Елена Чалова. Охота на купидона

Елена Чалова
Охота на купидона

   Этот роман посвящается Татьяне Клыпа, замечательному врачу и ангелу-хранителю нашей семьи

Глава 1

   Марк Анатольевич Гринберг собирался на работу. Он уже проделал «краткий комплекс» упражнений, обязательный для мужчины после тридцати пяти, который стремится не терять форму, – покачал пресс и отжался положенное количество раз, принял душ, совершил все прочие утренние процедуры и вот теперь одевался, поглядывая в зеркало и тихонько жужжа себе под нос. Мотивчик привязался совершенно дурацкий, что-то из услышанного по радио. Несолидно взрослому человеку, врачу и отцу семейства напевать про «чумачечую весну», но уж больно ласково светит сегодня солнышко, настроение отличное… Да и посмеяться над ним некому: все семейство еще сладко спит.
   Питательный завтрак он приготовил себе сам, не желая будить жену. Перед уходом на минутку вернулся в спальню, взглянул на мирно сопящих в кроватках близнецов и коснулся ласковым поцелуем растрепанных локонов жены. Лана вздохнула и высунула нос из-под одеяла.
   – Спи-спи, – с лицемерной заботой прошептал Марк, втайне надеясь, что жена скажет: «Не спеши, милый», и тогда он сможет обнять ее – полусонную, теплую и такую сладкую… И даже после утреннего секса Марк все равно успел бы на работу, потому что он человек предусмотрительный и минут двадцать в запасе всегда имеет. Но жена только улыбнулась, чмокнула губами воздух и нырнула обратно в темноту сна. Он вздохнул и тихонько покинул дом. Что ж, секса с утра не случилось, но оставалась надежда на вечер, а потому настроение Марка Анатольевича ни в коей мере не ухудшилось.
   Как у большинства мужчин, его мысль, расставшись с темой секса, тут же сосредоточилась на работе. Он завел свой серебристый «ниссан», аккуратно выехал со двора, удачно миновав вредную собачонку соседки, которая порывалась вцепиться в бампер, и теперь пробирался через пробки – еще нет даже половины девятого, и московские дороги более или менее движутся, – предвкушая длинный и плодотворный рабочий день. Нужно обсудить с Арменом предстоящее выступление на конференции. В этот раз ехать предстоит в Саратов. Весной была международная конференция на Мальте; это, конечно, круче, но и Саратов по-своему неплох. Марк успел посмотреть программу: народ подобрался знакомый, доклады будут интересные, ну и потусоваться неплохо.
   Сегодня его аспирантка Оленька придет забрать статью, и эта встреча тоже обещает быть весьма содержательной. Марк собирался разнести писанину Оленьки в пух и прах, потому что статья глупая и никчемная, да и оформлена кое-как. Поленилась девочка. А все почему? Потому что хорошенькая. Была бы так себе – старалась бы больше. Марк вспомнил, как аспирантка сдавала ему эту самую статью: юбку покороче надела, глазками накрашенными похлопала и решила, что он проглотит ее лабуду не читая. Или выправит сам. Не-ет, красотулька, решил Марк. Хочешь степень – изволь работать. Интересно будет взглянуть на ее мордашку, когда девочка поймет, что статью он завернул.
   Садовое кольцо ползло, постепенно замедляясь, словно машины увязали в разогретом асфальте. Народ рулил вяло, жмурясь на невысокое солнце. Стояла вторая декада мая, но погода выдалась совершенно июньская: солнце к обеду нагревало город до двадцати пяти градусов, свежая зелень газонов и деревьев радовала глаз, так же как и летние наряды горожан. В этом сезоне женщины с удовольствием носили легкие открытые платья, что существенно оживляло пейзаж и позволяло мужчинам не так скучать в пробках. Только-только отгремели майские праздники, к которым город традиционно прихорашивается, торопливо стараясь избавиться от остатков зимы.
