Глава двенадцатая

   Они ехали уже в третьей украденной машине, огибая округ по самой дальней границе. «Вальтер» без патронов валялся в ящике для перчаток. Машина, «Форд-универсал», которому было всего несколько лет, но уже полностью разбитый, был уже третьей машиной, которую они украли сегодня. Первой была моторная лодка, на которой они бежали из дока.
   «Магнум» лежал между ними на сиденье, заряженный единственной полной обоймой, девятый патрон был в патроннике. Пистолет, конечно, был серьезным компроматом, если бы их остановила полиция, даже просто для проверки документов. Но самым серьезным компроматом были они сами. Только слепой или сумасшедший не узнал бы в них Дэвида Холдена и Рози Шеперд, которых разыскивала полиция, и чьими фотографиями были увешаны все столбы. Их снимки были на каждой почте по всей стране, его фотографии, кроме того, украшали обложки журналов и газет, к тому же их лица показывали в вечерних новостях примерно два раза в неделю.
   Рози сказала ему, что на телевидении появилась новая программа. Она называлась «Часовые террора». Каждую неделю рассказывали о каком-нибудь руководителе «Патриотов», показывали его фотографии, и в студии был прямой телефон, по которому каждый, кто видел его, мог позвонить.
   Дэвид Холден не чувствовал себя особо польщенным тем, что, как сказала Рози, о нем сделали самую первую программу. Она называлась «Преступный профессор истории».
   — Дурацкое название, — наконец сказал Холден.
   — Какое?
   — Это «Преступный профессор истории».
   — Нет, программа на самом деле называлась не так. Просто в передаче они постоянно говорили о тебе как о преступнике. Ты был симпатичный, когда был мальчиком, особенно в том матросском костюмчике.
   — В матросском костюмчике?
   — Да, когда тебе было четыре года. В доме твоей тети.
   — Четыре… О Боже… — Вдруг он вспомнил фотографию. Его тетка была достаточно богата, не так богата, как она думала, но жила она лучше остальных. Когда он был маленький, его на несколько недель отправили к ней пожить. Дэвид уже забыл, как оно все было, но четко помнил фотографию. На самом деле она была ему не тетка, а просто близкая подруга матери. Она всегда хотела иметь детей, но своих у нее не было, и поэтому пожилая леди баловала его игрушками и дорогими подарками, пока, как он узнал только через несколько лет, его отец не увидел фотографии.
   — Слава Богу, что это была фотография в матросском костюмчике, — вслух сказал Холден.
   — Что?
   — Ничего.
   — Нет, о чем ты думал? — настаивала Рози.
   Он взглянул на нее, и внезапно почувствовал, что у него пересохло во рту.
   — На самом деле она не была моей теткой, понимаешь? Просто подружка моей матери. Наверное, она была немножко чокнутая. Я до сих пор помню, что отец бесился, когда видел эти фотографии.
   — Это был отличный матросский костюмчик, и тебе было всего четыре года.
   — Поверь мне. Могло быть и хуже.
   — Что могло быть хуже? — засмеялась Рози.
   — Нет… Я… Черт, я Элизабет даже и не заикался.
   Он посмотрел на Рози. Она сидела, забравшись на сиденье с ногами, как маленькая девочка.
   — У нас об этом и речи не заходило, поэтому я и не заикался. Я сам видел фотографии только один раз. Я про них забыл, и вспомнил только тогда, когда ты рассказала про эту идиотскую передачу.
   — Этот парень в телевизоре, — сказала Рози, — рассказал, что они взяли фотографии из старого фотоальбома.
   — Альбома? Значит, они добрались до тети Дороти. Черт!
   Сейчас, если она жива, ей было бы лет восемьдесят пять, потому что она была гораздо старше его матери. Он это хорошо помнил.
   — Почему ты боишься мне рассказать, Дэвид?
