Елена Ковалевская. Записки средневековой домохозяйки

   Ключи от своей квартиры он не давал, все отшучивался, мол, невесту надо в дом приводить после свадьбы. Вот введу в дом, и тогда… Нет, конечно, я была у него, ночевала и все такое, но только по договоренности и с его согласия. И тут…
   В автобусе, сунув нос в глянцевый журнал, я выхватила строчки из обычной для такой литературы статейки. Там говорилось, как сделать, чтобы чувства не остывали. И я, наивная, решилась.
   В очередной раз побывав у него, я тихонько сняла с гвоздика дубликат ключей. А на следующий день, взяв отгул на фирме, где тогда работала, и закупив всякой всячины, чтобы устроить романтический ужин и не только, направилась к нему.
   Неожиданным оказалось уже то, что входная дверь была закрыта лишь на один замок. Наверное, мне следовало бы остановиться, но… Ключ мягко провернулся, последовал тихий щелчок, и тяжелая дверь на хорошо смазанных петлях бесшумно распахнулась. Я, подхватив полные пакеты, зашла в прихожую, поставила их и уже начала расстегивать обувь, как услышала ликующий женский всхлип, за которым пару секунд спустя последовал восторженный мужской рык.
   Я обмерла и почти перестала дышать. Знаю, что неправильно реагировать подобным образом – замирать как статуя, но именно это и позволило узнать мне, какая же сволочь мой будущий муженек.
   Тишина длилась недолго, бурное дыхание утихло, и послышался томный женский голос:
   – Все-таки ты женишься на этой замухрышке?
   – А куда деваться, котик. Куда деваться… – послышался театрально печальный ответ. Это-то как раз отвечал ОН. – Я в долгах как в шелках, а ее папик имеет неслабый доход. Знаешь, что он пообещал подарить на свадьбу?..
   – Ты мне уже раз тридцать сообщил…
   Послышалась тихая возня, поцелуи, которые прервал звонкий шлепок.
   – Котик, успокойся, ты меня совсем вымотала. Дай ему хотя бы оклематься…
   Женщина захохотала. Потом послышались довольные постанывания, вздохи.
   – Ну вот, – удовлетворенно произнесла женщина, – а ты говорил – нет сил, нет сил…
   – Котик…
   – Мур?
   – Котик!
   – Мур-мяу!
   – Киса моя…
   – Получай удовольствие, – отрезала она. – После свадьбы тебе такое не обломится. Твое бревно ни на что не способно, сам же говорил…
   – Неужели ты бросишь меня?
   – Я?! Да ни за что! Но первое время для приличия придется выждать…
   – Приличия?! – Он расхохотался, так искренне, так заразительно. – Да иди ты! Пока это чучело будет на работе, мы всегда можем…
   – Но она же поймет, что в доме была посторонняя…
   – Эта недалекая?! Да она ничего не видит дальше своего носа и обожаемой работы! Ты бы видела эти серенькие волосики, как у школьницы-зануды, заправленные за уши, когда она вещает, что в очередной раз сделала в своем гадюшнике. Кому еще чего смогла доказать… Я как представлю, что это мне терпеть каждый вечер… Бр-р-р! К тому же мы первое время будем жить с ее предками. Эта-то квартира будет свободна. Мне же надо вроде как на работу уходить…
   – А?..
   – Я не сказал, что меня уволили. Ее папочка сразу бы место подыскал, работать бы заставил… Оно мне надо? Лучше уж перед таким геморроем, как брак по необходимости, отдохнуть всласть.
   Послышался звук поцелуя.
   А я, стоя в прихожей, ничего не соображала. На меня словно ушат ледяной воды вылили, и я теперь пыталась отдышаться. Хотя какой там воды?! Помоев!.. И те, наверное, были бы лучше…
   Раздался едва слышный стук чьей-то двери в подъезде. Он-то и вывел меня из кататонии, в которую повергло происходящее в квартире. Оставив все пакеты в прихожей, бросив на них ключи, я осторожно затворила дверь и без оглядки бросилась прочь.
