Эксбрайа Шарль. Счастливого Рождества, Тони !

   Я ухватил ее за плечи и хорошенько встряхнул.
   - Послушайте меня, мадам Гажан! Никто не знал, что я собираюсь к Сюзанне Краст, кроме вас и Турнона... Но Турнон искренне любил Сюзанну и только что чуть не прикончил меня, решив, будто в убийстве его секретарши повинен я... Но и вы тоже не убивали Сюзанну, не так ли, мадам Гажан?
   Она изумленно воззрилась на меня.
   - Я?.. Бедняжку Сюзанну?.. Это... это просто чудовищно!
   Я взял ее за руки и осторожно притянул поближе.
   - Но если это сделали не вы и не Турнон - значит, кто-то из тех, кому вы или он рассказали, что я поеду к мадемуазель Краст. Иного не дано. И вряд ли о намечающемся свидании стал бы распространяться Турнон - он слишком страдал от ревности, хоть это и было ужасно глупо...
   Я немного помолчал, давая ей время обдумать мои слова, а потом отчеканил, нарочно выделяя каждый слог:
   - Мадам Гажан, кому вы говорили, что вечером я увижусь с Сюзанной Краст у нее дома?
   - Да никому! С тех пор как мы с вами расстались, я ни на минуту не выходила из дому!
   - Да, но после меня здесь остался месье Сужаль.
   - Но ведь не думаете же вы, что Фред...
   - Однако вы упоминали при нем о моей предполагаемой встрече с мадемуазель Краст?
   Эвелин замялась.
   - Возможно... не помню... но, вероятно, да... я привыкла рассказывать Фреду обо всем... После того как Марк... уехал, он моя единственная поддержка и опора...
   - И он вас любит!
   Она посмотрела мне в глаза.
   - Думаю, да. Но вам-то какое дело?
   - Никакого... просто мне это не нравится.
   - Вот как? И по каким же таким причинам?
   - По личным. А вы?
   - Что - я?
   - Вы его любите?
   - А вы не думаете, что вмешиваетесь в чужие дела, которые вас нисколько не касаются?
   - Меня все касается, мадам, когда нужно во что бы то ни стало докопаться до истины.
   - Но какое отношение мои чувства к Фреду...
   - Так вы отказываетесь мне ответить?
   Эвелин явно начинала сердиться.
   - Ладно! В конце концов, мне все равно! Нет, я не люблю Фреда в том смысле, в каком вы это понимаете... Для меня он друг, брат...
   Меня вдруг охватило такое счастье, что, не удержавшись, я воскликнул:
   - Спасибо!
   И, не понимая толком, что делаю, я расцеловал Эвелин в обе щеки. Этот поцелуй вернул меня к действительности, и, сообразив, что натворил, я смущенно пробормотал:
   - Извините!
   Мадам Гажан ошарашенно поглядела на меня.
   - Ну, знаете!
   - Прошу прощения, но я так обрадовался, узнав, что вы не любите Сужаля...
   - Хотела бы я знать почему?
   - Послушайте, мадам Гажан, я уже попросил у вас прощения за свой необдуманный поступок... И давайте больше не будем о нем говорить... Хорошо?
   - Пусть так... Хотите чего-нибудь выпить?
   - Нет, спасибо.
   - Тогда, может, вы хотя бы сядете?
   - Охотно.
   Мы оба опустились в кресла.
   - Давайте еще раз вспомним все факты, мадам Гажан... Итак, ваш муж исчезает, прихватив досье очень дорогостоящего изобретения, которое интересует Министерство национальной безопасности. Моего коллегу Тривье, направленного сюда расследовать дело на месте, убивают. Его сменяю я, и, как только Сюзанна Краст предлагает сообщить мне интересные сведения, она в свою очередь гибнет. Только что в Бегле меня тоже пытались убить, и, не подоспей вовремя инспектор Лафрамбуаз, я бы уже пополнил список жертв. Вывод напрашивается сам собой: либо ваш муж по-прежнему прячется в Бордо и убивает каждого, кто пытается напасть на его след, либо его кто-то надежно охраняет.
   - Боюсь, у вас чересчур разыгралось воображение. Марк меня искренне любит и не мог бросить. Кроме того, он прямая противоположность убийце. Наконец, чтобы так последовательно устранять всех, кто его ищет, надо все время поддерживать связь с преданным другом, способным ради него даже на преступление...
