Эксбрайа Шарль. Овернские влюбленные

   - Мадемуазель Мулезан и вы, Вермель, вы просто низкие, подлые люди!
   - Что? - вскричали оба старейшины в один голос.
   - Как вы смеете говорить такие вещи о супруге своего хозяина?
   - Мы знаем, что говорим, - прошипел Вермель.
   - Вы ненавидите ее за то, что она молода, а вы - старые развалины! Вы хотите опорочить женщину из-за того, что она красива, а вы - уроды!
   - Господи, и что нам только не приходится выслушивать последнее время! - простонала мадемуазель Мулезан.
   - Ах, вот оно что, вам уже мало дочери? - нанес неотразимый удар Вермель.
   Ремуйе едва успел схватить Франсуа, бросившегося на обидчика.
   - А ну, успокойтесь! Как только вам не стыдно! Придется все рассказать мсье Альберу. Сядьте на место, Франсуа, и займитесь наконец делом! А вас, одры, чтоб я больше не слышал. Если еще хоть что-то пикните, погоню к мэтру Альберу пинками в зад! Вот там все и расскажите!
   Выволочка возымела мгновенное действие, и до самого вечера в конторе стояла свинцовая тишина, лишь изредка нарушаемая всхлипываниями мадемуазель Мулезан и тихим ворчанием в животе Вермеля. Поверх досье Антуан с любопытством поглядывал на Лепито. Неужели он и вправду втрескался в мадам Парнак? А как же быть с Мишель? Старший клерк был кем угодно, но только не дураком, и в голове у него роилось множество вопросов.
   К вечеру мадам Парнак просила передать мужу и падчерице, что чувствует себя лучше и хотела бы повидать их. Нотариус, до сих пор влюбленный в жену как мальчишка, бросился к изголовью ее постели. Мишель отправилась навещать мачеху с гораздо меньшей поспешностью. Увидев отца, опустившегося на колени возле тумбочки и державшего мачеху за руку, девушка явно расстроилась. Нотариус млел от удовольствия, а жена свободной рукой теребила ему волосы и сюсюкала.
   - Неужто мы так боялись потерять свою маленькую Соню? - ворковала она. - Значит, мы все-таки любим нашу маленькую Соню?
   - Глупышка! Как будто ты этого не знаешь.
   - А что, если б меня убили?
   - Запрещаю тебе даже говорить об этом! О ужас! Что бы со мной было без моей дорогой крошки?
   Мишель и смешно и неприятно было видеть это унизительное слюнтяйство со стороны отца, и она не без иронии заметила:
   - Надеюсь, я вам не помешала?
   Оба с удивлением посмотрели на нее, и мэтр Парнак простодушно уверил дочь, что ее приход никого не потревожил.
   - В таком случае, - резко возразила девушка, - меня смущают подобные неумеренные излияния чувств.
   - Уж не ревнуете ли вы, Мишель? - рассмеялась Соня.
   - Да нет, скорее, мне просто... гадко.
   Нотариус вскочил.
   - Мишель!
   - Мне гораздо больше нравится, когда ты стоишь, папа, а не полозишь, как только что.
   - Я не позволю тебе...
   - Пощадите! - закатила глаза мадам. - Ваши крики для меня - пытка!
   И она театральным жестом подняла руки к голове. Альбер тут же бросился с извинениями.
   - Любовь моя, прости... прости меня, ради бога... - И, повернувшись к дочери, строго выговорил: - Видишь, что мы натворили! И все из-за тебя! Как только тебе не стыдно?
   - Ах, папа! Бедный мой папа... Ну ладно, с супружескими нежностями покончено. Соня, может, вы все-таки объясните, что с вами произошло?
   - Да-да, верно, расскажи нам, как это случилось, мой ангел? - подхватил Альбер.
   - Я не знаю.
   - Не знаешь?
   - Нет. Я шла по газону и вдруг как будто камень, что-то тяжелое свалилось с крыши и прямо мне на голову. Удар! - и больше ничего не помню...
   - Это ужасно, дорогая моя! Попадись мне только этот мерзавец...
   - Успокойся, мой Мишук, я ведь еще жива...
