Шарль Эксбрайя
МЫ ЕЩЕ УВИДИМСЯ, ДЕТКА!
Моей дочери Клер
Ш.Э.
Глава I
Сэм Блум, хозяин «Нью Фэшэнэбл», самой жалкой гостиницы в Сохо, что на Варвик-стрит, нисколько не сомневался, что новый постоялец со второго этажа — наркоман. Сэм так давно имел дело с наркотиками, что распознавал даже самые незначительные признаки их действия. Сам он, однако, ничего подобного не употреблял — ограничивался тем, что подсказывал клиентам, способным хорошо заплатить, где можно раздобыть героин наилучшего качества. Но оказывать услуги такого рода этому типу со второго этажа Сэм вовсе не собирался. Стоптанные башмаки, чистый, но лоснящийся и несколько обтрепанный костюм, сомнительного качества рубашка достаточно красноречиво свидетельствовали о том, что их владелец переживает далеко не блестящий период. Сэм уже неделю внимательно следил за ним, зная, что торчок на кумаре[1] способен пойти на что угодно, лишь бы раздобыть хоть капельку своего зелья. Приехав в гостиницу, парень сообщил, что он профессиональный актер из Ливерпуля. Короче, с точки зрения Сэма — полное ничтожество. Блум всерьез раздумывал, как бы освободиться от нежелательного постояльца, когда тот появился на верхней площадке и начал нетвердым шагом спускаться с лестницы. Казалось, у него мучительно кружится голова. Добравшись до конторки Сэма, он спросил:
— Для меня нет писем?
— Нет, мистер Карвил.
Молодой человек пожал плечами и вышел на улицу. Блум наблюдал, как, оказавшись на тротуаре, Карвил остановился и некоторое время стоял в нерешительности, потом повернул направо. По-видимому, он собирался бродить по улицам просто так, без определенной цели, лишь бы хоть немного устать и отвлечься от навязчивой мысли. Хозяин гостиницы покачал головой: скоро его постоялец начнет чудить белым светом, а на финал загремит в больницу и выпьет полную чашу всех ужасов дезинтоксикации. Но ему-то, Сэму, какое, в конце концов, до этого дело?
Ближе к полудню Блум давал распоряжения Эдмунду — лет пять назад он подобрал в Сохо этот жалкий человеческий обломок, служивший теперь козлом отпущения в «Нью Фэшэнэбл» за мизерную плату, жалкую еду и немного скверного виски. В это время в гостиницу впорхнула ослепительная блондинка, и холл окутал приятный аромат дорогих духов. При виде молодой женщины Сэм воскликнул:
— Племянница! Каким добрым ветром?
— Просто захотелось вас повидать, дядюшка.
Перегнувшись через стол, дядя и племянница обменялись поцелуем. Поскольку поблизости больше никого не было, Эдмунд позволил себе заметить:
— Если это представление только ради меня, зря вы так стараетесь!
Блум пришел в дикую ярость.
— Когда мне понадобится твое мнение, я тебя позову. И вообще, еще одно замечание такого рода — вылетишь за дверь! Ступай-ка лучше прибери комнату мистера Карвила, чем считать тут ворон!
Старик вышел, бормоча ругательства, но Сэм, при всем своем изощренном слухе, так и не смог разобрать их смысла.
Едва Эдмунд исчез из виду, Сэм тревожно спросил:
— В чем дело, мисс Поттер?
— Я от Джека. Он советует вам быть крайне осторожным. Ходят слухи, что Ярд всерьез принялся за наш квартал. Так что держите ухо востро, и никаких случайных клиентов.
— Не беспокойтесь сами, мисс Поттер, и успокойте Джека. С этого дня и до тех пор, пока он не подаст сигнала, я не приму ни одного новенького… А что все-таки стряслось?
— Да ничего особенного, просто на днях Джек должен получить довольно большую партию, вот и нервничает. Как ему кажется, возле «Гавайской пальмы» бродит слишком много инспекторов.
— Но откуда же им знать, что ваша лавочка — нечто вроде распределительного центра?
— Не мне вам объяснять, Сэм, что, когда имеешь дело с наркоманами, невозможно быть спокойным. Они отца и мать продадут за щепотку своей мерзости.
Это замечание тут же вызвало в памяти Сэма образ мистера Карвила.
— Кстати, мисс Поттер, скажите Джеку, что уже восемь дней у меня тут живет вполне специфичный образчик. Явный торчок…
И Блум рассказал мисс Поттер все, что знал о Карвиле.
Если бы Патриция Поттер не предупредила Сэма о грозящей ему опасности, появление участкового констебля Майкла Торнби не нарушило бы его душевного равновесия.
— Привет, Блум!
— Здравствуйте, мистер Торнби.
— Карвил… Гарри Карвил… Вам это имя что-нибудь говорит?
— Конечно! Это один из моих постояльцев.
— У вас есть его данные?
— Еще бы!
Констебль переписал формуляр, заполненный Карвилом в день приезда.
— Он вам заплатил?
— Вчера.
— А багаж у него есть?
— Довольно жалкий.
— Можно взглянуть?
— Не знаю, вправе ли я позволить такое без ордера на обыск…
Констебль выпрямился.
— Не валяйте дурака, Блум, или я всерьез рассержусь.
В потрепанных чемоданах Карвила не оказалось ничего подозрительного. Спустившись вместе с констеблем вниз, Сэм спросил:
— Надеюсь, этот Карвил не натворил ничего серьезного?
— Подрался с моим коллегой на площади Сахо. Теперь отдыхает в кутузке.
— Меня это нисколько не удивляет.
— Почему?
Поймав взгляд констебля, Блум прикусил язык. Неужели он так никогда и не научится молчать? Увы, желание блеснуть всегда было его слабостью. А полисмен между тем настаивал:
— Что вас навело на мысль, будто этот тип способен на такие дела, Блум?
Делать нечего, пришлось отвечать.
— Не хотелось бы окончательно топить парня, но мне показалось, что он колется.
— А!
— Не то чтобы я в этом очень разбирался, но в Сохо то и дело видишь столько всякого сброда…
Торнби расхохотался, и тем самым окончательно перепугал трактирщика.
— Разве я сказал что-нибудь смешное? — пролепетал Сэм.
— Скорее неожиданное… Истинная правда, что в Сохо встречается самая разнообразная сволочь, но вот что это заметили именно вы — очень смешно. Не так ли?
Сэм был далеко не дурак и тут же почувствовал скрытую угрозу.
— Может, выпьете стаканчик, мистер Торнби?
— Никогда не пью при исполнении, а в свободное время выбираю, с кем пить. Не думаю, чтобы вы когда-нибудь оказались в этой компании, Блум.
