Эккерт Аллан. Йоулер

   Второй раз в жизни после более чем десятинедельной дружбы с мальчиком кот снова был один и плыл по течению величайшей реки Северной Америки.

Глава 3

   Быстро спустилась темнота, и, как будто внезапно испугавшись чего-то, кот прижался к самому дну лодки. Он достал из-под сиденья большого окуня, пойманного Тоддом, и съел его. Снова заполз под сиденье и заснул. Всю ночь лодку плавно и без происшествий уносило течение.
   Ранним утром небо повсюду было обложено тучами, но солнечные лучи принесли тепло. На реке было немного лодок, и те лодочники, которые замечали маленькое ветхое судёнышко, не обращали на него внимания. Когда снова стемнело, кот, свернувшись, занял свою позицию под сиденьем на носу лодки и заснул. Его будили волнение и голод. Он опирался передними лапами на сиденье и смотрел по сторонам. Он увидел огни вниз по течению, которые, казалось, приближались, а потом с нарастающим шумом до него донеслись удары мощного мотора. В свете молодого месяца кот увидел корпус колоссальной баржи, нависшей над ним. Он замер от страха. Грохот воды, расталкиваемой носом и бортами громадины, был подобен водопаду. Последовал удар. С глухим стуком разлетевшись на щепки, старая лодка буквально исчезла. Кот пролетел по воздуху футов двадцать. Белая пена из-под баржи накрыла его. Он немного проплыл под водой, яростно сопротивляясь потоку. Когда, наконец, его голова вырвалась на поверхность, он еле дышал и шипел. Меньше чем в пяти ярдах от него с сопеньем проплывала баржа. Инстинктивно он поплыл прочь от неё.
   Теперь сильное срединное течение быстро подхватило и понесло его. Высоко задирая над водой морду, он пытался выбраться к берегу, но продвигался он медленно, и это продвижение съедало все его силы. Он нашёл, что ему легче держаться на плаву, делая время от времени лишь небольшие усилия и отдыхая на поверхности воды. Но он быстро слабел: все чаще его голова погружалась в воду, и он выныривал, сипя. Совсем немного времени он мог ещё продержаться на воде.
   Неожиданно его вынесло к деревянному столбу. Его когти отчаянно вонзились в дерево, и ему удалось перебраться на противоположную сторону столба, где течение почти не ощущалось. Только теперь он смог оглядеться и увидел над собой длинную дощатую платформу.
   С величайшей осторожностью он стал карабкаться по подпорке. Почти полчаса занял у него подъем на платформу, которая оказалась большой, добротно построенной пристанью. Больше часа он лежал совершенно без движения, приходя в себя. Наконец он поднялся на ноги и, изнурённый, поплёлся по длинному-длинному пирсу. На берег вела лестница. Достигнув последней ступеньки, кот почувствовал запах добычи. Словно по волшебству, вся его слабость, казалось, исчезла куда-то, он напряжённо насторожился, уши прижались к голове, и весь он приник к земле. Он быстро пробежал вдоль ржавеющей жестяной стены какого-то строения, на углу остановился и осторожно осмотрелся. Деревянная платформа шла вдоль этой стороны строения, и товарный состав стоял на железнодорожном пути возле неё. Между вагонами и строением, не более чем в двадцати футах от кота, пять крыс с шумом рвали бумажный пакет, чтобы достать два чёрствых пирожка. Некоторое время юный кот наблюдал за ними, и хвост его нервно подёргивался. Потом он скользнул за угол, незаметно пробежал вдоль фундамента. Его быстрое приближение оставалось незамеченным, пока он не сократил расстояние на две трети между собой и крысами.
   Вдруг одна из крыс пронзительно пискнула, и тотчас поднялась суетливая беготня — крысы бросились врассыпную. Две проскочили в узкую щель под дверью склада. Две другие прыгнули в открытую дверь товарного вагона. Пятая бросилась бежать по платформе. Это была роковая ошибка. Молодой кот перехватил её и почувствовал, как хрустнули кости, когда его зубы вонзились в плечи грызуна, и ещё до того, как перестали дёргаться мускулы жертвы, он начал пожирать её.