   Находившийся, видимо, на супружеской диете нотариус воспринял это как сигнал и бросился было обнимать жену, но, услышав голос дочери, вынужденно остановился.
   - Что за странная манера: гулять по саду в ночной рубашке в одиннадцать часов ночи! - с издевкой заметила Мишель.
   Соня слегка отстранила мужа и пристально посмотрела на недоброжелательницу.
   - Что же здесь странного, милочка? Представьте себе, меня мучила страшная мигрень, никакие таблетки не помогали. Вот я и подумала, может, на воздухе станет легче. Это ведь так естественно.
   - Ну конечно, моя маленькая, конечно! Ты только не волнуйся. Никто с тобой и не думает спорить... - заблеял обеспокоенный супруг.
   - Однако мне показалось, что Мишель...
   - Дорогая, прошу тебя, не обращай внимания! Мишель сегодня что-то не в духе, уж не знаю почему... Похоже, нынешние девушки все такие - нахальные и невыносимые.
   - Может, и нахальные, зато верные! - резво вставила Мишель.
   Отец какое-то время молча смотрел на нее.
   - Верные? Кажется, ты решила изъясняться загадками? Верные кому?
   - Допустим... своим обязательствам...
   - Интересно, ну что ты-то можешь в этом понимать? Помолчи-ка лучше, в конце концов ты меня рассердишь! Соня, любовь моя, прости, но я должен уходить - меня ждут клиенты.
   - Да, мой толстячок, иди...
   - Я приду как только освобожусь, но, если ты заснешь, не стану тебя будить.
   - Как ты деликатен, мой дорогой...
   Поцеловав еще раз больную в лоб, Альбер попросил дочь немного побыть с мачехой в его отсутствие. Оставшись одни, женщины с нескрываемой ненавистью взглянули друг на друга. Первой не выдержала мадам Парнак.
   - Вы терпеть меня не можете, правда?
   - Не то слово!
   - Вот как? И за что же?
   - Святая невинность! Разве не по вашей милости отец оказался в столь жалкой роли?
   - Какой еще роли?
   - Обыкновенной - рогоносца.
   - Какие гадкие слова, - насмешливо бросила Соня, - напрасно вы слушаете сплетни.
   - Тут и без посторонних ясно что к чему.
   - Ну-ну!
   Мишель подошла к постели.
   - Вот тебе и ну! Зарубите себе на носу, мадам. На ваших любовников мне плевать. Раз отцу нравится, когда его топчут ногами, то это его личное дело! Но Франсуа вам лучше бы не трогать!
   - Франсуа?
   - Да-да, того самого Франсуа, с которым вы встречались ночью!
   - Хотите сказать, что это он меня ударил?
   - Вы же отлично знаете, что не он!
   - Тогда... это вы?
   - Будь это я, вы бы так легко не отделались.
   Соня расхохоталась.
   - Приятно видеть, моя крошка, как ревность делает из вас настоящую женщину... безоружную, правда.
   - Ничего, у меня есть то, чего больше нет у вас: молодость!
   Соня пожала плечами.
   - Это быстро проходит.
   - Да, в этом нетрудно убедиться, глядя на вас!
   Мадам Парнак улыбнулась.
   - Неплохо... Но успокойтесь, крошка, я вовсе не желаю зла вашему Франсуа...
   - Вот это и настораживает!
   - Можете думать все что угодно, Мишель, но я еще не в том возрасте, чтобы связываться с сосунками.
   - Поэтому-то он все время и крутится вокруг вас.
   - По-вашему, я уж и понравиться не могу?
   - Конечно-конечно, Франсуа настолько вам безразличен, что вы, замужняя женщина, назначаете ему ночью свидание!
   - Причем здесь свидание? Он сказал, что должен сообщить мне что-то очень важное!
   - Какой все-таки дурак!
   - Это верно, вы составите неплохую пару... если, конечно, не станет возражать третий, ваш отец.
   - Как-нибудь разберемся, только не мутите воду!
   - Мне-то зачем?.. Но вы забыли одну вещь, Мишель, - Франсуа не любит вас.