Пока происходила эта сцена, Карвил действительно был в полиции, а точнее, в Ярде, в кабинете суперинтенданта Бойланда, шефа отдела по борьбе с наркотиками, ибо псевдо-Гарри Карвил был не кем иным, как инспектором Джеффри Поллардом.
— Говорят, вы отличились в схватке с констеблем Моррисом, Джеффри? Бедняга и не догадывался, в чем дело, — мы воздержались от предупреждений, чтобы он держался естественнее, — и в результате, по моим сведениям, парень так поработал дубинкой, что едва не вывел вас из строя?
— В следующий раз, будьте так любезны, предупредите, пожалуйста, всех действующих лиц, иначе я рискую начать расследование в больнице. Надеюсь, этот Моррис запишется на будущий чемпионат по боксу среди полицейских. Боже милостивый, да на мне живого места нет!
— Прекрасно. По крайней мере будет видно, что вам задали хорошую трепку в участке. А теперь, Джеффри, что, если вы перестанете скрытничать и расскажете, как идет расследование?
— Пока я не очень-то продвинулся, супер. Ясно одно: «Нью Фэшэнэбл», быть постояльцем которой мне выпала сомнительная честь, — один из центров снабжения. Там крутится слишком много народу. И достаточно взглянуть, что это за люди, — отребье!
— Хотите, организуем рейд?
— Ни в коем случае! Сэм Блум лишь мелкий посредник. А мне нужно докопаться до источника, до «зверя», ведущего всю крупную игру.
— И как вы собираетесь его искать?
— Точно еще не знаю, но одна мыслишка наклевывается. У Сэма есть племянница, состоящая с ним приблизительно в таком же родстве, как и со мной. Это Патриция Поттер, очаровательная молодая особа, певичка в «Гавайской пальме».
— А, в лавочке Джека Дункана?
— Вот именно.
— Ну, Джеффри, вот вам и ниточка. Дункан нам хорошо известен — он уже не раз сидел за торговлю наркотиками.
— Знаю. Но он парень не промах, тут надо брать с поличным. Я уверен: проведи мы сейчас самый тщательный обыск — ни пылинки не найдем.
— И что же вы предлагаете?
— Волей-неволей надо действовать через Сэма. Я уже несколько раз видел, как к нему приходила девчушка, по уши набитая наркотиками. Сэм при мне грубо вышвыривал ее за дверь. У бедняги явно больше нет денег, но я уверен, что она еще не раз явится туда. Можно будет проследить. Пока мне не хотелось обнаруживать излишнее любопытство. Я сам изображаю наркомана, и, думаю, небезуспешно — достаточно изучил эту публику. Жду, когда мне предложат услуги. Предложение может поступить либо от Сэма, либо от Эдмунда, гостиничного слуги. Бедняга готов сделать что угодно за гроши. Как видите, зацепка хорошая.
— Добро, Джеффри, но будьте осторожны. Вы ведь не хуже меня знаете — эти подонки не остановятся ни перед чем. Если вас раскусят, я недорого дам за вашу жизнь. Хотите, распоряжусь, чтобы Блисс и Мартин были у вас под рукой?
— Вряд ли это пойдет на пользу делу. Эти люди слишком недоверчивы, и при малейшем подозрении они меня выследят. Пусть лучше Блисс и Мартин наладят бесперебойное телефонное дежурство, чтобы я мог соединиться с ними в любое время дня и ночи.
— Рассчитывайте на меня.
Псевдо-Карвил явился на следующее утро в «Нью Фэшэнэбл» небритый, неумытый, в потрепанном костюме и грязной рубашке. С первого взгляда было видно, что человек провел ночь не в своей постели. Передавая ему ключ, Сэм заметил:
— Вчера вами интересовался легавый… Переписал формуляр, и мне пришлось позволить ему осмотреть ваши вещи. Я это говорю, чтобы вы не подумали…
— Сволочи все эти легавые… Я немного поцапался с одним из них, и меня до утра продержали в каталажке… я… я… мне чертовски нужно…
Блум заметил, что у его клиента сильно дрожат пальцы, и, когда тот замолчал, вкрадчиво осведомился:
— В чем же вы так нуждаетесь, мистер Карвил?
Инспектор сделал вид, будто готов признаться, но усилием воли заставляет себя сдержаться.
— В отдыхе, — пробормотал он.
— Ну так вот ваш ключ, мистер Карвил.
Да, это, конечно, наркоман, тут и сомневаться нечего, но еще недостаточно втянувшийся. Несмотря на инструкции, переданные Патрицией, Блум все-таки решил продать Карвилу несколько пакетиков порошка, разумеется, за изрядную сумму. Пусть только парень окончательно дозреет. Чего ради лишать себя выгодной сделки?
Через час мнимый Карвил спустился вниз.
— Не могу заснуть, — признался он. — Не знаю, что со мной…
— Вам нужно принять что-нибудь успокаивающее.
— Может быть, но его не так-то просто найти…
— О, способ наверняка найдется. В Сохо всегда можно отыскать все, что необходимо, но, разумеется, за соответствующую плату.
— Вопрос не столько в деньгах, сколько в том, чем рискуешь.
— Ну, мистер Карвил, тот, кто умеет выбрать верного человека, не рискует ничем.
— А вы знаете таких людей, мистер Блум?
— Могу навести справки, скажем так…
— Я был бы так вам обязан!
Разговор прервало появление девушки, о которой инспектор рассказывал суперинтенданту. Она как бы в полусне направилась к конторке Блума. Впалые щеки, постоянно подрагивающие руки, неверный шаг…
— Что вам здесь надо?! — завопил, увидев ее, Сэм. — Я вам уже сто раз говорил, у меня для вас ничего нет. Кажется, ясно?
— Но, мистер Блум, совсем капельку…
— Замолчите, сейчас же замолчите, черт бы вас…
— Мистер Блум, клянусь вам, я заплачу!
Сэм вскочил, схватил девушку за руку и с омерзительной грубостью вышвырнул за дверь. Инспектору пришлось напомнить себе о важности возложенной на него миссии, чтобы взять себя в руки и не броситься на Блума.
— Вот ведь пиявки! Честное слово, дай им волю, они бы высосали из меня все до последнего пенни. Вот что значит быть слишком добрым. — И с улыбкой, вызвавшей у инспектора жгучее желание надавать ему пощечин, хозяин гостиницы добавил: — Но в моем возрасте трудно с собой справиться.
Инспектору не терпелось броситься следом за несчастной девушкой, но ему важно было не возбудить у Сэма подозрений. Он поднялся, делая вид, будто не без труда удерживает равновесие.
