Она получилась настолько удачной, что Лоренцо де Медичи, обычно скупой на похвалы, воскликнул:
   – Да ты – настоящий гений!
   Но маленький скульптор не удовлетворился этим. В порыве фантазии он так же быстро изваял пасть фавна с высунутым языком и острыми зубами. После этого Лоренцо Великолепный обнял подростка и рассмеялся:
   – Друг мой, – сказал он, – позволено ли мне будет сделать вам небольшое замечание?
   – Замечание? – переспросил Микеланджело.
   – Лучше сказать – небольшую критику.
   – Речь пойдет о голове моего фавна?
   – О голове вашего фавна.
   – А кто вы такой, чтобы критиковать мою работу? Я вас не знаю.
   – Какая разница, кто я, главное, чтобы критика была справедливой. Не так ли?
   – И в чем же она состоит, эта ваша критика?
   – Вы же хотели изобразить старого фавна? – вопросом на вопрос ответил незнакомец.
   – Конечно.
   – Так вот, вам следовало бы знать, друг мой, что у стариков редко остаются на месте все зубы.
   И тогда Микеланджело, густо покраснев, одним резким движением сломал зуб своего фавна и отколол ему часть десны. Правитель Флоренции, восхищенный подобным проявлением характера, не мог больше говорить ни о ком, кроме Микеланджело. Все кончилось тем, что Медичи решил оставить его у себя дома, объявив Лодовико Буонарроти, что теперь будет считать его сына одним из своих сыновей.
   Бенджамин Блеч и Рой Долинер пишут:
   «Лоренцо неофициально усыновил грубоватого парня и поселил его в большом дворце Медичи. Таким образом, Микеланджело стали воспитывать вместе с самыми богатыми отпрысками Европы, он обедал с ними за одним столом, его обучали лучшие преподаватели Италии. Этот период станет самым счастливым в его очень длинной жизни и навсегда изменит его отношение к Богу, религии и искусству»19.
   В результате маленький скульптор остался во дворце Медичи на три года – до смерти своего покровителя.
   Лодовико Буонарроти был против. Он осуждал сына, говоря, что все это лишь отвлекает его от настоящей жизни, и твердо стоял на том, что никогда не позволит ему стать каким-то там каменотесом. Франческо Граначчи так и не смог убедить его в том, какая существует разница между настоящим скульптором и каменотесом, хотя они очень долго спорили на эту тему. Но кто осмелится сказать «нет» верховному правителю? Поэтому, когда в дело вмешался сам Лоренцо де Медичи, Лодовико сказал:
   – Мы принимаем предложение вашей милости, но это лишь потому, что Микеланджело и все мы телом и душой подчиняемся воле вашего великолепия!
   Это и в самом деле было предложение, от которого невозможно отказаться, ведь потом «Великолепный» ежемесячно платил Лодовико пять золотых монет, назначив его на пост офицера таможни.
   Место в таможне Лодовико ди Леонардо Буонарроти Симони выбрал для себя сам. Ему это казалось пределом мечтаний. Лоренцо Великолепный, привыкший все мерить совсем другими масштабами, немедленно предоставил ему это место, но при этом рассмеялся:
   – Ты никогда не будешь богат, друг мой…
   Впрочем, отец Микеланджело и этим был вполне счастлив. Тем более, он успел убедиться, что его сын все-таки не будет простым каменотесом, проводя время в подобном избранном обществе, и уже не сожалел о том, что когда-то дал согласие в ответ на показавшуюся ему такой странной просьбу маэстро Гирландайо.