   — Я не боюсь…
   — Ерунда, — засмеялась Рози. — Что это за фотографии, а? Ну давай, расскажи Рози.
   В первый раз он слышал, чтобы она называла себя Рози.
   — Ничего особенного, не волнуйся…
   — Я не волнуюсь. Это ты волнуешься.
   — Я не волнуюсь. Ради Бога, мне было всего четыре года, а она была…
   — Что за фотографии?
   Если бы они проезжали мимо бензоколонки, он бы остановился, чтобы она заткнулась.
   — Что за фотографии, Дэвид?
   Дэвид Холден сглотнул.
   — В костюме супермена, — пробормотал он.
   — В чем?
   — В костюме супермена, — снова пробормотал Дэвид. — А другая — в рождественском костюме зайчика и еще…
   — О Боже!
   — Все, я сказал. Все. В дурацком костюме зайчика.
   — О, Дэвид! С ушами, и все такое?
   Холден почувствовал, что у него краснеют щеки.
   — Да, черт побери. С ушами, и все такое. Со всеми чертовыми причиндалами.
   — А ты держал в руках маленькую рождественскую корзинку?
   — Нет… Я не помню… Да, по-моему, держал.
   — А какого цвета? — она захихикала.
   — Это была черно-белая фотография. Откуда я знаю, черт возьми! Это было давно. Отстань от меня, — сказал Холден.
   — Ты покраснел. Господи, ты покраснел! Я думала, ты не умеешь.
   — Я не покраснел. Мне жарко. — Холден открыл окно.
   — Я уверена, ты был самым миленьким зайчиком.
   — Прекрати, — рявкнул Холден.
   — А может быть, ты оделся бы как-нибудь зайчиком…
   — Нет, проклятье!
   — Я могла бы называть тебя Зайчик. Когда мы одни…
   — Нет, — Холден полез в карман за сигаретами. Рози продолжала хихикать.
   — Черт!

Глава тринадцатая

   Он остановил «Форд» и вышел, держа в руке маленький «Кольт». Они были уже далеко от берега, далеко от отеля на Сиамской отмели, на другом конце городка Харрингтон.
   — Как тебя зовут по-настоящему? Я знаю, что тебя зовут не Барт. И ты совсем не похож на какого-нибудь доктора… Как он тебя назвал?
   — Я взял себе имя доктор Филип Ригли.
   — Так как твое настоящее имя? То есть, ты не должен говорить самое настоящее. Выдумай любое и скажи, что оно настоящее и я тебе поверю, потому что мне так хочется. Вот и все.
   — Я люблю тебя. Я не думаю, что ты мне веришь, но раньше я никогда и никому не говорил это серьезно.
   — Я знаю, — сказала Линда Эффингем. — Я знала, что ты вернешься за мной. Я знала, что ты вернешься за мной именно поэтому. И я не хочу, чтобы ты меня бросил. Я имею в виду, я знаю, что ты будешь делать то, что должен, что ты уйдешь, и я тебя больше никогда не увижу. Но не надо меня бросать так.
   Он повернулся и посмотрел на нее. Луна была очень яркая, он уже несколько миль ехал без фар.
   — Ты права. Я бы не бросил тебя так. И не мог бросить.
   — Ты что-то вроде полицейского или секретного агента? Или я не должна спрашивать?
   — Ты не должна спрашивать.
   — Тогда скажи, как мне тебя называть.
   Конечно, он должен был соврать. Так всегда делают. Единственное имя, на которое у него не было документов, было его собственное.
   — Джеф. Джеффри Керни.
   — Красивое имя. Ты его сам выдумал или…
   — Его выдумали мои мать и отец, — он отвернулся, прикуривая сигарету от желто-голубого огонька своей латунной зажигалки «Зиппо». — По крайней мере, они выдумали Джеффри. Керни уже был.
   — Кто ты?
   Ему нравился звук ее голоса.
