Екатерина Вильмонт. Трепетный трепач

Екатерина Вильмонт
Трепетный трепач

 
Странник прошел, опираясь на посох, —
Мне почему-то припомнилась ты.
Едет пролетка на красных колесах —
Мне почему-то припомнилась ты.
Вечером лампу зажгут в коридоре —
Мне непременно припомнишься ты.
Что б ни случилось, на суше, на море
Или на небе, – мне вспомнишься ты.
 

Владислав Ходасевич

Часть первая

   Я возвращалась домой из магазина и тихо радовалась тому, что по крайней мере два часа смогу спокойно поработать. Моя старенькая «шкода» еще бегает, дети, слава богу, здоровы, обед и ужин на сегодня есть, все у меня, кажется, хорошо. И припарковаться во дворе удалось без проблем. Правда, в подъезде было тесно от наставленной там мебели. Кто-то, похоже, переезжает, и заняты оба лифта. А переться пешком с такими сумками на девятый этаж просто нет сил. Но тут, к счастью, маленький лифт приехал и оттуда выскочили два здоровенных парня в комбинезонах какой-то фирмы и я успела юркнуть в кабину. Опять же хорошо! Пока я отпирала дверь, зазвонил домашний телефон. Я бросила сумки и схватила трубку.
   – Алло!
   – Валерия Константиновна?
   – Да, слушаю вас.
   – С вами говорит классный руководитель вашей дочери…
   Сердце упало.
   – Что с Катей? Где она?
   – Не волнуйтесь, с ней все в порядке, она на уроке физики, но мне необходимо с вами поговорить. Вы сейчас никуда не уходите?
   – Нет, я только что пришла.
   – Тогда позвольте, я к вам загляну, у меня сейчас нет урока и…
   – Да, пожалуйста. Простите, мы ведь не знакомы?
   – Да, я в этой школе недавно и еще не успела… Я буду у вас через пять минут.
   Что же такое учудила Катька, если классная руководительница идет ко мне, а не вызывает меня в школу? А, скорее всего это очередные школьные поборы… В школе сейчас говорить об этом, по-видимому, небезопасно, вот ее и обязали ходить по квартирам. Да, похоже, все именно так. Катька у меня девочка спокойная, и вряд ли что-то отчебучила. И тут раздался звонок. На пороге стояла молодая женщина, лет двадцати восьми, миловидная, не похожая на училку, и, кстати, Катька о ней хорошо отзывалась. Только вот я забыла, как ее зовут.
   – Здравствуйте, – улыбнулась она, – Валерия Константиновна.
   – Простите…
   – Анна Дмитриевна.
   – Очень приятно. Хотите кофе?
   – Если можно.
   – Да-да, проходите на кухню.
   Я включила кофеварку.
   – Валерия Константиновна, вы, верно, теряетесь в догадках, зачем я к вам явилась. Дело очень неожиданное. Ко мне вчера подошла Катя и сказала, что не желает больше носить фамилию Лощилина, и просила переправить в журнале Лощилину на Муромцеву.
   – Что?
   – Не хочет больше быть Лощилиной. Вот так.
   – Господи, бред какой-то… А вы что?
   – Я сказала, что это не в моих силах, что она должна прежде всего поговорить с вами. Она с вами не говорила?
   – Нет. Я вчера очень поздно вернулась. А сегодня утром было некогда… Нет, она ничего не говорила и вела себя совершенно нормально.
   – Понимаете, двенадцать с половиной лет, возраст опасный. Катя девочка на редкость развитая, умная. Должна быть какая-то причина… Мне не показалось, что это просто каприз… и я сочла необходимым поставить вас в известность. Это тревожный симптом… Но я просила бы вас не говорить Кате, что я приходила к вам. Она мне доверяет, и я…
   – Понимаю. Я ничего ей не скажу. Но она как-то объяснила, почему вдруг?
   – Она сказала, что до нее дошла кое-какая информация об отце и она не желает носить его фамилию. И это все. Знаете, Валерия Константиновна, мне кажется, вам следовало бы согласиться с этим ее пожеланием. Если вы просто напишете заявление, мы будем считать Катю Муромцевой.