Конфликт с Пьетро Торриджиано

   Как мы уже говорили, сад возле монастыря Сан-Марко был чем-то вроде музея античностей под открытым небом, и там было проще всего открыть школу скульпторов. Тем не менее совсем в другом месте, а именно – в церкви Санта-Мария дель Кармине, маэстро Бертольдо заставлял своих учеников копировать фрески знаменитого живописца Мазаччо. Там-то Микеланджело и получил свой первый урок общения с реальным миром, да такой суровый, что он запомнился ему на всю жизнь.
   А произошло вот что. Когда он прибыл учиться у маэстро Бертольдо, он познакомился с Пьетро Торриджиано. Тот выглядел полной противоположностью Микеланджело – был богат и очень красив. Но оба имели горячий темперамент и самомнение, а посему столкновения между ними не пришлось ждать долго.
   Возможно, в капелле Санта-Мария дель Кармине Микеланджело начал смеяться над рисунками Пьетро. Как бы то ни было, взбешенный Торриджиано вдруг напал на него и так сильно ударил по лицу, что сломал ему нос.
   «Я сжал кулак, – рассказывал он потом художнику Бенвенуто Челлини, – и так сильно ударил его в нос, что почувствовал, как кости и хрящи сломались, словно какая-нибудь облатка. Так я пометил его на всю оставшуюся жизнь»20.
   Лоренцо де Медичи пришел в ужас от произошедшего и сразу же выслал Торриджиано из Флоренции.
   Пьетро Торриджиано был очень талантлив, но после этой истории его постоянно преследовало презрение флорентийцев. Тот же Бенвенуто Челлини потом рассказывал, как однажды Торриджиано приехал во Флоренцию набирать художников для работы в Англии. Предложение было очень интересное, но Микеланджело даже не стал с ним встречаться. А ведь с того ужасного события прошла уже четверть века!
   Микеланджело и до этого не выглядел особенно привлекательным, но со сломанным носом он стал чувствовать себя просто уродом.
   У Бенджамина Блеча и Роя Долинера читаем:
   «Он пытался компенсироать свои недостатки, полностью уйдя в работу, часто избегая романтических отношений, таким образом защищая себя от последующего разочарования. Он стал еще более взыскательным и эгоцентричным. У психологов есть специальный термин, который характеризует подобное поведение. Они называют это претенциозностью (grandiosity), когда человек скрывает свое чувство неполноценности высокомерным или властным поведением. К сожалению, до конца жизни Микеланджело только несколько близких друзей будут способны пробиться через его высокомерие и узнать одинокого, чувствительного, нуждающегося в любви мечтателя, который скрывался внутри него»21.

Платоновская академия

   Лоренцо де Медичи был человеком с характером, вдумчивым и обладающим удивительной способностью принимать единственно верные решения. Им восхищались все флорентийцы, а он, соединяя в себе холодный расчет с поистине артистической чувствительностью, творил чудеса дипломатии для поддержания мира. Флоренция времен Лоренцо Великолепного была подобна театру, и Микеланджело жил в течение нескольких лет посреди настоящего водоворота народных праздников и строгости философских дискуссий Платоновской академии, созданной философом Марсилио Фичино.
   Платоновская академия в Кареджи – так называлось объединение литераторов и философов гуманистического направления, в рамках которого развивался флорентийский неоплатонизм. Она была основана в 1462 году волей мецената Козимо де Медичи, подарившего молодому Марсилио Фичино набор греческих рукописей с сочинениями Платона и его последователей.
   Марсилио Фичино, родившийся в 1433 году, был сыном врача семейства Медичи. Самый известный протеже Козимо Старого, к пятидесяти семи годам он сделал переводы платоновских текстов, произведений Аристотеля, Конфуция, Заратустры и египетских философов, включая многочисленные тома «Божественного Пимандра» – весьма редко встречающегося произведения мага Гермеса Трисмегиста, предшественника Платона, о душе и культуре.
   Обученный медицине своим отцом, Марсилио Фичино еще при жизни стал настоящей легендой: он даже спал с пером в руке и всегда носил один и тот же вышитый камзол, который со временем стал походить на его стоптанные сапоги. Острые афоризмы Фичино будут потом питать костры инквизиции.
   В академии можно было также встретить Кристофоро Ландино (бывшего воспитателя отца Лоренцо де Медичи), писавшего стихи на латыни и сделавшего переводы «Естественной истории» Плиния, а также сочинений Цицерона. Бывал там и сам Лоренцо Великолепный, почитавшийся не только как глава Синьории22, но и как автор комментариев к первому изданию «Божественной комедии», напечатанному во Флоренции. Он и сам писал прекрасные стихи, и его по праву называли «вторым Данте».
   Кстати сказать, в группе последователей Платона прозвища возникали сами собой. Например, молодого графа Джованни Пико делла Мирандола называли Пико Божественным. Будучи потомком богатой княжеской семьи, он изучал церковное право в Болонье, затем учился в Ферраре, Падуе и Павии. В 1484 году, в возрасте всего двадцати одного года, он оказался во Флоренции и присоединился к обществу, где главенствовали Марсилио Фичино и Лоренцо де Медичи.
   Он считался «человеком, который знает все»23. Со всей Европы люди шли спросить совета у Пико Божественного: во «дворце его памяти» обреталось более двадцати живых и мертвых языков со всеми произведениями, написанными на них, вплоть до последней запятой. В 1487 году его девятьсот «Философских тезисов»24, имевших целью примирить все религии, были признаны ерестью папой Иннокентием VIII и публично сожжены в Риме. Говорили, что благодаря высокому покровительству Лоренцо Великолепного Пико удалось бежать из Ватикана. «Философские тезисы» позже были напечатаны в нескольких экземплярах и с огромным успехом ходили по рукам.
   Еще в Платоновской академии был Анджело Амброджини по прозвищу «Полициано» – автор «Стансов на турнир», поэмы, имевшей наибольший успех после Петрарки и восхвалявшей младшего брата Лоренцо де Медичи, Джулиано, убитого во время заговора Пацци25). На вид Полициано был таким страшным, что рядом с ним даже Лоренцо казался красавцем. С утра до вечера его видели бегающим по дворцу, где его преследовали семеро детей Великолепного, за обучение которых он отвечал. Этот несравненный латинист и эллинист публиковался с десятилетнего возраста. Он считал очень важным, чтобы обучение никогда не отделялось от игры. Именно он стал наставником Микеланджело.