   В тот день я бродила по улицам дотемна, а вечером, когда вернулась домой, сообщила родителям, что никакой свадьбы не будет, и что я долго думала и поняла, что вовсе не люблю его, и что… В общем, ничего не будет.
   Воплей было много, много ругани и ссор. Отец кричал, что я позорю его. Мать уговаривала, увещевая, что это всего лишь волнение перед свадьбой. Но я оставалась непреклонна. А он на удивление спокойно принял все новости, ведь пакеты с едой, ароматическими свечами и кружевным бельем я бросила в его прихожей. Заявил лишь, что уважает мои желания, и раз я сомневаюсь в своих чувствах, то… Но он все же готов ждать, и если я передумаю…
   Не знаю, как я тогда удержалась и не вцепилась ему в лицо!
   Но с того дня в семье для меня наступил персональный ад. Родители, не зная, почему я разорвала отношения, то поносили меня на чем свет стоит, то начинали уговаривать в два голоса. Таскали его чуть ли не каждый вечер к нам домой в надежде, что я изменю свое решение. А этот гад мило улыбался, говорил, как меня любит, еще больше втираясь в доверие, и молчал. Как молчала и я.
   Он знал, что я все знала, но отчего-то не боялся, что я расскажу родителям. Видимо, изучил достаточно хорошо, чтобы понять, что гордость для меня превыше всего.
   И однажды я не выдержала давления. Лишь за сутки до отъезда сказав родителям, что уволилась со старой работы, я собрала все вещи и отбыла в другой город.
   Потом по телефону еще было много слез, уговоров, но вот я уже два года жила без боязни того, что могу в любой момент встретить его на улице.
   Со временем боль предательства притупилась, как потихоньку исчезли и ненужные чувства. Новая работа, на которую я устроилась, поглотила меня целиком. Коллективчик оказался тем еще серпентарием, и приходилось прикладывать немало усилий, чтобы просто удержаться на месте, а уж вырвать зарплату!.. Плюсом на новой работе было лишь то, что всех иногородних сотрудников обеспечивали общежитием. Кстати, от родительских денег я отказалась, предпочитая заботиться о себе сама. Ведь при каждом разговоре мне постоянно напоминали о прошлом и скрупулезно рассказывали, что Он по-прежнему один, что часто бывает у них, что отец даже взял его на работу… А между слов читалось, что если бы я – блудная дочь – вернулась, все бы решилось в тот же миг, с большой пользой для меня и к вящему счастью родителей.
   Но мне было только лучше оттого, что приходилось отвоевывать каждый кусок хлеба. Мне даже нравилось, что в коллективе велась настолько непримиримая борьба за место, за… Да просто за то, чтобы с тобой считались!
   За год работы я скопила немного денег и этой осенью стала обладательницей небольшого садового участка. И вот теперь с нетерпением ждала весны, чтобы наконец-то начать на нем возиться. Полученную премию в три тысячи я спустила на семена, чтобы засадить его по весне. Цветы, овощи, зелень, травы на специи…
 
   Сколько себя помню, я всегда любила возиться с землей: сажать, пересаживать, что-то выращивать. Потом заготавливать, мариновать… Ко всему этому меня приучила в детстве бабушка. Она всегда что-нибудь придумывала по осени этакое! Мастерица была на все руки. Никого не знаю, у кого бы лучше получались соленые огурцы, чем у нее. Или лечо!
   Я помню, как, стоило распечатать банку, ее съедали в тот же вечер. И пока бабушка была жива, я всегда ей помогала.
   Когда ее не стало, дача пришла в упадок, и отец продал участок. Никогда у мамы не получалось такой вкуснятины, как у бабушки, и в итоге, пока я не выросла и не окончила школу, никаких заготовок в доме не делалось. Впрочем, даже когда я этим занялась, мама начала бурчать, что нам это совсем не нужно – дома же есть деньги, значит, все всегда можно купить. Что у отца хронический гастрит и панкреатит, ему вредно есть острое… В общем, родственнички, как всегда, били меня по рукам.