   - Инспектор Лафрамбуаз, решивший во что бы то ни стало мне помогать, полагает, что, возможно, такой человек у Гажана есть, и это вы.
   - Вы тоже так думаете?
   - Нет.
   - Почему?
   - Не знаю...
   Она тихонько накрыла мою руку ладонью.
   - По той же причине, которая заставила вас меня поцеловать, когда я сказала, что не люблю Фреда Сужаля?
   - Представляю, как я сейчас смешон...
   - Нет, напротив... Я думала, вы наглухо закрыты для любых человеческих чувств, и, уверяю вас, мне очень приятно знать, что вы нормальный мужчина... Тони... Я ненавижу несправедливость, кровь, насилие и жестокость, и, если бы вдруг поверила, что Марк так невероятно изменился... и стал убийцей, он бы навсегда для меня умер!
   Настал мой черед взять ее за руку, а Эвелин меж тем продолжала:
   - И все же куда вероятнее, что моего мужа похитили и держат где-то под замком... но уж никак не Фред! Он, бедняга, слишком импульсивен, слишком много кричит... Вдобавок у Фреда есть подружка, к которой, невзирая на все уверения в обратном, он очень привязан.
   - И кто же это?
   - Певичка из его кабаре, Линда Дил.
   - И все-таки Сужаль ухаживает за вами?
   Эвелин пожала плечами.
   - Фред неисправимый юбочник.
   * * *
   По дороге в "Кольцо Сатурна", кабаре Фреда Сужаля, мне хотелось петь от радости. Я не привык лгать себе самому и честно признаю, что радовался согласию Эвелин принять мою дружбу. Само собой, в глубине души я надеялся на нечто большее, но - терпение. Лиха беда начало. Кроме того, я убедился, что Эвелин и вправду не любит Сужаля, а следовательно, я мог действовать против него, не оскорбляя ее чувств. Обычно я не позволяю себе руководствоваться личными симпатиями и антипатиями, но среди знакомых Гажана Фред Сужаль и вправду выглядел наиболее подозрительной личностью, и я полагал, что он спрятал инженера, либо надеясь со временем занять его место подле Эвелин, либо рассчитывая воспользоваться знаменитым досье. И в ту же секунду супруг моей возлюбленной, которого я всего несколько часов назад считал безжалостным убийцей и предателем, превратился в жертву.
   В раздевалке "Кольца Сатурна", как, впрочем, и всех кабаре мира, гостей встречала пухленькая блондинка с невероятно глубоким декольте.
   - Месье Сужаль сейчас у себя? - спросил я, отдавая ей пальто.
   - Как всегда, месье.
   Положив номерок в карман, я осторожно вошел в зал - на крошечной сцене как раз пела женщина, а поскольку считается, что артисту для пущего вдохновения необходим полумрак, можно было запросто на кого-нибудь наткнуться или задеть столик. Во избежание неприятностей я направился прямо к стойке и шепотом заказал виски. Физиономия бармена выражала полное равнодушие ко всем и ко всему на свете. Но вообще-то за долгие годы ночных скитаний я давно подметил, что точно такой же вид у большинства его коллег.
   - Я хотел бы поговорить с месье Сужалем.
   - И как о вас доложить?
   - Тони Лиссей.
   Бармен слегка поклонился и пошел в уголок бара звонить хозяину. А я, больше не обращая на него внимания, стал слушать певицу. Очень красивая девочка - такая запросто может позволить себе петь как угодно и что угодно. Прелестное дитя меж тем исполняло очередной "шедевр" реалистического жанра и горько жаловалось на матросов, которые вечно смываются куда-то, оставляя возлюбленную то на песке, то на мостовой. Я так увлекся, что даже не заметил появления Сужаля.
   - Решили-таки меня навестить?
   - Нет, мне надо поговорить с вами.
   - О чем?
   - О смерти Сюзанны Краст.
   - Прошу прощения... а кто это?
   - Знаете, Сужаль, я, конечно, терпелив по натуре...
   - Очень рад за вас!
   - ...но все же злоупотреблять этим не стоит, а то я могу рассердиться.
   - Замолчите, вы меня пугаете!
   Парень откровенно нарывался на драку.