   - Главное, чтоб вы не лезли, а это уже мое дело! - закончила Мишель и вышла из комнаты мачехи. В холле она наткнулась на Франсуа Лепито.
   - Ах, и вы здесь! - воскликнула Мишель, даже не дав ему времени поздороваться. - Какого черта вас сюда занесло?
   - Но... я хотел узнать, как себя чувствует мадам Парнак...
   - И вам не стыдно?
   - Стыдно? - изумился Лепито.
   - Какой наглец! Только отец в кабинет, а этот уже шасть к его жене? возмущалась Мишель. - Что вам здесь нужно в конце-то концов? Ну?
   - Ничего, обычный долг вежливости. Повторяю, я хотел узнать о ее здоровье.
   - Так я вам и поверила! Долг вежливости!.. Вам-то что за дело до здоровья моей мачехи?
   - По-моему...
   - Молчали б лучше! Одно у вас на уме, развратник! А может, вас, как всякого убийцу, тянет на место преступления?
   - Ну что вы несете? Совсем рехнулись? - слабо отбивался Лепито.
   - Во-первых, попрошу вас разговаривать со мной вежливо! А во-вторых, нечего из меня дуру делать!
   - Совершенно не понимаю, в чем...
   - Вы что же, воображаете, будто ваше ночное свидание с мачехой для меня тайна? Это вы ее стукнули?
   - Нет-нет, клянусь вам, это не я!
   - Жаль! Это единственное, что я охотно простила бы вам! А теперь убирайтесь!
   В это время нотариус вышел из своего кабинета и, увидев, что молодой клерк разговаривает с его дочерью, спросил:
   - Вы хотели меня видеть, Франсуа?
   - Пальцем в небо! - фыркнула Мишель.
   - Я... я пришел... вернее, я хотел... узнать, как себя чувствует мадам Парнак.
   - Очень мило с вашей стороны, Франсуа.
   - Просто нет слов, как мило! - сквозь зубы пробормотала девушка.
   Мэтр Альбер рассердился.
   - В конце концов это просто невыносимо, Мишель! Какая муха тебя сегодня укусила? Твои замечания нелепы и неуместны.
   - Нелепы и неуместны, да?
   - Вот именно!
   - Что ж, разбирайтесь сами! Почему б тогда не отвести его к Соне? Пусть убедится, что твоя супруга жива.
   - Очень хорошо! Как раз это я и собираюсь сделать. Вы идете, Франсуа?
   Мишель испустила вопль, похожий на крик бешеного слона, готового вонзить бивни в соперника.
   - О-о-о! Полтора идиота!
   И, повернувшись на каблуках, она выбежала в сад. Мэтр Парнак покачал головой и повел клерка в комнату жены.
   - С моей дочерью что-то неладное. По-моему, она ревнует.
   Франсуа показалось, что у него остановилось сердце.
   - Ревнует? - прошептал он, побледнев.
   - Да, Мишель, наверное, считает, что я люблю ее меньше, чем раньше. Глупенькая! Разве можно сравнивать любовь к жене и любовь к дочери!
   Если Соня и удивилась, увидев Франсуа, то никак не выдала своего недоумения.
   Эдмон Шаллан и Ансельм Лакоссад разрабатывали план действий на завтрашний день. Неожиданно дежурный сообщил, что с комиссаром хотел бы поговорить мэтр Парнак.
   Нотариус снисходительно поздоровался, как и подобало богатому буржуа в разговоре с полицейским.
   - Господин комиссар, я позволил себе побеспокоить вас, чтобы просить, не щадя сил, искать виновника покушения, которое едва не стоило жизни моей жене.
   - Поверьте, мэтр, мы делаем все возможное, но у нас слишком мало исходного материала. Мадам Парнак не сообщила вам никаких подробностей?
   - Нет. Жена ничего не помнит. Она вышла в сад, надеясь облегчить тяжелый приступ мигрени, и неожиданно получила страшный удар по голове и сразу потеряла сознание.