Джованни и Джулио де Медичи

   Это собрание выдающихся людей сильно отдавало ересью, но тем не менее именно оно породило двух пап, которые существенно повлияли на судьбу Микеланджело. Первым был Джованни, средний сын Лоренцо Великолепного. Он, как и Микеланджело, родился в 1475 году, и его будущее было предначертано заранее: он должен был подкрепить самым высоким духовным саном финансовый авторитет семейства Медичи. Другими словами, он обязан был стать папой. Ему с рождения прочили кардинальство, и он до этого дошел в шестнадцать лет, непосредственно перед смертью своего отца.
   В 1512 году сокровенное желание Лоренцо Великолепного реализуется: Святая Коллегия, собравшись на шесть дней в душной Сикстинской капелле, единодушно изберет толстяка Джованни папой, дав ему официальное имя Лев X.
   Кроме Джованни был еще Джулио, внебрачный сын Джулиано де Медичи, младшего брата Лоренцо, умершего в 1478 году. Он был почти ровесником Микеланджело. Высокий, худой и элегантный, он казался прямой противоположностью кузена Джованни. Он пошел за папой Львом X и стал его «серым кардиналом». В конце 1523 года, через двадцать два месяца после смерти Льва X, его нарекут папой Климентом VII, и он сменит своего предшественника, «эфемерного» папу Адриана VI. Таким образом, мечта Лоренцо Великолепного будет превзойдена: не один, а целых два папы из рода Медичи!

«Мир свободной мысли и дискуссий»

   «Молодой Микеланджело, – пишут Блеч и Долинер, – с огромной жаждой к новым знаниям окунулся в этот мир свободной мысли и дискуссий. Это было еще более волнующим и по другим причинам. Он был выходцем из холодной, недружной семьи без интеллектуальных или художественных порывов, а здесь он был окружен самым утонченным двором в Европе. Также он только начинал осознавать свой интерес к другим мужчинам. Было ли это результатом того, что его родители жили далеко и умерли молодыми, или это просто было его врожденным свойством, мы никогда этого не узнаем. Что мы знаем точно, так это то, что он жил в городе, в социальном круге, где отношения между мужчинами встречались очень часто, и это принимали все, кроме церкви. В действительности, мужская любовь и отношения между ними были настолько распространены, что в других частях Италии это называли «флорентийской склонностью». Мы также знаем, что многие мужчины, которые относились к Платоновской академии и саду Сан-Марко, были любовниками мужчин. Полициано, Фичино и Пико – все попадали в эту категорию. В 1494 году Полициано и Пико умерли от загадочной болезни. Судя по ее симптомам, похоже, что они стали одними из первых жертв первой волны сифилиса во Флоренции в тот год»26.
   Весьма интересное замечание, и мы к нему еще вернемся, рассказывая о «флорентийской склонности» самого Микеланджело.