   Все праздники погода радовала, и теперь уставшие от отдыха люди ехали на работу, мечтая отдохнуть от бурно проведенных выходных. Марк Анатольевич все праздничные дни посвятил семье: убирал квартиру, ездил по магазинам, гулял с детьми.
   Вот и здание стоматологического института, где имеется и клиника, оборудованная по последнему слову техники. Марк припарковал машину, кивнул охраннику на входе и направился к своему кабинету. Навстречу то и дело попадались коллеги; кто-то выглядит усталым, кто-то бодрым, но все приветливы, все улыбаются и здороваются. Марк Анатольевич – человек популярный, его уважают и любят. Доктор медицинских наук, ведущий врач-стоматолог одной из лучших московских клиник переодевается в принесенную с собой чистую форму (каждый день все только чистое, никогда не позволяет он себе два раза подряд надеть один и тот же комплект) и улыбается, предвкушая новый интересный день. В коридоре сидят пациенты. Кто-то смотрит на него со страхом, кто-то с надеждой.
   Едва войдя в кабинет, Марк успел беглым взглядом оценить готовность рабочего места к трудовому дню: ассистентка Дашенька выглядит свежей и улыбается мило, набор стерилизованных инструментов на столике, карты пациентов сложены ровно.
   Врач здоровается со своей ассистенткой и открывает первую папку из стопки на столе.
   – Тэк-с, – говорит он. – Кто у нас тут сегодня первая жертва?
   Доктор наук и стоматолог Марк Анатольевич Гринберг начинает трудовой день.
 
   – Мама, я возьму твой сарафан?
   – Какой сарафан? – Лана вынырнула из детского шкафа и с тревогой оглянулась.
   – Этот, в голубой цветочек. – Настя появилась в дверях детской, размахивая названным предметом одежды.
   – Настя, ты с ума сошла! Это не сарафан, а платье! И… это мое любимое платье, оно тебе совершенно не пойдет.
   Девочка надула губы и поинтересовалась:
   – Почему это? Впрочем, да, не пойдет: оно мне ужасно велико, ты меня больше на три размера!
   – Ах ты, нахалка! Во-первых, всего на два размера, а во-вторых, оно на шнуровке…
   – Значит, можно спину и талию сделать поуже? Я тогда его завтра на этюды надену! – обрадованно заявила Настя, прикладывая к себе платье и крутясь перед зеркалом.
   – Настя, совесть у тебя есть? Тебе в парк идти, ты там будешь по траве и кустам лазить, а я за него такие деньги заплатила!
   – Ой, прости! Конечно, мне не положена приличная одежда! Обойдусь какими-нибудь обносками! Вон Лизка в деревню родственникам что-то отправляет; может, мне попросить у нее пару тряпок? Перешью и буду ходить, а что? Зато бесплатно!
   Платье диковинной синекрылой птицей взметнулось в воздух и приземлилось мимо кресла. Дверь хлопнула: Настя унеслась к себе в комнату. Близнецы, испуганные криками и хлопаньем дверей, захныкали. Дочь-подросток, сказала себе Лана, – это… это явление, от которого маме часто хочется плакать. То ли от осознания, что из малышки-карапузика удивительно быстро выросла такая симпатичная, амбициозная, талантливая девушка. То ли от облегчения, что еще чуть-чуть потерпеть – и девушка эта, даст бог, замуж выйдет или просто отдельно жить станет… Лана на секунду закрыла глаза. Только на секунду, больше нельзя, иначе Мика обязательно попытается дотянуться до подвернутых штор и покачаться на них, а Лека станет кусаться.
   Господи, скорее бы закончился учебный год! Десятый класс, такое дурацкое время. В прошлом году были экзамены за девятый класс, в следующем Насте сдавать ЕГЭ. А в этом – непонятно что. Учеба еще какая-то вроде тянется, хотя смысла в ней особого никто не видит. А ведь девочка, помимо обычной, посещает еще и художественную школу, нагрузка у нее очень большая. Настя устала и капризничает.