   - Вам и без того страшно, Сужаль, иначе вы не стали бы поднимать шум, вместо того чтобы спокойно ответить на мои вопросы.
   - Вы так думаете, да? Ну, тогда пошли!
   Он повел меня за маленький столик, стоявший поодаль от прочих. Как только мы сели, подбежал официант и услужливо осведомился, что мы будем пить.
   - Ничего! - сердито буркнул Сужаль.
   Я насмешливо поклонился.
   - Спасибо, вы очень любезны!
   - Вы мне в высшей степени неприятны, Лиссей. То, как вы вели себя у мадам Гажан сегодня вечером, просто невыносимо. Не говоря уж о том, что я вообще недолюбливаю легавых, как бы они ни назывались.
   - О, я прекрасно вас понимаю! У каждого из нас на кого-нибудь аллергия... Люди вашего типа терпеть не могут полицейских, а я, например, скорее бандитов.
   - Это вы на меня намекаете?
   - Помилуйте, вы не больше бандит, чем я полицейский, не так ли?
   Интересно, сколько еще мы выдержим, пока дело не дойдет до рукопашной? Подумав, я решил, что очень недолго. В это время послышались аплодисменты певица закончила номер. Когда она подошла к нашему столику, я вежливо встал:
   - Добрый вечер, мисс Дил.
   Девушка широко открыла глаза (между прочим, очень красивые).
   - Вы знаете, как меня зовут?
   - Да, от мадам Гажан.
   Но хозяин кабаре грубо оборвал разговор.
   - Убирайся отсюда! - зарычал он на певицу.
   На глазах у Линды выступили слезы, и она, немного поколебавшись, убежала.
   - Да вы еще и джентльмен, как я погляжу! - кротко заметил я, снова опускаясь на стул.
   - Вы еще раз виделись с Эвелин?
   - А вам-то какое дело?
   - И она рассказала вам о Линде?
   - Да, но, похоже, ошиблась. Мадам Гажан уверяла, что вы любите мисс Дил... а у меня сложилось совершенно иное впечатление... разве что в Бордо влюбленные ведут себя не так, как в других уголках нашей страны.
   - Мне чертовски хочется набить вам морду, Лиссей!
   - Поверьте, дорогой мой, я испытываю к вам точно такие же теплые чувства!
   Честно говоря, наши вызывающие реплики, скрытые и откровенные угрозы выглядели немного комично. Ни дать ни взять дурно воспитанные дети! Сужаль первым решил положить конец нелепой сцене.
   - Довольно! Чем скорее вы отсюда уйдете, тем раньше я снова обрету вкус к жизни. Что вам от меня нужно?
   - Хочу рассказать вам одну историю.
   - Я уже вышел из такого возраста!
   - Это не сказка.
   Он вздохнул, решив, очевидно, что все равно от меня не отделается.
   - Ладно, валяйте... но только так, чтобы я не уснул со скуки!
   - Ну, это вряд ли... И к тому же, если перед уходом из вашей забегаловки мне вздумается уложить вас отдохнуть, уж наверное я найду более эффективный способ.
   И я добросовестно повторил ему все, что меньше часу назад говорил Эвелин, а потом поставил перед тем же незамысловатым выбором: либо он, либо мадам Гажан. Должен честно признаться, что такая альтернатива ничуть не испугала хозяина кабаре. Более того, он весело расхохотался и тем довел меня до полного исступления.
   - Кроме шуток, Лиссей? Неужели в вашей лавочке держат таких ослов? Скажите честно, вы можете представить, чтобы Эвелин ударила по голове эту несчастную женщину, к тому же бывшую коллегу? Или подыскала наемного убийцу и за умеренную мзду велела вас задавить? Может, вы плохо себя чувствуете?
   - Да нет, спасибо за заботу, прекрасно. Но позвольте заметить, что, по-моему, как раз вы-то могли бы гораздо лучше справиться с этой ролью, чем мадам Гажан.
   - А вам ужасно хотелось бы схватить меня за шиворот, да?
   - Вы и представить себе не можете, как!
   - Чертовски жаль огорчать вас, месье Лиссей, но не смогу доставить вам такое удовольствие. К несчастью для вас, мы с Марком Гажаном всегда поддерживали самые дружеские отношения. Я люблю Эвелин, ну и что? При всей своей любви я не стал бы убивать Марка в надежде унаследовать его жену, даже если допустить бредовую мысль, что она согласилась бы на такое преступление. По-моему, у вас довольно причудливый склад ума. Или это чисто профессиональная болезнь?
