Страница:
– Не надо, – подняла голову Света, – Не надо Феликсу звонить.
– Тогда иди и работай!
– Ты посмотри, Семен, – Света оглянулась и быстро зашептала, – Он же пьяный вусмерть. Да к тому же грязный, как черт знает что. И старый. У него и денег, наверное, нет совсем…
– Он на прошлой неделе здесь был, – заметил Семен, – такой же грязный. А погулял знаешь на сколько? Наш бар не каждую неделю такую выручку получает. И не каждый месяц даже… А ведь «У Михалыча» – не второсортное какое-нибудь заведение, а нормальное кафе.
Света вздохнула.
– Ну что? – поинтересовался Семен, – звонить Феликсу или пойдешь с этим старым коз… с клиентом, то есть?..
– Пойду, – сказала Света, – наверху комната свободная есть?
– Есть, наверное, – сказал Семен, – а зачем? Я же тебе говорю – бабок у него куры не клюют, даром, что выглядит, как свинья. Напросишься к нему домой, так он тебе еще накинет… Утром. Или у тебя встреча тут с кем-то назначена?
– Да нет…
Света снова обернулась, внимательно посмотрела на невероятно толстого коротышку, похожего на навозного жука, которому оторвали все усики, рожки и тому подобные конечности, оставив все-таки зачем-то четыре маленьких лапки – и покачала головой.
Коротышка сидел в самом центре бара в за столиком окружении нескольких чудовищно пьяных парней в спортивных костюмах. Заметив, что Света обернулась к нему, он помахал ей рукой и осклабился так широко, что ей показалось, будто его лоснящаяся физиономия сейчас треснет пополам.
– Во, – оценил Семен, – ты ему нравишься. Давай, иди. А то он сейчас нажрется, и ему не до тебя будет. А! Слушай, – вдруг вспомнил он, – А правда, что ваш Феликс своих девчонок в Китай возил? Какому-то целителю народному показывать, а?
– В Таиланд, – рассеянно поправила Света и резко вдруг вскинула глаза на Семена, – А тебе-то какое дело до всего этого?
– Да так, – ухмыльнулся Семен, – Никакого. Просто люди про вашего Феликса какие-то слухи непонятные распространяют…
– Какие люди? – настороженно переспросила Света.
– Да так… Всякие, – уклончиво ответил Семен и зевнул, – ладно, иди. Работай.
Света снова посмотрела на своего потенциального клиента.
«Ничего, – подумала она, – пойдет. Он, кажется, бандит какой-то… Судя по внешнему виду и по ближайшему окружению – точно бандит. Ничего – бандит, так бандит. Пойду с ним. По крайней мере, не обычный полупьяный идиот, сбежавший от жены предаться греховным утехам. Бандит – это нечто более значительное. Феликс будет доволен»…
Хотя курить в столовой не разрешалось, он достал из кармана пачку сигарет и поставил ее рядом со своей чашечкой. По правую руку от себя он положил расческу, карандаш и записную книжку.
Закончив сосредоточенно создавать вокруг себя собственное пространство, Антон, обхватив едва теплую чашечку, стал прихлебывать кофе; и когда напитка осталось уже на донышке, на плечо ему опустилась тяжелая рука.
– А-а… Артурчик… – обернулся Антон.
– Так и знал, что тебя здесь найду, – ухмыльнулся Артурчик и, громыхнув металлическим замком на своей толстой кожаной куртке, похожей больше на средневековый доспех, уселся рядом с Антоном.
– Не пойму я до сих пор, – продолжал Артурчик, – чего тебя сюда тянет? Ты сколько лет назад институт-то свой закончил?
– Пять… Шесть лет назад, – подумав, ответил Антон, – два года армия… Значит, шесть лет назад закончил… Да нравится мне здесь просто. И от места работы недалеко.
– От места – чего? – юмористически наморщился Артурчик, – И этот гадюшник… – он указал рукой за окно столовой, где высилось выполненное с претензией на готический стиль здание областной библиотеки, – ты называешь работой?
– Работа как работа, – пожал плечами Антон, – Заведующий архивами. Интересно, между прочим…
– Интересно… А платят сколько?
– Да мне много и не надо, – качнул головой Антон, – Хватает.
– Вот поэтому и сидишь тут в студенческой столовке, – резюмировал Артурчик, – Кофе дуешь… Здорово мы вчера оторвались, а?
– Неплохо, – страдальчески улыбнулся Антон.
– Ладно, – скомандовал Артурчик и, снова громыхнув своей курткой, поднялся, – Пойдем-ка похмеляться. Я с утра одного клиента на двести баксов крутанул – так что повод есть. Вот, учись жить.
– Ну, – усмехнулся Антон, – Не всем же в автосервисе работать. Сам говорил, что у вас нет свободных мест.
– У нас нет пока, – пожал плечами Артурчик, – Но мало ли куда устроиться можно… удобно. У тебя вот – высшее образование, к тому же в армии был, в Чечне пришлось повоевать. Вроде человек умный, и повидал немало, а устроиться в жизни не можешь. Сидишь в своем архиве, как… не знаю…
Антон откинулся на спинку стула.
– Пойдем, – снова сказал Артурчик, – А то кофе, правда, не очень-то… того… А насчет баксов в голову не бери. Не в деньгах счастье, как говорится. Они для того и нужны, чтобы о них не думать. Тебе хватает, ты говоришь – ну, это главное.
Антон молчал. Он давно потерял нить разговора и с трудом воспринимал теперь тот факт, что рядом с ним сидит Артурчик и что-то говорит. Куда-то, кажется, приглашает…
– С другой стороны, конечно, – продолжал разглагольствовать Артурчик, – твоей зарплаты – нам пиво попить не хватит, – высказался он, – пошли, пошли… А то у меня в голове, как будто инструментальный оркестр играет. Туш…
«А что меня еще ждет в этой жизни? – подумал вдруг Антон. – Ну, выпью я сейчас пива с Артурчиком… Выпью две или три бутылки, съем две или три пачки картофельных чипсов… За всю свою жизнь – выпью две или три сотни ящиков пива и съем две или три упаковок картофельных чипсов… Плащ вот изношу, другой куплю и тоже изношу… Брюки, ботинки, кроссовки… А дальше что? Ни семьи, ни родных… ничего. И вот появляется в моей жизни она – девушка, подобных которой я не видел никогда. И она ни малейшего внимания на меня не обращает. Феликс… Оказывается, она на него работает. Девушка по вызову или – проще говоря – проститутка. Господи, она отдается другим мужчинам за деньги, а на меня смотрела, как на пустое место… Да еще та дрянь, что рассказал мне Артурчик… Какого черта он подслушивал и подглядывал? Вуайерист хренов»…
– А помнишь ту лярву, на которую ты запал на моем дне рождении, – говорил Артурчик, – так она проститутка – я точно выяснил. Как она Феликса-то нашего ублажала! Во! Высшего пошиба шлюха – он пыхтел так, что соседям, наверное, слышно было! На нее сколько бабок надо – немеряно! А ты со своей зарплатой ничего такого ей предложить не сможешь… Вот ты говоришь – тебе тех грошей хватает, что государство тебе выделяет… Это, конечно, твое дело, только… На эти гроши ты можешь иметь только синюху с вокзала или самого себя под одеялом. Ну, или жену найдешь… С такой же работой, как у тебя – чтобы запросы у нее были… скромные. Да и то – вряд ли. Сейчас каждая кикимора о лучшей жизни мечтает. Насмотрится по телевизору бразильских сериалов и готово дело – никто ее не устраивает, кроме принца на белом «Мерседесе»… Да, мать вашу, задурили народу мозги… Слышь, Антоха, ты идешь пиво пить или нет?
