Страница:
В 1890–1917 годах становится популярным остекление больших плоскостей плафонов: расписной витраж парадных лестниц особняков (А.Ф. Кельха, Сергиевская ул., 28, 1896–1905 гг.); квартиры владельцев фирмы Фаберже (Б. Морская ул., 24).
Следуя моде, многие петербургские архитекторы использовали витражи в отделке возводимых по их проектам зданий. Но особенно часто их применял Л.М. Харламов, А.С. Хренов, П.М. Мульханов, Н.Д. Каценелбоген и В.В. Шауб.
В XIX веке витражи обычно привозили из Германии или из рижской мастерской Э. Тоде. Под руководством немецких мастеров работали первые петербургские мастерские, такие как фирма «М. Эрленбах и К°, преемники». В период с 1890 по 1917 год в Петербурге работало 20 витражных мастерских.
Цвета окраски домов
Строительство
Закладка дома
Возведение дома
Глава 2 Архитектурные облики доходных домов
По классическим образцам
Ретроспективное стилизаторство, или историзм
Египетский стиль
Неогрек. Помпейский стиль
Мавританский стиль
Неоготика
Стиль неоготики появился в России в 1820-1830-х годах. Характерный для романтизма обостренный интерес к историческому прошлому наглядно выразился в появлении целой волны стилизаций в «готическом вкусе». В числе примеров неоготики можно назвать постройки А.А. Менеласа в Царском Селе (Шапель, Арсенал, Белая башня и др.) и Петергофе (Коттедж и капелла в Александрии, построенные им по проекту берлинского архитектора К. Шинкеля), церковь в Парголово, созданная архитектором А.П. Брюлловым в 1830-х годах, железнодорожный вокзал, конюшенный комплекс и здание почты в Новом Петергофе, возведенные по проекту архитектора Н.Л. Бенуа.
Неоготика. Доходный дом (Каменноостровский, 35/37).
Арх. А.Е. Белогруд. Современное фото
«Готическая архитектура вообще всем нравится, – писал современник, – она увлекает, удивляет, производит на душу сильные впечатления; вот и причина особенного пристрастия, которое питают к ней все люди, одаренные пылким и сильным воображением».
Стилизаторская неоготика охватила главным образом усадебное и дачное строительство. Теоретики архитектуры тогда считали, что при размещении построек в пригородах, в окружении природного ландшафта, «есть некоторые местоположения, настоятельно, кажется, требующие готических зданий, которые своими странными, смешными, гигантскими, но торжественными формами согласуются, в таком случае, с окружающими предметами».
Н.В. Гоголь в своей статье «Об архитектуре нынешнего времени» писал: «Вальтер Скотт первый отряхнул пыль с готической архитектуры и показал свету все ее достоинство… Вкус к готическому распространился быстро, везде и, проникнув во все, еще не сделавшись великим, он уже стал мелким: сельские домики, шкафы, ширмы, столы, стулья – все обратилось в готическое». Мода на готику стала стремительно распространяться в России, но этот стиль довольно редко использовался для доходных домов.
Интересен собственный доходный дом и особняк архитектора В.А. Шретера (наб. р. Мойки, 112, 114) с яркими признаками готической архитектуры. Семь «готических» треугольных эркеров оживляют фасад доходного дома. Пожалуй, самый крупный доходный дом в стиле неоготики находится на бывшей Архиерейской пл., ныне – пл. Льва Толстого (Каменноостровский пр., 35/37). Он возведен в 1913–1917 годах по проекту архитектора А.Е. Белогруда. Башни-эркеры, фланкирующие выходящий на площадь фасад, стрельчатые оконные и дверные проемы – все это ассоциируется со средневековой западноевропейской архитектурой.
Неоренессанс
Следуя моде, многие петербургские архитекторы использовали витражи в отделке возводимых по их проектам зданий. Но особенно часто их применял Л.М. Харламов, А.С. Хренов, П.М. Мульханов, Н.Д. Каценелбоген и В.В. Шауб.
В XIX веке витражи обычно привозили из Германии или из рижской мастерской Э. Тоде. Под руководством немецких мастеров работали первые петербургские мастерские, такие как фирма «М. Эрленбах и К°, преемники». В период с 1890 по 1917 год в Петербурге работало 20 витражных мастерских.
Цвета окраски домов
На внешний облик любого дома, естественно, чрезвычайно влияет цвет его окраски. После страшного пожара 1812 года по указу императора Александра I все дома, построенные в стиле барокко, выкрасили в яркие контрастные тона: изумрудный или зеленый с белым, терракотовый или темно-красный с белым и т. д. Здания в стиле классицизма красили в светлые тона: желтые, розовые, голубые, салатные. Во второй половине XIX века доходные дома окрашивались в «немаркие тона»: серые, беж.
Строительство
Закладка дома
Во всех традиционных культурах существовало множество обрядов, сопровождавших закладку жилищ. Следует различать закладку дома с технической точки зрения, когда укладываются первые камни фундамента, и закладку дома как религиозный обряд и семейный праздник. Интересно, что старинной традиции-ритуала церемонии закладки дома продолжали придерживаться в Петербурге даже в конце XIX века.
Вот как описывали закладку жилого дома Д.А. Засосов и В.И. Пызин: «Когда каменное здание выведено из цоколя, а деревянное имеет уже два венца, хозяин назначал день праздника – закладки. К этому времени на лесах ставился деревянный крест, высоко возвышающийся над постройкой. Кроме того, в каменной кладке оставлялось место для небольшой свинцовой коробочки, а в деревянном венце вырубалось гнездо для такой же коробочки. Место вырубки выбиралось в восточном углу будущего дома. Обычно в воскресенье после обедни собирались у постройки семья хозяина, священнослужители и приглашенные родные и друзья хозяина, а также рабочие и десятники, занятые на этой стройке. На грубо сколоченном столе ставилась икона и миска с водой. Начинался молебен с водосвятием. Священник при пении молитв погружал крест в миску с водой, вода становилась „святой“.