   И теперь, вырвавшись от них, я решила пуститься во все тяжкие. Постоянно с большим удовольствием готовила, что-то мариновала… Правда, на работе это большой популярности не добавляло. Конечно, все, что я приносила, съедалось с большим удовольствием, в глаза меня хвалили, говорили, какая я мастерица. А вот за глаза!..
   Я в первый же месяц работы узнала, что, хотя дамочки завидуют умению готовить, все же терпеть меня не могут. Что я скрытная тихоня, что мышь серая, но упертая, что… Эпитетов было много, главное же, что никто не называл меня бревном и не лез в личную жизнь, порываясь держать свечку, поскольку все считали, что у такого чучела, ходящего в мешковатых кофтах и длинных юбках, не красящегося и не носящего каблуки, ее в принципе быть не может.
   За эти два года я погрузила некогда тревожащие душу чувства в анабиоз и зажила незаметно и размеренно, искренне радуясь, что жизнь моя именно такая.
 
   Карета мягко повернула и остановилась перед крыльцом огромного особняка. Лакей тут же распахнул дверцу и опустил подножку. Кларенс выбрался первым и, не оглядываясь, заспешил по ступенькам вверх к терявшимся в полумраке за колоннадой дверям. Я осталась сидеть внутри, не зная, что же делать. Вдруг он выскочил ненадолго, а вернувшись, разозлится, что я покинула экипаж. Однако по изумленным глазам лакея, который по-прежнему стоял в полупоклоне, я поняла, что происходит что-то не то. Робко улыбнувшись, я пожала плечами.
   – Не знаю, что делать, – смущенно пояснила ему. – Я как бы…
   Сбившись окончательно, я замолчала, отчего лицо у прислужника вытянулось еще сильнее. Однако он не двигался, продолжая стоять в прежней позе.
   Тогда, глубоко вздохнув для храбрости, я решилась:
   – Вы не могли бы мне помочь? – Брови у лакея взметнулись до середины лба, но он хранил молчание. – Понимаете, я здесь впервые и не знаю, что делать, – начала я издалека, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию. – Выходить мне или оставаться? Я боюсь, что Кларенс рассердится, если я без его ведома…
   Когда я назвала шатена просто Кларенсом, поскольку ни фамилии, ни титула его не знала (то, что титул у него был, я давно догадалась), лакей поперхнулся, но прерывать меня не стал.
   – …сделаю что-нибудь не то. Не могли бы вы мне подсказать – как быть, чтобы ничего не нарушить?
   Мой монолог произвел на лакея неизгладимое впечатление. Он молчал, наверное, с полминуты, а когда я уже начала опасаться, что мне все придется делать самой, наконец-то чопорно произнес:
   – Чтобы в дальнейшем избежать недоразумений, позвольте уточнить, кто вы?
   – Я Анна. Я шла с работы домой и… – тут я сбилась, не представляя, что же сказать лакею, чтобы окончательно не шокировать его, а потом решила рассказать лишь самый главный факт: – Я теперь жена Кларенса. Вот, – и протянула ему руку, несколько испачканную засохшей кровью, на которой поблескивало в свете факелов золотое кольцо с сапфиром.
   Я явственно различила, как лакей подавился воздухом. Он даже вынужден был откашляться, прежде чем заговорить.
   – Миледи, прошу простить мою дерзость, но я бы посоветовал вам покинуть экипаж. – Тут он протянул руку, и я, опираясь на нее, спустилась на землю. – Далее, я бы порекомендовал проследовать вам внутрь, поскольку вы прибыли в дом герцога Коненталя, дяди вашего супруга – маркиза Мейнмора.
   Лакей, так же держа меня за руку, плавно повлек к дверям. Я не сопротивлялась. Даже негодование, что новоиспеченный супруг кинул меня одну перед дверями дома, не соизволив сказать, куда мы приехали, оставила при себе. Лакей-то не виноват, что у него хозяин – полная скотина.
