь благоухающий, как майская роза, так тебе еще удается отхватить прекраснейшую в мире женщину со времен Елены Троянской, — и Ротштейн засмеялся. — Я всегда был рад тому, что это… ну… никак не повлияло на наши отношения.
— Я тоже, — ответил Эшбрук.
— Зачем удалившемуся на покой, респектабельному бизнесмену понадобилось оружие в Лондоне… Или дело в… — и Ротштейн запнулся посередине фразы. — Послушай, Том, если ты отыскал тех, кто повинен в гибели твоей дочери и твоих внуков, у меня найдутся люди…
— Нет. Но, возможно, когда-нибудь я их найду. Я просто сидел на месте без движения. Я говорил себе, что слишком стар для подобных дел. А потом позвонила эта девушка. Ее зовут Роуз. Голосок такой, что больше хочется назвать ее Рози. Хорошая девушка. Бывший детектив. Они с Дэвидом, ну… Короче, Дэвида похитили. Похитил его ФОСА. Он большой начальник у…
— У «Патриотов». Я тоже читаю газеты. Итак, ты приехал поговорить с Тероном Хайдом. Слава Богу, я привез запасные обоймы. Мне поговорить с Хили?
— Я бы не хотел, чтобы в этом участвовали твои люди.
— Израильская разведка «Моссад» всегда завязана в таких делах. Одна из любимых целей ФОСА — синагоги. В тот день, когда вашего президента ранили, а вице-президента убили, мы потеряли нашего наблюдателя на конференции по международной безопасности, Моше Бен Исраэля.
— Боже мой, Бориса?
Ротштейн рассмеялся:
— Он терпеть не мог, когда его называли его настоящим именем.
— Это в нем сказывалось русское происхождение, я всегда говорил. Сменить правительство, сменить имя.
Смех Ротштейна прозвучал не совсем искренне, он смотрел на свои руки.
— Насколько я понял, он погиб внезапно, во время первого же взрыва. Хайд очень опасный человек, — продолжал Ротштейн, подняв голову. — Но это ты уже знаешь. Британцы, вроде твоего друга Хили из Секретной службы, не станут поддерживать тебя так, как поддержали бы мы. Это не их вина, просто они терпеть не могут обделывать грязные дела у себя дома. В то время как я, — Ротштейн улыбнулся, — я — всего лишь дипломат.
— В таком случае я — Санта-Клаус.
— Гмм. Так что, сможем мы помочь тебе? Информация, которую ты получишь, может быть полезна и нам.
Эшбрук задумался над словами Ротштейна. У Хайда будет сильная охрана, как и всегда. Встреча продлится не более пяти минут, Хайд согласился на нее только в качестве одолжения. Вот почему Эшбруку был необходим пистолет. Скорее всего, Хайд ничего не скажет, если его слегка не припугнуть.
— Что именно ты предлагаешь?
— Все, что, по-твоему, может помочь. Самое худшее, что могут сделать со мной, — это выслать назад в Израиль. Там меня ждет не дождется прехорошенькая племянница — ее муж погиб не так давно в секторе Газа, она умирает от желания кормить меня ужином каждый вечер; а, кроме того, пенсия и толпы богатеньких американских туристочек, которые с упоением будут слушать мои байки о том, где я получил свои боевые шрамы. Будет эдакий Пол Ньюмен из кино. Героический борец за свободу Израиля. Даже и глаза у меня голубые, — губы Ротштейна скривились в усмешке.
— Ладно, договорились. Значит, мы идем вместе до конца. Сажаем Хайда в мешок и держим его, пока он не скажет мне, как найти Дэвида. Когда скажет, делай с ним что хочешь, хоть выбрось его на помойку, мне плевать.
Ротштейн рассмеялся:
— А я-то думал, Том, ты и вправду ушел на покой.