   - Крайне скупая информация, мэтр. Согласитесь, что нам будет довольно трудно добиться результата... Я лично считаю, что виновен какой-нибудь бродяга, задумавший ограбить домик мсье Дезире, после того как узнал, что хозяин умер и там никого нет... Внезапно встретив мадам Парнак, он ударил ее исключительно из чувства самозащиты... Впрочем, мог быть и другой вариант...
   - Да? Какой же?
   - Допустим... кто-то и в самом деле хотел убить вашу жену.
   - В конце-то концов, ну кто ж это может так ненавидеть Соню, чтобы желать ей смерти?
   - Пока я не могу ответить на этот вопрос, мэтр, и вы сами понимаете почему. У вас есть враги?
   - Насколько мне известно - нет. Завистники наверняка есть, но вряд ли кому-то из них может прийти в голову убить мою жену.
   - Позвольте задать вам несколько нескромных вопросов, мэтр. Уж простите, но это необходимо.
   - Прошу вас. Мне нечего скрывать. Жизнь Альбера Парнака прозрачна как горный хрусталь.
   - Вы богаты, мэтр?
   - И впрямь странный вопрос, но я все же отвечу. Да, я богат, особенно теперь, когда получаю наследство брата - его состояние гораздо значительнее моего.
   - Вы уже составили завещание?
   - Разумеется. Оно лежит у мэтра Вальпеля.
   - Не согласились бы вы сообщить мне его содержание? Обещаю хранить профессиональную тайну.
   - Право же, не вижу никаких причин напускать туману. Все мое состояние в равных долях переходит жене и дочери, а после смерти одной из них все получит другая. Но откуда такой интерес к моему имуществу и наследникам?
   - По правде говоря, еще не могу сказать точно, почему это нас заинтересовало. Мы бредем на ощупь и, как слепые, то и дело останавливаемся, ожидая, пока кто-нибудь подскажет дорогу.
   - В таком случае будем надеяться, что сострадательный прохожий скоро появится... Мне было бы весьма жаль, господин комиссар, если бы пришлось просить ваше начальство несколько оживить ход расследования. До свидания, господа.
   - Будьте осторожны, - бросил вслед нотариусу Шаллан, - особенно по ночам. После того как с вашей женой случилось несчастье, лишние предосторожности не повредят.
   - Предосторожности?
   - А вдруг тот, кто напал на вашу жену, вздумает приняться за вас?
   - Какая ерунда!
   Однако в голосе мэтра Альбера не было уверенности. Когда он ушел, комиссар обернулся к Лакоссаду.
   - Что вы думаете об этом типе?
   - Могу лишь с удовольствием повторить фразу Публия Сира: "Лишь людская алчность сделала из Фортуны богиню".
   - Да, кажется, наш нотариус - хорошее тому подтверждение.
   Франсуа Лепито возвращался домой в полной растерянности. Ссора с Мишель, а потом свидание с Соней так потрясли молодого человека, что на некоторое время он совершенно утратил способность размышлять. Клерк даже не заметил, что Софи Шерминьяк поджидает его у порога, и обратил на нее внимание, лишь когда не в меру страстная вдова крепко схватила его за руку и втянула к себе в комнату. Франсуа почувствовал себя так же, как, видимо, чувствует себя рыба в щупальцах осьминога. Софи усадила его на стул, заставила проглотить стаканчик "Аркебюза", от которого молодой человек мучительно закашлялся, и, пока он переводил дух, бросилась в атаку.
   - Ну, Франсуа, пора с этим кончать!
   Тот ошарашенно уставился на вдову.
   - Кончать? С кем?
   - Как это с кем? Со всеми, кто решил вас извести: с полицейскими, конечно, но прежде всего с этой бесстыжей распутницей.
   - Мадам Шерминьяк! - округлив глаза, выдохнул Франсуа.
   - Ни слова больше! Я знаю все! Мадам Парнак заманивает вас в сети. Но я этого не допущу! Она еще не знает Софи Шерминьяк!
   - О чем? Я ни слова не понимаю...
   - О, я знаю, у вас душа дворянина и вы не можете обвинить женщину! Но вы не должны угодить в ее ловушку. Тем более что любите другую и любимы ею!
   Лепито подумал, что, наверное, к вдове приходила плакаться Мишель.