   – А еще, миледи, я смею вас остеречь, что не стоит обращаться к слугам на «вы». Я всецело предан роду Мейнмор, однако другие слуги в особняке могут оказаться не столь усердными. Ваше поведение тогда может вызвать… эм… некоторые кривотолки.
   Мы подошли вплотную к дверям. Я, сжимая в руках сумку, встала так, чтобы лакею сложно было открыть для меня дверь. Тот с удивлением посмотрел на меня, но ничего комментировать не стал. Тогда я, отбросив все опасения, что вдруг сделаю что-то не так, и осторожно подбирая слова, сказала:
   – Раз вы… ты всецело предан душой роду Мейнмор, не мог бы и в дальнейшем иногда подсказывать мне, что следует делать? Я опасаюсь, что своим незнанием нанесу урон чести маркиза. А мне не хотелось бы…
   Рука невольно потянулась к распухшим губам, но я в последний момент удержала ее. Однако для лакея мое неоконченное движение не осталось незамеченным. Взгляд его чуточку посуровел и одновременно как бы смягчился. В глубине глаз появилась отеческая теплота.
   – Зовите меня Шарль, миледи. Если я буду рядом, я постараюсь помочь вам чем смогу. А сейчас я бы вновь порекомендовал вам не задерживаться у двери. На улице холодно, вы можете озябнуть и простудиться. Да и… маркиз Мейнмор не любит, когда кто-нибудь задерживается или, упаси бог, хоть чем-то задерживает его.
   Я тут же отстранилась. Шарль услужливо распахнул дверь и повел меня в глубь огромного холла.
 
   Из неприметной дверцы высыпали три горничные, одетые в простые коричневые платья с глухим воротом, в длинные белые передники и такие же белые чепцы. Девушки дружно поклонились мне и, тихо перешептываясь, исчезли в коридоре. А из полутьмы коридора навстречу нам величественно выплыл дворецкий. Облаченный в расшитую позументом ливрею, он выглядел столь важным, словно был если не Господом Богом, то его наместником на земле. Шарль тут же перегнулся в поклоне, правда, не столь низком, как перед Кларенсом или передо мной, но столь же учтивом.
   – Миледи Кларенс Мейнмор, – негромко, но отчетливо представил он меня.
   Дворецкий если и был удивлен, то никак не показал этого: выражение его лица осталось ровным и беспристрастным. Едва доложив, кто я, Шарль тут же развернулся и направился к выходу, а я же как потерянная осталась стоять посреди этого необъятного и показавшегося жутко неуютным холла.
   Дворецкий не меньше минуты пристально изучал меня, потом, видимо сделав для себя какие-то выводы, обронил:
   – Миледи, прошу за мной, – и, развернувшись гордо, как флагманский фрегат, повел дальше в глубь дома.
   Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Чувствовала я себя преотвратно: страх и опасение ушли, оставив взамен ощущение потерянности и мерзкий осадок в душе от пережитого унижения. Но сильнее всего давило чувство, что домой не вернуться, что не удастся все забыть как кошмарный сон, что настоящее теперь здесь, а обратно не попасть, как бы я ни старалась.
   Мы дошли до парадной мраморной лестницы с фигурной позолоченной балюстрадой, ведущей на второй этаж, и дворецкий начал уже было подниматься, как навстречу нам стремительно спустился Кларенс.
   Увидев меня, он остановился и, скривившись, словно откусив от незрелого лимона, выдал:
   – Я думал, вы уже привели себя в порядок. Предстоит важный разговор, а вы выглядите неподобающе.
