Эксбрайя Шарль. Мы еще увидимся, детка!

   — Ну если бы вам действительно хотелось уйти…
   — Может быть, я просто трусиха… но Дункан внушает мне ужас. Он вполне способен меня изуродовать в отместку… И что тогда со мной будет?
   — Дункан не бессмертен. Стоит вам захотеть — и он быстро исчезнет с вашего пути.
   — Для этого надо уступить вам?
   — Вот именно.
   — Не вижу, какой прок принесет мне эта перемена!
   Дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился Дункан. Он был по-прежнему изысканно вежлив, но чувствовалось, что его нервы напряжены до предела.
   — Я вынужден был оторваться от дел и оставить гостя одного, чтобы прийти за вами, Патриция. А вы, Питер, чего вы ждали?
   — Она… она была не готова…
   — Ваше поведение мне не нравится, Дэвит!
   — А мне ничуть не меньше — ваше, Дункан!
   — Вы напрасно позволяете себе говорить со мной в таком тоне. Болван, что торчит сейчас в моем кабинете, уже достаточно взбесил меня сегодня.
   — Разве вам не известно, что ревность — глупейший порок?
   Пощечина, которой Дункан наградил своего подручного, звонко отозвалась во всей комнате. Питер опустил было руку в карман, но Дункан уже навел на него дуло пистолета.
   — На вашем месте, Дэвит, я бы не рыпался!
   Оба смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью.
   — Вы совершили ошибку, Дункан…
   И Дэвит вышел из комнаты.
   Джек повернулся к Патриции:
   — Что вы здесь вдвоем замышляли?
   — Ничего особенного.
   — Зарубите себе на носу, Патриция, — еще никому не удавалось посмеяться надо мной, и не вам начинать. И вы жестоко заблуждаетесь, коли воображаете, будто Дэвит у удастся вырвать вас из моих рук.
   — Я одинаково презираю вас обоих.
   — Если бы шотландец и его пять тысяч фунтов не ожидали вас в моем кабинете, я бы заставил вас на коленях молить у меня прощения. Но это можно отложить на потом. Ну, вперед!
   — Нет!
   — Вам бы не следовало раздражать меня, Патриция!
   — Я не стану помогать вам грабить этого парня!
   — Вы будете делать то, что я прикажу!
   — Нет.
   Дункан улыбнулся, но лицо его выражало свирепую ярость.
   — Вы забыли, что в конце концов всегда слушаетесь?
   — Ну так вот, представьте себе, мне это надоело!
   — Вы заплатите мне за это, Патриция, и очень дорого!
   — Плевать!
   — Кто это вас так накрутил? Дэвит?
   — Возможно…
   — Этот тип начинает мне надоедать…
   — То же самое он говорит о вас!
   — Правда? Что ж, постараюсь сделать так, чтоб он больше не испытывал пресыщения. Можете на меня положиться!
   — Питер не ребенок.
   — И я тоже. Но все это к делу не относится. Сейчас мне нужны пять тысяч фунтов, которые этот идиот из Томинтула таскает с собой.
   — Пойдите и возьмите их у него!
   — За меня это сделают другие, и в первую очередь вы.
   — Даже не рассчитывайте.
   — Ну-ну…
 
 
   Дункан вернулся в кабинет, напустив на себя сокрушенный вид.
   — Мисс Поттер очень сожалеет, мистер Мак-Намара, но она слишком устала, чтобы присоединиться к нам, и просит вас извинить ее… У бедняжки разболелась голова.
   Шотландец глубоко вздохнул:
   — Скажите ей: я не смогу спокойно спать, зная, что она страдает… Я ее полюбил, эту крошку… Ну да ладно. Я вернусь. Спокойной ночи, джентльмены!
   — Минутку, мистер Мак-Намара, вы не дали мне договорить… Мисс Поттер просила передать, что будет счастлива отужинать в вашем обществе, если, конечно, вас это устраивает.
   — Еще бы не устраивало! Но… ужин… а как же ее номер?
   — Завтра у нас выходной.