   – Да, возможно, вы правы, но я должна понять…
   – Простите за нескромный вопрос. Катя видится с отцом?
   – Нет, причем она сама не пожелала. Он исправно платит алименты, но они вот уже четыре года не видятся.
   – Простите, может быть это не мое дело. Но что послужило причиной? Поверьте, это останется между нами. Но мне важно знать. Дети в таком возрасте… Катя очень способный ребенок и вообще, как мне кажется, она сильная личность и вряд ли из-за пустяка…
   Она с каждой минутой нравилась мне все больше, эта училка. Она и вправду беспокоится. Это не показуха. Она какая-то настоящая.
   – Дело в том, что четыре года назад погибли моя сестра и ее муж, у них остался сын, четырехлетний малыш, и я, естественно, взяла его к себе. А муж этого не хотел… Мы расстались. А Катька, до того боготворившая отца, вдруг заявила: «Мама, он предатель! И слабак! Если взрослый мужчина бросает жену и дочь из-за четырехлетнего сиротки, значит, он просто ждал повода. И нечего о нем жалеть!»
   – И это в восемь лет? – ахнула училка.
   – Я сама была в шоке.
   – Извините, Валерия Константиновна, а ваш муж…
   – Бывший муж, – поправила я ее.
   – Да-да, разумеется. Он ведь, кажется, писатель, и даже довольно известный?
   – Да. Но причем здесь это?
   – Я думаю, Катя прочитала что-то о нем в Интернете. А ведь это может оказаться неправдой…
   – Я поговорю с ней. Обязательно.
   – Валерия Константиновна, может, это праздный вопрос, но я…
   – Спрашивайте!
   – В кого Катя такая?
   – В деда. Тот тоже был такой… максималист, в чем-то упертый… Но очень сильная личность. А я нет. Да и отец Катькин совсем другой. Скажите, а вы… как вам удается в нынешней школе быть такой…
   – Какой? – улыбнулась училка. Улыбка была прелестная.
   – Настоящей.
   – О, спасибо вам! Просто я по призванию учитель. Очень люблю детей, мне с ними интересно, а ваша Катя незаурядная девочка. И я очень рада, что мы с вами нашли общий язык. И вместе сумеем помочь ей преодолеть этот кризис. Ну, спасибо за кофе, мне пора. Я оставлю вам свой телефон, на всякий случай…
   – Спасибо вам огромное. Я еще не встречала такого отношения к детям. Спасибо!
   Она ушла. И тут же зазвонил телефон.
   – Лерка! Ты уже видела эту мерзость? – закричала в трубку подруга Рита, живущая в Израиле.
   – Ты о чем?
   – Какой же все-таки Димка подлец! Скотина!
   Вот оно!
   – Да что он сделал?
   – Разразился интервью… Да каким! Вот что, спрашивается, ты ему плохого сделала? Племянника родного не бросила? А он… У меня слов нет!
   – Да что он такого наговорил?
   – Тебе зачитать?
   – Зачитай!
   – Ну, мало того, что он всех своих баб перечисляет, с именами и фамилиями, так о тебе он сказал буквально следующее: «Мой первый брак был роковой ошибкой. Валерия оказалась человеком из совсем другого мира – приземленной, примитивной, а при этом никудышной хозяйкой. Но ошибки легко исправить, если нет детей… А тут родилась дочь, я не хотел ребенка, но жена настояла, практически поставила меня перед свершившимся фактом. Дочь была милой малышкой, но уже к восьми годам стала благодаря своей мамаше эдаким злобным зверьком, отчего-то вдруг меня возненавидевшим. Я вынужден был оставить семью. И с тех пор я ничего о них не знаю, только регулярно перевожу деньги». Ну, каково?
   – Боже, какое ничтожество! – простонала я. Теперь мне все было понятно. А Катька-то слова мне не сказала. Пожалела.
   – Лерка, ты должна что-то сделать!
   – Что? Что я могу сделать?
   – Как что? Опубликовать в этом же журнале свои впечатления об известном писателе Лощилине.