— Я правда что-то очень неважно себя чувствую… Думаю, надо заставить себя немного пройтись. Может, это хоть отчасти освежит мне голову…
— Ладно… Но если все же ничего не выйдет, приходите посоветоваться со мной, мистер Карвил. Вы мне нравитесь, а я не люблю оставлять в беде хорошего человека.
К счастью для инспектора, девушка отошла от гостиницы всего на несколько шагов. Возможно, она еще надеялась как-то умолить Сэма Блума. Полицейский увидел, что она, поколебавшись, сделала было движение в сторону гостиницы, намереваясь вернуться туда, но тут же, одумавшись, нетвердым шагом побрела прочь. Он пошел следом. На каждом повороте девушка читала названия улицы. По-видимому, она знала, куда идет. Так, один за другим, они вышли на Бродвик-стрит, и там девушка вошла в дом, на котором висела табличка, извещавшая, что здесь живет доктор Хиллари Эдэмфис. Инспектор вошел следом, также позвонил в дверь и, оказавшись в зале ожидания, с облегчением обнаружил там ту, за которой следил. Когда подошла очередь девушки, она вскочила, едва доктор открыл дверь в кабинет, и, входя, почти оттолкнула его. Врач, казалось, несколько удивился, но он, очевидно, привык к странностям больных и не выказал ни малейшего неудовольствия. Эта сценка позволила Полларду получше рассмотреть врача. Красивый мужчина лет шестидесяти, с приятным серьезным лицом — явно из тех, кому, не колеблясь, поверяют все свои трудности, даже если признание стоит некоторого труда.
Когда врач вернулся в зал ожидания, инспектор откликнулся на приглашение войти, считая, что наверняка больше узнает о молодой наркоманке от обследовавшего ее врача, чем если просто отправится следом за ней. К тому же, раз девушка так упорно возвращается в «Нью Фэшэнэбл», значит, не знает, где еще можно добыть наркотики.
Врач усадил инспектора в кресло напротив себя.
— Вы пришли ко мне впервые, не так ли? — спросил он.
— Да, я здесь в первый раз, доктор.
— Назовите, пожалуйста, ваше имя.
Вместо ответа инспектор показал удостоверение Ярда. Эдэмфис долго рассматривал его, прежде чем задать следующий вопрос.
— Ваш визит вызван профессиональным интересом или?..
— Профессиональным.
— А-а-а…
— Я бы хотел, чтобы вы все рассказали мне о девушке, которая только что от вас ушла.
— Мисс Банхилл?
— Я не знаю ее имени. Спасибо, что вы мне его назвали. Не могли бы вы также дать мне ее адрес?
— Сент-Аннс-роуд, сто двадцать четыре.
— Это в Ноттинг-Хилле?
— Да, именно там. А могу я, в свою очередь?..
— На что она жаловалась?
— Вы должны понять, инспектор, что врачебная тайна…
— Какие могут быть врачебные тайны, когда речь идет о наркоманке, доктор?
— А, так вам это известно?..
Полицейский, не таясь, рассказал доктору Эдэмфису, как и где он встретил мисс Банхилл.
— Видимо, она не может достать наркотики. Что она вам сказала?
— Правду. Но это не такой уж тяжелый случай. Мисс Банхилл еще не успела как следует втянуться, и, думаю, если она доверится мне, я смогу вытащить ее из этого ада. Пока я дал ей успокоительное. Девушка должна снова прийти сюда завтра. Но придет ли? Если вы знаете наркоманов, инспектор, то вам не надо объяснять, как резко у них меняется настрой. Достаточно какой-нибудь подружке бесплатно предложить дозу — и все благие намерения пойдут прахом. Тут уж ни вы, ни я ничего не сможем поделать.
— Она не сказала, кто снабжал ее наркотиками?
— Нет, да я и не спрашивал, чтобы не спугнуть.
— Доктор, почему она пришла к вам?
— Не понимаю.
— Почему она выбрала именно вас? Или это случайность?
— В Сохо многие знают, что я все время борюсь с наркоманией. Наверное, ей об этом рассказали.
— И давно вы уделяете особое внимание наркоманам, доктор?
— С тех пор, как умерла моя дочь…
— Прошу прощения, но…
Доктор Эдэмфис сурово взглянул на инспектора.
— Руфь стала для меня всем, после того как я потерял ее мать. Как все отцы на свете, я считал ее лучшей из всех. Она училась в университете, и я гордился ее успехами, ее внешностью, ее знаниями. Но у меня почти не было времени наблюдать за ней, направлять, давать какие-то советы. Руфь мало бывала вне дома… Она собиралась преподавать восточные языки и очень много занималась. Как я гордился своей маленькой Руфью! А потом однажды заметил, что она худеет, а в глазах появился лихорадочный блеск. Я спросил, в чем дело, и впервые столкнулся с необычной сдержанностью, почти враждебностью… Я не стал настаивать, ограничился наблюдениями и тогда обнаружил, что она почти перестала есть. Я было рассердился, но натолкнулся на непроницаемую стену. Понимаете, инспектор, моя маленькая девочка ощетинилась против меня, как враг! Я был так поражен, так сбит с толку, что, помнится, в тот вечер просто встал из-за стола и ушел в свой кабинет, ожидая, что Руфь прибежит просить прощения. Но она не пришла.
У врача вырвался вздох, похожий на глухое рыдание, а полицейский в смущении не осмеливался вставить ни слова.
— Простите, но для меня эта драма все еще свежа, все еще причиняет боль… Вы догадываетесь, о чем я подумал в первую очередь, опять-таки как все отцы. Я попробовал вызвать Руфь на доверительный разговор, уговаривал, что она может все мне рассказать и, что бы она ни сделала, всегда найдет во мне друга… и что я меньше всего хочу, чтобы она отправилась за помощью к какому-нибудь шарлатану. Она изумленно посмотрела на меня, а потом воскликнула: «Уж не воображаешь ли ты, что я жду ребенка?» Руфь рассмеялась каким-то странным, истерическим смехом и, не сказав больше ни слова, вышла. Я не понял, в чем дело, инспектор, и, однако, мне показалось, что такой смех я уже явно когда-то слышал. Но где и когда? Только через два дня, разбирая старые бумаги, касавшиеся моей первой практики в больнице, я донял — подобный смех я действительно слышал, так смеялась одна наркоманка. И тут уже в памяти всплыли все явные симптомы этой болезни. Моя дочь колется! Это было для меня страшным ударом… нечеловеческим!.. Когда я сказал ей, что знаю, в чем дело, дочь повела себя вызывающе, инспектор. Руфь уже не была моей маленькой девочкой… Та исчезла, и я даже не заметил, как… Я потерял дочь, не сразу осознав, что случилось. Можете вы представить себе весь ужас моего положения?
