Екатерина Вильмонт. Прощайте, колибри, хочу к воробьям!

   – Дело, конечно, твое, но все же… Поверь, так интереснее.
   В этот момент из женского туалета вышла дама.
   – Ах, хороша! – прошептал Петр Николаевич. – Высокий класс!
   – Да, ничего, – вынужден был согласиться Константин. Женщина была как минимум эффектна. И вдруг она ему улыбнулась как старому знакомому.
   – Здравствуйте, Константин!
   – Здравствуйте… – Он ее не узнавал.
   – Как поживает Пафнутий?
   – Пафнутий? Ох, Женя, это вы? Простите, не узнал. Он прекрасно поживает.
   – Передавайте ему привет! Это лучший кот на свете! Всего доброго!
   И она ушла. Вернулась в зал.
   – Костя, это та добрая самаритянка?
   – Да, она. Но я ее не узнал.
   – Ты большой идиот, мой мальчик! Проворонить такую интересную даму, да еще и с добрым сердцем…
   – Но она совершенно иначе выглядела.
   – Ты просто не дал себе труда вглядеться в женщину, поскольку она не юная блонда. Эх, не будь у меня сегодня свадьбы, я бы за ней сам с удовольствием приударил.
   – Что за мысли для новоиспеченного мужа! – рассмеялся Константин. – Ладно, пошли, а то неприлично уже.
   Они вернулись к дамам.
 
   А он ничего, этот Константин. Но Ванька лучше. Он родной, как ни дико это звучит. И так на меня смотрит…
   – Женечка, попробуй лобио, это так вкусно!
   – Правда, вкусно. И вообще тут все вкусно. Знаешь, я первый раз в жизни ем маринованный кизил, прелесть просто. Вань, ты…
   – Женя, я хочу спросить. Вот, даже выпил две рюмки подряд для храбрости. Скажи мне, оно того стоило?
   – Ты о чем?
   – Стоило тогда все порушить, мчаться в Америку… А теперь… разбитое корыто практически… А ведь я любил тебя…
   – Но со мной не поехал! – Я рассердилась. – Ванечка, пойми, я не могла остаться. Антону грозила армия. А разве можно скрипачу в нашу армию? И все было не зря. Он стал большим музыкантом, у него мировое имя…
   – Антон, Антон, а ты сама?
   – А что я? Я рада, что вернулась, что теперь я свободна, и совесть моя чиста!
   – А если завтра он позовет тебя?
   – Я этого зова просто не услышу. Да он и не позовет. Он же прекрасно понимает, как поступил со мной. Ему смертельно стыдно, и он никогда не сможет через это переступить.
   – А я?
   – Что ты?
   – Ты совсем меня не любила?
   – Любила, Ваня. И первое время жутко тосковала. Но ты же сам сделал выбор. И ведь ты не пропал тут, у тебя вроде бы все хорошо, ты преуспеваешь, у тебя сыновья, жена, у тебя все неплохо, Ванечка. Так что твою жизнь я не сломала.
   – Ты свою жизнь сломала, Женька!
   – Да нисколько! Я профессионал, у меня два высших образования, я исполнила свой долг перед мамой и братом, и я вернулась в родной город. Я еще не старая, у меня, можно сказать, все впереди… Я вот даже имидж сменила… – рассмеялась я.
   – Ты просто хорохоришься, Женька!
   – Ерунда! Я просто радуюсь жизни и свободе! Ты не поверишь, но сейчас, на выходе из сортира, два мужика чуть шеи себе не свернули при виде меня, у обоих челюсти отвисли…
   – И тебя это радует?
   – А ты как думал? Конечно!
   – Скажи, а почему ты не осталась в Штатах?
   – А потому что это все-таки не моя страна. Хотя мне даже предлагали там прекрасную работу. Но я вышла однажды в сад, увидела колибри…
   – У тебя в саду водились колибри?
   – Да. И я их обожала, а в один прекрасный день вдруг у меня родилась такая строчка в мозгу: «Прощайте, колибри, хочу к воробьям!» И сразу заказала билет во Франкфурт.
   – А что, в Америке нет воробьев? – улыбнулся он.
   – Почему? Есть. Но в России нет колибри.
   – Странная ты, Женька! Но я все равно тебя люблю.
   – Вань!