   — Я же сказал: я Джеффри Керни. Зови меня Джеф, если хочешь, но забудь мою фамилию.
   — Я имею в виду, чем ты занимаешься? Ты полицейский? У тебя настоящий акцент?
   — Дорогая, там, откуда я приехал, у всех акцент. Я работаю здесь для своего правительства. Это все, что я могу сказать, да больше и говорить нечего. Наверное, я где-то похож на полицейского. А может быть, на палача. Понимаешь, — он сильно затянулся сигаретой, — человеку был вынесен смертный приговор. Я еще не совсем уверен, кому. Когда я буду точно это знать, я должен привести его в исполнение. Для тебя это может звучать дико, но меня это совершенно не трогает. Этот парень заслуживает смерти. Поэтому я немножко похож на судью и на присяжных. Я разыщу его, как полицейский, я осужу его, а потом убью. Ты из другого мира.
   — Я тебя тоже люблю.
   Керни опять затянулся.
   — Есть еще одна причина, почему я вернулся в бар. Мы живем в несовершенном мире, дорогая. В совершенном мире играли бы скрипки, — он посмотрел на луну, пытаясь разглядеть лицо, которое якобы можно увидеть на ее сияющей белой поверхности, но не смог.
   Мы вместе поселимся в каком-нибудь коттедже и все такое. Но в этом мире много людей, которые хотят его разрушить, просто, чтобы посмотреть, смогут ли они. Совсем как дети, которым дарят заводную игрушку на Рождество или день рождения и говорят: «Не заводи слишком сильно, а то игрушка сломается». Мы все знаем, что через некоторое время ребенок не послушается, и будет заводить, и заводить, и заводить игрушку и, в конце концов, если он не остановится, пружина лопнет и игрушка сломается. В этом мире есть такие люди, Линда, которые не верят, что если заводить слишком сильно, то игрушка сломается, точнее, еще хуже, им все равно, что с ней случится. Есть некоторые, их совсем мало, которые на самом деле искренне хотят, чтобы игрушка сломалась, дерутся за это. И пока игрушка цела, они не будут счастливы.
   Он обернулся и посмотрел на нее. Линда сидела на переднем сиденье, положив руки на колени, накинув на голые плечи его куртку. Он чувствовал, что возбуждается, просто думая о ней.
   — Можно сказать, что я представитель компании по производству игрушек. Я здесь, чтобы не дать кое-кому сломать игрушку, которую нельзя заменить. Потому что, если ее сломать, сломаются все остальные. Поэтому я должен вмешаться.
   А с маленьким мальчиком, который думает, что ему эту игрушку подарили — хотя на самом деле никто ему ее не давал — нужно поступить так, чтобы он уже никогда не смог играть.
   — Ты много говоришь.
   Керни бросил сигарету на землю и растоптал ее.
   — Давай займемся любовью. Просто на случай, если маленький мальчик сломает игрушку до того, как ты его найдешь.
   — Да, — сказал Джеффри Керни.
   Линда Эффингем вышла из машины прямо в его объятия.

Глава четырнадцатая

   Четвертая украденная машина вышла из строя. И они пошли пешком, держась за руки. До лагеря оставалось примерно две мили. Машина умерла естественной смертью. Зажглась аварийная лампочка генератора, и салон наполнился запахом, чем-то напоминавшим запах жареного мяса. Потом на черной панели приборов зажглась еще одна маленькая красная лампочка. Когда на повороте Холден нажал на педаль тормоза, машина тихо испустила дух.
   Холден надеялся, что владелец ее найдет, потому что у него мурашки шли по коже от одной мысли, что он что-то украл. Дэвид оставил пятьдесят долларов в пепельнице — там, куда они шли, доллары были не нужны. Это были деньги на новый генератор. Бензина в машине оставалось больше, чем когда он с Рози угнали ее.