   Лана встрепенулась и принялась ловить сыновей, чтобы собрать их гулять. Выход на прогулку с близнецами – дело непростое, и через десять минут у нее появилось огромное желание запереть мелких негодяев в туалете или шкафу, а самой принять душ. Дети – это счастье. Лана это знает точно и понимает, что трудности, сопряженные с выживанием родителей в условиях повышенного счастья, – явление временное. Просто у мальчишек сейчас такой активный период – два с половиной года, – и они бегут сразу во все стороны и пробуют на зуб и прочность все, до чего могут дотянуться. А у Насти, которой недавно исполнилось шестнадцать, все длится переходный период… впрочем, некоторые родители, например Циля, мама Настиной подружки Лизаветы, убеждены, что у детей все периоды жизни переходные. От младенчества к детству, через эту кошмарную школу, потом во взрослость, а там уж и кризис среднего возраста не за горами, за которым плавно подъезжает возрастной маразм. Так что вся жизнь – один сплошной переходный период, и «покой нам только снится!».
   «Все идет нормально, – твердо сказала себе Лана. – У меня любящий муж, чудесные, хоть и шумные дети, а потому все хорошо!»
   – Лека, не грызи стул!
 
   Настя тем временем копалась в шкафу, как сердитый терьер в норе. Вот черт, тряпья полно, вываливается все, а надеть нечего! Только на прошлой неделе они с Лизкой пробежались по магазинам, да еще Лана купила пару кофточек, но разве это вещи? Разве имеет значение то, что одежда не помещается в шкафу и часть прошлогодних вещичек Настя уже втихаря отдала той же Лизке для ссылки в деревню. Не носить же в самом деле прошлогодние коллекции – это же отстой полный!
   Настя сердито хлопнула дверцей шкафа и, усевшись на подоконник, уставилась на улицу. Вот вечно эти предки все портят! Она сегодня с утра все придумала: как здорово будет на ней смотреться то длинное мамино платье и как она подберет светлые волосы в такой высокий узел и ее глаза – большие зеленые глаза на (что уж там скромничать) хорошеньком личике – будут сиять ярко-ярко, и Максим будет смотреть только на нее, а не на эту дуру Катьку. Подумаешь – натуральная рыжая! Вот она, Настя, натуральная блондинка, и круче этого все равно ничего нет. В чем же идти сегодня на этюды, а? Это просто горе какое-то!
   Телефон взорвался трелью, Лана, которой уже удалось переместить малышей в прихожую, быстро схватила Мику за шиворот: он обожает подходить к телефону.
   – Настя! Возьми трубку! – крикнула она, выпихивая мальчишек за дверь квартиры и искренне жалея, что на детей нельзя надеть ошейники и прищепить поводки. Все нормальные родители возят детей на прогулку в коляске. Есть даже такие специальные коляски: двойные, для близнецов или погодков. Но вот поди ж ты, ее мальчишки категорически отказались садиться в коляску, как только научились передвигаться на своих двоих. «Наверное, будущие туристы», – умилялся Марк, а Лана только вздыхала: очень трудно управляться с шустрыми, но малосознательными детьми.
   Лана уже исхитрилась повесить на плечо сумку, вручить каждому из малышей по ведру с формочками и машинками и вела их к лифту, когда из-за медленно закрывающейся двери квартиры до нее долетел голос Насти:
   – Это тебя!
   Черт! Женщина заколебалась. Вернуться? Мальчишки устроят потасовку, рассыплют все, что есть в ведрах, потом захотят пить, потом писать, и на прогулку выйти получится невесть когда.
   – Пусть перезвонят на мобильный через пятнадцать минут! Или через полчаса! – крикнула Лана.