   Решив никак не реагировать на его слова, я стояла молча и смотрела на него и как бы сквозь него. Я уже несколько оправилась от случившегося перед храмом и, по размышлении, решила действовать непротивлением. Мало ли что ему взбредет после, а пока не буду злить его. Лучше выждать, не накаляя обстановку, разобраться в происходящем и вот уже тогда… Что будет тогда, я пока еще не представляла, но знала четко – поломать себя не позволю. Да, я буду сгибаться под напором судьбы, но все равно выстою, выживу и выкарабкаюсь из сложившейся ситуации. В конце концов, я почти что офисный планктон, а войны и подковерные игры, которые ведутся в таких вот тихих омутах, интриги, плетущиеся, чтобы подсидеть друг друга и урвать лишний рубль к зарплате, гораздо сложнее и беспощадней, нежели чем были в эпоху Ришелье и Мазарини.
   Таким образом успокаивая и настраивая себя, я смолчала и ничего не ответила на явную издевку моего «любимого супруга». Тот, видимо, не дождавшись требуемой реакции, продолжил:
   – Вы долго копались. При подобном непослушании в следующий раз вы рискуете остаться без ужина. А пока с вас будет довольно того, что в этом виде вы проследуете за мной.
   Действуя по наитию, я чуть присела и, склонив голову, учтиво произнесла:
   – Как вам будет угодно, милорд.
   Это удивило его.
   – А вы быстро учитесь, – удовлетворенно протянул он и, развернувшись, вновь начал подниматься. Мне пришлось поспешить за ним.
 
   Кларенс стремительно провел меня по великолепным коридорам дома, устланным узорчатыми коврами, через анфиладу комнат, обставленных так, что можно было подумать, что это дворцовые покои какого-нибудь императора, и наконец остановился перед закрытыми дверями. Перед ними навытяжку в сверкающей ливрее стоял лакей.
   – Дядя у себя? – спросил Кларенс, и в его голосе я с удивлением различила едва сдерживаемое волнение. Похоже, тот, кто находился за дверьми, беспокоил его, а может быть, даже пугал.
   Пока я делала выводы, лакей открыл одну из створок и провозгласил, что к его светлости маркиз Мейнмор.
   Кларенс схватил меня за руку и, будто опасаясь, что сбегу, волоком затащил следом за собой. Мы оказались в кабинете, где за огромным резным столом сидел склонившись пожилой мужчина и что-то сосредоточенно писал. Лица его было не разглядеть, зато я могла прекрасно рассмотреть большую залысину на макушке, оставшиеся же седые волосы собраны в хвост, элегантно повязанный черной лентой. Одет он был в темно-зеленый камзол, расшитый позументом и украшенный посверкивающими в свете масляной лампы драгоценными камнями.
   – Подожди немного, – не поднимая головы, попросил он. – Я должен закончить депешу.
   Кларенс хотел что-то ответить, но сдержался и был вынужден ждать, пока тот допишет.
   Лишь отложив перо в сторону, мужчина поднял голову. Лицо его оказалось одутловатым, цвет имело несколько желтушный, веки набрякли, а под глазами повисли солидные мешки. Если бы его глаза не излучали такую уверенность и силу, то всем своим видом он походил бы на старого мопса.
   Мужчина, в свою очередь, окинул взглядом Кларенса, а потом принялся пристально изучать меня. По грозному сопению супруга я поняла, что тот очень недоволен тем, как все складывается, однако возражать не смеет.
   А взгляд старика пронзал насквозь, и если бы не двухлетняя закалка моей директрисы, которая смотрела так на всех сотрудников фирмы каждый день, я бы не выдержала и отвела глаза. А так я стойко встретила его взгляд. Только внимательно изучив меня, его светлость переключил внимание на Кларенса.
   – Итак, ты хотел меня видеть? – холодно поинтересовался он.
   – Совершенно верно, дядюшка. – В голосе маркиза сквозил неприкрытый сарказм. Слово «дядюшка» он произнес особенно желчно. Однако на того это не произвело никакого впечатления. – И не только видеть, но и поговорить.
   Его светлость откинулся в кресле, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к теме предстоящей беседы. Я внимательно наблюдала за ними, стараясь не упустить деталей. Скорее всего, сейчас пойдет разговор о причине столь поспешной женитьбе Кларенса, а значит, обо мне и моей дальнейшей судьбе.