   Почти час после этого он тщательно чистился. Когда он снова пошёл по платформе, то ступал уже беззаботно, высоко подняв голову и навострив чуткие уши. Еда чудесным образом освободила его от мучительного голода и боли. Он подошёл к бумажному пакету, которым занимались крысы, и обнюхал засохшие пирожки. Они не привлекли его, и он отвернулся от них. Потом, вспомнив о двух крысах, исчезнувших в тёмной пещере товарного вагона, кот подошёл к краю платформы и вытянул шею, чтобы заглянуть внутрь вагона. Во мраке смутно виделись доски, кучи бумаги вперемешку с соломой. Он прыгнул внутрь и обошёл вагон. Потом удобно устроился на соломе и глубоко заснул.
   Его разбудил человеческий голос. Он тотчас вскочил. Подошёл к двери и высунул голову в утренний свет, немедленно снова спрятавшись при виде приближающегося человека. Потом раздался другой звук, таинственный сильный грохот, и вдруг кот был сбит с ног резким рывком вагона. Восстановив равновесие, он прижался к полу, широко расставив лапы, но второй толчок повалил его.
   Минутой позже вагон поехал. Испуганный, хотя и полный любопытства, молодой кот приблизился к открытой двери вагона. Он улёгся на безопасном расстоянии, наблюдая за проплывающими картинами природы. Ветер приятно ерошил ему шёрстку и место страха заняло чувство, близкое к наслаждению.
   Он мельком увидел великую реку — Миссисипи, когда поезд несколько миль шёл вдоль реки вниз по её течению, но, когда рельсы свернули на юго-запад, он потерял её из виду. Почти весь день он лежал, вытянув лапы, как маленький лев, обозревающий своё королевство. Время от времени он поднимался и бродил по вагону. Дважды в течение дня человеческие голоса поблизости заставляли его прятаться в соломе в тёмном углу вагона.
   Для кота, ещё не переставшего быть котёнком, он проехал значительное расстояние от места своего рождения. Когда спустился мрак и поезд набрал скорость, стало ясно, что его одиссея только начинается.

 
   После первого дня пути его первоначальный интерес к импровизированному железнодорожному путешествию пропал. Скоро он стал беспокоиться. На второй день одна из крыс совершила смертельную ошибку, слишком нагло высунувшись из своего убежища. Кот съел её так же быстро, как поезд съедал мили. К концу четвёртого дня голод и жажда стали для него почти невыносимы.
   Чем дальше на юг шёл поезд, тем более жаркой и влажной становилась погода. Поезд громыхал теперь среди незнакомой страны, в которой огромные, развесистые дубы и величественные кипарисы, падубы и тополя были окутаны длинными ниспадающими прядями испанского мха.
   Наконец на пятое утро поезд, вздрогнув, остановился на большой сортировочной станции в пригороде Александрии штата Луизиана. Как и на предыдущих остановках, он услышал, как снаружи говорили и двигались люди. Но на этот раз какой-то человек заглянул в дверной проем, и кот испуганно прыгнул в противоположный конец вагона. С богохульными проклятьями человек влез в вагон и пошёл на зверя с палкой в руке, он подошёл вплотную к коту, и зверь попытался убежать. Но, тыкая в него палкой, человек заставил его забиться подальше в угол. Низкое угрожающее рычание вырвалось из горла кота, шерсть поднялась дыбом, белые острые зубы обнажились. Человек отступил и сохранял теперь порядочную дистанцию между собой и котом. Потом опять стал тыкать в зверя палкой, больно задевая ему ребра. Рычание угрозы переросло в рычание ярости. Кот ловко отпихнул палку лапой в сторону и бросился на врага.
   Человек издал испуганный вопль, отшвырнул палку и кинулся прочь. Но в то же мгновение кот вцепился ему в бедро, глубоко вонзив когти. Задние лапы работали как насос, вспарывая голень, разрывая брюки и глубоко вонзаясь в мякоть. Когда сильные зубы зверя воткнулись в толстую мышцу чуть выше колена, человек заорал от боли и страха:
   — Чарли! ЧАРЛИ! Помоги! Револьвер! Он хочет убить меня!
   Раздался топот бегущих по крупному гравию ног, и другой человек появился в дверном проёме. Он тянул за лямку кобуры и уже почти вынимал тяжёлый револьвер, когда кот стремительно перепрыгнул через голову ошеломлённого человека.