   - Ну нет, в этом плане нам далеко до тех, кого мы обычно преследуем.
   - Повторяю вам, я люблю Эвелин и, если Марк так и не вернется, несомненно предложу ей руку и сердце...
   - А как же Линда Дил?
   - Оставьте Линду в покое и, прошу вас, не вмешивайтесь в мою личную жизнь! Тем не менее я не настолько ослеплен страстью, чтобы пойти на убийство ради более чем проблематичной возможности стать супругом Эвелин. А уж насчет того, чтобы прикончить Марка из-за каких-то бумажек, в которых я ровно ничего не смыслю, так это вообще полный идиотизм. Возможно, в какой-то мере я и авантюрист, месье Лиссей, но в чисто буржуазном понимании этого слова. Уверяю вас, у меня нет ни малейшей тяги к измене и шпионажу. В этом отношении мне более чем достаточно романов.
   - Но мой коллега Тривье погиб...
   - И я о нем очень сожалею, он показался мне славным малым.
   - А где вы познакомились?
   - Да здесь же! И, если хотите знать, по-моему, ваш приятель всерьез положил глаз на Линду.
   Я постарался не показать, как меня заинтересовало это известие. Если Тривье хотелось поближе познакомиться с мисс Дил, то уж никак не по тем причинам, которые предполагал Сужаль.
   - Но погибла еще и мадемуазель Краст...
   - Ну и что?
   - Значит, обоих кто-то убил.
   - Бесспорно, и, если это единственный плод ваших напряженных размышлений - значит, вам напрасно платят жалованье.
   - Возможно, вы удивитесь, месье Сужаль, но я твердо намерен заслужить эти деньги, отыскав Марка Гажана и поймав убийцу.
   - Браво! Надеюсь, вам дадут медаль?
   Неожиданно я увидел, как за спиной сидевшего задом к двери Сужаля появился Сальваньяк, в пальто и со шляпой в руке. Он кого-то искал глазами и явно не собирался здесь задерживаться. Наконец мы встретились взглядом, и я понял, что он хочет сказать мне что-то важное. И в самом деле, как только я встал, Сальваньяк выскользнул из зала.
   - Я вполне удовлетворен нашим разговором, Сужаль.
   - А я - нет.
   - Неважно. И, думаю, мы еще встретимся.
   - Надеюсь, нет.
   - Ну а я совершенно уверен, что так и будет.
   Я медленно побрел к раздевалке. Хозяин кабаре - следом, и, когда мы поравнялись с переполненным баром, он вдруг громко сказал:
   - Жак, последите, чтобы этот господин уплатил за выпивку, прежде чем удрать.
   Все сразу уставились на меня. Я подошел к бару, протянул бармену десятифранковую банкноту и, получив сдачу, тут же подвинул ее обратно.
   - Это вам, Жак.
   - Большое спасибо, месье.
   - А это вам, Сужаль!
   И, неожиданно развернувшись, я изо всех сил стукнул хозяина заведения в челюсть, вложив в этот удар все раздражение, накопившееся за время разговора. Сужаль попятился, налетел на ближайший столик и рухнул без сознания. Сидевшие за столиком с воплями вскочили. Я заметил, как бармен начал шарить под стойкой, видимо ища оружие, и быстро сунул руку за пазуху.
   - На вашем месте, Жак, я бы воздержался от глупостей, - вкрадчиво посоветовал я.
   Он послушно замер, и я беспрепятственно вышел в холл, где меня дожидался Сальваньяк.
   - Тяжелая у вас рука... - лаконично заметил он. - Завтра утром у Сужаля будет хорошенький вид! На вашем месте я бы следил за ним в оба.
   Некоторое время мы молча шли рядом - моя машина стояла довольно далеко от кабаре.
   - Подвезти вас? - наконец спросил я Сальваньяка.
   - Нет, я сам поеду сзади и провожу вас до гостиницы, а то как бы чего не вышло...
   - Очень любезно с вашей стороны. Но как вы догадались, что я в "Кольце Сатурна"?
   - Лафрамбуаз не мог приехать сам и распорядился, чтобы мне позвонили.