   – Нет, я этого делать не буду. Меня от этого всего тошнит. И я счастлива, что он от нас ушел.
   – Это конечно, но…
   – Рит, знаешь, мне что-то нехорошо… Не могу сейчас говорить, полежу немножко…
   – Только Катьке не говори.
   – Ладно, не скажу, – усмехнулась я про себя.
 
   Я буквально рухнула на диван. Перед глазами была какая-то красная муть, давление, что ли, подскочило? За что он так с нами? Ладно со мной, но ребенка-то зачем грязью поливать? Я даже заплакать не могла… Слезы стояли в горле и душили меня. Господи, во что вылилась эта, как мне когда-то казалось, невероятная любовь? А ведь она была… И он меня любил… Я знала, я чувствовала…
   Опять зазвонил телефон, на сей раз мобильный. Двоюродная сестра Лиза.
   – Лер, ты это видела?
   – Что именно?
   – Ты читала эту мерзость?
   – Ты о чем? – на всякий случай уточнила я. Лиза частенько возмущалась какими-то телепередачами или публикациями в желтой прессе.
   – О твоем бывшем, слава богу, бывшем!
   – Да, Лиза, меня уже просветили.
   – Если я его встречу, я плюну ему в его поганую рожу! А ты должна подать на него в суд! За диффамацию!
   – Лиза, помилуй, какой суд? Зачем? Об этом надо просто забыть.
   – А Катя? Что будет с девочкой?
   – Знаешь, Лиза, Катя узнала об этом раньше нас всех, пошла к своей классной и заявила, что не желает больше носить его фамилию. И я немедленно напишу заявление в школу, пусть лучше будет Муромцевой.
   – Вот это да! Ах, как бы радовался твой папа! Она вся в него! – всхлипнула Лиза. – Скажи ей, что я ею горжусь!
   И до меня вдруг дошло – я тоже горжусь своей дочкой, безмерно горжусь!
   Но надо браться за работу. К завтрашнему дню я должна высосать из пальца приблизительное развитие сюжета еще серий на пятьдесят, при этом нужно воскресить из мертвых двух персонажей. Жуть какая-то… Но рейтинги высочайшие и сворачивать эту бодягу никто не собирается. Я в нашей группе считаюсь самым креативным сценаристом. Одного из героев нам пришлось в свое время срочно убить, так как артист Шмелев не выдержал марафона и слинял в другие проекты. Но сейчас он согласен вернуться. Он знаменитый, красивый и продюсеры ухватились за эту возможность. А другой персонаж вроде бы утонул, но сейчас должен всплыть… так как артист за это время успел получить какую-то премию, о нем много писали и продюсеры посчитали, что он нам еще пригодится. Ну с всплытием утопленника мы разберемся легко, а вот что случилось с главным героем, всеми давно оплаканным, будет придумать куда сложнее, ведь героиня за это время уже обзавелась новой любовью и мне лично этот новый герой нравился значительно больше прежнего. Но меня никто не спрашивает, мне просто дают задание… С одной стороны это хорошо, что сериал продолжается, по крайней мере гарантированная работа и соответственно заработок, но с другой мне уже стыдно людям в глаза смотреть, такую хрень производим… Но рейтинги превыше всего! Та к куда же девался главный герой и кого вместо него похоронили? Да, задачка. Но тут прибежал из школы Гришка, румяный, веселый, голодный.
   – Мама Лера, я пятерку получил! По рисованию!
   – Молодец, Гришаня! А Катерину не видел?
   – Видел, она сказала, что скоро придет! Но чтоб мы ее с обедом не ждали. Только мы все же подождем, ладно?
   – А ты с голоду еще не помираешь?
   – Если дашь морковку, не помру!