«Интересно, – думал Антон, совсем не слушая то, что плетет ему похмельный Артурчик, – моей зарплаты хватит на то, чтобы снять ее хотя бы на час? Должно хватить. А если нет – займу у кого-нибудь. У того же Артурчика. Или с Феликсом поговорю – может, мне скидка выйдет… Тьфу ты, черт, о чем я думаю? О чем, черт побери, я думаю?!! Снять!!! Да на нее молиться надо, а не… Бледное лицо, волосы длинные черные, как ночное небо… Пряди такие… Глаза горят. Наверняка, у нее в роду были дворяне. Если она не королевского рода какого-нибудь. Ведь не может же быть, чтобы у такой потрясающе красивой девушки мать и бабушка работали кухаркой или там… скотницей… Господи, какая она!!! В самом деле – душу бы продал дьяволу, лишь бы Света была моя… моя, моя и только моя»…
Антон даже зажмурил глаза. Его мысли потекли в привычном для него русле несбыточных мечтаний, которые во что бы то ни стало нужно было осуществить. Но нет – давно он не хотел ничего так, как хотел сейчас эту черноволосую красавицу, казавшуюся ему богиней, несмотря на более чем незавидный социальный статус… Да что там – он никогда не желал ничего и никого так же, как ее сейчас…
«Я точно знаю, в этом мире есть нечто высшее, – мелькали в его разгоряченном мозгу полубезумные мысли, – высшие силы, которые способны осуществить то, что человек хочет больше всего на свете. Не то, что душу… Я отдам все на свете, только чтобы заполучить ее».
Артурчик что-то бормотал еще, трепыхая не реагировавшего ни на что Антона за плечо, но тот словно спал. И вдруг – будто кто-то давно и пристально следивший за Антоном – нажал единственно нужную кнопку.
«Все! – пришел в сознание Антона ответ. – Я иду к Феликсу и спрашиваю у него, что он хочет за Свету. Пусть у нас с ним были не самые лучшие отношение, когда мы учились в школе, но… мне все равно. Я согласен на все, лишь бы Света была со мной. Бизнес Феликса явно криминальный, а на таком уровне жизнедеятельности всегда возникает необходимость в людях, которым нечего терять. Я согласен работать на Феликса всю свою оставшуюся жизнь. Согласен на все – и дерьмо выгребать из его сортира и людей резать. На войне и не такое приходилось делать и что – я жив-здоров и ни на что не жалуюсь. Все! Решение принято и теперь остается только одно – претворить его в жизнь».
– А я и говорю этому козлу, – разорялся Артурчик, – сколько веревочке не вится, а конец все один будет. Застрелят в разборке или в тюряге сгниешь… А он смеется только. Ну и смейся, хрен с тобой. Да только вот – я заметил – что-то и вправду ему везет. Очень уж везет. Так даже не бывает – как ему везет. Ни разу с ментами напрягов не было, и с братками всегда по-мирному рулил. Как будто у него ангел-хранитель на небесах есть. Хотя какой у такого ублюдка ангел-хранитель… Скорее всего – черт-хранитель какой-нибудь… Дьявол.
Антон открыл глаза.
– Слушай, – прервал он трепотню своего приятеля, – а как мне на Феликса можно выйти?
– О! – удивился Артурчик. – Я же тебе про него битый час рассказываю. Постой, а зачем он тебе нужен? Ты разве не знаешь, чем он занимается? Криминал чистой воды.
– Знаю, – ответил Антон.
Артурчик внимательно посмотрел на него. Долго смотрел.
– Ты чего это? – спросил он наконец. – Решил в люди выбиться? Деньги начать зарабатывать. Так вот что я тебе скажу – не с того конца ты начал ума набираться. В криминал лучше не лезть – дороже обойдется. Финал у таких товарищей один и тот же – могила да тюрьма. Только – я вот говорю – Феликсу прямо удивительно везет. Все дела его гладко идут, будто ангел его хранит. То есть – черт! Ха-ха…
– Как выйти-то на него? – морщась от болтовни Артурчика, повторил свой вопрос Антон.
– Телефон у меня где-то был, – вспомнил Артурчик и достал из кармана куртки громадную записную книжку – такую пухлую и засаленную, что она больше всего напоминала поваренную книгу, – ага, вот… – нашел он нужную страницу и показал ее Антону, – записывай…
Записав телефон, Антон снова откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Он совсем не слушал болтовню своего приятеля – только время от времени открывал глаза, на секунду отрываясь от своих мыслей и с некоторым удивлением смотрел на сидящего рядом с ним человека, не понимая – кто он и что он здесь делает.
Виновник торжества – длинноволосый и вертлявый дылда Васик – чинно восседал за центральным столом в окружении своих многочисленных приятелей и друзей, знакомство с которыми он свел – по большей части – на пьянках, попойках и других подобных мероприятиях, черными мушиными точками густо отметивших картину его жизни.
Как раз напротив Васика возвышался над столом и взволнованно что-то орал человек по прозвищу Пункер – хороший знакомец Васика еще по старинным сатанинским тусовкам. Кожаная одежда Пункера была причудливо украшена металлическими заклепками, а на голове торчал тщательно напомаженный зеленый гребень – так называемый, «ирокез».
– Мужики! – вопил порядочно уже пьяный Пункер. – Наше братство терпит чудовищные потери! Из стройных рядом алк… ик… алкоголиков и придурков уходит в омут семейной жизни великий мастер пьяных безобра… ик… безобразий и бесчинств! Так давайте же отметим это событие так… ик… так… ик… чтобы ему стало стыдно за свой необдуманный поступок и так… ик… так… ик… так… ик… – когда неудержимая икота заставила заздравную речь уподобиться тиканью часов, Пункер замолчал и рухнул на стул.