   - А почему не мог?
   - Он в больнице.
   - Не может быть! Несчастный случай?
   - Ну, если можно так назвать то, что он заработал две пули в левую руку и одну - в бедро...
   Глава 3
   Известие настолько вышибло меня из колеи, что в первую минуту я даже не нашел слов. Иеремию пытались убить?.. Но почему? Почему? Даже понимая, что Сальваньяк внимательно следит за моей реакцией, я все-таки долго не мог опомниться. Представляю, что он думал в эти минуты о моем самообладании...
   - Я просто потрясен, - с виноватым видом признался я.
   - Вижу.
   - В какой он больнице?
   - Бесполезно, старина, вас все равно не пустят. Лафрамбуаз сейчас наверняка лежит на операционном столе, так что ему, честное слово, не до вас... Возвращайтесь в гостиницу и попробуйте уснуть, тем более что, по-моему, наше дело все больше осложняется, а думать лучше на свежую голову.
   - Иеремия Лафрамбуаз - потрясающий тип.
   - Не сомневаюсь. Ведь даже на носилках он позаботился о том, чтобы мне позвонили и попросили отыскать вас в "Кольце Сатурна", где, по его мнению, вам могла грозить опасность.
   На прощание я все же задал Сальваньяку еще один вопрос:
   - Как по-вашему, что все это означает?
   - Честно говоря, понятия не имею, но, сдается мне, вы сами, не отдавая себе в том отчета, расшевелили осиное гнездо, и кому-то это страшно не понравилось, что вам и пытаются показать всеми возможными способами...
   - Но при чем тут Лафрамбуаз?
   - Возможно, кто-то узнал, что он вам помогает?
   В голове сразу мелькнула мысль об Эвелин. Мне стало больно.
   - Но тогда и вам грозит... - пробормотал я, стараясь, чтобы Сальваньяк не уловил дрожи в голосе и не понял истинных причин моего беспокойства.
   Но он тихонько рассмеялся.
   - За меня вам нечего волноваться. Я умею за себя постоять. То, что случилось с Ламфрамбуазом, для нас - очень полезное предупреждение. В случае чего я постараюсь опередить противника и выстрелить первым. Отправляйтесь отдыхать, старина... А серьезные дела отложим на завтра.
   * * *
   Машина Сальваньяка обогнала меня у подъезда гостиницы. Он дружески помахал рукой и умчался к себе в гараж, на площадь Люз.
   Вопреки ожиданиям, я довольно быстро уснул и открыл глаза только в девять часов утра. Мне стало немножко совестно, но в нашем деле возможность хорошенько отдохнуть упускать не следует, ибо никогда не знаешь наверняка, скоро ли представится новый случай вздремнуть без помех.
   Но с пробуждением немедленно вернулись вчерашние заботы - так утром надеваешь оставленную у постели одежду. Позвонив в больницу, я узнал, что операция прошла очень удачно и в виде личного одолжения мне разрешат до полудня на несколько минут заглянуть к больному. Покушение на Лафрамбуаза, последовавшее сразу за убийством Сюзанны Краст и попыткой размазать меня по мостовой, ясно указывало, что меня считают не в меру предприимчивым и хотят лишить возможных союзников. Если Марк Гажан действительно удрал за границу, зачем понадобились все эти убийства, как удачные, так и провалившиеся? Нет, кровавая фантасмагория убеждала в том, что муж Эвелин действовал не в одиночку, что в Бордо у него остались сообщники и эти сообщники опасаются, как бы я не узнал, каким образом инженер покинул страну. Очевидно по достоинству оценив профессиональные качества Лафрамбуаза и его знание города и местных жителей, инспектора решили поскорее убрать. И мне давно пора избавиться от пассивности, впрочем, совершенно не свойственной моему характеру и вызванной, как я прекрасно понимал, исключительно тем обстоятельством, что вместо напряженных размышлений о Гажане, и только о нем, я позволил себе чересчур увлечься мыслями о его супруге.
   По дороге в больницу я все-таки успел заглянуть в гараж Сальваньяка и сообщить ему, что Лафрамбуаз - вне опасности.
   - Тем лучше! Во-первых, потому что он хороший парень, а потом, он нам еще пригодится.