Закладка дома. Фото XIX в.
Молились о „ниспослании благодати и благоденствия дому сему“, дьякон зычным голосом провозглашал „многолетие“ хозяину и его потомству. Затем все подходили целовать крест, при этом священник кропил каждого „святой“ водой. Десятник вставлял в гнездо свинцовую коробочку и наливал в нее вареного постного (обычно так называемого деревянного) масла. Потом все подходили к гнезду: сначала священник, который кропил „святой“ водой эту коробочку, затем хозяин, его близкие и гости, причем каждый клал в коробочку монету чеканки того года, в который производилась закладка. Затем края коробочки загибались наглухо и сразу же над коробочкой укладывалось два-три ряда кирпичей, а в деревянных домах гнездо с коробочкой забивалось деревянной пробкой. Тотчас вслед за этим укладывался заранее заготовленный следующий венец.
Далее с песнопениями молитв обходили всю постройку, причем священник все время кропил, а дьякон кадил. По окончании этого ритуала хозяин приглашал всех „откушать хлеба-соли“. Если была хорошая погода и тепло, то угощение устраивалось тут же, на наскоро сколоченных столах и скамейках. Если погода была плохая, то приглашали домой или в кухмистерскую. За угощением соблюдалась полная демократия: садились за один стол все, не соблюдая главенства и чина, – рабочие, гости, хозяева. Произносились тосты, разные пожелания хозяину дома и его семье. Рабочие благодарили за угощение и говорили: „Постараемся, будьте покойны, не сумлевайтесь, все будет в аккурате“. Если угощение устраивалось на открытом воздухе, закуска, выпивка и посуда приносились в корзинках. Праздник при этом принимал более непринужденный характер. Помогали каждый, кто чем мог: мужчины откупоривали бутылки, рабочие топорами вскрывали банки с консервами, топорами же рубили керченские селедки тут же на столе. Получалось что-то вроде пикника, было весело, забавно, поскольку люди выходили из обычной колеи. Священнослужители тоже обязательно приглашались к столу, причем дьякон снова провозглашал громовым голосом „многолетней Часа через два-три все расходились по домам, многие под сильным хмельком».
Деревянный крест оставался до тех пор, пока дом не подводился под крышу. Тогда крест снимался и отдавался какому-нибудь бедняку, у которого случался к этому времени покойник.
Закладка надолго оставалась в памяти и служила предметом разных пересудов и примет. Говорили: «Дому этому долго не стоять! Поскупились, мало денег положили в коробочку, сам хозяин и тот пожалел денег, всего полтинничек положил!» Или: «Крест-то во время молебна покосился, не бывать добру».
Вот как описывали закладку жилого дома Д.А. Засосов и В.И. Пызин: «Когда каменное здание выведено из цоколя, а деревянное имеет уже два венца, хозяин назначал день праздника – закладки. К этому времени на лесах ставился деревянный крест, высоко возвышающийся над постройкой. Кроме того, в каменной кладке оставлялось место для небольшой свинцовой коробочки, а в деревянном венце вырубалось гнездо для такой же коробочки. Место вырубки выбиралось в восточном углу будущего дома. Обычно в воскресенье после обедни собирались у постройки семья хозяина, священнослужители и приглашенные родные и друзья хозяина, а также рабочие и десятники, занятые на этой стройке. На грубо сколоченном столе ставилась икона и миска с водой. Начинался молебен с водосвятием. Священник при пении молитв погружал крест в миску с водой, вода становилась „святой“.
Молились о „ниспослании благодати и благоденствия дому сему“, дьякон зычным голосом провозглашал „многолетие“ хозяину и его потомству. Затем все подходили целовать крест, при этом священник кропил каждого „святой“ водой. Десятник вставлял в гнездо свинцовую коробочку и наливал в нее вареного постного (обычно так называемого деревянного) масла. Потом все подходили к гнезду: сначала священник, который кропил „святой“ водой эту коробочку, затем хозяин, его близкие и гости, причем каждый клал в коробочку монету чеканки того года, в который производилась закладка. Затем края коробочки загибались наглухо и сразу же над коробочкой укладывалось два-три ряда кирпичей, а в деревянных домах гнездо с коробочкой забивалось деревянной пробкой. Тотчас вслед за этим укладывался заранее заготовленный следующий венец.
Далее с песнопениями молитв обходили всю постройку, причем священник все время кропил, а дьякон кадил. По окончании этого ритуала хозяин приглашал всех „откушать хлеба-соли“. Если была хорошая погода и тепло, то угощение устраивалось тут же, на наскоро сколоченных столах и скамейках. Если погода была плохая, то приглашали домой или в кухмистерскую. За угощением соблюдалась полная демократия: садились за один стол все, не соблюдая главенства и чина, – рабочие, гости, хозяева. Произносились тосты, разные пожелания хозяину дома и его семье. Рабочие благодарили за угощение и говорили: „Постараемся, будьте покойны, не сумлевайтесь, все будет в аккурате“. Если угощение устраивалось на открытом воздухе, закуска, выпивка и посуда приносились в корзинках. Праздник при этом принимал более непринужденный характер. Помогали каждый, кто чем мог: мужчины откупоривали бутылки, рабочие топорами вскрывали банки с консервами, топорами же рубили керченские селедки тут же на столе. Получалось что-то вроде пикника, было весело, забавно, поскольку люди выходили из обычной колеи. Священнослужители тоже обязательно приглашались к столу, причем дьякон снова провозглашал громовым голосом „многолетней Часа через два-три все расходились по домам, многие под сильным хмельком».