Первые произведения Микеланджело

   Крамольные дискуссии во дворце Медичи, несомненно, полвека спустя наложат отпечаток на содержание фресок «Страшного суда» – творения Микеланджело, украшающего стены Сикстинской капеллы в Риме. Пока же его первым заметным произведением стала «Мадонна у лестницы». Это небольшой барельеф, изготовленный примерно в 1491 году, когда Микеланджело было шестнадцать лет, то есть в год смерти маэстро Бертольдо.
   Без сомнения, этот барельеф выполнен не без влияния ранних работ Донателло. В частности, Микеланджело использовал здесь метод stiacciato, примененный Донателло в его «Мадонне Пацци», которая до 1870 года хранилась в Палаццо Пацци во Флоренции, а сейчас находится в Государственном Берлинском музее. Эта техника состоит в том, чтобы сделать скульптуру почти плоской, учитывая взгляд зрителя таким образом, чтобы она показывала свои истинные пропорции только с определенного расстояния.
   Второе интересное произведение – «Битва кентавров». Это барельеф внушительного размера, вырубленный в мраморной глыбе. Он более выпуклый, и здесь главный интерес Микеланджело проявился в изображении переплетения борющихся тел. Кстати сказать, это просматривалось потом во всем его творчестве: крепкое обнаженное мужское тело в движении. А вот женские тела художника особо не интересовали. В «Битве кентавров» есть одна женская фигура – Гипподамия, из-за которой, собственно, и началось кровопролитие. Но ее сразу и не заметишь: она изображена со спины и выглядит слишком «по-мужски».
   Биограф Микеланджело Надин Сотель пишет: «Микеланджело сам знал, что «Битва кентавров», выполненная непосредственно перед смертью Лоренцо де Медичи в апреле 1492 года, – есть его первое произведение, достойное подобного наименования. Оставшийся незаконченным из-за возвращения в отцовский дом, этот рельеф сопровождал его всю жизнь»27.

Смерть Лоренцо Великолепного

   Лоренцо де Медичи не стало в ночь с 8 на 9 апреля 1492 года. Ему было сорок три года, и умер он от лихорадки, вызванной подагрой, но он также страдал от резких болей в желудке, что делает вполне допустимой и версию об отравлении. Ко всеобщему удивлению, перед смертью он пригласил к себе Джироламо Савонаролу, настоятеля монастыря Сан-Марко.
   Это был доминиканский священник, он происходил из старинного падуанского рода. В 1475 году он тайно бежал из родного дома в Болонью, где поступил в монастырь. В 1482 году его отправили проповедовать в разные города, а потом послали во Флоренцию.
   Чувствуя приближение смерти, Лоренцо Великолепный пригласил к себе Савонаролу, чтобы исповедоваться у него, но тот не дал умирающему отпущения грехов.
   В книге «Загадка Микеланджело» написано вот что:
   «Необычная гроза разбушевалась над городом в апреле 1492 года и разрушила башенный фонарь наверху знаменитого купола собора. Обугленные куски упали напротив дворца Медичи. Через три дня Лоренцо поразила загадочная болезнь <…> Лоренцо пригласил нескольких суеверных знахарей, которые пытались спасти его жизнь настойкой из жемчуга и драгоценных камней. Это только ухудшило его состояние, и он послал за Савонаролой, чтобы тот отпустил ему все его грехи и молился за его душу. Не существует достоверной информации о том, какие слова были произнесены у постели, но похоже, что Савонарола, как всегда непреклонный, проклял Лоренцо и ушел. Великолепный умер в мучениях вскоре после этого»28.
   И почему он выбрал именно этого брата-домини-канца, который называл его в своих проповедях посланцем дьявола? Это так и останется загадкой. Как останется загадкой и тот факт, что 9 апреля 1492 года, на другой день после смерти Лоренцо де Медичи, тело его персонального врача Пьеро Леони было найдено на дне колодца. Кто-то считает, что это было убийство, кто-то – что самоубийство.