   Однако мобильник задергался в кармане, не успела она выйти из подъезда. Лана тихонько зарычала, мелкие негодяи, однако, услышали, тут же с энтузиазмом подхватили рычание, и низкие своды подъезда усилили его многократно. Соседка Софья Леонидовна, возвращавшаяся домой с прогулки и открывшая дверь, шарахнулась прочь, а дверь попыталась захлопнуть. Только вчера она смотрела по телевизору очень содержательную передачу о том, какие опасности поджидают горожан в самых неожиданных и привычных местах. Оказывается, любой человек – и сосед, и продавщица в магазине – могут оказаться энергетическими вампирами. Или еще чем похуже. Вспоминая кое-кого из бывших коллег в научно-исследовательском институте, Софья Леонидовна осознала всю правоту авторов передачи и потому постаралась оградить себя от возможной агрессии именно так, как советовали в той полезной программе. Она не поленилась встать рано, пойти в парк и нарвать там полыни, которую – по утверждению знающих людей, выступавших в передаче, – на дух не переносят ведьмы. Затем она зашла в церковь, купила образок святого Георгия для борьбы с нечистью, налила в пластиковую бутылочку святой воды и купила свечек, чтобы окропить и окурить квартиру. Прогулка утомила и Софью Леонидовну, и ее разбалованного коротконогого мопса Зяпу (вообще-то в паспорте собаки значилось звучное и благородное имя Баффин Зигфрид Эрлих, но кто же в состоянии это выговорить?). Медленно подходя к дому, пенсионерка мысленно перебирала все, что успела запомнить и записать из услышанных рекомендаций. Задумалась она глубоко и потому была до полусмерти перепугана дикими звуками, вырвавшимися из дверей родного подъезда.
   Софья толкнула дверь со всей силы, и Лане пришлось подставить плечо и принять удар на себя, чтобы не зацепило детей. В результате они вывалились на улицу под причитания Софьи Леонидовны «Свят, свят» и «Ну и молодежь пошла!», ликующие детские крики, заливистый лай вредной Софьиной собачонки и Ланины стоны.
   Мобильник в кармане продолжал трепыхаться и вибрировать. Лана сжала зубы; не до разговоров сейчас! Улица – зона повышенной опасности. Она крепко ухватила мальчишек за руки и повлекла в парк. Для этого им предстояло пройти квартал и два перекрестка. Раньше этот путь казался Лане коротким и несложным. Но теперь она преодолевала его как полосу препятствий. Вот первый перекресток. Надо приструнить малышей и перейти дорогу быстро. А как можно быстро, когда ножки у мальчишек маленькие, а в руках покачиваются ведерки, набитые всяким добром? Так и есть – одна из машинок вывалилась, когда Лека особенно энергично взмахнул ведром. Несмотря на его вопли, Лана не остановилась. Они выбрались на тротуар, и она потащила упиравшегося малыша дальше: немыслимо дожидаться еще одного такта светофора, возвращаться, поднимать машинку, да и где гарантия, что она не попадет под колеса автомобиля и не будет безжалостно разломана? Тогда дети совсем расстроятся и слез будет еще больше.
   – Мамаша! Погодите!
   В этот раз машинке повезло: молодой парень шел следом, подобрал игрушку и теперь протягивал ее плачущему Леке. Тот схватил машинку, внимательно осмотрел и, уверившись в целости экземпляра, прижал к груди.
   – Спасибо большое! – воскликнула Лана.
   – Да не за что!
   Второй опасный момент на пути к столь желанным песочницам и зелени парка – шиномонтаж на углу. Здесь всегда есть припаркованные машины и пара мрачных механиков в грязных комбинезонах, которые в этих машинах ковыряются. Мика и Лека замирают перед очередным стреноженным механическим конем, потом подходят ближе, присаживаются на корточки и как зачарованные наблюдают за поворотами разводного ключа или другими манипуляциями специалистов. Сперва они даже пытались поучаствовать в процессе, но один из дядек сурово каркнул: «А ну не лезьте!» – и с тех пор малыши только смотрели, благоговейно сопя. Лана дала им полюбоваться на процесс ремонта десять минут, которые показались ей на удивление долгими, потом потащила сыновей дальше. Дальше – это палатка с хлебом, где покупалась плюшка или хлебные палочки.