   Гришке глазной врач прописал есть морковку и он ее страстно полюбил. Морковку раз в неделю нам поставляет из своего погреба моя тетка, Лизина мать, она выращивает ее на даче каким-то особым способом и хранит в песке, каждый раз напоминая: «Моя морковка лучшая в Московской области. Без нитратов!» – и втыкает в морковку какой-то приборчик, подтверждающий ее правоту. Я моментально почистила ему две морковки, он сунул одну в рот и помчался к компьютеру. А я подумала: какое счастье, что я выбрала Гришку, а не писателя Лощилина…
   А вскоре явилась и Катька. Вид у нее был совершенно обычный, невозмутимый. Я покормила детей обедом, потом Гришка отправился гулять во двор вместе с другом Петькой и его немецкой овчаркой Бобби. Я заметила, что Катерина время от времени как-то испытующе на меня посматривает. Хочет понять, знаю я уже о папочкином интервью или нет. Я не хотела сейчас говорить об этом и сходу спросила:
   – Кать, поможешь воскресить Ивана?
   – Мать, ты что? Зачем?
   – Велели! Шмелев возвращается.
   – Ну ни фига себе! Совсем они там у вас чокнулись, что ли?
   – Кать, ну ты же все знаешь, помоги! А то ничего не придумывается!
   – Надо помозговать!
   – Вот-вот, помозгуй, а я пока воскрешу Василия, это проще. Никто ж не видел, как он утонул…
   – Во дурдом!
   – Да, только вот амнезия никак не подойдет, у нас уже и так три амнезии было…
   Она ушла в комнату и вдруг прибежала, сияя.
   – Мать, я все придумала! Это не Иван воскреснет, это вернется откуда-нибудь его брат-близнец, о котором никто не знал. И идиотизма меньше и Шмелев при деле будет! Как тебе такая идея?
   – Гениально! Катька, золото мое! Это будет другой человек, с ним и Шмелеву не так тошно будет и вообще такой простор открывается… Блеск!
   И я решила немедленно позвонить продюсеру.
   – Саш, привет, Муромцева. Я придумала, как поступить с Иваном! – И я изложила ему Катькину идею.
   – Слушай, старуха, это супер! Такие возможности открываются… И дури меньше… Ну, ты мозг! А с Василием что?
   – Да это просто. Подобрала его какая-ни будь знахарка, выходила и он до поры до времени затаился, у него ж нет документов, да и вообще… И знахарка нам эта тоже еще сгодится…
   – Да, старуха, ты просто находка, а то у наших всех уже мозги отсохли, а ты еще свеженькая… Главный там уже новый проект обмозговывает, предложу тебя в качестве ведущего сценариста. Возьмешься?
   – А меня же сожрут!
   – Не, группу новую возьмем, из молодых, а ты их обучишь… Ладно, к этому вопросу мы еще вернемся. А пока низкий тебе поклон!
   – Ну что, мать?
   – Низкий тебе поклон, Катюха! Иди ко мне, моя радость!
   – Мам, знаешь, я хотела с тобой поговорить…
   У меня упало сердце.
   – Давай поговорим.
   – Мам, скажи… Ты… Ты папу любила?
   – Любила, очень любила.
   – А теперь уже разлюбила?
   – Не теперь, давно уж…
   – А тогда почему у тебя никого другого нет?
   – Катюх, а мне зачем? Да и кому я сдалась…
   – Из-за нас с Гришкой?
   – Да причем тут вы?
   – Но ты же красивая.
   – Да нет, я не красивая, я разве что интересная. А это уже надо уметь оценить.
   – А ты сексуальная?
   – Чего? – ахнула я.
   – Ну, сейчас ведь это вроде бы главное… Быть секси… разве нет?
   – А бог его знает. Не до того мне… Да и возраст уже…
   – Мама, это просто смешно! Тридцать три года, в наше время это не возраст. А вообще я хотела поговорить о другом… Значит, тебе на папу уже наплевать?
   – С высокого дерева. Кать, ты часом не «Цепь событий» имеешь в виду?
   – Ты уже в курсе?
   – А как же! Мне телефон оборвали. А тебе кто сказал?
   – Да девчонки в школе… Мам, я хочу сказать, что не буду больше носить его фамилию. И прошу тебя написать заяву директору, чтобы я считалась Муромцевой. Ты не против?
   – Ну, Катюха, ты даешь! – я разыграла удивление. – Ты крутая! Но я согласна, сегодня же напишу… Только я не уверена, что этого достаточно.