   Но Холден знал, что владелец наверняка облазит всю машину внутри и снаружи и, скорее всего, найдет пятьдесят долларов. Больше это его не беспокоило, потому что он сделал все, что мог.
   Все еще держась за руки, они шли по разбитой проселочной дороге к лагерю. Скоро они надеялись встретить часовых «Патриотов».
   Рози плакала. Она расплакалась внезапно, хотя не ревела почти никогда.
   — В чем дело?
   — Моя сумка.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Помнишь, я говорила тебе, что купила розовое платье?
   На самом деле Холден не помнил. И он всегда старался быть честным.
   — Розовое платье?
   — Да, — всхлипнула Рози. — То, из французского магазина в Форталезе.
   Он помнил Форталезу и на всякий случай сказал:
   — Ах, да!
   — Платье было у меня в сумке. Оно осталось в багажнике этой проклятой машины.
   — «Роллс-Ройса»?
   — Да.
   — Жаль.
   — Я хотела, чтобы ты посмотрел, как оно на мне сидит, — всхлипывая, сказала Рози.
   — Спасибо, что любишь меня, — сказал Дэвид Холден, и, остановившись посреди дороги, обнял Рози и крепко поцеловал в губы. Губы были соленые от слез.

Глава пятнадцатая

   Рудольфу Серилье еще никогда в жизни не приходилось так изворачиваться, чтобы уйти от хвоста. Но когда директор ФБР вошел в замок, он был уверен, что хвост отстал.
   Музеи — вот единственное, что он любил в Вашингтоне, особенно замок. Выставки в замке напоминали о спокойных ушедших веках, по крайней мере, они казались спокойными сквозь толщу времени.
   Серилья посмотрел на часы. Кроме того, что по Вашингтону было просто тяжело ездить, движение задерживали обыски на дорожных заставах (а ему приходилось объезжать их, потому что он был под домашним арестом). Директор опоздал. Если Лютер Стил выполняет инструкции, то его здесь уже нет.
   Но Рудольф Серилья увидел его, высокого негра, каждый дюйм тела которого состоял из сплошных мускулов. Под плащом у него был прекрасно сшитый костюм.
   Стил стоял перед экспозицией старинных металлических инструментов начала прошлого века. Сталь сверкала, и Серилья подумал, что, наверное, так сверкали какие-нибудь мифические мечи. Он часто думал, что инструменты — это мечи цивилизации, и ему нравилась эта выставка.
   Простые инструменты. Молотки, гаечные ключи, отвертки, которые удобно ложились человеку в руку.
   Сейчас вещи перестали быть простыми.
   Серилья тихонько подошел к Стилу, но, надо отдать должное агенту ФБР, Стил обернулся.
   — У тебя хороший слух, Лютер, — протягивая руку, улыбнулся Рудольф Серилья. Стил пожал его ладонь, говоря:
   — Большое спасибо, мистер…
   — Не называй меня, — улыбнулся Серилья, оглядываясь через плечо.
   Он отпустил руку Лютера и подошел поближе к выставочному стенду.
   — Я всегда обожал простоту. Может быть поэтому я терпеть не могу самолеты.
   — Это простые машины.
   Серилья посмотрел на Стила.
   — Я должен говорить быстро. Мой автомобиль могут засечь в любую минуту, и если я не вернусь домой, они будут подозревать меня еще больше. А мне нужно продержаться еще некоторое время. Вот список.
   Серилья вытащил спичечный коробок из кармана плаща и отдал его Стилу.
   — Чтобы его прочесть, тебе нужно будет сильное увеличительное стекло. На каждой спичке написано имя. Если бы меня взяли, мне пришлось бы сжечь всю коробку.
   — Послушайте, я могу вас вывезти из Вашингтона, сэр. Мои люди…
   — У твоих людей есть другие важные дела, Лютер. Со мной покончено. Это просто вопрос времени. В этом списке имена людей, которым можно доверять, которым я доверяю так же, как нашему другу Рокки Сэдлеру. Тебе все равно так или иначе будут нужны эти имена.