— Но как врач вы не могли бы?..
— Я испробовал все, инспектор: дезинтоксикацию, общее лечение, психоанализ, переезд в другую страну — ничто не помогало. Стоило ей выйти из больницы, и Руфь тут же принималась за свое. Я не давал ей денег, но она все-таки доставала наркотики — какими способами, я даже не осмеливаюсь вообразить… Время от времени, однако, она снова становилась моей прежней Руфью, умоляла спасти ее, мы плакали в объятиях друг друга, я снова начинал верить в возможность исцеления, но на следующий день все возвращалось на круги своя…
— И… она умерла?
— Да… ее нашли в комнате, за баром… Руфь отравилась. Может быть, в момент трезвости рассудка ей вдруг стало нестерпимо стыдно за то, чем она стала, и этот стыд оказался непреодолимым?..
Глядя на искаженное страданием лицо старого врача, инспектор испытывал бесконечную жалость.
— И с тех пор вы лечите наркоманов?
— Да… особенно девушек, молодых женщин, потому что в них я вижу Руфь… Пытаясь спасти эти человеческие обломки, я каждый раз надеюсь уберечь Руфь от ее чудовищного падения. Ну вот хотя бы эта крошка, которая только что была здесь… Мне казалось, это моя дочь пришла доверить мне свою муку… Так что вы можете рассчитывать, я сделаю все… возможное…
— Благодарю вас, доктор. Но если вы привязаны к жертвам, то мое дело — бороться с теми, кто ответствен за их страдания. Я обязан лишить этих мерзавцев возможности причинять вред.
— Это очень трудно.
— Ничего, мы привыкли к сложным задачам.
— Мужества вам, инспектор, и еще — большой удачи.
— Что касается мужества — то, что вы мне сейчас доверили, только прибавило мне его.
— В таком случае я счастлив, что вам пришло в голову пойти за этой девушкой.
Инспектор решил, что мисс Банхилл должна чувствовать себя сейчас не блестяще и, следовательно, самое время попробовать получить от нее сведения, которые могли бы натолкнуть его на след крупных воротил. Поллард поймал такси и направился прямиком в Ноттинг-Хилл. Дом сто двадцать четыре по Сент-Аннс-роуд выглядел далеко не дворцом. Наркоманы мало заботятся об удобствах, поскольку большую часть времени проводят в мирах иных. Маленькая, бесцветная, как бы вылинявшая женщина, назвавшаяся домовладелицей, соблаговолила сообщить инспектору, что мисс Банхилл только что вернулась домой, но сочла нужным заметить, хихикнув, что состояние мисс Банхилл показалось ей не особенно располагающим к беседе.
Дверь комнаты не была заперта, и, поскольку ответа на стук не последовало, инспектор вошел. Запущенная комната. Повсюду валяются неубранные вещи, рядом с плитой — гора грязной посуды. Тяжелый, спертый воздух, пропитанный запахом кухни, свидетельствовал, что окно здесь открывается крайне редко. Что касается хозяйства, то, очевидно, никого не волновало, ведется оно или нет. Полицейский сразу узнал эту отвратительную беззаботность жертв наркотиков, теряющих всякое представление о человеческом достоинстве и не способных думать о чем-либо, кроме возможности снова впасть в подобное смерти, но зато успокаивающее забытье, которое несут с собой укол или горсть таблеток. Мисс Банхилл спала на разобранной постели одетая, даже не потрудившись снять башмаки. Но сон ее оказался гораздо менее глубок, чем можно было предположить, поскольку, почувствовав чье-то постороннее присутствие, девушка тут же открыла глаза. Сначала ее тусклый взгляд бессознательно скользнул по лицу Полларда, не задерживаясь, потом снова остановился на нем, и крохотные зрачки расширились. Мисс Банхилл попробовала приподняться, но ей это не удалось, и инспектору пришлось помочь девушке сесть.
— Что вам тут у меня надо? — с трудом выдавила она.
— Я вошел, потому что вы не ответили на мой стук, а дверь не была заперта.
— И чего вы от меня хотите?
— Поговорить.
— О чем?
— О наркотиках.
Мисс Банхилл подозрительно осмотрела инспектора с головы до ног и недоверчиво спросила:
— Вас послал Сэм?
— Нет.
— Вот как! А впрочем, плевать… У меня нет денег, а сама я не настолько аппетитна, чтобы вы согласились на другой вид оплаты. Так ведь?
— Значит, вы уже и до этого дошли, мисс Банхилл?
Она долго и непонимающе смотрела на него.
— Вы… не собираетесь… предложить мне… товар?
— Нет.
— Тогда я не понимаю.
— Я из полиции, мисс Банхилл.
Девушка содрогнулась от ужаса.
— Вы хотите меня забрать?
— Нет.
Поллард уселся у изголовья кровати.
— Послушайте-ка меня, мисс Банхилл. Я здесь не для того, чтобы добавить к вашим страданиям новые, я хочу попробовать спасти вас.
Она пожала плечами.
— Слишком поздно.
— Ошибаетесь. Сколько вам лет?
— Двадцать четыре.
— И вы, конечно, считаете себя старухой?
— Я на самом деле стара.
В ответе не слышалось ни малейшей иронии, а, напротив, убежденность, поразившая инспектора. И ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить разговор.
— Не говорите глупостей! Уверяю вас, если вы захотите помочь мне, я вас вылечу, и вы снова станете такой же девушкой, как другие.
Она тихонько, беззвучно заплакала.
— Если бы только это было правдой…
— Так и будет, только надо меня слушаться. Как вы пришли к этому, мисс Банхилл?
Она, почти не колеблясь, рассказала Полларду свою историю, похожую на сотни других, уже слышанных им раньше. Безработица, одиночество, бары, вкус к легкому на вид существованию, а потом однажды — тоскливый вечер, когда, вдруг протрезвев, подводишь итоги и видишь такой жалкий результат, что испытываешь непреодолимое желание покончить счеты с жизнью. Тут появляется сердобольный друг и заявляет, что враз приведет вас в чувство — и всего-то одним пустяковым уколом. Вы, конечно, относитесь к этому скептически, но соглашаетесь, потому что раз уж решили умереть, то не все ли равно… И — о чудо! Наркотик оказывает волшебное действие. Все, что вас только что угнетало, кажется теперь пустяком, и вы снова верите в возможность жить. Но потом депрессия возвращается, и вы идете к услужливому другу, который на сей раз «вынужден» взять за укол деньги. Попались. И дальше вы уже не можете обходиться без наркотика, денег нет и так далее. И все это кончается проституцией, самоубийством или больницей.