Деревянный крест оставался до тех пор, пока дом не подводился под крышу. Тогда крест снимался и отдавался какому-нибудь бедняку, у которого случался к этому времени покойник.
Закладка надолго оставалась в памяти и служила предметом разных пересудов и примет. Говорили: «Дому этому долго не стоять! Поскупились, мало денег положили в коробочку, сам хозяин и тот пожалел денег, всего полтинничек положил!» Или: «Крест-то во время молебна покосился, не бывать добру».
Возведение дома
Доходные дома строили быстро. И. Пушкарев в своем «Описании Санкт-Петербурга и уездных городов Санкт-Петербургской губернии» в 1839 году писал: «Постройка новых зданий в Петербурге производится с быстротой почти невероятною…
Строительство доходного дома на углу Литейного проспекта и Бассейной улицы (ныне – ул. Некрасова). Акварель Ф.Ф. Баганца.
1860-е гг.
Едва только положат фундамент, как через пять месяцев делается уже огромный каменный дом в три или более этажей, в котором на другой год все комнаты от чердака до уголка дворника наполняются постояльцами… Торговля домами приносит здесь большие доходы». Например, огромный четырехэтажный, в 33 оси (окна) по фасаду дом (Гороховая ул., 34, – Садовая ул., 31), строившийся по проекту Н.П. Гребенки, в 1845 году возвели (без внутренней отделки) всего за 50 дней, своеобразный рекорд для той поры. Владел этим домом, как и многими другими, «табачный король», хозяин трех табачных фабрик, коммерции советник В.Г. Жуков.
«Строительные леса, – пишет М.А. Гордин в книге „Путешествие в пушкинский Петербург^ – устраивали как нельзя проще: несколько бревен врывали в землю на довольно большом расстоянии друг от друга параллельно стене строящего дома и, по мере того как стены росли, от них к бревнам перекидывали перекладины, на которые стелили доски. Такие сквозные, перевязанные веревками леса устраивали одинаково и для низких зданий, и для церковных куполов, и для колоколен. Зимой на шатких, неогороженных лесах работать было особенно опасно. „Леса от мороза бывают склизки, и без того, чтобы рабочие люди не падали, обойтись не можно“, – объяснял причину многочисленных несчастных случаев один из приставленных к рабочим „надсмотрителей“».
При оштукатуривании и окраске домов употребляли вместо подвесной люльки особого рода лестницу: вдоль длинного бревна наколачивали неширокие планки, к тонкому концу бревна прибивали несколько досок в виде маленькой площадки, а к толстому – перпендикулярно – широкую плаху. «Лестницу» эту прислоняли к стене. Забрав материалы, нужные для работы, и орудия труда, мастеровой залезал на верхушку гнущейся под его тяжестью лесины.
Строительство доходных домов на набережной реки Фонтанки.
Фото начала XX в.
«Страшно глядеть, – писал литератор А. Башуцкий в своей книге „Панорама Санкт-Петербурга“, вышедшей в 1834 году, о работающем на высоте маляре и штукатуре, – какие положения принимает он во время работы; иногда, держась сгибом колена за часть воздушной своей мастерской, он, так сказать, висит или плавает в пространстве, где, обливаемый дождем, под свистом холодного ветра он успешно производит работу при звуках продолжительных переливов громкой своей песни. Но когда, окончив работу сию на местах, до которых может достать руками, начнет передвигаться далее, тогда сердце зрителя вздрогнет невольно: на чрезвычайной вышине, сев верхом на дерево и крепко охватывая конец оного рукою, он, вытянув ноги, сильно упирает их в стену; оттолкнув от оной себя и шаткую огромную свою лестницу, скользит по стене и, лучше сказать, летит, и смелым движением напряженного тела отбрасывается иногда более нежели на полсажени в сторону; это усилие, этот воздушный скачок…
в котором малейшая ошибка в размере силы или пространства угрожает падением и неизбежною смертию, это наклонно косвенное положение дерева, доколе стоящий внизу рабочий не передвинул нижней части оного, нисколько не тревожит бесстрашного его духа».
Дома не только возводились, но и заселялись с чрезвычайной скоростью, с нарушением всех правил просушки. Хотя по ст. 195 Строительного устава: «Не дозволяется в городах каменные дома, построенные в одно лето, штукатурить снаружи по истечение года от окончания постройки и вообще предписывается соблюдать другие надлежащие правила по архитектуре для просушки новых стен. Сие правило распространяется и на казенные здания. Исполнение сего правила вменяется в обязанность архитекторов, производителей работ и самих обывателей; а на полицию возлагается строгое за сим наблюдение».
Неоднократно делались попытки как-то сократить обязательный годичный срок. Так, например, 15 февраля 1894 года Техническо-строительный комитет принял постановление № 200 о необязательности соблюдения установленного ст. 195 Строительного устава годичного срока в «случае оштукатурки зданий, построенных на цементе». Но Сенат в 1903 году это постановление отменил. Фактические же нарушения годичного срока стали обыденным явлением во время строительного бума 1890-х годов.
Грубое и повсеместное несоблюдение положенного срока просушки зданий привело к тому, что Уголовный кассационный департамент Сената 24 февраля 1899 года поднял вопрос о том, «представляет ли несвоевременный впуск жильцов в новый каменный дом проступок, угрожающий личной безопасности или народному здравию».