   – И не переставал любить. И как только у меня появился Интернет, стал искать всякие сведения о тебе, и многое находил… и в «Одноклассники» вечно лазил…
   – И ничего там не нашел. Знаешь, на мой взгляд, эти социальные сети – только иллюзия жизни и общения. А я человек реальный. Я вот посидела тогда у Машки, это было так здорово… И вот сейчас сижу тут с тобой, можно сказать, пьянствую, и мне хорошо. Это реальное общение, я вижу тебя, ты видишь меня, и ты знаешь, что я – это я, а не какая-нибудь придуманная девица с чужой фото– и биографией. Все на чистом сливочном масле, как говорила мама. И поверь, Ванька, я вовсе не несчастная, и не надо меня жалеть… А кто из нас ни разу не сталкивался в жизни с предательством? Это жизнь, Ваня! А таких цыплят табака я сроду не ела, это просто мечта!
   Он взял мои руки в свои.
   – Жень, я… я хочу тебя.
   – Даже и не думай!
   – Но почему?
   – По кочану!
 
   Константин все время думал об этой странной Жене. Надо же так преобразиться…
   – Костя, что с вами? – спросила Алёна.
   – Да башка что-то раскалывается, – пробормотал он.
   – А вы знаете, я не смогу сегодня с вами кутить.
   – Почему? – едва сдержав вздох облегчения, спросил он.
   – Я совершенно забыла, что у меня в шесть важная встреча. Просто в первый момент слегка голова закружилась, а сейчас встала на место.
   Ох, умная девка, молодец, подумал он. Вот и славно, вроде как она мне отставку дала, выходит, я никого не обижу. Но соблюсти приличия все же надо, не уличное же знакомство.
   – Как жаль, Алёнушка! Но, может быть, в другой раз?
   – Почему бы и нет?
   – Дадите ваш телефон?
   – Пожалуйста! – Она вытащила из сумочки визитку. Он достал из бумажника свою.
   Обменялись многообещающими улыбками.
   А ему нестерпимо захотелось еще разок глянуть на эту Женю. Может, все не так уж и прекрасно?
   И стоит приударить за прелестной Алёнушкой? Тем более она намного моложе вроде бы… Он встал и прошел по залу для некурящих, где они и сидели. Ее там не было. Он вышел в другой зал и сразу увидел ее. Она сидела за столиком с элегантным мужчиной.
   У него было приятное интеллигентное лицо. Он держал ее руки в своих и что-то страстно говорил ей. Она ласково улыбалась ему, но страсти на ее лице не читалось. Но улыбка у нее завораживающая…
   И вообще… Обворожительная женщина! Совершенно не похожая ни на одну из многочисленных красоток, которым он посвятил большую часть своей мужской жизни. Ему вдруг показалось, что он что-то безвозвратно потерял. Что многие годы потрачены зря. Стало вдруг так жалко себя… И встреча с Женей тогда, в кафе, вдруг показалась поворотным пунктом в жизни. Красотка-блондинка сунула ему под нос бриллиантовую браслетку и принесла любимого кота, поставив в безвыходное положение. А другая, настоящая, протянула ему руку помощи, практически спасла, а он ее даже не заметил… Принял предложенное одолжение как нечто само собой разумеющееся…
   И вот теперь жизнь ему мстит. А ведь это интересно – посмотреть на женщину другими глазами, разглядеть в ней то, что не видно с первого взгляда…
   И дело вовсе не в эффектной внешности, там наверняка еще такие глубины могут открыться… хотя, чего греха таить, не выгляди она столь эффектно, я бы ею все равно не заинтересовался. Потому что дурак. Прав отец. И если бы она сейчас сидела не с мужиком, который только что из штанов не выпрыгивает, а, допустим, с подругой, я бы тоже так не воспламенился. Выходит, я самый примитивный самец. Но это хорошо в ранней молодости, а на пятом десятке как-то неправильно, что ли…
   Между тем свадебный обед подошел к концу. «Молодые» спешили в аэропорт.
   – Анна Михайловна, папа, от всей души желаю хорошего путешествия!
   – Спасибо, Костя! – улыбнулась Анна Михайловна.
   А Петр Николаевич обнял сына.
   – Позвоните, когда соберетесь возвращаться, если смогу, непременно встречу!
   – Мы еще не улетели, а ты уже о возвращении, негодяй! – рассмеялся Петр Николаевич.