– Спасибо, братан!!! – заревел через стол Васик. – Я знал, что ты меня действительного того… Ты один меня того… уважаешь.
– И это еще не все! – снова поднялся Пункер. – Мы тут с друзьями для тебя такой… ик… с-сур-рприз приготовили! Это все потому что мы тебя уважаем так… ик… так… ик… так… ик…
Бармен Семен, который вместе с тремя официантами остался обслуживать компанию празднующий, качая головой, наблюдал за банкетов.
– Вот уроды… – бормотал он себе под, – и откуда их столько понабралось? Волосатые, с какими-то немыслимыми прическами на башках… Серьги в ушах, в носах… Одеты так, будто из фильмов ужасов сбежали… Кошмар! Куда хозяин смотрит – таких лохов позорных в помещение пускать… Я бы вот…
Тут бармен Семен умолк – к стойке бара подошел какой-то старичок явно бомжеватого вида и попросил кусочек хлеба с колбасой.
– На столе все, – ответил было Семен, но старичок не отставал – из невнятного его бормотания Семен понял, что бутербродов с колбасой на столе уже не осталось и теперь нужно делать новые.
«А этот-то откуда здесь? – пыхтел про себя бармен Семен, яростно кромсая батон колбасы. – Он уж совсем… беженец какой-то»…
– Пожалуйста, – с милой улыбкой протянул Семен бутерброд старичку.
– Спасибо, – прошамкал старичок и отошел обратно к столу, жуя бутерброд и беспрестанно благодаря создателя за то, что тот сегодня утром свел его за бутылкой портвейна с таким чудесным человеком, как Васик.
– Пока все нормально, – ответила я ей, ничего перед собой не видя, кроме мельтешения пьяных лиц, – напились все, что это вполне закономерно. Было бы удивительно, если бы на этом сборище нашелся хоть один трезвый человек. Надо же – кого только Васик не назвал на свой мальчишник. Здесь, Даша, даже один бомж есть. Его Васик, наверное, на улице подобрал. Такой бомж – классический. Смотреть даже страшно.
– Вполне в стиле Васика, – проговорила Даша, – слушай, – спросила она вдруг, – я все никак не могу понять – как это у тебя получается – ты сидишь в своей квартире, смотришь в стену, а видишь все, что происходит в баре «У Михалыча»? Просто невероятно…
– Я вижу не все, что происходит, – поправила я, – а все, что видит сам Васик. То есть – вижу глазами Васика. Все просто – я установила астральный канал между своим сознанием и его. Что-то вроде секретной видеокамеру, знаешь, такие устанавливают в банях, где имеют обыкновения отдыхать генералы МВД. Только одно неудобство – я не могу прерваться. Если прервусь… в таком случае мне не удастся снова наладить астральный канал. Да и еще… перед глазам все плывет… Я, кажется, пьянею… Да – точно! Пьянею. Это, пожалуй, основное неудобство… Если Васик будет продолжать хлестать водку в том же духе, через пару часов, я буду пьяна, что называется, в лоск. Ведь канал установлен не между зрительными нервами, а между сознанием моим… Ик… Ой, извини… и его сознанием.
Волна опьянения накрыла меня с такой силой, что я замолчала – язык заплетался страшно. Надо будет попросить Дашу приготовить мне кофе… Интересно, а на следующий день я буду похмельем мучится? Скорее всего нет – ведь опьянение наступило благодаря воздействию импульсов опьяненного Васикова сознания, не благодаря употреблению мною спиртных напитков.
Впрочем, кто знает…
– Сделай мне кофе, по-пожалуйста, – тщательно выговаривая слова, попросила я Дашу.
– Ага, – услышала я голос своей подруги.
Как хорошо, что я попросила ее посидеть со мной рядом, пока я буду следить за развеселой вечеринкой Васика. Ведь, кроме пьяных рож и постоянно опрокидываемых рюмок я ничего не вижу и не увижу, пока не прервется канал. Так что, человек, который нальет мне кофе, отведет меня под руку в ванную или в туалет, мне просто необходим.
Та-ак, посмотрим, кажется, там что-то интересное начинается – Васик упал лицом в салат. Примерно, минуту, я не видела ничего, кроме краешка тарелки и слипшихся вместе кусочка колбасы и перышка лука. Потом Васика разбудили, сильно хлопнув по плечу, он немедленно опрокинул в себя очередную стопку водки и, окончательно проснувшись, поскакал на середину зала, где, как выяснилось, уже начинались танцы.
Вот и хорошо, а я-то уж было испугалась, что этим вечером ничего больше не увижу, кроме обильно покрытых майонезом компонентов салата. Впрочем, перышко лука, прилипшее Васику на лоб, тоже здорово мешало мне смотреть.
– Твой кофе, – мягко прозвучало рядом со мной.
Я протянула ладони, приняла в них горячуюю чашку – и едва не выронила ее из рук, потому что…
Но потом я об этом неудобстве и думать забыла – началось такое…
Батюшка? Как в этом вертепе мог оказаться православный священник? Но если верить долетевшим до меня словам охранника бара «У Михалыча», так оно и было.
– А-а-а… Пусти меня в дом сей… сын мой заблудший, – на мгновение заглушил шум гремевшей пьянки густейший бас, – ибо ошибаешься ты и на праздник этот я приглашен… твою мать…
Ой, ну что бы Васику обернуться и посмотреть, кто это пожаловал на его мальчишник – ведь я могу видеть только его глазами. Но Васик в этот момент был занят – он увлеченно отплясывал на освобожденной специально для него от лишних предметов барной стойке какой-то зажигательный латиноамериканский танец. При этом он в упоении ритма закатывал глаза, так что я почти ничего не видела, кроме каких-то радужных пятен, круживших передо мной в пляшущей темноте – наверняка несуществующих пятен, рожденных пьяной фантазией Васика исключительно для того, чтобы расцветить чем-нибудь ту самую темноту.
Охранник, тем не менее, как я слышала, все еще не пускал священника, несмотря на то, кстати говоря, что за последнего активно вступился Пункер, успевший нажраться до невменяемого состояния.
– Жизнь человеческая, – гудел бас явно нетрезвого священнослужителя, – и создана для того, чтобы совершать ошибки. Но подумай, сын мой… Как тебя?.. А, ладно, не важно… Подумай – если бы этих ошибок было бы меньше, насколько легче стало бы тебе жить… бы… Короче говоря, ты меня пустишь или нет, козел безр-родный?
– Не велено никого пускать после десяти часов вечера, – уныло проговорил охранник.