Это вызывало оживленную полемику в прессе. «Иные дома стоят еще без дверей и окон, из них тянет, как из погребов, сыростью и холодом, а уже в газетах пестреют объявления о сдаче квартир в них. Нарасхват идут!» – восклицал с возмущением один из авторов.
1860-е гг.
Едва только положат фундамент, как через пять месяцев делается уже огромный каменный дом в три или более этажей, в котором на другой год все комнаты от чердака до уголка дворника наполняются постояльцами… Торговля домами приносит здесь большие доходы». Например, огромный четырехэтажный, в 33 оси (окна) по фасаду дом (Гороховая ул., 34, – Садовая ул., 31), строившийся по проекту Н.П. Гребенки, в 1845 году возвели (без внутренней отделки) всего за 50 дней, своеобразный рекорд для той поры. Владел этим домом, как и многими другими, «табачный король», хозяин трех табачных фабрик, коммерции советник В.Г. Жуков.
«Строительные леса, – пишет М.А. Гордин в книге „Путешествие в пушкинский Петербург^ – устраивали как нельзя проще: несколько бревен врывали в землю на довольно большом расстоянии друг от друга параллельно стене строящего дома и, по мере того как стены росли, от них к бревнам перекидывали перекладины, на которые стелили доски. Такие сквозные, перевязанные веревками леса устраивали одинаково и для низких зданий, и для церковных куполов, и для колоколен. Зимой на шатких, неогороженных лесах работать было особенно опасно. „Леса от мороза бывают склизки, и без того, чтобы рабочие люди не падали, обойтись не можно“, – объяснял причину многочисленных несчастных случаев один из приставленных к рабочим „надсмотрителей“».
При оштукатуривании и окраске домов употребляли вместо подвесной люльки особого рода лестницу: вдоль длинного бревна наколачивали неширокие планки, к тонкому концу бревна прибивали несколько досок в виде маленькой площадки, а к толстому – перпендикулярно – широкую плаху. «Лестницу» эту прислоняли к стене. Забрав материалы, нужные для работы, и орудия труда, мастеровой залезал на верхушку гнущейся под его тяжестью лесины.
Фото начала XX в.
«Страшно глядеть, – писал литератор А. Башуцкий в своей книге „Панорама Санкт-Петербурга“, вышедшей в 1834 году, о работающем на высоте маляре и штукатуре, – какие положения принимает он во время работы; иногда, держась сгибом колена за часть воздушной своей мастерской, он, так сказать, висит или плавает в пространстве, где, обливаемый дождем, под свистом холодного ветра он успешно производит работу при звуках продолжительных переливов громкой своей песни. Но когда, окончив работу сию на местах, до которых может достать руками, начнет передвигаться далее, тогда сердце зрителя вздрогнет невольно: на чрезвычайной вышине, сев верхом на дерево и крепко охватывая конец оного рукою, он, вытянув ноги, сильно упирает их в стену; оттолкнув от оной себя и шаткую огромную свою лестницу, скользит по стене и, лучше сказать, летит, и смелым движением напряженного тела отбрасывается иногда более нежели на полсажени в сторону; это усилие, этот воздушный скачок…
в котором малейшая ошибка в размере силы или пространства угрожает падением и неизбежною смертию, это наклонно косвенное положение дерева, доколе стоящий внизу рабочий не передвинул нижней части оного, нисколько не тревожит бесстрашного его духа».
Дома не только возводились, но и заселялись с чрезвычайной скоростью, с нарушением всех правил просушки. Хотя по ст. 195 Строительного устава: «Не дозволяется в городах каменные дома, построенные в одно лето, штукатурить снаружи по истечение года от окончания постройки и вообще предписывается соблюдать другие надлежащие правила по архитектуре для просушки новых стен. Сие правило распространяется и на казенные здания. Исполнение сего правила вменяется в обязанность архитекторов, производителей работ и самих обывателей; а на полицию возлагается строгое за сим наблюдение».
Неоднократно делались попытки как-то сократить обязательный годичный срок. Так, например, 15 февраля 1894 года Техническо-строительный комитет принял постановление № 200 о необязательности соблюдения установленного ст. 195 Строительного устава годичного срока в «случае оштукатурки зданий, построенных на цементе». Но Сенат в 1903 году это постановление отменил. Фактические же нарушения годичного срока стали обыденным явлением во время строительного бума 1890-х годов.
Грубое и повсеместное несоблюдение положенного срока просушки зданий привело к тому, что Уголовный кассационный департамент Сената 24 февраля 1899 года поднял вопрос о том, «представляет ли несвоевременный впуск жильцов в новый каменный дом проступок, угрожающий личной безопасности или народному здравию».
Это вызывало оживленную полемику в прессе. «Иные дома стоят еще без дверей и окон, из них тянет, как из погребов, сыростью и холодом, а уже в газетах пестреют объявления о сдаче квартир в них. Нарасхват идут!» – восклицал с возмущением один из авторов.
Глава 2 Архитектурные облики доходных домов
По классическим образцам
Должна уведомить читателей, что характеристики архитектурных стилей, изложенные в этой главе, предельно кратки. Я упоминаю лишь об основных признаках каждого их них, в объеме, достаточном для узнавания-определения при взгляде на облик здания.
Тема эта чрезвычайно любопытна. Заинтересовавшиеся должны, конечно, обратиться к книгам специалистов-архитекторов.
Когда строительство доходных домов только начиналось, в архитектуре господствовал классицизм. Внешне доходные дома эпохи классицизма, декорированные колоннами, пилястрами, наличниками и фронтонами, многоколонными портиками, ничем не отличались от особняков, казарм или официальных зданий. Например, фасад четырехэтажного дома Косиковского (на Б. Морской ул., 14), построенного в 1814–1817 годах по проекту В.П. Стасова, украшала многоколонная лоджия. Для доходных домов еще не появилось специальной архитектурной формы – между обликом здания и его функцией возникало расхождение.