   Подруга Анны Михайловны взглянула на Константина с плохо скрытым презрением. Потенциальные тещи вообще всегда его терпеть не могли. Видно, точно чувствовали, что так и останутся потенциальными. Алёна слиняла уже час назад. А Женя со своим кавалером по-прежнему сидела за столиком. И сейчас уже смотрела на мужчину даже с нежностью.
   «Мы ее теряем» – прозвучала в мозгу фраза из американских медицинских сериалов. Но тут же всплыла спасительная мысль – у меня же есть Пафнутий! Она передавала ему привет. Так что мешает мне, допустим, завтра позвонить ей и передать нежнейший привет от Пафнутия? Еще ничего не потеряно. Наоборот, все еще только начинается! Он вышел из ресторана, поймал машину, вопреки обыкновению сел сзади и закрыл глаза. Черт возьми, как хорошо… Видно, эта Женя мне послана судьбой. Второй раз жизнь сталкивает нас совершенно случайно. И это ведь неспроста…
 
   – Женя, поверь, я на все готов!
   – На что ты готов, Ванечка?
   – Одно твое слово – и я уйду из семьи, мы опять поженимся и…
   – Нет, Ваня, этого слова ты от меня не дождешься.
   – Ты такая благородная, да? – Он уже здорово захмелел.
   – Дело не в благородстве, просто нельзя дважды войти в одну реку…
   – О, это уже совсем другая река!
   – Но течет-то по тому же руслу!
   – И опять не права… И к чертям все эти веками проверенные банальности! Мы не прожили нашу жизнь, не прожили нашу любовь… И теперь выпадает такой шанс…
   – Прекрати! Я не желаю даже слышать об этом!
   – То есть ты меня не любишь!
   – По-видимому, так, Ванечка.
   – Но ты не уверена?
   Я промолчала. Мне не хотелось его обижать, но за эти часы я отчетливо поняла, что отношусь к нему с огромной нежностью, но уже не люблю. Выгорела моя любовь. Я никого сейчас не люблю, но, кажется, готова к новой любви… Голос разума говорил мне, что этой новой любви я могу и не встретить, но возвращаться к старой нет ни малейшей охоты. Я ведь все начала заново, с нуля, так при чем тут Ваня?
 
   Утром мне позвонила какая-то женщина.
   – Извините, я могу поговорить с Евгенией Истоминой?
   – Я вас слушаю.
   – Здравствуйте, Евгения. С вами говорит помощник дирижера Фархада Закирова.
   – О! – вырвалось у меня.
   – Фархад очень хотел бы с вами увидеться, у него есть к вам деловое предложение.
   – Какое? – удивилась я.
   – Деловое. Но я подробностей не знаю. Мне просто поручено договориться с вами о встрече, Фархад очень занят, у него сегодня концерт в Большом зале. Если вы не против, он оставит вам билет и просит после концерта зайти к нему. Там он сам все вам расскажет. Вы согласны?
   – Да, я с удовольствием.
   – Тогда билет будет оставлен на ваше имя у администратора. Если вы хотите пойти с кем-то, то два билета.
   – Нет, спасибо, два не нужно.
   – Отлично, значит, я так и передам Фархаду, что вы придете.
   – Разумеется.
   Надо же, Фарик! Когда-то мы вместе учились в консерватории, я на фортепьянном, а он на дирижерском.
   Веселый, талантливый и удивительно красивый парень. Мы частенько встречались в одной компании, однажды он даже пригласил меня на свидание, но я отказалась. Я была уже тогда без памяти влюблена в Ваньку, и изысканная восточная красота Фарика меня совершенно не привлекала. Он, надо сказать, нисколько не обиделся. Со временем он стал отличным дирижером. Гастролировал по всему миру, насколько мне известно, у него была квартира в Амстердаме, он там одно время дирижировал в Оперном театре и был женат на голландке. Помню, кто-то из общих знакомых говорил мне, что они довольно быстро расстались. Человек, рассказывавший об этом, спел: «Узбек и голландка, они, если честно, не пара, не пара, не пара!» А я тогда не поняла, не знала этой песенки про дельфина и русалку. Меня просветили, и я долго смеялась. А лет пять назад Антон давал концерт в Мадриде, и Фарик пришел на концерт, восхищался игрой Антона… Ох, я буду рада его видеть!
 
   По возвращении в Москву я еще ни разу не была в консерватории, боялась, но это глупо, и вот сегодня я наконец преодолею этот барьер.