   — А! Тогда все просто замечательно!
   — Мисс Поттер просила также передать, что ей бы хотелось видеть вас в «Старом капитане» в восемь — в половине девятого.
   — В «Старом капитане»? А где это?
   — В квартале Биллинсгейт, неподалеку от рыбного базара, очень живописное место.
   — Не сказал бы, что очень люблю рыбу, но ради мисс Поттер готов проглотить любую гадость.
   Разговор прервал телефонный звонок. Том спрашивал, можно ли уже гасить свет и закрывать заведение, а заодно предупредил, что заметил инспекторов Блисса и Мартина, которые, по всей видимости, кого-то поджидают. Дункан на мгновение задумался, потом приказал швейцару закрыть главный вход, поскольку шотландский джентльмен воспользуется служебным. Положив трубку, Джек обратился к Мак-Намаре:
   — Том сообщил мне, что вокруг бродят всякие подозрительные субъекты… Учитывая, что при вас такая крупная сумма, не лучше ли переночевать здесь?
   Шотландец громко расхохотался.
   — Я сумею за себя постоять!
   Он подхватил свой чемодан и распахнул дверь.
   — Будьте осторожны, сэр, — посоветовал Том.
   — Не мечите икру, старина…
   Однако предосторожности ради, прежде чем выйти, житель Томинтула на мгновение замер в тени у входа и внимательно оглядел улицу, желая убедиться, что на его пути нет опасности. Инспекторы Блисс и Мартин, заметив, со своей стороны, маневр шотландца и отметив его позднее возвращение, окончательно решили, что он несет что-то чрезвычайно ценное. Поэтому, как только Мак-Намара поравнялся с ними, оба инспектора одновременно набросились на него. Дункан и Дэвит сквозь ставни наблюдали за сценой. Том тоже не желал упустить такое потрясающее зрелище. Блисс так и не понял, что с ним произошло и почему он уткнулся в угол дома и каким образом его ноги оказались выше головы. Что до Мартина, то, получив мастерский удар в солнечное сплетение, он стоял на мостовой на коленях и тщетно пытался снова обрести способность дышать нормально. Хохот Мак-Намары взорвал тишину лондонской ночи. Спрятавшиеся за ставнями Дункан и Дэвит оторопело поглядели друг на друга, а Том чуть не завопил, как болельщик на стадионе. Шотландец же, дабы отпраздновать победу над лондонскими бандитами, достал свою волынку и направился к «Нью Фэшэнэбл», играя «Колыбель горца». Это было ошибкой, потому что Блисс, едва придя в себя, достал полицейский свисток и издал резкий свист. Патрулировавшие невдалеке полицейские поспешили на помощь и быстро нагнали человека, на которого им указали инспекторы. Им это удалось без труда, потому что Малькольм и не думал торопиться — совесть его была чиста. Когда его окружили полицейские, он вежливо пожелал им доброго вечера и не оказал ни малейшего сопротивления.
 
 
   В Ярде, несмотря на пламенное желание взять реванш, инспекторы вынуждены были признать полную невиновность своего победителя. Собираясь арестовать шотландца, они не сообщили, что служат в полиции, и томинтульский герой имел полное право защищаться. Когда полицейские поинтересовались причинами его чрезмерно долгого пребывания в «Гавайской пальме», Мак-Намара поведал о своей внезапной страсти к Патриции Поттер и тут же восторженно описал ее портрет. Блисс успокоился.
   — Послушайте, Мак-Намара, — сказал он, — я не сомневаюсь, что вы честный человек, так послушайтесь моего совета: покупайте машинки для стрижки и как можно скорее возвращайтесь в Томинтул к своим драгоценным овцам!
   — Без Патриции?
   — Эта девушка не для вас! Во-первых, она живет с мерзавцем Дунканом, а во-вторых, мы подозреваем, что она замешана в убийстве, одного из наших коллег.
   — Такого не может быть, старина!
   «Старина» вовсе не обрадовался подобной фамильярности.