Отличительная черта классицизма – симметричная система с подчеркнутым главенствующим центром – целесообразна для дворца или особняка, но она бессмысленна для доходного дома.
Дом № 14/15 по Б. Морской. Современное фото
В подобных домах не было главного, что следовало бы выделить положением в центре, декором или другими традиционными средствами, и не было второстепенного, подчиняющегося этому главному, а самое основное – отсутствовало единство внутренней структуры.
Н.В. Гоголь в известной статье «Об архитектуре нынешнего времени», опубликованной в 1834 году, резко критиковал архитекторов-классицистов за то, что они «дома старались делать как можно более похожими один на другого», а колонны «начали приставлять к зданию без всякой мысли и во всяком месте».
В 1830-е годы в строительстве доходных домов появляются новые тенденции: попытка соотнести экономичность и практичность. Фасады домов начали декорировать предельно просто, они стали невзрачны и скучны. Н.В. Кукольник в статье, опубликованной в 1840 году в «Художественной газете», писал: «Теперь видим целые улицы в четыре этажа. Неужели это не украсило Петербурга? Напротив. Глазам стало так скучно, так грустно в этом однообразном, каменном лабиринте…» Желание бороться с архитектурной скукой привело к появлению нового архитектурного стиля – историзма, или «ретроспективного стилизаторства».
Тема эта чрезвычайно любопытна. Заинтересовавшиеся должны, конечно, обратиться к книгам специалистов-архитекторов.
Когда строительство доходных домов только начиналось, в архитектуре господствовал классицизм. Внешне доходные дома эпохи классицизма, декорированные колоннами, пилястрами, наличниками и фронтонами, многоколонными портиками, ничем не отличались от особняков, казарм или официальных зданий. Например, фасад четырехэтажного дома Косиковского (на Б. Морской ул., 14), построенного в 1814–1817 годах по проекту В.П. Стасова, украшала многоколонная лоджия. Для доходных домов еще не появилось специальной архитектурной формы – между обликом здания и его функцией возникало расхождение.
Отличительная черта классицизма – симметричная система с подчеркнутым главенствующим центром – целесообразна для дворца или особняка, но она бессмысленна для доходного дома.
В подобных домах не было главного, что следовало бы выделить положением в центре, декором или другими традиционными средствами, и не было второстепенного, подчиняющегося этому главному, а самое основное – отсутствовало единство внутренней структуры.
Н.В. Гоголь в известной статье «Об архитектуре нынешнего времени», опубликованной в 1834 году, резко критиковал архитекторов-классицистов за то, что они «дома старались делать как можно более похожими один на другого», а колонны «начали приставлять к зданию без всякой мысли и во всяком месте».
В 1830-е годы в строительстве доходных домов появляются новые тенденции: попытка соотнести экономичность и практичность. Фасады домов начали декорировать предельно просто, они стали невзрачны и скучны. Н.В. Кукольник в статье, опубликованной в 1840 году в «Художественной газете», писал: «Теперь видим целые улицы в четыре этажа. Неужели это не украсило Петербурга? Напротив. Глазам стало так скучно, так грустно в этом однообразном, каменном лабиринте…» Желание бороться с архитектурной скукой привело к появлению нового архитектурного стиля – историзма, или «ретроспективного стилизаторства».
Ретроспективное стилизаторство, или историзм
Мощное идейно-художественное движение – романтизм, развернувшееся в 1820-1830-х годах, охватило все области духовной жизни, отразилось в религии, философии, политике. Особенно полно и ярко это движение воплотилось в литературе, музыке и живописи, составив целую «эпоху романтизма» в их истории.
Не мог не затронуть романтизм и архитектуру, на смену «спокойствию» и «благородной простоте» классицизма пришел новый стиль – романтизм, с мятежным духом противоречия.
«Архитектура, – утверждал Н.В. Гоголь, – должна быть как можно своенравнее: принимать суровую наружность, показывать веселое выражение, дышать древностью, блестеть новостью, обдавать ужасом, сверкать красотою, быть то мрачной, как день, охваченный грозою с громовыми облаками, то ясною, как утро в солнечном сиянии».
При возведении зданий архитекторы стали использовать мотивы и закономерности, известных в прошлом архитектурных стилей – готики, ренессанса, барокко и других. В позднейшем искусствоведении эти ретроспекции получали названия с приставкой «нео» (неоготики, необарокко, неогрек и т. п.) или, при негативном к ним отношении, – «псевдо» (псевдоготика и др.). Современники же называли такие постройки в «готическом вкусе», в «египетском вкусе», в «русском вкусе» и так далее, или на французский манер, прибавляя перед названием «а 1а».
В одних случаях такие постройки чуть ли не полностью повторяли исторические прототипы, в других же сходство ограничивалось лишь отдельными декоративными мотивами в духе того или иного стиля, а общая объемно-пространственная композиция здания была уже совершенно иной, отвечающей требованиям своего времени.
Отдельные здания ретроспективного стилизаторства появляются уже в 1810-1820-х годах. В 1830-х годах и особенно на рубеже 1840-х годов их число быстро увеличивается. Расширяется диапазон стилевых прототипов.
Не мог не затронуть романтизм и архитектуру, на смену «спокойствию» и «благородной простоте» классицизма пришел новый стиль – романтизм, с мятежным духом противоречия.
«Архитектура, – утверждал Н.В. Гоголь, – должна быть как можно своенравнее: принимать суровую наружность, показывать веселое выражение, дышать древностью, блестеть новостью, обдавать ужасом, сверкать красотою, быть то мрачной, как день, охваченный грозою с громовыми облаками, то ясною, как утро в солнечном сиянии».