   Слава богу, вот и парк! Лана отпустила потные, юркие ладошки, и оба мальчишки рванули со всех ног к разноцветному заборчику, за которым имелось детское счастье: маленькая горка, песочница и домик. Таких площадочек для самых мелких в парке было несколько, и потому всем хватало места, особенно летом, когда большинство деток на даче. Не отрывая глаз от детей, Лана села на скамейку. Перевела дух, потерла плечо, которое ныло после удара дверью, и достала умолкнувший где-то в пути телефон. Пятнадцать непринятых звонков. И кто же это такой упорный, удивилась она, глядя на незнакомый номер. Словно в ответ на невысказанный вопрос телефон опять ожил и затрепыхался в конвульсиях вибровызова.
   – Да, я слушаю.
   – Светка! Привет!
   – Привет, – растерянно отозвалась Лана, пытаясь идентифицировать знакомый, но забытый голос.
   – Ты там как?
   – Нормально.
   – Как твои обормоты маленькие?
   Господи, да это же Тата! Лана расслабилась и даже улыбнулась. С Таткой они работали раньше в одной компании, потом подруга закрутила роман с управляющим Томасом Юнссоном, шведом с мужественной внешностью настоящего викинга. Вскоре шведа перевели в офис в Германию, и Тата поехала с ним. Каким-то образом Томас смог убедить руководство, что она бесценный сотрудник и именно в таких кадрах нуждается их немецкое представительство. И вот теперь Татка (которую вообще-то звали Наталья) вопила в трубку так, что мамочки и няни, сидевшие на соседних лавочках, прислушивались с интересом.
   – Светка! Я тебе по DHL выслала приглашение! И Марку на всякий случай! Так что если сможешь – приезжай всем табором. Если нет – то хоть одна!
   – Какое приглашение?
   – Как какое? Я же замуж выхожу! Прикинь? Мой викинг все-таки дозрел! Ну, честно сказать, не без моей помощи, потому что я забеременела. Так ему и сказала – не хочешь семью, я домой уеду и буду там ребенка растить. Сразу выяснилось, что он очень хочет. И жениться, и детей. А что ж ты молчал, спрашиваю. Вдруг бы ты не захотела, говорит. Ну, не кретин? Так что мы тут устраиваем пир горой, он назвал своей родни из Швеции. Но его мать, оказывается, немка, так что мы тут жениться будем, в Германии. Светка! Ты приедешь?
   – Господи, Тата, я тебя поздравляю! Я так рада! Но как же я поеду? А мальчишки?
   После этих слов экспансивная подруга взвыла так, что Лана поспешно отодвинула трубку от уха. Договорились на том, что Светлана обсудит все с Марком и подруги созвонятся по скайпу.
 
   Марк, насвистывая, закрыл последнюю карту. Дашенька гремела инструментами, прибирая рабочее место. Вот и закончился еще один трудовой день, и в целом день этот, несомненно, удался. Марк лечил больных, провел занятие с практикантами, в обед встретился с аспиранткой Оленькой, раскритиковал ее статью и твердо дал понять, что если она не начнет трудиться, то даже дедушка-профессор ей не сильно поможет. В общем, все хорошо, прекрасная маркиза…
   – Дашенька! Я пошел?
   – Да, Марк Анатольевич! – Девушка откинула со лба прядь волос и робко улыбнулась врачу. – Я уже почти закончила, карты отнесу.
   – Спасибо. – Марк легко поднялся, потянулся, сделал вид, что не заметил восхищенного взгляда медсестры. – Хорошего вам вечера.
   – Спасибо, – пролепетала девочка, и Марк осторожно прикрыл за собой дверь кабинета.