   — Вас не очень затруднит называть меня «инспектор»?
   — Нисколько, старина.
   Блисс кинул сердитый взгляд на Мартина, который с трудом подавлял нестерпимое желание расхохотаться. Малькольм же ничего не замечал — все его мысли витали исключительно вокруг мисс Поттер.
   — Я лучше вас знаю Патрицию. Ей этот образ жизни не нравится.
   — Почему же она его не изменит?
   — Боится Дункана.
   — Пусть подаст нам жалобу!
   — А вы уверены, что сумеете защитить ее, старина?
   — А вы?
   — Что я?
   — Вы не можете помочь ей?
   — По правде говоря, старина, если я рассержусь по-настоящему, то рискую зайти слишком далеко и прикончить Дункана, а заодно и второго гнусного типа, того, что все время ошивается рядом. Но у меня нет ни малейшего желания болтаться на веревке, потому что, во-первых, это слишком огорчит мою мать, а во-вторых, не доставит никакого удовольствия мне самому…
   — Тогда возвращайтесь в Томинтул.
   — Без Патриции не поеду.
   — Ладно… Во всяком случае, не говорите потом, что вас не предупреждали.
 
 
   Сэм Блум не пожелал ложиться спать, пока не узнает, удался ли план и получит ли он обещанное вознаграждение. При виде шотландца он подскочил, да так и застыл, изумленно уставившись на жизнерадостную физиономию постояльца.
   — Все еще бодрствуете, мистер Блум? — весело спросил тот.
   — Я… я волновался из-за того, что вы так задержались, я боялся, не заблудились ли вы.
   — Вовсе нет, старина. Зато на меня тут напали два человечка. Пришлось их проучить, чтобы больше не приставали.
   — А кто же… кто были эти… люди?
   — Полицейские инспекторы.
   — Что?!
   — Только как же я мог это знать?
   — А… потом?
   — Потом они, конечно, позвали на помощь констеблей. Не очень спортивно, а? И все мы оказались в Ярде. Пришлось объясняться. И знаете, что они мне посоветовали?
   — Что?
   — Вернуться в Томинтул!
   — Правда?
   — Ну а я ответил, что не поеду в Томинтул без Патриции!
   — Моей племянницы?
   — Вы большой шутник, старина, да? Патрицию я люблю, а все остальное не имеет значения…
   — Но вы же с ней едва знакомы!
   — И что с того?
   — Вы… вы говорили о своих планах с ней самой?
   — Даже предложение сделал посреди зала «Гавайской пальмы».
   — Но почему вы выбрали такое место?
   — Потому что я играл там «Нас сто волынщиков».
   — Представляю, какую радость это доставило Дункану!
   — По-моему, все были довольны, кроме Патриции, которая барабанила по моей голове.
   — По голове? Почему по голове?
   — Потому что я нес ее на плече. Спокойной ночи, старина… Я не жалею, что выехал из Томинтула. Лондон — веселый город!
   Слегка затуманившимся взором Сэм смотрел, как шотландец поднимается по лестнице. Вот это шотландец, который лупит инспекторов Ярда, играет на волынке в «Гавайской пальме» и сажает на плечо Патрицию, Патрицию — зеницу ока Дункана!
 
 
   На следующий день в восемь часов вечера Малькольм Мак-Намара переступил порог «Старого капитана». Он не обратил внимания на трех верзил, не спускавших с него глаз, зато эти трое бандитов — Блэки, Торнтон и Тони — разглядывая свою будущую жертву, очень жалели, что не потребовали от Дункана большей мзды. Пока шотландец выбирал столик, Тони пробормотал:
   — Кажется, мы влипли…
   Торнтон, самый крепкий из всех, пожал плечами.
   — Ба! Эти великаны на деле сплошь и рядом оказываются просто тряпками.
   — Не думаю, чтобы это был тот случай, — заметил Блэки, старший из троицы.
   В ожидании Патриции шотландец съел три порции сарделек и выпил полбутылки виски. Необычный посетитель вызвал у хозяина кабачка, Джима-Совы, жгучее любопытство, и он подошел к его столику.