При возведении зданий архитекторы стали использовать мотивы и закономерности, известных в прошлом архитектурных стилей – готики, ренессанса, барокко и других. В позднейшем искусствоведении эти ретроспекции получали названия с приставкой «нео» (неоготики, необарокко, неогрек и т. п.) или, при негативном к ним отношении, – «псевдо» (псевдоготика и др.). Современники же называли такие постройки в «готическом вкусе», в «египетском вкусе», в «русском вкусе» и так далее, или на французский манер, прибавляя перед названием «а 1а».
В одних случаях такие постройки чуть ли не полностью повторяли исторические прототипы, в других же сходство ограничивалось лишь отдельными декоративными мотивами в духе того или иного стиля, а общая объемно-пространственная композиция здания была уже совершенно иной, отвечающей требованиям своего времени.
Отдельные здания ретроспективного стилизаторства появляются уже в 1810-1820-х годах. В 1830-х годах и особенно на рубеже 1840-х годов их число быстро увеличивается. Расширяется диапазон стилевых прототипов.
Египетский стиль
Единственный в Петербурге доходный дом в египетском стиле находится на Захарьевской ул., 23. Построен он был по проекту архитектора М.А. Сонгайло в 1911–1913 годах для Л.И. Нежинской. Входы на парадные лестницы охраняют огромные статуи египетских богов, держащих в скрещенных на груди руках ключ жизни – анх. Головы их венчают солнечные диски со священными кобрами – уреями.
Египетский стиль. Доходный дом (Захарьевская ул, 23).
Архитектор М.А. Сонгайло. Фото начала XX в.
Над дверями – священные жуки-скарабеи с распростертыми крыльями, символизирующие солнце и защиту.
На стенах лестниц многочисленные изображения лотоса – символа плодородия и царской власти в Древнем Египте. Два нижних этажа украшены мощными колоннами, каждую из них венчают по три лика богини неба Хаттор. Эркеры украшены медальонами с профилем фараона в обрамлении уреев. Верхние этажи украшены барельефами сцен из загробной жизни, копирующими росписи погребальных камер египетских фараонов.
Такое оформление жилого дома несколько странно, но это еще раз доказывает, что «историзм» брал от предшествующих стилей лишь внешний декоративный облик, не интересуясь его внутренним символическим содержанием.
Среди жильцов этого необычного дома было много офицеров гвардейских полков. А в особенно роскошных апартаментах здания располагались посольства Бельгии и Румынии.
Архитектор М.А. Сонгайло. Фото начала XX в.
Над дверями – священные жуки-скарабеи с распростертыми крыльями, символизирующие солнце и защиту.
На стенах лестниц многочисленные изображения лотоса – символа плодородия и царской власти в Древнем Египте. Два нижних этажа украшены мощными колоннами, каждую из них венчают по три лика богини неба Хаттор. Эркеры украшены медальонами с профилем фараона в обрамлении уреев. Верхние этажи украшены барельефами сцен из загробной жизни, копирующими росписи погребальных камер египетских фараонов.
Такое оформление жилого дома несколько странно, но это еще раз доказывает, что «историзм» брал от предшествующих стилей лишь внешний декоративный облик, не интересуясь его внутренним символическим содержанием.
Среди жильцов этого необычного дома было много офицеров гвардейских полков. А в особенно роскошных апартаментах здания располагались посольства Бельгии и Румынии.
Неогрек. Помпейский стиль
В России в 30-е гг. XIX века во время упадка классицизма становятся модными неогреческий (неогрек) и помпейский стили, основанные на «цитировании» декоративных мотивов античной архитектуры – как греческих, так и римско-помпейских.
Самым важным для древних греков в архитектуре было возведение храмов и других общественных сооружений. Пожалуй, самой чистой стилизацией в неогреческом стиле стал павильон Бельведер, возведенный с 1853 по 1856 год на возвышенности в Луговом парке Петергофа по проекту А.И. Штакеншнейдера. Главный вход напоминает собой знаменитый восточный портик афинского Эрехтейона. Архитрав его поддерживается прекрасными кариатидами. Верхний этаж со всех сторон окружен величественной колоннадой из 28 ионических колонн серого гранита.
При оформлении фасадов доходных домов использовались лишь элементы: кариатиды в «греческом вкусе», колоннады, орнамент меандр.
Деталь отделки в неогреческом стиле доходного дома на Каменноостровском проспекте, 65. Фото начала XX в.
В середине XIX века успешно продолжались раскопки Помпеи. Вот лишь одна из восторженных оценок русских путешественников середины XIX века: «Нельзя не восхищаться изящным вкусом помпеян, миниатюрною их роскошью, прелестью в убранстве, старавшимся сосредоточить около себя средства наслаждения жизнью. Арабески помпейские чрезвычайно хороши… Какое богатство, какая роскошь в вымыслах». Сохранившиеся образцы строений Римско-помпейской архитектуры – комфортные не чуждые помпезности виллы.
Русским архитекторам особенно импонировало то, что античные виллы строились в тесном единении с природой. Поэтому стиль этот широко применялся при возведении загородных резиденций, реже – городских небольших особняков, но практически не встречается в архитектуре доходных домов, кроме отдельных декоративных деталей.
Самым важным для древних греков в архитектуре было возведение храмов и других общественных сооружений. Пожалуй, самой чистой стилизацией в неогреческом стиле стал павильон Бельведер, возведенный с 1853 по 1856 год на возвышенности в Луговом парке Петергофа по проекту А.И. Штакеншнейдера. Главный вход напоминает собой знаменитый восточный портик афинского Эрехтейона. Архитрав его поддерживается прекрасными кариатидами. Верхний этаж со всех сторон окружен величественной колоннадой из 28 ионических колонн серого гранита.