   – Я поговорила с нашей Аннушкой, она говорит, что это можно, пока у меня паспорта нет. И в паспорте я тоже буду Муромцевой! Мам, а мы без его денег могли бы обойтись?
   – Вот даже как!
   – Понимаешь, он там пишет…
   – Катюха, плевать на то, что он пишет!
   – Мамочка, ну давай ужмемся как-то… Обещаю, что ничего просить не буду и потом… не так уж много он платит… Ничего от него не хочу! – На глазах у нее закипали злые слезы.
   – А ведь ты права! Катюха, любимая моя, ты у меня самая лучшая… – уже ревела я. – И нам никто не нужен! А особенно в свете того, что ты придумала. Меня обещают сделать ведущим сценаристом на новом проекте, а это лучше оплачивается. Все, решено! Как только придет перевод, я отправлю его назад!
   – Мамочка, миленькая… Я… Спасибо тебе! Ты у меня самая понимающая мама на свете!
   И мы обе заревели в голос.
 
   И действительно, вскоре пришел перевод, как обычно, на десять тысяч рублей. Что ж мы, не обойдемся без этих денег? Да это просто вопрос чести! И я отправила их назад, приписав: «Спасибо, но больше мы в твоих деньгах не нуждаемся». Полагаю, он только обрадуется.
 
   Как-то вечером, возвращаясь со студии, я увидела в нашем дворе пожилую женщину, которая выгуливала дивной красоты ирландского сеттера. Я даже остановилась, чтобы полюбоваться собакой.
   – Какой же он у вас красавец, с ума сойти! – вырвалось у меня.
   Женщина улыбнулась.
   – Да, он у нас чемпион Европы, – с гордостью сказала она.
   – А как его зовут?
   – Денди.
   – О, и впрямь денди… А можно его погладить?
   – Можно.
   Я с удовольствием погладила шелковистую, цвета красного дерева голову пса. Он посмотрел на меня добрыми карими глазами.
   – Что-то я раньше вас здесь не видела.
   – А мы только на днях переехали.
   – А. Вы из третьего подъезда?
   – Да.
   – Значит, мы теперь соседи. Думаю, мой сын просто с ума сойдет. Он помешан на собаках.
   – А вашего сына не Гришей звать? – улыбнулась женщина.
   – О, так вы с ним уже знакомы! А я Валерия Константиновна, можно просто Лера.
   – А я Вита Адамовна.
   – Очень приятно. Ну, я побегу, а то дети уже заждались.
   – До свидания, Лерочка. У вас прелестный сын.
   – Спасибо!
 
   На возврат денег мой бывший муж никак не отреагировал, я была права, похоже, он просто обрадовался.
   Я ехала по делам, когда зазвонил мобильник.
   – Валерия Константиновна?
   – Да.
   – Я Роза Москвитина из журнала «Цепь событий». Вы, вероятно, читали интервью с вашим бывшим мужем?
   – Нет, я такую пакость не читаю. Но наслышана.
   – Мы хотели бы вам предложить написать что-то о нем, о вашей жизни… Вы ведь сценарист, то есть могли бы…
   – Знаете, девушка, я…
   – Мы вам заплатим и неплохо.
   – Публичное копанье в грязном белье мне претит, уж извините.
   – Вы категорически отказываетесь?
   – Категорически.
   – Что ж, дело ваше. Всего хорошего.
   – И вам не хворать.
 
   Поразительно, сколько народу читает все эти пакости! Сегодня на студии ко мне подходили люди – кто с утешениями, кто буквально требовал, чтобы я ответила бывшему супругу в том же духе, а я даже не удосужилась прочесть это пресловутое интервью. Я давно уж разочаровалась в своей давней любви, так зачем еще и это? Мне-то по большому счету плевать, но вот Катюха страдает, я это вижу, и все ее демарши – просто попытка мести отцу-предателю. Господи, зачем ему это понадобилось? А какой был когда-то парень! Я училась во ВГИКе, на сценарном, он уже оканчивал Литинститут. Это было его второе высшее образование. Перед тем он окончил МАИ. Поработал на радио. Мы познакомились в трамвае. Нам надо было выходить на одной остановке, но полил такой дождь, что я замешкалась на подножке, а он вдруг накинул мне на плечи свою кожаную косуху и буквально выволок из трамвая, так что я и опомниться не успела.