   В конце концов, консерватория связана для меня не только с Антоном, но и со многими другими людьми, и не самыми плохими. С Фариком, например. И с моим педагогом Медеей Александровной, замечательным человеком. К сожалению, ее уже нет в живых. И какое это у Фарика ко мне деловое предложение, хотела бы я знать? Что ж, сегодня и узнаю. Да, кстати, надо привести себя в порядок, чтобы не ударить лицом в грязь перед старым другом, да мало ли кого еще я могу встретить в Большом зале… Я вспомнила все советы стилиста, который со мной работал, и свято их выполнила. Получилось очень даже недурно. Среди шмоток, купленных во Франкфурте, было чудесное черное платье с большим белым воротником и белой оторочкой на небольшом разрезе внизу. Очень элегантно и вполне соответствует случаю. Я хотела заказать такси, но где гарантия, что не попаду в пробку? Поэтому поехала на троллейбусе. Едва свернув на улицу Герцена, ныне Большую Никитскую, я начала волноваться, и чем ближе подходила к своей альма-матер, тем сильнее колотилось сердце. О, а вот и Петр Ильич сидит! И как всегда, возле него топчутся в ожидании самые разные люди. Вон шикарная дама лет пятидесяти нервно ходит взад и вперед. Паренек со скрипкой то и дело поглядывает на двери Малого зала. Немолодой мужчина сердито озирается по сторонам. Ничего тут не изменилось, жизнь продолжается! Спрашивают лишний билетик, значит, Фарик и в Москве имеет успех. И очень много молодежи. А кто-то говорил, что в Москве молодежь не жалует симфонические концерты. Так это смотря какая молодежь. Ах, хорошо! Так, а какая сегодня программа? Ага, Малер! Отлично! Я получила свой билет, вошла в вестибюль. Когда-то я знала здесь всех гардеробщиц… Я сняла пальто, поправила прическу перед зеркалом и стала медленно, едва справляясь с волнением, подниматься по лестнице. Почему-то вдруг вспомнилась одна история, рассказанная Медеей Александровной. В шестидесятых годах в Большом зале давал несколько концертов великий Герберт фон Караян. Попасть на концерты было практически невозможно, студенты как только ни исхитрялись, но вокруг стоял плотный милицейский кордон. И все-таки одному парнишке как-то удалось прорваться, милиционеры погнались за ним и схватили уже наверху. Церемониться не стали, сшибли с ног и поволокли вниз, голова парня билась о ступени. И вдруг к ментам подскочил композитор Кабалевский и стал на них орать: «Немедленно отпустите парня! Здесь консерватория, а не застенки КГБ!» И они, как ни странно, подчинились. Высокий тощий старик с совершенно седой головой, видно, произвел на них впечатление. «Знаете, – говорила нам, студентам, Медея Александровна, – я никогда не считала Кабалевского большим композитором, но как человека я его зауважала безмерно!» Вот такая вот история. А паренек тот все-таки попал на концерт, его провел все тот же Дмитрий Борисович.
   Фарик оставил мне билет в двенадцатый ряд. Зал встретил его бурными аплодисментами. Боже, до чего ж он красив, а как сидит на нем фрак! Как здорово он держится, с достоинством и в то же время немного царственно. Молодец, Фарик! Оркестр у него звучит отменно! Не могу сказать, что Малер мой любимый композитор, но я наслаждалась! В антракте вышла в фойе. Надо же, ни одного знакомого лица. И довольно много странной публики. Не в меру расфуфыренные дамы, мужики такие, что им, по-моему, кроме «Мурки» вовек ничего не надо. Что они здесь делают? Зачем им Малер? Или дело не в Малере, а в том, что попасть на концерт Фархада Закирова считается престижным? Скорее всего. А он и вправду стал первоклассным дирижером. Когда он раскланивался и поднимал оркестр, очень пожилая дама рядом со мной шепнула своей подружке, тоже весьма немолодой:
   – Танечка, ну до чего же он красив!
   – Не стану спорить, Люся. Хорош! Но главное все-таки очень – талантлив!
   – Ну, это само собой…
   Аплодисменты еще звучали, а я уже выбралась из зала и пошла за кулисы. Там, как обычно, толпился народ. А Фарик, видимо, еще раз вышел на аплодисменты. Но вот и он, с букетом красных роз.