   Он мчался прочь от вагона на предельной скорости, когда раздался первый выстрел. Вспышка боли качнула его, пуля провела узкую горячую царапину по его бедру. Зверь тотчас увернулся в сторону, нырнул под грузовики и выскочил на другой стороне дороги. Кот бежал как мог быстро к густым зарослям мшистых деревьев в дальнем конце станции. Он тяжело дышал, когда добрался до подлеска, но пробежал ещё четверть мили через лес, прежде чем замедлить ход. Остановился, сопя, возле огромного зеленого дуплистого дуба, почти лежащего на земле. Не обнаружив ничего опасного, вскарабкался внутрь ствола. Там, все ещё тяжело дыша, он долго отлёживался, успокаиваясь, потом глубоко заснул.
   Кот проснулся под вечер, и невольный тихий крик боли вырвался из его груди. Целый час он тщательно зализывал рану и этим значительно уменьшил боль. В сумерках, когда голод выгнал его из убежища в стволе дерева, он прихрамывал совсем чуть-чуть.
   Смесь новых волнующих запахов наполнила воздух — запахов страны, с которой он был совершенно незнаком. Он пошёл к ближайшему болотцу у реки, насторожённый ко всему вокруг.
   Кот довольно долго стоял на берегу и с подозрением пофыркивал на странно тёмную воду перед собой. Он никогда не слышал такого запаха, не видел воды такого цвета. Но несмотря на то, что вода была густо-коричневая — окрашенная корой деревьев и трав, растущих и гниющих прямо в болоте, она не была мрачной и обладала прозрачностью тёмного янтаря. И запах был отнюдь не неприятный. Кот пригнул голову и пил, сначала с сомнением, но потом все с большей охотой. Его очень мучила жажда.
   Почти сразу после этого он отправился вдоль берега и без особых трудностей поймал пять лягушек. Воодушевлённый успехом и все ещё голодный, он стал больше внимания уделять охоте, чем возможной опасности. Когда он подошёл к месту, где заболоченная речушка сужалась, он заметил в последних неверных лучах солнца наполовину затонувшее бревно, которое, казалось, было перекинуто с берега на берег. Он шустро прыгнул на него и пошёл на ту сторону.
   Когда он был уже на полпути к другому берегу, бревно вдруг накренилось и раздался ужасный свистящий рык. Две гигантские челюсти разверзлись на том конце, к которому он шёл, и резко рванулись к нему. В тот же миг длинный зубчатый хвост взлетел, выгнувшись мощной дугой. Молодой кот впился в хвост когтями и удержался. И снова хвост девятифутового аллигатора хлестнул, и ужасная голова повернулась назад. Но кот не отпускал хвоста. Тогда, свирепо рванувшись, аллигатор перевернулся всем корпусом, чтобы сбросить своего седока. Под водой кот выпустил крокодилов хвост и как безумный устремился к берегу. Аллигатор нырнул, но попал как раз под свою предполагаемую добычу, так что кот снова оказался на его бугристой спине. На этот раз его лапы лишь на мгновение вцепились в бугристую поверхность прямо за огромными выпуклыми глазами аллигатора, и, когда пресмыкающееся внезапно поднялось и распахнуло пасть, кот прыгнул. Его передние лапы поймали топкую кромку берега и врылись, в неё. Аллигатор возобновил атаку, но зверь был быстрее. Он выскочил из воды и пустился наутёк через густой кустарник с предельной скоростью и ловкостью. Это была чересчур опасная встреча. Пока он лучше узнает страну, ему надлежит поступать осторожнее.
   Так началось пребывание кота в странном новом мире.
   …После восемнадцати месяцев в стране заболоченных речушек и озёр кот совершенно изменился. Никакое преувеличенное воображение не могло бы больше увидеть в нем признаки котёнка. Он хорошо приспособился к смене обстановки и, без сомнения, мог бы вести здесь приятную жизнь, если бы не грызущее беспокойство. Периодически он совершал странный ритуал: надолго останавливался, задрав голову, как будто к чему-то прислушиваясь, напряжённо уставившись в одну точку, которая всегда находилась на севере, внюхивался в воздух. Но вслушивался он не в звуки окружавшей его страны, его волновали не её виды и ароматы. Казалось, он тоскует о чем-то таком, чего не может понять, и это рождало в нем тревогу, похожую на неудовлетворённость.
   Ему было почти два года теперь, и он был тринадцати дюймов ростом, а от кончика носа до кончика хвоста-обрубочка, было тридцать два дюйма. Он весил двадцать восемь фунтов, был прыгуч и мускулист. Темно-серые полосы на боках напоминали материнские, роскошная длинная гладкая шерсть имела глубокий оранжево-коричневый подцвет, как у его дикого отца.