   И, словно подтверждая мои мысли, старик произнес:
   – То есть разговор у нас с тобой пойдет вот об этой юной особе, которую ты даже не удосужился представить и предложить ей более комфортные условия? Похоже, ты прямо с порога привел ее ко мне.
   – Вы невероятно прозорливы, ваша светлость. Разговор у нас пойдет и о ней в том числе. Но в первую очередь он все же пойдет о моем наследстве.
   – Вот как?! – вскинул бровь пожилой мужчина. Похоже, не то последние слова Кларенса развеселили его, не то тема, которую он затронул, была настолько избита, что всем давно приелась. – Что же случилось на сей раз, что ты просто будешь вынужден вступить в права наследования?
   – А то, что я наконец-то женился, дядя. И теперь в полной мере, согласно завещанию отца, могу распоряжаться всей собственностью рода Мейнмор, всеми капиталами, вексельными бумагами и прочими мелочами, которыми до этого вы предпочитали заниматься сами.
   Повисла гнетущая тишина, его светлость в задумчивости постукивал пальцами по столу, а Кларенс с нескрываемым злорадством пожирал его глазами, словно упивался своей победой.
   – Вообще-то в завещании твоего отца сказано, что…
   – Я знаю, что сказано в завещании моего отца, – перебил его мой супруг. – Помню наизусть, слово в слово. Но, зная, что вы мне не поверите, на всякий случай захватил с собой список с оного. Вот! – Он торопливо запустил руку за пазуху, нащупал и извлек сложенный вчетверо лист. – Читаю дословно: «Я, маркиз Стефан Мейнмор, будучи в светлом уме…» Так, не важно… не важно… Ага, вот! «…мой сын вступит в законные права наследования после свадьбы. Любая его титулованная избранница, которая впоследствии станет его супругой перед богом и людьми, должна быть одобрена его светлостью герцогом Коненталем…» Я все верно прочел? Не так ли, дядюшка?
   – Верно, – нехотя кивнул пожилой мужчина. – Только с чего ты взял, что я одобрил или одобрю эту девушку?
   Кларенс картинно расхохотался и даже пару раз хлопнул в ладоши.
   – Браво, дядюшка! Браво! Вы, как всегда, неподражаемы! – И тут же, перейдя на серьезный тон, продолжил: – Вы, видимо, невнимательно слушали. Так, ничего, я повторю еще раз: «любая титулованная избранница»! А кто сказал вам, что моя избранница титулованная?! А-а?! Где написано, что я могу вступить в брак только с титулованной? Ты! – Он бесцеремонно указал на меня пальцем. – У тебя есть титул?
   Ошеломленная стремительно развивавшимися в кабинете событиями, я не смогла ответить и лишь помотала головой.
   – Не слышу! – тут же рявкнул Кларенс. – Отвечать!
   – Не ори, не на плацу, – мгновенно осадил его герцог.
   – Она моя жена, – мгновенно переходя на вкрадчивый тон, обратился к его светлости маркиз. – Поэтому что хочу, то и делаю. Как хочу, так и приказываю. – И уже мне: – Ну?!
   В те мгновения, пока Кларенс обращался к дяде, я справилась с испугом и теперь смогла более или менее твердо ответить:
   – Нет. Ни мои родители, ни я не имеем титула.
   – Вот! – тут же торжествующе выкрикнул мой супруг. – Она не титулованная, а я женат! Теперь уяснили?!
   Герцог схватился за голову.
   – Дурень! Ой, дурень! – простонал он. – Что же ты натворил?! Все поколения предков, их честное имя смешал с грязью! Растоптал всю родословную!.. – И, подняв на него глаза, умоляюще спросил: – Как же ты мог, Кларенс? Как же ты решился?!
   – Да вот все как-то благодаря вам! – продолжал тот ломать комедию. – Это вы мне не оставили выхода.