   Он научился выстраивать отношения с подчиненными методом проб и ошибок. Молоденькие медсестры могут таить в себе как всяческие приятные сюрпризы, так и массу опасностей. Но Марк был большим знатоком по женской части и ходоком (пока не женился). А потому умел избегать неловких и двусмысленных ситуаций, чем вызывал большое уважение сослуживцев.
   Он возвращался домой в отличном настроении. Поставил машину в гараж, зашел в магазин и купил хлеба, потом, насвистывая, вошел в подъезд. Подумал, что надо бы навестить тетушку, которая проживает в одном с ним доме, но двумя этажами выше. Потом вспомнил, что тетя Рая уехала к родственникам в Черновцы, и направился прямо домой. Открыл дверь и тихонько проник в квартиру. Из спальни доносилось гудение и пыхтение: мальчишки во что-то играли. Марк скинул ботинки, вымыл руки и только после этого вошел в комнату. И застыл на пороге.
   Мика и Лека возились на ковре, катая машинки, а Лана лежала на кровати, вытянувшись и сложив руки на груди. У Марка вдруг сжалось сердце, и несколько секунд он не мог заставить себя сдвинуться с места. Потом рванул вперед и, рухнув на кровать, схватил жену за плечо. Лана завопила, малыши, побросав все свои дела, испуганно уставились на родителей и тут же заревели в голос. Какое-то время обмен репликами между мужем и женой поразил бы своей бессодержательностью даже члена «Комеди Клаба»:
   – Ты чего?
   – А ты чего?
   – Ты меня напугала!
   – А мне больно!
   – Дети испугались!
   – Нечего подкрадываться!
   – Эй, вы что, сбесились? – возмущенно воскликнула Настя, появляясь на пороге комнаты.
   Она только что вернулась из Царицына, куда их класс художественной школы ездил на этюды. По растрепанному виду и хмурому личику было видно, что у Насти день выдался гаже некуда. Максим установил свой этюдник первым, и, пока Настя колебалась, прилично ли порядочной девушке вот так просто подойти и устроиться рядом, наглая Катька плюхнулась на единственное свободное место рядом с ним и еще заверещала: «Ой, так тяжело было нести… помоги поставить». И он, конечно, помогал, а Катька смотрела на него снизу вверх и кофту с одного плеча приспустила, а потом весь день лезла к нему. То ей краску, то шпатель, то вот что он думает о пропорциях и тонах. А потом угощала его пирожками, и они пили кофе из его термоса… Настя все губы искусала, потому что Максим сегодня был просто чудо как хорош, и писать хотелось его, а не какой-то дурацкий дворец, который московские власти то ли по наивности, то ли из хитрости выдают за исторический памятник, хотя какой он памятник – новодел и больше ничего!
   Она так перенервничала, что этюд у нее получился так себе, и преподаватель, похожий на Моцарта легкостью и веселостью, Николай Арсенович Рубин, удивленно вскинул брови и сдержанно заметил: «Настенька, сегодня не ваш день… настроиться нужно на работу, настроиться, если хотите результат, а не халтуру. Впечатления – это прекрасно, но и про средства их выражения нельзя забывать». Это стало последней каплей, и по дороге домой Настя разревелась, как последняя дура. Сидела в маршрутке и хлюпала носом, чувствуя любопытные взгляды пассажиров. И вот она приходит домой в надежде найти здесь понимание и утешение… или хоть возможность сорвать злость на близких. И что? Эти близкие орут друг на друга, как потерпевшие!
   – У всех родители как родители, а у меня – пара психов! – выпалила девушка, забыв, что сама демонстрировала спокойствие и рассудительность весьма давно. – Пошли, малявки, а то научитесь у них и станете такими же ненормальными! – И, подхватив мальчишек, Настя гордо удалилась.
   Марк и Лана уставились друг на друга. Муж очнулся первым:
   – Что с плечом?
   – Дверью попало, Софья Леонидовна перепугалась, когда мы выгружались из подъезда.
   – Курица эта Софья! Дай посмотрю… Ох, какая гематома… Подожди, я мазь принесу.