   Кот был теперь потрясающе гибким и самоуверенном существом. Он стал опытным и безжалостным охотником и гордо носил себя по лесу. В этой болотистой местности он хорошо кормился. Иногда ему приходилось довольствоваться лягушками и мелкими змеями, но он определённо предпочитал теплокровное мясо млекопитающих, особенно грызунов. Он нападал на птиц лишь при необходимости.
   В этом краю только три действительно диких существа были опасны для кота. Двое из них, крокодил и щитомордник — водяная змея, жили в воде или совсем рядом с нею. Третье было постоянным врагом, с которым надо было всегда быть настороже. Тростниковая гремучая крапчато-жёлтая змея вырастала в длину до семидесяти дюймов и была толщиной с руку человека. Полые корни её клыков наполнены смертельным ядом. Год назад он столкнулся с такой змеёй. Вообще-то он знал о присутствии змеи задолго до того, как непосредственно попал в сферу её досягаемости. В тот раз его внимание было целиком сконцентрировано на дикой кошке.
   Дикие кошки были немногочисленны в болотистой местности, он пересекал тропы нескольких. Обычно он убегал от них, так как они были больше его, и он боялся их. Но на этот раз, когда он приблизился к годовалой кошечке, что-то проснулось в нем, что отвергло решение «повернуть хвост». Она прижала уши и зарычала. Он ответил на её низкий угрожающий голос и, чуть припав к земле, стал кружить вокруг неё, приготавливаясь к прыжку. Она поворачивалась вместе с ним, все время оставаясь напротив него, и хотя рычание все ещё доносилось из её горла, оно было скорее приглашением, чем угрозой.
   Он прыгнул на неё внезапно, и она повернулась и сцепилась с ним, пока вдруг не отскочила и побежала от него. Трижды он одолевал её, и каждый раз рычание её становилось все менее угрожающим, её укусы и царапины менее мучительны. Наконец она опустилась на небольшой песчаный пятачок, и её голос походил скорее на скулящую песню, чем на жалобу. Она приняла его победу. Но вдруг возле них раздвинулись кусты. Сузив глаза и припав к земле, Йоулер следил за приближением испещрённого боевыми шрамами дикого кота, раза в полтора крупнее его. Не было никакого сомнения в том, что он собирался завладеть кошечкой. Его уши были плотно прижаты к голове, шерсть дыбилась, и боевое рычание вырывалось из глотки.
   Кошка осторожно наблюдала за двумя самцами. Йоулер только добился её, но если этот кот победит его, она признает победителя своим супругом. Когда дикий кот прыгнул, атакуя, Йоулер рванулся ему навстречу, и они сплелись в отчаянной схватке. С самого начала было ясно, что у Йоулера мало шансов на победу, хотя он хорошо дрался с этим более крупным и опытным котом. Они забрались в борьбе в заросли тростника, яростно бросаясь друг на друга. Занятые сражением, они не услышали, не увидели толстую гремучую змею, свернувшуюся за мшистым бревном. Слегка задетая, змея подняла голову на полфута от земли, и её хвост задрожал с громким угрожающим жужжанием. Соперники вдруг повалились на неё, и большое пресмыкающееся ответило ударом. Зубы змеи, не коснувшись лапы Йоулера, глубоко вонзились в шею дикого кота. Змея тут же отпрянула и исчезла, а два кота, сплетясь, остались на месте. Через мгновение дикий кот издал страшный вопль и ослабил хватку. Вращая глазами, он отскочил, лапы его задёргались, в страшных судорогах он повалился на землю. Пасть открылась и закрылась, но никаких звуков не было слышно, он неистово забил лапой и в считанные секунды был мёртв.
   Йоулер, страшно испуганный, в стороне от поля действия гремучей змеи наблюдал предсмертные судороги соперника.
   Кошка подошла и лизнула его в морду. Без дальнейшего ухаживания они ушли вместе. Они были вместе больше месяца, но так как кошка не выказывала никаких признаков беременности, их отношения к концу этого периода заметно охладели. Ни один из них не мог знать того, что Йоулер, как помесь, не мог иметь потомства. Они стали надолго разлучаться, и тогда однажды старая тоска проснулась в нем снова; кот поднял голову к северу и стоял без движения несколько минут. Когда он внезапно побежал, кошка не последовала за ним.