   — Я могу вас увезти отсюда, сэр, — настаивал Стил.
   Серилье всегда нравился голос Стила, уверенный в себе, но без зазнайства. Если бы у него был сын, он бы хотел, чтобы тот был таким, как Лютер Стил. Раса не имеет значения.
   — Нужно спасать других людей, Лютер. Есть люди, которые важнее нас всех. Мне сказали… — Серилья оглянулся и тихонько отошел в сторону, Стил за ним. — Президент выходит из комы.
   — Это фантастика!
   — Придержи лошадей, Лютер. Это может быть фантастикой. Неизвестно, кто первый до него доберется.
   — Вы имеете в виду, что…
   Серилья опять оглянулся.
   — Роман Маковски не уступит президентства. Если это произойдет, настоящий президент прикажет арестовать его и судить за предательство. А у президента еще достаточно власти, чтобы это сделать. Маковски это знает. Он вылетит не только из Овального кабинета, но и из Вашингтона, это точно. И скорее всего, его ждет тюрьма. Маковски также знает, что президенту становится лучше, но он еще не видел последнего бюллетеня. А я видел. Президент начал говорить. Несвязно, ничего невозможно понять, но он уже открыл глаза и говорит.
   Серилья почувствовал, что голос начинает срываться.
   — Если Маковски об этом узнает, у него не останется выбора. Ему нужно будет действовать. Как только президент сможет хоть как-нибудь проявить свою волю — а по прогнозам это будет скоро — с Маковски покончено, поэтому ему придется действовать быстро, чтобы умертвить президента, а иначе он вообще не сможет этого сделать.
   Мимо шла группа школьников, и Серилья замолчал, пока не прошел последний ребенок. Стил сказал:
   — Но он не мог рисковать…
   — Он уже рискнул всем. Секретные службы, при всем желании, не смогут защитить президента, по крайней мере, если убийца будет не один, потому что Маковски уволил большинство агентов. Единственный шанс — вывезти президента в безопасное место. Тебя и твоих парней не хватит. Придется использовать людей Холдена, «Патриотов». И молиться, чтобы Холден сам вернулся цел и невредим. Все это нужно сделать очень быстро. Запомни, что президент сейчас не в Бетесде, как пишут газеты. Он в частной клинике, в Вирджинии. Она называется «Лесной пансионат». Он единственный пациент. Этот пансионат раньше использовался ЦРУ как центр для реабилитации агентов. Охраняется с воздуха и с земли. Поговори с Честером Уэллсом. Он в том списке, который я тебе дал. Он знает, где это. Тебе придется вывезти президента раньше, чем Маковски решится его убить. Чтобы это сделать, у тебя остались считанные часы, даже не дни.
   — А как же вы, сэр?
   Рудольф Серилья взял Стила за руку, глядя ему прямо в глаза.
   — Я уже меченный. Это только вопрос времени. Если я сейчас исчезну, Маковски поймет, что я опасен. И тогда он спешно попытается убрать президента. Но если они уберут меня, у меня для них есть маленький сюрприз. Если вы с Холденом справитесь, то, может быть, мы сможем привести все в норму.
   Серилья все еще держал Лютера за руку.
   — Если у меня не получится, то благослови Бог тебя, сынок.
   Рудольф Серилья отпустил руку Лютера Стила и опять подошел к экспозиции. Почему-то ему хотелось посмотреть на нее еще раз.

Глава шестнадцатая

   Дэвид Холден очень устал, но Пэтси Альфреди и остальные «Патриоты» не отставали. Поэтому они с Рози сели возле костра, и прохладной ночью Холден рассказал им, опуская некоторые самые неприятные воспоминания, о том, что случилось с ним с тех пор, как его похитили.
   Наконец костер начал затухать, а вместе с ним, казалось, и любопытство. Они вернулись в палатку.