Случай мисс Банхилл ничем не отличался от других. Поллард говорил долго, наступила ночь, а он все выискивал новые аргументы, способные побороть страх и неуверенность. Инспектор сумел найти верные слова, и в конце концов мисс Банхилл признала, что двадцать четыре года — еще не старость и что, выздоровев, она сможет прожить нормально еще много-много лет. Наконец девушка решила довериться Полларду и поехать с ним в больницу, где ее начнут лечить.
— А теперь, мисс, на примере того, что сделали с вами, попробуйте понять, как преступны люди, зарабатывающие деньги, много денег, на больных, ставших больными по их милости!
— Для меня нет писем?
— Нет, мистер Карвил.
Молодой человек пожал плечами и вышел на улицу. Блум наблюдал, как, оказавшись на тротуаре, Карвил остановился и некоторое время стоял в нерешительности, потом повернул направо. По-видимому, он собирался бродить по улицам просто так, без определенной цели, лишь бы хоть немного устать и отвлечься от навязчивой мысли. Хозяин гостиницы покачал головой: скоро его постоялец начнет чудить белым светом, а на финал загремит в больницу и выпьет полную чашу всех ужасов дезинтоксикации. Но ему-то, Сэму, какое, в конце концов, до этого дело?
Ближе к полудню Блум давал распоряжения Эдмунду — лет пять назад он подобрал в Сохо этот жалкий человеческий обломок, служивший теперь козлом отпущения в «Нью Фэшэнэбл» за мизерную плату, жалкую еду и немного скверного виски. В это время в гостиницу впорхнула ослепительная блондинка, и холл окутал приятный аромат дорогих духов. При виде молодой женщины Сэм воскликнул:
— Племянница! Каким добрым ветром?
— Просто захотелось вас повидать, дядюшка.
Перегнувшись через стол, дядя и племянница обменялись поцелуем. Поскольку поблизости больше никого не было, Эдмунд позволил себе заметить:
— Если это представление только ради меня, зря вы так стараетесь!
Блум пришел в дикую ярость.
— Когда мне понадобится твое мнение, я тебя позову. И вообще, еще одно замечание такого рода — вылетишь за дверь! Ступай-ка лучше прибери комнату мистера Карвила, чем считать тут ворон!
Старик вышел, бормоча ругательства, но Сэм, при всем своем изощренном слухе, так и не смог разобрать их смысла.
Едва Эдмунд исчез из виду, Сэм тревожно спросил:
— В чем дело, мисс Поттер?
— Я от Джека. Он советует вам быть крайне осторожным. Ходят слухи, что Ярд всерьез принялся за наш квартал. Так что держите ухо востро, и никаких случайных клиентов.
— Не беспокойтесь сами, мисс Поттер, и успокойте Джека. С этого дня и до тех пор, пока он не подаст сигнала, я не приму ни одного новенького… А что все-таки стряслось?
— Да ничего особенного, просто на днях Джек должен получить довольно большую партию, вот и нервничает. Как ему кажется, возле «Гавайской пальмы» бродит слишком много инспекторов.
— Но откуда же им знать, что ваша лавочка — нечто вроде распределительного центра?
— Не мне вам объяснять, Сэм, что, когда имеешь дело с наркоманами, невозможно быть спокойным. Они отца и мать продадут за щепотку своей мерзости.
Это замечание тут же вызвало в памяти Сэма образ мистера Карвила.
— Кстати, мисс Поттер, скажите Джеку, что уже восемь дней у меня тут живет вполне специфичный образчик. Явный торчок…
И Блум рассказал мисс Поттер все, что знал о Карвиле.
Если бы Патриция Поттер не предупредила Сэма о грозящей ему опасности, появление участкового констебля Майкла Торнби не нарушило бы его душевного равновесия.
— Привет, Блум!
— Здравствуйте, мистер Торнби.
— Карвил… Гарри Карвил… Вам это имя что-нибудь говорит?
— Конечно! Это один из моих постояльцев.
— У вас есть его данные?
— Еще бы!
Констебль переписал формуляр, заполненный Карвилом в день приезда.
— Он вам заплатил?
— Вчера.
— А багаж у него есть?
— Довольно жалкий.
— Можно взглянуть?
— Не знаю, вправе ли я позволить такое без ордера на обыск…
Констебль выпрямился.
— Не валяйте дурака, Блум, или я всерьез рассержусь.
В потрепанных чемоданах Карвила не оказалось ничего подозрительного. Спустившись вместе с констеблем вниз, Сэм спросил:
— Надеюсь, этот Карвил не натворил ничего серьезного?
— Подрался с моим коллегой на площади Сахо. Теперь отдыхает в кутузке.
— Меня это нисколько не удивляет.
— Почему?
Поймав взгляд констебля, Блум прикусил язык. Неужели он так никогда и не научится молчать? Увы, желание блеснуть всегда было его слабостью. А полисмен между тем настаивал:
— Что вас навело на мысль, будто этот тип способен на такие дела, Блум?
Делать нечего, пришлось отвечать.
— Не хотелось бы окончательно топить парня, но мне показалось, что он колется.
— А!
— Не то чтобы я в этом очень разбирался, но в Сохо то и дело видишь столько всякого сброда…
Торнби расхохотался, и тем самым окончательно перепугал трактирщика.
— Разве я сказал что-нибудь смешное? — пролепетал Сэм.
— Скорее неожиданное… Истинная правда, что в Сохо встречается самая разнообразная сволочь, но вот что это заметили именно вы — очень смешно. Не так ли?
Сэм был далеко не дурак и тут же почувствовал скрытую угрозу.
— Может, выпьете стаканчик, мистер Торнби?
— Никогда не пью при исполнении, а в свободное время выбираю, с кем пить. Не думаю, чтобы вы когда-нибудь оказались в этой компании, Блум.
Пока происходила эта сцена, Карвил действительно был в полиции, а точнее, в Ярде, в кабинете суперинтенданта Бойланда, шефа отдела по борьбе с наркотиками, ибо псевдо-Гарри Карвил был не кем иным, как инспектором Джеффри Поллардом.
— Говорят, вы отличились в схватке с констеблем Моррисом, Джеффри? Бедняга и не догадывался, в чем дело, — мы воздержались от предупреждений, чтобы он держался естественнее, — и в результате, по моим сведениям, парень так поработал дубинкой, что едва не вывел вас из строя?