   - Откуда вы знаете? - спросил он.
   - По некоторым признакам. Они никогда не обманывают! Да, Франсуа, можете не сомневаться - вам платят взаимностью... или, если хотите, чтобы я поставила все точки над i, - вас любят! От вас ожидают лишь слова или жеста, чтобы открыть объятия! Одно движение - и вы сможете прикорнуть у нее на груди!
   Все еще думая, что вдова имеет в виду Мишель, молодой человек возразил:
   - Прикорнуть! Не такая уж у нее большая грудь!
   - Для вас она станет огромной, ибо любовь способна на все! Ну, теперь вы верите мне?
   - Право же...
   - Надеюсь, вы не заставите порядочную женщину совершить насилие над собственной стыдливостью и первой кинуться в ваши объятия?
   - Нет, конечно, нет...
   - Так решайтесь же!
   - Вы думаете, надо?
   - Чем раньше - тем лучше!
   - Вы находите?
   - Послушайтесь наконец веления своего сердца!
   Но, вопреки тому, на что, вероятно, надеялась вдова Шерминьяк, веление сердца толкнуло Лепито не к ней на грудь, а на лестницу, ибо молодой человек мечтал сейчас только об одном: лечь спать и хотя бы на время забыть о кошмарном лабиринте, в котором он окончательно заблудился.
   Лакоссад только собрался попрощаться с комиссаром и отправиться домой, как дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет ввалились дежурный полицейский и Альбер Парнак. Что касается последнего, то это был уже не тот самоуверенный буржуа, совсем недавно свысока беседовавший с полицейскими, а бледный, растерянный и вконец перепуганный человечек. Прежде чем дежурный успел открыть рот, собираясь извиниться за подобное вторжение, нотариус воскликнул:
   - Вы были правы, господин комиссар! Кто-то преследует всю мою семью! Я лишь чудом избежал смерти!
   Мэтра Парнака усадили в кресло, дали стакан воды, и, когда он немного пришел в себя, Шаллан спросил:
   - Так что с вами случилось?
   - В мою машину подложили бомбу!
   - Бомбу?
   - Да, и она разнесла машину через несколько минут после того, как я из нее вышел!
   - Надо думать, не рассчитали время, - меланхолично заключил Ансельм Лакоссад.
   IV
   Комиссар поудобнее устроился в кресле.
   - А что, если вы расскажете нам все поподробнее, мэтр?
   - Хорошо... В первую пятницу каждого месяца я езжу в Польминьяк к вдове Форэ. У этой дамы весьма значительное состояние, и я веду ее дела с незапамятных времен. Точнее говоря, еще мой отец взял на себя заботу об интересах этой семьи. И вот сегодня я, как обычно, поехал навестить свою клиентку. У мадам Форэ очаровательная вилла чуть в стороне от деревни. Мы с мадам Форэ разговаривали, как вдруг услышали ужасный взрыв. Я бросился к окну и увидел охваченные пламенем обломки моей машины. Можете мне поверить, я был потрясен до глубины души!
   - Охотно верю.
   - Мадам Форэ всегда отличалась завидным хладнокровием, а кроме того, она в том возрасте, когда все волнения далеко позади. Поэтому она нисколько не утратила присутствия духа и немедленно позвонила пожарным. Они примчались довольно быстро, но все уже было кончено. Таким образом, меня спасла лишь счастливая случайность!
   - Мэтр, вы помните слова Макиавелли: "Случай управляет лишь половиной поступков, остальное - в наших руках"? - не замедлил вставить Лакоссад.
   - И что с того?
   - Легче всего объяснить все как случайность, мэтр.
   - По-прежнему не понимаю, куда вы клоните.
   - Скажите, каждую первую пятницу месяца вы выезжаете в Польминьяк в одно и то же время?
   - Точность - моя болезнь, инспектор, поэтому я выезжаю ровно в восемнадцать тридцать - ни минутой раньше, ни минутой позже. К своей клиентке я приезжаю в восемнадцать пятьдесят, покидаю ее в девятнадцать тридцать и в девятнадцать пятьдесят возвращаюсь домой.