   – Бежим! – крикнул он и, схватив меня за руку, потащил под навес какого-то магазина. И лишь когда мы уже были под навесом, я посмотрела на него. Он был веселый, но при этом какой-то взрослый.
   – Где же ваш зонтик? А, девушка?
   – Ненавижу зонтики!
   – А как же вы в дождь? Мокнете?
   – Мокну! – засмеялась я.
   – А как же мама вас из дому без зонтика выпускает?
   – А у меня нет мамы, а старшая сестра тоже не любит зонтики, она их все время теряет.
   – О, значит, это у вас семейное?
   Вот хам, подумала я. Спросил про маму, и даже не извинился, узнав, что у меня нет мамы.
   – Вы простите меня за невольную бестактность, – тут же сказал он и смущенно улыбнулся. Вот тут-то я в него и влюбилась.
   – Ладно, прощаю, а вы-то сами почему без зонта?
   – Просто забыл, с утра ничто не предвещало… А как вас зовут? Меня – Дима!
   – А меня Лера, очень приятно!
   Красивым его никак нельзя было назвать, но у него была чудесная улыбка, хороший рост, коротко стриженые волосы, в которых поблескивала ранняя проседь, и большие серые глаза.
   Когда дождь кончился, он повел меня в какую-то кафешку греться. Мы пили кофе и все не могли наговориться. Он страшно удивился, что такую молоденькую девчонку приняли на сценарный.
   – Признайся честно, у тебя был блат? – допытывался он.
   – Нет, просто мой рассказ страшно понравился мастеру…
   – Рассказ или твоя прелестная мордашка?
   – Про мордашку мне никто ничего не говорил! – возмутилась я.
   – И мастер не делал тебе никаких гнусных предложений?
   – Да вы что! Ему уже за семьдесят!
   – Ага, значит вприглядку…
   – Фу, Дима!
   – Да что фу? У нас без блата попасть во ВГИК просто нереально, а тем более такой девчонке…
   – А вы в институты ваши тоже по блату попадали?
   – Да, тебе пальца в рот не клади! – засмеялся он, но на вопрос не ответил. – А все же сколько тебе лет? Только не говори, что женщинам такие вопросы не задают, ты еще девчонка!
   – Мне девятнадцать! А вам?
   – А мне двадцать девять! Лерочка, я наверное стар для тебя, да?
   – Ничуточки! – расхрабрилась я. Он так мне нравился! – А что вы пишете?
   – Сложные романы.
   – Почитать дадите?
   – У меня пока нет изданных, правда, последний роман взяли в одно большое издательство.
   – И как он называется?
   – А тебе зачем? – засмеялся он.
   – Чтобы прочитать, когда выйдет.
   – А ты что, не хочешь больше со мной встречаться?
   Я вспыхнула.
   – Хочу, очень хочу…
   – Ну так я подарю тебе роман с нежной надписью.
   Чтобы преодолеть захлестнувший меня восторг и не показать ему, я пробормотала:
   – Ну, может, к тому времени вся нежность уже улетучится.
   – Вот это да! – хлопнул он в ладоши. – Надо же! А я непростую рыбку выловил в трамвайном аквариуме… Сдается мне, что золотую… – И он так посмотрел на меня, что я совсем сомлела.
   – Но я…
   – Желаний у меня для рыбки масса, но для начала только три, по традиции.
   Я замерла. От испуга.
   – Первое желание – твой телефон.
   – О, это выполнимо! А второе?
   – Не все сразу. Вот, отлично! Первое желание рыбка исполнила. – Он спрятал записочку с моим телефоном в карман. Поглядел на часы.
   – Извини, мне пора бежать. Дождь давно кончился.
   …Он позвонил только через неделю, когда я окончательно пала духом и потеряла надежду. Инка, старшая сестра, утешала меня, а наш мастер Евгений Фридрихович вдруг спросил:
   – У девочки взрослые страдания? Поганый мужик с горизонта смылся?