   — Вы здорово проголодались, как я посмотрю, сэр.
   — Проголодался? Поговорим об этом попозже, когда мы с моей дамой будем ужинать.
   — Как? Вы собираетесь еще и ужинать?
   Теперь удивился шотландец.
   — Вы что, шутите, старина? Это же просто легкая закуска. Надо ведь как-то убить время… А что у вас сегодня в меню?
   Мак-Намара заказал ужин, которым можно насытить четверку хороших едоков, и снова принялся поглощать сардельки и виски. В половине девятого появилась Патриция — Дункан заставил-таки ее выполнить его волю. Малькольм поспешил навстречу, взял девушку за руку и подвел к столику.
   — Ну вот, детка, видеть вас — настоящее удовольствие, а я уж боялся, вы не придете.
   — Почему?
   — Потому что вы такая изящная, шикарная дама… а я? У меня на этот счет, знаете ли, мало иллюзий. Только ведь когда любишь…
   Несмотря на терзавшую ее тревогу, девушка улыбнулась:
   — Бедный мой друг, что бы вы стали делать со мной в Томинтуле?
   — Вы бы стали матерью моих детей, что же еще?
   — Скажите честно, Малькольм, вы представляете себе меня там?
   — Может, не такой, какая вы сейчас… Если бы вы поехали со мной, мы пошли бы от поезда пешком… Не доходя до моего дома есть фонтан. Там я умыл бы ваше лицо, смыл бы всю эту краску… угу… и вы после этого стали бы совершенно чистой. И мы начали бы все сначала.
   Патриция разрыдалась, и все посетители повернулись к гиганту. Он обхватил ее своей могучей рукой, прижал к себе и стал укачивать как ребенка.
   — Это все — волнение, — объяснил он любопытным.
   Джим-Сова, все еще мучимый сомнениями, опять подошел к столику.
   — Так будете вы ужинать или нет?
   — Еще как будем!
   — Но, учитывая состояние дамы…
   — Вот именно, старина, вот именно… В ее положении нужно как можно больше есть!
   Кабатчик на секунду замер в недоумении, потом в его глазах блеснул огонек понимания, и, улыбаясь, он поклонился мисс Поттер.
   — Вы позволите выпить за здоровье вашего будущего малыша, мэм?
   Патриция аж задохнулась и покраснела до корней волос, Малькольм рассмеялся, а трое убийц отчаянно пытались понять, что бы все это могло значить.
   — А теперь, Патриция, расскажите-ка мне, что с вами?
   — То, что вы говорили… а тут еще этот дурак…
   — Да, согласен, он малость поторопился.
   Девушка накрыла его руку своей.
   — Малькольм, не надо меня любить, я этого не стою…
   — Ну, об этом судить мне.
   — Как только вы узнаете…
   — Я ни о чем не спрашиваю.
   — Я родилась не в Лондоне, а в Уэльсе. Мои родители были крестьянами, до того нищими, что в шестнадцать лет мне пришлось уйти из дому и зарабатывать на жизнь. Я сменила много мест, одно тяжелее другого, а потом, год назад, встретила Дункана… и это было настоящим падением. Дункан — отъявленный негодяй, а Дэвит — убийца.
   — Но если Дункан дорожит вами, почему он позволил вам встретиться со мной?
   Он увидел, что Патриция мучительно борется с собой.
   — Не могу… он меня убьет… не могу, — наконец пробормотала она.
   — А вы, случаем, малость не преувеличиваете?
   Патриция прошептала:
   — Однажды такое уже было… полицейский, следивший за Дунканом… а потом девушка… я им говорила… тогда он меня ударил.