– Ты заблуждаешься, сын мой… Я приглашен и следовательно, я могу зайти…
– Не велено…
– Пусти б-батю!!! – вклинился в разговор фальцет Пункера. – Пусти, говорю, а то башню пробью сейчас! Я вот Васика позову, а он тебя ув-волит. Ик… П-п-понял? У него папаша, знаешь, кто? Я тебе сейчас дам так… ик… так… ик… так… ик…
– Мне сказали, что не велено…
– Позови, сын мой, Васика, позови! – снова забасил священнослужитель, – ибо друг он мой хороший и приглашен я был на праздник сей лично им. Ах, как мы кагора нажабались с Васиком в прошлом году! Я даже обедню не смог отслужить, потому что икал. Я почему-то от кагора постоянно икаю. Пришлось Васику за меня отдуваться. А что? Волосы у него длинные, бороду мы ему за пять минут состряпали из пакли и моего старого шарфа… Рясу надели. И все у него прекрасно получилось. Только в самом конце он уже от себя стал добавлять, а это уже зря, конечно… Что же он тогда пел?.. Ага! Однажды два ежа, бля… Упали с дирижабля… Эх! Эх! Эх! – во все горло проорал священник.
Услышав куплеты, видимо, хорошо знакомой ему песни, Васик наконец-то соизволил прекратить свои хореографические упражнения и обратить внимание на то, что происходит у входной двери.
А когда он обернулся и увидел – и, конечно, я увидела – прочно занимавшего весь дверной проем грузного священника в самой настоящей рясе, с массивным крестом на груди, то заорал что-то нечленораздельно, но явно радостное и побежал к священнослужителю, занесшего уже грозящую длань над головой трусливо гнусившего что-то охранника.
Охранник хотел было отскочит в сторону, но наткнулся на мотылявшегося неподалеку Пункера.
– Щас дам как! – взревел Пункер.
– Не надо… – вдруг пискнул охранник, неизвестно к кому обращаясь.
– Внемли мне, сын мой заблудший! – пробасил священник широко размахиваясь.
Ого, кажется, сейчас начнется драка. Охранник вроде неслабый мужик, но рядом с гигантом-священнослужителем он выглядит просто пигмеем. А тут еще и Пункер сжимает свои кулачонки, а тут еще и бармен Семен подозрительно выглядывает из-за своей стойки и снимает уже с аппарата телефонную трубку…
Но скандал, слава богу, угас, не успев как следует разгореться.
Заметив приближающегося к нему Васика, священник расплылся в радостной улыбке и, не опуская поднятой для удара руки, осенил втянувшего в плечи голову охранника крестным знамением. Пункер икнул, шагнул в сторону и упал, пропав из моего поля зрения. Бармен Семен вздохнул, покачал головой, но все-таки положил телефонную трубку.
– Васик! – заорал священнослужитель.
Оттолкнув в сторону совершенно стушевавшегося охранника, он бросился к Васику с распростертыми объятиями.
– Отец Никодим! – подпрыгивая на ходу, заверещал Васик.
Где-то, примерно, на середине зала они встретились и пали друг другу в объятья.
– Вкусим чашу греха смертного, – гудел бас священника, а я видела только его густую бороду и толстенную цепочку на шее, – вкусим чашу греха и познаем порок, ибо лучше самим съесть отравленный хлеб, чем оставить его ни в чем не повинным людям…
– Водки! – заорал Васик, очевидно, прекрасно разбираясь в витиеватых словоблудиях священнослужителя. – Святой отец выпить хочет!
– Хочу, хочу!!! – энергично закивал головой отец Никодим. – Ибо сказано – выпившему добавить… Непременно – добавить…
Обнявшись, приятели проследовали к банкетному столу. То, что происходило потом, не представляло для меня никакого интереса. Во-первых, потому что опьянение окончательно заволокло мое сознание, а во-вторых… Что может быть интересного в том, как громадного роста православный священник отплясывает на банкетном столе кан-кан, тряся подолом рясы и вскидывая ноги на манер распутных девиц из парижского варьете.
Я за всю свою жизнь и не такое видела.
Глава 3
– Тогда иди и работай!
– Ты посмотри, Семен, – Света оглянулась и быстро зашептала, – Он же пьяный вусмерть. Да к тому же грязный, как черт знает что. И старый. У него и денег, наверное, нет совсем…
– Он на прошлой неделе здесь был, – заметил Семен, – такой же грязный. А погулял знаешь на сколько? Наш бар не каждую неделю такую выручку получает. И не каждый месяц даже… А ведь «У Михалыча» – не второсортное какое-нибудь заведение, а нормальное кафе.
Света вздохнула.
– Ну что? – поинтересовался Семен, – звонить Феликсу или пойдешь с этим старым коз… с клиентом, то есть?..
– Пойду, – сказала Света, – наверху комната свободная есть?
– Есть, наверное, – сказал Семен, – а зачем? Я же тебе говорю – бабок у него куры не клюют, даром, что выглядит, как свинья. Напросишься к нему домой, так он тебе еще накинет… Утром. Или у тебя встреча тут с кем-то назначена?
– Да нет…
Света снова обернулась, внимательно посмотрела на невероятно толстого коротышку, похожего на навозного жука, которому оторвали все усики, рожки и тому подобные конечности, оставив все-таки зачем-то четыре маленьких лапки – и покачала головой.
Коротышка сидел в самом центре бара в за столиком окружении нескольких чудовищно пьяных парней в спортивных костюмах. Заметив, что Света обернулась к нему, он помахал ей рукой и осклабился так широко, что ей показалось, будто его лоснящаяся физиономия сейчас треснет пополам.
– Во, – оценил Семен, – ты ему нравишься. Давай, иди. А то он сейчас нажрется, и ему не до тебя будет. А! Слушай, – вдруг вспомнил он, – А правда, что ваш Феликс своих девчонок в Китай возил? Какому-то целителю народному показывать, а?
– В Таиланд, – рассеянно поправила Света и резко вдруг вскинула глаза на Семена, – А тебе-то какое дело до всего этого?
– Да так, – ухмыльнулся Семен, – Никакого. Просто люди про вашего Феликса какие-то слухи непонятные распространяют…
– Какие люди? – настороженно переспросила Света.
– Да так… Всякие, – уклончиво ответил Семен и зевнул, – ладно, иди. Работай.
Света снова посмотрела на своего потенциального клиента.
«Ничего, – подумала она, – пойдет. Он, кажется, бандит какой-то… Судя по внешнему виду и по ближайшему окружению – точно бандит. Ничего – бандит, так бандит. Пойду с ним. По крайней мере, не обычный полупьяный идиот, сбежавший от жены предаться греховным утехам. Бандит – это нечто более значительное. Феликс будет доволен»…
* * *
Антон поместился на самом краю длинного стола в глубине полутемного зала студенческой столовой. Поставив перед собой чашечку кофе, положил ладони на колени, заметив, что окружающие обращают внимание на его безобразно трясущиеся пальцы.Хотя курить в столовой не разрешалось, он достал из кармана пачку сигарет и поставил ее рядом со своей чашечкой. По правую руку от себя он положил расческу, карандаш и записную книжку.