Глава 3
Становление мастера

Пьеро де Медичи по прозвищу «Глупый»

   Как пишет Шарль Клеман, со смертью Лоренцо Великолепного «Микеланджело потерял гораздо больше, чем просто покровителя»29. С его смертью начала сходить на нет и слава Флоренции. Что же касается Микеланджело, то его эта смерть погрузила в состояние глубокой меланхолии, удваивавшейся чувством потери, связанным с недавним уходом из жизни добрейшего маэстро Бертольдо. Да, подобная ситуация никак не способствовала формированию оптимистического взгляда на мир. Видеть старшего сына Лоренцо, Пьеро де Медичи, слабоумного (он недаром имел прозвище «Глупый») и совершенно бесхарактерного представителя семейства, пришедшего к власти благодаря славе отца, да еще единодушным решением Синьории, – было отчего прийти в отчаяние.
   Совершенно подавленный, Микеланджело вынужден был вернуться в родной дом. Во дворце Медичи ему места теперь не оставалось. Они с Пьеро были несовместимы. И у художника не имелось другого варианта, кроме как без всякого энтузиазма вернуться в мастерскую Гирландайо, который внезапно удвоил его жалованье – к большой, кстати, радости Лодовико Буонарроти.

Уроки анатомии в морге госпиталя Санто-Спирито

   Таким образом, молодой человек снова стал работать в мастерской Гирландайо. А еще он стал активно общаться с настоятелем монастыря Санто-Спирито, здоровенным весельчаком по имени Никколо Бикьеллини, с которым он был знаком в детстве. Бикьеллини управлял не только церковью Санто-Спирито, но и одноименными библиотекой, школой и госпиталем. Именно он дал Микеланджело возможность существенно улучшить свои познания в области античной культуры, а также в том, чего тому серьезно не хватало, – в анатомии.
   Историки Бенджамин Блеч и Рой Долинер рассказывают:
   «Ватикан не разрешал препарировать человеческие тела ни при каких обстоятельствах. Это было разрешено только в университете Болоньи, где у медицинской школы было специальное разрешение на препарирование трупов казненных преступников в целях обучения.
   Самым известным людям Ренессанса приходилось нарушать закон. Они платили гробокопателям, которые воровали тела недавно казненных преступников и доставляли их в секретные лаборатории посреди ночи. Там художники вскрывали трупы при тусклом свете свечи, делали наброски так точно и быстро, как могли, а затем уничтожали все улики»30.
   А вот Микеланджело повезло: каким-то образом ему удалось убедить настоятеля Санто-Спирито дать ему ключи от морга.
   Энергичные руки Микеланджело не могли не работать. Когда он получил доступ к телам нищих, преступников и неопознанных умерших, он принялся без устали резать то, что еще совсем недавно было человеческой плотью. Делать это приходилось по ночам. Конечно же, эта ужасная полуночная работа вызывала отвращение у молодого человека, но его страсть к самосовершенствованию была гораздо важнее. В конечном итоге, он изучил тайны человеческого тела лучше любого художника или даже врача того времени.
   «Представим себе, – пишет Надин Сотель, – как он поднимал покрывало и пошатывался от запаха гниющей плоти. При мерцающем свете свечи он плохо различал лицо умершего, превратившееся, как и остальные части тела, во что-то твердое и холодное цвета испорченного мяса. Перебарывая в себе нечто похожее на священный страх, он надрезал себе подобного ножом мясника. Какая твердая кожа! Ничего себе, а кровь-то не течет? Из-под слоя желтого жира, вызывавшего воспоминания о гусях из Сеттиньяно, выходила на поверхность мускулатура красного, почти черного цвета. А под всем этим находился невероятный лабирин кишок»31.
   Днем Микеланджело ходил в мастерскую Гирландайо, а ночью возвращался в Санто-Спирито, где он извлекал сердца и мозги при помощи портняжных ножниц, очищал кости скальпелем и т. д. И все это делалось с предчувствием, что он потом сумеет дать жизнь камню, как бы оживляя всех этих неизвестных, плоть которых он взрезал, дрожа от усталости и тошноты.
   Звучит ужасно, но, надо сказать, в этом не было ничего предосудительного. Со времен Античности художники, как и врачи, препарировали тела казненных преступников, чтобы получить дополнительные знания о внутреннем строении человеческого тела. Без этого просто невозможно было учиться идеально изображать человека. Предосудительным могло бы считаться другое. Говорят, что Микеланджело как-то распял тело умершего человека, чтобы посмотреть, как ведут себя мускулы на вывернутых неестественным образом руках и на всем теле. Впрочем, этот факт ничем не подтвержден, и вся эта история больше походит на страшную легенду.
   Кстати сказать: госпиталь монастыря Санто-Спири-то принимал только мужчин, и этот факт вполне может объяснить мужеподобие женских фигур Микеланджело. Скорее всего, он просто вообще не знал тайн женского тела. В результате даже его знаменитая «Пьета», о которой будет рассказано ниже, представляет взглядам лишь тонкие руки и грациозное лицо, а вот формы тела лишь угадываются под складками накидки.
   Может быть, для того, чтобы отблагодарить настоятеля, Микеланджело и изготовил «Распятие» из раскрашенного дерева, которое и по сей день находится в монастыре Санто-Спирито? В любом случае, чисто анатомически это деревянное произведение является поразительно верным для конца XV века.