— В следующий раз, будьте так любезны, предупредите, пожалуйста, всех действующих лиц, иначе я рискую начать расследование в больнице. Надеюсь, этот Моррис запишется на будущий чемпионат по боксу среди полицейских. Боже милостивый, да на мне живого места нет!
— Прекрасно. По крайней мере будет видно, что вам задали хорошую трепку в участке. А теперь, Джеффри, что, если вы перестанете скрытничать и расскажете, как идет расследование?
— Пока я не очень-то продвинулся, супер. Ясно одно: «Нью Фэшэнэбл», быть постояльцем которой мне выпала сомнительная честь, — один из центров снабжения. Там крутится слишком много народу. И достаточно взглянуть, что это за люди, — отребье!
— Хотите, организуем рейд?
— Ни в коем случае! Сэм Блум лишь мелкий посредник. А мне нужно докопаться до источника, до «зверя», ведущего всю крупную игру.
— И как вы собираетесь его искать?
— Точно еще не знаю, но одна мыслишка наклевывается. У Сэма есть племянница, состоящая с ним приблизительно в таком же родстве, как и со мной. Это Патриция Поттер, очаровательная молодая особа, певичка в «Гавайской пальме».
— А, в лавочке Джека Дункана?
— Вот именно.
— Ну, Джеффри, вот вам и ниточка. Дункан нам хорошо известен — он уже не раз сидел за торговлю наркотиками.
— Знаю. Но он парень не промах, тут надо брать с поличным. Я уверен: проведи мы сейчас самый тщательный обыск — ни пылинки не найдем.
— И что же вы предлагаете?
— Волей-неволей надо действовать через Сэма. Я уже несколько раз видел, как к нему приходила девчушка, по уши набитая наркотиками. Сэм при мне грубо вышвыривал ее за дверь. У бедняги явно больше нет денег, но я уверен, что она еще не раз явится туда. Можно будет проследить. Пока мне не хотелось обнаруживать излишнее любопытство. Я сам изображаю наркомана, и, думаю, небезуспешно — достаточно изучил эту публику. Жду, когда мне предложат услуги. Предложение может поступить либо от Сэма, либо от Эдмунда, гостиничного слуги. Бедняга готов сделать что угодно за гроши. Как видите, зацепка хорошая.
— Добро, Джеффри, но будьте осторожны. Вы ведь не хуже меня знаете — эти подонки не остановятся ни перед чем. Если вас раскусят, я недорого дам за вашу жизнь. Хотите, распоряжусь, чтобы Блисс и Мартин были у вас под рукой?
— Вряд ли это пойдет на пользу делу. Эти люди слишком недоверчивы, и при малейшем подозрении они меня выследят. Пусть лучше Блисс и Мартин наладят бесперебойное телефонное дежурство, чтобы я мог соединиться с ними в любое время дня и ночи.
— Рассчитывайте на меня.
Псевдо-Карвил явился на следующее утро в «Нью Фэшэнэбл» небритый, неумытый, в потрепанном костюме и грязной рубашке. С первого взгляда было видно, что человек провел ночь не в своей постели. Передавая ему ключ, Сэм заметил:
— Вчера вами интересовался легавый… Переписал формуляр, и мне пришлось позволить ему осмотреть ваши вещи. Я это говорю, чтобы вы не подумали…
— Сволочи все эти легавые… Я немного поцапался с одним из них, и меня до утра продержали в каталажке… я… я… мне чертовски нужно…
Блум заметил, что у его клиента сильно дрожат пальцы, и, когда тот замолчал, вкрадчиво осведомился:
— В чем же вы так нуждаетесь, мистер Карвил?
Инспектор сделал вид, будто готов признаться, но усилием воли заставляет себя сдержаться.
— В отдыхе, — пробормотал он.
— Ну так вот ваш ключ, мистер Карвил.
Да, это, конечно, наркоман, тут и сомневаться нечего, но еще недостаточно втянувшийся. Несмотря на инструкции, переданные Патрицией, Блум все-таки решил продать Карвилу несколько пакетиков порошка, разумеется, за изрядную сумму. Пусть только парень окончательно дозреет. Чего ради лишать себя выгодной сделки?
Через час мнимый Карвил спустился вниз.
— Не могу заснуть, — признался он. — Не знаю, что со мной…
— Вам нужно принять что-нибудь успокаивающее.
— Может быть, но его не так-то просто найти…
— О, способ наверняка найдется. В Сохо всегда можно отыскать все, что необходимо, но, разумеется, за соответствующую плату.
— Вопрос не столько в деньгах, сколько в том, чем рискуешь.
— Ну, мистер Карвил, тот, кто умеет выбрать верного человека, не рискует ничем.
— А вы знаете таких людей, мистер Блум?
— Могу навести справки, скажем так…
— Я был бы так вам обязан!
Разговор прервало появление девушки, о которой инспектор рассказывал суперинтенданту. Она как бы в полусне направилась к конторке Блума. Впалые щеки, постоянно подрагивающие руки, неверный шаг…
— Что вам здесь надо?! — завопил, увидев ее, Сэм. — Я вам уже сто раз говорил, у меня для вас ничего нет. Кажется, ясно?
— Но, мистер Блум, совсем капельку…
— Замолчите, сейчас же замолчите, черт бы вас…
— Мистер Блум, клянусь вам, я заплачу!
Сэм вскочил, схватил девушку за руку и с омерзительной грубостью вышвырнул за дверь. Инспектору пришлось напомнить себе о важности возложенной на него миссии, чтобы взять себя в руки и не броситься на Блума.
— Вот ведь пиявки! Честное слово, дай им волю, они бы высосали из меня все до последнего пенни. Вот что значит быть слишком добрым. — И с улыбкой, вызвавшей у инспектора жгучее желание надавать ему пощечин, хозяин гостиницы добавил: — Но в моем возрасте трудно с собой справиться.
Инспектору не терпелось броситься следом за несчастной девушкой, но ему важно было не возбудить у Сэма подозрений. Он поднялся, делая вид, будто не без труда удерживает равновесие.
— Я правда что-то очень неважно себя чувствую… Думаю, надо заставить себя немного пройтись. Может, это хоть отчасти освежит мне голову…
— Ладно… Но если все же ничего не выйдет, приходите посоветоваться со мной, мистер Карвил. Вы мне нравитесь, а я не люблю оставлять в беде хорошего человека.