Закончив сосредоточенно создавать вокруг себя собственное пространство, Антон, обхватив едва теплую чашечку, стал прихлебывать кофе; и когда напитка осталось уже на донышке, на плечо ему опустилась тяжелая рука.
– А-а… Артурчик… – обернулся Антон.
– Так и знал, что тебя здесь найду, – ухмыльнулся Артурчик и, громыхнув металлическим замком на своей толстой кожаной куртке, похожей больше на средневековый доспех, уселся рядом с Антоном.
– Не пойму я до сих пор, – продолжал Артурчик, – чего тебя сюда тянет? Ты сколько лет назад институт-то свой закончил?
– Пять… Шесть лет назад, – подумав, ответил Антон, – два года армия… Значит, шесть лет назад закончил… Да нравится мне здесь просто. И от места работы недалеко.
– От места – чего? – юмористически наморщился Артурчик, – И этот гадюшник… – он указал рукой за окно столовой, где высилось выполненное с претензией на готический стиль здание областной библиотеки, – ты называешь работой?
– Работа как работа, – пожал плечами Антон, – Заведующий архивами. Интересно, между прочим…
– Интересно… А платят сколько?
– Да мне много и не надо, – качнул головой Антон, – Хватает.
– Вот поэтому и сидишь тут в студенческой столовке, – резюмировал Артурчик, – Кофе дуешь… Здорово мы вчера оторвались, а?
– Неплохо, – страдальчески улыбнулся Антон.
– Ладно, – скомандовал Артурчик и, снова громыхнув своей курткой, поднялся, – Пойдем-ка похмеляться. Я с утра одного клиента на двести баксов крутанул – так что повод есть. Вот, учись жить.
– Ну, – усмехнулся Антон, – Не всем же в автосервисе работать. Сам говорил, что у вас нет свободных мест.
– У нас нет пока, – пожал плечами Артурчик, – Но мало ли куда устроиться можно… удобно. У тебя вот – высшее образование, к тому же в армии был, в Чечне пришлось повоевать. Вроде человек умный, и повидал немало, а устроиться в жизни не можешь. Сидишь в своем архиве, как… не знаю…
Антон откинулся на спинку стула.
– Пойдем, – снова сказал Артурчик, – А то кофе, правда, не очень-то… того… А насчет баксов в голову не бери. Не в деньгах счастье, как говорится. Они для того и нужны, чтобы о них не думать. Тебе хватает, ты говоришь – ну, это главное.
Антон молчал. Он давно потерял нить разговора и с трудом воспринимал теперь тот факт, что рядом с ним сидит Артурчик и что-то говорит. Куда-то, кажется, приглашает…
– С другой стороны, конечно, – продолжал разглагольствовать Артурчик, – твоей зарплаты – нам пиво попить не хватит, – высказался он, – пошли, пошли… А то у меня в голове, как будто инструментальный оркестр играет. Туш…
«А что меня еще ждет в этой жизни? – подумал вдруг Антон. – Ну, выпью я сейчас пива с Артурчиком… Выпью две или три бутылки, съем две или три пачки картофельных чипсов… За всю свою жизнь – выпью две или три сотни ящиков пива и съем две или три упаковок картофельных чипсов… Плащ вот изношу, другой куплю и тоже изношу… Брюки, ботинки, кроссовки… А дальше что? Ни семьи, ни родных… ничего. И вот появляется в моей жизни она – девушка, подобных которой я не видел никогда. И она ни малейшего внимания на меня не обращает. Феликс… Оказывается, она на него работает. Девушка по вызову или – проще говоря – проститутка. Господи, она отдается другим мужчинам за деньги, а на меня смотрела, как на пустое место… Да еще та дрянь, что рассказал мне Артурчик… Какого черта он подслушивал и подглядывал? Вуайерист хренов»…
– А помнишь ту лярву, на которую ты запал на моем дне рождении, – говорил Артурчик, – так она проститутка – я точно выяснил. Как она Феликса-то нашего ублажала! Во! Высшего пошиба шлюха – он пыхтел так, что соседям, наверное, слышно было! На нее сколько бабок надо – немеряно! А ты со своей зарплатой ничего такого ей предложить не сможешь… Вот ты говоришь – тебе тех грошей хватает, что государство тебе выделяет… Это, конечно, твое дело, только… На эти гроши ты можешь иметь только синюху с вокзала или самого себя под одеялом. Ну, или жену найдешь… С такой же работой, как у тебя – чтобы запросы у нее были… скромные. Да и то – вряд ли. Сейчас каждая кикимора о лучшей жизни мечтает. Насмотрится по телевизору бразильских сериалов и готово дело – никто ее не устраивает, кроме принца на белом «Мерседесе»… Да, мать вашу, задурили народу мозги… Слышь, Антоха, ты идешь пиво пить или нет?
«Интересно, – думал Антон, совсем не слушая то, что плетет ему похмельный Артурчик, – моей зарплаты хватит на то, чтобы снять ее хотя бы на час? Должно хватить. А если нет – займу у кого-нибудь. У того же Артурчика. Или с Феликсом поговорю – может, мне скидка выйдет… Тьфу ты, черт, о чем я думаю? О чем, черт побери, я думаю?!! Снять!!! Да на нее молиться надо, а не… Бледное лицо, волосы длинные черные, как ночное небо… Пряди такие… Глаза горят. Наверняка, у нее в роду были дворяне. Если она не королевского рода какого-нибудь. Ведь не может же быть, чтобы у такой потрясающе красивой девушки мать и бабушка работали кухаркой или там… скотницей… Господи, какая она!!! В самом деле – душу бы продал дьяволу, лишь бы Света была моя… моя, моя и только моя»…
Антон даже зажмурил глаза. Его мысли потекли в привычном для него русле несбыточных мечтаний, которые во что бы то ни стало нужно было осуществить. Но нет – давно он не хотел ничего так, как хотел сейчас эту черноволосую красавицу, казавшуюся ему богиней, несмотря на более чем незавидный социальный статус… Да что там – он никогда не желал ничего и никого так же, как ее сейчас…
«Я точно знаю, в этом мире есть нечто высшее, – мелькали в его разгоряченном мозгу полубезумные мысли, – высшие силы, которые способны осуществить то, что человек хочет больше всего на свете. Не то, что душу… Я отдам все на свете, только чтобы заполучить ее».