При оформлении фасадов доходных домов использовались лишь элементы: кариатиды в «греческом вкусе», колоннады, орнамент меандр.
В середине XIX века успешно продолжались раскопки Помпеи. Вот лишь одна из восторженных оценок русских путешественников середины XIX века: «Нельзя не восхищаться изящным вкусом помпеян, миниатюрною их роскошью, прелестью в убранстве, старавшимся сосредоточить около себя средства наслаждения жизнью. Арабески помпейские чрезвычайно хороши… Какое богатство, какая роскошь в вымыслах». Сохранившиеся образцы строений Римско-помпейской архитектуры – комфортные не чуждые помпезности виллы.
Русским архитекторам особенно импонировало то, что античные виллы строились в тесном единении с природой. Поэтому стиль этот широко применялся при возведении загородных резиденций, реже – городских небольших особняков, но практически не встречается в архитектуре доходных домов, кроме отдельных декоративных деталей.
Мавританский стиль
Для этого стиля характерно «цитирование» архитектурных форм и элементов декора древних строений арабского Востока (дворцов, мечетей, медресе и т. п.).
Первым в России доходным домом, спроектированным в мавританском стиле, стал «дом Мурузи» на углу Литейного пр., 24, и Пантелеймоновской ул. (ныне ул. Пестеля).
В 1874–1877 годах по заказу князя Александра Дмитриевича Мурузи архитектор А.К. Серебряков при участии П.И. Шестова и Н.В. Султанова построил роскошный пятиэтажный доходный дом, выходящий на три улицы и площадь. Необычный для Петербурга мавританский стиль подчеркивал восточное происхождение князя, потомка древнего византийского рода, чей дед был господарем Молдавии и Валахии, а отец – значительным турецким дипломатом.
Дом поразил современников богато украшенными фасадами, пятью парадными лестницами, роскошью внутренней отделки, удобством квартир, имевших водопровод и редкое по тем временам водяное отопление. Но особенно потрясала воображение современников 26-комнатная квартира самого владельца дома, отделанная с поистине восточной роскошью, в ее парадном зале среди мраморных колонн бил даже фонтан. «Дом князя Мурузи можно причислить к первейшим палаццо Петербурга», – писал современник-журналист.
Мавританский стиль. Доходный дом князя АД. Мурузи (Литейный пр., 24). Арх. А.К. Серебряков. Современное фото
Всего три года пожил среди этой роскоши престарелый князь.
В больших квартирах второго и третьего этажей поселились видные адвокаты, профессора, генералы (сын A.С. Пушкина – генерал-майор А.А. Пушкин), сенаторы B.П. Безобразов, Д.Н. Любимов.
Четверть века в доме жила знаменитая литературная чета – поэт, прозаик, публицист Дмитрий Мережковский и его жена – поэтесса и литературный критик Зинаида Гиппиус. Позже к ним присоединился Д.В. Философов. Их квартира стала главным салоном петербургского символизма.
Уже в советское время в этом доме в «полутора комнатах» жил вместе с родителями Иосиф Бродский. «…Эти десять квадратных метров принадлежали мне, и то были лучшие десять метров, которые я когда-либо знал», написал он по-английски незадолго до своей смерти…
Первым в России доходным домом, спроектированным в мавританском стиле, стал «дом Мурузи» на углу Литейного пр., 24, и Пантелеймоновской ул. (ныне ул. Пестеля).
В 1874–1877 годах по заказу князя Александра Дмитриевича Мурузи архитектор А.К. Серебряков при участии П.И. Шестова и Н.В. Султанова построил роскошный пятиэтажный доходный дом, выходящий на три улицы и площадь. Необычный для Петербурга мавританский стиль подчеркивал восточное происхождение князя, потомка древнего византийского рода, чей дед был господарем Молдавии и Валахии, а отец – значительным турецким дипломатом.
Дом поразил современников богато украшенными фасадами, пятью парадными лестницами, роскошью внутренней отделки, удобством квартир, имевших водопровод и редкое по тем временам водяное отопление. Но особенно потрясала воображение современников 26-комнатная квартира самого владельца дома, отделанная с поистине восточной роскошью, в ее парадном зале среди мраморных колонн бил даже фонтан. «Дом князя Мурузи можно причислить к первейшим палаццо Петербурга», – писал современник-журналист.
Всего три года пожил среди этой роскоши престарелый князь.
В больших квартирах второго и третьего этажей поселились видные адвокаты, профессора, генералы (сын A.С. Пушкина – генерал-майор А.А. Пушкин), сенаторы B.П. Безобразов, Д.Н. Любимов.
Четверть века в доме жила знаменитая литературная чета – поэт, прозаик, публицист Дмитрий Мережковский и его жена – поэтесса и литературный критик Зинаида Гиппиус. Позже к ним присоединился Д.В. Философов. Их квартира стала главным салоном петербургского символизма.
Уже в советское время в этом доме в «полутора комнатах» жил вместе с родителями Иосиф Бродский. «…Эти десять квадратных метров принадлежали мне, и то были лучшие десять метров, которые я когда-либо знал», написал он по-английски незадолго до своей смерти…
Неоготика
О виды готики!