   …Расставшись с дикой кошкой, Йоулер последовал своему неудовлетворённому побуждению, которое целый год толкало его на север. Теперь, во вторую свою весну на юге, он оказался на самом северном краю страны болот. Он направился к северу от Болот Варфоломея. Несколькими милями южнее Дюма река поворачивала на запад, это беспокоило Йоулера. Сворачивая с пути, он подходил к берегу реки и подолгу смотрел на восточный берег. Ширина реки в этих местах составляла футов сорок. Не раз жизнь его висела на волоске, когда он оказывался в воде, и он не собирался залезать туда сам, когда ничто его не заставляло.
   Но все же, когда река ещё сильнее свернула к западу, он стал чрезвычайно нервным. И лишь только чуть западнее маленькой арканзасской деревушки ему повстречался узкий мостик, он пренебрёг обычной предосторожностью и перебежал по мосту. Но появление кота при свете дня было серьёзной ошибкой. Те пять минут, за которые он пересёк реку, широкое пастбище и шоссе, с расстояния трех четвертей мили на него был наставлен бинокль. С особой точностью запомнив место, где кот перебежал шоссе, человек с биноклем бросился в дом.
   Через минуту три человека выбежали из дома. Один вскочил в крытый грузовик и стал заводить мотор, другой побежал в сарай и вновь появился с длинным шестом и мотком верёвки в руках, третий поспешил к загону, где полдюжины охотничьих псов лаяли с остервенением. Люди с винтовками и собаки, чующие травлю, устремились к грузовику. Машина прошумела на северо-запад по шоссе к Сосновому Утёсу, лишь на минуту остановившись в том месте, где кот пересёк дорогу, и люди спустили собак по его следу.
   В этот момент кот, не подозревающий о людях, бежал прямо навстречу к ним. Он был более чем в миле от собак, но легко их услышал, когда они залаяли. В его ушах были чувствительные волоски, способные улавливать малейшее колебание воздуха.
   Он не испугался. Собаки часто гавкали на него издали, случалось, и нападали на него, но он убегал от них, никогда не ввязываясь в драку.
   Несколько минут спустя, однако, он услышал взволнованный лай «открытия», который подняли собаки совсем неподалёку от него.
   Теперь он точно понял, что они напали на его след, он припустил что было сил. На четверть мили он опережал их, но обнаружил, что путь ему преграждает широкая река Арканзас. Он помедлил и свернул чуть севернее, пользуясь тактикой уклонения. Он прыгал на дерево и спрыгивал с него футов на двадцать в сторону или перебегал с ветки на ветку соседнего дерева и прыгал на землю оттуда, чтобы продолжить бег.
   Но ведущие след псы были очень опытны, и его тактика лишь короткое время была успешной. Страх стал проникать в него. Он проделал в предыдущую ночь двадцать миль и бежал теперь во всю мочь почти четыре мили и стал задыхаться. Сможет ли он сражаться, если в этом возникнет необходимость? Настало время выбрать дерево. Он вскочил на ствол колоссального старого дуба и, найдя крепкий сук, футах в шестидесяти пяти над землёй, лёг, растянувшись на нем.
   В пятистах ярдах люди, приехавшие на грузовике, ожидали, когда лай собак станет ближе.
   Человек по имени Ди выплюнул коричневую табачную жвачку.
   — Кажись, Черныш у кошки на хвосте.
   Две минуты спустя свора залаяла: на дереве, дескать. Ди ухмыльнулся.
   Все трое побежали на лай. Первым заметил кота на дереве самый молодой, тощий, как скелет, малый.
   — Вот! — закричал он. — Я его вижу!
   Шофёр похлопал его по плечу:
   — Молодец, Слим. Ты, конечно, не откажешься слазить за ним?
   — Конечно, Ди, если вы с Энди меня подсадите на ту большую ветку.
   Ди завязал петлю на одном конце верёвки и продел другой свободный конец в кольца, прикреплённые к обоим концам шеста. Получилась большая петля. Оставшийся кусок верёвки, футов восьмидесяти длиной, он смотал и привязал к ручке шеста.
   Ди и Энди подсадили Слима на нижнюю ветку дуба, сложив руки замком. Когда Слим установил равновесие, Энди протянул ему шест.
   — Только учтите, — проворчал Слим, начиная карабкаться к коту, — если кот на меня прыгнет, я столкну его и дам взять его псам. Я не собираюсь связываться с диким котом голыми руками.
   И продолжал карабкаться. Через некоторое время он достиг ветки, на которой сидел кот. Зверь повернулся к нему мордой. Низкое угрожающее рычание обнажило острые белые клыки.