К счастью для инспектора, девушка отошла от гостиницы всего на несколько шагов. Возможно, она еще надеялась как-то умолить Сэма Блума. Полицейский увидел, что она, поколебавшись, сделала было движение в сторону гостиницы, намереваясь вернуться туда, но тут же, одумавшись, нетвердым шагом побрела прочь. Он пошел следом. На каждом повороте девушка читала названия улицы. По-видимому, она знала, куда идет. Так, один за другим, они вышли на Бродвик-стрит, и там девушка вошла в дом, на котором висела табличка, извещавшая, что здесь живет доктор Хиллари Эдэмфис. Инспектор вошел следом, также позвонил в дверь и, оказавшись в зале ожидания, с облегчением обнаружил там ту, за которой следил. Когда подошла очередь девушки, она вскочила, едва доктор открыл дверь в кабинет, и, входя, почти оттолкнула его. Врач, казалось, несколько удивился, но он, очевидно, привык к странностям больных и не выказал ни малейшего неудовольствия. Эта сценка позволила Полларду получше рассмотреть врача. Красивый мужчина лет шестидесяти, с приятным серьезным лицом — явно из тех, кому, не колеблясь, поверяют все свои трудности, даже если признание стоит некоторого труда.
Когда врач вернулся в зал ожидания, инспектор откликнулся на приглашение войти, считая, что наверняка больше узнает о молодой наркоманке от обследовавшего ее врача, чем если просто отправится следом за ней. К тому же, раз девушка так упорно возвращается в «Нью Фэшэнэбл», значит, не знает, где еще можно добыть наркотики.
Врач усадил инспектора в кресло напротив себя.
— Вы пришли ко мне впервые, не так ли? — спросил он.
— Да, я здесь в первый раз, доктор.
— Назовите, пожалуйста, ваше имя.
Вместо ответа инспектор показал удостоверение Ярда. Эдэмфис долго рассматривал его, прежде чем задать следующий вопрос.
— Ваш визит вызван профессиональным интересом или?..
— Профессиональным.
— А-а-а…
— Я бы хотел, чтобы вы все рассказали мне о девушке, которая только что от вас ушла.
— Мисс Банхилл?
— Я не знаю ее имени. Спасибо, что вы мне его назвали. Не могли бы вы также дать мне ее адрес?
— Сент-Аннс-роуд, сто двадцать четыре.
— Это в Ноттинг-Хилле?
— Да, именно там. А могу я, в свою очередь?..
— На что она жаловалась?
— Вы должны понять, инспектор, что врачебная тайна…
— Какие могут быть врачебные тайны, когда речь идет о наркоманке, доктор?
— А, так вам это известно?..
Полицейский, не таясь, рассказал доктору Эдэмфису, как и где он встретил мисс Банхилл.
— Видимо, она не может достать наркотики. Что она вам сказала?
— Правду. Но это не такой уж тяжелый случай. Мисс Банхилл еще не успела как следует втянуться, и, думаю, если она доверится мне, я смогу вытащить ее из этого ада. Пока я дал ей успокоительное. Девушка должна снова прийти сюда завтра. Но придет ли? Если вы знаете наркоманов, инспектор, то вам не надо объяснять, как резко у них меняется настрой. Достаточно какой-нибудь подружке бесплатно предложить дозу — и все благие намерения пойдут прахом. Тут уж ни вы, ни я ничего не сможем поделать.
— Она не сказала, кто снабжал ее наркотиками?
— Нет, да я и не спрашивал, чтобы не спугнуть.
— Доктор, почему она пришла к вам?
— Не понимаю.
— Почему она выбрала именно вас? Или это случайность?
— В Сохо многие знают, что я все время борюсь с наркоманией. Наверное, ей об этом рассказали.
— И давно вы уделяете особое внимание наркоманам, доктор?
— С тех пор, как умерла моя дочь…
— Прошу прощения, но…
Доктор Эдэмфис сурово взглянул на инспектора.
— Руфь стала для меня всем, после того как я потерял ее мать. Как все отцы на свете, я считал ее лучшей из всех. Она училась в университете, и я гордился ее успехами, ее внешностью, ее знаниями. Но у меня почти не было времени наблюдать за ней, направлять, давать какие-то советы. Руфь мало бывала вне дома… Она собиралась преподавать восточные языки и очень много занималась. Как я гордился своей маленькой Руфью! А потом однажды заметил, что она худеет, а в глазах появился лихорадочный блеск. Я спросил, в чем дело, и впервые столкнулся с необычной сдержанностью, почти враждебностью… Я не стал настаивать, ограничился наблюдениями и тогда обнаружил, что она почти перестала есть. Я было рассердился, но натолкнулся на непроницаемую стену. Понимаете, инспектор, моя маленькая девочка ощетинилась против меня, как враг! Я был так поражен, так сбит с толку, что, помнится, в тот вечер просто встал из-за стола и ушел в свой кабинет, ожидая, что Руфь прибежит просить прощения. Но она не пришла.
У врача вырвался вздох, похожий на глухое рыдание, а полицейский в смущении не осмеливался вставить ни слова.
— Простите, но для меня эта драма все еще свежа, все еще причиняет боль… Вы догадываетесь, о чем я подумал в первую очередь, опять-таки как все отцы. Я попробовал вызвать Руфь на доверительный разговор, уговаривал, что она может все мне рассказать и, что бы она ни сделала, всегда найдет во мне друга… и что я меньше всего хочу, чтобы она отправилась за помощью к какому-нибудь шарлатану. Она изумленно посмотрела на меня, а потом воскликнула: «Уж не воображаешь ли ты, что я жду ребенка?» Руфь рассмеялась каким-то странным, истерическим смехом и, не сказав больше ни слова, вышла. Я не понял, в чем дело, инспектор, и, однако, мне показалось, что такой смех я уже явно когда-то слышал. Но где и когда? Только через два дня, разбирая старые бумаги, касавшиеся моей первой практики в больнице, я донял — подобный смех я действительно слышал, так смеялась одна наркоманка. И тут уже в памяти всплыли все явные симптомы этой болезни. Моя дочь колется! Это было для меня страшным ударом… нечеловеческим!.. Когда я сказал ей, что знаю, в чем дело, дочь повела себя вызывающе, инспектор. Руфь уже не была моей маленькой девочкой… Та исчезла, и я даже не заметил, как… Я потерял дочь, не сразу осознав, что случилось. Можете вы представить себе весь ужас моего положения?
— Но как врач вы не могли бы?..
— Я испробовал все, инспектор: дезинтоксикацию, общее лечение, психоанализ, переезд в другую страну — ничто не помогало. Стоило ей выйти из больницы, и Руфь тут же принималась за свое. Я не давал ей денег, но она все-таки доставала наркотики — какими способами, я даже не осмеливаюсь вообразить… Время от времени, однако, она снова становилась моей прежней Руфью, умоляла спасти ее, мы плакали в объятиях друг друга, я снова начинал верить в возможность исцеления, но на следующий день все возвращалось на круги своя…
— И… она умерла?