Вы властно увлекали
Фантазию людей —
Как и мою – в полет…
Дж. Байрон. «Дон-Жуан»
Стиль неоготики появился в России в 1820-1830-х годах. Характерный для романтизма обостренный интерес к историческому прошлому наглядно выразился в появлении целой волны стилизаций в «готическом вкусе». В числе примеров неоготики можно назвать постройки А.А. Менеласа в Царском Селе (Шапель, Арсенал, Белая башня и др.) и Петергофе (Коттедж и капелла в Александрии, построенные им по проекту берлинского архитектора К. Шинкеля), церковь в Парголово, созданная архитектором А.П. Брюлловым в 1830-х годах, железнодорожный вокзал, конюшенный комплекс и здание почты в Новом Петергофе, возведенные по проекту архитектора Н.Л. Бенуа.
Арх. А.Е. Белогруд. Современное фото
«Готическая архитектура вообще всем нравится, – писал современник, – она увлекает, удивляет, производит на душу сильные впечатления; вот и причина особенного пристрастия, которое питают к ней все люди, одаренные пылким и сильным воображением».
Стилизаторская неоготика охватила главным образом усадебное и дачное строительство. Теоретики архитектуры тогда считали, что при размещении построек в пригородах, в окружении природного ландшафта, «есть некоторые местоположения, настоятельно, кажется, требующие готических зданий, которые своими странными, смешными, гигантскими, но торжественными формами согласуются, в таком случае, с окружающими предметами».
Н.В. Гоголь в своей статье «Об архитектуре нынешнего времени» писал: «Вальтер Скотт первый отряхнул пыль с готической архитектуры и показал свету все ее достоинство… Вкус к готическому распространился быстро, везде и, проникнув во все, еще не сделавшись великим, он уже стал мелким: сельские домики, шкафы, ширмы, столы, стулья – все обратилось в готическое». Мода на готику стала стремительно распространяться в России, но этот стиль довольно редко использовался для доходных домов.
Интересен собственный доходный дом и особняк архитектора В.А. Шретера (наб. р. Мойки, 112, 114) с яркими признаками готической архитектуры. Семь «готических» треугольных эркеров оживляют фасад доходного дома. Пожалуй, самый крупный доходный дом в стиле неоготики находится на бывшей Архиерейской пл., ныне – пл. Льва Толстого (Каменноостровский пр., 35/37). Он возведен в 1913–1917 годах по проекту архитектора А.Е. Белогруда. Башни-эркеры, фланкирующие выходящий на площадь фасад, стрельчатые оконные и дверные проемы – все это ассоциируется со средневековой западноевропейской архитектурой.
Неоренессанс
Наиболее часто архитекторы доходных домов второй половины XIX века обращались как к прототипу к итальянскому ренессансу XV–XVI веков. Это объясняется тем, что в эпоху Возрождения художественное оформление фасадов отличалось большим разнообразием при простоте и доступности выразительных деталей.
Внутри данного стиля выделяют несколько разновидностей. В ордерном неоренессансе использовались такие элементы ордера, как колонны, полуколонны и пилястры, охватывающие один этаж. Для доходных домов поэтажная система ордеров предельно упрощалась: вместо пилястр – простые лопатки.
Ордерный неоренессанс. Доходный дом (Каменноостровский, 65).
Арх. В.А. Щуко. Фото начала XX в.
Это хорошо просматривается, например, на фасаде доходного дома по Миллионной ул., 1, подобное же оформление фасада выполнено на доме № 17 по набережной канала Грибоедова. Оба упомянутых доходных дома возвели в середине XIX века по проекту архитектора Н.П. Гребенки.
А спустя полвека интерес к итальянскому Возрождению ярко проявился у архитекторов-неоклассицистов, взявших за образец творения великого зодчего Андреа Палладио. Архитектор А.Е. Белогруд оформляет шестиэтажное здание на Большом пр., 77, Петроградской стороны полуколоннами большого ордера и декоративным аттиком, со статуями над каждой колонной. Также шестиэтажный доходный дом на Каменноостровском пр., 65, архитектор В.А. Щуко украсил мощными трехчетвертными колоннами композитного ордера, установив их на высоком цокольном этаже.
Оба доходных дома, построенных в 1910-х годах, повторяют палладианские фасады дворцов в Виченце, в частности незавершенные лоджии дель Капитанио.
Наиболее часто петербургские архитекторы обращались к безордерному ренессансу, где использовались лишь рустовка и ренессансные наличники.
Внутри данного стиля выделяют несколько разновидностей. В ордерном неоренессансе использовались такие элементы ордера, как колонны, полуколонны и пилястры, охватывающие один этаж. Для доходных домов поэтажная система ордеров предельно упрощалась: вместо пилястр – простые лопатки.
Арх. В.А. Щуко. Фото начала XX в.
Это хорошо просматривается, например, на фасаде доходного дома по Миллионной ул., 1, подобное же оформление фасада выполнено на доме № 17 по набережной канала Грибоедова. Оба упомянутых доходных дома возвели в середине XIX века по проекту архитектора Н.П. Гребенки.
А спустя полвека интерес к итальянскому Возрождению ярко проявился у архитекторов-неоклассицистов, взявших за образец творения великого зодчего Андреа Палладио. Архитектор А.Е. Белогруд оформляет шестиэтажное здание на Большом пр., 77, Петроградской стороны полуколоннами большого ордера и декоративным аттиком, со статуями над каждой колонной. Также шестиэтажный доходный дом на Каменноостровском пр., 65, архитектор В.А. Щуко украсил мощными трехчетвертными колоннами композитного ордера, установив их на высоком цокольном этаже.
Оба доходных дома, построенных в 1910-х годах, повторяют палладианские фасады дворцов в Виченце, в частности незавершенные лоджии дель Капитанио.
Наиболее часто петербургские архитекторы обращались к безордерному ренессансу, где использовались лишь рустовка и ренессансные наличники.