   Упёршись ногой в ствол, молодой человек установил петлю точно под шестом, а длинный свободный конец отвязал и отпустил под собой. Он вытянул перед собой шест и стал приближаться к рычащему коту. Ветка согнулась под тяжестью человека и кота, но не сломалась.
   Раз за разом кот поднимал лапу и отбивал протянутый шест. Но шест с петлёй все время возвращался. И вдруг ветка под ним закачалась, он вонзил в неё когти, чтобы не сорваться, и не отпихнул шест в очередной раз. Петля прошла над его головой и тотчас упала ему на шею. В то время как Слим издал победный клич, кот яростно сопротивлялся. Его когти врезались в дерево, чтобы удержаться при безжалостном затягивании петли. Глаза выпучились, потом помутнели, в следующую минуту он потерял сознание и упал с ветки.
   — Молодец, Слим! Молодец! Отпускай его теперь, скорей!
   Как только зверь, повиснув на верёвке, достиг уровня, на котором его могли взять наблюдавшие снизу, Ди связал передние лапы, в то время как Энди проделал то же самое с задними. Потом они сняли с его шеи петлю и поспешили надеть ему на голову кожаный намордник с дырками для дыхания.
   Слим спрыгнул.
   — Кот жив?
   — В достаточной степени, — ухмыльнулся Ди. — Он только потерял одну из своих жизней, повиснув там. Но я уверен, у него ещё восемь осталось.

 
   Ходили слухи, что Большой Ловкач Фей имел сверхъестественную способность из всего делать деньги, к чему бы он ни прикасался, и что он никогда не заработал ни одного честного доллара. Эпитет «Большой» подходил не столько к его размерам, сколько к власти, которую он имел в округе. Было очень немного дел, тайных или каких угодно других, в треугольнике, образованном тремя посёлками — Сосновым Утёсом, Горячими Источниками и Маленькой Скалой, — в которые бы он не сунул свои жирные пальцы. И как у карточного шулера, всегда перевес был на его стороне.
   Когда Ди, Слим и Энди пришли к Большому Ловкачу в Сосновый Утёс с рычащим и фыркающим в клетке котом, он тотчас увидел деньги. Для виду, однако, он с сожалением покачал головой на их требование дать за зверя пятьдесят долларов: мол, дикий кот был не самым большим из тех, каких он видел, и цвет у него не тот, и на вид какой-то дохлый. Он понимает, конечно, что поймать его было не просто, и поэтому, все взвесив, даёт им тридцать. Троица приняла их с радостью, они рассчитывали на пятнадцать. Фей скрыл своё ликование: прежде чем он продаст кому-нибудь кота, он заработает на нем добрую сотню долларов.
   Для кота пришло страшное время. Его горло было повреждено и болело, два дня со времени поимки он не ел и не пил. Псы кидались на его клетку, пугая его, хозяйский мальчик, тыча сквозь прутья клетки палку, почти час старался выколоть ему глаза. И теперь, испуганный, злой, голодный, мучимый жаждой, кот шипел и фыркал на всякого, кто подходил к его клетке ближе чем на пять футов.
   Двенадцать дней Большой Ловкач Фей давал ему мясо и воду. На тринадцатый день клетку поставили на крытый брезентом грузовик и отвезли в курортный посёлок Горячие Источники, где была небольшая арена. Два помощника Фея внесли клетку на арену — обнесённую бетонной стеной и окружённую рвом площадку. Раздались восторженно-нетерпеливые вопли публики, расположившейся на скамейках, расставленных кругом. Богато одетые мужчины и женщины и рабочие в грубой бумажной одежде сидели вперемешку и в предвкушении зрелища дико шумели. По краю арены тянулся проволочный загон с двумя маленькими дверцами, расположенными друг против друга. К одной из них приставили клетку с котом, придвинув её таким образом, что, если открыть дверцу клетки, кот мог выскочить только в загон. Через некоторое время принесли вторую клетку, в которой с лаем метался уродливый, весь в шрамах, белый пёс, породу которого установить было невозможно. Пёс был намного крупнее кота.
   Когда были сделаны ставки, зрители зашумели ещё неистовее. Белый пёс был знаменит. Его успешно выставляли против многочисленных енотов и котов, даже против орла и средних размеров барсука. Большинство схваток он выиграл, и ставки делались на то, насколько быстро он убьёт противника. Но на этот раз размеры и очевидная сила соперника пса послужили причиной того, что симпатии разделились. Хотя пёс все же оставался фаворитом.