   — Я это сохранила для тебя, — сказала Рози, доставая из сумки два бесформенных пакета, завернутых в тряпки. Холден стал разворачивать тряпки, и, в конце концов, обнаружил обе своих «Беретты».
   — Я ими пользовалась. Это было вроде знака власти, пока тебя не было.
   — Нет ничего, чего бы ты не могла делать вместо меня, — искренне сказал Холден.
   Она вручила ему пистолеты.
   — Я рада, что вы вернулись, шеф, — улыбнулась Рози.
   — И я рад, что вернулся.
   Дэвид Холден отложил пистолеты и нож, среди них свой новый «Магнум». Он не представлял себе, как в бою будет носить с собой два «Магнума», учитывая вес остального снаряжения.
   Вся одежда была выстирана и аккуратно сложена, как будто дожидалась его. Когда он посмотрел на Рози, та улыбнулась и сказала:
   — Все равно мне было нечего делать.
   Он обнял Рози, и они вместе опустились на колени. Немного погодя он искупается, она развернет постель, и они полежат в обнимку еще немного, пока постель нагреется, а потом займутся любовью.
   Но сейчас Дэвид Холден просто крепко прижимал к себе Рози.

Глава семнадцатая

   Лютер Стил хранил спичечный коробок в левом нагрудном кармане пиджака.
   У него не было времени расшифровать имена на спичках. Но он не мог себе позволить и потерять коробок.
   Ему было необходимо улететь из Далласа. Он летел безоружным и поэтому не пользовался значком. Он не хотел рисковать и привлекать к себе ненужное внимание. Ему становилось плохо от мысли, что его могут арестовать потому, что сейчас он считался политическим оппозиционером. Ведь это Соединенные Штаты Америки, а не какая-нибудь коммунистическая страна, где честные граждане вынуждены держать язык за зубами.
   Стил прочитал газету. Она только ухудшила настроение. К тому же ему пришлось стоять в длинной очереди перед постом, где обыскивали пассажиров и багаж, прежде чем сесть в автобус, который подвез его к трапу.
   Газета была полна рассказами об арестах, и хотя статьи были написаны довольно бодро, казалось очевидным, что большинство случаев — это просто провокация. Все аресты проводились в соответствии с указом 128946. Это было просто одобренное законом воровство, воровство личного оружия честных граждан.
   Статьи утверждали, что американцы почувствуют себя безопаснее.
   «Совет граждан» в нескольких случаях подавал на правительство в суд. Статья об этом была очень маленькая, в самом конце полосы, и неизвестный автор — его имя не было указано — утверждал, что это еще одна попытка «вооруженного лобби» сохранить средства убийства в руках преступников и саботаж по отношению к полиции, которая пытается прекратить терроризм и насилие.
   Ни одного упоминания о том, сколько невинных жизней сохранили эти «средства убийства» с тех пор, как началось насилие. Как и большинство людей, профессионально связанных с оружием, в отличие от чиновников, он был всегда за то, чтобы частные лица могли иметь оружие. Кроме того, что это право гарантировалось Конституцией, была и чисто практическая польза. Чем больше росла преступность, тем больше приобреталось оружия. Закон не мог обеспечить защиту каждому гражданину. Звонок по телефону 911 не гарантировал, что полиция приедет через десять минут. Что же оставалось делать простым людям? Умирать с улыбкой, зная, что они подчинились закону, выдуманному негодяями, которым не приходится беспокоиться о своей безопасности, потому что они могут себе позволить охраняемые особняки, специально подготовленных шоферов и телохранителей с автоматами?
   Что-то здесь было не так. Неужели это заказные статьи?