Глава пятая
Дэвид Холден шел по следу охотников, выслеживавших добычу. Было очевидно, что именно этим занимались люди Инносентио Эрнандеса. Примерно в миле от них, на пригорке, была видна хижина, а чуть ниже, в неглубокой долине округлой формы — деревня. Казалось, дом еле держится на каменистом пригорке, практически лишенном растительности.
Те трое, с автоматическими винтовками наизготовку, образовав полукруг, все ближе подходили к хижине. Их цель была ясна — уничтожить противника. Враг Инносентио Эрнандеса не обязательно был другом Дэвида Холдена, но, в любом случае, он мог стать его союзником.
Он дрожал от холода, порывистый ветер высушивал его мокрую от пота спину.
Стало ясно, что вооруженные люди собираются атаковать.
Кто обитал в хижине?
Дэвид Холден провел пальцем по тетиве лука.
Один из трех, тот самый, которого Холден узнал, по мере продвижения вперед время от времени что-то говорил в радиопередатчик, видимо, пытался с кем-то связаться, либо докладывал непосредственно Эрнандесу.
Кто жил в этом доме, прилепившемся на склоне каменистого холма?
Дэвид Холден выжидал…
Рози Шеперд посмотрела на часы. «Таймекс Айронмэн» больше подошел бы мужчине, но она ни за что не променяла бы его на «Ролекс» Дэвида. И потом, она приехала сюда не ради развлечения. Рози лежала, скорчившись, в колючем кустарнике, в сотне ярдов от дороги, свою винтовку М-16 она положила рядом. Женщина не стала одевать черную униформу, которая лишь привлекла бы к ней излишнее внимание. Стоял холодный осенний день, и поверх легкой блузки на ней был толстый шерстяной свитер. Рози вытерла вспотевшие ладони о голубые джинсы.
Где этот Кларк Петровски?
Если он уже выехал, машина появится на дороге у подножия холма через несколько минут. А если не появится, будет ли это означать, что Кларк попал в беду? Она не может больше сотрудничать с ФБР, которое уже практически развалилось. А Дэвид…
— Черт, — вырвалось у нее сквозь зубы. Этот Томас Эшбрук, отец погибшей жены Дэвида. Будет от него хоть какая-то польза? Или он просто старый боевой конь, который не понимает, что ему пора на покой? Хотя ей так не показалось.
А потом этот звонок Митчу Даймонду из Лондона; ей передали, что для нее выслали посылку, и ей не надо раздумывать, что с ней делать; главное — не потерять ее. Посылка, на первый взгляд, казалась обычным «атташе-кейсом». Однако, открыв его, Рози обнаружила внутри странного вида телефон. Митч Даймонд, едва взглянув, сразу определил: «Шифровальщик-дешифровальщик», как его называют. Втыкаешь шнур от телефона вот в эту дырку, звонок проходит через прибор, а ты говоришь в микрофон. У человека, с которым ты разговариваешь, есть такой же прибор, или портативный, или стоит на столе. Короче, не важно. Твой голос доходит до них зашифрованным, они его расшифровывают. Их голос идет к тебе зашифрованный, ты его дешифруешь. Все очень просто. Короче, если у того, кто тебя слушает, есть дешифратор, он записывает разговор, а потом пропускает его через прибор и тебя понимают. А если тебя слушает посторонний, он ничего не поймет. Так, а вот это… — и Митч Даймонд показал на клавиатуру в углу аппарата, — по-моему, это для того, чтобы запрограммировать эту машину на определенный набор цифр, тогда, если человек не знает кода, ему потребуется много времени, чтобы расшифровать твой набор цифр, только потом можно будет разобрать, что ты там наговорила. А может, оно все еще сложнее, я не знаю. Если хочешь, могу все это раскрутить…» Тут она его остановила. Потому что Томас Эшбрук наверняка собирался использовать этот прибор и другой такой же на своем конце провода при разговоре, чтобы они могли говорить, не таясь; возможно, он еще передаст ей дополнительный код, а может, нет. Этого она не знала. В разведшколе учиться ей не пришлось, а в полицейской академии таким премудростям не обучали.