   – Женька! – воскликнул он, сразу выхватив меня взглядом. – Женечка, дорогая моя, как я рад! – Он сунул мне в руки букет и расцеловался со мной. Люди вокруг недоумевали: что это за женщина, откуда взялась?
   – Жень, подожди меня минут пятнадцать, я со всеми тут разберусь… – И он подмигнул мне, как подмигивал когда-то в юности. – У меня к тебе очень важное дело!
   – Ладно, Фарик, подожду!
   Ждать пришлось около получаса, но я никуда не торопилась.
   – Простите, а вы кто? – спросила меня какая-то женщина лет пятидесяти.
   – В каком смысле?
   – Ну, вы… журналистка?
   – Нет.
   – Музыковед?
   – Нет-нет.
   – Вы его… знакомая?
   В вопросе слышался подтекст: «Вы с ним спите?»
   – Мы вместе когда-то учились.
   – А! – Она утратила ко мне интерес. Кто она такая, меня не слишком занимало.
   – Жень! Ты где раздевалась? – спросил Фарик, продолжая беседовать с каким-то старичком.
   – В гардеробе. А что?
   – Возьми ключи, синий «БМВ», номер 263, оденься и жди меня в машине, сама видишь, что тут…
   Вот даже как! Мне доверяют синий «БМВ», про себя рассмеялась я. Помню, мы были тогда студентами, и парни наши мечтали о машинах… Кто-то непременно хотел «мерседес», кто-то «крайслер», а Фарик всегда хотел «БМВ». Он верен своим пристрастиям.
   Я нашла синий «БМВ», открыла и села.
   Будь Фарик певцом, меня бы сейчас растерзали его поклонницы, а дирижер все-таки куда более спокойная профессия. Я прождала минут десять. А вот и он!
   – Женька, родная! Как я счастлив тебя видеть! – Он уже успел переодеться, а портплед с фраком аккуратно повесил на крючок. – Ну, поехали ужинать, я после концерта умираю с голоду! Ты изумительно выглядишь, Женька!
   – Ты тоже, Фарик! Просто неотразим во фраке.
   – А без фрака хуже? – засмеялся он.
   – Без фрака тоже ничего! Как ты меня нашел?
   – Прости ради бога, что не сам тебе позвонил, но твои координаты попали ко мне в последний момент…
   – Да ерунда! Знаешь, я не слишком люблю Малера, но сегодня получила громадное удовольствие, ты что-то с ним такое сделал…
   – Потому что я его безумно люблю!
   – Это чувствуется. Короче, спасибо за чудный концерт. А куда мы едем?
   – В одно хорошее местечко, где нам никто не помешает и где вкусно кормят!
   – Ах, какой плов ты когда-то готовил!
   – Вот пловом я тебя и накормлю!
   – Собственного приготовления?
   – Нет, что ты! Там плов в миллион раз лучше моего! Это ресторанчик одного моего родственника.
   – Миллион лет не ела плова!
   – Женька, я тебя обожаю! Если б ты сказала, что в такое время есть плов вредно, я был бы страшно разочарован!
   – Ничего не вредно, если запивать зеленым чаем!
   – Зришь в корень! Узбеку плов хорош в любое время суток!
   – Звучит как стихи! Фарик, а ты где сейчас постоянно живешь?
   – В Москве и отчасти в Амстердаме. А гастролирую практически по всему миру. Не женат!
   – А это мне зачем знать?
   – Ну, мы же будем вместе работать.
   – Фарик, я ничего не понимаю!
   – Ну, пока не приехали, вкратце: моя помощница, которая тебе звонила, через месяц должна родить. Не от меня! Я был в панике, искал ей замену, но все было не то. И вдруг она сама мне говорит о тебе, нашла твое резюме. Я обрадовался как ненормальный! Жень, ты еще ничего другого не подыскала?
   – Нет, Фарик, не подыскала.
   – И ты согласна со мной работать?
   – А что мне надо будет делать?
   – Жень, я думаю, ты это знаешь даже лучше, чем я. Я совершенно не в состоянии сам заниматься администрированием, пиаром и прочая, прочая… Мне нужна правая рука, вторая, ведь в первой я держу дирижерскую палочку. Ты согласна стать моей второй правой рукой? У тебя же огромный опыт.
   – Мне надо будет ездить с тобой по миру?
   – Да. Иначе не получится. А тебя это смущает?
   – Нет.