   Казалось, за пару мгновений герцог постарел на десяток лет.
   – Ладно ты, Кларенс, а куда твои друзья смотрели? Как они допустили такую глупость? Как Эдгар тебе позволил? И Арман? Ведь он в вашей компании самый рассудительный!
   Кларенс вновь расхохотался:
   – И что?! Рассудительный, но до крайности простодушный! Все мои дружки с легкостью поверили в мои стенания, что я только и мечтаю зажить семейной жизнью! Обмануть их не составило труда! Я загадал желание, мы прокатились по старому парку в полнолуние… И – о чудо! Все получилось! Вот я и женат!
   Несколько мгновений герцог переваривал услышанное, а потом, справившись с потрясением, вымолвил:
   – То есть как это в парке? Ты хочешь сказать, что девушка пришла к нам из другого мира?! И вы – повенчанные душами?!
   – Я не хочу это сказать, я говорю именно это! – торжествующе припечатал мой супруг.
   – Господи боже мой! – ошарашенно выдохнул его светлость, а потом принялся увещевать: – Одумайся, племянник, одумайся! Еще не поздно объявить брак недействительным! Или сделать так, чтобы его вообще не было. Девушку в следующее полнолуние отправим в парк, и ей, возможно, удастся выбраться обратно…
   – И чтобы вы вновь безраздельно могли управляться с моими капиталами?! – вскинулся Кларенс. – Да я лучше себе пулю в лоб пущу, чем выполню предложенное вами! Кстати! На тот случай, если вы все же попытаетесь провернуть все по-своему, то знайте – я попросил архиепископа собора Святого Эрнана вписать акт о заключении брака в церковную книгу и огласить оный завтра на всех службах города!
   – Кларенс! – предостерегающе выкрикнул герцог, но тот словно его не слышал.
   – Поздно, дядя! У вас ничего не выйдет! Признайте, что эта партия за мной и я разгромил вас наголову?! Теперь вам придется подвинуться с теплого, насиженного местечка! Уж я об этом позабочусь!..
   – А о девушке ты подумал? Каково ей оказаться в совершенно чужой обстановке? – Его светлость попытался вклиниться в монолог и достучаться до разума племянника.
   – Зачем?! – неподдельно удивился тот.
   – Тебе же с ней всю жизнь жить! – как младенцу, начал объяснять герцог, но Кларенс прервал его, расхохотавшись, как сумасшедший.
   – Всю жи… жизнь?! – кое-как проговорил он сквозь хохот. – Ка… Какая жизнь?! Вы… вы о чем?! Довольно будет пары лет и…
   – Кларенс, опомнись! Ведь вы душами венчаны! Что ты несешь?!
   – Что я несу?! – Смена настроений супруга начинала пугать меня все больше и больше. – Она кто? Да никто! Я даже не знаю, как ее зовут… Ты! – он вновь указал на меня пальцем. – Твое имя?
   – Анна, – безропотно ответила я.
   – Анна… Анне… – покатал он слово на языке. – Непривычно звучит. Будешь Аннель. Так вот, дядюшка, перед вам моя супруга маркиза Кларенс Мейнмор, в девичестве Аннель… А не важно! Моя супруга, и точка.
   – А что ты будешь делать, племянник, как дальше жить? Твоя новоиспеченная жена не представлена ко двору, у нее нет титула и знатного происхождения. А тебе с ней жить до самой смерти.
   – И что, дядя? И что?! Вы все верно сказали – до смерти. Но почему вы считаете, что до моей смерти, а не до ее? Что, будучи вдовцом, я не смогу жениться во второй раз?
   – Какой же ты подлец, Кларенс! – свистящим шепотом выдохнул потрясенный герцог. – Подлец…
   – Ну что вы, дядюшка, вы мне снова льстите, – вновь начал ломать комедию тот. – Или неужели вы подумали, что я собственноручно новоиспеченную супругу отправлю на тот свет? Как вы могли о таком даже помыслить?