   Лютер Стил подумал, что Роман Маковски был именно тот человек, которого средства массовой информации, и газеты и телевидение, давно хотели видеть у власти. И они поддержат его, неважно, насколько нелогично это кажется обывателям. Маковски будет получать необходимую поддержку, пока не возьмет газеты и телевидение на мушку. И вот тогда, когда они перестанут быть «четвертой властью», масс медиа будут действовать.
   Но тогда будет слишком поздно.
   Уже сейчас было почти поздно.
   Если Маковски уже приказал убить настоящего президента, то это «почти поздно» уже наступило.
   Самолет приземлился. В этом округе Стил больше всего рисковал быть узнанным. Он просил Рэнди Блюменталя, который был самым незаметным из всех, теперь уже почти официально поставленных вне закона агентов, встретить его.
   Блюменталь тоже не носил значка и оружия.
   — У меня плохие новости, мистер Стил, — сказал он, когда они пожали руки, войдя в зону безопасности аэропорта. Теперь пассажиров обыскивали при входе в зал, используя современные сканеры и перетряхивая всю ручную кладь.
   Стил ничего не сказал, он просто молча шел рядом с ним к месту выдачи багажа. Люди толкались, некоторые бежали, чтобы занять очередь, и еще одну очередь, где им придется ждать и ждать, пока их не обыщут, и они, наконец, смогут сбежать из аэропорта и сесть в самолет. У Стила не было багажа, но так можно было попасть на улицу быстрее всего.
   — Нам передали это по связи. Билл получил сообщение.
   — Что передали?
   — Нас официально объявили уволенными и перестали платить. Биллу, Кларку, Тому и мне. О тебе пока ничего не сказали. И еще будет служебное расследование. Нас вызывают туда для допроса — но о тебе опять ничего не говорилось — из-за этой перестрелки на ферме, когда убили Ходжеса.
   — Иногда мне непонятно, кто за всем этим стоит.
   Лютер Стил с трудом верил, что это он говорит такие слова.
   — Мы пытаемся защищать закон, и нас вызывают на допрос за то, что мы это делаем. Ерунда какая-то.
   Долго простояв в очереди, они вышли из багажного зала.
   — Предъявите багаж!
   Сотрудница охраны, женщина, такая же черная как и Стил, обращалась к ним обоим.
   — Он встречает меня. А у меня только этот дипломат, — сказал Стил.
   — Откройте его.
   Секунду Стил смотрел на нее, потом повернулся к столику, положил и открыл свой дипломат. В нем были газета, которую он прочитал, приключенческий роман, карта Вашингтона, и, на всякий случай, запасная рубашка, платок, трусы и пара носков. Там же лежал нож, находящийся на вооружении солдат шведской армии.
   — Что это?
   — Шведский армейский нож. Насколько я знаю, полностью подходит под все ограничения федеральной авиаслужбы. Обычно я ношу его в кармане.
   — Может быть, он допускается на борту самолета, но не на земле. Вы должны сдать нож, иначе вы будете арестованы.
   Стил закрыл глаза и глубоко вздохнул.
   — Мэм, я уезжаю из аэропорта.
   — Правила есть правила. Если хотите, можете заполнить бланк жалобы о конфискации контрабанды и подать руководству аэропорта, чтобы вам оставили нож. А потом зарегистрируете его в городском Отделе общественной безопасности.
   — Обычный нож?!
   — За вами в очереди еще полно людей. Так что?
   Стил бы с удовольствием показал ей свой значок и удостоверение. Но у него не было ни того, ни другого. А что может простой смертный?
   — Забирайте этот проклятый нож!
   — Послушайте, я не обязана выслушивать ваши оскорбления.
   — Простите.
   — Из-за таких как вы нас терпеть не могут! — рявкнула она, забирая нож. — Вам нужен бланк жалобы?
   — Нет! Я куплю новый клинок.
   — У вас везде будут неприятности, если вы будете с ним ездить. Проходите.
   Секунду Стил смотрел на нее, потом закрыл дипломат и снял его со столика. Он пошел вперед, Блюменталь за ним.