   – Ты будешь получать определенный процент от моих гонораров, поверь, это совсем неплохо.
   – Верю.
   – И потом, очень важно, чтобы человек, с которым приходится столько времени проводить вместе, не раздражал. Согласна?
   – А ты уверен, что я тебя раздражать не буду?
   – Уверен, – улыбнулся он. – А вот мы и приехали!
   Это был узбекский ресторан, где нас встретили с невероятным радушием, провели в маленький зальчик, где стояли низкие диваны, лежали ковры и пахло не едой, а, похоже, кальяном, поскольку на маленьком столике стояло несколько кальянов. Никогда не курила кальян. Надо будет попробовать.
   Фархад расцеловался с каким-то мужчиной в узбекском халате и тюбетейке.
   И нам почти сразу принесли большой синий чайник и пиалы.
   – Будешь чай? – спросил Фарик.
   – Конечно.
   Чай оказался удивительно вкусным и ароматным.
   – Скажи, Фарик, а у тебя менталитет не очень восточный? – поинтересовалась я.
   – То есть? – страшно удивился он.
   – Ну, я не знаю… просто я хотела бы, что называется, договориться на берегу…
   – А, я понял, – рассмеялся он. – Ты хотела спросить: не стал ли я восточным деспотом, не буду ли унижать твое достоинство европейской женщины, так?
   – Ну, в общих чертах…
   – Женька, ты что, совсем меня не помнишь? Я вырос в Москве, мой педагог был из старой московской интеллигенции, мой отец учился в МИФИ и работал с Келдышем, а мама была врачом-акушером. О чем ты, Женька? И кстати, мама моя была наполовину русской. Так что с этой стороны тебе ничего не грозит!
   – А с какой грозит?
   – Ну, я бываю иногда невыдержанным, могу вспылить, могу накричать, правда, потом всегда прошу прощения.
   – Ну что ж, Фарик, можно попробовать.
   – Отлично, Женька!
   – Да, Фарик, еще вопрос. Мне придется охранять тебя от… твоих поклонниц? Не сомневаюсь, их толпы…
   – С чего ты взяла?
   – Ну я же не слепая!
   – Что ты хочешь сказать? Что девицы кидаются на меня, как на тенора или, на худой конец, баритона? – рассмеялся он. – Нет, Женечка, этой проблемы у меня пока нет и, я надеюсь, и не будет. И сразу скажу: у меня есть любимая женщина, она русская, но живет в Англии, она замужем, у нее ребенок. Это грустная история, как-нибудь я расскажу тебе о ней. Поэтому охранять меня не нужно. А вот защищать мои интересы необходимо. И если ты согласна, то прямо завтра Аллочка передаст тебе все мои договоры. Я хочу, чтобы ты просмотрела их с точки зрения юриста. Возьмешься?
   – Возьмусь, Фарик! Сказать по правде, я даже мечтать не смела о такой работе. Это как раз то, что я умею. И работать с тобой… это отличная возможность. У меня о тебе самые лучшие воспоминания, и, я вижу, ты не испортился за эти годы. Ну или, по крайней мере, мне так кажется.
   – В таком случае, договоримся так – я послезавтра улетаю во Францию, оттуда в Израиль, потом возвращаюсь, и мы летим в Амстердам, я там ввязался в один довольно авантюрный проект, сам еще не знаю, что из этого выйдет и выйдет ли вообще. Короче, у меня есть друг, он помешан на идее продвижения русской оперы, начать решили с «Иоланты». Ты бывала в Амстердаме?
   – Два дня.
   – О, это считай не была! Тебе понравится, чудесный город. Иными словами, через десять дней будь готова. У меня там большая квартира, но ты будешь жить в отеле неподалеку во избежание ненужных толков.
   – Правильно!
   – Ну вот видишь, мы понимаем друг друга.
   – Похоже на то.
   – А ты стала осторожная, Женька.
   – Жизнь научила.
   – Я наслышан.
   – Не будем об этом.
   – Не будем. А вот и чудо-плов! Женя, плов надо есть руками!
   – Извини, Фарик, не могу!
   – Но тебя не смутит, если я буду придерживаться этой традиции?
   – Нисколько!
   Ах, как красиво и изящно он это делал! Казалось бы, слово «изящество» неприменимо в этой ситуации, но это было именно так – необыкновенно изящно. Но я все же пользовалась вилкой. Плов и вправду был выше всяких похвал.