   - А когда произошел взрыв?
   - В восемнадцать сорок.
   - Но если вы приезжаете в Польминьяк в восемнадцать пятьдесят, то должны были находиться в дороге?
   - Да, но сегодня я выехал на пятнадцать минут раньше. Мне хотелось вернуться еще до того, как моя жена уснет.
   - По-видимому, это решение спасло вам жизнь, мэтр. Теперь вы видите, что случай управляет далеко не всем.
   - Вы правы. Я сам себя спас.
   - Вот именно.
   - Блестящие логические построения Лакоссада, - заметил, в свою очередь, комиссар, - вполне очевидно доказывают, что преступник прекрасно знает все ваши привычки и имеет возможность, не привлекая внимания, подойти к машине. Иными словами, мэтр, это кто-то из вашего окружения.
   - Уж не намекаете ли вы, что преступником может быть кто-то из моих родных? Невероятно! Подобное предположение просто чудовищно!
   Ансельм Лакоссад не мог упустить случай прочесть нравоучение:
   - У датчан есть такая пословица: "Нет худших друзей, чем родня, говорила лисица преследующей ее собаке".
   - Плевать мне на датчан и на их пословицы! Из всей родни со мной живут только жена и дочь! Вы ведь не станете утверждать, что...
   - Не волнуйтесь так, мэтр, - успокоил его комиссар, - я говорил не о родственниках, а об окружении. Кроме того, ваша жена и дочь, раз уж вы сами о них упомянули, не могли не знать, что вы решили выехать пораньше. Кстати, когда вы приняли это решение?
   - Почти перед отъездом.
   - Стало быть, преступник не знал об этом и полагал, что вы, как обычно, уедете в восемнадцать тридцать. Кто, кроме жены и дочери, может подойти к вашей машине, не вызывая недоумения?
   - Боже мой...
   - Позвольте ответить за вас: прислуга...
   - Абсурдно!
   - ...или кто-то из служащих конторы...
   - Вы отдаете себе отчет, комиссар, что, по сути дела, обвиняете одного из моих клерков в попытке меня убить?
   Зазвонил телефон, и Шаллану передали, что с ним хочет поговорить жена.
   - Я слушаю... что случилось, Олимпа?
   - С чем тебе приготовить на ужин телячью отбивную - с лисичками или со сморчками?
   - Я занят и...
   - Занят ты или нет, но на вопрос-то ответить можешь. Так с чем?
   - Со сморчками.
   - Ладно, только если я положу сморчки...
   И пока нотариус обсуждал с инспектором леденящую кровь историю неудачного покушения, открывшую перед мэтром Альбером самые мрачные перспективы, Эдмон Шаллан и его жена ушли в дебри одной из тех бесчисленных кулинарных бесед, которые доставляли так много удовольствия им обоим. Когда комиссар наконец повесил трубку, глаза его блестели, словно он уже сидел над тарелкой и видел золотистую корочку котлетки, покрытой белым соусом бешамель, а сморчки распространяли тот волшебный аромат, от которого у любого гурмана заранее слюнки текут. Возмущенный таким равнодушным отношением комиссара к своей особе нотариус раскричался:
   - По правде говоря, я вас не понимаю! На мою жизнь покушались, и я все еще в опасности, ибо ничто не доказывает, что убийца отступится...
   - Можете не сомневаться, он не отступится, - вкрадчивым голосом перебил Шаллан.
   - ...и вместо того, чтобы защищать, вы ведете разговоры о кухне? Неужели у вас совсем нет сердца?
   - Позвольте не согласиться с вами, мэтр, - возразил Ансельм Лакоссад, и напомнить слова Вовенарга: "Только у человека с душой может быть хороший вкус".
   - Когда мы имеем дело с преступным умыслом, - снова заговорил комиссар, - самое главное, мэтр, - не утратить хладнокровия, только тогда есть шанс остаться в живых. Этот разговор с женой для меня своего рода профессиональная уловка. Таким образом я восстанавливаю равновесие и даю другим возможность обсудить положение. Теперь, мэтр, мой помощник и я сам, мы нисколько не сомневаемся, что по какой-то пока неизвестной причине (впрочем, некоторые подозрения у нас уже есть) кто-то вознамерился устранить одного за другим почти всех членов вашей семьи. Сегодня мы можем вам признаться, что инспектор Лакоссад всегда питал глубокие сомнения относительно самоубийства вашего брата.