   - Послушайте... я бы хотел воспользоваться вынужденным отсутствием Лафрамбуаза и попросить вас заново провести полицейское расследование. Раз инспектор сейчас не у дел, он на нас не обидится.
   - Что вы имеете в виду?
   - К примеру, вы сегодня же могли бы еще раз допросить соседей Гажанов в Кодране. Эвелин вас не знает, стало быть, даже если бы вы столкнулись с ней нос к носу, волноваться не о чем. Главное - проверить, действительно ли, как написано в полицейских рапортах, в тот знаменитый воскресный вечер кто-то видел, что инженер вернулся домой, взял у жены ключ от гаража и снова уехал. Если не возражаете, встретимся в пять часов вечера в "Бордо".
   - Договорились, в пять так в пять.
   Как это обычно бывает в больницах, прежде чем пустить меня в комнату больного, сиделка разразилась целым потоком нудных напутствий. Можно подумать, я впервые в жизни навещал раненого товарища! Агенты спецслужб куда чаще отдыхают на больничной койке, чем с удочкой на берегу реки.
   Иеремия встретил меня цитатой из Писания, которое, похоже, выучил наизусть:
   - "Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное"*.
   ______________
   * Мф. 5.10.
   - Это точно, но попытайтесь все-таки еще немного побыть здесь, с нами, Лафрамбуаз!
   - Еще бы! Я вовсе не жажду обрести обещанное Царство, пока сторицей не отплачу тому или той, кто собирался отправить меня туда раньше срока!
   - То есть, говоря простым и ясным французским языком, это означает, что вы понятия не имеете, кто именно решил подарить вам на Рождество две-три пули?
   - Да, пока я этого не знаю, Тони, но, не беспокойтесь, рано или поздно непременно выясню.
   Мы говорили вполголоса, почти шепотом, чтобы тот, кто, возможно, подслушивает под дверью (разумеется, из самых благородных побуждений), не подумал, будто я утомляю больного.
   - А теперь, Иеремия, может, расскажете, как было дело?
   - Да самым классическим и банальным образом. Естественно, мне бы следовало держаться настороже, но мы, простые полицейские, как-то не привыкли к подобному обращению.
   - Слушайте, старина, вы, конечно, самый потрясающий малый на свете, и, хотя мы познакомились совсем недавно, я вас чертовски уважаю и все такое, но, между нами говоря, мне жутко действует на нервы, когда собеседник не желает прямо отвечать на вопрос! Ну, так будете вы по-человечески рассказывать мне, что произошло, или нет?
   Моя гневная вспышка, похоже, не произвела на раненого ни малейшего впечатления.
   - Сказано же: "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня"*, - насмешливо изрек он.
   ______________
   * Мф. 5.11.
   - Надеюсь, вы не собираетесь пересказывать мне весь Ветхий Завет?
   - Это из Евангелия от святого Матфея, язычник! - хмыкнул Лафрамбуаз. Просто я не обратил внимания, что за мной уже довольно долго едет какая-то машина и что, когда я собирался войти в дом, мотор заглох. К счастью, у меня пока еще неплохая реакция, но несколько пуль все же попали в цель.
   - А что было потом?
   - Как - что? Больница... Я был почти в отключке, но не настолько, чтобы не вспомнить, что вы, вероятно, сидите в "Кольце Сатурна" и можете схлопотать такое же угощение. Поэтому я и попросил немедленно позвонить Сальваньяку...
   - А почему не мне самому?
   - Потому что, если преступники связаны с кабаре, не стоило поднимать там тревогу... иначе они могли бы несколько изменить планы и прикончить вас каким-нибудь иным способом.
   - Я, кажется, должен вас поблагодарить?
   - Не стоит.
   Мы улыбнулись друг другу.
   - Когда вас отсюда выпустят, Иеремия?
   - Выпустят? Дня через два-три.
   - И вы вернетесь домой?
   - Черт побери! Надо думать, мне еще очень не скоро разрешат выйти на работу... Как ни жаль, Тони, а, боюсь, теперь вам от меня мало проку.
   - Меня гораздо больше заботит ваше намерение торчать дома. Если вас во что бы то ни стало хотят укокошить, вы не сумеете защищаться. Перебирайтесь-ка ко мне в гостиницу, я вас приглашаю.
   - Нет, ибо сказано: "Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия".
   - О нет! Оставьте меня, наконец, в покое со своим Евангелием!