Унижение Микеланджело

   В январе 1494 года инфантильный Пьеро де Медичи пригласил Микеланджело во дворец и попросил его построить снежную статую, подобную которой еще никто не видел – огромную и неохватную. На нее будет приходить смотреть вся Италия, так как она заледенеет, несмотря на дождь и относительно теплую погоду, которые, конечно же, подчинятся маленькому Медичи.
   Что это было? Амбиции? Скорее всего. Или просто шутка? Но знаменитые художники эпохи Возрождения никогда не отказывались употребить свой талант на какую-нибудь шутку или развлечение. Они расписывали на улицах временные арки для торжественных процессий, устраивали замысловатые декорации и остроумные механические фокусы.
   Тем не менее Микеланджело был унижен подобным предложением.
   – Из какого материала я должен сделать эту статую? – переспросил он.
   – Материала? – рассмеялся Пьеро де Медичи. – Ты найдешь его во дворе, там много намело.
   – Я к вашим услугам, как я всегда был к услугам вашего отца, но он, когда заказывал статуи, предпочитал мрамор. Впрочем, у каждого свои вкусы, монсиньор…
   А потом, уже удаляясь, он злобно прошептал:
   – Каков принц, таков и монумент. Ничего, посмотрим, жалкая душонка, твоя власть не продержится дольше этой статуи.
   Итак, Микеланджело, профессиональная гордость которого была сильно уязвлена, согласился выполнить это нелепое задание, но таким образом, что это больше походило на шантаж: за этого эфемерного гиганта Пьеро де Медичи должен был ему пообещать продлить привилегии, которыми он пользовался при Лоренцо Великолепном.
   И Медичи сдержал данное слово. Он оставил Микеланджело во дворце, но жизнь там была уже другая, нежели при Лоренцо Великолепном. Подобно отцу, Пьеро де Медичи окружал себя избранными людьми, учреждал ученые диспуты, назначал награды. Но это все было совсем не то. Он не являлся просвещенным человеком, а посему в равной мере гордился тем, что имеет при своем дворе и такого гения, как Микеланджело, и какого-то двухметрового конюха, славившегося такой быстротой ног, что Пьеро на лучшем своем коне не мог опередить его.
   Микеланджело постоянно чувствовал разницу в характере сына и его покойного отца. Кроме того, положение Медичи во Флоренции становилось все более шатким.

Гигантский «Геркулес» – предшественник «Давида»

   Это было время, когда, вдохновленный своими новыми познаниями в анатомии, Микеланджело купил на строительство Дуомо32, управлявшееся специальным Советом, напрямую зависевшим от Синьории, мраморную колонну, чуть меньшую, чем соседняя «глыба Дуччо» (которая послужит для создания знаменитого «Давида» – о ней будет рассказано ниже). Огромный кусок мрамора привезли на телеге, передвигаемой упряжкой быков. Веревки, которые удерживали глыбу, были натянуты с риском обрыва, так что вся система грозила раздавить каменотесов при падении. Ее выгрузили в глубине садов Сан-Марко.
   К сожалению, статуя, изготовленная из этой первой мраморной глыбы в стиле ronde-bosse33, не сохранилась, до нас дошла только гравюра французского художника Израэля Сильвестра, изображающая сад замка Фонтенбло. Почему Фонтенбло? Дело в том, что судьба гигантского «Геркулеса», созданного Микеланджело, сложилась весьма странно: сначала Лоренцо де Медичи продал его своему другу детства, флорентийскому банкиру Филиппо Строцци, потом тот передал его французскому королю Франциску I, и огромная скульптура долгое время стояла в самом цетре королевского сада – до самого своего уничтожения в XVIII веке.