   - Сомнения?
   - Инспектор считает, что его убили. Должен признать, то, что произошло вчера с вашей женой, а сегодня с вами, побуждает меня разделить его точку зрения.
   - Но это же безумие! Послушайте, ведь доктор Периньяк высказался вполне определенно!
   - Доктора Периньяка могла ввести в заблуждение тонко продуманная инсценировка. Вспомните, выстрела ведь никто не слышал!
   - Но доктор сказал, что мой несчастный брат обернул пистолет простыней.
   - Этого мало! Чтобы заглушить шум, нужна была более плотная ткань, и преступник - если таковой существует - унес ее. Разумеется, вы понимаете, мэтр, что это строжайшая тайна. Не исключено все же, что мы ошибаемся. А поэтому дайте мне слово никому не говорить о наших подозрениях, решительно никому!
   - Даю вам честное слово.
   - Благодарю. Если же мы с инспектором не ошиблись и вашего брата действительно убили, то опять-таки придется признать, что для преступника многое не было секретом: тайник с револьвером, открытое окно, крепкий сон жертвы и так далее. Стало быть, как и в вашем случае, это был кто-то из ближайшего окружения. Вы не согласны со мной?
   - Увы... Но представить, что кто-то из тех, кого я считал самыми преданными друзьями, мог попытаться прикончить меня и покушаться на моих близких...
   Комиссар вздохнул, показывая тем самым, что вполне понимает смятение нотариуса и глубоко сочувствует, а Лакоссад, как всегда, выразил занимавшие его мысли пословицей:
   - Еще наши далекие предки мудро заметили, что "рукоять топора обращается против родного леса".
   Франсуа Лепито плохо спал той ночью - ему снилось, словно в кошмарном бреду, что его рвут на части разъяренные фурии, похожие на Соню, Мишель и вдову Шерминьяк. В доме Парнаков тоже мало кто наслаждался покоем. Охваченный лихорадкой, нотариус вздрагивал от каждого скрипа половицы и с минуты на минуту ожидал появления некоего безликого убийцы, замыслившего стереть его семью с лица земли. Соня раздумывала над всем происшедшим, а Мишель вертелась с боку на бок, не в силах побороть подозрение, что Франсуа решил уничтожить ее отца как главное препятствие между ним и Соней. Комиссар Шаллан благодаря прекрасному пищеварению спал сном праведника и не видел снов, а инспектор Ансельм Лакоссад бодрствовал до поздней ночи - он обнаружил очаровательный сборник исламских пословиц. Софи Шерминьяк проводила время в раздумьях о том, как ей строить свое будущее, после того как она превратится в мадам Лепито. Никогда не упускавшая случая вздремнуть, Агата Шамболь мирно почивала и сегодня.
   Утром все изменилось.
   Встав спозаранку, Мишель отправилась на бульвар Монтион поджидать появления Франсуа. Увидев молодого человека, она с воинственным видом бросилась навстречу.
   - Вы, конечно, направляетесь в контору?!
   - О боже! Она опять за старое?
   - А вы?
   - Что я?
   - Хотите еще раз попробовать отнять жизнь у моего отца?
   - У вас явно не все дома!
   - Нет, это у вас не хватает мужества отвечать за свои поступки. Подлый трус!
   - Мишель, я очень хорошо отношусь к вам...
   - Ах, подлец! И как не стыдно говорить это, после того что было?
   - ...я очень хорошо отношусь к вам, и мне бы не хотелось, чтобы вы заболели... Вам надо подлечиться.
   - Перестаньте крутить! Уж лучше сразу скажите, что я чокнутая!
   - Лучше возьмите себя в руки, иначе действительно этим может кончиться. И не вздумайте снова бить меня по лицу! Предупреждаю: на сей раз получите сдачу.
   - У меня достаточно здравого смысла, чтобы не связываться с убийцей!