— Да… ее нашли в комнате, за баром… Руфь отравилась. Может быть, в момент трезвости рассудка ей вдруг стало нестерпимо стыдно за то, чем она стала, и этот стыд оказался непреодолимым?..
Глядя на искаженное страданием лицо старого врача, инспектор испытывал бесконечную жалость.
— И с тех пор вы лечите наркоманов?
— Да… особенно девушек, молодых женщин, потому что в них я вижу Руфь… Пытаясь спасти эти человеческие обломки, я каждый раз надеюсь уберечь Руфь от ее чудовищного падения. Ну вот хотя бы эта крошка, которая только что была здесь… Мне казалось, это моя дочь пришла доверить мне свою муку… Так что вы можете рассчитывать, я сделаю все… возможное…
— Благодарю вас, доктор. Но если вы привязаны к жертвам, то мое дело — бороться с теми, кто ответствен за их страдания. Я обязан лишить этих мерзавцев возможности причинять вред.
— Это очень трудно.
— Ничего, мы привыкли к сложным задачам.
— Мужества вам, инспектор, и еще — большой удачи.
— Что касается мужества — то, что вы мне сейчас доверили, только прибавило мне его.
— В таком случае я счастлив, что вам пришло в голову пойти за этой девушкой.
Инспектор решил, что мисс Банхилл должна чувствовать себя сейчас не блестяще и, следовательно, самое время попробовать получить от нее сведения, которые могли бы натолкнуть его на след крупных воротил. Поллард поймал такси и направился прямиком в Ноттинг-Хилл. Дом сто двадцать четыре по Сент-Аннс-роуд выглядел далеко не дворцом. Наркоманы мало заботятся об удобствах, поскольку большую часть времени проводят в мирах иных. Маленькая, бесцветная, как бы вылинявшая женщина, назвавшаяся домовладелицей, соблаговолила сообщить инспектору, что мисс Банхилл только что вернулась домой, но сочла нужным заметить, хихикнув, что состояние мисс Банхилл показалось ей не особенно располагающим к беседе.
Дверь комнаты не была заперта, и, поскольку ответа на стук не последовало, инспектор вошел. Запущенная комната. Повсюду валяются неубранные вещи, рядом с плитой — гора грязной посуды. Тяжелый, спертый воздух, пропитанный запахом кухни, свидетельствовал, что окно здесь открывается крайне редко. Что касается хозяйства, то, очевидно, никого не волновало, ведется оно или нет. Полицейский сразу узнал эту отвратительную беззаботность жертв наркотиков, теряющих всякое представление о человеческом достоинстве и не способных думать о чем-либо, кроме возможности снова впасть в подобное смерти, но зато успокаивающее забытье, которое несут с собой укол или горсть таблеток. Мисс Банхилл спала на разобранной постели одетая, даже не потрудившись снять башмаки. Но сон ее оказался гораздо менее глубок, чем можно было предположить, поскольку, почувствовав чье-то постороннее присутствие, девушка тут же открыла глаза. Сначала ее тусклый взгляд бессознательно скользнул по лицу Полларда, не задерживаясь, потом снова остановился на нем, и крохотные зрачки расширились. Мисс Банхилл попробовала приподняться, но ей это не удалось, и инспектору пришлось помочь девушке сесть.
— Что вам тут у меня надо? — с трудом выдавила она.
— Я вошел, потому что вы не ответили на мой стук, а дверь не была заперта.
— И чего вы от меня хотите?
— Поговорить.
— О чем?
— О наркотиках.
Мисс Банхилл подозрительно осмотрела инспектора с головы до ног и недоверчиво спросила:
— Вас послал Сэм?
— Нет.
— Вот как! А впрочем, плевать… У меня нет денег, а сама я не настолько аппетитна, чтобы вы согласились на другой вид оплаты. Так ведь?
— Значит, вы уже и до этого дошли, мисс Банхилл?
Она долго и непонимающе смотрела на него.
— Вы… не собираетесь… предложить мне… товар?
— Нет.
— Тогда я не понимаю.
— Я из полиции, мисс Банхилл.
Девушка содрогнулась от ужаса.
— Вы хотите меня забрать?
— Нет.
Поллард уселся у изголовья кровати.
— Послушайте-ка меня, мисс Банхилл. Я здесь не для того, чтобы добавить к вашим страданиям новые, я хочу попробовать спасти вас.
Она пожала плечами.
— Слишком поздно.
— Ошибаетесь. Сколько вам лет?
— Двадцать четыре.
— И вы, конечно, считаете себя старухой?
— Я на самом деле стара.
В ответе не слышалось ни малейшей иронии, а, напротив, убежденность, поразившая инспектора. И ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить разговор.
— Не говорите глупостей! Уверяю вас, если вы захотите помочь мне, я вас вылечу, и вы снова станете такой же девушкой, как другие.
Она тихонько, беззвучно заплакала.
— Если бы только это было правдой…
— Так и будет, только надо меня слушаться. Как вы пришли к этому, мисс Банхилл?
Она, почти не колеблясь, рассказала Полларду свою историю, похожую на сотни других, уже слышанных им раньше. Безработица, одиночество, бары, вкус к легкому на вид существованию, а потом однажды — тоскливый вечер, когда, вдруг протрезвев, подводишь итоги и видишь такой жалкий результат, что испытываешь непреодолимое желание покончить счеты с жизнью. Тут появляется сердобольный друг и заявляет, что враз приведет вас в чувство — и всего-то одним пустяковым уколом. Вы, конечно, относитесь к этому скептически, но соглашаетесь, потому что раз уж решили умереть, то не все ли равно… И — о чудо! Наркотик оказывает волшебное действие. Все, что вас только что угнетало, кажется теперь пустяком, и вы снова верите в возможность жить. Но потом депрессия возвращается, и вы идете к услужливому другу, который на сей раз «вынужден» взять за укол деньги. Попались. И дальше вы уже не можете обходиться без наркотика, денег нет и так далее. И все это кончается проституцией, самоубийством или больницей.
Случай мисс Банхилл ничем не отличался от других. Поллард говорил долго, наступила ночь, а он все выискивал новые аргументы, способные побороть страх и неуверенность. Инспектор сумел найти верные слова, и в конце концов мисс Банхилл признала, что двадцать четыре года — еще не старость и что, выздоровев, она сможет прожить нормально еще много-много лет. Наконец девушка решила довериться Полларду и поехать с ним в больницу, где ее начнут лечить.
— А теперь, мисс, на примере того, что сделали с вами, попробуйте понять, как преступны люди, зарабатывающие деньги, много денег, на больных, ставших больными по их милости!