   - Опять мимо, Тони, на сей раз я цитировал Ветхий Завет, псалом восемьдесят третий!
   - Иеремия... А вы случайно не знаете, за что вас хотели убить?
   Он посмотрел мне в глаза, и я, несмотря на всю незамутненную прозрачность его взгляда, смутился. Ну и странный тип этот неудавшийся пастор!
   - Просто-напросто убийца выяснил, что я вам помогаю... Вернее, теперь уже помогал.
   - Но, черт возьми, откуда он мог об этом пронюхать?
   - От того, кому вы сами сказали о нашем договоре, Тони...
   - Но я не...
   Я замер на полуслове, вдруг вспомнив, что и впрямь кое с кем поделился радостью, что обрел такого бесценного помощника, как Лафрамбуаз. А раненый не сводил с меня глаз. Поскольку я молчал, не в силах выдавить из себя ни звука, он сам мягко спросил:
   - Вы говорили обо мне ей, верно?
   От необходимости отвечать меня избавила сиделка - с решительным видом войдя в палату, она мигом вывела меня из затруднительного положения.
   - Свидание слишком затянулось, месье.
   Я встал.
   - Что же, ладно, ухожу...
   Я положил руку на здоровое плечо Лафрамбуаза.
   - Не мечите икру, Иеремия... Хоть вы и ранены, но все равно сможете оказать мне огромную помощь, особенно если согласитесь еще раз обдумать события и сообщить мне результаты своих размышлений.
   - Для этого надо еще, чтобы вы приняли их в расчет...
   - Постараюсь.
   * * *
   Неторопливо катя к центру города, я мысленно возвращался к разговору с Лафрамбуазом. В конце концов мне пришлось-таки признать, что о моем альянсе с инспектором, как и о том, что я хочу тайно повидаться с Сюзанной Краст, знала одна Эвелин. В обоих случаях она могла вольно или невольно передать это Сужалю. То, что покушение на полицейского сорвалось, как пить дать, вызвало в лагере противника легкую панику. И, если Эвелин виновна (то есть действовала сознательно), скорее всего, она ожидает бурной реакции с моей стороны и готовится к новому визиту. Поэтому я решил дать ей возможность подольше поломать голову над странностями моего поведения, а потом, свалившись как снег на голову, потребовать отчета. Внезапность нападения поможет мне вывести Эвелин на чистую воду. Решился я на это скрепя сердце, ибо в глубине души никак не мог уверовать в ее двуличие. Вне всякого сомнения, я по-настоящему влюбился, а для любого нормального человека, сколь бы жизненный опыт ни призывал к осторожности, любимый всегда невиновен.
   Я остановил машину на набережной, так, чтобы не мешать движению, и закурил. Хотелось еще раз спокойно разложить все по полочкам. Уже слишком давно я вел себя как последний дурак и понимал, что с этим пора кончать. Мимо ехали набитые елками грузовики - до Рождества осталось всего шесть дней. И я с горечью подумал, что, окажись Эвелин ни в чем не повинной, сумей я найти и обезвредить ее недостойного супруга, мы могли бы провести вместе восхитительный праздник... "Восхитительный"! Я невесело усмехнулся. Взбредет же такое в голову! Как и все влюбленные, я не мог выражать свои чувства иначе как в самых глупых и напыщенных словах... А когда агент секретных служб позволяет себе дойти до подобных слабостей, это почти всегда конец. Но, по зрелом размышлении, так ли уж я дорожу своей работой? Смерть Бертрана Тривье, горе Кристиан, внезапно вспыхнувшая моя любовь к Эвелин - все вместе убеждало, что жизнь, во всяком случае настоящая, протекает в иной плоскости и несовместима с этим нечеловеческим ремеслом. А может, на такой лад меня настроило приближение Рождества? Вид закутанных людей, нагруженных всевозможными свертками и спешащих к домашнему очагу, где их ждут жены и детишки? Короче, во мне больше не было священного огня. Я всегда старался оставаться честным хотя бы с самим собой и признавать собственные ошибки, но сейчас вдруг впервые задумался, уж не составляют ли они, часом, истинную радость жизни? Иными словам, если уж говорить всю правду, Эвелин, будь она сто раз виновна, продолжала мне нравиться и в глубине души я хотел не преследовать ее, а защищать от преследований.