Те трое, с автоматическими винтовками наизготовку, образовав полукруг, все ближе подходили к хижине. Их цель была ясна — уничтожить противника. Враг Инносентио Эрнандеса не обязательно был другом Дэвида Холдена, но, в любом случае, он мог стать его союзником.
Он дрожал от холода, порывистый ветер высушивал его мокрую от пота спину.
Стало ясно, что вооруженные люди собираются атаковать.
Кто обитал в хижине?
Дэвид Холден провел пальцем по тетиве лука.
Один из трех, тот самый, которого Холден узнал, по мере продвижения вперед время от времени что-то говорил в радиопередатчик, видимо, пытался с кем-то связаться, либо докладывал непосредственно Эрнандесу.
Кто жил в этом доме, прилепившемся на склоне каменистого холма?
Дэвид Холден выжидал…
Рози Шеперд посмотрела на часы. «Таймекс Айронмэн» больше подошел бы мужчине, но она ни за что не променяла бы его на «Ролекс» Дэвида. И потом, она приехала сюда не ради развлечения. Рози лежала, скорчившись, в колючем кустарнике, в сотне ярдов от дороги, свою винтовку М-16 она положила рядом. Женщина не стала одевать черную униформу, которая лишь привлекла бы к ней излишнее внимание. Стоял холодный осенний день, и поверх легкой блузки на ней был толстый шерстяной свитер. Рози вытерла вспотевшие ладони о голубые джинсы.
Где этот Кларк Петровски?
Если он уже выехал, машина появится на дороге у подножия холма через несколько минут. А если не появится, будет ли это означать, что Кларк попал в беду? Она не может больше сотрудничать с ФБР, которое уже практически развалилось. А Дэвид…
— Черт, — вырвалось у нее сквозь зубы. Этот Томас Эшбрук, отец погибшей жены Дэвида. Будет от него хоть какая-то польза? Или он просто старый боевой конь, который не понимает, что ему пора на покой? Хотя ей так не показалось.
А потом этот звонок Митчу Даймонду из Лондона; ей передали, что для нее выслали посылку, и ей не надо раздумывать, что с ней делать; главное — не потерять ее. Посылка, на первый взгляд, казалась обычным «атташе-кейсом». Однако, открыв его, Рози обнаружила внутри странного вида телефон. Митч Даймонд, едва взглянув, сразу определил: «Шифровальщик-дешифровальщик», как его называют. Втыкаешь шнур от телефона вот в эту дырку, звонок проходит через прибор, а ты говоришь в микрофон. У человека, с которым ты разговариваешь, есть такой же прибор, или портативный, или стоит на столе. Короче, не важно. Твой голос доходит до них зашифрованным, они его расшифровывают. Их голос идет к тебе зашифрованный, ты его дешифруешь. Все очень просто. Короче, если у того, кто тебя слушает, есть дешифратор, он записывает разговор, а потом пропускает его через прибор и тебя понимают. А если тебя слушает посторонний, он ничего не поймет. Так, а вот это… — и Митч Даймонд показал на клавиатуру в углу аппарата, — по-моему, это для того, чтобы запрограммировать эту машину на определенный набор цифр, тогда, если человек не знает кода, ему потребуется много времени, чтобы расшифровать твой набор цифр, только потом можно будет разобрать, что ты там наговорила. А может, оно все еще сложнее, я не знаю. Если хочешь, могу все это раскрутить…» Тут она его остановила. Потому что Томас Эшбрук наверняка собирался использовать этот прибор и другой такой же на своем конце провода при разговоре, чтобы они могли говорить, не таясь; возможно, он еще передаст ей дополнительный код, а может, нет. Этого она не знала. В разведшколе учиться ей не пришлось, а в полицейской академии таким премудростям не обучали.