Артурчик что-то бормотал еще, трепыхая не реагировавшего ни на что Антона за плечо, но тот словно спал. И вдруг – будто кто-то давно и пристально следивший за Антоном – нажал единственно нужную кнопку.
«Все! – пришел в сознание Антона ответ. – Я иду к Феликсу и спрашиваю у него, что он хочет за Свету. Пусть у нас с ним были не самые лучшие отношение, когда мы учились в школе, но… мне все равно. Я согласен на все, лишь бы Света была со мной. Бизнес Феликса явно криминальный, а на таком уровне жизнедеятельности всегда возникает необходимость в людях, которым нечего терять. Я согласен работать на Феликса всю свою оставшуюся жизнь. Согласен на все – и дерьмо выгребать из его сортира и людей резать. На войне и не такое приходилось делать и что – я жив-здоров и ни на что не жалуюсь. Все! Решение принято и теперь остается только одно – претворить его в жизнь».
– А я и говорю этому козлу, – разорялся Артурчик, – сколько веревочке не вится, а конец все один будет. Застрелят в разборке или в тюряге сгниешь… А он смеется только. Ну и смейся, хрен с тобой. Да только вот – я заметил – что-то и вправду ему везет. Очень уж везет. Так даже не бывает – как ему везет. Ни разу с ментами напрягов не было, и с братками всегда по-мирному рулил. Как будто у него ангел-хранитель на небесах есть. Хотя какой у такого ублюдка ангел-хранитель… Скорее всего – черт-хранитель какой-нибудь… Дьявол.
Антон открыл глаза.
– Слушай, – прервал он трепотню своего приятеля, – а как мне на Феликса можно выйти?
– О! – удивился Артурчик. – Я же тебе про него битый час рассказываю. Постой, а зачем он тебе нужен? Ты разве не знаешь, чем он занимается? Криминал чистой воды.
– Знаю, – ответил Антон.
Артурчик внимательно посмотрел на него. Долго смотрел.
– Ты чего это? – спросил он наконец. – Решил в люди выбиться? Деньги начать зарабатывать. Так вот что я тебе скажу – не с того конца ты начал ума набираться. В криминал лучше не лезть – дороже обойдется. Финал у таких товарищей один и тот же – могила да тюрьма. Только – я вот говорю – Феликсу прямо удивительно везет. Все дела его гладко идут, будто ангел его хранит. То есть – черт! Ха-ха…
– Как выйти-то на него? – морщась от болтовни Артурчика, повторил свой вопрос Антон.
– Телефон у меня где-то был, – вспомнил Артурчик и достал из кармана куртки громадную записную книжку – такую пухлую и засаленную, что она больше всего напоминала поваренную книгу, – ага, вот… – нашел он нужную страницу и показал ее Антону, – записывай…
Записав телефон, Антон снова откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Он совсем не слушал болтовню своего приятеля – только время от времени открывал глаза, на секунду отрываясь от своих мыслей и с некоторым удивлением смотрел на сидящего рядом с ним человека, не понимая – кто он и что он здесь делает.
* * *
Бар «У Михалыча» в десять часов вечера был закрыт и на двери его висела табличка – «Извините, у нас банкет».Виновник торжества – длинноволосый и вертлявый дылда Васик – чинно восседал за центральным столом в окружении своих многочисленных приятелей и друзей, знакомство с которыми он свел – по большей части – на пьянках, попойках и других подобных мероприятиях, черными мушиными точками густо отметивших картину его жизни.
Как раз напротив Васика возвышался над столом и взволнованно что-то орал человек по прозвищу Пункер – хороший знакомец Васика еще по старинным сатанинским тусовкам. Кожаная одежда Пункера была причудливо украшена металлическими заклепками, а на голове торчал тщательно напомаженный зеленый гребень – так называемый, «ирокез».
– Мужики! – вопил порядочно уже пьяный Пункер. – Наше братство терпит чудовищные потери! Из стройных рядом алк… ик… алкоголиков и придурков уходит в омут семейной жизни великий мастер пьяных безобра… ик… безобразий и бесчинств! Так давайте же отметим это событие так… ик… так… ик… чтобы ему стало стыдно за свой необдуманный поступок и так… ик… так… ик… так… ик… – когда неудержимая икота заставила заздравную речь уподобиться тиканью часов, Пункер замолчал и рухнул на стул.
– Спасибо, братан!!! – заревел через стол Васик. – Я знал, что ты меня действительного того… Ты один меня того… уважаешь.
– И это еще не все! – снова поднялся Пункер. – Мы тут с друзьями для тебя такой… ик… с-сур-рприз приготовили! Это все потому что мы тебя уважаем так… ик… так… ик… так… ик…
Бармен Семен, который вместе с тремя официантами остался обслуживать компанию празднующий, качая головой, наблюдал за банкетов.
– Вот уроды… – бормотал он себе под, – и откуда их столько понабралось? Волосатые, с какими-то немыслимыми прическами на башках… Серьги в ушах, в носах… Одеты так, будто из фильмов ужасов сбежали… Кошмар! Куда хозяин смотрит – таких лохов позорных в помещение пускать… Я бы вот…
Тут бармен Семен умолк – к стойке бара подошел какой-то старичок явно бомжеватого вида и попросил кусочек хлеба с колбасой.
– На столе все, – ответил было Семен, но старичок не отставал – из невнятного его бормотания Семен понял, что бутербродов с колбасой на столе уже не осталось и теперь нужно делать новые.
«А этот-то откуда здесь? – пыхтел про себя бармен Семен, яростно кромсая батон колбасы. – Он уж совсем… беженец какой-то»…
– Пожалуйста, – с милой улыбкой протянул Семен бутерброд старичку.
– Спасибо, – прошамкал старичок и отошел обратно к столу, жуя бутерброд и беспрестанно благодаря создателя за то, что тот сегодня утром свел его за бутылкой портвейна с таким чудесным человеком, как Васик.
* * *
– Ну, как? – спросила меня Даша.– Пока все нормально, – ответила я ей, ничего перед собой не видя, кроме мельтешения пьяных лиц, – напились все, что это вполне закономерно. Было бы удивительно, если бы на этом сборище нашелся хоть один трезвый человек. Надо же – кого только Васик не назвал на свой мальчишник. Здесь, Даша, даже один бомж есть. Его Васик, наверное, на улице подобрал. Такой бомж – классический. Смотреть даже страшно.