   Ей хотелось набраться мужества и объяснить ему все, описать окружение, в котором страх заставляет ее жить. Рядом с этим человеком, простым и ясным, привыкшим к освежающему ветру Шотландии и уверенным, что в жизни нет и не может быть ничего сложного, Патриция испытывала острое желание очистить свою совесть. Да, он прав, таких, как она, никогда не видывали в Томинтуле, и в этом его счастье. Этот большой ребенок очарован ее внешностью, но если бы он заглянул внутрь и увидел, что кроется за фасадом… Патриция сердилась на Малькольма, так как он заставил ее ощутить всю глубину своего падения. Он натолкнул ее на воспоминания, что когда-то она дышала чистым воздухом, бегала по холмам и смеялась вместе с другими девушками и юношами. И мисс Поттер вдруг почувствовала себя старой… бесконечно старой… А этот идиот смотрит на нее с обожанием и наверняка воображает, будто и она отвечает пылу его чувств. Но ведь на самом-то деле ее подослали, и только для того, чтобы задержать его до одиннадцати или половины двенадцатого, а потом передать наемникам Джека! Патриция была отвратительна себе самой, но у нее не хватало мужества предупредить шотландца. Если она все ему расскажет, то станет ему противна, он вернется к себе в Томинтул, а она, она останется одна давать объяснения своим хозяевам. Представив, какая ей тогда будет уготована судьба, девушка содрогнулась от ужаса.
   — О чем вы думаете, Патриция?
   Она посмотрела на шотландца так, будто он был далеко, очень далеко, вне пределов ее мира.
   — Ни о чем.
   — Так вот, вы чертовски красивы, когда думаете ни о чем!
   Джим-Сова начал расставлять заказанные блюда, и это избавило мисс Поттер от необходимости отвечать. При виде такого обилия пищи молодая женщина удивленно воскликнула:
   — Вы ждете кого-нибудь еще?
   — Я? Я ждал только вас. Слишком большое счастье — побыть с вами вдвоем.
   — Но… все эти блюда?
   — Я так влюблен, что мне хочется есть еще больше, чем обычно!
 
 
   Когда в «Гавайской пальме» бывал выходной, Питер Дэвит имел обыкновение заниматься личными делами, то есть размышлять, каким бы образом занять место Дункана подле большого босса, того, кто заправляет торговлей наркотиками в Сохо. И все же он понятия не имел, кто бы это мог быть. Питер из кожи вон лез, пытаясь раскрыть инкогнито и получить возможность проявить инициативу. Под предлогом обхода мелких поставщиков он прощупывал почву то здесь, то там, но похоже было, что вся эта мелкота не знает никого, кроме Дункана. Несколько раз Питеру приходило в голову, что Дункан и есть этот всемогущий мистер Икс, но тут же возникала куча всяких соображений, обращавших эту гипотезу в прах, более того, он не мог найти ни единого аргумента «за». Ко всему прочему, будь Дункан в самом деле большим боссом, он не оказался бы в таком тяжелом финансовом кризисе, как сейчас.
   Дэвит собрался было уходить, как вдруг зазвонил телефон. Никто, кроме Джека, не знал его адреса. Питер снял трубку:
   — Ну?
   — Питер, мне необходимо немедленно вас видеть.
   — Но…
   — Я сказал: немедленно!
   И не успел Дэвит возразить, как в трубке послышались гудки. Бандит в бешенстве отшвырнул ее. Как ему осточертело такое обращение Дункана! Пора с этим кончать, и чем раньше, тем лучше. Однако когда два человека знают друг о друге слишком много, их альянс не может быть нарушен без серьезного столкновения, и Питер всеми силами души призывал этот момент, но собирался спровоцировать противника только тогда, когда это будет выгодно самому Питеру, и только приняв все возможные меры предосторожности.
 
 
   Патриция уже давно покончила с сдой. Она закурила, наблюдая, как шотландец продолжает спокойно поглощать одно блюдо за другим. Зрелище это вызывало у нее восторг, смешанный с легким испугом. Впрочем, завидный аппетит горца пробудил подобные чувства не только у нее. Трое наемников Дункана, как завороженные, млели от восхищения, да и прочие посетители «Старого капитана» со знанием дела оценили дарованный им случаем великолепный аттракцион. Патрицию немного смущало всеобщее внимание.