   – Почему поганый? – шмыгнула носом я.
   – Ну, если заставляет страдать такое прелестное создание, значит, конченый поганец! Ничего, девочка моя, это на пользу. Авось потом про это напишешь и получится искренне, не придумано. Ничего, найдется, не этот, так другой! Главное, запомни, не надо зацикливаться на мужиках. И тебе вредно и они, козлы вонючие, этого не любят и не ценят. Знаешь, формула Александра Сергеевича, ну насчет того, что чем меньше женщину… она и для мужиков справедлива… И не вздумай растворяться в мужике… Последнее дело для талантливой девушки. Все, иди, урок жизни на сегодня окончен. – И он не больно шлепнул меня по попе.
   Надо заметить, что урок мастера не пропал втуне. Мне стало легче. В конце концов мало ли что взрослый мужик натрепал девчонке в кафе! Плюнуть и растереть!
   …– Здравствуй, золотая рыбка! – без всяких предисловий начал он. – У меня созрело второе желание. Сегодня же увидеть тебя!
   Мне это показалось жутким нахальством. Ни тебе здрасьте, ни тебе извините… И я ответила:
   – Золотая рыбка далеко уплыла и вас не слышит. Та к что…
   – Обиделась, – как мне показалось, разочарованно констатировал он. – Так я и думал. Пойми, чудачка, я был страшно занят.
   – Да нисколько я не обиделась, просто мне не нравится быть рыбкой, готовой исполнять всякие желания совершенно чужого человека! – выпалила я. – А теперь здравствуйте!
   – О-па! Круто! – расхохотался он. – Это называется отлуп по полной программе! Молодец! Ну, здравствуй, моя хорошая, – уже совершенно другим, каким-то задушевным тоном проговорил он. – Может, сходим сегодня в театр? Ужасно хочу тебя видеть.
   – В театр? В какой?
   – А не все ли равно?
   – Мне – нет!
   – Тогда, может, просто встретимся и решим, куда двинуть, а?
   – Ну… ладно, давайте встретимся. Только забудьте о золотой рыбке!
   – Суровая барышня! Хорошо, забыл.
   Мы встретились, а через два месяца и поженились. Инке он не нравился, но она не вмешивалась. А вскоре и сама вышла замуж и уехала с мужем работать по контракту в Канаду. Они оба были микробиологами. И мы с Димкой остались вдвоем в трехкомнатной квартире наших с Инкой родителей. Со своей матерью Димка был в плохих отношениях. Даже не познакомил нас перед свадьбой, хотя никакой свадьбы у нас и не было, просто расписались и уехали в Питер. Конечно, мне хотелось всей этой свадебной мишуры, гостей, белого платья, но Дима сказал, что это все пошлость, денег на это у нас нет и лучше побродить по Питеру в белые ночи… Единственное, что мы себе позволили – двухместное купе. Теперь, насмотревшись на свадьбы подруг, я понимаю, что он был прав, а тогда я грустила, но не подавала виду. Ведь у меня такой строгий, такой умный, такой взрослый муж! К тому же талантливый писатель. Через три месяца после так называемой свадьбы вышла его первая книга. Мне не нравились его романы. Такие мудреные, такие мрачные… Помню, мой любимый мастер, Евгений Фридрихович, прочитал его первую книгу и как-то спросил меня:
   – Скажи, деточка, а тебе-то самой это нравится?
   – Конечно! – покривила я душой.
   – А по-моему, ты врешь. Он, конечно, пером владеет, писать может, но эти его писания вызывают в памяти гениальную фразу Довлатова: «Мрачность ИЗДАЛЕКА напоминает величие духа». Понимаешь, о чем я?
   – Да, – густо покраснела я.
   – Но он, конечно, будет иметь успех. У нас мрачность в большом почете. Многие к тому же любят, чтоб было непонятно… Это ведь так красиво сказать – ах, я так люблю книги Н. А кто-нибудь простодушный спросит: «А ты там что-нибудь понял?» – «Конечно!» Кстати, по-моему, это для таких вот дамочек и пишется, уж извини.