– Вполне в стиле Васика, – проговорила Даша, – слушай, – спросила она вдруг, – я все никак не могу понять – как это у тебя получается – ты сидишь в своей квартире, смотришь в стену, а видишь все, что происходит в баре «У Михалыча»? Просто невероятно…
– Я вижу не все, что происходит, – поправила я, – а все, что видит сам Васик. То есть – вижу глазами Васика. Все просто – я установила астральный канал между своим сознанием и его. Что-то вроде секретной видеокамеру, знаешь, такие устанавливают в банях, где имеют обыкновения отдыхать генералы МВД. Только одно неудобство – я не могу прерваться. Если прервусь… в таком случае мне не удастся снова наладить астральный канал. Да и еще… перед глазам все плывет… Я, кажется, пьянею… Да – точно! Пьянею. Это, пожалуй, основное неудобство… Если Васик будет продолжать хлестать водку в том же духе, через пару часов, я буду пьяна, что называется, в лоск. Ведь канал установлен не между зрительными нервами, а между сознанием моим… Ик… Ой, извини… и его сознанием.
Волна опьянения накрыла меня с такой силой, что я замолчала – язык заплетался страшно. Надо будет попросить Дашу приготовить мне кофе… Интересно, а на следующий день я буду похмельем мучится? Скорее всего нет – ведь опьянение наступило благодаря воздействию импульсов опьяненного Васикова сознания, не благодаря употреблению мною спиртных напитков.
Впрочем, кто знает…
– Сделай мне кофе, по-пожалуйста, – тщательно выговаривая слова, попросила я Дашу.
– Ага, – услышала я голос своей подруги.
Как хорошо, что я попросила ее посидеть со мной рядом, пока я буду следить за развеселой вечеринкой Васика. Ведь, кроме пьяных рож и постоянно опрокидываемых рюмок я ничего не вижу и не увижу, пока не прервется канал. Так что, человек, который нальет мне кофе, отведет меня под руку в ванную или в туалет, мне просто необходим.
Та-ак, посмотрим, кажется, там что-то интересное начинается – Васик упал лицом в салат. Примерно, минуту, я не видела ничего, кроме краешка тарелки и слипшихся вместе кусочка колбасы и перышка лука. Потом Васика разбудили, сильно хлопнув по плечу, он немедленно опрокинул в себя очередную стопку водки и, окончательно проснувшись, поскакал на середину зала, где, как выяснилось, уже начинались танцы.
Вот и хорошо, а я-то уж было испугалась, что этим вечером ничего больше не увижу, кроме обильно покрытых майонезом компонентов салата. Впрочем, перышко лука, прилипшее Васику на лоб, тоже здорово мешало мне смотреть.
– Твой кофе, – мягко прозвучало рядом со мной.
Я протянула ладони, приняла в них горячуюю чашку – и едва не выронила ее из рук, потому что…
* * *
Как оказалось, наблюдать за пьянствующими безумцами было очень интересно. Наверное, еще и потому, что алкогольное опьянение, прочно оккупировавшее сознание Васика через канал астральной связи – практически в полной мере – передалось и мне. Правда, немного мешало прилипшее ко лбу Васика перышко лука – закрывало обзор.Но потом я об этом неудобстве и думать забыла – началось такое…
* * *
– Вы, наверное, не туда пришли, – увещевал кого-то стоящий у дверей бара охранник, – вам, наверное, не сюда нужно было батюшка…Батюшка? Как в этом вертепе мог оказаться православный священник? Но если верить долетевшим до меня словам охранника бара «У Михалыча», так оно и было.
– А-а-а… Пусти меня в дом сей… сын мой заблудший, – на мгновение заглушил шум гремевшей пьянки густейший бас, – ибо ошибаешься ты и на праздник этот я приглашен… твою мать…
Ой, ну что бы Васику обернуться и посмотреть, кто это пожаловал на его мальчишник – ведь я могу видеть только его глазами. Но Васик в этот момент был занят – он увлеченно отплясывал на освобожденной специально для него от лишних предметов барной стойке какой-то зажигательный латиноамериканский танец. При этом он в упоении ритма закатывал глаза, так что я почти ничего не видела, кроме каких-то радужных пятен, круживших передо мной в пляшущей темноте – наверняка несуществующих пятен, рожденных пьяной фантазией Васика исключительно для того, чтобы расцветить чем-нибудь ту самую темноту.
Охранник, тем не менее, как я слышала, все еще не пускал священника, несмотря на то, кстати говоря, что за последнего активно вступился Пункер, успевший нажраться до невменяемого состояния.
– Жизнь человеческая, – гудел бас явно нетрезвого священнослужителя, – и создана для того, чтобы совершать ошибки. Но подумай, сын мой… Как тебя?.. А, ладно, не важно… Подумай – если бы этих ошибок было бы меньше, насколько легче стало бы тебе жить… бы… Короче говоря, ты меня пустишь или нет, козел безр-родный?
– Не велено никого пускать после десяти часов вечера, – уныло проговорил охранник.
– Ты заблуждаешься, сын мой… Я приглашен и следовательно, я могу зайти…
– Не велено…
– Пусти б-батю!!! – вклинился в разговор фальцет Пункера. – Пусти, говорю, а то башню пробью сейчас! Я вот Васика позову, а он тебя ув-волит. Ик… П-п-понял? У него папаша, знаешь, кто? Я тебе сейчас дам так… ик… так… ик… так… ик…
– Мне сказали, что не велено…
– Позови, сын мой, Васика, позови! – снова забасил священнослужитель, – ибо друг он мой хороший и приглашен я был на праздник сей лично им. Ах, как мы кагора нажабались с Васиком в прошлом году! Я даже обедню не смог отслужить, потому что икал. Я почему-то от кагора постоянно икаю. Пришлось Васику за меня отдуваться. А что? Волосы у него длинные, бороду мы ему за пять минут состряпали из пакли и моего старого шарфа… Рясу надели. И все у него прекрасно получилось. Только в самом конце он уже от себя стал добавлять, а это уже зря, конечно… Что же он тогда пел?.. Ага! Однажды два ежа, бля… Упали с дирижабля… Эх! Эх! Эх! – во все горло проорал священник.
Услышав куплеты, видимо, хорошо знакомой ему песни, Васик наконец-то соизволил прекратить свои хореографические упражнения и обратить внимание на то, что происходит у входной двери.
А когда он обернулся и увидел – и, конечно, я увидела – прочно занимавшего весь дверной проем грузного священника в самой настоящей рясе, с массивным крестом на груди, то заорал что-то нечленораздельно, но явно радостное и побежал к священнослужителю, занесшего уже грозящую длань над головой трусливо гнусившего что-то охранника.
Охранник хотел было отскочит в сторону, но наткнулся на мотылявшегося неподалеку Пункера.
– Щас дам как! – взревел Пункер.
– Не надо… – вдруг пискнул охранник, неизвестно к кому обращаясь.
– Внемли мне, сын мой заблудший! – пробасил священник широко размахиваясь.