   – Да ладно, потом. Давай поешь сначала. Ужин…
   – Черт с ним, с ужином…
   – Как это черт с ним! Я, между прочим, готовила!
   Наконец все как-то поели, помылись и расползлись по кроватям.
   Лана зашла к Насте. Та сидела на подоконнике, смотрела на улицу и покачивала головой в такт музыке, звучащей в наушниках. Лана села на кровать дочери и обвела грустным взглядом захламленную комнату. Убраться бы… но ни сил, ни времени нет. Да и уверенности, что Настя не примет ее уборку в штыки, тоже нет. Она украдкой разглядывала дочь. Красивая девочка. Похожа на отца, будь он неладен. Ох, о мертвых так нельзя… Светлые волосы, большие серо-зеленые глаза, оттенок их цвета меняется в зависимости от настроения. Когда девочка весела и беззаботна, глаза ее светлеют и обретают оттенок весеннего облачного неба. Сердитая Настя смотрит на мир серыми грозовыми очами. Задумчивость и сосредоточенность придает им зеленоватый оттенок, и в такие моменты девочка удивительно хороша. У Насти стройное тело, пока немного худощавое, но в течение ближайших двух лет оно нальется женственностью и утратит подростковую угловатость.
   Настя, почувствовав взгляд, обернулась. Что-то в лице матери напугало ее. Она выдернула наушники и сползла с подоконника.
   – Эй, мам, ты чего?
   Подошла, села на пол и положила светловолосую голову на колени Ланы. Та гладила локоны девочки. Настя, глянув на мать снизу вверх, увидела, что Лана плачет.
   – Ну, мам, ты чего? Не буду я больше на твои платья покушаться.
   – Да черт с ними, с платьями… Устала я немножко.
   – Ладно, мам, давай я чего-нибудь сделаю, хочешь? Ну, уберусь завтра.
   – Ты вчера убиралась.
   – И завтра могу. А утром, хочешь, я мелких покормлю, а ты поспишь?
   – Да ладно. – Лана вытерла глаза. – Это я так. Ты лучше скажи, чего такая грустная пришла. Жаныч наругал?
   – Ну, в общем, да… Этюд не получился. Дворец этот дурацкий…
   – Не переживай, ты у меня самая талантливая. Но даже у гениев не всегда все бывает безупречно.
   – Да я знаю… Дурацкое какое-то время. Вроде и весна, а не радует. Скорее бы уж школа кончилась, Лизка вернется, и мы поедем в лагерь.
   – Ты не передумала ехать? – с затаенной надеждой спросила Лана.
   – Нет… Да ладно тебе, мам! Не съедят меня там! Ты же сама отзывы в Интернете читала, никто особо не ругался. Обычный лагерь, костры, танцы, спорт, кружки. Море под присмотром вожатых. И в чате никто из ребят ничего плохого не написал: акватория для купания огорожена сетками, дно чистят, вожатые бдят. Все пишут, что чувствовали себя как в детском садике.
   – Ладно, ладно, если тебе так приспичило в этот лагерь – езжай, я ничего.
   Идея с поездкой в летний лагерь в Крым возникла сразу после Нового года. Лиза и Настя принялись обрабатывать родителей, внушая им мысль о том, что двум измученным московским климатом и тяжелой учебой школьницам просто жизненно необходимо море и солнце. Турция? Нет, спасибо. Кроме моря и солнца, объяснили девушки, им желательно получить некую степень свободы и все прелести отсутствия предков. Девицы настаивали на поездке в лагерь.
   Более того, как только родители дали слабину и проявили к теме первые признаки интереса, им был предложен «на выбор» совершенно конкретный вариант. «Орленок»? На фига? Смотреть, как там богатые дети травку курят и понты кидают? «Артек»? Не смеши меня: половина детей едет за большие деньги, а вторая половина – ударники труда, то есть учебы, которые этому гламуру завидуют. Нам там делать нечего.