   Блэки шепнул приятелям:
   — Жаль, что нам придется уничтожить такое чудо…
   — Да ты, кажись, становишься сентиментальным, — хихикнул Торнтон.
   — Нет, просто во мне силен спортивный дух.
   Наконец Малькольм со вздохом удовлетворения отодвинул от себя тарелку. Патриция не удержалась, спросила:
   — И вы всегда так едите?
   — Да, если не считать праздников в Томинтуле — тогда случается и переесть.
   — Какие же вам доходы надо иметь только для прокорма!
   Шотландец добродушно рассмеялся.
   — Ну, все необходимое у меня есть. Не беспокойтесь, Патриция, поедете со мной в Томинтул — ни в чем нуждаться не будете.
   Он говорил с такой уверенностью, что девушка даже размечталась, забыв о своем мрачном настоящем.
   — Расскажите мне о Томинтуле.
   На минуту Малькольм задумался, потом с сокрушенным видом покачал головой.
   — Забавно… но я не могу.
   — Почему?
   — Потому что трудно говорить о том, что любишь. К примеру, когда я вернусь к себе в Томинтул и скажу ребятам, что встретил самую красивую девушку в Лондоне, они мне, конечно, не поверят, начнут посмеиваться и спросят: «Какая же она, эта девушка?» А я, как я сейчас понял, не смогу им ответить… потому что не найду слов. Понимаете?
   — Не очень.
   — Ну вот священник, когда говорит о Боге… ему никогда не приходит в голову описывать Всевышнего. Бог заполонил его целиком, и этого достаточно. Если его спросят о Боге, я хочу сказать — о его внешнем виде, священник тоже не сможет ответить. Так и я. Все, что я смогу сказать ребятам: «Ее зовут Патриция». Они начнут смеяться, я разобью физиономию одному или двоим, и тогда остальные мне поверят, потому что они знают меня и знают, что я никогда не полезу в драку без серьезной причины.
   Немного помолчав, он продолжил:
   — Томинтул — это холмы и скалы… овцы… множество овец… источники с вечно ледяной водой… и сильный, продувной ветер в течение всего года… и еще — наслаждение идти в полном одиночестве на этом чертовом ветру… вот что такое Томинтул. Как вы думаете, вам там понравится? — добавил он робко.
   — Да… — Патриция говорила искренне. — Но это невозможно.
   — Вы боитесь, да?
   — Боюсь.
   — Дункана?
   — Да.
   — Нечего его бояться, я ведь здесь!
   — Бедный мой Малькольм…
 
 
   Войдя в кабинет Дункана, Дэвит не стал скрывать скверного настроения.
   — Неужели вы не можете оставить меня в покое хоть на один вечер в неделю?
   — Звонил патрон.
   — Ну и что? Мне противны люди, которые вечно прячутся.
   Джек посмотрел на него долгим, изучающим взглядом.
   — Не знаю, что на вас нашло в последнее время, Питер, но вы идете по опасной дорожке. Вы, я полагаю, еще не устали от жизни?
   — А что?
   — Да то, что если бы патрон узнал, какого вы о нем мнения, я недорого бы дал за вашу шкуру.
   — Уж не вы ли при случае сведете со мной счеты?
   — А почему бы и нет?
   Дэвит осклабился.
   — И вы не подумали, что я буду защищаться?
   — Нет… Дэвит. Вы — наемный убийца, и только. И зарубите себе это на носу! А наемный убийца меньше чем кто-либо еще способен размышлять… Поэтому подчиняйтесь и молчите. Больше вы ни на что не годитесь.
   Питера перекосило от вспыхнувшей злобы.
   — Сволочь! — прохрипел он.
   Дункан спокойно ударил его ребром ладони по губам.
   — Это чтобы научить вас уважать старших по положению, Дэвит.
   — Клянусь, я…
   — Хватит! Инцидент исчерпан, но напоминаю вам, что это ухе второй за последние сутки. Третьего не будет. А теперь слушайте: мне звонил патрон. Десять кило чистейшего героина ожидают в порту, чтобы за ними пришли.