Ого, кажется, сейчас начнется драка. Охранник вроде неслабый мужик, но рядом с гигантом-священнослужителем он выглядит просто пигмеем. А тут еще и Пункер сжимает свои кулачонки, а тут еще и бармен Семен подозрительно выглядывает из-за своей стойки и снимает уже с аппарата телефонную трубку…
Но скандал, слава богу, угас, не успев как следует разгореться.
Заметив приближающегося к нему Васика, священник расплылся в радостной улыбке и, не опуская поднятой для удара руки, осенил втянувшего в плечи голову охранника крестным знамением. Пункер икнул, шагнул в сторону и упал, пропав из моего поля зрения. Бармен Семен вздохнул, покачал головой, но все-таки положил телефонную трубку.
– Васик! – заорал священнослужитель.
Оттолкнув в сторону совершенно стушевавшегося охранника, он бросился к Васику с распростертыми объятиями.
– Отец Никодим! – подпрыгивая на ходу, заверещал Васик.
Где-то, примерно, на середине зала они встретились и пали друг другу в объятья.
– Вкусим чашу греха смертного, – гудел бас священника, а я видела только его густую бороду и толстенную цепочку на шее, – вкусим чашу греха и познаем порок, ибо лучше самим съесть отравленный хлеб, чем оставить его ни в чем не повинным людям…
– Водки! – заорал Васик, очевидно, прекрасно разбираясь в витиеватых словоблудиях священнослужителя. – Святой отец выпить хочет!
– Хочу, хочу!!! – энергично закивал головой отец Никодим. – Ибо сказано – выпившему добавить… Непременно – добавить…
Обнявшись, приятели проследовали к банкетному столу. То, что происходило потом, не представляло для меня никакого интереса. Во-первых, потому что опьянение окончательно заволокло мое сознание, а во-вторых… Что может быть интересного в том, как громадного роста православный священник отплясывает на банкетном столе кан-кан, тряся подолом рясы и вскидывая ноги на манер распутных девиц из парижского варьете.
Я за всю свою жизнь и не такое видела.
Глава 3
Инесса Бурдукова вернулась домой много раньше обычного. Швырнув ключи от машины на диван, а мобильный телефон в кресло, Инесса упала на всклокоченную постель, неубранную с утра и разревелась.
Истерика ее продолжалась, примерно, полчаса. А через полчаса во входной двери щелкнул замок. Инесса Бурдукова на мгновение примолкла, затаив дыхание, а когда убедилась в том, что это пришел домой ее муж, разрыдалась с новой силой.
Степан Леонидович Бурдуков – немолодой уже, дородный человек с породистой, гладко причесанной головой, зашумел в просторной прихожей, снимая пальто. Раздевшись, он по привычке глянул в в большое – от пола до потолка – зеркало, пригладил начинающие уже седеть волосы и механически подумал о том, что неплохо было бы сходить в приличный салон, где ему уберут появившуюся вдруг недавно седину.
«Надо же хорошо выглядеть, когда на тебя смотрят миллионы телезрителей по всей стране, – подумал Степан Леонидович, – все-таки должность обязывает. Недаром наш шеф говорит, что телеведущий – это лицо канала»…
Тут из спальни до него донеслись звуки плача.
– А это еще что такое? – пробормотал себе под нос Степан Леонидович и направился в спальню.
Увидев собственную жену рыдающей в молочном море всклокоченной постели, Степан Леонидович Бурдуков нисколько не удивился. К истерикам Инессы Бурдуковой он привык давно – с самого начала замужества.
«Что на этот раз? – тоскливо подумал он. – Опять гаишники ей нахамили? Или какой-нибудь идиот стукнул ее новенькую „Шевроле“? Или в супермаркете ее обсчитали. Она всегда расстраивается, когда ее обсчитывают. Подумать только – она от меня на ежедневные карманные расходы получает столько, сколько какой-нибудь директор какой-нибудь заштатной школы не получает за несколько лет упорной работы. И она из-за нескольких сотен расстраивается… Слезы льет. А ведь, казалось бы, чего ей слезы лить? В жизни ни дня не проработала, с грехом пополам окончила школу, получила аттестат зрелости, купленный ей ее же папашей, и тут же выскочила замуж. Целыми днями занимается тем, что ходит по магазинам и покупает обновки… которые надевает, может быть, раз году… Когда мне приходится ее выводить на тусовки какие-нибудь… Во ревет, аж икать начала… А, может быть, она опять мобильник свой потеряла? Да нет, вот он валяется»…
Истерика ее продолжалась, примерно, полчаса. А через полчаса во входной двери щелкнул замок. Инесса Бурдукова на мгновение примолкла, затаив дыхание, а когда убедилась в том, что это пришел домой ее муж, разрыдалась с новой силой.
Степан Леонидович Бурдуков – немолодой уже, дородный человек с породистой, гладко причесанной головой, зашумел в просторной прихожей, снимая пальто. Раздевшись, он по привычке глянул в в большое – от пола до потолка – зеркало, пригладил начинающие уже седеть волосы и механически подумал о том, что неплохо было бы сходить в приличный салон, где ему уберут появившуюся вдруг недавно седину.
«Надо же хорошо выглядеть, когда на тебя смотрят миллионы телезрителей по всей стране, – подумал Степан Леонидович, – все-таки должность обязывает. Недаром наш шеф говорит, что телеведущий – это лицо канала»…
Тут из спальни до него донеслись звуки плача.
– А это еще что такое? – пробормотал себе под нос Степан Леонидович и направился в спальню.
Увидев собственную жену рыдающей в молочном море всклокоченной постели, Степан Леонидович Бурдуков нисколько не удивился. К истерикам Инессы Бурдуковой он привык давно – с самого начала замужества.
«Что на этот раз? – тоскливо подумал он. – Опять гаишники ей нахамили? Или какой-нибудь идиот стукнул ее новенькую „Шевроле“? Или в супермаркете ее обсчитали. Она всегда расстраивается, когда ее обсчитывают. Подумать только – она от меня на ежедневные карманные расходы получает столько, сколько какой-нибудь директор какой-нибудь заштатной школы не получает за несколько лет упорной работы. И она из-за нескольких сотен расстраивается… Слезы льет. А ведь, казалось бы, чего ей слезы лить? В жизни ни дня не проработала, с грехом пополам окончила школу, получила аттестат зрелости, купленный ей ее же папашей, и тут же выскочила замуж. Целыми днями занимается тем, что ходит по магазинам и покупает обновки… которые надевает, может быть, раз году… Когда мне приходится ее выводить на тусовки какие-нибудь… Во ревет, аж икать начала… А, может быть, она опять мобильник свой потеряла? Да нет, вот он валяется»…