   — Десять кило!
   — Давненько не было такой хорошей партии, и выручка сулит целое состояние, даже учитывая необходимость дележа… только все это очень опасно. Тот, кого сцапают с таким грузом, может попрощаться со свободой до конца своих дней…
   — Догадываюсь.
   — Патрон хочет, чтобы мы поторопились…
   — Почему бы ему не прогуляться самому?
   — Опять начинаете, Дэвит! К тому же вы сказали глупость: если бы он делал все сам, мы бы ничего не получали.
   — Согласен, но на меня не рассчитывайте!
   — Знаю… и за вами, и за мной слишком пристально следят легавые… Но если бы удалось отыскать человека, способного оказать нам такую услугу, вы могли бы обеспечить его безопасность и… наблюдение?
   — Само собой.
   — Ведь было бы крайне прискорбно, если бы нашему посыльному взбрела в голову идея оставить все себе. К несчастью, по всему Соединенному Королевству найдутся люди, достаточно бесчестные, чтобы не следовать принятым правилам, и они купят товар, не задумываясь о его источнике.
   Дэвит кивнул:
   — Да, с моралью нынче плохо.
 
 
   Патриция не замечала течения времени. Неловкие ухаживания шотландца навеяли воспоминания о ее первых воздыхателях из уэльской деревни: то же волнение, те же смущение и искренность, то же непонимание современного мира. Только в те времена она сама не знала жизни. Сегодня все было иначе. В голосе Малькольма Патриции слышались отзвуки голосов Дефайда, Аньорина, Гвилима, Овейна…
   Пока Мак-Намара воспевал очарование Томинтула, молодая женщина вновь вспомнила уэльскую деревню, ее зимы и весны, казавшиеся тогда нескончаемыми, и глаза ее застлали слезы. Но вот, подняв голову, чтобы улыбнуться Малькольму, Патриция заметила наемников Дункана. Ей показалось, что Торнтона она уже видела у Джека, а по выражению физиономий двух остальных было нетрудно догадаться, что именно им поручено ограбить шотландца. И вот всем существом своим Патриция возмутилась. Теперь она и мысли не могла допустить о том, чтобы отплатить этому парню за его столь наивно выраженную нежность предательством, отдав его в руки убийц. Но как помешать этому, не скомпрометировав себя в глазах этих троих, которые не преминут доложить обо всем Дункану? Патриция лихорадочно перебирала в голове способы выкрутиться из этого скверного положения. Тщетно. А тут еще Джим-Сова объявил:
   — Джентльмены, время закрывать!
   Посетители послушно вышли. Трио отправилось дежурить на Клементс-Лейн, куда под предлогом вечерней прогулки мисс Поттер должна была заманить шотландца. Патриция, как могла, тянула время, но все-таки настал момент, когда уже нельзя было не уходить из помещения. Как осужденный на казнь старается воспользоваться последними минутами, она до бесконечности рассыпалась в любезностях Джиму-Сове и его кухне. Старый Джим, не приученный к таким комплиментам, поскольку его клиентуру составляли в основном неотесанные обитатели рыбного базара, расцвел как роза. Дабы не ударить в грязь лицом, он тоже пожелал счастья такой милой паре и, подмигнув с видом человека бывалого, закончил свою речь обращением к мисс Поттер:
   — Уж вам-то никогда не придется тревожиться за своего муженька, мэм… Редко я встречал таких крепких молодцов, да еще с таким прекрасным аппетитом! А уж как он на вас смотрит, сразу ясно — влюблен по уши! Если позволите высказать мое мнение, мэм, вам обоим ужасно повезло, и я вам искренне желаю, чтобы ваш малыш был таким же красивым, как его папа и мама. — И, поскольку Джим-Сова был при случае не прочь пошутить, добавил: — Но все-таки пусть он не вырастет таким отчаянным едоком, как его папа, потому что ни одна семья в Соединенном Королевстве не сумеет насытить два таких аппетита — она просто разорится! — И Джим расхохотался над собственной остротой.